Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

– Хорошо… Я скажу…

– Иди.

– А… Эту забрать?

Гоша посмотрел на Васю с выражением крайнего удивления.

– А мне пиво так, что ли, пить? Я тебе сказал, что рыба дерьмовая, а не что ее забрать!

– Всё, понял.

Вася ушел.

– Сплошные дебилы вокруг. Один рыбу дерьмовую подсунул. Другому говоришь про одно, а он, сука, про другое слышит. Всех их, блядь, надо… – Он махнул рукой. – Ладно… Хер с ними.

Гоша опять принялся чистить рыбу, которую только что так яростно раскритиковал. На самом деле весь этот спектакль был устроен не потому, что рыба оказалась плохой (она была отличной), но только затем, чтобы показать Юле, кто здесь хозяин и настоящий мужик – поднять собственный статус перед предстоящим разговором.

Положив в рот кусок рыбы и запив ее пивом, он как будто между прочим спросил:

– Так ты чего хотела?

– Поговорить о Вите.

Гоша как будто удивился:

– М-м-м… А что с ним?

– Гоша, ты издеваешься?

– Нет. Вообще нет. Приходили ко мне милиционеры. Сказали, что он в больнице побитый. Еще и меня обвиняет. Совесть есть у него?

– Да у него-то есть.

Гоша положил в рот еще один кусочек рыбы, пожевал, запил пивом.

– Так ты за этим пришла? Сказать, что у него совесть есть?

Она хотела что-то ответить, но он как будто опомнился, сделал жест рукой и перебил:

– Сейчас, погоди. Чё-то эта рыба меня совсем из колеи выбила.

Повернулся в сторону бара и закричал:

– Вася!

Вася прибежал, стал возле стола.

– Принеси-ка Юле… Юля, ты что будешь?

– Да ничего не надо.

– Нет, так не пойдет. Вася, давай, плов принеси и чай. Быстрее только.

Вася сказал: «Сейчас будет» – и ушел. Гоша обратился к Юле:

– Ты извини, у нас тут кафе неказистое, но для перекуса сойдет.

Само собой, говоря так, он прибеднялся, потому что сам о своем кафе был весьма высокого мнения и страшно кичился тем, что им владеет. На деле же слова его как нельзя лучше отражали действительность: кафе и в самом деле было неказистым и даже гаденьким.

– Долго ждать не придется. Плов свежий. Я только ел. А это у меня так, закуска, пока тебя ждал.

– Спасибо, Гоша.

– Ты извини. Я какой-то раздраженный сегодня. Дела все. Нервы. А тут еще менты приходили. Сама понимаешь. Неприятно это все. Пришли и говорят мне, что подозревают в чем-то. А я сижу и думаю: ведь посадить могут. Могут же… – Гоша прищурился и почти шепотом добавил: – Дело-то уголовное…

Испуг изобразился на Юлином лице.

– Гоша! Вот я затем к тебе и пришла. Давай закончим уже всю эту историю!

– Не я ее начал!

– Да, не ты, не ты. Но что будет-то? Вадим вон заявление на Витю написал. Вите и без того плохо, в больнице ведь. И потом еще сколько лечиться будет. К нему тоже приходили. Сказали, что разбираться будут. А чего разбираться-то? С ним-то ясно все. Я с Вадимом поговорила. Он сказал, что Витя пусть сам вопрос решает, а заявление он без твоего указания не заберет.

Подошел Вася, поставил перед Юлей тарелку с пловом, чашку с чаем и ушел. Гоша, не отвлекаясь от своей рыбы, всем видом изображая, что разговор идет как бы между делом, ответил:

– Но он же все правильно написал. Разве наврал в чем-то?

– Да нет, не наврал. Но мы-то понимаем…

Тут Юля, глядя на жующую наглую морду Гоши, которому, казалось, все нипочем, начала раздражаться:

– Слушай, чего мы тут друг перед другом?.. Понимают же все, что это ты Витю избил и…

– А ты докажи, – перебил ее Гоша.

Лицо его сделалось каменным. Юля продолжила:

– Ты же такой правильный. Все у тебя по-пацански. По понятиям. Вот и скажи теперь, по понятиям ты человека избил, а теперь еще с ментами договариваешься, чтобы ему дело пришить? Знаю я, что Вадим к этому начальнику их, Разгуляеву, ходил. Все решили уже с ним, да? Это, по-твоему, правильно?

