Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

Для Марины же и тот уровень Гоши и, соответственно, Вадима, был недосягаем, а потому после предложения бросить Сергея и стать подругой Вадима она почувствовала абсолютное счастье.

Марина улыбнулась, не выдавая, однако, истинной радости, а потом встала, подошла к Вадиму, села ему на колени и поцеловала.

– Вадим, дорогой, я конечно, хочу этого больше всего… Но даже не знаю, хорошо ли я поступаю…

Он провел рукой по ее голому бедру, залез под кофточку, начал гладить грудь и сказал:

– Хорошо… Конечно хорошо…

– О, Вадим… Проказник…

– Предлагаю пойти в спальню и закрепить наш союз.

– Пойдем…

Вечером они разъехались: Вадим – к себе домой, а Марина – в общежитие, где ее встретила удивленная Ирина.

– Ты вроде не говорила вчера, что не придешь. Я уже волноваться начала, – сказала Ира, оторвавшись от учебника.

– Да я и не собиралась идти куда-то. Само как-то вышло. Неожиданно, – ответила Марина, раздеваясь. – Фу, как пропахло все…

– Ну, рассказывай… Где была? С Сережей затусили?

– Затусили… Это все стирать теперь… – И через секунду добавила: – Только не с Сережей…

Ирина отложила книжку и приготовилась слушать более внимательно: разговор становился любопытным.

– Интересно… С кем?

– С кем… Тебе это, может, не сильно понравится.

– Неужели с Костей? – спросила Ира и рассмеялась.

– Нет, – ответила Марина. – С Вадимом.

Ирина вытаращила глаза и даже не пыталась скрыть своего удивления и возмущения:

– С Вадимом?! Как – с Вадимом?!

– Ну вот так, с Вадимом… А что ты разволновалась? У тебя же с ним всё… Ну, мы вчера встретились, поговорили… А дальше все как-то само случилось…

– То есть вы еще и переспали…

– Ира, мы же взрослые люди. И вообще, почему тебя это волнует?

– А как же Сергей?

– Да никак. Скажу ему, что надо нам заканчивать. И все на этом.

Ирина заметно погрустнела и задумалась. А потом сказала:

– Да-а, выходит, познакомила меня с Костей, чтобы… А сама потом с Вадимом…

– Дура ты, Ира. Он вчера сам позвонил и попросил встретиться, если хочешь знать. И ничего такого я не планировала. А вышло как вышло… Я вообще не пойму, чего ты злишься. У тебя же Костя есть – вот и встречайся с ним.

– Да уж… Костя… Видимся раз в неделю…

– В выходные приедет, пообщаетесь. Когда он планирует, в субботу?

– Ага, в субботу… Через неделю.

– Ну потерпи немного. Приедет, оттрахает тебя как следует. Сама же говорила, что кончаешь с ним по пятнадцать раз. Хочешь, оставлю вас тут вдвоем хоть на все выходные?

– Посмотрим, – сказала Ирина.

Настроение ее, однако, от такого предложения подруги не улучшилось.

На другой день Марина сообщила Сергею, что им нужно расстаться, потому что их отношения себя исчерпали и надо взять паузу, подумать, посмотреть, и все такое прочее.

Ирина несколько дней пребывала в мрачном настроении, мысленно обвиняя подругу в том, что та, так или иначе, все распланировала и увела у нее Вадима. Отношения же с Костей хоть и были приятными, но, поскольку эти приятности бывали редки (один раз в одну или две недели), никакой перспективы не сулили, а потому выходило так, что чуть ли не осталась Ира одна, и теперь это одиночество начинало на нее давить. Несмотря на то, что она сама поступила подло по отношению к Вадиму, Ирина теперь считала страшной несправедливостью поступок подруги, и это тоже было чем-то не вполне объяснимым: казалось бы, злиться не на что, а вот злилась, и злилась сильно. И ждала будущих выходных, когда приедет Костя.

Глава 16

А ближайшие выходные прошли без особых событий.

Вечер пятницы и почти всю субботу Вадим провел дома, бездельничая, смотря телевизор и размышляя над тем, насколько хорошую пассию он отхватил. И хотя он вспоминал ее тело не без волнения и желания еще раз поскорее увидеться, все же кроме физического желания не ощущал ничего, никакой душевной близости. «Однако это лучше, чем дрочить», – думал Вадим, оправдывая тем самым начало новых отношений.

