Текст книги "Есть памяти открытые страницы. Проза и публицистика"

Марк Шагал

Шагал – один из самых интересных художников-романтиков XX века, соединивший в себе традиции мирового и русского авангарда с древней иудейской культурой. Его принято считать предтечей экспрессионистов и сюрреалистов, одного этого, собственно, хватило бы для успешной творческой биографии, но вклад Шагала в культуру значительно шире – и не только в живописи, но и в графике, скульптуре, декоративном и книжном искусстве, монументалистике, литературе.

Марк Шагал (Мойша Сегал) родился 6 июля 1887 года, в небогатой еврейской семье, в Витебске, городе глубоко провинциальном по меркам бывшей Российской империи.

После окончания Витебской гимназии он оказывается в Петербурге, куда приезжает для получения художественного образования, однако совсем не представляя практической стороны данного вопроса. Конечно, нескольких месяцев обучения у витебского художника Юделя Моисеевича Пэна было явно недостаточно для поступления в Академию, однако в Рисовальную школу Общества поощрения художеств его приняли без сдачи вступительного экзамена.

После окончания Рисовальной школы, Шагал продолжил своё обучение в частной студии ученицы Репина Елизаветы Николаевны Званцевой и студии Говелия Зайденберга.

Уже в ранних работах Шагала можно было усмотреть руку начинающего большого мастера. Сказочность и фееричность наделяла создаваемые им вещи особой лиричностью и узнаваемостью в большом многообразии произведений других авангардных художников. Это обстоятельство не могло ускользнуть от внимания как педагогов, так и любителей живописи, и Шагал быстро находит себе мецената и почитателя в лице Максима Винавера, политического деятеля России и видного юриста.

Винавер дал возможность продолжить молодому художнику обучение в Париже, назначив ему небольшую стипендию, однако достаточную для того, чтобы жить во Франции и брать у местных мастеров частные уроки. По прибытию в Париж Мойша Сегал становится Марком Шагалом. Он поселяется в центре художественного мира Парижа – на Монпарнасе.

Артистическая среда сразу же захватила молодого художника: выставки, классы в свободных академиях, салоны и галереи, парижская богема – всё это даёт новый импульс к творчеству, цвет в его работах становится активнее, рисунок более уверенным и динамичным. «Теперь Ваши краски поют», – скажет ему впоследствии один из его первых учителей Лев Бакст.

В 1914 году по протекции Гийома Апполинера в Берлине в галерее «Дер Штурм» проходит первая персональная выставка Шагала. В ней художник представлял свои работы, начиная с 1911 года, поэтому в Берлине его хорошо знали, и выставка прошла с огромным успехом при большом количестве зрителей. Сразу после её открытия, художник уезжает в Россию, где из-за начавшейся Первой мировой и революции пробудет вплоть до 1922 года, тогда он вновь вернётся в Германию, а затем во Францию, только теперь уже навсегда.

Но это случится позднее, а пока, в 1914 году, Шагал обосновывается в Витебске. Однако в родном городе он пребывает всего лишь год, после чего переезжает в Петроград, где устраивается на службу в Военно-промышленный комитет. Художник не утратил связей со столичной артистической средой, что позволило быстро вписаться в художественную жизнь Петрограда. Он принимает участие в проводимых в столице выставках, вступает в Еврейское общество поощрения художеств.

Когда в 1918 году в Наркомате народного просвещения шли дебаты по предложению Анатолия Васильевича Луначарского создать в республике Министерство изящных искусств, Шагала выдвинули на пост заведующего изобразительным искусством. Шагал сослался на отсутствие у него опыта административной работы и отказался, однако соглашается на другое предложение – стать уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии.

В Витебске Шагал, вопреки собственным опасениям, зарекомендовал себя прекрасным организатором, успешно справившись с проведением в жизнь партийной идеи: «искусство – в массы». Он украшал город к праздникам, размещал наглядную агитацию, публиковался в местной печати, а в 1919 году основал Витебскую народную художественную школу, которую сам и возглавил. К преподаванию в школе были приглашены К. Малевич, Э. Лисицкий, И. Пуни, его первый учитель И. Пэн и другие художники.

Неизвестно, как бы сложилась судьба художника, не случись у него непримиримого конфликта с приглашённым преподавать в школе Казимиром Малевичем. Шагал уступил, забрал семью и уехал в Москву, где до отъезда на Запад работал в Еврейском камерном театре, не забыв обиду не только на Малевича, но и на весь жизненный уклад современной ему России, где такие как Малевич порываются руководить всем.

