Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

Судьбоносный и Блок улыбались, наблюдая за спором и ожидая развязки. Проторгуев нахмурился: сейчас ему действительно сложно было привести весомые доводы.

– Ничего хорошего, – признал он, не найдя другого варианта, кроме как хотя бы частично согласиться с Фридманом. – Но я ж не про это говорил.

– А про что же?! – спросил инженер, изобразив такое удивление, которое было призвано поставить точку в споре и обозначить его, Фридмана, доминантное положение.

– А про то, что нечего ныть, когда только две недели прошло, – объяснил Проторгуев. – Чего сопли распустил, а? Говорю же, в армию тебе надо. Там бы объяснили, что да как.

– Ага, был бы как ты, – ответил Фридман.

– Да куда тебе! – сказал Проторгуев.

Разговор явно накалился и требовал вмешательства со стороны.

– Я смотрю, вам обоим не хватает женщины, – засмеялся Судьбоносный. – А то уже ссоритесь, как муж и жена.

– Я с ним – ни за что! – показал пальцем на Проторгуева Фридман.

– Это почему? – притворно удивился Проторгуев.

Все рассмеялись.

– А кстати, хотите дадим нашему Мегамозгу задачу определить вашу совместимость? – спросил Блок, ехидно улыбаясь.

– Чего?! – возмутился Проторгуев.

– Да есть алгоритм, вычисляющий совместимость людей, которые являются парой или хотят стать парой. Он, конечно, изначально делался для мужчин и женщин… Из тех соображений, что с точки зрения эволюции только они могут быть биологически совместимы. Но потом, когда об этом алгоритме узнали, меньшинства возмутились, и… И пришлось доработать…

– То есть меньшинствам до эволюции дела нет, – не то сказал, не то спросил Судьбоносный.

– Тут сложно, – ответил Блок. – С одной стороны да, потому что цель эволюции любого организма – это выживание и воспроизведение, продолжение рода. А с другой стороны, меньшинства есть, и им тоже как-то надо существовать. У них, соответственно, цели воспроизведения как будто быть не может…

– У тебя, Валерич, какая цель? – перебил эти рассуждения Фридман и залился громким смехом.

– Длинная и толстая, – ответил Проторгуев. – Я потом покажу. Тебе понравится.

– Ладно, коллеги, поели, теперь можно и поработать, – сказал Судьбоносный, вставая из-за стола. – А то, что Блок предложил, я думаю, все же надо опробовать…

Все двинулись к выходу.

– Предлагаю оценить совместимость Проторгуева и Капитана Назарова, – донесся голос Фридмана, когда вся компания уже скрылась за дверью.

После этого раздались ругательства безопасника и дружный хохот.

Вечером Судьбоносный позвал Блока к себе обсудить кое-какие рабочие вопросы. На деле же ему просто стало скучно, и он захотел поговорить хоть о чем-нибудь, чтобы разнообразить унылый вечер. И в своем разговоре они вернулись к теме, которую ради шутки начали обсуждать утром. Как часто бывает в мужских компаниях, когда самым нелепым мыслям только ради забавы дают ход, ровно так и вышло. Глупая идея поселилась в уже начавшем изнывать от однообразия и отсутствия развлечений мозгу и требовала развития.

– А что, давай в самом деле посмотрим. Забавно же! – сказал Судьбоносный.

– Смотреть будем всех со всеми? – уточнил Блок.

– Нас с тобой только вычеркни из списка! – попросил Судьбоносный и рассмеялся.

– Коллеги могут не понять, – ответил Блок.

– Да шучу я, конечно. Уж все поучаствуем. Вот как я думаю: устроим ужин через пару дней, и на нем сделаем маленькое шоу. Торжественное объявление пар наилучшей совместимости. И сектор «Приз»: джек-пот выпадет тому, кто будет совместим с Капитаном Назаровым!

– Ты и его хочешь позвать? – поинтересовался Блок.

– Нет, конечно. Заочно представим. Его и так почти все знают. Некоторые имели честь общаться лично, а остальным я рассказал. Чтобы не удивлялись, если он опять покажется, и чтоб были готовы…

– …К сеансу безобразия, гипноза и еще бог знает чего, – задумчиво продолжил Блок.

