Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

Никакой прослушки, конечно же, в кабинете у Разгуляева не было, а его шепот и этот жест были призваны подчеркнуть серьезность положения и лишний раз убедить Вадима, что это все не шутки, и раз сказали забрать, то надо забрать. Вадим насторожился, однако ответил только: «Ага», подписал бумаги и положил ручку. Разгуляев уже в полный голос, скривив рот в попытке изобразить улыбку, чуть ли не торжественно произнес:

– Ну вот, Вадим Георгиевич, как приятно, когда люди принимают правильные, взвешенные решения! И вам хорошо: чего из-за пустяков с гражданином ссориться? И нам – можно сказать, помирили вас! Все, спасибо большое и удачи. Не смею больше задерживать!

Разгуляев протянул Вадиму пропуск, Вадим взял его, пожал Разгуляеву на прощание руку и ушел.

После милиции он решил не ехать в институт (хотя надо было, потому что давно там не показывался) и, не имея желания встречаться с друзьями, отправился домой, где и провел остаток дня.

Разгуляев после визита Вадима вызвал двух своих подчиненных, которые занимались делом Вити и Гоши, Толстого и Тонкого, и сказал им завтра с утра ехать в больницу к Виктору и уговаривать его забрать заявление на Гошу.

– Скажите ему, что сегодня приходил Вадим, сын Георгия Ивановича, которого Трищенко подозревает, и из благородных побуждений забрал свое заявление, поэтому дело прекращено. А раз с той стороны было проявлено такое великодушие, предлагаем и ему поступить так же… Типа того…

Милиционеры стояли и молча слушали.

– Чё молчите? Ясно?!

– Да, ясно, – сказал Толстый.

– Вот и хорошо. И не так, на отъебись, а чтобы согласился! Поняли?

– Да, – кивнул Толстый.

– Давайте. Как сделаете – поезжайте к Гоше… К Георгию Ивановичу. У него для вас там есть… Короче, всё, свободны!

Милиционеры ушли, а Разгуляев, хотя и недовольный своей службой и своим положением, хотя и наполненный завистью к другим, у кого власти побольше да кому сидится получше, начал расхаживать по кабинету и предвкушать скорую наживу в виде Гошиной благодарности за хорошо сделанную работу, и настроение его понемногу улучшалось. «Завтра они договорятся, он все подпишет… А чтобы подписал, можно даже бумажки с собой взять… Да, точно…»

Он набрал номер.

– Зайди!

Через пять минут Толстый появился в дверях:

– Разрешите войти?

– Входи. Ты это… Все с собой возьми завтра… Ну, чтобы он там все сразу и подписал, забрал, короче, все… Ну ты понял.

– Да.

– Все, свободен.

– Разрешите идти?

– Я тебе сказал: свободен!

Толстый ушел. «Господи, кого набирают», – подумал Разгуляев, но не оттого, что Толстый был плохим сотрудником, а оттого, что настроение у него внезапно опять испортилось. Он снова стал расхаживать по кабинету и представлять, как уже через каких-нибудь пару дней будет держать в руках солидный объем Гошиной благодарности, чтобы хоть как-то поднять себе настроение. И настроение его поднималось. Потом он, однако, снова задумался о том, что у кого-то и власти больше, и денег, а он тут перебивается подачками, которые сам для себя и выпрашивает у таких, как Гоша (и даже его сынка-молокососа принимает лично: «чего изволите?»), или вымогает у таких, как Витя, и слушается тех, кто дает больше, и терпит все, терпит и скотское отношение вышестоящих, и тупость подчиненных, жену свою да и вообще все. Внезапно Разгуляев схватил лежащую на столе ручку и изо всей силы швырнул ее в дверь. Ручка разлетелась на куски. Он сел на стул, обхватил голову руками и подумал, что лучше застрелиться, чем так существовать.

