Текст книги "Вселенство"

Мы в Инфекционной клинической больнице, в отделении детских нейроинфекций. Здесь мы были с 23 апреля по 16 мая 1997 года, всего 24 дня.

К новой обстановке опять надо привыкать. Вот, сыночек, теперь мы будем жить здесь. По счету – третья больница за пять месяцев. Это много или мало? Я перестала понимать разницу. Главное – мы живы.

Осмотр невропатологов дал следующую картину.

«При поступлении состояние ребёнка очень тяжелое: положение вынужденное, лежит с запрокинутой головкой, периодически ищет положение, беспокоен. В области трахеи – неза-крывшаяся стома. Периферические лимфоузлы не увеличены. Кожа обычной окраски, ткани постозны. ЧД-24 в минуту. Грудная клетка правильной формы, при дыхании свистящий звук – воздух проходит через стому, голос звучный. Сердечные тоны ритмичные, удовлетворительной звучности, тахикардия – 144 удара в минуту. Живот мягкий, умеренно вздут. Печень выступает из-под края реберной дуги на 5 см, плотной консистенции. Селезенка в подреберье. Мочеиспускание не нарушено.

В неврологическом статусе: сознание изменено, беспрерывно кричит, хватается ручками за голову, пытается менять положение в постели, затихает лежа на животе на короткое время. В момент осмотра обращает внимание частое заведение глазных яблок вверх с запрокидыванием головы назад с кратковременным затиханием. Взор не фиксирует, за предметами не следит. Впечатление, что ребёнок слеп. Звук слышит, самостоятельно глотает, не поперхивается.

Сухожильные и периостальные рефлексы вызвать не удалось ни на руках, ни на ногах. Нет подошвенного рефлекса с обеих сторон, нет патологических знаков. Отсутствуют брюшные и кремасторные рефлексы» (Выписка – эпикриз к истории болезни № 5796, 5 отделения детских нейроинфекций института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН).

Во время пребывания в больнице и после выписки из неё я на протяжении длительного времени фиксировала свои наблюдения за состоянием сына в таблицу, разработанную доктором В.Ю.Лисицыным, которая включат в себя два блока:

1-ый – количественная оценка состояния здоровья, которая состоит из разделов: «Температура: ночная, утренняя, дневная, вечерняя»; «Количество и характер выделенной мочи»; «Количество раз и характер стула»; «Количество употребляемой пищи: густой и жидкой»; «Количество часов и характер сна».

2-ой – субъективная оценка состояния здоровья, состоящая из разделов: «Общее состояние»; «Боли»; «Неврология»; «Активность» и др.

Также для оценки здоровья ребёнка доктору В. Ю.Лисицыну были необходимы объективные данные, то есть лабораторные и инструментальные обследования (анализы крови и мочи, УЗИ, РЕНТГЕНОСКОПИЯ, СКАНИРОВАНИЕ и др.), которые проводились в больницах, Онкологическом центре, поликлинике, диспансере.

Таким образом, доктор ежедневно получал от меня сведения о состоянии ребёнка за сутки.

Нижеприведенная информация дана из таблицы второго блока, где отражается хронология возрождения тела и психики моего сына.

Из выписки – эпикриза к истории болезни № 5796 5 отделения детских нейроинфекций института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН I ИКБ: «Первый осмотр окулиста с расширенным зрачком 25.04: глазное дно – деколорация (бледность дисков зрительных нервов на обоих глазах), но границы просматриваются отчётливо на всём протяжении. Ход и калибр сосудов в пределах возрастной нормы. Очаговая патология исключена. Данных за застойные диски зрительных нервов нет. Можно думать о вторичной атрофии дисков зрительных нервов».