О художнике много написано и немало сказано, но всё равно он остаётся загадкой, вызывающей немало споров. Каким он представлял будущее молодой республики, рождение которой принял восторженно, безоговорочно поддержав все начинания новой советской власти? Всю свою долгую жизнь, а это без малого век, художник оставался в русле одной темы: его сюжеты переходили из работы в работу, переставая быть просто изобразительными мотивами, но становясь символами его мира, мира, который он видел не так, как остальные люди. Его люди летают, животные наделены человеческими лицами, а дома имеют метафизическое измерение, и понимаешь – они тоже, как человек, обладают памятью, способны вдохновляться и любить. Глядя на его работы, у зрителя невольно возникает ощущение, что изображённые им люди способны летать, подобно гриновскому Друду. Впрочем, Шагал и сам жил как герой «Блистающего мира» – легко, свободно, независимо, точно имел способность парить высоко над жизненными обстоятельствами и проблемами. Он даже умер практически в полёте, поднимаясь вверх на лифте после долгого рабочего дня в своей мастерской.

Борис Кустодиев

Творчество Бориса Кустодиева – художника яркого и самобытного, представляет собой явление, вобравшее в себя не только лучшие традиции русской академической школы, но и глубоко уходящее своими корнями в русский национальный характер, народные мифы и русский фольклор. Наставником Кустодиева в Академии, куда он поступает восемнадцатилетним юношей, был Илья Репин. Илья Ефимович высоко ценил талант своего студента, в 1901 году он привлекает его к работе над большим заказом от Императорского двора «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года», в котором Кустодиев выполнил много сложной и ответственной работы за своего учителя, больного артрозом, когда у мастера уже практически не действовала правая рука.

В 1903 году Кустодиев заканчивает Академию с золотой медалью и правом годовой зарубежной поездки с содержанием для совершенствования своего мастерства. Художник работает в Испании, Германии, Италии, Франции, где даже берёт частные уроки у Эмиль-Рене Менара, автора прекрасных женских портретов.

Возвратившись в Россию, он ещё более утверждается в выборе своей темы и манеры изображения. То, что претило иным его товарищам по объединению «Мир искусства» – русский лубок, народная игрушка, жостовские подносы, мстёрская, палехская и федоскинская миниатюра, – Кустодиевым бережно и внимательно изучается, и это, несомненно, сказывается на его самобытном творческом почерке живописца. Кустодиевские ярмарки, балаганы, деревенские праздники и городские гуляния захвачены широкой карнавальной стихией русского сознания, а его портреты-картины наполнены чистотой, душевным здоровьем и безмерной жизненной силой образов, воплощённых на полотне. Наряду с живописью, художник сотрудничает с сатирическими журналами «Жупел», «Адская почта», «Искры», снабжая их острыми и злободневными карикатурами.

В 1909 году по представлению Репина Кустодиев был принят в состав действительных членов Академии художеств. Этот успех молодого академика живописи омрачила болезнь. В том же году у Бориса Михайловича диагностировали опухоль спинного мозга. Операции не принесли облегчения художнику, и последние пятнадцать лет жизни он был прикован к инвалидному креслу.

Но болезнь не сломила художника, и не омрачила светлого праздника его картин: Кустодиев начал писать сидя и, впоследствии, лёжа, сделав для себя некоторые приспособления по примеру Репина, теряющего зрение и подвижность правой руки.

Кустодиев приветствовал как Февральскую буржуазно-демократическую революцию, так и Октябрьскую социалистическую. Он верил в свой народ, и, будучи патриотом России, стремился быть ей полезен. «…Много силы в нашем народе и на многое он способен», – говорил художник.

В Первую годовщину советской власти Кустодиев принимает участие в создании панно для украшения города: его работу на тему освобождённого труда установят на одной из городских площадей. В 1920 он выполняет заказ Петроградского Совета по случаю открытия второго конгресса Коминтерна. Для натурных зарисовок и набросков Кустодиева провозят в специальном автомобиле по улицам и площадям, и он впервые видит свой город после долгих лет, проведённых у себя в квартире. В 1923 году художник вступает в Ассоциацию художников революционной России.