А Гоша весь день сидел дома, строил планы на будущее, которые уже включали возобновление отношений с Юлей: произошедшее в субботу пришлось ему по душе, и он жаждал повторения. Даже Наташа, удивившаяся, между прочим, всплеску его активности в эти два дня, не спасала его – через полчаса после окончания возникающий в голове образ Юли вновь порождал в нем самые похотливые желания, и ввиду отсутствия выбора он накидывался на жену, но помогало это ненадолго. В общем, мучился Гоша сильно, и в перерывах, пока не был занят тем, что спускал пар на Наташе, рисовал в своих мечтах картины будущего: вот у него разрастется бизнес, организует он еще одно кафе, деньги потекут рекой еще более широкой, чем сейчас, Юля разведется с этим неудачником и будет жить одна на квартире, куда он будет иногда – нет, часто! – наведываться. Ночью – с женой. Днем – с Юлей. Впрочем, можно и наоборот, жена стерпит; пока деньги есть – стерпит. А Юля… Но какой у нее выбор? А потом он начинал думать, что все же, если Юля разведется с Витей, выбор у нее точно появится. А если не разведется, то тогда можно все устроить, как ему хотелось бы: ей придется иметь с ним близкую дружбу в обмен на то, что он ничего не расскажет Вите. И представлял он, как Витя работает за свою нищенскую зарплату, а в это время его кровать скрипит под тяжестью Гоши и Витиной жены, начинал чувствовать напряжение в штанах, и когда оно достигало предела, орал на весь дом:

– Наташа-а-а-а!!!

Наташа приходила.

– Становись вон туда. Задом ко мне. Наклонись. Платье откинь.

Он внимательно смотрел, затем подходил… И когда все заканчивалось, он командовал: «Свободна!», Наташа выпрямлялась, поправляла платье и уходила, а он ложился обратно на диван и снова погружался в сладкие грезы о бизнесе и о Юле.

На другой день, во вторник, двое милиционеров вошли в палату, когда дебаты были в самом разгаре. За десять минут до этого начался разговор про власть, и Петр горячо высказывал свое мнение по этому вопросу:

– А разве это не власть? Разве не власть он захватил? Были до этого язычники. А он пришел, такой красавец, и говорит: они были, а теперь я буду. Как это называется? Ну-ка скажи мне.

– Бог был всегда, – отвечал Василий. – Это Иисус пришел на землю две тысячи лет назад, чтобы спасти людей и принять на себя их грехи, и люди узнали о нем.

– А до этого сколько тысяч лет жили и как-то справлялись?

– Неправильно жили.

– Ну да. А потом стали жить правильно. Женщин на костре жечь. Мужиков тоже. Воевать за него. Там же, кажется, так и написано в вашей книге, вроде того, кто не за меня, тот против, и того убить надо.

– Не следует понимать все буквально.

– Ничего себе! А как, если не буквально? Да если я такое сейчас скажу, меня обвинят в разжигании национальной розни, терроризме и еще в тысяче всяких злодеяний. А он сказал, это записали – и ничего. А ты теперь: не надо понимать буквально! А я хочу понимать так, как написано. А написано буквально так. И это не что иное, как разжигание вражды и розни! А зачем?

Василий молча смотрел на Петра. А Петр, выждав какое-то время и не дождавшись ответа, сбавил тон и сказал:

– Потому что это и есть борьба за власть! Вот и все.

– Ничего ты не понимаешь, – сказал Василий.

– Конечно, куда мне. Так ты и объясни. Я тебе свое мнение сказал, аргументы привел. Давай теперь ты. Внимательно слушаю.

– А что тут объяснять? Если человек не верует, ему не объяснишь. Господь – Он выше нашего понимания. И дело верующих – выполнять Его заповеди. Людей, говоришь, сжигали. Это люди делали, злые, и делали от неверного понимания посыла Его и Его заповедей. Он же велел всех прощать. И, более того, не судить. «Не судите да не судимы будете». Так сказано. Те – судили. Те – не прощали. А значит, люди такие. Далеко им было до того, чтобы хоть каплю понять правильно Его заветы. И нам далеко.

– Да-ле-ко… – медленно, по слогам произнес Петр, ожидая продолжения речи и в то же время готовый привести какие-то аргументы, если продолжения не будет.

Продолжения не последовало, и потому Петр сказал:

– Из того, что я услышал, только одно следует: трактовать эти заветы можно и так и сяк, а потом, если что, говорить: мол, мы не можем понять истинную суть и дел натворили, потому что как раз не поняли. Хорошее оправдание.

