Текст книги "Сходство"

14

Наутро Фрэнк примчался мигом, будто ждал у телефона с ключами от машины в руке, готовый сорваться, как только мы позвоним. С собой он привез Догерти, и тот сидел на кухне и следил, чтобы никто не подслушивал, пока Фрэнк нас вызывал по одному в гостиную на допрос. Догерти был ошарашен – глазел, разинув рот, на высокие потолки, на клочкастые обои, на всю четверку, одетую чисто и старомодно, на меня. Здесь ему было, вообще-то, не место. Здесь вотчина Сэма, и тот вылетел бы сюда пулей, знай он, что я побывала в драке. Фрэнк ничего ему не сказал. Я рада была, что когда все выяснится, я буду не в штабе.

Ребята держались отлично. Глянцевый фасад возник, едва зашуршали шины на подъездной аллее, однако домашняя версия неуловимо отличалась от той, что они придерживались в колледже, – чуть теплее, чуть живее, золотая середина между испуганными жертвами и радушными хозяевами. Эбби налила чай, подала блюдо с красиво разложенным печеньем, Дэниэл принес в кухню стул для Догерти, Раф отпускал шуточки про свой фингал. Теперь понятно, каковы были допросы после гибели Лекси и почему Фрэнк после них так бесился.

Первой он вызвал меня.

– Ну вот, – сказал он, когда за нами закрылась дверь гостиной и голоса из кухни превратились в уютный гул. – Дождались наконец хоть какой-то движухи.

– Давно пора, – согласилась я. И стала пододвигать к карточному столику стулья, но Фрэнк мотнул головой и плюхнулся на диван, а мне указал на кресло:

– Так уютней. Ты как, цела?

– Маникюр обломала о его поганую рожу, но жить буду. – Я выудила из кармана армейских штанов несколько смятых страниц, вырванных из записной книжки. – Вчера перед сном в кровати записала. По горячим следам.

Фрэнк стал читать не спеша, прихлебывая чай.

– Отлично. – Он припрятал мои заметки в карман. – Четко и ясно, насколько возможно в этом бардаке. – Отставил чашку, нашел блокнот, выдвинул стержень ручки. – Опознать его сможешь?

Я покачала головой:

– Лица не было видно, темно.

– Фонарик бы пригодился.

– Не до того было. Начни я искать фонарик, только бы мы его и видели. Да и нечего тут опознавать. Просто ищи парня, у которого оба глаза подбиты.

– А-а, – Фрэнк задумчиво кивнул, – драка. Еще бы. К этому вернемся. Но на случай, если наш парень скажет, что с лестницы упал, описание внешности не помешало бы.

– Разве что могу описать, что помню на ощупь, – сказала я. – Если это один из ребят Сэма, Бэннон точно отпадает, слишком уж толстомясый. А этот был жилистый. Невысокий, но крепкий. И вряд ли это Макардл, я ему кулаком в лицо угодила – бороды не было, только щетина. А Макардл бородатый.

– Это да, – протянул Фрэнк чуть лениво, – это да. Значит, ты за Нейлора?

– Он бы подошел. Рост, сложение, волосы – все как у него.

– Этого хватит. Что есть, то есть. – Он задумчиво уставился в блокнот, грызя ручку. – Кстати, – продолжал он, – когда вы убежали драться за правое дело, что малыш Дэнни прихватил с собой?

Я ждала этого вопроса.

– Отвертку, – сказала я. – Не видела, как он ее взял, но из комнаты он вышел позже меня, а на столе были инструменты разложены.

– Потому что он и Раф чистили револьвер дяди Саймона. Я не очень понял, что за револьвер?

– “Уэбли”, начала Первой мировой. Ржавый, исцарапанный, но все равно хорош. Ты бы оценил!

– Уверен, – сказал Фрэнк дружелюбно и что-то записал в блокнот. – Успею еще полюбоваться. Значит, Дэниэл впопыхах ищет оружие и хватает отвертку, когда перед ним лежит револьвер?

– Незаряженный, разобранный, без рукоятки. Да и, по-моему, вряд ли он умеет обращаться с оружием. Даже если бы рукоятка была на месте, он бы не сразу сообразил. – Когда заряжают револьвер, щелчок бывает тихий, но его ни с чем не спутаешь, а я, когда Раф заряжал, была в другом конце гостиной, да еще и музыка играла, есть вероятность, что микрофон не уловил щелчка.