– Именно!

– А с женой его?

– Что – с женой?

– Совместимость с женой! – сказал Блок и уточнил с игривой улыбкой: – Или это будет шоу без женщин?

– Когда ты так улыбаешься, я уже начинаю думать, что ты сорвешь куш, – съязвил Судьбоносный и засмеялся. Потом продолжил: – А вообще, жену его предлагаю тоже определить. А то что же: женщина есть, а не участвует!

Он прищурился, растянул рот в улыбке и потер руки.

– Знаешь, – сказал Блок, – теперь я думаю, что мы с тобой изрядные сволочи.

– Да ладно тебе, – ответил Судьбоносный. – Зато повеселимся. А то одуреешь тут от скуки, пока долетишь.

– Так ты же книжку пишешь!

– Да, пишу…

Судьбоносный задумался и уточнил:

– Занятия-то у меня есть. Развлечений не хватает, понимаешь?

– Ага, – кивнул Блок, не разделяя, впрочем, тягу Судьбоносного к развлечениям.

Для него, как для человека истинно научного, понятия работы и развлечений сливались в единое целое. Работа была творчеством, а творчество – развлечением, и потому стремление к другим забавам почти отсутствовало. А эта затея Судьбоносного с определением лучшей пары привлекала Блока не столько потенциальной реакцией исследуемых личностей и результатом (что интересовало Судьбоносного), а, скорее, самим процессом: ему было любопытно зарядить Мегамозг на выполнение этих вычислений, посмотреть на итог и попытаться понять его причины.

– Как книга? – спросил он Судьбоносного. – Много написал?

– Нет, не много пока. Несколько глав всего… – задумчиво ответил тот и вдруг оживился: – А сколько потребуется времени, чтобы это дело сделать?

– Ну, дней… наверное… пять…

– Да ты что, решил меня тут совсем изморить?!

Судьбоносному не терпелось получить результат, и он рассчитывал, что эксперимент можно будет провести уже завтра или послезавтра. А тут такое – пять дней.

– Но… – сказал Блок. – Ведь Мегамозг-то на Земле…

– О господи! – воскликнул Судьбоносный и уставился на Блока. – Никак не привыкну, что мы тут полностью отрезаны от цивилизации. Как в глухом лесу темной ночью!

И словно какая-то мысль, ранее дремавшая и ожидавшая своего часа, вспыхнула в его голове. В гневном порыве он вскочил со своего кресла, прошелся по кабинету, подошел к двери в переговорную, в которой неделю назад они выпивали и наблюдали чудное поведение Капитана Назарова, и показал пальцем на стену, где висел монитор для конференц-связи:

– Вот скажи, какого черта они мне эту штуку повесили? А? Вот скажи! Если связи с Землей нет и быть не может! Понимаешь, в чем абсурд?

Блок молча смотрел на Судьбоносного.

– Ведь им даже неизвестно, где мы находимся. Они даже не будут знать, долетели мы или нет. Они не будут знать, высадились мы на эту чертову планету или нет. Да вообще ни хрена они знать не будут! И даже если это корыто взорвется прямо сейчас, они никогда не узнают, что оно взорвалось, где оно взорвалось и взорвалось ли вообще!

– Но ты вроде бы и до полета все это знал… – сказал Блок.

– Я не об этом, – вздохнул Судьбоносный, закрыл дверь в переговорную и снова сел в кресло. – Я, знаешь, иногда думаю… Тут время есть… Обо всем этом театре абсурда. Связи нет, зато каждое утро доклад в этот ящик. Зачем? Кому? Кто-то смотреть потом будет? Я тебя умоляю! А смотреть будут только в одном случае: если захотят меня убрать или всех собак повесить на начальника экспедиции. Тогда начнется: «На семнадцатый день полета товарищ Судьбоносный не доложил ситуацию в неработающий и никому не нужный монитор, чем обозначил халатное отношение к своим служебным обязанностям, допустил грубое нарушение правил» – и так далее и тому подобное.