– Истинно верующему не нужны оправдания. Он живет по закону и по совести.

– Сам-то он живет. Вот ты живешь по своей совести. А если другие не живут? Вот хотя бы эти менты, которые на Витю наезжают. Так что с ними делать?

– Если бы все по совести поступали, не было бы таких. Жили бы в мире и согласии.

– Ну опять «если бы» да «было бы»… Что вот сейчас с ментами этими делать? По совести?..

И как раз в этот момент зашли в плату двое сотрудников милиции.

– По совести, значит? – спросил Толстый, оглядывая присутствующих в помещении.

Все молчали и на милиционеров не смотрели, «от греха подальше», как каждый думал.

– Ладно… – сказал Толстый тоном, как будто прощает всех. – Как раз по совести мы и пришли.

И затем обратился к Виктору:

– Виктор Николаевич, мы вот по какому делу. Не буду томить. По хорошему делу. Так что не всегда милиция тут, – он повернул голову в сторону Петра, – как это вы говорите?.. – И, не дожидаясь ответа, потому что вопрос был риторическим, снова повернулся к Виктору и продолжил: – Тут такое дело, что вчера гражданин Власов Вадим Георгиевич, с которым у вас вроде как конфликт был… Короче, вчера он забрал заявление и все бумаги подписал, что ничего против вас не имеет. Вот такие хорошие новости.

Виктор слушал, не верил в то, что это правда, и тупо пялился на милиционера. У него в голове не укладывалось, что стремление Гоши, его сына и милиции засадить его за решетку вот так, за какие-то пять минут, исчезло. И не понимал он, что должно было случиться, прежде чем произошло то, о чем сейчас говорит человек в погонах, – если, конечно, все это правда.

Между тем Толстый, как будто почувствовав сомнения Виктора в правдивости его слов, открыл папку и достал оттуда бумаги.

– Вот… Чтобы не было никаких сомнений… Вот, значит, его расписка, собственноручно написанная, о том, что он не имеет никаких претензий, вот, значит, определение… Посмотрите, здесь все как есть. Специально с собой взял.

Виктор прочитал бумаги, отдал их милиционеру и спросил:

– Почему он это сделал?

Милиционер расплылся в довольной улыбке и стал говорить так, точно был уверен, что не слова, а мед течет из его рта.

– Виктор Николаевич, да как вам сказать… Как будто благородство, что ли, в нем проснулось. Или совесть… Нет, не совесть, наверное… Пришел вчера, сказал, что так нельзя. Нечего ссориться. Неправильно все это. Что Виктор Николаевич в больнице, ему и так плохо. А тут еще я с этим, вроде как психанул, да зря. А то еще невинный человек пострадает. И в итоге вот. Так что все, можно сказать, дело раскрыто и сразу же закрыто.

– Неожиданно… – сухо произнес Виктор.

– Сами не ожидали. Редко бывает такое. Тем более… Впрочем ладно.

– Ну что ж… Передайте ему спасибо, – таким же безучастным тоном сказал Виктор, не выражая никаких эмоций.

Толстый немного замялся и решил перейти к самому важному, ради чего, собственно, и пришли.

– Тут, Виктор Николаевич, такое дело… Мы подумали: если уж та сторона, так сказать, решила дело закончить, то, может быть, и вы захотите. Кажется, так правильнее будет.

Теперь до Виктора как будто начало доходить, в чем причина такого благородства. Выходило, что Гоша приказал сыну забрать заявление в обмен на то, что Виктор заберет свое. И ментов он тоже подговорил. Могло, конечно, быть и так, что милиции по каким-то причинам стало не с руки этими делами заниматься, и это их инициатива – помирить обидчиков. Впрочем, во второй вариант Виктор и сам не верил: оно им надо разве – людей мирить?

Он посмотрел Толстому в глаза и спросил:

– Думаете, правильнее?

Улыбка сошла с лица милиционера, и он принял серьезный вид:

– Думаю, да. Раз та сторона пошла навстречу, то надо… Конечно, надо сделать то же самое… А то ведь… Как-то некрасиво вроде… Да и мало ли как они потом…

– Что они потом? – спросил Виктор.

