Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

– Чё ты несешь? – недоуменно произносит Андрей.

– Нашел себе игрушку, да?

– Я больше вообще не приду тогда… Только я не понял: ты забыла, что сама все это начала? А?

Ты понимаешь, что момент настал. Ты встаешь со стула и говоришь ему, повысив голос:

– Ты еще и упрекаешь меня, что я тебя от той дуры освободила?! Сам захотел! Никто тебя не тянул! Хочешь, беги к ней обратно! Прямо сейчас! Скажи, что со мной ты уже натрахался, теперь снова ее очередь!

– Ты совсем, что ли, конченая?!

– Да, совсем… Господи, что же мне так на мужиков везет…

– Я пойду…

– Давай! Давай! Иди! Что ты еще можешь?! Ничего!

– У тебя что-то с головой, по-моему… – говорит Андрей и уходит.

– Все вы бежите, как что! Давай, вали!!! – кричишь ты ему в след и слышишь звук захлопнувшейся двери…

После того как Алина ушла, я закончил свои рабочие дела и поехал на встречу с Катей. Ездил я тогда на видавшей виды «Тойоте-Королле» – купил два года назад занедорого. Говорят, «ведро». Зато не ломается особо. А что еще надо? Конечно, была б возможность, я бы «мерседес» купил, но возможности не было, а в таком случае – довольствуйся тем, что можешь себе позволить. Такое оправдание собственных приобретений. Впрочем, ладно, это отступление, которое не имеет отношения к сути истории.

Утром, переписываясь по телефону, мы договорились погулять в парке, потому что погода была хорошая, однако к вечеру сгустились тучи, когда я выехал, стал накрапывать дождь, а когда подъехал к Катиному подъезду, уже лило так, что даже выйти из машины и добежать до подъезда означало промокнуть до нитки.

Я все же добежал и позвонил ей, сказал, что жду под козырьком подъезда. Она жила с родителями, а до знакомства с ними дело пока еще не дошло, поэтому я не стал подниматься. Да и не знакомиться же в таком виде, в конце концов. Она вышла минут через десять, и мы поехали в кафе, раз уж прогулка не удалась.

Мы если японскую еду (конечно же, адаптированную под русский вкус), запивали безалкогольным пивом и болтали обо всем на свете. Она рассказывала мне о себе, про учебу и подготовку к экзаменам (она заканчивала институт), я – немного о работе и планах на будущее (а скорее, мечтах о нем). Уходили мы, когда было уже поздно для буднего дня – двенадцатый час. Однако будь моя воля, я просидел бы и до утра, хотя на сон времени бы не осталось. Но все же здравый смысл взял верх над порывами чувств: у нас обоих с раннего утра были дела и следовало выспаться, поэтому мы ушли.

И когда я помог Кате надеть куртку, потом надел свою и мы пошли по коридору, я помню… Не знаю почему, но именно ту мысль я запомнил особенно, она сформулировалась так четко и впервые… вообще впервые, если говорить об отношениях с женщиной. Мысль такая: я хочу, чтобы так было всегда. И вроде бы ничего особенного не произошло, обсуждали мы самые банальные темы в самом обычном недорогом кафе в самый обычный будний вечер. И вот – эта самая обычная и в то же время самая непростая мысль (которая до этого никогда не приходила мне в голову ни с одной женщиной): я хочу, чтобы так было всегда. Хочу приходить домой после работы, ужинать, рассказывать, как я провел день. И она будет меня слушать. А потом рассказывать о своем…

Думаю, именно тогда, в тот день, в тот момент, когда мы уходили из кафе, я уже решил, что женюсь на ней, хотя именно так, может быть, я это и не сформулировал.

Об Алине я больше не думал.

Запись от 25 апреля 2016 года

– Вы не представляете, как я рада вас видеть!

– Алина, я тоже рад…

(Говорит восторженно.)

– Я думала, эта неделя никогда не закончится. Представляете, дошло до того, что я сижу, думаю: так… завтра четверг… А Маринка – на работе за соседним столом сидит – говорит: эй, завтра только вторник. А я такая: я чё, это вслух сказала? Представляете, да?

(Смеется.)

– В таком случае, надо полагать, наши встречи идут вам на пользу…

– Да!!! И я как школьник готовилась… Думала, о чем буду рассказывать сегодня…

– Ну и как? Придумали?

