Текст книги "Русские секты и их толки"

Духоборцы не любят ни книг, ни рукописей; они предпочитают им живое слово и устное предание. Иное мы видим у молокан. Они не только постарались заключить свое вероучение в определенную систему (такую систему составил уже Уклеин, при помощи еврея Далматова), но уже весьма рано изложили ее и на бумаге. Издавна (с какого именно времени – неизвестно) среди молокан ходят по рукам написанные полууставом рукописи с заглавием: «Основание вероисповедания духовных христиан», составленные очень безграмотно, но зато совершенно бесхитростно[173]173
  Еще в 1826 году у одного молоканина была найдена рукописная тетрадь под заглавием «Обряд о духовных христианах, содержащий в себе исповедание и догматы веры» (молоканской). Эта тетрадь напечатана полностью в 8-й книге Варадинова «История министерства внутренних дел». СПб., 1863 (с. 234–240). Она состоит из 15 глав: 1. О вере. 2. О священстве Христа. 3. О знамении. 4. О крещении. 5. Об исповедании. 6. О причастии. 7. О церкви. 8. О молениях. 9. Об иконах. 10. О рождении младенцев. 11. О браке. 12. О царе. 13. О постах. 14. О погребении умерших. 15. О воскресении мертвых. Эту тетрадь, как и женевское издание молоканского исповедания, мы постоянно будем иметь в виду при изложении вероучения молокан.


[Закрыть]. В последнее же время молокане распространяют по всей России уже печатную книгу: «Вероучение духовных христиан, обыкновенно называемых молоканами». Книга эта есть уже систематическое и литературное изложение молоканского вероучения. Она написана не простецом-молоканином, а несомненно человеком интеллигентным и образованным, не новичком в деле литературных произведений. Чтобы не заслужить упрека в недостатке обективности, мы предложим вниманию читателей во всей полноте именно это, учено-литературное изложение молоканских верований, не изменяя даже и самой «системы» его. «Веруем во единого Бога (говорят молокане) и поклоняемся Святому имени Его. Бог есть дух, ибо Он бесконечное всеодушевляющее Единство и Сущность; Истина, ибо вне Его только неправда и ложь; Свобода, ибо она есть истина, и нет в Нем ни единого насилия: Красота, ибо великое благо созерцать Его в Духе и Истине, и нет наслаждения большего сего; добро, ибо Он все, кроме зла, да и зло существует только, как отрицание Бога; оно не имеет самостоятельного бытия, – оно есть ничто, и вся его сила в отрицании: подобно тьме, оно существует только оттого, что есть свет; Бог есть любовь, ибо он всесоединяющий, и познавать Его можно только в любви к Нему, и не знает Его тот, кто не любит; свет, ибо Он есть разум в нас и Закон в мире, а вне разума только тьма и безумие; сила, ибо Он все собою движет и все Собою держит, и вне Его одно только падение: кто против Бога? Жизнь, ибо Он всеоживляющая истина, дающая бытие миру и свободу нам. Бог бесконечный, ибо Он все, и нет ему ограничения; вечный, ибо и самое время в Нем; вездесущий, ибо имя Его пространнее небес, и Он объемлет Собою пространство; бесконечно малый, ибо вселяется в самое малое; бесконечно великий, ибо объемлет собою и содержит в Себе все. Как жизнь, Он постоянно изменяется, но в изменении Своем остается вечно неизмененным и Самим Собою. Он проявляется неисчисленными образами, и именам Его нет конца, и во всех проявлениях Своих все тот же Единосущный, нераздельный, Сущий Бог наш, и все Имена Его одно значат, и суть единое Да…»

«Не согласуемся с учением греко-российской церкви о трех лицах в Божестве (сознаются молокане). Бог один и неразделен. Свое нелепое (!) учение греко-российская церковь основывает преимущественно на словах, сказанных божественным Спасителем Его ученикам: «Шедше убо научите вся языки, крестяще их во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа» (Мф. XXVIII, 19). Мы же понимаем это место Священного Писания так, что Иисус повелел Своим ученикам научить все народы истинному богопознанию и указать им Бога во всем существующего и в себе самом пребывающего, «да будет Бог всяческая во всех» (1 Кор. XV, 28), а потому название Отец, Сын, Дух Святой, суть не более как названия Бога различные только по той области, в которой мы Его созерцаем, а созерцать Его Единого мы можем по преимуществу 1) как Творца неба и Земли, 2) как Жизнь, и душу мира и 3) как Истинного Духа, каким Он открывается нам в нашей вере к Нему, ибо истинное понятие о Боге есть понятие о Нем как о Духе (Ин. IV, 23–24), ибо в Духе Бог является, как Единый и Нераздельный. Вот истинное значение слов Спасителя, ибо такие телесные понятия, как Отец и Сын, к Богу можно прилагать только образно».