Гоша посмотрел на Юлю с задумчивым видом и сказал:

– А не тебе в понятиях разбираться. И в том, что правильно, а что неправильно… Неудивительно, что Витя твой сам за себя ничего не может. И ты пришла ко мне, чтоб я его вопросы решил? Похвально.

Затем он вытянулся через столик, придвинув свое лицо к Юлиному почти вплотную, и произнес тихо, но отчетливо и уверенно:

– Потому что иначе посадим мы его на хрен. Я тебя уверяю. И не за это… Это цветочки… Мы там такое дельце нашли… Как раз подойдет…

После этого Гоша принял свою прежнюю позу, показал пальцем на Юлин плов и запросто, даже небрежно спросил:

– А ты чего плов не ешь? Ты ешь, ешь, а то остынет. Он вкусный.

– Да что-то не хочется…

– Зря.

Юля молча смотрела на самодовольное наглое лицо Гоши и думала о том, что надо же было когда-то выйти замуж за такого урода, о том, что ни капли он не изменился, а стал только хуже, и по-прежнему не знаешь, чего от него ожидать, и сделать он на самом деле может все что угодно, несмотря ни на какие воспеваемые им же самим принципы. Уже сделал. А вот что он там еще придумал – бог знает. И это может быть пострашнее…

Гоша тоже не спешил говорить. В конце концов Юля спросила:

– Гоша, чего ты хочешь?

Он поставил кружку с пивом, положил рыбу, изобразил на лице раздумье (хотя давно знал, о чем будет его речь и какую сделку он предложит) и сказал, как бы рассуждая:

– А ты вот и не поела… Да и я – как-то сам, не дождавшись тебя… А вот нам бы сесть, пообедать или, еще лучше, поужинать, поговорить… По душам, так сказать… Как раньше…

Юля слушала Гошу, пока еще не совсем понимая, к чему он ведет. Гоша между тем продолжал, все так же размеренно:

– Ты бы позвала меня в гости, скажем, в субботу… Мы бы с тобой все дела бы сделали, вопросы бы все решили… Как раньше, когда мы были вместе… Как муж с женой…

Глаза Юли понемногу округлялись от удивления. Гоша развел руками, как будто тоже удивляясь:

– Что ты на меня так смотришь? Или денег предложить хочешь? – И залился нахальным смехом.

– Ну и мразь же ты, Гоша, – процедила Юля и отодвинулась на стуле, чтобы встать и уйти.

Он остановил ее:

– Погоди. Успокойся.

Она задержалась. Задержалась скорее из-за того, что в первый момент, когда он остановил ее порыв, подумала, что, может быть, все им сказанное было просто идиотской шуткой и сейчас он предложит какой-то другой, более человеческий вариант решения проблемы. Но в этом она ошиблась: никакие другие варианты Гоше были не нужны, да и невозможны. Что она могла ему дать кроме того, на что он сейчас достаточно ясно намекал? А надеяться, что в Гоше проснется совесть или что-то другое вроде порядочности, было бессмысленно.

Он же теперь вытер руки, отставил пиво и начал говорить с полной серьезностью.

– Послушай меня. Внимательно. Только до конца дослушай. Я тебе уже сказал, что будет с твоим Витей дальше, если мы не договоримся. Ты меня знаешь. Я могу и устрою. И у нас есть только один способ договориться. Я сказал какой. В субботу. Завтра пятница. Завтра я жду ответа. Вадима я займу чем-нибудь, а сам заскочу на часок. Думай. Только правильно думай.

Юля, потеряв последнюю надежду решить вопрос более приемлемым способом, медленно отодвинула стул, встала, развернулась и пошла в сторону выхода. Сделав несколько шагов, она услышала голос Гоши: «Юля!» – и обернулась. Гоша оторвал кусок рыбы, положил себе в рот и, жуя, с прежней небрежностью сказал:

– Кстати, насчет твоего вопроса. О том, что правильно… Или как там…

Он придал своему лицу выражение насколько мог умное и, жестикулируя рукой, продекламировал:

– Вина! – Другого я и не прошу.

Любви! – Другого я и не прошу.

«А небеса дадут тебе прощенье?»

Не предлагают, – я и не прошу.

И добавил с гордостью знатока:

– Омар Хайям. Почитай.

Юля ничего не сказала, развернулась и ушла.