(Смеется.)

– Не-е-ет… Нет! Я двоечница!

(Смеется. После паузы продолжает.)

– Знаете, мне кажется, я вам уже всю голову заморочила. Потому что сама не знаю, зачем прихожу… Простите… Но от того, что мы говорим… Ну, то есть говорю-то я… В общем, мне это помогает. Вот.

– Это само по себе уже хорошо. А рассказать… Расскажите о вашей жизни. Вы остановились на том, что ваши новые родственники собрались делать бизнес…

– Вы запомнили!

– Вообще-то я слежу за вашими рассказами.

(Смеюсь.)

– Ну тогда продолжим с того места. Родственниками они для меня потом стали. А тогда я, наверное, только-только родилась… Это же начало девяностых было. Короче, да, папа Ирины Сергеевны открыл фирму. Владельцем сделал ее. Может, какая-то часть и ему принадлежала. Скорее всего. Хотя не знаю. А мужа ее, Артура Ивановича, назначили директором. Представляю, какую радость он изображал, а сам, наверное, думал: фирма-то их, жены и папаши ее. И сынок-негритенок – их. А он – просто наемный рабочий. Наняли его. Захотят – уволят. Но он стойко терпел это все. Потому что деньги. Жадная сволочь. И дети от него такие же получились. Простите, я опять гадости говорю. Блин, не могу иначе, когда про них думаю…

(Останавливается. Затем продолжает.)

– Вот надо же так. Динис лучше их всех, вместе взятых. А остальные – просто уродцы, фу. Надо было Ирине Сергеевне выходить там замуж за эфиопа. И то больше пользы принесла бы миру. Народили бы негритят штук десять… «Десять негритят» – прям про них было бы.

– Там людей убивали.

– Где?

– В этой книжке.

– Не знаю. Не читала. Я про название.

– А… А то я уж подумал…

– Да нет. Убивать-то зачем? Хотя… Я вам как все расскажу, так еще посмотрим, что скажете… (Смеется.) Ладно, шучу. Я им желаю добра. И счастья. Нет, искренне. Нельзя же платить тем же, верно? Так… на чем я остановилась? А, да. Бизнес они замутили. Не знаю толком деталей, но контора эта занималась, кажется, консультированием и помощью в оформлении каких-то документов для магазинов и ресторанов. А надзорная служба, санэпидстанция, что ли – не помню, как называется, – к тем, кто такую консультацию получил, относилась лояльно. Вот такая примерно схема была. Они же тогда в Москве жили. Ну, я говорила. Там и контору эту сделали. И скоро дела у них пошли не очень. То есть они изначально вроде как пошли не очень. А потом фирма вообще чуть не разорилась. То ли у папы связей не хватило, то ли власть сменилась. В общем, работу им не давали. Так я это поняла по рассказам моего бывшего муженька. И тогда папаня… Черт, я-то видела его раза два всего… (Смеется.) Господи… папаня… Как в мультике, помните, про волка и теленка, что ли. «Папаня!» – «Ну вот, а то все «мамка» да «мамка». Короче, друга или сына друга папани назначили в нашем городе главным в этой госслужбе, санстанции. Чиновником, короче. Представляете, какое совпадение! Вот они, небось, рады были. А служба эта выдает разрешения какие-то, проверки устраивает, может вообще магазин или ресторан закрыть, ну и все такое. Короче, власть имеют и если захотят, то легко жизнь владельца бизнеса превратят в ад. Я это так поняла. Считай, как менты, только в этом деле. Ну и вот. Представляете, какое счастье. Папаша с ним, с этим другом своим, конечно, договорился, и они быстренько открыли филиал фирмы у нас в городе. А через пару месяцев семейка в полном составе уже была тут. И дело пошло.

– То есть фирма состояла в кооперации с надзорными органами и от них получала заказы?

– Да нет. Какие заказы можно от них получить? Нет, конечно. Но этот самый Гос-чего-то-там-надзор настоятельно рекомендовал владельцу магазина или ресторана сотрудничать с этой фирмой, привлекать ее для консультаций. И тогда с бизнесом все будет хорошо.

– А если он отказывался?