– Итак, он хватает отвертку, – кивнул Фрэнк. – Вполне логично. Но когда он поймал этого молодчика, то и не подумал пустить ее в ход.

– Не успел, да и не мог. Там черт знает что творилось, Фрэнк: мы вчетвером кувыркаемся, руки-ноги мелькают, не разберешь, где чьи, – наверняка глаз Рафу подбила я. Если бы Дэниэл стал отверткой махать, угодил бы в кого-нибудь из нас. – Фрэнк по-прежнему дружелюбно кивал и записывал, но во взгляде просквозило удивление, непонимание, и мне это не понравилось. – А что? По-твоему, лучше бы он этого типа ударил?

– Жизнь бы мне упростил, это уж точно, – сказал Фрэнк весело и таинственно. – Так где же была знаменитая – как ее там? – отвертка во время драматических событий?

– У Дэниэла в заднем кармане. Во всяком случае, оттуда он ее вытащил, когда мы вернулись.

Фрэнк поднял бровь, изобразив беспокойство.

– Счастье, что не поранился. Вы так кувыркались, хоть парочка колотых ран должна быть.

Он был прав. Надо было не про отвертку сказать, а про гаечный ключ.

– Может, и поранился. – Я пожала плечами. – Если хочешь, попроси его показать зад.

– В этот раз, пожалуй, воздержусь. – Фрэнк защелкнул ручку, спрятал в карман, развалился на диване. – О чем, – спросил он сладким голосом, – ты думала?

Сперва я решила, что это вопрос о ходе моих мыслей, а не вступление к нагоняю. Сэм бы еще мог разозлиться, но Фрэнк… личная безопасность для него вроде мячика, по которому лупят битой, расследование он начал с того, что нарушил все мыслимые правила, и я точно знаю, что он однажды боднул наркодельца, да так, что беднягу увезли на “скорой”. Вот уж не ожидала, что Фрэнк возмутится.

– Этот малый совсем оборзел. До сих пор людей он не трогал, Саймону Марчу ничего не сделал, а когда в прошлый раз бросил камень, комнату выбрал пустую… А на этот раз камень пролетел в дюймах от меня и Эбби – кто его знает, может, он и правда в нас целился. Раньше он только вещи портил, а теперь за людей взялся. Чем дальше, тем он подозрительней.

– Конечно. – Фрэнк лениво закинул ногу на ногу. – Подозреваемый. Его-то нам и не хватало. Так что давай представим, а? Допустим, Сэмми и я сегодня же едем в Глэнскхи, хватаем этих троих красавцев, и, если на то пошло, представь также, что нам удалось из одного вытрясти что-то полезное – есть за что арестовать, даже обвинение предъявить. Ну и что я отвечу его адвокату, и прокурору, и журналистам, если спросят – а они спросят как пить дать, – почему у него вместо рожи отбивная? Ответ при таких обстоятельствах у меня один: телесные повреждения нанесли двое других подозреваемых и мой агент. А дальше, по-твоему, что?

Так далеко я не загадывала.

– Как-нибудь выкрутишься.

– Что-нибудь да придумаю, – согласился Фрэнк, голос по-прежнему медовый, – но это не главное, правда ведь? Я спрашиваю, зачем ты туда пошла? По-моему, твоя цель как следователя – найти подозреваемого, выяснить его личность и, если есть возможность, задержать или следить за ним до приезда полиции. Или я что-то упустил?

– Да, упустил. Ты упустил, что все далеко не так прос…

– Потому что действовала ты так, – продолжал Фрэнк, не слыша меня, – будто хотела кишки ему выпустить. А это, мягко говоря, непрофессионально.

На кухне Догерти, видимо, пошутил, потому что все расхохотались; смех был как по заказу, естественный и дружелюбный, и я всерьез разнервничалась.

– Да черт подери, Фрэнк, – взвилась я, – цель у меня была одна – не упустить подозреваемого, и чтоб меня при этом не разоблачили. И как прикажешь себя вести? Оттащить Дэниэла с Рафом от этого типа, прочитать им лекцию о гуманном обращении с подозреваемыми?

– Не надо было самой в драку лезть.

Я пожала плечами.