Блок молча смотрел на Судьбоносного, понимая, что тому надо выговориться. Видимо наболело, слишком долго оставался один на один со своими мыслями. Между тем Судьбоносный продолжал:

– Зато представляю, как, когда обратно подлетать будем, вылезем из последнего туннеля, подойдем к Земле уже вплотную, появится связь – и знаешь, что тогда будет? А я тебе скажу… Этот красномордый черт Сальников сразу возникнет вот там. – Судьбоносный указал пальцем на дверь переговорной, имея в виду монитор. – «Что да как? Доложить! Объяснить!» – и сразу поскачет к генералу, а то и к министру докладывать, что, мол, «так точно! Миссия выполнена! Давай мне звезду на погоны!»… Так и будет, ей-богу, так и будет! И вот скажи мне теперь, на кой хрен висит эта штука? А? Выходит, для двух вещей: на случай, если меня понадобится прижучить ни за что, и чтоб красномордого Сальникова потом повысить, опять же ни за что. Для этого? Так, что ли?

Блок смотрел на товарища молча, с серьезным выражением, а когда тот договорил, уголки его губ приподняла еле заметная улыбка:

– Тот факт, что движение с большой скоростью влияет на течение времени, в общем-то, давно известен… Но вот что оно омолаживает… Похоже, мы на пороге открытия, дружище!

– Ты чего мелешь? – спросил Судьбоносный, не вполне понимая, о чем речь.

– Саша! Тебе сколько лет? Я думал, что все эти вопросы ты должен был закрыть для себя еще лет тридцать назад.

Судьбоносный, конечно, не мог не согласиться с разумным аргументом. Впал в детство. Глупости какие-то полезли в голову. Так и до расстройства недалеко… Надо у доктора взять каких-нибудь таблеточек и больше делами заниматься. А думать о таком… Блок прав: все это уже триста раз передумано еще в далекой молодости, и возвращаться к этому не стоит – нелепо и глупо. Точно, от этого полета уже изменения психики начались, не иначе.

– Наверное, Ваня, – сказал он после некоторого молчания, – пора уже мне на дачу цветы сажать да деревца выращивать. Если вернемся – уволюсь к чертовой матери. Хватит. Наслужился.

– Да, давай, – поддакнул Блок.

Судьбоносный посмотрел на него, прищурившись:

– Сволочь ты.

– Я математик и физик, – ответил Блок, улыбаясь.

– Ладно, – сказал Судьбоносный. – Ты мне лучше скажи… Выходит теперь, вся эта дурацкая затея отменяется? Я-то сразу не сообразил, что Мегамозг находится на Земле и мы ему ничего не передадим, а значит, и обратно ничего получим. Но ты чего молчал?!

– Обойдемся как-нибудь, – ответил Блок. – Своими силами. Через пять дней у тебя все будет.

Судьбоносный смотрел на него и не мог понять, подшучивает товарищ над ним или говорит серьезно.

– Чего-то ты не договариваешь!

– Ага, как ты про Капитана Назарова! – ответил Блок.

– А я-то здесь при чем?! Давай, рассказывай! Или сам результаты нарисуешь? Тогда не надо!

– Ну нет, сам я никого женить не буду. Уволь. Наш вычислитель на борту подойдет для этой задачи. Программы на него устанавливал я сам, и, честно говоря, мне не сильно-то хотелось тратить время на выбор того, что нам может пригодиться, поэтому я слил почти все, что есть в Мегамозге.

– И этот алгоритм по совместимости тоже? – удивился Судьбоносный. – Зачем?!

– Память так устроена. Там модульная система. И для экономии времени проще копировать модули целиком, чем выбирать из них. Я просто помню, что, кажется, эти алгоритмы и базы данных были скопированы вместе с чем-то нужным. И, как выяснилось, они тоже понадобились.

– Все, что ни делается, к лучшему, – резюмировал Судьбоносный.

– Вроде того.

– А тогда на что тебе пять дней? Запускай эту шарманку, и пусть дает результат. Чего ждать-то?

– Да запустить-то я ее могу… Но здесь скорость не та. Сам же понимаешь: девяносто процентов ресурса вычислителя занято обеспечением полета. Остальные десять периодически расходуются еще на всякие мелочи… Да и вычислитель здесь – не Мегамозг на Земле. Послабее будет. Вот я и прикидываю, что в фоновом режиме он за несколько дней эту задачку решит. Если, конечно, не будет форс-мажора…

– Какого еще форс-мажора?