– Ну вы же понимаете, что в ресторане, например, всегда есть до чего докопаться. Я деталей не знаю, как и что они делали… Но через пару лет дань им платили почти все. Так что можете себе представить, какие деньги через них шли. Почему «шли»? Блин, я о них в очередной раз в прошедшем времени говорю… как будто уже передохли все… А нет. Они живы и здоровы. Бизнес их растет и процветает. Желаю им счастья, успехов и благополучия. Надо будет открытку послать.

(Смеется.)

– Мне просто ради интереса… О каких деньгах идет речь? Просто чтобы понять масштаб деятельности.

– Да я и сама не знаю. А если бы знала, может, не сидела бы сейчас тут с вами, живая…

(Делает паузу. Затем продолжает.)

– Никто из них не говорил. Все, что я слышала, – это обрывки фраз, так, случайно, которые меня и не касались. И иногда пьяный бред моего бывшего. Но насколько он был в теме, я тоже не знаю, честно говоря. Этот дебил унаследовал все лучшее от родителей: жадность, жестокость и полное отсутствие мозгов… Но я думаю… я думаю, там сотни миллионов крутились.

– Серьезная фирма.

– Даже не представляете, насколько. Честно говоря, вам рассказываю, а сама думаю, что сейчас меня кто-то прослушивает и грохнет где-то в подворотне по дороге домой. Чтоб не болтала лишнего.

– Неужели так? Я понимаю, если бизнес или какие-то схемы… Но это… эти ваши опасения… Это уже другое…

– А я вполне серьезно говорю. Вообще я не хотела ничего этого рассказывать. Но если не расскажу, чувствую, сойду с ума. Поэтому и пришла к вам. Поэтому нашла вас… вы уж извините, но… малоизвестного… не в самом центре… Иначе эти паскуды уже давно узнали бы. А я боюсь…

– Так, может, вам в полицию надо?

– Да не-ет, не надо. Понимаете… я… как бы это сказать… Ничего они не сделают, даже если узнают, что я хожу к психологу или еще к кому-то. Да хоть к черту лысому. Извините. Все, что можно было, они и так сделали. Больше ничего и не надо. К тому же я же действительно мало что знаю. Услышала пару раз обрывки разговора? Ну и что? Боюсь? Да, я их боюсь! А в полиции я что скажу? Что боюсь, что они скоты и что вообще я с ума схожу и скоро окончательно рехнусь? Так себе вариант, да.

– Пожалуй… Но насчет безумия вы пока не торопитесь с выводами…

– Хорошо, подожду вашего заключения.

(Смеется. Затем продолжает.)

– А насчет полиции ведь тоже. Они же все друг друга знают. Что думаете? Менты и кто там еще есть не понимают, что происходит?

– Ну не знаю. Иногда не все так очевидно.

– Ну да. Людям они это и говорят. А когда видишь, как в гости приходят всякие генералы в погонах, депутаты, чиновники… Так, знаете, думается по-другому… Все они заодно.

– Я, конечно, в той среде не бывал… Но все же думаю, что в каком-то смысле они вынужденно приходят в гости и принимают гостей. Вроде как такой круг общения. А вот кто там из них заодно и что такое это «заодно», надо разбираться.

– Да вы оптимист!

(Смеется.)

– Может быть, я верю в то, во что хочу верить. Как и многие из нас.

– Я тоже хотела верить. Хотела… И до свадьбы хотела. И на самой свадьбе. Пока я там разговор не услышала. Мы же отмечали с размахом… Три сотни гостей. Арендовали за городом целую усадьбу. Туда же выписали нотариуса или как его… Из загса. Вообще-то им нельзя с этой своей книжкой оттуда выходить. Но если бабла дофига, то все можно. Купить у нас можно все и всех. Ну и вот, вся эта хрень с росписью закончилась, все нас расцеловали (ну, меня для виду, они меня терпеть не могли, а сынка своего любимого – искренне), подарки подарили, началось веселье… Ирина Сергеевна такая вся из себя аристократическая хозяйка, мать ее. А Артур Иванович – Дон Корлеоне. Возомнил себя крутым мафиози. То с одним, то с другим уединялся в беседке или прогуливался – дела решал. Такой наглый. Корчил из себя. Из кожи вон лез. Но натуру же не изменишь. Каким был мелочным, таким и остался. Только вид важный стал. Тем более что тесть уже был, считай, недееспособен. Еле передвигался и вот-вот должен был умереть. И умер вскоре. Тогда Артурка, наверно, порадовался окончательно… Артуркой его за глаза прислуга называла. Забавно. Так и представляется школьник такой – Артурка. «А ну-ка, Артурка, женись на моей беременной от эфиопа дочери… (Смеется.) …И я, как джинн, исполню три твоих заветных желания. А может, и больше исполню, если вести себя хорошо будешь». (Смеется.) Опять я злая сегодня…

– Надо думать, довели они вас чем-то.