Из всех художников, размышляющих о будущем своей страны в те сложные и противоречивые годы, Кустодиев казался самым народным, самым русским художником. Он мыслил вполне конкретно, мечтая о светлой, счастливой жизни, исполненной достоинства и достатка. И защитником этого нового идеального мира он видел шагающего через улицы и дворцы огромного большевика с красным знаменем, полотнище которого застилало не только городские рабочие окраины, но и всё небо.

Кузьма Петров-Водкин

Сына сапожника и горничной, Кузьму Сергеевича Петрова-Водки-на, на его блистательную художническую стезю благословил случай. Так нередко происходит с талантливыми людьми, когда судьба в обли-чии случая подобно искусному художнику выказывает подлинную человеческую суть, сокрытую обстоятельствами и, казалось бы, неодолимыми препятствиями. Об этом часто будет думать и писать художник и мыслитель Петров-Водкин, наблюдая вокруг себя мир, вселенную и человека в этом мире.

Как-то в провинциальный Хвалынск, где проживал будущий живописец, заехал по делам знаменитый архитектор Роберт-Фридрих Мельцер, которого познакомили с рисунками талантливого молодого человека. Они настолько впечатлили архитектора, что он решил взять Кузьму с собой, в Петербург, где имелась возможность дать ему хорошее художественное образование.

И Петров-Водкин не подвёл Мельцера. Он успешно закончил в Петербурге Центральное училище технического рисования барона Штиглица, только жажда знаний и секретов мастерства позвала его ещё дальше – вскоре он уезжает в Москву, где поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества, в мастерскую Серова. Но и этого ему оказалось недостаточно. Закончив училище в 1905 году, Петров-Водкин уезжает в Германию, где продолжает своё обучение в школе Ашбе, знаменитой на всю Европу своими передовыми методиками преподавания.

Впрочем, уже в Петербурге Петров-Водкин показал себя вполне сложившимся мастером. Тяготеющий к монументальности форм, художник всегда искал больших пространств и плоскостей для реализации своих замыслов. Одна из таких работ, выполненных в «вечном» материале – майолике, украшает стену церковной апсиды Института травматологии и ортопедии имени Р. Р. Вредена. Эту сторону щедрого таланта Петрова-Водкина подмечали многие. Александр Бенуа так писал о художнике: «…Талант Водкина, в сущности, предназначен для “стены”, для больших поверхностей, для монументальной шири… Неужели не найдутся люди, которые мечтали бы о создании целостной красоты в своих жилищах? Неужели они не решились бы доверить свои стены такому серьёзному и подлинному художнику?»

Как любого большого художника Петрова-Водкина сложно уместить в рамки какого-либо течения. Да, можно сказать, что его творчество развивалось и совершенствовалось в русле русского символизма, но лишь для того, чтобы содержательно раскрывать вопросы, связанные с самыми сложными вопросами человеческого бытия, несводимые к банальной житейской конкретике. Нельзя не замечать в его работах влияние православной иконы, и не ощущать внимательного отношения художника к открытиям раннего Возрождения, изобразительным и композиционным находкам флорентийской школы, отличавшейся высоким гуманизмом и концептуальной ясностью.

Исключительно требовательный к себе, Петров-Водкин очень серьёзно подходит к натуре, выявляя в ней, прежде всего, причинность воплощений и сокрытую правду вещей, чтобы увиденное или подсмотренное в жизни, воплощаясь красками на холсте, становилось правдой искусства. Об искусстве в его записях можно обнаружить такие строчки: «…Оно всегда и во все времена идёт вразрез с “аксиомами” о “параллельных”. И только благодаря этой его способности произведения искусства, овладев зрителем, становятся для него импульсом, отрывающим от ошибочных привычных восприятий, и обогащает его новыми, ближе к органической полноте, ощущениями предметов, явлений…»

Петров-Водкин задолго до событий 1917 года писал работы, предрекающие наступление новой эры, которая должна была востребовать новых героев, нового искусства и новой действительности. Образы предстоящих перемен жили в душе художника, начиная с десятых годов, поэтому его творчество мало чем изменилось с приходом советской власти. В 1912 году на выставке «Мир искусства» его полотно «Купание красного коня» открывало экспозицию творческого объединения. Символическое значение картины понимали все, юноша на красном коне напоминал Георгия-Победоносца, но не был прямой цитатой: умело используя все средства художественного и психологического воздействия на зрителя, художник превратил работу в невербализованную сагу о будущем, где торжествуют иные идеалы и утверждаются отличные от современных жизненные реалии. Жена Петрова-Водкина вспоминала: «”Купание красного коня” – аллегорическая картина, предвещавшая революцию. Кузьма Сергеевич даже опасался, что картину не разрешат выставить для публичного обозрения. Однако картина была выставлена и имела большой успех у многочисленных зрителей».