Марине он сказал, что встретиться они смогут только в воскресенье вечером, и не потому, что у него не было времени, а потому скорее, что он так захотел. Захотел денек-другой полежать дома и побездельничать. С друзьями он тоже не виделся.

Марина и Ирина все выходные просидели в общаге, потому что делать больше было нечего: Ирине – еще неделю ждать свидания с Костей, а Марине – вечера воскресенья, чтобы увидеть Вадима. Несмотря на внешнюю дружелюбность Ирины, в каждой ее фразе и в каждом жесте сквозило раздражение. Марина же была счастлива; размен выдался хороший, а оставленный Сергей даже не мотал нервы: конечно расстроился, но принял ее решение как должное и исчез из ее жизни. Исчез, по крайней мере, на эти два дня, и она надеялась, что и дальше будет так же и больше она его не увидит. Впрочем, так и вышло: больше они никогда не встречались.

Виктору врачи сказали, что выпишут его в понедельник, поэтому два дня он провел в ожидании, развлекая себя газетами и спорами своих соседей по палате. Иногда он и сам подключался к дискуссии, однако редко, предпочитая наблюдать со стороны. В целом настроение его заметно улучшилось из-за того, во-первых, что наконец его выпишут, а во-вторых, – и прежде всего – потому что дело было закрыто, и не нужно больше опасаться ни милиции, ни Гоши, ни его сына. Немного расстраивала его только какая-то странность в поведении Юли, появившаяся в последнее время: за всю неделю она пришла один раз и в выходные навещать его тоже не собиралась. Позвонила и сказала, что приболела: вроде бы ничего серьезного, но все же лучше полежит дома. Однако Виктор гнал от себя всякие неприятные догадки и убеждал себя, что она наверняка просто устала и это все нервы, что главное сейчас – вернуться домой, а потом все наладится.

Юля всю неделю еще держалась, ходила на работу и вроде как была занята, а в пятницу вечером раскисла. Понимала она, что нужно бы в больницу сходить, но не смогла взять себя в руки, а показываться Вите на глаза абы как, чуть что – сразу в плач, тоже не хотелось, да и, пожалуй, на самом деле было бы глупо. Но вместе с тем приближались одинокие выходные, а потом (самое страшное) – возвращение Вити домой. Юля боялась, что не сможет смотреть ему в глаза, что каждый раз будет заливаться слезами, вспоминая свой поступок и считая себя последней паскудой.

В субботу она придумывала себе занятия, какие только могла: сделала уборку, сходила в магазины за продуктами, под вечер даже прогулялась. Было около девяти часов, и она, уже уставшая, но в целом довольная тем, что так много успела сделать, а еще больше – тем, что в течение дня сумела отгонять дурные мысли и не раскисать, собралась принять душ и лечь спать, включив какой-нибудь хороший, но не вызывающий излишних эмоций фильм. И тут зазвонил телефон. Она подошла.

– Алло.

– Привет.

Ее передернуло от этого «привет», потому что сказано оно было Гошиным голосом.

А на том конце провода Гоша, будучи дома один (жена уехала в кафе с подружкой), лежал, пребывая в своих сладких грезах, и в конце концов не выдержал и решил позвонить. Он и не рассчитывал на то, что ему будут рады, поэтому, услышав: «Какого черта ты сюда звонишь?», даже не удивился и спокойно ответил:

– Соскучился, вот и звоню.

– Слушай… Мы же все решили. Теперь оставь меня в покое.

Юля говорила тихо, чтобы не услышал находящийся в своей комнате Вадим, а Гоша от такого ее тона – гневного, но в то же время сдерживаемого – только приходил в возбуждение.

– Юля, радость моя… Конечно, мы все решили. Так все и будет. Но знаешь… В тот раз мне так понравилось, так это было, что неделю уже забыть не могу.

– Ты придурок… Я сейчас положу трубку.