– Да мало ли. Вылезем из туннеля черт-те где, и пока к другому подруливать будем, все сто процентов ресурса и потребуются. Все процессоры будут загружены. Ты же не хочешь еще три месяца лететь?

– Ладно, ладно, – сказал Судьбоносный, жестом словно отмахиваясь от собеседника. – Чего ты мне это рассказываешь? Не знаю я, что ли?

– Ты спросил, – невозмутимо ответил Блок.

– Хорошо, пять так пять. Вернемся – увеличим мощность вычислителя. Для таких случаев.

«Пляски розовой лошади»

Глава 5. Король

Хотя и было на душе у Единорога препротивно после произошедшего на поляне и встречи с Волшебной Феей, но ничего не поделаешь: следовало брать себя в руки и двигаться дальше, хотя где находилось это самое «дальше», он совершенно не представлял. Единственное, что было известно, – нужно идти строго на запад: так сказала ведьма.

Лезть обратно на радугу сил не было никаких, а потому он продолжил свой путь пешком в надежде при случае найти подходящее место для отдыха, где можно было бы привести себя в порядок и вздремнуть часок-другой. Лучше всего, если бы попалось какое-нибудь озерко – умыться, освежиться, попить (а жажда после вчерашнего мучила страшно) и, может быть, пожевать на бережку сочной травы.

По привычке он двинулся на четырех ногах, однако, сделав несколько шагов, вспомнил наставление Верблюда ходить на двух, встал, поправил одежду, отметил про себя, что хотя она немного примятая, но выглядит он в ней хорошо, глянул на часы, отметил про себя: «Десять утра» – и зашагал на запад, сам удивляясь своей способности определять стороны света. К тому же его радовало, что направление это было противоположным тому, куда улетела Волшебная Фея – не придется еще раз встречаться.

Долго шел Единорог по мрачноватому (хотя день выдался солнечным) лесу. Деревья были высокими и поэтому пропускали мало света – внизу стоял полумрак. И чем дальше он продвигался, тем выше и гуще становились деревья, а пение птиц и прочие звуки леса раздавались все реже, и оттого делалось еще страшнее. Единорог снова опустился на четыре ноги и ступал, дрожа от страха. Он очень устал, все тело гудело, голова раскалывалась, его мучила жажда, но подходящего места для отдыха он так и не приметил, продолжая идти вперед в надежде на скорое пристанище. Почему-то он был уверен, что ему непременно нужно двигаться дальше, и скоро уже, скоро он придет туда, куда нужно.

Долго он шел, потеряв счет времени и не глядя на часы. Лес стал совсем густым и мрачным. Лучи света едва пробивались сквозь ветви деревьев. Много было сухостоя, почва стала мягкой, болотистой. Было страшно.

– Не удивлюсь, если здесь какое-нибудь чудовище живет, – сказал сам себе Единорог.

И, точно услышав его, где-то вдалеке прокричала сова:

– Угу-угу.

И тут деревья внезапно закончились, и перед Единорогом открылась небольшая лужайка и болотце, вода в котором хоть и была на вид не очень чистая, но как будто подходящая для того, чтобы утолить жажду. «Как знал, куда идти надо», – сказал он сам себе, упал на траву около берега, ткнулся мордой в воду и стал жадно пить.

Напившись, он обратил внимание на натянутый между деревьями в нескольких метрах от болотца гамак, подошел к нему, потрогал, надежно ли тот закреплен и выдержит ли нагрузку, и удовлетворительно крякнул.

– Поспать-то не помешает. Кто знает, сколько еще скакать. Прилягу, вздремну, а потом продолжу путь.

Затем он подумал, что хорошо бы искупаться после всех приключений и постирать одежду. После купания спать будет приятнее, вещи за это время как раз высохнут, и станет он снова красивым, свежим и сияющим.

Единорог разделся и решил начать со стирки, а потом уже помыться. Через полчаса одежда была разложена рядом с гамаком в месте, куда светило солнце, – единственном светлом пятнышке в окружавшем полумраке.

– Солнце-то, конечно, уйдет, но хоть сейчас путь посветит. Быстрее высохнет, – пробормотал Единорог, посмотрел на болотце и с криком: «э-эх!» разогнался и прыгнул в воду.