Она пришла домой, приготовила себе ужин, но скорее потому, что поесть было надо, а не потому, что хотелось. Разум ее находился в состоянии, едва способном мыслить критически, да и могло ли быть по-другому? Муж в больнице, бывший муж, полубандит, в сговоре с милицией, сын слушает бывшего мужа и подражает ему.

Глядя со стороны, возможно, было бы просто рассудить, что ей следовало нанять адвоката, писать жалобы, какой-то шум поднять вокруг этого дела… Однако, во-первых, наблюдать ситуацию всегда проще, чем участвовать в ней, а во-вторых, в то неостывшее еще после девяностых время, когда доверие населения к официальным структурам было ненамного выше, чем к бандитским шайкам, адвокаты воспринимались не более чем жулики, вымогатели и пособники и тех, и других, в зависимости от ситуации, и потому в благополучный исход дела при использовании правильных методов верилось мало. Поэтому и наглые угрозы Гоши выглядели не как бред сумасшедшего, которого на фоне собственного самомнения и эгоизма начало заносить бог знает куда. Напротив, он себя очень хорошо чувствовал в этом обществе, как сыр в масле, потому и вел себя соответствующе – так, как считал нужным, и так, как это было допустимо.

В итоге на другой день она позвонила Гоше и сказала, чтобы он приходил в субботу к обеду, то есть к часу дня.

Глава 9

Гоша зашел в подъезд, поднялся по лестнице на пятый этаж, постучал, дверь открылась, он вошел.

– Эй, что с лицом? Неужели ты не рада бывшему любимому мужу? – сказал Гоша, заходя в Юлину квартиру по-хозяйски, как барин.

Вид он имел важный: раздутые щеки, выпяченный вперед живот, характерным образом не застегнутая до конца рубашка (так что виден был большой крест на толстой цепочке), штаны и сандалии. Широкая и наглая улыбка озаряла его лицо.

– Не смешно, – ответила Юля.

Смотреть на него ей было противно до крайности. Нахальное улыбающееся лицо, толстая шея с цепью и распятием (хотя истинное его отношение к религии было таким же, как и к «понятиям» – использовал, когда надо), идиотская цветастая рубашка (не иначе, надел по случаю), штаны, за которыми… даже представлять не хочется.

– Так разве я смеюсь? Я ж серьезно, – ответил Гоша и растянул улыбку еще шире.

Он снял сандалии, сделал пару шагов прямо по коридору, заглянул в первую дверь слева:

– Так… кухня… Ну что, мы чайку попьем или сразу перейдем к делу? – спросил Гоша и уставился на Юлю пытливым взглядом.

– Не хочу я с тобой чай пить, – ответила она.

– Вот это я понимаю, деловой подход! – сказал Гоша, потер руки и продолжил: – Так… Куда тогда?.. Где вы тут с твоим новым мужем-хулиганом хулиганите? – И довольно рассмеялся, радуясь только что сочиненному каламбуру.

«Господи, ну и урод», – подумала Юля, но ничего не сказала. Вся эта ситуация вызывала у нее тошноту: и присутствие Гоши у нее дома, и ее собственное, возможно малодушное, решение.

– Похоже, здесь! – ответил Гоша на свой вопрос, показав пальцем на дверь в конце коридора.

Он сделал еще несколько шагов и вошел в комнату. Он демонстративно посмотрел по сторонам, как будто изучив все детали (хотя все сразу было ясно), и, укоризненно качая головой, обратился к Юле:

– Ну и жизнь у вас… Докатились… Вы что же, в гостиной трахаетесь?

– Ты совсем одурел, что ли?! – возмутилась Юля. Ее начало трясти от всей этой ситуации и Гошиного нахальства.

Гоша повернулся к ней и изобразил на лице крайнее удивление:

– Вот, значит, как ты гостя встречаешь. Предлагаешь что попало, а сама хочешь, чтобы человек тебе помог. Мы же будем твоего рыцаря спасать?

Не дожидаясь ответа, Гоша вышел и продолжил поиски спальни. Долго искать не пришлось (потому что оставалось всего две комнаты, в которые он еще не заглянул), и через несколько секунд Юля, оставшаяся стоять в гостиной, услышала его возглас:

– Нашел!

Юля зашла в спальню. Гоша лежал на кровати, закинув руки за голову.

– Ну давай, иди сюда!