– О-о-о… Нет… Нет… Погоди… Понимаешь, ведь как бывает иногда… Сделаешь резкое движение… И что потом? Другой тоже сделает резкое движение, и… Вдруг Витя узнает, что жена его… как бы это сказать… Была не совсем одинока, пока он хворал…

У Юли бешено заколотилось сердце, дыхание стало тяжелым, и в глазах потемнело.

– Ну и мразь же ты… – процедила она, еле сдерживаясь, чтобы не бросить трубку, да так, что телефон разлетелся бы на куски.

– Не мразь, а твой бывший муж… А мужей бывших не бывает, сама понимаешь…

– Ублюдок!..

– Ну хватит уже. Лучше поговори со мной. Скажи, как ты скучала и снова ждешь меня в гости.

– Я тебя не жду.

– А должна ждать. Пригласи меня, скажем, завтра…

Юля не выдержала и положила трубку. Хотела бросить изо всей силы, но положила, опасаясь привлечь внимание Вадима. Руки ее тряслись, из глаз лились слезы. Через полминуты телефон снова зазвонил. Преодолев себя, она все же взяла трубку, однако ничего сказать не смогла и молча слушала.

– Юля… Ну что же ты так… Я же говорю: не нужно резких движений… Ладно, ладно, отстаю от тебя… Ты слышишь?.. Алло?.. Юля… Ты меня слышишь?

– Да.

– Вот и хорошо. Все. Я все понял. Отстаю от тебя. Понимаю. Все понимаю. Тяжело. Дома одной, без мужа, тяжело. Все. Послезавтра он вернется, и все будет по-прежнему. Хорошо? Слышишь?

– Да.

– Вот и отлично. Давай тогда, успокаивайся. Приводи себя в порядок. Встречай мужа. А я… Я на неделе позвоню. Давай, пока…

Юля услышала короткие гудки, однако еще какое-то время продолжала стоять с трубкой около уха, растерянная и беспомощная, пытаясь собраться с мыслями. Через минуту, словно очнувшись, она положила трубку и пошла в душ, а после легла спать.

Уснуть она, однако, долго не могла. Мерещились ей таблетки и перерезанные вены, из которых кровь ровными струями выливается в ванну – надежные и проверенные (хотя и другими) способы. Как будто в полубреду мелькало противное лицо Гоши, открывающее рот с толстыми губами, говорящее: «Попробуй нормального пива», в то время как его здоровенная рука протягивала бутылку «Жигулевского», которая при приближении оказывалась уже не бутылкой, а его членом, из которого после характерного звука выливалась жидкость, похожая на пивную пену.

«О да-а-а-а, – произносил отвратительный Гошин рот. – Ты только попробуй…»

Юля открывала глаза, смотрела минут десять на серый потолок, снова закрывала глаза и безуспешно пыталась заснуть.

«Застрелиться бы, – думала она. – Да не из чего».

А Гоша в это время занимался любовью с Наташей, представляя на ее месте Юлю, а еще – стоящего рядом и наблюдающего эту картину Витю, что приводило Гошу в величайший экстаз.

Мысленно он уже перемотал время на неделю вперед: как ему казалось, именно через неделю он снова овладеет Юлей, а все дни до этого момента он использует, чтобы подготовить ее к их соитию. В понедельник или во вторник позвонит он Юле и спросит: «Ну как там Витя? Трахал уже тебя?» А потом, когда Юля ответит что-то несуразное, может быть злое, и немного придет в себя, он спросит: «Как ты думаешь, Витя знает про нас с тобой?» – и ехидно засмеется. А потом добавит: «Тут ведь главное, чтобы он не узнал, понимаешь?.. А это можно легко устроить». Доведет он ее таким образом до истерики. А потом, через один или два дня, еще раз позвонит или, может, встретит после работы. Да, лучше встретит, пригласит поужинать, она согласится (конечно согласится!). Там он предложит ей повторить недавно пройденное; она сначала откажет, а потом снова согласится (потому что выбора у нее нет).

Предвкушая это вынужденное согласие Юли, Гоша шлепал по заднице свою расположившуюся в позе «по-собачьи» жену, спрашивая:

– Тебе нравится, да? Тебе нравится?