– Сэм рассказывал, в прошлый раз, когда Лекси за этим гадом погналась, то грозилась вбить ему яйца в глотку. Вот что она была за человек. Если бы я пряталась за чужие спины – пусть, мол, большие сильные парни меня защитят от негодяя, – это выглядело бы ох как подозрительно. Некогда было думать об отдаленных последствиях, действовать надо было быстро и из образа не выходить. Ты хочешь сказать, что ни разу не ввязывался в драку во время задания?

– Да господи, нет, – сказал Фрэнк как ни в чем не бывало. – Разве я такое говорил? Дрался я не раз и обычно побеждал, не сочти за хвастовство. Но вот в чем разница: я лез драться, потому что противник начинал первым…

– Вот и этот первый начал.

– После того как вы его раззадорили. Думаешь, я не слышал запись?

– Мы его поначалу упустили, Фрэнк. Если бы не выманили из укрытия, удрал бы, и ищи-свищи.

– Дай договорить, крошка. В драку я лез, потому что противник начинал первый, или потому что иначе меня бы раскрыли, или чтобы завоевать уважение, подняться повыше в иерархии. Но смело могу сказать, я ни разу не дрался из-за того, что забылся и решил душу вытрясти из противника. Это же работа, как-никак. А ты можешь сказать про себя то же самое?

Широко распахнутые синие глаза, добрые, заинтересованные, твердость пополам с открытостью – устоять невозможно. Теперь я не просто нервничала, я чуяла опасность, как звери заранее чуют грозу. Фрэнк меня допрашивал, как подозреваемую. Один неверный шаг – и меня снимут с задания.

Я тянула время, виновато пожимала плечами, ерзала в кресле.

– Не в том дело, что я увлеклась, – ответила я наконец, теребя бахрому подушки и разглядывая свои пальцы. – Ты не совсем правильно понял. Я… Вот что, Фрэнк, знаю, ты с самого начала не был уверен, выдержу ли я. И есть отчего.

– Что тут скажешь, – отозвался Фрэнк. Он наблюдал за мной, полулежа на диване, без всякого выражения на лице, но слушал внимательно – значит, надежда у меня есть. – Ходят слухи. Всплывала и операция “Весталка” раз-другой.

Меня передернуло.

– Еще бы не всплывала! И спорим, я угадаю, что про меня говорили! Почти все меня списали в тираж, не успела я и стол освободить. Понимаю, ты рискнул, послав меня сюда, Фрэнк. Не знаю точно, всё ли тебе рассказали…

– Кое-что.

– Да, облажались мы знатно, и тот, кто должен отбывать пожизненное, сейчас на свободе разгуливает. – Досада в моем голосе вышла неподдельной. – И это хреново, Фрэнк, очень хреново. Я не хотела повторения и не хотела, чтобы ты думал, будто я сорвалась, тем более что это не так. Я думала, если получится его взять…

– Взять?.. Господи Иисусе и святой Элвис, ты здесь не затем, чтобы кого-то брать, черт подери! Что я тебе говорил с самого начала? Цель у тебя одна – указать нам с О’Нилом верное направление, а дальше мы сами. Или я плохо объяснил? Надо было на бумажке, мать твою, записать? Или как?

Если бы не ребята на кухне, Фрэнк бы заорал, когда Фрэнк зол, об этом знают все вокруг. Я состроила виноватую гримасу, покорно склонила голову, но в душе ликовала: пусть лучше отчитывает меня, как проштрафившегося сотрудника, чем допрашивает, как подозреваемую. Хотела исправиться после серьезного промаха, перестаралась – такое Фрэнк способен понять, такое случается сплошь и рядом, и все это грехи мелкие, простительные.

– Извини, – сказала я. – Фрэнк, мне стыдно, честное слово. Знаю, меня занесло, больше не повторится, просто я не могла допустить, чтобы меня раскрыли и ты думал, будто это я ему дала уйти, и он был так близко, почти у меня в руках…

Фрэнк долго на меня смотрел, потом вздохнул, откинулся на спинку дивана, размял шею до хруста.

– Послушай, – сказал он, – ты расследуешь новое дело, а в голове у тебя старое. Все мы через это прошли. Но если у тебя есть хоть капля ума, ты этой ошибки не повторишь. Тебе досталось тяжелое дело, сочувствую, но если хочешь что-то доказать мне или кому-то еще, старые дела оставь дома, а в новом не подкачай.

Значит, поверил. С самого начала расследования мое предыдущее дело засело у него в голове знаком вопроса, а мне оставалось лишь повернуть это под нужным углом. Впервые операция “Весталка” – благослови ее гнилую тьму! – сослужила мне добрую службу.