Юля с презрением посмотрела на него и села на край кровати. Подождав несколько секунд и ничего не дождавшись, он взял ее руку и со словами: «Давай я тебе помогу», положил себе на бляшку ремня…

Через пятнадцать минут Гоша, голый и довольный, закинув ногу на ногу, лежал на кровати. Юля одевалась и плакала. Он явно никуда не спешил и наслаждался победой. Она хотела быстрее закончить этот фарс, но не могла справиться с чувствами, чтобы достойно дотянуть до конца.

Гоша как будто решил ее успокоить (а на деле – еще больше посмаковать победу):

– Эй! Ну перестань! В конце концов, мы же с тобой друг другу не чужие. Вот и сын у нас общий. Настоящий мужик. Считай, встретились… как старые друзья… пообщались.

– Пошел ты… друг… – сказала Юля, всхлипывая.

– А что ты сердишься? Я же на самом деле друг. Можно сказать. Пришел вот помочь. Ты же сама просила. Так ведь? Или не так? Так. Твоего Витю спасу, раз обещал. Все! Никто никому ничего не должен. Поссорились мужики, а теперь помирились.

Юля посмотрела на него, голого и самодовольного, вытерла слезы и сказала:

– Гоша, ты одевайся. Мне идти надо.

– Куда так быстро? Слушай… Мы с тобой столько лет не виделись… Не разговаривали, можно сказать, по душам. А ты вот так сразу: уходить надо. Вот уйду, и что? Забудешь ведь сразу. А я еще хочу… Чтоб запомнила. Заодно расскажешь, как вы тут с Витькой…

И он вскочил, схватил Юлю и повалил на кровать. Она начала сопротивляться, но его это мало заботило. Он навалился на нее всем своим огромным туловищем, одной рукой держал ее, другой расстегивал халат и говорил ей прямо в ухо:

– Скажи мне, как он тебя трахает! Та-а-ак… Вот… здесь… Здесь, да… Сейчас… Чтоб запомнила… Когда он тебе засунет в следующий раз, будешь обо мне вспоминать…

Через полчаса они сидели на кухне и пили чай: после всех действий, утомляющих и радующих одновременно, Гоша захотел чаю. Он с удовольствием прихлебывал из большой кружки, Юля сидела и молча смотрела на свою чашку, к которой не притронулась. Гоша разглагольствовал:

– Ну все. Значит, поговорю сегодня же с ментами, договорюсь, всю эту историю прекратят. Так что ты не переживай. Вернется твой Витя из больницы, заживете как раньше. Чаем его поить будешь, спать укладывать… А вообще ничего, что я тут его заменил на денек, да? И дело сделали, и тебя развлек. Только ты скажи ему, чтоб к Вадиму больше не лез драться. Вадим ведь доброе дело сделает – заявление заберет. Скажи, чтоб помнил. А еще раз обидит его – мало ли что может случиться. Вдруг такое же совпадение, как в этот раз. Короче, осторожнее ему надо быть…

Юля слушала молча и даже не удивлялась – просто ждала, когда все это закончится. Чувств у нее уже не осталось. Не хотелось ни злиться, ни плакать, ни обвинять кого-то. Только когда Гоша заговорил о Вадиме, она подумала, что трудно будет ей теперь, после всего, что было, уживаться в квартире и с сыном, и с мужем. Она не то чтобы пересмотрела отношение к сыну после того, как он отказался помочь, но, скорее, подумала о том, что как-то все это не вяжется теперь, и не хватит сил у нее жить в одном доме и с Вадимом, и с Витей, делая вид, что все в порядке, что ничего не было, глядя на обоих. А кроме того, как они после случившегося смогут общаться? Будут, скрипя зубами, друг на друга смотреть и ждать момента, который обязательно когда-нибудь наступит.

В таких мыслях, правильных или неправильных, сидела она, пока Гоша хлебал свой чай и продолжал праздновать победу, и вот теперь, когда услышала от него упоминание о сыне, сказала:

– Забери его.

Гоша явно не ожидал такой реплики и даже не понял, о ком идет речь, а потому спросил с неподдельным удивлением:

– Кого?

– Вадима.

Теперь удивление его только усилилось.

– Ну ты даешь! Зачем?