– Да! – отвечала она и не лукавила: ей и в самом деле нравилось. Только не понимала она, что случилось с Гошей, почему он стал таким пылким в последние дни, и уж точно не могла предположить, что причиной тому другая женщина.

Вадим же спал сном младенца, и грезилось ему, что в ближайшее время, возможно даже в следующие выходные, если повезет, отделает он Костю как следует: он уже знал, как это будет.

Подкатят они к общаге на тачке Иванова – папиной «шестерке», которую он берет иногда, по особым случаям, покататься, – встретят там пылкого любовника, торопящегося в нежные объятия своей второй половинки, схватят его, затолкают в машину, отвезут на пустырь и там изобьют. Первый удар – так чтобы нос вбить ему в череп – Вадим нанесет лично специально заготовленной для этого битой, а потом – как пойдет. Кровь, смешанная с соплями и слюнями, будет стекать по Костиному лицу, когда он будет ползать на четвереньках и получать удары по туловищу. От одного из таких ударов содержимое желудка вылетит через окровавленный рот, а сам негодяй упадет лицом в лужу собственной блевотины. На этом они остановятся, потому что еще чуть-чуть – и все, конец, а убивать его совсем не нужно, это уж слишком. Пусть живет, мразь, но знает, чем можно поплатиться за то, что позарился на чужое. Такого наказания вполне достаточно для того, чтобы он понял: не стоит размахивать своим членом около чужих подружек и тем более вставлять его в них.

В блаженном предвкушении в тот день лег Вадим спать и с улыбкой на лице погрузился в царство Морфея.

Виктор не спал и мечтал о том, как послезавтра уже будет дома, обнимет жену, поест нормальной еды, посмотрит телевизор и не увидит больше этих двух вечно спорящих соседей по палате (хотя без них было бы тут совсем скучно). Думал он еще и о том, как в первую же ночь займется с Юлей любовью (несмотря на гипс и прочие ограничения), потому что желание это с каждым днем только усиливалось, и в этот уже, можно сказать, последний день стало почти невыносимым. «Верный признак выздоровления», – думал Виктор. Представлялось ему обнаженное тело Юли в разных позах, соблазнительное и точно созданное для ублажения Вити. А может быть повезет, и они займутся этим сразу, как только он придет домой – сходит в ванную и тут же оттрахает Юлю, – если идиота Вадима не будет дома. «Отселить бы куда-нибудь этого урода, – подумал Виктор. – Однако ладно, потом… Это все потом… Главное – Юля…»

Глава 17

На другой день, в воскресенье, Вадим, гуляя со своей новой подружкой Мариной, узнал от нее, что на будущие выходные приезжает Ирин друг Костя и что неплохо бы ей оставить их в общежитии вдвоем.

– Она такая грустная была. Вот я и предложила ей побыть с Костей вдвоем два дня, если, конечно, это возможно.

– А почему она была грустная? – спросил Вадим, словно не придавая значения этому предложению Марины, хотя на деле был рад такому стечению обстоятельств.

– Не знаю. Я когда пришла, то сказала про нас.

– Ты сказала, что мы вместе были?

– Ну да, не врать же. Да и зачем?

– И что она?

– Удивилась. Вообще даже в шоке была, по-моему. Хотя я ей сказала, что она сама свой выбор сделала. А она, короче, меня упрекнула в том, что я виновата и специально все подстроила.

– Типа специально познакомила ее с этим мудаком?

– Ага.

– И насадила ее на его член.

– Выходит так.

– Дура.

– Ничего, вроде сегодня она успокоилась немного. А приедет Костя, еще больше успокоится. Ну так что, придумаем что-нибудь? Тоже уединимся. А?

– Чтобы он трахал ее как никто другой и она не смогла бы этого забыть всю свою жизнь… – задумчиво произнес Вадим.

– Нет, чтобы ты трахал меня и я не смогла бы этого забыть всю свою жизнь, – сказала Марина и рассмеялась.

– На такое я согласен… Что-нибудь придумаю. Выходные проведем вместе.

Марина подпрыгнула от удовольствия:

– Люблю тебя!

– Ага, – сказал Вадим.

Они погуляли, зашли в кафе, перекусили, и Вадим сказал, что ему пора домой, потому что надо выполнить несколько заданий по учебе.