– Ничего, Виктор Николаевич. Вы хотели узнать мое мнение, я его озвучил. Решать, конечно, вам. Но мы все-таки рекомендуем помириться.

Снова улыбка расползлась по его большому лицу:

– На то мы и нужны, чтоб мирить. Так ведь?

– Да… – многозначительно сказал Виктор.

– Вот и хорошо. И чтоб, так сказать, далеко не отходить от дела, у нас все тут. Видите, как мы: с доставкой даже.

И Толстый, улыбнувшись, достал пару бумаг из папки и протянул Виктору:

– Вот тут надо подпись поставить и еще пару строчек написать… Я продиктую… Сможете?

– Смогу, – сказал Виктор, понимая, что выбора ему не оставляют никакого – как, впрочем, и то, что такой выход действительно будет наилучшим.

Через пять минут все было написано и подписано. Толстый убрал бумаги в папку и закрыл ее.

– Ну вот и все, Виктор Николаевич, спасибо. Очень рады, что все так закончилось. Вам желаем скорейшего выздоровления.

Потом оглядел палату и обратился уже ко всем:

– Ладно, товарищи, лечитесь, выздоравливайте. И на милицию не наговаривайте. Мы и с хорошими новостями иногда приходим.

– До свидания, – сказал Тонкий, и милиционеры ушли.

Около минуты в палате стояла тишина. Прервал ее Петр:

– И что это было?

– Не знаю, – ответил Виктор.

– Никак высшие силы вмешались. Так, Вася?

– Просто примите это и радуйтесь, что так случилось, – ответил Василий.

– А, ну да. И что, собственно, я еще рассчитывал услышать? – сказал Петр.

Василий не ответил. Виктор принялся читать газету. В палате снова воцарилась тишина.

Глава 14

Примерно в то же время Вадим, удрученный очередным унижением, полученным от собственного отца, разговаривал с Мариной, подружкой Юли, по телефону и просил встретиться, чтобы обсудить одну тему, которую по телефону обсуждать неудобно. Она предложила встретиться прямо сейчас, но Вадим, интуитивно понимая, что для решения подобных вопросов наиболее подходит вечер, соврал, что сейчас никак не может, а освободится не раньше семи часов. В итоге договорились встретиться в восемь в кафе недалеко от университета.

Вадим заказал пиццу и два пива. После общих фраз вроде «как дела?» он перешел к сути.

– Сам не знаю, что со мной. Тяжело как-то. Короче, поговорить захотел.

– Понимаю, – кивнула Марина.

Вадим как-то замялся, как будто подыскивая слова, чтобы продолжить, и в итоге сказал:

– И я… Да сам не знаю, чего хочу. Ты как бы… дружишь с ней… Может, что посоветуешь…

– Ну так вы же вроде… расстались? – удивилась Марина, хотя такое начало разговора было ей определенно по душе.

– Да… расстались… И я этого сам хотел. Но… даже не знаю, как сказать… Короче, тяжело мне без нее. Не могу я…

– А чего ты хочешь?

– Да не пойму я… Думаю вот: может, помириться?..

Марина снова удивилась: ей казалось, что о примирении и речи быть не может. Не похож был Вадим на того, кто способен простить измену. Не простил бы, даже если бы Ира приползла к нему на коленях и стала умолять, – так думала Марина все это время. Так думала и Ирина, поэтому после нескольких попыток поговорить с Вадимом оставила это дело: все было ожидаемо и понятно. А теперь, если судить по словам Вадима, получалось, что он чуть ли не до смерти любит Иру и готов ей все простить. Выходит, пробрало парня до мозга костей. И какое-то чувство, гаденькое и способное многое спровоцировать, зародилось в душе Марины – чувство, которое она и сама бы еще не смогла определить, но которое уже начало подчинять себе ее разум, – зависть.

Подумала она, что ее никогда не любили настолько, что могли бы простить даже измену, притом что речь не о ком-либо, а о парне с деньгами и влиянием (по студенческим меркам авторитет Вадима был большим, что сильно привлекало девушек вроде Марины). Сама она встречалась с Костиным другом Сергеем, но не из-за большой любви, а скорее так – время проводить. Ни он, ни она особых чувств не испытывали, поэтому абсолютно ясно было, что, измени она ему, он уж точно не вернулся бы, а если бы и вернулся, то не из-за любви, а именно из-за того, что дела до нее нет, кроме как в постели время провести.