– Понимаю, – сказала я, опустив взгляд на свои руки, сцепленные на коленях. – Все понимаю, можешь поверить.

– Ты чуть дело не запорола, знаешь ты это?

– Надеюсь, я не все испортила, – сказала я. – Ты же его все равно арестуешь?

Фрэнк вздохнул.

– Да, скорее всего. Выбора у нас нет. Хорошо бы ты пришла, когда будем его допрашивать, – и по части психологии ты бы нам пригодилась, и неплохо бы его столкнуть нос к носу с Лекси, посмотреть, что будет. Ну как, выдержишь? Или перепрыгнешь через стол и зубы ему выбьешь?

Я стрельнула глазами и увидела на лице у Фрэнка кривую усмешку.

– Чувство юмора все еще при тебе, – заметила я, стараясь не выдать облегчения. – Постараюсь. Но на всякий случай поставь стол пошире.

– А с нервами у тебя все в порядке, знаешь ты это? – Фрэнк взял блокнот и снова полез в карман за ручкой. – Нервов у тебя на троих хватит. Прочь с глаз моих, пока я снова не разозлился, и позови кого-нибудь, от кого я не поседею. Позови Эбби.

Я пошла на кухню и сказала Рафу, что Фрэнк его ждет, – из вредности, пусть Фрэнк думает, что я его не боюсь, хоть это и неправда, боюсь, конечно.

– Что ж, – сказал Дэниэл, когда Фрэнк управился и отослал прочь Догерти – наверное, порадовать Сэма хорошими новостями. – По-моему, все прошло неплохо.

Мы были на кухне – мыли чашки, доедали остатки печенья.

– Очень удачно, как ни странно, – удивленно согласился Джастин. – Я ждал всяких ужасов, но Мэкки в этот раз был просто душка.

– А этот местный болван, – сказала Эбби и потянулась за печеньем, – все время пялился на Лекс, заметили? Кретин.

– Никакой он не кретин, – отозвалась я. Догерти меня приятно удивил – целых два часа продержался, ни разу не назвав меня “детектив”, и я преисполнилась великодушия. – Вкус у него есть, вот и все.

– Все равно, по-моему, толку от них ноль, – буркнул Раф, но беззлобно. То ли Фрэнк им что-то сказал, то ли они рады были, что все позади, но все четверо выглядели лучше: повеселели, расслабились. Колючая напряженность прошлой ночи исчезла, хотя бы на время.

– Поживем – увидим, – сказал Дэниэл и, склонив голову, чиркнул спичкой, зажег сигарету. – Хотя бы будет что рассказать Бренде Четыре Сиськи, когда она в следующий раз тебя к ксероксу прижмет.

Даже Раф и тот рассмеялся.

Вечером мы играли в “сто десять” за бутылкой вина, и тут запищал мой мобильник. От страха я вздрогнула – всем нам звонили редко, я чуть не пропустила звонок, пока искала телефон; он оказался в стенном шкафу, с прошлой ночи лежал в кармане общего дождевика.

– Алло, – сказала я в трубку.

– Мисс Мэдисон? – раздался смущенный голос Сэма. – Это детектив О’Нил.

– А-а, – отозвалась я и хотела вернуться в гостиную, но передумала, застыла у входной двери, опершись о косяк, – здесь никто не расслышит его голоса. – Добрый вечер!

– Можешь говорить?

– В общем, да.

– Все хорошо?

– Да, отлично.

– Точно?

– Еще бы.

– Господи, – выдохнул Сэм. – Слава богу. Представляешь, Мэкки, вот урод, все слышал, до единого слова. И не позвонил мне, ничего не сказал, а дождался утра – и сразу к вам. А я в штабе сидел как дурак последний. Если дело в ближайшее время не закончится, в порошок сотру этого мудака!

Раз Сэм ругается, значит, его и вправду довели.

– И есть за что, – сказала я. – Не удивляюсь.

Сэм помолчал.

– Остальные здесь, да?

– Более-менее близко.

– Постараюсь тогда покороче. Мы послали Бёрна следить за домом Нейлора, велели дождаться, пока тот вечером с работы вернется, – и лицо у него в кашу, здорово вы его разукрасили! Значит, им-то я и займусь. Завтра же утром вызову – на этот раз в Убийства. Теперь уж не страшно его спугнуть. Если намылится бежать, привлеку за взлом. Хочешь прийти взглянуть на него?