– Я думала, ты такими глупостями не занимаешься, – засмеялась Марина.

– Иногда занимаюсь. Когда прижмет.

Он не соврал. На завтра ему следовало сделать самостоятельную работу по менеджменту, и поскольку это была его основная специальность, он решил, что важно все сделать, и сделать красиво. Он даже раздобыл материалы, которые нужно было только переписать. Такая перспектива провести вечер его, конечно, не радовала, но делать было нечего – доев и допив, они вышли из кафе, он проводил ее до остановки, где посадил на автобус, и сам поехал домой.

Зайдя в квартиру, Вадим увидел Юлю, мрачную и как будто пребывающую в другом мире (что было ей совсем не свойственно), поздоровался и спросил, все ли с ней в порядке.

– Да, сынок, все хорошо, – ответила она равнодушно.

– Случилось чего? – спросил он снова.

– Нет… ничего… Завтра вот Витя из больницы выходит… И заживем как раньше… Словно ничего не было, – ответила Юля, по-прежнему без каких-либо эмоций, как будто рассуждая сама с собой.

– Ну друзьями уж точно не станем, – сказал Вадим, раздражаясь от упоминания о Вите и от того, что завтра он уже будет дома.

– Почему? Ты, Витя, папа твой, ну, и я. Все вместе будем дружить. Жена еще его. Как ее?.. Забыла. Она тоже другом будет. Такая большая дружная семья.

– Пусть Витя радуется, что не посадили, – сказал Вадим со злостью.

– А он и радуется. Очень радуется. И я радуюсь. И все мы вместе скоро будем радоваться. О том и речь. Вот увидишь.

Вадим посмотрел на мать, подумал, что она, похоже, переволновалась из-за всех событий и из-за того, что завтра наконец выписывают Витю, промолчал и ушел в свою комнату. Вечер он провел в механическом переписывании чужой работы, даже не вникая в суть, в то время как мозг его был занят размышлениями о предстоящих выходных и о том, как бы получше все устроить.

Для дела понадобятся друзья, машина (попросить, чтоб Иванов взял у отца), маски, перчатки и бита. С друзьями проблем не будет: переговорить завтра, чтоб планов никто не строил. Насчет тачки, конечно, вопрос, но Ивану, скорее всего, удастся ее взять: обычно отец ему в этом не отказывает, если не случается чего-то непредвиденного. Маски… Чулки бабские, что ли, взять… Нет, на рынке купить какие-нибудь смешные. Как раз по случаю. Дело-то смешное, и маски смешные. Сложнее всего с битой. А бита нужна, потому что иначе чем ребра ему ломать? Ногами как-то некрасиво, не по-гангстерски. А биты нет. Завтра у пацанов надо спросить… Встретим любовничка около общаги. Наверняка с цветами будет. Цветы потом ему оставим. Сверху положим. Один только выкинем, чтоб четное количество получилось, чтоб все по правилам. Нет, сдохнуть он не должен. Надо аккуратно работать, не переборщить. Нельзя, чтоб коньки отбросил. Яйца ему отбить, конечно, пару ребер сломать и нос. И все на этом. Встретить около общаги: «Ну привет…» Нет, без этого. Подбегаем, заталкиваем в машину, даем в челюсть, чтоб размяк, едем на пустырь и там уже работаем с ним как следует – основательно и доходчиво. Да. Только вот надо же, чтоб негодяй понял, за что все это…

Тут Вадим перестал писать, посмотрел в окно и сказал:

– Да-а-а… Иначе все будет зря…

А если сказать, подумал он, что это ему за то, что на чужих баб залазит, тот поймет, кто его проучил, еще и в ментовку пойдет. Он-то в любом случае пойдет… Есть вариант припугнуть его, что если в ментовку заявится, то вообще убьем. Ладно, по ходу дела решим. Главное, биту найти.

Вадим опустил взгляд в тетрадь и снова принялся за работу. Строку за строкой бездумно переписывал он текст, в то время как мысленно снова и снова мусолил подробности предстоящей операции.

В понедельник утром Юля, как обычно, ушла на работу, Вадим позавтракал, послонялся по квартире, собрался и поехал в институт. Во-первых, нужно было сдать работу, которую он так усердно писал весь вечер накануне. Во-вторых, к моменту возвращения Вити из больницы он хотел быть где угодно, только не дома.