Юля посмотрела на него, точно хотела передать ему все свое отношение и упрекнуть в безграничной тупости. И вместе с тем голос ее дрожал, потому что она едва справлялась с эмоциями:

– Да затем, что не сегодня-завтра они поубивают друг друга. Ты думаешь, сам такой умный, а никто ничего не поймет? Вадим по твоей команде заявление заберет, а дальше что? И Витя… Думаешь, поверит он, что Вадим сам это сделал через два дня? Нет. Доиграемся. А я тут как? А если Витя узнает, что сегодня было?..

И слезы потекли по ее щекам. Гоша цинично ответил:

– А ты не говори, так и не узнает.

Потом, правда, задумался и сказал:

– А знаешь, может, ты и права. Может, и надо. Тем более Вадя большой уже. Чего ему тут у вас делать? Не школьник ведь.

Потом на его лице появилась ехидная улыбка, свидетельствующая о том, что ему в голову пришла очередная пакостная мысль, и он продолжил:

– Только вот куда я его?.. К себе – не то. Надо бы квартиру снять. Квартиру… А за нее платить надо… Это же деньги… Впрочем, я могу устроить… Денег найдем, для сына-то… А давай пополам?..

Юля смотрела на его лицо, удивлялась такому предложению и ждала, что Гоша скажет дальше. И после небольшой паузы он продолжил:

– Нет, если не хочешь, можем и по-другому решить…

И дальше, заговорщически, почти шепотом, ухмыляясь:

– Отсосешь еще раз?

– Пошел на хуй, мра-а-азь! – закричала мгновенно вскочившая со стула Юля, сама от себя не ожидая такой реакции, не думая о том, что могут услышать соседи и это будет совсем нежелательно, да и вообще ни о чем не думая, – нервы ее уже не справились.

– Ладно, ладно, не кричи. А то еще придет кто, – сказал Гоша. – Пошутил. Не такой уж я мудак. Придумаю что-то. Сниму Ваде квартиру. Живите тут дальше как хотите.

Юлин крик как будто вызвал в Гоше какие-то чувства – если и не глубокие, то достаточные для того, чтобы улыбка сползла с его губ и он засобирался уходить. Гоша отодвинул стул, встал.

– Пойду я.

Юля промолчала. Гоша вышел из кухни, прошел к двери, обулся и, убедившись, что никто не собирается проводить его и закрыть за ним дверь, ушел.

Юля смотрела в окно, сперва на почему-то пустой двор, на тротуар вдоль дома, затем на фигуру Гоши, идущую к машине и садящуюся в нее. Что делать дальше, она решить не могла, да и не решалось. Ясно одно: надо принять ванну («отмыться от этого дерьма», как она думала), хотя это и не поможет, впериться в телик и смотреть какие-то фильмы или программы – чем тупее, тем лучше. Можно еще выпить. Да, непременно выпить. А завтра уже думать. Так она себя настраивала, а потом разделась, залезла в ванну, повернула вентиль горячей воды, и – только две капли капнули из крана, а после послышалось урчание пустой трубы.

Она закрыла лицо руками, прижалась к коленям и уже без эмоций, едва шевельнувшимися губами произнесла:

– Сука.

Гоша ехал домой и думал о том, что, по сути, все неплохо вышло. И удовольствие получил, и Витю («этого урода») наказал. И все аж по два раза. Причем второй раз, тот, что произошел только что, пожалуй, еще удачнее первого (избиения Вити), который вышел как-то спонтанно, на эмоциях. Да и в рожу может дать каждый, а вот так поразвлечься с чужой женой в квартире и даже в спальне ее мужа – дорогого стоит. Хвалил он себя за то, что так ловко это придумал и провернул. Власть, думал он, настоящая власть! Затем пришла ему в голову мысль о том, что неплохо было бы и повторить это как-нибудь еще разок, или устроить, чтобы Витя узнал, и тогда еще и от этого повеселиться – «посмотреть на его рожу и на Юлькины оправдания, на ее рассказ о том, что ради него это все и было». Радовался он своему новому плану, и скорее именно из-за этого плана решил он все же с Разгуляевым поговорить, чтобы тот дело закрыл (хотя изначально Гоша совсем не был уверен, что должен выполнить свое обещание). А дальше, думал он, посмотрим, как выйдет.

Он приехал домой, открыл дверь, зашел, услышал голос жены:

– Гоша, это ты?

– Ну а кто же? – ответил он, разуваясь.

– Где ты был?