– О да! Сейчас расскажу… Но сперва про свадьбу. То есть про разговор. В общем, устала я от всей этой тусовки… Тут платье еще, все дела… Жарко… Все пьют, орут… Устала я от этого зверинца и, вроде того, пошла в туалет, а потом думаю: посижу немного в беседке, в тишине, минут пять. Сижу я в беседке – и слышу голоса. А они меня не видели. Беседка такая, знаете, занавешенная вся. Голоса: один – Артура Ивановича, второй – какой-то незнакомый. Да я большинство гостей и не знала, впервые видела. А по голосу и тем более понять не могла… Артур Иванович говорит: «То есть отказался?» А тот: «Да. То ли совсем не догоняет, то ли „крыша“ у него сильная». – «Крышу у него снесло просто. Олень, не понимает, к чему идет». – «Так что делать?» – «А больше ничего, Саня, делать не надо. Палычу я об этом скажу… а там… там увидим… Дурак Подколодный». И они прошли мимо. Вот так.

(Останавливается.)

– Ну, вроде бы ничего такого не сказали. Вполне безобидный диалог.

– Да. Только Палыч этот – друг отца Ирины Сергеевны, о котором я говорила, начальник той надзорной службы. А Подколодного через неделю убили.

– Может, это не связано?

– Ну да. Около подъезда элитного дома из пистолета застрелили. И не нашли никого…

– Слушайте… Если это все так, и… Может, вам действительно – в полицию, а не ко мне?

– Да нет, какая полиция? Сами же понимаете. К тому же это только догадки. Если подумать. Но я уверена, что так все и было. И не совпадение это. А вам… вам я это рассказываю не для того, чтобы напугать, а чтобы у вас представление сложилось, с кем я связалась вообще, что это за люди. Чтоб общая картина была.

– Да, это правильно. Контекст всегда имеет значение. И здесь он был такой, как бы сказать, весомый. И я полагаю, что дальше произошли какие-то события, которые коснулись непосредственно вас?

– Да.

(Пауза.)

– Да, но давайте я об этом в другой раз расскажу. Сегодня я уже достаточно повспоминала про эту семейку, аж голова разболелась…

Конец записи

На этом разговор не закончился, однако перешел на какие-то более общие темы, вроде: о погоде, о том, как прошел день, какие планы на выходные и все такое. В целом ничего интересного, если пересказывать, но такая беседа неизбежно сближает людей, если они симпатичны друг другу. Она была мне симпатична. Что же касается ее отношения ко мне, то я не мог понять его до конца.

Конечно, плохо, когда в профессиональные дела вмешиваются чувства, но это, по моему мнению, в той или иной мере всегда имеет место. Ничего тут не поделаешь: все мы люди.

Как бы то ни было, я это пишу не для того, чтобы показать, будто между нами что-то начало зарождаться и я уже, забыв про все свои опасения, забыв про Катю и мое теперь самое серьезное к ней отношение, наплевав вообще на все, кинулся в объятия другой женщины. Нет. Ни о каком даже намеке на интимные отношения в тот момент не было и речи. Однако можно сказать однозначно, что в результате нашего общения мы становились ближе.

После того как она ушла, я переслушал запись нашего разговора и стал искать информацию за последние несколько лет, где фигурировала бы названная ею фамилия – Подколодный.

«Губернские новости», 12 августа 2013 года

Сегодня около подъезда дома №47 по улице Солнечной выстрелами в спину и в голову был ранен владелец сети ресторанов «Мясник Билли» Евгений Подколодный. В 9 часов 50 минут он был доставлен в областную клиническую больницу им. Калинина, где умер, не приходя в сознание.