Таким образом, квартира была пустой, когда Виктор открыл дверь и вошел домой.

Выписали его ближе к обеду. На утреннем обходе врач сказал, что, хотя Виктора и выписывают, но еще в течение нескольких недель лечение должно продолжаться амбулаторно, то есть дома; сказал, что в целом все хорошо, но подобный опыт лучше не повторять; пожелал ему как можно реже попадать в их отделение и вообще в любую больницу, пожал руку на прощание и ушел. Часа через два Витю позвали забирать больничный лист, вещи и двигаться к выходу. Соседи по палате выразили радость от того, что он покидает это заведение раньше, чем они.

– Ты там это, с родственниками своими аккуратнее, от ментов подальше держись, а то вон, сам видишь. Ну и богу молись почаще, – прощаясь, сказал Петр и лукаво посмотрел на Василия.

Василий как будто не заметил издевательского подтекста этого комментария, встал с кровати, подошел к Виктору, пожал ему руку и сказал серьезно, глядя в глаза:

– Живи, Витя, и прощай. Потому что Бог прощает. Иначе нельзя жить. Прощать надо и других, и себя. И… и Юле своей передай от меня привет. Слова мои передай.

– Хорошо, – сказал Виктор, не понимая, впрочем, к чему это напутствие, но и не удивляясь ему ввиду набожности своего соседа по палате.

Петр хотел было сострить, но промолчал, посчитав, что это будет не очень уместным в такой момент.

Виктор взял сумку и пошел к выходу.

– Витя! – окликнул его Василий, когда он был уже в дверях палаты.

Виктор обернулся.

– Только слова мои запомни и обязательно Юле передай, – произнес Василий серьезно и печально.

– Хорошо, – пообещал Виктор, секунду постоял и шагнул за порог палаты.

– Только обязательно… – повторил Василий уже шепотом.

Через полчаса Виктор открыл дверь и зашел домой. Он обошел квартиру, как будто желая убедиться, что за время его отсутствия ничего не изменилось (и действительно не обнаружил ничего нового или необычного), разделся, помылся в ванне, как смог, стараясь не намочить гипс и получив даже от такого большое удовольствие (в больнице вообще никак не помоешься), открыл холодильник, достал кастрюлю с супом, колбасу, сыр, приготовил себе обед и стал есть с аппетитом и особым наслаждением. На работу ему нужно было не скоро (врач выписал больничный на две недели вперед, и дальше – в зависимости от хода выздоровления), а потому у Виктора имелось предостаточно времени, чтобы расслабиться, отдохнуть, посмотреть телевизор, почитать и побездельничать еще десятком известных способов. И начать прямо сейчас: включить телик и ждать Юлю, а когда она придет с работы, поужинать, поговорить, перед сном заняться любовью, затем лечь спать, чтобы завтра проснуться и провести день точно так же.

Примерно такой представлял себе Виктор свою жизнь в ближайшие две недели и делал это не без удовольствия. Об одном только он не хотел думать – о его отношениях с Вадимом, о том, какими они будут теперь, и, главное, о том, что делать дальше. Он решил, что сегодня уж точно не до этого, а дальше видно будет.

Юля пришла вечером, на час позже обычного.

– Долго ты сегодня, – сказал Виктор, целуя жену.

– Да работы много, – ответила Юля, заставив себя улыбнуться.

На деле она просто не спешила домой и находила себе занятия, чтобы побыть на работе подольше. Но задерживаться более чем на час в день возвращения Вити было бы неуместно, тем более что она никогда сверхурочной работой не занималась.

Ужин получился странным. Юля была немногословна, на вопросы Вити отвечала нехотя и сама почти ничего не спрашивала.

– Юля, все хорошо? – спросил Виктор.

– Да, а что? – отозвалась она с наигранной веселостью.

– Ты просто странная какая-то.

– Наверное, устала.

– Ну не знаю… Ничего больше не происходило, пока меня не было? Может быть, эти двое опять что-то вытворили? – предположил Виктор, имея в виду Вадима и Гошу.