– Еще бы, – заверила я. В душе я трусила: просидеть бы завтра весь день с ребятами в библиотеке, перекусить в “Погребке”, глядя на дождь за окном, и забыть о том, что творится у меня под носом, хоть ненадолго. Нет, надо идти, чем бы этот допрос ни обернулся. – Во сколько?

– Перехвачу его до работы, к восьми уже буду с ним в отделе. Приезжай когда хочешь. Ты ведь… Согласна прийти в отдел?

Я даже забыла про все свои опасения.

– Конечно.

– В портрет он вписывается, ведь правда? На все сто!

– Пожалуй, – ответила я, – да.

Из гостиной послышался общий смех и стон Рафа – видно, он плохо распорядился своими картами. “Ублюдок, – говорил Раф, тоже смеясь, – хитрый ублюдок, вечно я на это клюю…” Допрос Сэм ведет мастерски. Если Нейлору есть что скрывать, наверняка он вытянет.

– Может, он-то нам и нужен, – продолжал Сэм. Страстная надежда в его голосе заставила меня вздрогнуть. – Если завтра не оплошаю, то, может, все и закончится. Вернешься домой.

– Да, – сказала я. – Хорошо бы. Завтра увидимся.

– Я тебя люблю, – шепнул Сэм и повесил трубку. Я постояла еще в холодной прихожей, покусывая ноготь, прислушиваясь к звукам из гостиной – голосам, шелесту карт, звону бокалов, треску огня в камине, – и вернулась к ребятам.

– Кто это был? – спросил Дэниэл, оторвав взгляд от карт.

– Детектив, – ответила я. – В полицию меня вызывает.

– Который из них?

– Красавчик-блондин. О’Нил.

– Зачем?

Все на меня уставились, Эбби замерла посреди хода.

– Кого-то нашли, – объяснила я, устраиваясь в кресле. – После прошлой ночи. Завтра хотят допросить.

– Шутишь! – удивилась Эбби. – Уже?

– Давай же, – обратился Раф к Дэниэлу, – скажи: “Я же говорил!” Тебя ведь так и подмывает!

Дэниэл не обратил внимания.

– Но ты-то тут при чем? Что им надо?

Я пожала плечами:

– Просто хотят, чтобы я на него взглянула. О’Нил спрашивал, не вспомнилось ли мне еще что-нибудь о той ночи. Видно, надеется, что я брошу на того типа взгляд, укажу на него дрожащей рукой и воскликну: “Это он! Он меня пырнул ножом!”

– Кое-кто сериалов насмотрелся, – улыбнулся Раф.

– Ну а ты? – спросил Дэниэл. – Что-нибудь вспомнила?

– Ни черта, – ответила я.

Легкое напряжение, витавшее в воздухе, исчезло – или мне почудилось? Эбби, передумав, выложила вместо одной карты другую; Джастин потянулся за бутылкой вина.

– Может, он сеанс гипноза мне устроит – так ведь делают?

– Пусть внушит, чтобы ты за работу бралась хоть изредка, – сказал Раф.

– О-о! А так можно? Чтобы диссертация быстрее двигалась?

– Может, и можно, только вряд ли он на это пойдет, – сказал Дэниэл. – Не знаю, принимают ли в суде показания, полученные под гипнозом. Где ты встречаешься с О’Нилом?

– У него в участке, – ответила я. – Хотела его зазвать к Брогану выпить пива, но вряд ли он согласился бы.

– Я думал, тебе у Брогана не нравится, – удивился Дэниэл.

Я открыла было рот, хотела отыграть назад: “Да я просто пошутила…” Дэниэл смотрел на меня из-за карт спокойно, не мигая, по-совиному – пощады от него ждать бессмысленно. Между тем Джастин озадаченно шевельнул бровями, Эбби склонила набок голову – не поняли намека Дэниэла. Что-то здесь не так.

– Это мне-то? – переспросила я. – Ничего против Брогана не имею, тем более это через дорогу от полиции, вот я и сказала.

Дэниэл пожал плечами:

– Значит, спутал с другим пабом. – Он улыбался мне своей неотразимой ласковой улыбкой, и опять напряжения как не бывало, все вздохнули спокойно.

– Ох уж эти твои штучки – то люблю, это не люблю, всего не упомнишь. – Я скорчила гримасу.