Вынырнув из столба брызг, он радостно тряхнул головой:

– Эх, хорошо!

Затем доплыл до противоположного берега, развернулся и двинулся обратно. На середине болотца он ощутил, что тяжело ему стало грести, как будто что-то начало тянуть его в обратную сторону. Он застыл на месте.

– Что за черт! – воскликнул Единорог.

– Да откуда он здесь? – послышалось в ответ.

– Ты… ты…

Голос Единорога задрожал, ноги задвигались быстрее, страх пробрал его до костей. Он ощутил, как нечто потянуло его вниз, и энергичнее заработал ногами, стараясь как можно выше поднять голову над водой, опасаясь захлебнуться. Изо всех сил он греб, мотал гривой и пытался разглядеть, кто на берегу мог это сказать и кто снизу мог так крепко зацепить его, но никого не видел – ни там, ни там.

– Ты где?! Кто?! – крикнул он из последних сил, уже захлебываясь.

– Сейчас узнаешь, – услышал он в ответ и исчез под водой.

…Очнулся Единорог на кровати в просторной комнате, обставленной странной мебелью. Вокруг был какой-то гул, на уши словно что-то давило.

«Давление, что ли, поднялось? – подумал Единорог. – Еще бы, такие нервы!»

Он пошевелил рукой – она двигалась медленно, ощущая заметное сопротивление. Воздух как будто стал густым и тягучим.

– Ослаб, что ли, – сказал он, поднимаясь. – Не хватало еще заболеть.

Единорог сел на край кровати и стал внимательнее рассматривать интерьер комнаты. Каменный пол, кованая металлическая кровать, такие же стулья: один около комода с зеркалом сверху, другой возле окна. Занавесок на окне не было. Потолок мраморный, без люстры. Осветительные приборы вообще отсутствовали.

– А как же они?.. – начал было Единорог, поднялся с кровати и пошел к зеркалу. – Как же они тогда освещают… Они… Кто – они? Вообще, где я?

Он посмотрел в зеркало, затем перевел взгляд на дверь, двинулся к ней, и только тут до него дошло. Он подбежал к зеркалу, оглядел свое отражение и вскрикнул:

– Я опять человек!

– Советую не спешить с выводами! – раздался голос со стороны двери.

Он вздрогнул, обернулся и уставился на вошедшего.

«Что за урод», – подумал Единорог и сразу же услышал в ответ:

– Я Король.

Единорог подумал, что чтением мыслей в этой волшебной местности его уже не удивишь, поэтому думать надо аккуратнее.

– Именно! Аккуратнее! – подтвердил Король, медленно прошелся – или, скорее, проплыл – по комнате и по-хозяйски уселся на стул, развалившись на нем и от этого став еще безобразнее.

Сложно было даже понять, что это за существо. Он был похож на огромного слизняка бурого цвета – что-то бесформенное, с руками и ногами, но используемыми скорее для жестикуляции, чем для передвижения. Двигался он, паря над поверхностью, при этом перебирая маленькими худыми ножками, которые едва касались земли. Туловище его представляло собой полужидкую массу, постоянно меняющую форму и размеры. Рот тоже становился то больше, то меньше, растекаясь по бесформенной голове. Только глаза – маленькие, круглые, как у поросенка, – оставались того же размера, однако могли довольно легко перемещаться по области, которую можно было условно назвать лицом.

Вот сейчас этот бурый слизень королевских кровей сидел напротив ошеломленного Единорога, смотрел на него маленькими круглыми глазками, напевал что-то себе под нос и при этом шевелил ручками, как дирижер.

– Ну, что скажешь? – спросил он, допев, наконец, свою мелодию и скрестив руки на груди.

– Насчет чего? – спросил Единорог.

– Насчет того, чтобы жениться на моей дочери.

Единорог раскрыл рот от удивления. Он уже представил, как может выглядеть дочь этого существа.

– А… а почему? – спросил он. – Почему я?

– Видишь ли, дорогой мой Авнозар… – начал Король медленно и рассудительно. – Тебя ведь так зовут?

Единорог испуганно кивнул. («Имя мое знает!»)