Убийца выстрелил в бизнесмена из пистолета калибра 9 мм, после того как тот вышел из подъезда. Возбуждено уголовное дело по статье 105, п. з, ч. 2 УК РФ («Убийство по найму»). Следствие связывает преступление с профессиональной деятельностью Евгения Подколодного.

…Ты просыпаешься, вспоминаешь, что сегодня суббота, и решаешь еще немного поспать. Сон – это хорошо. Сон отрывает от реальности, гадкой и ненавистной. Голова болит, и, хотя уже восемь часов, ты чувствуешь себя совершенно не выспавшейся. Определенно дело в вине. Вчера в одиночестве была выпита целая бутылка. Ты закрываешь глаза и забываешься тяжелым сном.

– …Вася, ты совсем дурак, что ли?

– Да не ссы, чё ты… Ах-ха-ха!.. Немного попробуем, и все… Ах-ха-ха…

– Я не буду это дерьмо нюхать…

– А куда ты денешься! Вот сейчас… Сейчас поделимся…

Своей кредиткой он разделяет горстку белого порошка на две части. При этом пыхтит, взвизгивает и что-то бормочет.

– Чисто по-братски… Четко все… Вот так…

Потом он смотрит на тебя:

– Ну давай, моя боевая подруга… Тебе как даме… Как даме, вперед… Кстати, знаешь, почему женщин вперед пропускают? А? Знаешь?

– Нет, Вася, не знаю! – говоришь ты и понимаешь, что сейчас он в очередной раз расскажет эту банальную до безобразия байку про пещеру.

Вася довольно улыбается, смотрит на тебя и говорит:

– А потому что вдруг в пещере лев!

И начинает истерически смеяться. Затем резко перестает и говорит серьезно:

– Ну давай, моя львица! Вперед!

Ты смотришь на него с презрением и говоришь:

– Вася, ты совсем тронулся, что ли?

– Вот как, значит… – говорит он медленно, поняв, что ты и самом деле не собираешься употреблять этот порошок. – Вот так, значит… Тогда и денег у меня не проси. Поняла меня?!

Ты смотришь на него и говоришь:

– Вася, очнись! Я беременна!

– Твою ж мать! – вскрикивает Вася. – Твою ж мать! А ты чего молчала-то?! Сразу не могла сказать, что ли?

– Мамочки, – говоришь ты и закрываешь глаза. – Ты хоть помнишь, что я твоя жена?

– Да какая ты жена?! Радость со мной разделить не хочешь! – говорит Вася, после чего пристраивается к столу и вдыхает полоску белого порошка.

Немного посидев на полу с запрокинутой головой, Вася встает, начинает ходить по комнате и что-то искать.

– Ну где ты?.. Жена, блин… Помню я или нет… Забудешь тут… Но если жена не хочет… то… Да где этот сраный… А, вот он, сука…

Вася берет найденный телефон и нажимает на кнопки, вглядываясь в экран.

– Так… где?.. Сука… А-а-а… Вот!

Он прикладывает телефон к уху:

– Давай же, бери… бери… А… Привет… Чё, как?.. Ну… Короче, это… Щас приеду. Поняла?! Щас. Все, готовься! Эхех-хе… Ну, чтоб все как я люблю… Ну все, давай…

Он кладет телефон на стол и говорит:

– У меня деловая встреча! С партнером по бизнесу!

– Я развожусь с тобой! – говоришь ты.

– Ага, – говорит Вася, не выражая никаких эмоций.

– Я серьезно.

– Давай, давай.

Вася, шатаясь, одевается и уходит. Едва ли он вообще адекватно оценивает реальность. Ты ложишься на диван, закрываешь глаза и представляешь, что где-то по дороге к этой своей подруге он падает и ломает себе шею. Его бездыханное тело лежит на асфальте. В кармане пиджака вибрирует телефон, а потом из динамика раздается голос:

– Ну ты где? Я тебя уже давно жду…

У Васиной головы открывается рот, и она говорит:

– Миша… Я… Я это… По дороге к одной шлюхе шею сломал.

– Как сломал? Ты живой?

– Нет, я умер.

– Вообще я серьезно говорю.

– Я тоже.

Васина голова поворачивается на другой бок, и изо рта начинает течь кровь. Он говорит:

– Это все Алина… Это все Алина… Это все А…

…Ты открываешь глаза, резко приподнимаешься, испуганно оглядываешься по сторонам. Сердце колотится. Ты в своей съемной квартире, одна. Время – полдень. Жутко. Ты берешь телефон и после некоторого раздумья набираешь номер.