– И вообще, зачем ты строишь глазки полицейским? – допытывался Раф. – Это неправильно, как ни посмотри.

– А что? Он симпатяга!

Руки у меня тряслись, я не решалась взять со стола карты. Совершенно ясно: Дэниэл пытался заманить меня в ловушку. И я в нее чуть не угодила.

– Ты неисправима, – сказал Джастин, подливая мне вина. – А второй-то поинтересней будет, этакий “плохой парень”. Мэкки.

– Брр! – поморщилась я. (Чертов лук, на этот раз, судя по улыбке Дэниэла, я не промахнулась, но хватит ли этого, чтобы его успокоить? С ним не угадаешь…) – Ничего подобного. Спорим, у него спина волосатая. Поддержи меня, Эбби.

– На вкус и цвет… – сказала Эбби примиряюще. – И оба вы неисправимы.

– Мэкки козел, – сказал Раф. – А О’Нил – деревенщина. А бубны козыри, и Эбби ходит.

Я взяла наконец со стола карты, задумалась, как ими распорядиться. И весь вечер приглядывалась украдкой к Дэниэлу, – но Дэниэл был такой же, как всегда: мягкий, учтивый, чуть отстраненный и мне уделял внимания не больше, чем остальным. Когда я по пути за новой бутылкой вина положила ему на плечо руку, он накрыл мою ладонь своей и крепко сжал.

15

До Дублинского замка я добралась ближе к одиннадцати. Хотелось, чтобы день начался привычным порядком – завтрак, дорога в город, читальный зал; наверняка это успокоит ребят, отобьет охоту за мной увязаться. Расчет оказался верным. Дэниэл все-таки спросил, когда я встала из-за стола и уже надевала куртку: “Хочешь, поеду с тобой, для моральной поддержки?” – и когда я в ответ покачала головой, кивнул и снова взялся за книгу.

– Но укажи дрожащей рукой, – напутствовал Раф. – Порадуй О’Нила.

У дверей отдела убийств я струсила. Тяжелее всего зайти: отметиться на входе как посетитель, говорить дежурные фразы администратору Бернадетте, ждать под изумленными взглядами, когда меня встретят и поведут коридорами, будто я здесь впервые. Я позвонила Фрэнку, попросила за мной прийти.

– Как раз вовремя, – сказал он, выглянув из-за двери. – У нас тут перерывчик, решили все пересмотреть, так сказать.

– То есть как – пересмотреть? – не поняла я.

Он распахнул дверь, пропуская меня вперед.

– Увидишь. Веселенькое вышло утро. Здорово вы его расписали, а?

Не то слово! Джон Нейлор сидел, скрестив на груди руки, за столом в допросной, все в том же линялом свитере и потертых джинсах, и симпатягой уже не выглядел – оба глаза подбиты, щеку разнесло, нижняя губа рассечена, переносица всмятку. Я напомнила себе, как он выцарапывал мне глаза, как бил меня коленом в живот, но это не вязалось с бедолагой, который, качаясь на стуле, напевал под нос “Восход луны”. Увидев, что мы с ним сотворили, я чуть не задохнулась.

Сэм сидел в наблюдательной комнате и, приникнув к одностороннему стеклу, а руки спрятав глубоко в карманы пиджака, смотрел на Нейлора.

– Кэсси, – сказал он. Вид у него был усталый. – Привет.

– Боже… – Я кивком указала на Нейлора.

– Ох, не говори. Он клянется, что с велосипеда упал, лицом в стену. И больше ни слова из него не вытянешь.

– Я как раз рассказывал Кэсси, – вставил Фрэнк, – положение то еще.

– Да уж, – согласился Сэм. И стал тереть глаза, будто никак не мог проснуться. – Положение, однако. Нейлора мы привезли… во сколько – часов в восемь? И с тех пор его допрашиваем, а он ни слова, смотрит в стену да песни горланит, в основном революционные.

– Для меня он сделал исключение, – заметил Фрэнк. – Прервал концерт, чтобы обозвать меня грязным дублинским ублюдком и сказать, мол, как мне не стыдно лизать жопу англичашкам. Кажется, он ко мне неровно дышит. Но вот что главное: мы выбили ордер на обыск его конуры, криминалисты только что привезли находки. Мы-то надеялись на окровавленный нож, одежду со следами крови или что-то в этом духе, но увы… Зато вот так сюрприз! – Он взял со стола пакеты с уликами, помахал ими в воздухе. – Глянь-ка!