Слова окулиста «ребенок слеп» прозвучали как приговор. «А как же я объясню тебе, как прекрасно голубое небо и летящие облака? О том, что весной расцветают цветы и распускаются листья? Это же надо увидеть!!! Как я расскажу тебе, как прекрасен мир?» Моему горю не было предела…

С передачей мама прислала мне записку о просьбе доктора В.Ю.Лисицына молиться за сына. Он дал простую по содержанию молитву, с которой я должна была обращаться к Богу 3 раза в день. Это было вторым условием, при котором он проводил своё лечение (первое условие – никому не рассказывать о его лечении), но тогда я ещё не знала, что они были Библейскими.

Из выписки – эпикриза к истории болезни № 5796 5 отделения детских нейроинфекций института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН I ИКБ: «29.04 рано утром был развернутый судорожный припадок (клоникотонические судороги с нарушением сознания, продолжавшиеся в течение часа, этому предшествовало беспокойство ребенка). Судороги купировались последовательным введением реланиума, корглюкона, преднизалона, дексаметазона, лазикса, анальгина, димедрола, новокаина. После приступа ребенок был активен, находился в хорошем настроении и с этого дня полностью исчезли адверсивные припадки.

Таким образом, анализ клинической картины позволил говорить об эпилептическом синдроме как РЕЗУЛЬТАТЕ КАТАСТРОФЫ (выделение шрифтом автора), состоявшейся 30.03.97 г».

Из выписки – эпикриза к истории болезни № 5796 5 отделения детских нейроинфекций института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН I ИКБ: «Заключение: в контексте клинических данных ЭЭГ: можно говорить о дисфункции неспецифических срединных структур мозга с заинтересованностью в теменно-затылочных отделах мозга».

Во время нахождения в И КБ № 1 ребенку проводилась противосудорожная, сосудистая, гормональная и симптоматическая терапия. Несмотря на то, что в течение 20 дней был подъем температуры в среднем от 37,5 С до 38,5 С, антибактериальная терапия ребенку не проводилась в связи с тем, что врачи не определяли наличие воспалительного процесса. Их предположение о причине повышения температуры отражается в выписке – эпикризе: «5.05. подключичный катетер вышел из вены. Ребенок консультирован реаниматологом. Принято коллегиальное решение воздержаться от внутривенной терапии, учитывая опасность развития, а возможно и существование флебита. Обращает внимание тот факт, что с 5.05, когда был извлечен подключичный катетер, значительно снизилась лихорадка, отмечались лишь редкие подъемы в пределах 38,0 °C».

Истина заключалась в том, что это была реакция организма на лечение доктора В.Ю.Лисицына, которая проявлялась повышением температуры и выделением мутной мочи.

Ты стал подниматься. Мы, крепко обнявшись, ходим по палате. Только я и ты. Я чувствую, что ты оживаешь. Днями напролёт пою тебе песенки, рассказываю сказки, стихи, пытаясь заполнить пустоту взора. Ты уже лепечешь, смеешься, а я наполняюсь душевной теплотой.

Страшные дни повышения температуры миновали. Позади пробежка в реанимацию с тобой на руках, но я пытаюсь об этом не думать. Мы должны, мы сможем, мы одолеем! Правда, сыночек? Всё будет хорошо!

Из выписки – эпикриза к истории болезни № 5796 5 отделения детских нейроинфекций института полиомиелита и вирусных энцефалитов РАМН: «Контрольный осмотр окулиста 12.05: реакция на свет прямая содружественная, живая. Глазное дно при медикаментозном мидриазе: диски зрительных нервов насыщенно розовые, справа – монотоннее розовый цвет, границы четкие; височные, носовые по ходу сосудистых пучков просматриваются. Вены, артерии обычного калибра. Очаговых изменений сетчатки нет. Молекулярный рефлекс справа размыт, слева – определяется. Заключение: Неврит зрительных нервов с переходом в атрофии? Обратное развитие начального застойного отека зрительных нервов?».

«12.05.97 ребенок консультирован проф. Лещинской. К этому времени в неврологическом статусе: полная двигательная активность, появились сухожильные и периостальные рефлексы на руках. Коленные рефлексы справа и слева отсутствуют. Брюшинные-живые, ровные. Патологических знаков нет.