Петров-Водкин уделял огромное значение тому, как воспринимает зритель его искусство, которое он считал важнейшей и ответственной миссией, без которой невозможно никакое общественное развитие. Художник, по его мнению, это человек «способный не только воспринять идеальное из жизни, но и отразить ясным, понятным для каждого намёком. Эти намёки и есть частицы из природы, выбранные и сплющенные в ту идею, какой задался творец».

Октябрь 1917 Петров-Водкин встретил с большими надеждами на будущее, полагая, что «русский человек, несмотря на все муки, устроит вольную, честную жизнь. И всем эта жизнь будет открыта».

И он активно включается в строительство этой жизни. Работы тех лет не только документ эпохи, но и размышления художника о своём времени, мечтающего о достойном будущем для своего народа.

В советское время Кузьма Сергеевич – профессор Академии художеств и председатель правления Ленинградского союза художников.

Как педагог и администратор Петров-Водкин оказался сложным, придирчивым и авторитарным человеком. Но главный свой след он всё-таки оставил в творчестве. Говоря о его искусстве, выдающийся русский искусствовед Николай Николаевич Пунин писал: «Уходя с выставки Петрова-Водкина, уносишь с собой праздничное чувство торжества, героического оптимизма и крепкой веры в будущее. В этом и заключается большое общественно-художественное значение творчества Петрова-Водкина – одного из наиболее мужественных и сильных мастеров нашего сегодня».

Александр Самохвалов

Учеником Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина был уроженец Бежецка Александр Самохвалов. В 1917 году, когда в России произошла революция, ему было всего двадцать два года и, в значительной степени, он и был тем самым «новым человеком», утверждением образа которого посвятил всё своё творчество художник и педагог.

Школа Петрова-Водкина позволила талантливому ученику найти изобразительные средства для создания «портрета поколения» – героев труда, спорта, науки и искусства. Язык Самохвалова, вобравший в себя и «сферическую», «падающую» и «наклонную» перспективу, монументальную пластику и праздничный колорит – оказался поразительно созвучен эпохе, точно само время значилось в соавторах его полотен. «Я художник, живущий… современностью», – писал Самохвалов в автобиографической книге «Мой творческий путь». Девизом его творчества вполне могла бы стать строчка Маяковского: «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет». При этом Самохвалов был предельно честен в своей свехзадаче: он искренне верил в своих героев, а свой труд живописца считал исключительно важным в деле формирования людей новой формации. Здесь снова сказалась школа требовательного учителя – Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина, который внушал своим студентам, что только предельная честность перед зрителем и искреннее желание обогатить мир собственным творчеством способны встретить эмоциональный отклик и понимание у тех, кому художник адресует свой труд. «Если твоя работа не совершенствует тебя – другого она бессильна усовершенствовать».

На выработку творческого почерка художника оказало большое влияние участие в реставрации Георгиевского собора в Старой Ладоге, где он имел возможность непосредственно познакомиться с древнерусской фресковой живописью.

Выдающийся современник Самохвалова, художник Кибрик, называл художественную одарённость Самохвалова «особенной», и не только за его способность выходить «за пределы многообразия форм изобразительного искусства», но и за поэтическую метафоричность его работ, создающих образ великой эпохи, утверждению и прославлению которой Самохвалов отдавал все свои силы.

Несмотря на свою стилистическую близость к сюрреализму и символизму, художник шёл по пути утверждения в своём творчестве реалистического направления: отчасти по причине угасания в артистической среде модернистских исканий, а более всего по причине глубокого понимания задач художника в современном ему обществе. Множество заказных работ Самохвалов выполняет с той же увлечённостью и самоотдачей, что и работы иного рода, в которых, казалось бы, художник наделён гораздо большей свободой самовыражения. Речь идёт, конечно, о его пейзажах, книжной графике, произведениях театрального искусства, скульптуре малых форм и прикладных вещах. Многогранность художника поистине удивляет. Он успел «отметиться» практически во всех видах художественного творчества, создав множество замечательных работ, воплощая в них идеалы времени больших строек и героических свершений советского народа.