После некоторого раздумья Марина спросила:

– И ты ее простишь?

Вадим ответил не сразу. Да и что ответить? Сказать правду – что не простит никогда? Или сказать, что простит, и таким образом сделать себя посмешищем еще большим, чем он есть в этой ситуации?.. Не могло тут быть однозначного ответа, потому что говорить правду Вадим не хотел.

– Не знаю, – сухо ответил он.

– Наверное, просто ты ее до сих пор любишь, несмотря на то что она сделала, – сказала Марина, чтобы убедиться в своих догадках.

Вроде бы и так все было понятно, но она хотела знать наверняка, хотела быть уверенной в точности своего предположения, а потом… Потом уже внести свою лепту в судьбу этих отношений (которая и без того была уже предрешена).

– Не знаю, – ответил он с интонацией, по которой нельзя было понять, что он чувствует на самом деле.

А разум Марины завистливо трактовал смысл его ответа так: «Люблю ее. Не то что тебя. Тебя так никто и никогда не любил и уже не полюбит…»

– Хочешь знать мое мнение? – спросила она.

– Да. Я затем и пригласил тебя встретиться.

– Забудь ее и живи своей жизнью.

– Почему?

– Ты как будто не понимаешь…

– Нет.

– У нее сейчас другие заботы.

– Какие?

Марина вздохнула, отхлебнула пива и медлила с ответом, как будто сомневалась, говорить ему или нет. В итоге она сказала:

– Вадим, ну какие у нее могут быть заботы? Сам подумай.

– Та-ак, – протянул он. – Значит, она с ним встречается…

– Если ты хотел это услышать, то – да.

– Но вроде бы они не встречались? В прошлый раз ты говорила, что он из Тольятти, сюда редко приезжает. И они больше не виделись.

– А сейчас по-другому. Они по телефону общаются. В эти выходные приезжал.

– Понятно, – изобразив печаль, тихо произнес Вадим.

Ему действительно было грустно и противно, потому что вот так просто – не прошло и двух недель – его забыли, да не просто забыли, а променяли на другого, и уже не сиюминутно, а всерьез. Сердце его начало глухо стучать, от злости стали напрягаться мышцы на теле, и, будь его обидчик сейчас рядом, убил бы его не думая.

Однако все же радовало, что он выяснил то, ради чего устроил весь этот спектакль, и теперь можно было приступать к дальнейшим действиям, реализация которых значительно упрощалась: не нужно было искать. Он к ней приезжает, и этого, по большому счету, достаточно. А если посчастливится узнать точную дату очередного приезда, то будет совсем хорошо: не придется впустую выжидать, достаточно будет подъехать с ребятами в определенный день в нужное время.

– Вадим, ты знаешь… Я думаю, что не имеет смысла тебе с ней начинать что-то заново. То есть… И не получится уже. Но если бы и можно было, я думаю, вы с ней слишком разные.

– Почему?

– Потому что ты… Серьезный такой, знаешь, чего хочешь… А Ирка…

«Уж не клеится ли она ко мне?» – подумал Вадим.

Марина между тем продолжала:

– Я говорила ей, что не стоит оно того, что надо к тебе обратно бежать и прощения просить. А она. Видишь, как… Нет, я ее не сужу. Она же моя подруга. Но потому я ей и говорю то, что думаю. А этот, ну, Костя… Не знаю. Не в моем вкусе…

«Не в моем вкусе… – повторил про себя Вадим. – А значит, в ее вкусе я».

Вадим заказал еще пива. Первая порция уже начала действовать, и разговор стал принимать более непринужденный и даже интимный характер.

– Знаешь, Вадим… Если по-честному говорить, Ира никогда тебя не ценила, а просто пользовалась.

– Ты думаешь? – спросил Вадим, ожидая скорее не ответа на этот вопрос, а того, куда дальше Марина решит повести диалог. Он уже понимал, что если все сложится удачно, то он будет совсем не прочь переспать с ней. Не потому, что она его привлекала, а просто поразвлечься.