Заключение: поражение нервной системы может расцениваться как энцефалитический синдром, возникший на фоне химиотерапии у ребенка приомбидно отягощенного по неврологическому статусу. Данных за воспалительное поражение нервной системы, в том числе вызванных вирусом простого герпеса или цитомегаловируса нет».

Судя по внешним данным, можно было думать о том, что состояние ребенка хуже не стало. Но насколько были верны мои домыслы, должно было определить УЗИ. Я была горда перед врачами Онкоцентра тем, что мой сын восстал, несмотря ни на что, и ослепленная своим счастьем, несла его на обследование. Во мне была уверенность и надежда на то, что всё будет хорошо. Я не волновалась.

УЗИ от 19.05.97: «Печень не увеличена, без очаговых изменений. Опухолевые узлы (кальцинаты) в области надпочечника прежних размеров и структуры 2,4 X 2,3 X 2,0 см. Вокруг НПВ отдельные кальцинированные узлы 0,8–1,3 см в диаметре. Без динамики от 19.03.97».

Сканирование скелета – важный показатель при диагнозе нейробластома, поэтому я волновалась, но за результатом шла, как на праздник. То ли долгое пребывание в больницах, где я забывала о себе, то ли моя интуиция подтолкнули меня на то, чтобы я одела белую шелковую блузку, короткую юбку и каблуки.

В ожидании результата я сильно переживала, но, прочитав его, моему ликованию не было предела: «21.05.97. При настоящем исследовании отмечается положительная динамика во всех ранее описываемых очагах в виде более равномерного и более низкого накопления РФП».

Я «летела» по знакомым коридорам Онкоцентра и думала: «Мы победили!».

Принеся результаты обследования в отделение трансплантации костного мозга, я замерла в ожидании реакции онкологов. Заведующий отделением в глубокой задумчивости долго перелистывал медицинскую карту вперёд и назад. После долгой паузы он сказал: «Нас, конечно, радуют эти результаты, но мы считаем, что лечение ребёнка надо продолжать».

Предвидя мой разговорсонкологами, доктор В.Ю.Лисицын поставил меня в известность, что если ребенку начнут проводить химиотерапию, то он своё лечение вынужден закончить. Мне предстояло сделать выбор. Очень трудно принять решение, от которого зависит жизнь собственного ребенка. Я и моя мама сто раз взвешивали все «за» и «против». Было боязно отказаться от химиотерапии, но ещё страшнее отказаться от лечения, которое явно дало положительный результат. После долгих мучений я решила, что надо продолжать лечение у доктора В.Ю.Лисицына.

В связи с этим у нас с заведующим отделением трансплантации костного мозга произошла длительная беседа, в которой он убеждал меня в необходимости проведения химиотерапии, операции и трансплантации костного мозга с моего письменного разрешения как последнего слова перед действием.

Врачебный консилиум должен был принять окончательное решение по проведению необходимых мероприятий. На консилиум была приглашена я с сыном на две минуты, где мне был задан один вопрос: «Как Вы оцениваете состояние своего ребенка?» Консилиум принял решение не проводить химиотерапию, а находиться под наблюдением врачей до приезда американского онколога, регулярно наносящего визит в Онкоцентр в целях обмена опытом, который посоветует, что предпринять. Анестезиологи и хирурги отложили операцию, не состоявшуюся в апреле, на три месяца из-за «неопределенного» неврологического состояния ребенка.

Приостановка проведения химиотерапии на неопределенный срок меня не пугала, а вот отказ от операции меня сильно волновал. По моим представлениям, удалить первичный очаг было всё-таки необходимо. Но доктор В.Ю.Лисицын убедил меня в том, что торопиться с операцией не следует, так как организм ребенка ещё не оправился и не окреп после случившейся катастрофы.

Таким образом, принятое консилиумом решение стало нам «на руку». Мы, не конфликтуя с онкологами, остались под их наблюдением. Я стала ожидать истечения трёх месяцев.