– Все, как она говорила, – едва слышно пробормотал Король и расплылся в довольной улыбке.

Он закинул ногу на ногу, так что они оказались скрещенными и не касались пола, а руки растопырил в разные стороны, видимо, тем самым выражая открытость собеседнику.

– Видишь ли… Я уже стар. – Он сделал театральную паузу, уголки его рта медленно опустились вниз, придав лицу грустное выражение, глаза закатились, темп речи стал замедленным.

Казалось, он живо представляет, о чем говорит, и яркие картины проплывают перед его внутренним взором.

– И скоро, не ровен час, я уйду в мир праотцов… В мир, где живут мои предки: папа, Онвог Семнадцатый по прозвищу Суровый, дед, храбрый Лак Десятый Белокурый, прадед… Мой прадед… – Он начал шевелить мышцами лица, губы задвигались. – Как его звали-то, этого урода…

Внезапно он сделал глаза шире и сказал, обращаясь к Единорогу:

– Ну, ты понял суть, да? Мне нужен наследник! Чтобы взял бразды правления, и наше царство наконец обрело былую мощь!

Говоря это, Король задрожал всем телом, точно представляя себе, как он напитывается могуществом и его империя разрастается.

– Но я-то при чем? – спросил озадаченный Единорог.

– Да я тебя как увидал снизу… Понимаешь… Сижу себе тут, командую в своем королевстве. Слышу, кто-то воду мутит… Выбегаю, значит, смотрю вверх – лошадь плавает, розовая. Я прямо обалдел. Чудеса! Розовая лошадь в моем болоте! А потом присмотрелся, а это и не лошадь – это конь! Да еще какой конь!

Тут он вытянул левую руку вперед, а правой начал примериваться к левой для демонстрации – наподобие того, как рыбаки показывают размер пойманной рыбы. Сперва он прислонил правую руку к левой, обозначив расстояние от пальцев до края ладони, недовольно помотал головой, крякнул: «Нет!», затем отмерил до локтевого сустава, снова замотал головой и снова крякнул: «Нет!», затем посмотрел на свое плечо и сказал:

– Да тут руки не хватит.

Уголки рта Единорога расплылись в довольной улыбке. Король продолжал:

– И вот когда я увидел, что никакая это не лошадь, а настоящий конь, вот такенный конь, я понял, что упускать этого красавца нельзя. Просто не имею права. Тут вопрос государственных интересов! – И он поднял палец, обозначая важность своего поступка.

Он спрыгнул с кресла и стал прохаживаться по комнате, приняв важный вид, рассуждая и активно жестикулируя.

– Государственной важности! Государственной величины! И пошел я лично! Заметь! Не послал кого бы то ни было, какого-нибудь лакея или даже самого храброго рыцаря моего королевства. Нет! На такое дело я иду сам. Подаю личный пример! Рискуя жизнью и ловя снизу восхищенные взгляды своих верных подданных, я поднимаюсь вверх, к самому… понимаешь ли… к самому… коню, хватаю его за бока и тащу вниз. Он что-то говорит про черта, а я спрашиваю, откуда он здесь, – и все, тащу сюда. Славная вышла рыбалка. Вот такая…

Он снова попытался изобразить размер пойманной рыбы, отмерил три раза на руке, дошел до плеча… Потом взмахнул руками:

– А черт с ним!

Единорог во время рассуждений Короля водил руками, ощущая сильное сопротивление воздуха вокруг, подносил руки к носу, нюхал их, облизывал, пытался распробовать вкус и ничего не понимал – если он под водой, как говорит Король, то как он здесь и что это вокруг?

– Да вода это! – крикнул Король, взбешенный озадаченным видом гостя и тем, что тот отвлекается от его речи.

– А как же я дышу? – спросил Единорог, еще более удивленный.

– Как он дышит, у него вопрос, значит, а то, что он сейчас человек, а не конь, его никак не удивило. Странный народ.

– А почему я больше не конь?

– Будешь тупые вопросы задавать, обратно им сделаю, – ответил Король.