– Привет… Ты можешь приехать?.. Почему?.. Ну почему, когда нужно, тебя никогда нет рядом?.. И ты не можешь!.. Да ты всегда не можешь! Особенно когда нужен!.. Ладно, занимайся там. Извини, что позвонила и отвлекла!

Из трубки продолжает доноситься голос, но ты отключаешь связь. Каким же надо быть дураком, чтобы не понимать, как тебе сейчас страшно и одиноко! Ты ненавидишь его.

Ты садишься на диване, накрываешься одеялом и так сидишь, пялясь в стену напротив. Вставать, умываться, мыть голову, приводить себя в порядок и чем-то заняться – нет никакого желания.

– Скотина, даже здесь не дает покоя. Мразь. Чтоб ты на самом деле захлебнулся! Миша… Интересно, как он там…

Перед глазами до сих пор стоит картина Васиной головы с вытекающей изо рта кровью. Тебе эта картина нравится, приятно такое представлять. Жаль только, что это был всего лишь сон, а на самом деле этот урод, небось, жив и здоров. Насмотревшись досыта на Васю, ты вспоминаешь их семейку.

…Вот папа, Артур Иванович, – ему бы оторвать его достоинство еще лет тридцать назад. Представляешь. Приезжает он в Африку, в гости к тестю, а возлюбленный его жены Ирины Сергеевны, тот, от которого она беременна, эфиоп-абориген, узнает об этом и вместе со своими друзьями подкарауливает их вечерком. Хватают они молодоженов и тащат в свое аборигенское логово. Там эфиопский друг Ирины Сергеевны достает нож и говорит Артуру Ивановичу:

– Ты позарился на мою жену и опозорил ее. За это по эфиопским законам тебе положено наказание. Ты будешь кастрирован.

Артур Иванович трясется от страха перед предстоящей казнью. Ирина Сергеевна в ужасе кричит:

– Фикаду, пощади его!

Услышав имя аборигена, Артур Иванович выпучивает глаза и говорит:

– А у этого Фикаду большой фикаду?! – И заливается истерическим смехом.

Ирина Сергеевна меняется в лице: оно искажается злостью. Она смотрит на Артура Ивановича (и от этого взгляда он понимает, что перегнул палку), затем на Фикаду, как будто что-то вспоминает, опускает глаза на тряпку, прикрывающую достоинство эфиопа. Выражение ее лица на секунду меняется, становится мечтательным, на губах появляется еле заметная улыбка. Затем она переводит взгляд на Артура Ивановича, уже намочившего штаны, и лицо ее делается презрительным.

– Отрежь этому недоделку яйца, – бросает она Фикаду. – И другое… Если найдешь…

– Да, моя богиня! – вскрикивает Фикаду и взмахивает ножом.

Аборигены набрасываются на Артура Ивановича, кладут его на землю, стаскивают штаны. Фикаду склоняется над жертвой, отсекает детородные органы и место раны замазывает страусиным пометом.

Ирина Сергеевна подходит к Фикаду, гладит его по щеке и говорит:

– Ты мой герой. Я всегда любила только тебя. Знай это. А теперь…

Она опускает руку и трогает повязку Фикаду ниже пояса. Повязка заметно натягивается.

– …а теперь трахни меня. В последний раз. Чтобы я на всю жизнь запомнила.

Фикаду сбрасывает повязку и наваливается на Ирину Сергеевну. Артур Иванович смотрит на совокупляющиеся тела и ругается на чем свет стоит. Ирина Сергеевна поворачивает голову в его сторону и говорит:

– Посмотришь хоть, как это делается.

Когда все заканчивается, Ирина Сергеевна встает, тяжело дыша, с довольной улыбкой на лице, поправляет платье, бросает взгляд на Артура Ивановича, делает серьезное лицо и командует:

– Одевайся!

Он встает, надевает свои штаны.

Она подходит к Фикаду, целует его и говорит:

– Любимый… Мы с тобой больше никогда не увидимся. Но я хочу, чтобы ты знал: я несу в себе продолжение твоего рода. И он будет продолжен в далекой стране белых людей с холодным климатом и суровыми нравами. Знай же это и гордись! И прощай! Прощай навсегда!