НАШ ДОКТОР сказал нам ещё о двух Библейских условиях, при которых его лечение будет эффективным. Во-первых, никому из чужих людей и даже родственникам, кроме мамы, не давать на руки ребёнка лицом к лицу, по принципу «двое – одна плоть». Я не совсем понимала это ограничение, но мы старались его выполнять. А во-вторых, фотографии сына пока нельзя было никому показывать, соблюдая тайну врачевания.

Ко мне домой позвонила лечащий врач из Онкоцентра и сказала, что мы срочно должны сделать УЗИ брюшной полости, так как на днях приезжает тот самый американский онколог, которого все ждут. К его приезду все результаты обследования должны быть готовы, в том числе анализ крови на вирусы и заключение невропатолога из ИКБ № 1.

Прошел практически месяц со дня предыдущего обследования, и я, не видя каких-либо настораживающих симптомов, шла на УЗИ более – менее спокойной.

УЗИ от 17.06.97: «Печень без очаговых изменений. Почки, селезенка не изменены. Поджелудочная железа без особенностей. Кальцинированные узлы в правом надпочечнике и забрю-шинном пространстве без динамики от 19.05.97».

18 июня 1997 года мы поехали на консультацию в И КБ № 1. Невропатологи встретили нас сдержанно. Они помнили его слепого, беспомощно карабкающегося в кровати. Сейчас он мог сделать несколько самостоятельных шагов к маме. Когда я посетовала на то, что ребенок часто ступает на носки, на меня посмотрели как на полоумную и сказали: «Что Вы хотите?! У Вашего ребенка такой диагноз, что Вы должны радоваться тому, что есть!» Наверное, я выглядела в их глазах глупой, задающей вопросы по мелочам, но помню, как меня оскорбил их ответ. Тогда я, конечно, не могла объяснить, что надеюсь на возвращение сына к жизни, и меня волнуют все вопросы, связанные с его здоровьем.

Нам дали заключение и попросили больше к ним не обращаться.

Из «Справки»: «При неврологическом обследовании: зрение снижено, глазодвигатели N, Ny– нет, голос громкий, глотание N; объем активных и пассивных движений во всех суставах рук и ног полный, сила достаточная, сухожильные рефлексы живые на руках и ногах без отчетливой ассиметрии. Стоит, ходит с поддержкой и без. Координирован. (Осторожен из-за ослабленного зрения). Говорит отдельные слоги, речевой продукции нет».

Из медицинской карты Онкоцентра: «20/VI-97. Консультация проф. С.Сигала США! С матерью больного проведена повторно беседа о необходимости проведения лечения, но, несмотря на это, родственники больного решили воздержаться от химиотерапии».

Заключение окулиста от 15.07.97: «Глазное дно: диски зрительных нервов розовые, границы четкие. Вены среднего калибра. Артерии несколько сужены. Ход сосудов не изменен. Движения глаз в полном объеме. Косоглазие N».

Прошел ещё один месяц, и нам надо снова идти на УЗИ. Я немного волнуюсь.

Во время обследования он стал вдруг крутиться и кричать. Врач стала нервничать, потому что она не могла ничего увидеть, да ещё вспученный от газов живот не давал полной картины. В заключении был поставлен под вопросом «рецидив», и нам необходимо было провести повторное обследование. Я стала сильно волноваться.

Три дня давала ребенку активированный уголь для нормализации кишечника, и мы снова поехали в Онкоцентр. Ему дали снотворное. Когда врач начала его смотреть, то пригласила ещё одного специалиста. Время стало тянуться бесконечно медленно, а я, кажется, перестала дышать. Уже в который раз они просматривали датчиком каждую часть брюшной полости! У меня стоял комок в горле. Ещё бы секунда – и на глазах выступили слезы, но долгожданные слова «Всё нормально!» стали возвращать меня к жизни. Боже, какое счастье услышать, что мой ребенок здоров!