Авнозар замолчал и просто смотрел на Короля. Тот, в свою очередь, тоже какое-то время молча смотрел на него, а потом вскинул руки, закрыл ладонями лицо и запричитал:

– Господи боже мой, дай мне сил против человеческой тупости…

Он отнял ладони от лица, выпучил глаза и продолжил:

– Ну как я тебя дочери-то представлю в образе единорога, а? Что я скажу? На, доченька, я тебе тут жениха-коня нашел? Так ты себе это представляешь? Потом вы уж сами разбирайтесь, наедине, так сказать… Короче, ладно. Вечером бал, там тебя с ней и познакомлю.

Король взмахнул рукой, давая понять, что разговор окончен, и поплыл к выходу.

– А если я… не захочу? – осторожно спросил Авнозар.

– А почему ты должен не захотеть? – спросил в ответ Король, не поворачиваясь к собеседнику.

– Ну… потому что… вдруг… – Авнозар говорил медленно, подбирая слова, опасаясь разгневать Короля (не дай бог превратит обратно в единорога). – Ну, вдруг я ей не понравлюсь.

Король молчал, стоял на месте и по-прежнему не поворачивался. Авнозар аккуратно продолжил:

– Или она – мне…

Тут Король медленно развернулся, подплыл к нему вплотную, поднялся от пола, так что их глаза стали находиться на одном уровне, и медленно, вкрадчиво спросил:

– А в первый ли раз приходится тебе жениться черт знает на ком?

Авнозар опешил. После того как Король подплыл к нему так близко, у него от страха стали подкашиваться коленки, а теперь его вообще едва не трясло.

– Что молчишь, а? Вспоминай, вспоминай. Или превращение в лошадку тебе мозги повредило? Не ври, так не бывает…

Король отплыл обратно к креслу, плюхнулся в него, деловито скрестил на груди маленькие ручки и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Ладно, ладно… Пошутил я. Не обращай внимания. Не напрягай память зазря. Тут, видишь ли, какое дело… Пойми, я недавно чудом, – это слово он особенно подчеркнул, подняв вверх указательный палец, – чудом обрел дочь… Знаешь ли ты, что такое обрести дочь, когда уже, казалось бы, всё, никогда такого не будет? И вдруг – она, как снег на голову. И люблю я ее теперь как родную, хоть и узнал совсем недавно. Понимаешь?

Он скорчил рожу, будто еле сдерживаясь, чтобы не пустить слезу, провел рукой по лицу, прогнал сентиментальность и продолжил:

– И вот я обрел сперва ее, а потом… еще и тебя. И знаешь, это судьба. Я думаю, это судьба. Даже болотная легенда, написанная на древнем камне, упавшем на наше дно тысячи лет назад, гласит, что сначала она в человеческом обличье, а затем он в обличье розового коня упадут в наше царство, как манна небесная, и дадут потомство, которое продолжит наш славный род и расширит его влияние…

Он осекся, видимо не желая раскрывать все подробности древнего пророчества.

– И вот настал знаменательный день, когда пришла она. И потом другой знаменательный день – когда пришел ты…

Авнозар молча смотрел на него. Король продолжал, постепенно разгорячаясь:

– И теперь так обидно выходит! Ставишь ты вопрос вот так, ребром, можно сказать. «А вдруг она мне не понравится», видите ли. Значит, другие безмозглые курицы, которых ты окучивал, тебе нравились, а моя дочь, пусть и приемная, – нет?!

Это последнее «нет» Король уже выкрикнул. Он вскочил со стула, затопал ногами и завопил:

– Потому что ты заподозрил, что моя дочь – далеко не красавица?! Да?! Глядя на меня, так подумал, да?!

Он оскалил зубы, вытянул руку, показал пальцем на лицо Авнозара, прошипел: «Сука!» – и направился к выходу. Перед самой дверью он сказал, не оборачиваясь:

– В шесть вечера начало. Готовься. – И удалился.

Дверь захлопнулась, но через секунду открылась, Король снова вошел в комнату с чайником в одной руке и чашкой в другой.

– Чуть не забыл, – сказал он. – Чайку попей.

Он поставил чайник и чашку на стол и вышел, и из-за двери до Авнозара донесся его голос:

– «И упадет он с неба, и произойдет невероятное! И запряжет он розовую лошадь! И спляшет розовая лошадь на костях врагов его!» А-ха-ха-ха-ха-а!..