– Никто ничего не вытворял, – ответила Юля раздраженно.

– Ну ладно. Я ж просто спрашиваю… И все-таки что-то с тобой не то…

Юля промолчала.

– Ладно, – повторил Виктор. – Кстати говоря, ребята из палаты передавали тебе привет. Особенно Вася. Странный тип. Сказал что-то вроде напутствия о том, что надо жить и прощать и других, и себя. Я еще обратил внимание, что именно так он сказал: и других, и себя. Не знаю, к чему это. Но тебе он особенно просил его слова передать. Вот, передаю.

– Интересно, – сказала Юля, как будто не придав этому значения.

На деле же впечатление они на нее произвели сильное. «Прощать и других, и себя… И других, и себя… И других, и себя…» – вертелось в ее голове.

– Странный он товарищ, конечно. Своеобразный. Во что-то верит. Какую-то миссию несет. Хороший мужик, в принципе. Доброжелательный.

– Да, точно, – сказала Юля. – Ты чай будешь?

– Давай.

Они попили чай, посмотрели телевизор и легли спать. Вадим к тому моменту еще не появился. Вообще, о нем как будто не вспоминали. Витя для себя уже решил, что и думать о нем не будет. А Юля, хотя и думала, предпочла все же не начинать разговор о Вадиме, тем более что и сказать особо было нечего: оставалось только ждать, что Гоша сдержит слово и снимет Вадиму отдельную квартиру.

Что касается супружеского долга, то Юля исполняла его сегодня скорее из понимания, что это нужно, чем из собственных желаний. Однако после она обняла мужа и сказала:

– Витя, я люблю тебя.

– Давно ты такого не говорила. Ты точно сегодня не такая как всегда.

– Я просто хочу, чтобы ты знал.

– Ну хорошо. Я тоже люблю тебя.

Глава 18

Вадим пришел домой ночью. Мог бы прийти и раньше, да просто не хотелось общаться с Виктором, а значит, домой нужно было заявиться только после того, как тот ляжет спать, и чем позже, тем лучше, чтоб наверняка не встретиться. И потому он все медлил уходить из кафе, куда они с друзьями отправились после занятий.

Это было обычное кафе на набережной, вроде того, какое держал его папаша и каких тогда было там десятки: пластмассовые столы и стулья, в качестве крыши – тент с рекламой какого-нибудь напитка, убогая атмосфера. Они заказали пива, в бутылках. Все взяли «Т-г» (вариация импортного пива, сваренная в России), Вадим заказал «Жигулевское».

– Как ты пьешь это дерьмо? – спросил Овсеенко, смеясь и показывая пальцем на бутылку Вадима.

– Сам ты дерьмо. Это хоть наше. Да и в сто раз лучше, чем твой суррогат.

– Да отличное пиво!

– Да говно!

– Да задолбали вы спорить из-за какой-то херни, – сказал Дед. – Какая, в жопу, разница?

– Короче, пацаны, – начал Вадим после некоторой паузы. – Этот черт приезжает в Самару в субботу. Предлагаю встретить.

– Ну все, пиздец ему, – воодушевился Овсеенко и потер руки.

– Ага, – поддержал Иванов.

– Что ты хочешь делать? – спросил Дед серьезно, не проявляя особой радости по поводу этой идеи.

– Короче, план такой, – сказал Вадим. – Он приезжает в общагу к моей бывшей. Мы на тачке его там караулим. Иван, тебе нужно тачку у бати взять. Затаскиваем его в тачку, едем на пустырь и там обрабатываем, как надо. Бита нужна только.

– Зачем тебе бита? – спросил Иван.

– А по ебалу ему битой потому что.

– Убьешь еще на хрен, – настороженно сказал Иван: эта затея ему не понравилась.

– А я аккуратно.

Повисла пауза. Дед задумчиво глотал свое пиво и уже прикидывал в уме, как бы «отмазаться и соскочить с этой темы». Остальные обдумывали предложение товарища и не могли до конца решить для себя, хорош этот план или плох.

– Ну чё, – сказал наконец Вадим. – Иван, сможешь тачку взять?

– Э-э-э… наверное… Если батя никуда не соберется, – неуверенно ответил Иванов и, подумав, добавил: – Слушай, а если он в ментовку пойдет?