УЗИ от 16.07.97: «Печень без очаговых изменений. Кальцинированные узлы в области надпочечника и вокруг НПВ (нижней полой вены) прежних размеров, отмечается вокруг них ги-поэхогенный ободок.

При контрольном УЗИ забрюшинных патологических образований не обнаружено».

Сканирование скелета делается не чаще, чем один раз в три месяца. Подходит срок, чтобы повторить это обследование.

К тому времени Историю болезни в отделении трансплантации костного мозга закрыли и сказали, что мы должны теперь наблюдаться в детской поликлинике Онкоцентра, таковы правила.

Перед обследованием костной системы я, конечно, переживала уже заранее, но слова доктора В.Ю.Лисицына «Я думаю, что там должно быть всё нормально» меня как-то успокаивали.

Сканирование костной системы от 20.08.97: «На обзорных сцинтиграммах определятся диффузное накопление индикатора с неравномерным распределением в костях свода черепа. В остальных отделах скелета сцинтиграфическая картина прежняя (явных признаков очаговых изменений не выявлено)».

Врач-радиолог объяснила мне, что она не знает, из-за чего накопление индикатора в черепе, но это может быть связано с постоянно изменяющимися размерами головы в связи с её ростом, а не из-за метастазов.

Я наверху блаженства!

После такого результата сканирования я была спокойна за УЗИ 02.09.97: «При контрольном УЗИ динамики не отмечено».

Как я и предполагала, вопрос об операции уже никто не ставил, хотя истекли намеченные три месяца. Да и я уже не видела в этом необходимости. Наш доктор объяснил, что при отсутствии метастазов, с кальцинатом «можно жить», он организму не мешает. Я решила оставить всё как есть (см. фото № 5).

Нам предстояло делать УЗИ у другого врача. Я очень волновалась: «А вдруг она «видит» по-другому?». Но результат превзошел все мои ожидания. УЗИ: 30.10.97: «Печень, селезенка, почки, поджелудочная железа без видимых патологических изменений. В области правого надпочечника определяется «рыхлый» калыдинат 20 X 9 X 14 мм, дающий УЗ – тень. Калыдинат тесно прилежит к наружной стенке нижней полой вены. Признаков рецидива опухоли не выявлено».

Рентгенография легких от 28.10.97: «Легочные поля без очаговых инфильтративных изменений. Легочный рисунок не усилен. Синусы свободны, контуры диафрагмы ровные, четкие. Отмечается расширение шеи верхнего средостения за счет расширения вилочковой железы II ст.».

15 декабря 1997 года Илюшин день рождения. Ему исполнилось 2 года! Это был для меня удивительный праздник.

Я впервые отмечала день рождения сына за два года его жизни. Год назад в это время мы находились в больнице.

Непередаваемо радостно было осознавать, что моему сыну уже пошел третий год, тогда как многие дети с онкозаболеванием не проживают и года.

На этот праздник я пригласила самых близких мне и сыну людей, которые искренне могли порадоваться в этот день.

Было шумное веселье. Он, малыш, танцевал и смеялся вместе со взрослыми, а я впервые за прожитый год испытала счастье без примеси горечи.

В результате предстоящего обследования я хотела видеть окончательный распад кальцината. Моё волнение дошло до того, что вечером перед обследованием у меня были в животе спазмы. Как странно, что чем больше проходит времени, тем усиливается волнение, хотя, казалось бы, оснований для этого нет. Я только-только морально и психически восстановилась от всего пережитого, но перед обследованием страх возвращения в «ад» берет своё.

УЗИ от 25.12.97: «Печень умеренно увеличена, +2 см по средне-ключичной линии. Паренхима однородная, обычной эхогенности. Селезенка, почки – без особенностей. Поджелудочная железа увеличена, 12×14×16 мм, контуры ровные, паренхима однородная. В проекции правого надпочечника визуализируется кальцинат прежних размеров. Забрюшинные лимфоузлы не увеличены».