Набор игральных костей, зеркальце в черепаховой оправе, плохонькая акварель с видом проселочной дороги, серебряная сахарница. Даже не успев ее повернуть и увидеть монограмму – затейливую М, – я поняла, откуда это. Лишь из одного знакомого мне места могло это взяться – из запасов дяди Саймона.

– Нашли у Нейлора под кроватью, – сказал Фрэнк, – в коробке из-под обуви. Уверен, если пошарить как следует в “Боярышнике”, то найдется такой же кувшинчик для сливок. Спрашивается, как все это очутилось у Нейлора в спальне?

– Он взламывал дом, – сказал Сэм. И снова уставился на Нейлора, а тот, развалившись на стуле, глядел в потолок. – Четыре раза.

– Но ничего не брал.

– Еще неизвестно. Это если верить Саймону Марчу, который жил в бардаке и пил не просыхая. Нейлор мог бы вынести чемодан всякого добра, а Марч не заметил бы.

– Или, – предположил Фрэнк, – он все это купил у Лекси.

– Конечно, – отозвался Сэм, – или у Дэниэла, или у Эбби, или у двоих других, или у старика Саймона, если на то пошло. Да только никаких доказательств нет.

– Никого из них не зарезали и не обыскали в полумиле от дома Нейлора.

Судя по их усталым, монотонным голосам, спор тянулся уже давно. Я решила не встревать – положила пакеты с вещдоками обратно на стол, привалилась к стене и слушала.

– Нейлор работает за гроши, чтобы прокормить больных родителей, – доказывал Сэм. – Откуда, спрашивается, у него деньги на антиквариат? И на кой черт ему это барахло?

– Дело в том, – ответил Фрэнк, – что всю семейку Марчей он на дух не переносит и на все готов, лишь бы им насолить, вдобавок, ты говоришь, ему деньги нужны. Денег на покупку у него, может, и нет, зато желающих купить этот хлам предостаточно.

Лишь тогда я поняла, из-за чего весь сыр-бор, отчего в комнате висит напряжение. Отдел искусств и антиквариата – только с виду чудики, очкарики с полицейскими жетонами, но занимаются они серьезными делами. Черный рынок охватывает весь мир и связан с организованной преступностью. В этой обменной сети, где в ходу самая разная валюта, от Пикассо до автоматов Калашникова и героина, люди рискуют, расплачиваются жизнью.

Сэм сердито, досадливо вздохнул, покачал головой и вновь приник к стеклу.

– Цель у меня одна, – сказал он, – выяснить, убийца ли он, и если да, арестовать. Чем он в свободное время занимается, мне дела нет. Пусть хоть “Мону Лизу” у себя прячет, мне плевать. Если ты всерьез думаешь, что он скупает антиквариат, передадим его в отдел антиквариата, но позже, а сейчас он подозреваемый в убийстве. И ничего больше.

Фрэнк поднял бровь.

– Ты не видишь тут связи. Но вот закономерность. До того как в дом въехала наша пятерка, Нейлор кидался кирпичами, изливал на стенах свою мелкую душонку. После их приезда он тоже пытался, но потом – раз! – Фрэнк щелкнул пальцами, – и в Багдаде все спокойно! По-твоему, эти пятеро чем-то ему приглянулись? Не хотел им портить свеженький ремонт?

– Они за ним погнались, – сказал Сэм сквозь зубы, готовый взорваться. – И он решил: себе дороже.

Фрэнк расхохотался:

– Думаешь, его обида за одну ночь была да сплыла? Куда там! Нейлор нашел другой способ вредить “Боярышнику”, иначе от своих штучек не отказался бы ни за что на свете. И смотри, что происходит, когда Лекси перестает ему сплавлять цацки. Он ждет неделю-другую, не выйдет ли она на связь, но она не выходит – и нате вам, снова камень в окно. Не боялся же он вчера ночью, что ему кишки выпустят?

– Тебе нужна закономерность? Вот тебе закономерность! В декабре его выгоняют, и он еще больше жаждет отомстить. Он не желает иметь дело со всеми сразу, но продолжает шпионить, узнаёт, что одна из них выходит гулять, когда и он свободен; некоторое время он ее выслеживает, потом убивает. А когда узнает, что и убить-то не смог, то совсем с катушек слетает, грозит поджогом. Если одна из нашей пятерки будет и дальше бродить по тропинкам без провожатых, как он поступит?