«Бог есть Творец мира, – продолжают молокане. – Он сотворил его в шесть дней; но только для нас Сотворение мира есть шестидневное, – только мы видим все во времени, Бог же есть больший времени (2 Петр. III, 8), и потому Он не только когда-то сотворил мир, но Он есть и его непостоянный (?) и неустанный (?) творец (Екк. III, 1–2), ибо Бог вечен и неизменен (2 Петр. III, 8), и нет для Него прошлого и будущего, а только настоящее. Он творит (?) мир по бесконечной благости Своей, ибо Он Любовь и Он возлюбил мир (Ин. IV, 8). Бог есть Дух, и потому Ему не нужно материала для построения мира; Он создает его, различаясь сам от себя: мир от Бога (Евр. 1, 10), – он есть слово Божие (Пс. XXXII, 6).

Любя мир, Бог любит самого себя, но Он любит Себя в мире, как нечто иное, внешнее Себе; и в этом различии своем Бог видит и любит самого себя: красота мира есть Его красота, и жизнь мира есть Его жизнь (Деян. XVII, 28), но красота и жизнь мира различны от красоты и жизни Божией. Венец создания есть человек: мир без человека не полон, без человека мир не выражает полной сущности Божества, – он не свободен, не разумен, его свобода и разум вне его, и потому он не может воздать Богу за любовь Его. Мир не есть образ и подобие Божие, ибо этот образ и подобие в нем рассеяны и не соединены в одну свободу, в одну любовь: сознание и разум в нем только возможны. Человек есть эта воплощенная возможность: он создан по образу и подобию Божию, – он по природе обладает Божественным Разумом; он есть вся полнота Божественной Мысли, которая содержится в Нем, как дерево содержится в семечке (3 Езд. VI, 56). Но семя еще не есть дерево и не есть плод; и потому, для того, чтобы образ и подобие Божии стали в человеке действительностью, – для того, чтобы он на самом деле был выражением Божественной мысли, он должен познать Бога, как бесконечное Добро, – сознать свою Божественную природу, сделаться ее достойным и тем как бы завоевать ее. Тогда только будет исполнено его назначение быть венцом и царем создания и воздать Богу Его любовь (Прем. I с.с. Сир. XV, 14; XVII, 8); только при этом условии он достигает бесконечной свободы и разума и становится «образом и славою Божией» (I Кор. XI, 7).

О первом человеке молокане учат так:

«Первый, первоначальный человек жил в Земном раю, описываемом нам Моисеем как прелестный сад, в котором всего было довольно для услаждения потреб человека. Он жил в раю, полный радости, не ведая зла, но не сознавая также и добра. В этом состоянии первобытной невинности человек отличен от животного только тем, что он может возвыситься над ними. (Первобытная невинность Адама – совсем не та невинность, которую мы должны иметь и которую действительно имел Христос. Невинность Христова есть невинность в зле; но Христос был виновен в добре, которое он и творил в совершенстве своем; Адам же, пока не различал добра от зла, не был виновен ни в злых, ни в добрых поступках, и потому невинность Адама есть только бессознательность, а невинность Христа есть сознательная и добровольная праведность и непорочность.) Животные также не знают ни добра, ни зла; они живут в невинности и не отступают от Божественной мысли, по которой они созданы, и потому в них нет добра. Но человек, как обладающий Божественной природой, бесконечным духом, есть существо свободное, и, как такое, он должен быть повинен за свои поступки; он должен знать добро и создать его: состояние первобытной невинности недостойно человека, – такая невинность есть состояние животного, состояние незнания».