Итак, мы победили злокачественную опухоль, оказавшись за чертой высокого риска возвращения болезни, несмотря на неверие врачей и пессимистические прогнозы. Мы не только вырвались из черной пропасти онкологии, но и заново родились, побывав на «лезвии бритвы». Я ещё испытывала смешанные чувства – радость и страх, счастье и боль, но о будущем думала уже оптимистично.

Уникальное лечение доктора В.Ю.Лисицына стало единственно возможным для сохранения и продолжения жизни моего сына. Оно заключается в том, что воздействие его лечебных препаратов направлено как на восстановление всех нарушенных структур и функций организма, так и на отдельно взятые органы и ткани. При этом лечение не связано с пероральным, ректальным и инъекционным введением каких-либо препаратов.

Из таблицы предыдущей главы видно, что, начав своё лечение на 21-день после обширного кровоизлияния в мозг, наш доктор за короткий период времени вылечил сына от онкологии и «собрал в кулак» его центральную нервную систему. Этим результатом были удивлены все врачи – онкологи, невропатолог, педиатры и окулисты, так как, исходя из опыта современной науки, считали выздоровление сына маловероятным. К сожалению, современная традиционная медицина ещё не достигла того уровня лечения, на котором находится доктор В.Ю. Лисицын, так как каждый врач пока лечит только «свою» болезнь, не обращая внимания на весь организм в целом. Это значит, что при оптимистическом прогнозе в онкологии, нам пришлось бы наблюдаться у многих специалистов и принимать огромное количество лекарственных препаратов, так как последствием проведенной химиотерапии стало нарушение структур и функций разных внутренних органов. Следовательно, сам по себе прием «кучи» таблеток, несомненно, способствовал бы возникновению негативных последствий как для организма, так и для всей жизни моего сына.

Итак, нашим доктором был разорван замкнутый круг «онкология – последствия обширного органического поражения головного мозга – онкология», поэтому мы и начали заново жить. Но шлейф последствий «старой» жизни стал тянуться за нами, образуя новый круг, который опять трудно было разорвать.

Последствия химиотерапии и переливания крови в совокупности привели к серьезным нарушениям функций поджелудочной железы, печени (заражение гепатитом «В»), иммунной и других систем организма. В связи с этим сын оказался практически незащищенным от любых инфекций, в том числе и «детских», так как в своё время не был привит из-за онкологии. Так, возникала возможность угрозы трагического исхода даже от острой респираторной вирусной инфекции (ОРВИ). К этому добавлялись последствия обширного кровоизлияния в мозг, которые стали причиной тяжелых расстройств нервной системы и психики.

Конечно, я даже не могла предположить, какие серьезные разрушения произошли в организме сына, но доктор В.Ю.Лисицын, предвидя все осложнения, не прекратил своё лечение. В последующие 11 лет он проводил лечение, предупреждающее возникновение новых случаев рака, а так же оздоровление и омоложение клеток физического тела. При этом, воздействуя свойствами веществ на дух ребенка, стимулировал его деятельность для образования им ума и разума у сына.

Вместе с ним мы решали множество проблем, связанных с восстановлением физического и психического здоровья ребенка. Совместно мы обсуждали и планировали все консультации и лечение у других специалистов.

Так же скажу, что НАШ ДОКТОР, видя, какие психические и физические нагрузки я испытываю при непростом уходе за ребенком, назначил мне ПОСТОЯНННОЕ ОЗДОРОВЛЕНИЕ и ОМОЛОЖЕНИЕ КЛЕТОК ТЕЛА, и ИХ ЛЕЧЕНИЕ от РАЗНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ, что и продолжает делать до настоящего времени. В результате ОН СТАЛ НАШИМ СЕМЕЙНЫМ ВРАЧОМ.

Решение проблем физического и психического здоровья ребенка шло параллельно друг другу, но для более ясного представления о них у читателя, поговорим о каждом в отдельности.