– У бабы.

– Мог бы и сказать. Зачем грубить-то.

«Почему-то когда я говорю правду, мне никто не верит», – подумал Гоша.

И вдруг вопрос жены и собственный ответ пробудили в нем такое желание, что он решил его реализовать прямо сейчас – от одной сразу к другой.

– Ты одна дома? – спросил он, заглянув в комнату, где Наташа сидела на диване и смотрела телевизор.

– Одна.

– Готовься. Сейчас приду тебя трахать, – сказал Гоша и пошел в туалет.

– Гоша, ты такой романтик, – ответила жена и принялась снимать кофточку.

Он вышел из туалета, вошел в комнату, где его ждала жена, и через пятнадцать минут был в два раза счастливее, чем когда только явился домой. Теперь чувство обладания двумя женщинами подряд, по очереди, радовало его вдвойне.

Наташа же думала о том, что если бы не деньги, то давно бы бросила этого урода. А пока приходится терпеть его прихоти.

Глава 10

Гоша сдержал слово и этим же вечером поехал на встречу с Разгуляевым, чтобы обсудить с ним дальнейший ход дела касательно Виктора. А заодно и насчет себя спросить.

Как и в прошлый раз, договорились обсудить дела, пока Разгуляев будет выгуливать собаку. Договорились на девять часов вечера. Гоша приехал чуть пораньше, однако не стал звонить и торопить товарища, а сидел в машине и слушал шансон. Через десять минут он увидел вышедшего из подъезда Разгуляева, подумал: «Эх, черт, хорошая песня, не успел дослушать», выключил двигатель и вышел из машины.

Разгуляев был мрачен. После рукопожатия и пары стандартных фраз Гоша перешел к сути дела:

– Слушай, Колян, я тут все думал… Короче, эту историю с Виктором надо заканчивать.

– В каком смысле? – спросил Разгуляев, не выразив, впрочем, удивления и даже не посмотрев на Гошу.

– Закрывать дело надо.

– Почему? – также монотонно, глядя на тротуар, спросил Разгуляев.

Для него-то большой разницы не было, можно и закрыть. Потерял бы он только то, что Витя смог бы ему заплатить в виде взятки – если бы вообще, конечно, смог заплатить. А потому, размышлял Разгуляев, раз Гоша передумал, то можно и согласиться: и потеря невелика, и как будто Гоше даже услугу оказал.

– Да знаешь, я подумал, не по-человечески это как-то. Ему и так плохо. А я тут сгоряча как-то. Да еще Вадима подключили к этому. Короче, зла я на него не держу, перегорел. Пусть, думаю, выходит из больницы и живет как жил.

Разгуляев помолчал какое-то время, как будто раздумывая, и потом сказал:

– Ну… Можно, конечно, и остановить все… Только, знаешь… Дело уже запущено, люди занимаются. Вроде затраты понесли…

– Слушай, Колян, мы же с тобой обговорили условия. Надо добавить? – перебил его Гоша.

– Да нет, Гоша, не надо, – продолжил Разгуляев. – Это я так, рассуждаю.

На деле так и было: он рассуждал и тем самым набивал себе цену, на всякий случай. На будущее. А сейчас он уже решил, и решил однозначно, что раз Гоша просит, то дело надо остановить. А деньги от Гоши он все равно получит за то, что его выручил. А от Вити – бог с ним. Зато дружеские отношения укрепятся: такой задел на дальнейшие большие свершения!

– Давай так. Ты скажи Вадиму, пусть приходит и заберет заявление. Напишет там, что надо. Я подскажу, как и что. Сам ему объясни только, почему так. Буду ждать его в понедельник после обеда, часа в два.

– Вот и отлично. Я ему скажу… Слушай, кстати, а что там Витя? Больше ничего на меня не писал? Никаких глупостей?

– После того как ребята к нему съездили и сообщили, что его теперь подозревают, я думаю, ему не до этого, – ухмыльнулся Разгуляев.

Гоша замялся, сомневаясь, стоит ли задавать еще один вопрос на эту тему, но все-таки решился:

– Ну, как дальше-то с этими его подозрениями?.. Я имею в виду, дело будет?.. Как там вообще? Что дальше?