– Хер он куда пойдет, – ответил Вадим.

– Почему? – спросил Дед.

– А я ему скажу, что если пойдет, то вообще тогда пиздец ему будет!

– Если ты его сильно обработаешь, он в больницу потащится. А там в ментовку сообщат не спрашивая. А чё, будет он тогда ментам говорить, что шел, упал, поскользнулся, разбил себе ебало в пяти местах и пятнадцать ребер сломал? Так, что ли, будет? – сказал Дед, сам себе удивившись: не хотел он так много мыслей своих озвучивать, а само как-то вышло.

– И чё?! – повысил голос Вадим. – Предлагаешь все так оставить? Пусть ходит мудак, живет и горя не знает?

– Аккуратно надо, – сказал Дед.

Снова наступила пауза. Все пили пиво, думали и молчали.

– Дед прав, – сказал наконец Иванов, которого на самом деле беспокоила идея использовать в таком деле машину отца. Ее ведь потом в два счета найти можно: запомнит кто-нибудь номер или даже марку и цвет – и, считай, пропало все. – Надо аккуратно. Можно встретить, поговорить, так, пару подзатыльников дать, и все на этом. Иначе и сесть можно. Если с битой.

– Не хотите, так и скажите! – возмутился Вадим. – Не собирается его никто убивать. Неделю назад – все такие: типа мы с тобой. А как время пришло, так чё – зассали все, что ли?

– Да никто заднюю не включает, Вадя, – примирительно сказал Иван. – Просто размышляем. Чё ты?

В таком духе продолжался разговор, и в результате решено было, что действовать будут все-таки по плану Вадима, но с небольшой, однако, поправкой: без всяких бит и прочих серьезных инструментов, чтоб противника не покалечить или, упаси господи, не убить. Вроде того: поговорить, запугать до смерти, пару раз дать под дых, и все. Свое участие в мероприятии подтвердили все четверо: сам Вадим, Овес, Иван и Дед. Последний, однако, уже однозначно для себя решил, что никуда он не поедет и скажет об этом только накануне или, может быть, даже в день операции, за пару часов до начала. Что угодно с ним случится: заболеет, умрет любимая троюродная бабушка, мать случайно заберет все ключи от дома, так что нечем будет закрыть дверь, – не суть важно – только чтобы не быть в том месте в то время. Причина была понятна и даже банальна: эта затея не несла никакой выгоды при огромных рисках. И ладно если все хорошо закончится, как сейчас планируется. А что, если Вадя не удержится и в порыве искалечит парня или вообще убьет? А он может. Может.

Больше эту тему не обсуждали и говорили уже обо всем подряд. Дед ушел раньше всех, сказав, что устал. Остальные двое по просьбе Вадима составляли ему компанию до самой ночи.

– Да у меня там этот Витя из больницы приперся. Не хочу его видеть. Пусть спать ляжет… Давайте еще пива возьмем…

Так и досидели они до часу ночи, а потом, пьяные, расплатились и пошли к дороге «ловить мотор», чтобы уехать домой.

На другой день утром Юля ушла на работу. Виктор, проснувшийся рано, чтобы позавтракать с женой, лежал на диване в гостиной и до самого обеда смотрел телевизор. Вадим проспал часов до одиннадцати, встал, сходил в душ, позавтракал, оделся и ушел. С Витей он не поздоровался и вообще его не видел. Виктор тоже не горел желанием общаться с Вадимом, и несмотря на то, что слышал звуки в соседних комнатах, делал вид, что ничего не замечает и продолжал смотреть телевизор. И только когда раздался звук захлопнувшейся двери и запираемого замка, Виктор встал, прошелся по квартире, осмотрел все внимательно, резюмировал: «Дебил», вернулся в гостиную, лег на диван и продолжил смотреть телевизор.

Гоша к этому времени уже окончательно потерял всякое терпение (чрезвычайная активность с нынешней женой никак не унимала его пыл в отношении бывшей) и позвонил Юле на работу, чего она никак не ожидала.

– Алло, – сказала она в трубку и услышала в ответ знакомый голос.

– Ну как, он не растерял свои навыки?