Итак, самое страшное позади, и, казалось бы, можно жить нормальной жизнью, но скоро я поняла, что «нормальной» мою жизнь назвать нельзя. Проблема, выросшая из другой, стала основной проблемой моей жизни. Те родители, чьи дети имеют физические или умственные недостатки, сразу же являющиеся взору постороннего человека, меня поймут. В моих строчках они лишь найдут подтверждение тем чувствам, которые испытывают всю жизнь. А для тех, кто это наблюдает со стороны, скорее всего, будет откровением. И хотя есть поговорка «время лечит», к нашему случаю она не имеет никакого отношения.

Родители детей-инвалидов никогда не перестают плакать. Они могут только делать вид, что справились с проблемой, что стали воспринимать это как должное, как естественную часть своей жизни, но это не так. Стоит снять поверхностный пласт, и вы увидите оголенные нервы, комплекс неполноценности и неудовлетворенность своей жизнью. Душевная боль и страх за жизнь своего больного ребенка не покидают их никогда.

Задумывались л и вы, чего стоит родителям своего ребенка-инвалида принять таким, какой он есть? Для этого требуются колоссальные силы! А сделать это не только чужим людям, но и тем, которые непосредственно сталкиваются с ним ежедневно, практически невозможно. И здесь слово «сталкиваются» надо понимать буквально. Психически нездоровый ребенок постоянно идет на конфликт с окружающим миром. На то он и больной, что воспринимает всё не так, как обычные здоровые люди или дети. К нему «клеятся» разные обидные слова. Обидные – для родителей, ведь он их не понимает. Родители, попадая в такую ситуацию, волей – неволей становятся виноватыми: они не могут утихомирить своё чадо, они нарушают комфорт окружающих. И это всё уже происходит в семье, где можно за четырьмя стенами чувствовать себя относительно спокойно. Догадываетесь, какой стресс испытывает родитель, выводя вот такое свое дитя на улицу? Мало того, что он не такой как все, что само по себе дает повод чувствовать свою неполноценность, но ведь люди, как известно, разные, и среди них есть и жестокие. Поэтому определения «дурак», «ненормальный» я слышала в адрес сына не один раз. Я не вступала в словесную борьбу с обидчиками, «проглатывая» услышанное, но вы, наверное, догадываетесь, какой негатив накапливался во мне. Я уже не говорю о детях, некоторые из которых бесцеремонны сами по себе. Они особенно жестоки, а потому доставляли немало обид и так нездоровому ребенку. А «воевать» с детьми еще более неблагодарное дело, чем отстаивать правду у взрослых. «Радужная» картинка, не так ли?

Наверное, в этом случае особенно необходима бесплатная психологическая помощь родителям, потому что психолог если и не удалит саму причину стресса, то хотя бы выслушает и поддержит словом родителей, которым так не хватает сострадания!

Не стану скрывать, что мой муж, когда сын заболел, очень надломился психологически. Он не мог пережить то, что у него, «такого хорошего», психически больной ребенок и перестал жить с нами. Но как выяснилось, даже больной ребенок нуждается в отце. Казалось, сын ничего не понимал, но почему-то, в какие-то моменты он мог броситься на прохожего мужчину с криком «Папа!». Хотите знать, что испытывала в это время я? Моментально ком в горле и глаза, полные слез. Но я улыбалась: «Перепутал!».

Наш доктор В.Ю. Лисицын, желая ребенку, в которого так много вложил, вернуть отца, провел с моим мужем разъяснительную беседу, после чего мы снова стали жить вместе. То, что мы сшили свою семью белыми нитками по черному, стало заметно нам самим очень скоро. Муж тяжело переживал из-за психических недостатков сына и ожесточался. Как мы ни старались, наш брак распался окончательно. Муж, как и психиатр, предлагал мне родить второго ребенка, но я, не видя никакой поддержки с его стороны, отказалась от этой мысли, хотя иметь здорового ребенка мне, конечно, хотелось. В результате муж ушел к другой женщине, которая родила ему двух дочерей. Но это уже совсем другая история.