Человек должен знать, – это в природе его, и потому он вскоре прельщается плодами древа познания добра и зла и вкушает от них: «Вот, – говорит Господь Бог, – человек стал как один из нас, в познании добра и зла». И человек заметил, что он наг, и устыдился своей наготы, ибо сознал, что не подобает ему ходить нагому, как ходят животные. Человек только узнал, что есть добро и зло, – он еще не сотворил зла, но уже первая его радость помрачилась; он лишился состояния невинности и покоя; он изгнал из рая и из присутствия Божия: он теперь должен сам, своими собственными силами, достигнуть блаженства, единения с Богом (Мф. XI, 12). Но человеку Бог оставил на произвол – творить ли ему добро или зло, и человек по преимуществу творит зло (Еф. II, 1–2), ибо не постиг еще сущности Добра, сущности Бога; Бог кажется ему чужим, отдаленным, а Закон Божий, закон добра является ему как Закон принудительный, тяжкий, и потому он постоянно от него отпадает. Он видит в Боге только своего гневного Господа и старается умилостивлять Его постоянными жертвоприношениями; он не может вынести Его присутствия: только некоторые избранные приближаются к Нему, и то с трепетом; для остальных же он остается тайной непостижимой, тайной страшной. И это отношение человека к Богу выражается тем, что только один первосвященник мог входить в часть храма, называемой Святая Святых, и то раз в год. Но исполнились времена (Евр. IX, 26), человек возмужал разумом, и родился Тот, от Которого мир чаял искупления. И он возвестил миру истину: «Блаженны чистые сердцем, ибо тии Бога узрят» (Мф. V, 8). Он открыл нам нашу близость с Богом: Он назвал Бога Отцом: а Себя и нас Его сынами (Ин. XX, 17; Рим. VIII, 14), – и союз страха обратил в союз любви (Рим. VIII, 15; Евр. II, 14–15). Он научил нас познавать Бога, как Его истину, свою сущность: и добро стало для нас понятно, и Закон принуждения стал Законом свободы (Гал. V, I). Он показал нам путь к блаженству и ко спасению, – и учение свое запечатлел смертью на кресте. И когда Он испустил дух, завеса во Святая Святых разодралась надвое сверху до низу (Мф. XVII, 51), и тайное стало явным: и теперь нет более тайны, ибо, по словам апостола, тайна, «которая в другие времена не была показана сынам человеческим, ныне открыта» (Ефр. III, 5). И человек понял истину и познал Бога, как Духа, откровенного нам в нашем духе, ибо «Дух свидетельствует о Духе» (Рим. VIII, 16). И познал Бога, как любовь, и Закон Божий, как свой закон. И познал Бога, как Отца, и себя, как сына божия, и нашел в себе образ и подобие Божие. Воистину, все мы сыны божии, и Дух Святой обитает в нас. Но божественный спаситель наш по преимуществу есть сын божий: Он выразил Собою всю сущность Божества, – Он истинное Слово Божие (Ин. I, 1–2) и совершеннейший Богочеловек, ибо Он был совершеннее всех человек, и не было в Нем ни единого порока; мы же ежеминутно согрешаем и тем помрачаем в себе подобие Божие.

О священстве молокане рассуждают так: архиерей и первосвященник истинной церкви есть единственно Иисус Христос. «Мы имеем не такого первосвященника, который не может страдать с нами в немощах наших, но который подобно нам испытал все, кроме греха» (Евр. VI, 15) и «который возсел одесную престола величия на небесах» (Евр. VIII, 1). Во времена Ветхого Завета были священники из смертных людей, и «из них многие были священниками, потому что (?) смерть не допускала их оставаться таковыми. А сей поелику пребывает вечно, то и священство имеет непреходящее. Почему, и может (?) всегда приходящих через него к Богу, будучи всегда жив, дабы ходатайствовать за них. Таков и должен быть у нас первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес, который не имеет нужды, ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа. Он совершил сие однажды; принесши в жертву себя самого (Евр.