Фикаду прыгает от радости, хватает свой нож, что-то кричит на своем языке и убегает. Толпа эфиопов мчится за ним. Ирина Сергеевна и Артур Иванович остаются одни.

– Пошли, – говорит она, выходит из пещеры и направляется в сторону дома.

Артур Иванович выходит следом и идет рядом.

– Скажи, что ты меня любишь, – говорит она.

– Я тебя люблю, – отвечает он…

…Звонит домофон и пробуждает тебя от приятной дремоты. Ты встаешь с дивана, открываешь. Это Андрей. Приперся-таки.

– Что случилось? – говорит он, входя в квартиру.

– Уже все хорошо.

– А что было?

Он разувается, проходит в комнату, оглядывает ее.

– Ничего не было.

Убедившись, что в квартире все в порядке и с тобой, судя по всему, – тоже, он пристально смотрит на тебя и говорит:

– Алина, ты звонишь мне, просишь приехать, как будто что-то случилось, я бросаю работу, приезжаю, и ты говоришь: ничего? Ничего не было?

– Никто не заставлял тебя приезжать! Сидел бы на своей работе! Тебе же она важнее! Всё важнее, чем я!

– Не говори ерунды! Просто объясни мне, какого черта происходит!

Появившиеся в его голосе жесткие нотки тебя возбуждают. Ты вспоминаешь сон про Фикаду и невольно бросаешь взгляд на брюки Андрея.

– А то происходит, что я тут одна сижу! Я с ума схожу от одиночества! Мне снятся кошмары про каких-то аборигенов голожопых!

– Голожопых?

– Да, голожопых и с большими этими…

Андрей смотрит на тебя пристально и спрашивает:

– Этими?.. Этими чем?

Ты подходишь к нему вплотную и проводишь рукой по ширинке его брюк:

– Вот этим…

Запись от 30 апреля 2016 года

– Я его выгнала.

– Кого?

– Андрея.

(Всхлипывает.)

– Андрей – это кто?

– Мы вроде как встречались. Я вам говорила.

– Это связано с тем вопросом, можно ли быть с нелюбимым человеком?

(Всхлипывает.)

– Да. Я ему все сказала. Я не могу так. И он ответил, что больше не придет. Ну и черт с ним.

(Пауза.)

– Что ж мне так везет с мужиками-то?

– А почему вы его выгнали?

– Потому что… Потому что нельзя так больше. Я не могу. У него вечно не хватает на меня времени. Его всегда нет рядом, когда он так нужен. Понимаете? И каждый раз одно и то же: «У меня работа, мне надо зарабатывать».

– А если это действительно так?

– Вот пусть и сидит со своей работой тогда. И спит с ней.

– Но если он не будет зарабатывать, где же он будет брать деньги, и на вас в том числе?

– Что значит – на меня? Купить он меня, что ли, собрался?!

– Я не это хотел сказать. Если у вас все серьезно и встречались вы не от нечего делать, а с каким-то расчетом на будущее, то финансовая составляющая ведь очень важна.

– А почему я должна жертвовать собой ради этой финансовой составляющей? Пусть найдет способ, как заработать!

– А вы сами как зарабатываете?

– При чем здесь я?!

– Вы же наверняка тратите на это время?

– Вы рассуждаете, как все они!

– Ну, я, скорее, просто спрашиваю. Мне интересно ваше мнение.

– Это мое время, и я трачу его как хочу!

– А что думает он по поводу этой ситуации? Опишите, как, по-вашему, выглядит ситуация с его точки зрения.

– Он? Да я же вам только что все рассказала, как…

(Внезапно замолкает. Пауза. Затем продолжает возбужденно.)

– Оставьте свои психологические штучки! Мы же с вами договорились! Я у вас не на сеансах! Мне не нужна помощь!

– Хорошо.

(Пауза.)

– Ну что вы молчите?

– Вы же сказали оставить штучки. Жду, пока вы начнете говорить. А время у нас еще есть. Двадцать минут.

– Издеваетесь?

– Нет. Исполняю поручение.

– И что, вы так просто подчинитесь?

– Да.

– Ну, это не интересно.

– А насчет интереса мы и не договаривались.

(Пауза.)