Фрэнк будто не слышал.

– Главное, – он повернулся ко мне, – решить, что нам делать с малышом Джонни. Можем его упечь за хулиганство, за кражу со взломом, да за что угодно, и молиться, чтобы он раскололся, признался в убийстве. А можем засунуть это добро обратно ему под кровать, сказать ему спасибо за помощь, отпустить домой да и посмотреть, куда вывезет.

По сути, спор этот назревал с самого начала, с той минуты, когда Фрэнк и Сэм встретились на месте преступления. Следователи отдела убийств – народ упертый: медленно, но верно сужают поле деятельности, отметают все лишнее, пока в поле зрения не останется только убийца. А спецагенты делают ставку на лишнее, на побочное, раскидывают сети пошире, с выбором не торопятся: неизвестно, что в сеть попадется, какая дичь покажется, если сидеть в засаде подольше. Поджигают сразу все фитили и ждут, где рванет.

– А дальше что, Мэкки? – спросил Сэм. – Представим на минуту, что ты прав, что Лекси сбывала ему антиквариат на продажу, и Кэсси это дело возобновит. А что потом?

– А потом, – ответил Фрэнк, – переговорю с отделом антиквариата, схожу на Фрэнсис-стрит, накуплю для Кэсси побольше славных побрякушек – с этого и начнем. – Он улыбался, но глаза, устремленные на Сэма, настороженно щурились.

– И сколько это будет продолжаться?

– Сколько надо.

Отдел искусств и антиквариата использует агентов постоянно; агенты изображают покупателей, укрывателей, сбытчиков с большими связями – и шаг за шагом подбираются к авторитетам. Такие операции длятся месяцами, годами.

– Я, черт подери, убийство расследую, – возмутился Сэм, – забыл? И никого за убийство арестовать не могу, пока жертва жива-здорова и возится с серебряными сахарницами.

– Ну и что? Бери его в разгар операции с антиквариатом. В лучшем случае выявим мотив, связь между ним и жертвой, к признанию его подведем. А в худшем – потеряем немного времени. Срок давности далеко не истек.

Быть не может, чтобы Лекси последние три месяца сбывала Джону Нейлору вещи из “Боярышника” забавы ради. Как только тест показал беременность, она все бы продала, лишь бы выбраться, а до этого – нет.

Я могла бы – нет, должна была – об этом сказать. Но потому промолчала, что Фрэнк был отчасти прав: Нейлор готов на что угодно, лишь бы во вред усадьбе. Беснуется, как зверь в клетке, сражается против Большого дома – векового средоточия власти – безоружный, камни и баллончик с краской не в счет. Заявись к нему кто-то с трофеями из Большого дома, подсказками, где и кому их сбыть, да еще обещанием большего, и скорее всего – почти наверняка! – он бы не устоял.

– Есть предложение, – сказал Фрэнк. – Возьмись-ка еще раз за Нейлора, но теперь без меня, не нашел я к нему подхода. Не торопись. Если проговорится про убийство – хоть словом, хоть намеком, – арестуем его, про антиквариат забудем, выведем Кэсси и дело закроем. А если ничего от него не добьешься…

– Что тогда? – жестко спросил Сэм.

– Если по-твоему не получится, возвращайся сюда, обсудим, как сделать по-моему.

Сэм смерил его долгим взглядом.

– Только без подвоха, – сказал он.

– То есть как – без подвоха?

– Не заходить, не стучать в дверь, когда он вот-вот расколется. Не надо мне этих штучек.

У Фрэнка чуть дернулась щека, но он лишь сказал дружелюбно:

– Без подвоха.

– Ладно. – Сэм тяжело вздохнул. – Постараюсь. Побудешь пока здесь?

Он смотрел на меня.

– Конечно, – отозвалась я.

– Ты мне можешь пригодиться, тогда позову. Соображу по ходу дела. – Он перевел взгляд на Нейлора, напевавшего теперь “За мной на Карлоу”, негромко, но назойливо. – Пожелай мне удачи, – сказал Сэм и ушел, поправив галстук.

– Твой дружок меня только что оскорбил? – спросил Фрэнк, едва за Сэмом закрылась дверь.

– На дуэль его вызови, если хочешь.

– Я играю честно, сама знаешь.

– Как и все мы, – ответила я. – Только представления о честности у каждого свои. И Сэм не уверен, что твои совпадают с его.