Разгуляев улыбнулся и выдал пространное рассуждение:

– Гоша, ну ты же сказал, что не виноват. Так чего тогда переживаешь? Наша система правосудия – она такая… справедливая… Она все понимает. Ты сказал: не виноват. Значит, все ясно. А дальше… – Тут на его лице появилась наглая ухмылка. – …А дальше, я думаю, Витя этот, пока лежит в больнице, может осознать, что оклеветал невиновного человека, и заберет всю свою писанину. Такое часто случается. Вадим вот твой передумал ведь, несмотря на то что правду написал. А если и не передумает – само все решится. Иначе… Слушай… Не буду тебя грузить нашими делами законными. На кой оно тебе? Витя когда выходит из больницы?

– Не знаю, – ответил Гоша.

– Вот видишь, ты не знаешь, а я знаю… Через неделю. Правосудие все знает. Вот через неделю… плюс-минус два дня… мы и закроем эту тему.

– Колян, ты меня порадовал.

– Чем могу. Но и ты про нас не забудь.

– Да о чем базар? Как только скажешь, и я тут. Сразу. Все как договаривались.

Разгуляев снова улыбнулся и промолчал. Он уже сообразил, что будет делать дальше. И сообразил случайно, в ходе этого разговора, уже после того, как сам эту идею и озвучил. В понедельник Вадим заберет свое заявление, а во вторник ребята Разгуляева, те самые милиционеры, поедут к Виктору в больницу, расскажут о благородстве мальчишки и спросят, а не хочет ли он поступить так же благородно – ведь от него теперь отстанут, а это большое облегчение и, можно сказать, счастье. Должно проснуться в нем чувство благодарности и побудить его поступить так же, как Вадим. В этом случае и делать больше ничего не придется, кроме того что забрать у Гоши причитающееся вознаграждение.

Гоша, поняв, что разговор исчерпан, засобирался уезжать:

– Ладно, Колян, вроде все обсудили. Спасибо тебе. Ну, пока что так, а потом будет как надо. Поеду я. Дела еще.

Разгуляев пожал протянутую на прощание огромную Гошину руку.

– Давай. Вадим в понедельник пусть приходит. И это… там… ребятам, может, подгонишь еще коньячку, икры может, ну так, порадовать. А то ведь сильно помогают.

– Да не вопрос, братан, сделаем. Все сделаем.

«Братан», – подумал Разгуляев, впрочем безо всякого продолжения. Как будто застряло это слово у него в голове и звенело. Звенело, пока смотрел он вслед уходящему и садящемуся в машину Гоше, пока Гошин джип не скрылся за поворотом и пока не услышал он сигнал гудка у себя за спиной. Он отошел с дороги на тротуар, автомобиль проехал. «Урод, – выругался про себя Разгуляев, мысленно обращаясь к сигналившему ему водителю. – Надо было в ГАИ идти работать – пиздец бы тебе уже был».

Вспомнил он про своего коллегу из С-кой области, начальника районного ГАИ Головко, автомобиль которого все знали, и если кто обгонял его, то кара была суровой. Недавно наглеца, который посмел стать рядом с ним на светофоре, на зеленый рвануть и его обогнать, жестоко наказали прямо, можно сказать, на месте преступления – догнали, остановили и машину разбили. Вот это власть, думал Разгуляев. Живет, конечно, в дыре – городишко маленький, но зато над тобой никого. Живешь себе как король. Вот это уважение. А тут – вроде и начальник, а каждая мразь толкает: то на работе господа из главка, то вот такой урод на сгнившей «шестерке» сигналит. И ничего не поделаешь. Одни скоты вокруг. Ни тебе уважения, ни тебе власти. А остальные – такие как Гоша – тоже оборзели, но хоть деньгами кормят. «Братан». Урод ты, Гоша, а не братан.

Такие мысли роились в голове Разгуляева, и он накручивал себя все сильнее. И не денег ему уже хотелось (деньги-то он зарабатывал – нелегально, разумеется), а власти. И сегодня как никогда. Сегодня суббота, и его вызвали на работу по поводу произошедшего ночью убийства; сегодня на него наорал полковник Собакин («Хули ты мразь мне – «так точно»?! У тебя что там за район такой? Если ты, сука, не справляешься, так и скажи, другого найду. Хули, нет?! Тогда какого хера…»); сегодня жена ему сказала, что он достал ее своей работой и давно бы уже она нашла себе любовника, если бы Коля «ментом не был», потому что еще убьет его «со своими коллегами-отморозками»; сегодня дочь ему объявила, что уходит жить к какому-то своему дружку; сегодня Гоша пришел и дал ему указание Витю не трогать, и этот урод на сгнившем ведре ему сигналит, чтобы ему дорогу уступили.