– Если честно, то да, я так думаю… На самом деле я думаю… – Марина сделала паузу, словно сомневаясь, говорить ли, но все-таки продолжила фразу. – Я думаю, тебе нужна совсем другая девушка… – И посмотрела ему в глаза, давая понять, что конкретно она сейчас имеет в виду.

Конечно, ему все было понятно. Если спросить, нравилась ли она ему как женщина, то можно было бы ответить, что скорее нет, чем да. Иначе говоря, это был такой случай, когда видишь человека и понимаешь – не то, но переспать бы не отказался.

– Может быть, ты и права, – сказал Вадим таким тоном, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.

Затем он взял свою кружку, допил остатки пива.

– Чё-то закончилось… Вроде еще посидеть бы… Хорошо говорим… Но тут как-то поднадоело… Может, еще куда?

– Ну, я даже не знаю… – засомневалась Марина, однако в душе очень обрадовалась такому предложению.

С Сергеем на сегодня планов не имелось, да и она была совсем не против поменять одного на другого, тем более что этот другой – Вадим – в ее глазах был едва ли не образцом мужчины.

– Да поехали, чё ты. Посидим, поговорим… Я вообще сто лет ни с кем не общался. Тут хоть вроде полегче стало… С тобой…

– Только если ненадолго. Завтра на пары…

Конечно, она понимала, что ни на какие пары, если все сложится, она скорее всего не пойдет, и ей на это было наплевать. Главное – не упустить шанс сейчас.

– Да, конечно, – ответил Вадим. – Мы ненадолго.

– Куда хочешь? – спросила Марина.

«Куда обычно, и не только», – подумал Вадим, представив развратную сцену с участием себя и Марины, после чего ответил:

– Да можно в «Ауру».

– Но это же клуб… Там, наверно, шумно.

– Он только сейчас откроется. В десять. Пока шумно не будет. Поговорить можно. А как станет шумно, уйдем.

– Ну, поехали… – словно бы нехотя, якобы все еще сомневаясь, согласилась Марина.

На деле же она ликовала. Нередко, идя с набережной, она проходила мимо этого клуба, смотрела на манящую сверкающую красную вывеску и думала, что никогда, наверное, ей не побывать здесь, потому что клуб этот только для мажоров – деток обеспеченных родителей, а ни у нее, ни у ее друга сердца на клубы денег нет.

И вот теперь она поедет туда, в самый пафосный клуб города, в обществе настоящего крутого парня, каким в ее глазах был Вадим. И потому образ Сергея как-то сразу померк в воображении Марины, став далеким настолько, что почти забылся. И потому все больше она понимала, что если представится возможность, то закрутит она с Вадимом роман, и плевать ей будет и на Сережу, и на Иру, и вообще на все на свете: жизнь одна, и жить надо сейчас.

Вадим позвал официанта, попросил счет, и когда тот вернулся, отдал ему несколько купюр со словами:

– Сдачу оставь себе.

Марина была в восторге от такого благородного и щедрого жеста. Далекий уже Сергей редко оставлял на чай – просто потому, что нечего было оставить. Да и в кафе почти никогда не ходил, а в клубы тем более. Для этого нужны были деньги. Вадим же становился ей все ближе, смотрела она на него буквально открыв рот, и после каждого такого его жеста ее восхищение только усиливалось.

– Ну все, пошли, – сказал он, встал и надел куртку.

– А на чем туда ехать, ты знаешь? – спросила Марина, имея в виду вид и маршрут общественного транспорта.

– Да ща мотор поймаем и доедем, – небрежно ответил Вадим.

И снова Марина пришла в восторг – она чуть не вскрикнула от счастья. Была б ее воля – отдалась бы ему прямо здесь: в ее глазах Вадим был почти олигархом, к тому же щедрым, человечным и мужественным, иначе говоря, настоящим героем.

Они вышли из кафе на улицу Полевую, и Вадим стал ловить машину. Две остановились, но после короткого разговора уехали, третья же Вадиму и Марине подошла.

Они подъехали к клубу в начале одиннадцатого. Вадим расплатился, они вышли из машины и направились ко входу. В дверях стояли два здоровенных мордоворота, которые выполняли популярную в то время функцию под названием фейсконтроль – не пускать тех, кто, на их взгляд, не внушает доверия: сильно пьяные, неопрятно одетые и подозрительно выглядящие личности не должны были попадать внутрь этого пафосного заведения.