– А если я сейчас уйду и больше не приду?

– Ну что ж…

Конец записи

Эта сцена, в которой, собственно, было все, так или иначе проявлявшееся раньше (только здесь – с куда большей силой) – эгоцентризм, эмоциональная лабильность, театральность и прочее, – только укрепила мои предположения, что в случае с ней имеет место истерическое расстройство. По крайней мере для такого вывода было множество оснований, и чего ждать дальше, я уже, в принципе, понимал.

Первого мая мои друзья устраивали праздник – арендовали домики на турбазе и позвали среди прочих и нас с Катей. С ней они знакомы еще не были, но когда узнали, что у меня появилась подруга, сказали, что с удовольствием познакомятся: и время, и место были подходящими. Я спросил у Кати, поедет ли она, получил ее согласие, и потому были арендованы две дополнительные комнаты: одна для меня, другая для нее. Ну, а там уже случилось то, чему давно пора было случиться, и вторая комната нам, в общем-то, не понадобилась. После этого мои чувства только укрепились, и я еще явственнее осознал, что она – именно тот человек, который мне нужен, сейчас и навсегда.

Первое мая давно уже перестал у меня и моих друзей (а может быть, и у всего нашего народа) ассоциироваться с праздником труда, митингами, красными транспарантами и всей соответствующей атрибутикой. Однако же какой-то подъем ощущался, и настроение послушать и спеть: «…И Ленин такой молодой!» – у нас всегда было, хотя в Союзе мы, можно сказать, не жили и от коммунистической идеологии были очень далеки. В общем, мы жарили мясо на мангале (это уже новая массовая традиция, связанная с этим праздником), ели его, выпивали, слушали и пели песни: и про Ленина, и прочие шлягеры ушедшей эпохи, к которой мы отношения практически не имели. Словом, весело проводили время.

Комнаты у нас были арендованы на две ночи, и уезжали мы третьего мая. Дольше, ясное дело, гулять нельзя: все же нагрузка на организм, и после такого отдыха неплохо бы еще денек посидеть дома, в более или менее спокойной обстановке. Нет, я не о том, что мы напивались до поросячьего визга (ничего такого не было, мы люди культурные), но о том, что все это достаточно утомительно во всех смыслах – и в физическом, и в эмоциональном. Не знаю, как для остальных, но для меня – да.

В общем, третьего мая, уставшие от отдыха, мы ехали домой (дорога занимала часа три). Я в уме строил планы на будущее и делал это с удовольствием, особенно учитывая, что наши с Катей отношения перешли на другой уровень.

Звонка Алины я никак не ожидал. Вернее, не совсем так. Было какое-то ощущение, что она захочет встретиться раньше, чем мы наметили (после майских праздников, то есть примерно через неделю). Объяснить это ощущение я могу тем, что теперь мне была куда более понятна личность Алины, и я мог примерно предугадать, исходя из особенностей ее психотипа, те или иные действия.

Она сразу перешла к делу. Поздравлений с прошедшим праздником, вопросов вроде «как дела» или чего-то подобного не было.

– Владимир, мы можем встретиться?

От такого начала я, честно говоря, немного растерялся.

– Алина, я вообще-то за рулем и не в городе.

– Жаль… А я думала…

Она замолчала.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Нет… Кажется, нет… Просто… Мы не очень красиво расстались в нашу последнюю встречу. Я подумала, что вела себя как идиотка…

– Да все нормально.

– Нет, я серьезно. Представляю, что вы подумали…

– Ничего я не подумал. Правда. Эмоции – бог с ними. Если на следующую встречу придете, я буду рад.

– Конечно приду. Я поэтому и звоню. А то уже извелась тут. Думаю, если вы от меня откажетесь, то что мне потом делать…

– Не думайте больше глупостей. Все хорошо. Встретимся, как наметили.

– Спасибо! Спасибо вам большое! Извините, что так вышло. У меня совсем что-то с головой.

– Алина, перестаньте на себя наговаривать. С головой у вас все в порядке. И, если это вас обрадует, даже куда лучше, чем у многих. Это я вам как специалист говорю. Уж поверьте.

Такой примерно произошел разговор (насколько я его помню). Она не стала настаивать на том, что встретиться необходимо раньше, хотя я бы не удивился и обратному, честно говоря.