С 1926 по 1928 год Самохвалов состоял в творческом объединении «Круг художников», затем, вплоть до образования Союза художников Ленинграда – был членом творческой группы «Октябрь», а в предвоенные годы входил в правление Ленинградского Союза советских художников, с 1938 в качестве заместителя председателя ЛССХ.

По примеру своего учителя Петрова-Водкина, своими знаниями и мастерством живописца Самохвалов стремился поделиться с молодыми художниками. Три года – с момента образования вуза в 1948 году, он преподаёт в Ленинградском высшем художественно-промышленном училище на кафедре монументально-декоративной живописи.

За выдающийся вклад в развитие советского изобразительного искусства художник был награждён Орденом Ленина и удостоен почётного звания Заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Александр Дейнека

Его называли Маяковским в живописи. Лаконизм и предельная ясность, жажда признания и претензии на лидерство, искренняя вера в советский проект и грандиозный творческий масштаб – были свойственны и художнику Дейнеке, и поэту Маяковскому. Они были дружны при жизни, а в конце тридцатых Дейнека принимал самое активное участие в оформлении и мозаиках станции «Маяковская» Московского метрополитена.

Начальное художественное образование Александр Дейнека получает в Харьковском художественном училище. Продолжить учёбу во ВХУТЕМАСе молодой художник сможет только после Гражданской войны: события Октября приведут Дейнеку сначала в Красную Армию, затем к «Окнам РОСТА» и на агитпоезда.

После окончания ВХУТЕМАСа Дейнека вместе с Пименовым и Штеренбергом основывает «Общество станковистов» (ОСТ), куда наряду с «проекционистами» и «конкретивистами» войдёт дейнековская «Группа трёх».

ОСТовцам, ориентированным в основном на станковые произведения, претила бурная деятельность Дейнеки, мощно заявившем о себе графическим творчеством в журналах «Безбожник», «Прожектор» и «Красная Нива». Из-за разногласий с руководством Дейнека переходит в творческое объединение «Октябрь».

Здесь не было ОСТовских ограничений, и художник раскрылся как талантливый плакатист, создав такие шедевры искусства плаката, как «Превратим Москву в образцовый социалистический город пролетарского государства», «Работать, строить и не ныть!», «Ударник, будь физкультурником», «Мы требуем всеобщего обязательного обучения!» и другие.

Уроки Владимира Андреевича Фаворского, учителя Дейнеки во ВХУТЕМАСе, не прошли для ученика даром. Он берётся за книжную графику, работая не только с литературным материалом героико-романтического звучания, но и детской литературой – и здесь, подобно Маяковскому, он демонстрирует свои качества новатора и первопроходца.

Выставочные комиссии «Октября» не жаловали Дейнеку благосклонным отношением: ему с трудом удавалось «пробивать» к экспозиции свои произведения. Это обстоятельство спровоцировало переход Дейнеки в «Российскую ассоциацию пролетарских художников», где он тоже надолго не задержался, да и сам РАПХ вскоре прекратил своё существование, уступив место Союзу художников Москвы.

В тридцатые художник много работает в монументалистике. Это мозаики, декоративные панно, настенные росписи и плафоны. Дейнека был одним из немногих советских художников, получивших широкую известность за рубежом. Отчасти этому способствовала его заграничная поездка по США, Франции и Италии. В 1937 году он удостаивается золотой медали Парижской всемирной выставки, а в 1939 берёт Гран-при в Нью-Йорке. Анри Матисс считал Дейнеку самым талантливым из советских художников, который ушёл далеко «вперёд в своём художественном развитии».

Занимался Дейнека и педагогической деятельностью. В разные годы он преподавал во Вхутеине, Московском полиграфическом институте, Московском художественном институте, Московском институте прикладного и декоративного искусства и в Московском архитектурном институте.

В юности Дейнека мечтал о «храмах современности», где утверждался бы культ жизни и красоты, где воспевалась бы сила человеческого духа и телесного здоровья. И он не изменил своим юношеским мечтам, стараясь передать свою веру через талант и искренность современникам и потомкам.

Страна щедро наградила Дейнеку премиями и орденами, в Курске существует улица в его честь, его имя носит Курская картинная галерея, два учреждения Министерства образования и даже небесное тело – астероид № 9514.

С работами Дейнеки выпущено большое количество почтовых марок, карточек и конвертов, а в августе 2005 года была учреждена премия имени А. А. Дейнеки. Творчеству художника посвящены исследования и конференции, книги и журнальные публикации. О его работах до сих пор спорят, а значит, искусство его востребовано и продолжает жить.