Авнозар опустился на кровать, закрыл глаза и сказал:

– Слизняк на ножках…

Дальше он начал представлять себе, как разрубит этого Короля надвое прямо на балу, а потом вспомнил, что меча у него нет, и стал воображать, как голыми руками разорвет его на куски, потом представил, что перед тем, как разорвать его, он все же наденет перчатки, чтобы не испачкаться, затем вспомнил, что у него нет перчаток… Очнулся он звука колокольчика.

Авнозар открыл глаза и увидел, что это звенит будильник на столе. Стрелки на циферблате показывали без пятнадцати шесть. Он встрепенулся:

– Неужели уснул? Прямо сидя?

Авнозар вскочил с кровати, выключил будильник, потер глаза, подумал, что неплохо бы умыться, потом, однако, вспомнил, что он и так под водой, а потому умываться и смысла нет. Он лишь еще раз потер глаза и лицо и снова осмотрел комнату. На столе стоял чайник.

– Пить… пить хочется. Паскуда царская.

Он налил целую чашку, залпом выпил и недовольно крякнул.

– Травяной отвар какой-то. Фу.

Он рыгнул и стал соображать, как бы привести себя в порядок перед балом. В углу он обнаружил что-то вроде уголка с купальными принадлежностями. Подошел ближе. На тумбочке лежало мыло нескольких сортов, мочалки, зубная щетка, паста, бритвенные принадлежности и полотенца.

– Полотенца-то зачем? – подумал Авнозар, взял мыло и стал намыливаться. – Зато раковина не нужна, – рассуждал он вслух, – прямо так пенится. Здесь, небось, и туалета-то нет… А зачем? Гадишь себе прямо так. А оно наверх всплывает. Все равно ж болото…

Он закончил мыться, протер себя полотенцем, подумал: «А может, и не зря оно тут», прикинул, бриться или нет, решил, что скорее нет, потому что, во-первых, времени мало, а во-вторых, легкая небритость – это даже привлекательно, погладил себя по щетине, бросил полотенце на пол и вышел из купального уголка. Он сделал несколько шагов, стал около кровати и принялся осматриваться в поисках одежды.

– Хотя после этого Короля можно и голым пойти… Ага, так и женюсь быстрее…

Он посмотрел вниз.

– Жаль только, что, когда снова человеком стал, все органы уменьшились… Вот бы один остался… Нет, тогда бы точно женили меня прямо сегодня. А так, может, еще уберегусь…

Ни на кровати, ни рядом, на стульях, вещей своих он не обнаружил.

– Что же, голым идти?

Тут он обратил внимание на шкаф в дальнем углу, подошел, открыл дверцы и увидел свой наряд, подаренный Верблюдом, – постиранный, выглаженный и благоухающий, снял с вешалки фрак и полюбовался им:

– Вот это да… Как новый…

Здесь же на полочке лежали носки, подаренные Енотом дырявые трусы и сверху на них – часы.

– Трусы не могли, что ли, новые дать?.. Ладно хоть постирали…

Через пять минут он был собран и выглядел великолепно. Голубой фрак лоснился, узкие брюки того же цвета и лакированные ботинки выглядели щегольски, а белоснежная рубашка с накрахмаленным воротником и фиолетовой в розовую крапинку бабочкой придавала виду еще больше эффектности.

– И не размокает же, – удивлялся он, любуюсь своим отражением в зеркале. – Хотя если я стал конем, а потом опять человеком, то чего уж тут про остальное говорить.

Он посмотрел на часы, воскликнул: «Ой, без одной минуты шесть!» – и направился было к двери, как она сама распахнулась, и в комнату вошел лакей. Он имел человеческий облик, одет был в черный фрак, держался официально.

– Время идти, господин Авнозар, – сказал он, повернулся боком, слегка наклонил голову и рукой пригласил гостя пройти вперед.

Они прошествовали по темному коридору, свернули в один из проходов направо, поднялись по лестнице, попали в широкий светлый коридор, который оканчивался двумя большими дверьми. Когда они подошли к ним, слуга вытянулся, принял особо важный вид, взялся за дверную ручку в форме кольца и постучал ею три раза. Двери медленно распахнулись, и Авнозар остолбенел, увидев картину, которая перед ним открылась.