Впрочем, здесь играл роль скорее не уровень заведения, а какая-то мода, которая в более цивилизованном обществе была бы воспринята как дикость. Дресс-код, например, – дело ясное и в общем правильное: если по условиям вечеринки все гости должны быть одеты в смокинги и вечерние платья, то не пускать туда желающих зайти в футболке и шортах – скорее всего, нормально. Но вот не пустить человека в ночное заведение только потому, что кому-то не понравилось его лицо – это кажется странным и диковатым. Однако это теперь так. А тогда для страны, только недавно вынырнувшей из лихих девяностых, это было в порядке вещей. Да и сомнительных элементов водилось куда больше.

Вадим заплатил, они вошли и заняли места за столиком. Вадим заказал Марине коктейль, а себе пиво. Марина смотрела на окружающую обстановку с открытым ртом и была счастлива, пожалуй, как никогда.

– Ты тут часто бываешь? – спросила она.

– Не то чтобы часто… Иногда заходим… Нравится здесь?

– Да, хорошо.

– Хорошо… Это лучший клуб в городе! Остальное – дерьмо. Но и в дерьмо мы тоже иногда ходим, – рассмеялся Вадим.

Затем он отпил пива, взял мобильник и сказал:

– Так, ты пока посмотри, чего заказать поесть. А я отойду позвонить. Тут шумно.

– Хорошо, – сказала Марина и взяла в руки лежавшее на столе меню.

На самом деле Вадим мог бы и не уходить: было еще не поздно и музыка играла не очень громко. Просто он не хотел, чтобы Марина услышала, о чем он будет говорить.

Он зашел в туалет и набрал знакомый номер.

– Алло. Михайловна, это Вадим. Мне нужна квартира сегодня… Поздно? Ну вот так… Вот сейчас понадобилась… Слушай, не хочешь, я другую найду… Да я все равно не раньше чем часа через три буду, так что успеешь прибраться там… Ключи – да, оставь в электрическом щитке… Не убьет, не переживай… Ну… Потом отдам, завтра или послезавтра… Ну все… Давай…

Таким образом вопрос с квартирой на сегодня был решен. Как, впрочем, и вопрос с Мариной. Сообразив, что она не прочь завести с ним более близкие, чем просто приятельские, отношения, Вадим решил не упускать такой возможности и сегодня же ночью переспать с новой подругой. Это никак не отменяло его планов отомстить Косте, который наставил ему рога, да и к Марине он ничего не испытывал, однако же решил, что вступить с ней в отношения не помешает в любом случае: и подозрений меньше будет, если вдруг с Костей что случится, и поразвлечься лишний раз будет неплохо.

Он вернулся за столик, где его ждала Марина.

– Ну что, выбрала?

– Да, буду вот это, – сказала она и ткнула пальцем в меню.

Они разговаривали, выпивали, и два часа пролетели незаметно. Примерно в двенадцать он предложил ей потанцевать, и дальше события стали развиваться более стремительно. На танцполе он обнял ее, притянул к себе, и два разгоряченных тела слились в страстном поцелуе. Через пять минут он сказал:

– Поехали отсюда?

– Поехали, – ответила она, не спрашивая куда.

Через полчаса они были на съемной квартире – той самой, где Вадим отмечал свой день рождения и где узнал, что Ира ему изменяет.

Спать они легли под утро, все еще пьяные и уставшие.

– Знаешь, меня никто еще так не трахал… – сказала Марина, прежде чем уснуть.

– Надо же, – откликнулся Вадим.

И добавил мысленно: «Дежавю какое-то».

Глава 15

Проснулся Вадим после обеда. Он открыл глаза, всем организмом ощущая не слишком приятные последствия вчерашнего веселья, повернул голову направо и увидел спящую Марину. Он откинул одеяло, рассмотрел ее голое тело, шлепнул по заднице:

– Вставай!

– Ну Вадя… Может, еще поспим?

– Хватит. Уже обед. Надо поесть, собираться и валить. Мне ключи отдавать скоро.