VII, 23–27). И не по собственному или чьему-либо произволу стал Иисус Христос первосвященником церкви истинной, ибо «никто сам собою не приемлет сей чести, а только призываемые Богом, как и Аарон»; равным образом и Христос не сам себе присвоил славу быть первосвященником, но тот, кто сказал ему: «Ты сын мой, ныне я родил тебя» (Пс. II, 7): также и в другом месте говорит: «Ты священник во век по чину Мельхиседека (Пс. CIX, 4; Евр. V, 4–6). И наречен от Бога первосвященник по чину Мельхиседека» (Евр. V, 10), то есть по избранию Божию. Кроме Иисуса Христа никаких архиереев, первосвященников и священников в Новом Завете нету и быт не может, и напрасно греко-российская церковь назначает себе таковых; с пришествия Христова этому не следует так быть, потому что теперь Один Он есть Архиерей истинной церкви, и, назначая себе Архиереев из смертных людей, греко-российская церковь как бы не желает находиться под архиерейством Христовым. «Итак, имея первосвященника, великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия, будем твердо держаться исповедания нашего» (Евр. IV, 14).

О церкви Христовой молокане учат так: «Церковь Христова, или храм Божий, есть общество верующих в Бога согласно учению, преподанному Христом и Святыми Его апостолами: «Разве вы не знаете, что вы храм Божий и Дух Божий живет в Вас?» – говорит святой апостол (1 Кор. VII, 16); и еще: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в Вас Святого Духа, который имеете от Бога» (1 Кор. VI, 19)? На основании этого собственно в зданиях и украшениях никакой святости, ни Божества не признаем.

«Какая совместность между домом Божиим и идолами? – говорит святой апостол. – Ибо вы храм Бога живаго, так как сказал Бог: вселюся в них, и буду ходить, и буду их Богом, и они будут Моим народом» (2 Кор. VI, 16).

Забыв Св. Писание или не желая брать его в руководство, греко-российская церковь всю святость своих храмов полагает в антиминсе (?). Это шелковый платок с изображением положения во гроб Христа Спасителя, с написанным Символам веры греко-российской церкви (?) и с подписью местного архиерея, а иногда (?) с зашитым кусочком каких-то мощей. Этот кусок тафтицы налагается на так называемом престоле, и в этой-то тряпочке, а не в людском собрании, сошедшемся для молитвы своему Богу, заключается, по учению греко-российской церкви (?), вся святость храма; так что ежели вынести из здания этот антиминс, то моля щееся людское собрание не имеет уже в себе никакой святости (?), – в нем нет присутствия Божия; и потому нарушить молитву каким-либо бесчинством, не есть святотатство и поругание имени Божьего: вся святость и Божественность храма вынесена вон, с шелковой тряпкой. Такое учение само по себе есть святотатство; и поругание над Богом и над истинным храмом Божиим: храм Божий свят, говорит Св. апостол, а сей храм – вы: если же кто разорит храм Божий, того погубит Бог (I Кор. III, 17). А учение греко-российской церкви о храме – не есть ли это разорение храма Божииго? Учредитель и начальник церкви есть Сам Иисус Христос. «Где соберутся двое или трое во Имя Мое, – сказал Он, – там и Я посреди их» (Мф. XVIII, 20). «И Я умолю Отца, и даст нам другого Утешителя, да пребудет с вами во век» (Ин. XIV, 16). После вознесения Христа Спасителя на небо, «при наступлении Пятидесятницы, все они (апостолы) были единодушно вместе. Внезапно сделался шум с небеси, как бы от несущегося сильного дыхания ветра и исполнил весь дом, где они находились. И исполнились все Духа Святого» (Деян. II, 1–2, 4). Вот начало церкви Христовой: «Сам Христос предал себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова, чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имущею пятна или чего-либо такого, но дабы она была свята и беспорочна» (Еф. V, 26–27). «И так, приступая к Нему (Христу), камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный» (1 Петр. II, 4–5). «Ибо как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело – так и Христос. И вы тело Христово, а порознь – члены (1 Кор. XII, 12–27). Посему вы уже не чужие и пришельцы, но сограждане святых и свои Богу, будучи утверждены на основании апостолов и пророков, имея самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание стройно возрастает в храм, посвященный Господу, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие духом (Еф. II, 10–22). Следовательно, Христос и Св. Писание суть единственные основы, на которых зиждется истинная христианская Церковь – Община Христова, и всякое общество, в основании которого не лежит учение Христово, – не есть истинное. Церковь одна: «ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. III, 11), «и одно тело и один дух… один Господь, одна вера, одно крещение. один Бог и Отец всех. Который над всеми, и через всех, и во всех нас» (Еф. IV, 4–5). Посему мы не признаем ни греко-российского, ни старообрядческого, ни западноримского согласия принадлежащими к истинной церкви Христовой и составляющими с нею единое стадо, имеющее единого пастыря Иисуса Христа. Эти так называемые церкви, кроме Христа и апостолов, прилепили в основания свои многоразличные и разнообразные вымыслы, противные истинному учению, и тем самопроизвольно отделились и отпали от Христа. Глава церкви есть Божественный Учитель наш Иисус Христос (Еф. V, 23), Которого Бог, «воскресив из мертвых, посадил одесную Себя на небесах, превыше начальства, и власти, и силы, и всякого имени, каким именуются не только в сем свете, но и в будущем, и все покорил под ноги Его, и поставил превыше всего, главою церкви, которая есть Его тело, полнота Того, Который наполняет все всем» (Еф. 1, 20–23). Никакого другого начальника веры и главы у истинной церкви Христовой нету и быть не может, ибо если имеем другую главу, то она не Христова, то и не истинная, и потому всякий, именующий себя главою церкви, тем самым как бы хочет вступать в соперничество с единой истинной главой церкви, со Христом, и делается противником Христовым. Для наблюдения принятого порядка при Богослужении, для чтения Св. Писания, а также и для произнесения молитв каждая из наших местных церквей выбирает себе пресвитера или епископа (надсмотрщика) и к нему двух помощников, которые, в случае его болезни или отсутствия по другой какой причине, могли бы заступить его место. (Диаконов, бывших в апостольских церквах, не имеем; собрания наши и без них не нарушаются никаким бесчинством… Ежели же, при увеличении церкви нашей, встретится надобность в диаконе, то мы изберем себе такового.) При избрании епископа или пресвитера наблюдаем наставления ап. Павла: епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен… (1 Тим. III, 2–5). Он имеет обязанности и кроме собственно богослужебных; он должен следить за нравственностью церкви и заботиться об ее духовных нуждах (1 Петр. V, 1–3). На основании этого (?) пресвитеры у нас не берут от церкви никакого вознаграждения: и как бы взяли они мзду? Бог ничего не берет с нас за ниспосылаемые нам милости и щедроты, и Христос безвозмездно пострадал и пролил Кровь Свою за Церковь; так и пресвитеры наши считают священною своею обязанностью безвозмездно служить Богу и церкви: они почли бы за величайший грех и бесчестие поступать подобно греко-российским попам, которые за каждую сказанную ими молитву берут с членов церкви плату. Мы также не считаем пресвитера лицом начальствующим над местною Церковью или учителем церкви. «Не называйтесь учителями, – говорит Христос, – ибо у вас один Учитель – Христос, а вы все братья; и не называйтесь наставниками, ибо у вас один наставник, Христос» (Мф. XXIII, 8–10). Потому в нашей церкви нет ни больших, ни малых, а все мы равны, как братья, ибо собраны перед Богом. Наша церковь есть братская церковь, в которой один старший – Иисус Христос; и потому мы ее считаем истинною Церковью. Пресвитер может быть отрешен церковью от своей должности, за уклонение от правил, изреченных апостолом Павлом (Тим. III, 2–5).

«Таинств, – говорят молокане в своем «Вероисповедании» далее, – мы вообще никаких не признаем, ибо всякая тайна открыта с пришествия Иисуса Христа Его последователям: «Вам дано знать тайны царствия небесного» (Мф. XIII, 11), – сказал Он; так же точно учит и св. апостол Павел: «Вы можете, – говорит он, – читая, усмотреть мое разумение тайны Христовой, которая в другие времена не была показана сынам человеческим, а ныне открыта Святым Его апостолам и пророкам Духом Святым» (Еф. III, 4–5).

Следовательно, Христос открыл Своим ученикам и апостолам тайну, и открыл Он ее для того, чтобы они благовествовали ее всем и каждому. «Мне говорит апостол Павел, наименьшему из всех святых, дана благодать сия, благовествовать язычникам богатство Христово и открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге… дабы ныне чрез церковь сделалась известною» (Еф. III, 8–10). Напрасно, стало быть, греко-российская церковь утверждает, что есть какие-то таинства и тайны. Истина Божия должна быть явлена и открыта, и делающие из нее тайну принимают великий грех на душу, ибо утаивают путь к спасению, указанный нам Иисусом Христом. Эта истина, из которой попы делают тайну, скрывая ее под разными суеверными и идолопоклонническими обрядами, состоит в том, что Бог есть Дух, что человек есть храм Божий и что Дух Божий обитает в каждом человеке; что все заповеди содержатся в одном: люби ближнего своего; что Бог есть Отец наш и что человек есть сын Божий. Истину эту всякий может сам прочесть в Св. Писании Нового Завета; это есть та истина, которую открыл нам Христос, чтобы познавший ее мог бы жить вечно; не должно делать из этого тайны.

Обучение слову Божию есть истинное духовное крещение. Крещение же погружением в воду или обливанием есть теперь пустой обряд, который с пришествия Иисуса Христа отменен (?), ибо Сам Христос сказал апостолам: «Иоанн крестил водою, а вы чрез несколько дней будете крещены Духом Святым» (Деян. 1, 5); и когда чрез несколько дней апостолы были все вместе собраны, они исполнились Св. Духа и пошли проповедовать Евангелие. Потому и мы полагаем, что теперь, после пришествия Христова, истинное крещение заключается в обучении слову Божиему, – в духовном крещении, а не в погружении в воду. Сам Иоанн Креститель, когда проповедовал крещение погружением в воду, говорил: «Я крещу Вас водою, но грядет сильней меня (Христос)… Тот будет крестить Вас Духом Святым и огнем» (Лк. 3, 16); следовательно, и Иоанн Креститель знал, что крещение водою, которой он крестил, продолжится только до пришествия Христова, после которого будет крещение духовное. Ведь не поняла же греко-российская Церковь слово «огнем» в тесном смысле и не творит над своими приверженцами обряда крещения обжиганием в огне. Отчего же не поняла она всего крещения в духовном, истинном смысле, как погружение в слово Божие и любовь Божию? Также духовно понимали крещение и апостолы. Апостол Павел говорит: «Христос послал меня не крестить (водою), а благовествовать, ибо слово о кресте (Евангелие) для нас спасаемых есть сила Божия» (1 Кор. II, 17–98). «Уже ли вы не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, погружались в смерть Его? И так погреблись с ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и мы ходили в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти, то должны быть соединены и подобием воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят в Нем, чтоб исчезло тело греха, дабы нам не быть рабами греху, ибо кто умер, тот свободен от греха. Если же мы умерли со Христом, то верим, что нам и жить с Ним, зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает, – смерть не имеет над Ним власти. Ибо, когда Он умер, умер однажды для греха; а живя, Он живет для Бога. Так и вы почитайте себя для греха мертвыми, а живите для Бога во Иисусе Христе, Господе нашем» (Рим. 6, 3–12). О каком же крещении говорит тут апостол – о плотском или о духовном? Мы разумеем, что о духовном, ибо креститься в смерть Христову, дабы потом, вместе с Ним воскреснуть, значит умертвить в себе все греховные помышления и жить в добродетелях и по Закону Божиему, а неужели же этого можно достигнуть омовением в воде? Омовение дает нам только телесную чистоту, духовной же чистоты и непорочности достигнуто им быть не может: духовная чистота достигается богопознанием и изучением слова Божия, – вот истинное крещение. Так понимал его Христос, так понимали его апостолы, так и мы его понимаем. И напрасно греко-российская церковь будет стараться утвердить свое учение о плотском, водном крещении на словах, сказанных нашим Божественным Учителем Никодиму: «Если кто не родится от воды и Духа, тот не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5), ибо, как понимал Христос слово «вода», видно из его разговора с женщиной Самарянской; он говорит ей: «Всякий, пьющий воду сию (то есть плотскую воду, какая течет в ручьях и колодцах), возжаждет опять: а кто будет пить воду, которую я дам ему, сделается в нем источником воды текущей в жизнь вечную» (Ин. 4–13, 14); понятно, что под словом «вода» Христос разумел свое учение. По учению греко-российской церкви, крещение есть таинство; мы же никакой тайны в нем не видим; напротив, мы считаем, что крещение есть обнаружение и раскрытие тайны; ибо для не знающего слова Божия, для духовно не крещенного слово Божие есть тайна, а крещение в том и состоит, чтобы он научился Божественной истине, – чтобы она перестала быть для него тайной; Сам Спаситель сказал Своим ученикам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Св. Духа, уча их соблюдать все, что я повелел вам» (Мф. 28, 19–20), ибо «нет ничего сокровенного, что бы не открылось, и тайного, что бы не было узнано» (Мф. 10, 26). Греко-российская церковь в своем плотском крещении как бы потопляет божественную истину.

В главе «О причащении» молокане пишут следующее:

«После богослужения у нас нередко бывает братская трапеза. Этой трапезе мы не придаем решительно никакого таинственного значения; мы просто едим, чтобы насытиться, благодаря Бога за те яства, которые Он дает нам; эта трапеза не составляет части богослужения, – она может и вовсе не быть. В годовщину последней вечери Иисуса Христа с апостолами мы также собираемся, преломляем и едим хлеб «в его воспонимание», причем бывают у нас благочестивые беседы: за таинства же мы этих трапез отнюдь не принимаем.

Чтение Священного Писания есть истинное причащение тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. «Истинно, истинно говорю вам, – сказал Он, – верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я семь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Хлеб же, сходящий с небеси, должен быть таков, чтобы идущий его не умирал. Я есмь хлеб живой, сшедший с небеси: ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дал (?) есть плоть Моя, которую Я отдал за жизнь мира… истинно, истинно говорю, ежели не будете есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова. Кто может это слушать? Но Иисус, зная сам собою, что ученики Его ропщут на то, сказал им: это ли вас соблазняет? Дух животворит; плоть же не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть Дух и жизнь» (Ин. 6, 47–51; 60, 61, 63). Ясное дело, что Спаситель говорит здесь о пище духовной, которая есть слово Божие, – и причащение слову Божиему есть истинное причащение, и всякое плотское причащение есть нелепость; таковою признаем причащение хлебом и вином, совершаемое при богослужении греко-российской церкви: «Пища не приближает нас к Богу, – говорит святой апостол, – ибо, едим ли, ничего не приобретаем оттого, не едим ли, ничего не теряем» (I Кор. 8). В противность этому, греко-российская церковь учит, что только те спасутся и сделаются сонаследниками Царствия Небесного, которые будут есть хлеб и вино, приготовляемые попами (!) во время богослужения, и этот хлеб и вино, которые суть дар Божии, оскверненный ее мерзким идолослужением (!), она осмеливается (?) называть истинным телом и кровью Христовой. Забыла греко-российская церковь, что сам Иисус Христос сказал, что «все, входящее в уста, переходит во чрево и исходит афедроном» (задним проходом) (Мф. 15, 17); это бывает со всякой пищею, также и с так называемым причащением греко-российской церкви, а потому оно и не есть тело и кровь Христова, которые в принявшем их духовно, то есть как учение и дух, пребывает вовек. Учение греко-российской церкви есть святотатственное ругательство над Телом Спасителя нашего, которое Он предал, чтобы научить нас истине, – над кровью, которую Он пролил, чтобы показать нам путь к спасению.

«Крестного знамения, – продолжают молокане, – не делаем, ибо считаем это вымыслом и излишним. Христос приказал нам нести духовный крест, то есть те страдания, которые нам ниспосылаются; а от креста, которым знаменуются приверженцы греко-российской церкви, только руки устают, (!) а спасения от него никакого нет. Ежели бы нужен был крест, которым знаменуются приверженцы греко-российской церкви, то об этом было бы указано где-нибудь в Священном Писании».

В главе «О постах» в «Вероисповедании» молокан излагается следующее рассуждение: «Четвертая заповедь: помни день Отдыха (Суббота), чтобы святить его». Этой заповедью повелевается нам день седьмой, отдых (по-еврейски суббота) употреблять не на житейские дела наши, а на служение Богу, то есть посвящать его молитве и добрым делам: «Научайте и вразумляйте друг друга псалмами, славословием и духовными песнями, с благодатью воспевая в сердцах ваших Господу», – говорит св. апостол (Кол. 3, 16); «но будьте исполнителями слова, а не слушателями только» (Иак. 1, 22); и на основании этого мы не считаем, что тот, кто творит добрые дела в седьмой день, нарушает святость его, ибо многократно Бог научал словом Своим делать добрые дела. К тому же мы имеем еще пример Самого Христа Спасителя: Он не видел спасения в фарисейском соблюдении Субботы; Он никогда не считал исцеление больного или какое-либо другое доброе дело, совершенное в день отдыха, нарушением заповеди Божией. «Проходил Иисус в Субботу засеянными полями; ученики же Его взалкали и начали срывать колосья и есть. Фарисеи, увидев это, сказали Ему: «вот, ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу». Он же сказал им: «разве вы не читали, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? Как он вошел в дом Божий, и ел хлебы предложенные, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам. Или не читали вы в законе, что в субботы священники в храме нарушают субботу, однако неповинны. Но говорю вам, что здесь тот, кто больше храма. Если бы вы знали, что значит: милости хочу, а не жертвы, то не осудили бы невиновных. Ибо сын человеческий есть господин и субботы». И отошедши оттуда, вошел он в синагогу их. И вот, там был человек, имеющий сухую руку; и спросили Иисуса, чтобы обвинить его: можно ли исцелять в субботу? Он же сказал им: «кто из Вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит. Сколько же лучше человек овцы? И так, можно в Субботы делать добро». Тогда говорит человеку тому: «протяни руку твою» и он протянул; и стала она здорова, как другая» (Мф. 12, 4–13). Но если не грешно делать в этот день добро, то особенно непозволительно делать в этот день зло или предаваться разврату и пьянству: «Не упивайтесь вином, от которого бывает распутство, – говорит св. апостол, – но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами, песнями и пением духовным». (Еф. 5, 18–19). И потому мы с сожалением и скорбями скажем, что приверженцы греко-российской церкви выбирают именно седьмой день для сотворения всякого распутства: пьянствуют, блудодействуют и всякие бесчинства творят, редкий праздничный день проходит у них без ссоры и драки. К тому же попы их мало заботятся о том, чтобы научить их, что в день, который Господь Бог велел посвящать Себе, все эти поступки во сто раз порочнее и грешнее: греко-российские попы сами находят удобным посвящать досуги воскресного дня угощению себя вином, причем нередко напиваются до пьяна, вероятно, в назидание своей паствы и для большего утверждения ее в достодолжном богопочитании. Древние евреи праздновали седьмой день в Субботу, что значит по-еврейски Отдых. Теперь же, в память воскресения из мертвых Спасителя нашего Иисуса Христа, бывшего, по свидетельству Св. Писания, в первый день после субботы, христиане всех исповеданий празднуют уже не субботу, а день воскресный. Согласно этому, и мы празднуем и святим не субботу, а воскресение, ибо истинно веруем, что Христос воскрес из мертвых. Это правило существует со времен апостольских: «В первый день недели… Павел беседовал с ними, и продолжал слово до полуночи», – гласит Св. Писание (Деян. 20, 4). Кроме воскресного дня, храпим еще следующие праздничные дни: Благовещение, Рождество, Сретение, Крещение, Преображение, Воскресение, Вознесение и Сошествие Св. Духа на апостолов. Все же остальные праздники греко-российской церкви не соблюдаем, ибо они установлены в память событий или вовсе небывалых, или не имеющих в себе ничего священного. В дни страдания Иисуса Христа соблюдаем пост в память плотских мучений, которые добровольно принял и претерпел наш Божественный Учитель. В эти дни мы ничего не едим и не пьем и проводим их в молитве. Всех же прочих постов, установленных греко-российскою церковью, – как то пост по средам и пятницам и прочие, не принимаем. Кроме страстных дней Спасителя, каждый из принадлежащих к нашей церкви налагает на себя пост добровольно, когда почувствует в том надобность для обуздания своей плоти и греховных помышлений, и такой пост длится, сколько постящийся полагает для себя нужным; правил, связывающих свободу и совесть, об этом у нас нет.