Первые два года онкологической ремиссии были для физического здоровья сына благоприятными. Во-первых, несмотря на поставленный диагноз хронического гепатита «В» и выявление этого вируса в крови, в первый год лечения сына нашим доктором биохимические показатели печени восстановились, и в дальнейшем у ребенка не было ни одного случая обострения этой болезни. В результате сына признали лишь вирусоно-сителем гепатита «В». Во-вторых, ОРВИ были у Илюши редко и переносились им относительно легко. По-видимому, это связано с тем, что мы жили семьей в отдельной квартире, и сын не имел контактов с детьми.

Но на третьем году ремиссии у нас изменилось семейное положение – мы стали жить вместе с родственниками, у которых были маленькие дети. В этот год Илья очень тяжело переносил ОРВИ, особенно инфекцию, передававшуюся при контакте с двоюродным братом, посещавшим детский сад. Без назначения антибиотиков первая ОРВИ осложнилась бронхитом, но и после их применения полного выздоровления не наступило. Сын периодически продолжал кашлять.

На этом фоне держалась субфебрильная температура (37,2 – 37,4С) и появились часто повторяющиеся отиты. На основании этого доктор В.Ю. Лисицын не мог исключить наличие аденоидов у Илюши, поэтому мы прошли обследование у врача отоларинголога, который подтвердил диагноз нашего доктора. У сына выросли большие аденоиды, которые стали причиной постоянного воспалительного процесса в горле.

Именно оно и привело к резкому ухудшению общего самочувствия и показателей крови.

Такое физическое состояние в течение 4 месяцев могло спровоцировать рецидив онкологии. Эта ситуация негативно отражалась и на психическом здоровье ребенка из-за возникшего кислородного голодания головного мозга как следствия постоянного отека слизистых носа и задержки дыхания через него из-за наличия больших аденоидов. Поэтому нами было принято решение о необходимости их удаления.

В связи с этим доктором В.Ю. Лисицыным были предприняты дополнительные меры – созданы условия для нормализации показателей крови и успешного проведения операции.

После удаления аденоидов в сентябре этого же года физическое состояние сына стабилизировалось на продолжительное время. Но поздней весной следующего года, когда новое заболевание ОРВИ протекало с высокой температурой, иммунологи назначили курс лечения по стимуляции иммунной системы организма ребенка.

Осенью четвертого года онкологической ремиссии ОРВИ протекали под «прикрытием» антибиотиков, но уже без тяжелых осложнений. Однако после непрерывной двухмесячной болезни сына простудными заболеваниями стало ясно, что его организм плохо справляется с инфекцией. В связи с этим, профессором иммунологом был вновь назначен курс иммуностимуляции. Это значительно повысило защитные силы организма сына, так как последующие простудные заболевания были реже и проходили в короткие сроки, хотя при этом они часто сопровождались лимфоденитом.

На этом фоне у Илюши возникали новые проблемы, связанные с частым употреблением антибиотиков широкого спектра действия, которые помогали при ОРВИ, но в то же время нарушали микрофлору кишечника. В результате этого у него часто возникали симптомы стоматита, колита и энкопреза, поэтому он периодически принимал препараты по восстановлению флоры кишечника.

Ниже приведена таблица, отражающая результаты обследований моего сына онкологами, неврологами и иммунологами, необходимые для оценки физического состояния здоровья за период с апреля 1998 года по декабрь 2000 года.

Теперь рассмотрим психические проблемы Илюши, но, прежде всего, попытаемся оценить возможности практической помощи современной медицины больным с симптомами нарушения головного мозга. Заранее скажу, что для этого я обошла с сыном, наверное, все научно-практические учреждения, и ни в одном из них не было специалистов, готовых заниматься развитием и коррекцией его психики. В лучшем случае каждый из них давал мне лишь определенные рекомендации и не более того. Поэтому у меня сложилось впечатление, что решение реабилитации психического здоровья ребенка после органического поражения головного мозга сводится в традиционной медицине лишь к упованию на самостоятельные силы организма и применению психотропных препаратов, сглаживающих нежелательные признаки в поведении.