На самом деле времени до вечера еще было много, но Вадим был не в духе и хотел поскорее встать и привести себя в порядок.

– Ладно, я в ванную, – сказал он, поднимаясь с кровати. И добавил: – Ты это, посмотри там на кухне, может, есть чё пожрать.

– А как же кофе в постель? – пробормотала Марина, потягиваясь.

– Может, и конфет принести? – спросил Вадим, раздражаясь. И без того голова болела, а тут еще эти дебильные шуточки.

– Ладно, ладно, не злись, мой котик, – сказала Марина ласково, – иди лучше сюда.

С этими словами она придвинулась к краю кровати и взяла в руку член Вадима, который тут же начал приходить в движение.

– Вот видишь, он не такой грубый… Не то что его хозяин… Настоящий грубиян… Вот видишь, как он рад меня видеть с утра…

Затем она посмотрела на Вадима снизу вверх и сказала:

– Ну, вы идите в ванную, а я скоро приду… А то без меня вы там не справитесь…

Вадим улыбнулся, подумал, что умеет его новая подруга поднять настроение тяжелым похмельным утром, взял ее за руку и сказал:

– Давай… Жду тебя.

Он развернулся и ушел, пробурчав в дверях: «Надеюсь, Михайловна щетки зубные приготовила… А то как будто кошки насрали…»

Через полчаса они пили кофе на кухне. Романтика подходила к концу, и нужно было что-то решать с реальностью. Впрочем, это нужно было больше Марине, чем Вадиму, потому что он-то был свободен и мог вести себя как ему вздумается. Поэтому Вадим не спешил обсуждать тему их отношений. Она же встречалась с Сергеем и теперь оказалась в весьма щекотливой ситуации.

– Вадя, я вот думаю, как мне теперь быть? – спросила она.

– В каком смысле?

– Ну я же вроде как с Сережей встречаюсь… Или встречалась… Не знаю… – сказала она, придав лицу грустное и задумчивое выражение, как будто эта ситуация ее очень угнетала.

– Да-а-а… – неопределенно протянул Вадим и отпил кофе.

Повисла пауза. Он явно не хотел ничего решать, потому что ему было на самом деле все равно, как дальше сложатся его отношения с Мариной. Он одинаково принял бы и расставание с ней прямо сейчас, и продолжение отношений в течение еще какого-то времени. Одно он понимал точно: не настолько она была ему симпатична, чтобы ввязываться в это всерьез – так, переспать разок-другой. Это что касается чувств. Была, однако, и другая сторона вопроса – та, ради которой он и попросил Марину о встрече, – месть Косте за измену Ирины, которую Вадим любил по-настоящему. Поэтому на деле выходило так, что выгоднее все же завязать отношения с Мариной: и внимание отвлечь, и Иру позлить (если, конечно, такая новость ее заденет), и поразвлекаться с Мариной все это время (в конце концов, лучше уж с ней, чем ни с кем).

Однако он не торопился с ответом.

– Ну что ты молчишь, Вадим? – спросила Марина, не дождавшись от него ничего, кроме непонятного «Да-а-а…».

– Думаю, видишь?.. – сказал Вадим.

И про себя добавил: «Дура».

– Вот что я могу сказать, – наконец глубокомысленно произнес он. – Любишь своего Сережу – иди к нему и ничего не говори, я тоже ничего никому не скажу. И все. Потрахались, и ладно. Забудем.

– Вадим… – начала было Марина.

– Подожди, – перебил он ее. – А если не любишь – бросай его и будешь со мной.

Марина только этого и ждала. Наконец в ее жизни появился шанс, настоящий шанс, воплощением которого был Вадим: он откроет перед ней все двери, добудет все, что бы она ни захотела.

Наивный, конечно, взгляд, потому что и Вадим был в этой жизни не бог весть какой величиной, а всего-то отпрыском проходимца и достойного сына своей эпохи Гоши, которому каким-то образом посчастливилось мало-мальски, как тогда говорили, «подняться». Да и поднялся Гоша не сильно, и не мог сильнее, потому что, во-первых, уже достиг своего предела, а во-вторых, не мог предвидеть перемен, которые уже нависли над ним и его семьей и которые должны были очень скоро произойти.