День у Разгуляева сегодня явно не задался с самого утра. И хоть в разговоре с Гошей виду он не подавал, пытался беседу поддерживать и иногда шутить, даже еще коньяку сумел выторговать, – был он в настроении препоганейшем, а последнее Гошино «братан» еще сильнее вывело его из себя. «Братан, друган… урод, блядь», – подумал еще раз про Гошу Разгуляев и направился к дому.

Глава 11

Вечером, около десяти часов, Вадим пришел домой и застал мать смотрящей телевизор за бутылкой коньяка, из которой она отпила уже около половины. Сам Вадим был тоже слегка навеселе и даже странно было, что он появился дома так рано – суббота же. Но все же сложилось так, что они с друзьями (Дедом, Овсеенко и Ивановым) весь день провели вместе и под вечер все же решили разойтись, а не продолжать кутеж. В голове немного шумело от выпитого пива, но в целом состояние было вполне приемлемым для адекватного восприятия реальности (с некоторыми погрешностями, разумеется).

– С тобой все в порядке? – спросил Вадим, зайдя в комнату и увидев мать перед телевизором с бутылкой коньяка.

– Лучше не бывает, – ответила Юля. По интонации было понятно, что алкоголь действовал.

Он подошел к ней, чтобы разглядеть получше (видимо, желая понять, в порядке ли она физически), и, не найдя в ее внешности ничего необычного (кроме растрепанности и следов растекшейся косметики), отошел, сел в кресло и спросил:

– Что с тобой?

Она посмотрела на него и ответила:

– А все хорошо. И весело. Видишь, сынок, веселюсь. Радуюсь.

– А это что тогда? – он кивнул, имея в виду ее лицо с потеками слез.

– А это… это фильм грустный. Сам посмотри.

По телевизору шел фильм «Маска» с Джимом Керри. Главный герой, зеленого цвета, строил рожи и носился как сумасшедший, за доли секунды переворачивая все вокруг и глумясь над злодеями.

– Этот фильм? – спросил Вадим.

Юля развела руками:

– Ну да. Видишь, какой он зеленый. Все думают, это смешно. Бегает, делает что хочет. А я думаю: как ему вообще жить такому? Как жить, когда зеленый?

И она залилась слезами.

– Как жить-то? А? Когда – так? – И отхлебнула из горлышка.

Вадим подумал сперва, что мать сошла с ума. Потом, однако, решил, что всякое случается, и завтра, может быть, она придет в себя. Скорее всего, из-за этого урода Вити она так расстроилась. Из-за всей ситуации. А может, он ее обидел чем. И упаси господи, если так. «За мать – вообще убью».

Так думал Вадим, и не возникло у него даже мысли о том, что, может быть, Витя этот его матери дорог и причиной ее такого настроения может быть именно это, что он, ее сын, хотел сделать все, чтобы Вите было плохо, хотя это и несправедливо, хотя она просила его оставить все как есть. Не возникло у него даже подозрения, что к такому состоянию мог привести ее он сам или его отец, ведь они вдвоем, по сути, отнимали главное, что у нее было (не считая сына, конечно), – родного человека (именно таким она Витю и считала, несмотря на то что жизнь свела их, когда оба уже состоялись, а она даже побывала замужем). Конечно, не знал Вадим, что тут происходило несколько часов назад, что Гоша был в гостях и что решался вопрос дальнейшей судьбы Виктора старым проверенным способом, который иной раз работает, когда другое помочь не может.

– Это из-за Витьки? – спросил Вадим.

Юля молчала, раздумывая, что сказать: в дополнение ко всему тон Вадима и это его «Витька» ее возмутили и еще больше выбили из колеи. Никогда раньше не позволял он себе так его называть – «Витька». По всей видимости, мнение относительно будущего Виктора у Вадима уже сформировалось – оно-то и позволяло так пренебрежительно о нем высказываться. Несколько раз Юля как будто порывалась что-то ответить на этот его вопрос, но каждый раз только делала жесты руками, означающие, видимо, что не та мысль пришла ей в голову. В конце концов, так и не сумев подобрать нужного ответа, она сказала: