Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

– На его месте многие бы обиделись.

– На обиженных воду возят, знаете. Но это была наша с ним, наверное, последняя такая веселая выходка. Потом он начал таскаться к своей шлюхе, больше пить и нюхать. И я ему стала не нужна.

– Может быть, этот случай так подействовал?

– Хотите сказать, что я еще и виновата в этом? В том, что он придурок?

– Наверное, нет, но унизили вы его сильно.

– Не сильнее, чем он меня!

(Пауза.)

– Ну, теперь ваша очередь!

– Моя очередь – что?

– Наказывать меня…

(Она делает паузу, затем смеется и продолжает.)

– Шучу! Рассказывать! Давайте-ка вашу интимную историю!

– У меня таких историй нет. Наверное, я скучно живу.

– Так надо разнообразить!.. Что вы на меня так смотрите?!

Конец записи

Дальше разговор еще какое-то время продолжался уже не по существу, а вокруг интимной темы. Какими-то намеками и полунамеками все сводилось к одному: не завести ли нам с Алиной более близкое знакомство. Может быть, мне так только казалось и с ее стороны это была не более чем игра – способ развлечься таким разговором. Но думаю, что ее истинная цель состояла не в том, чтобы только поговорить. Наш разговор продлился дольше обычного, она ушла ближе к пяти, и я уже с некоторым опасением предвидел нашу следующую встречу. Чувствовать себя мухой, попавшей в сети к пауку, который подтаскивает тебя все ближе и ближе, – не самое приятное ощущение. Хотя, могу поспорить, в объятиях этого самого паука (или, в данном случае, паучихи) очень даже сладостно. Дурацкое, конечно, сравнение.

Вечером Катя, как будто чувствуя неладное, спросила меня сперва, как дела на работе, и после моего короткого рассказа задала вопрос:

– Как там Алина?

– Рассказывала интимные подробности своей жизни с бывшим мужем.

– Интересные?

– Что «интересные»?

– Ну, подробности.

– Забавные. Я бы тебе рассказал, но этика не позволяет. И врачебная тайна.

– Ладно, не рассказывай. А дай угадаю. Она пришла сегодня в короткой юбке, соблазнительном топе и еще накрасилась как на праздник.

– Откуда ты знаешь?

– Ты забыл? Паучье чутье.

– А, точно! «Мутагенный кошмар».

– Да, берегись!

…Ты приходишь домой, раздеваешься, кладешь вещи на стул, ложишься на диван и начинаешь вспоминать сегодняшнюю встречу, затем его, этого молодого психолога, который почти соблазнился, и соблазнился бы уже давно, если бы не та сучка, с которой он встречается. Ты начинаешь гладить свое тело, представляя его руки, трогаешь грудь, затем живот, затем – ниже…

Ты думаешь, что все равно добьешься своего. Не может быть, чтобы кто-то вот так смел отказать тебе после всего, что было, после всех попыток! Хотя каких попыток, если разобраться?.. Это не имеет значения! Он должен быть твоим. Ты почти влюблена в него, в его ум, внешность, запах. Да, ты чувствуешь его запах, и он сводит тебя с ума.

Желание достигает своего пика, и тут неожиданная мысль приходит тебе в голову. Ты берешь телефон, ищешь номер, звонишь.

– Ну давай же, давай… бери…

– Алло, – наконец раздается а трубке.

– Приезжай и трахни меня!

– Чего?

– Ты что, не понимаешь? Я хочу тебя прямо сейчас! Немедленно!

– Но мы же вроде как…

– Если ты «вроде как» не хочешь, обойдусь без тебя… Сама… Зря только позвонила…

– Жди, похотливая сучка!

Через полчаса он у тебя. Ты набрасываешься на него прямо в коридоре. Одной рукой обвиваешь его шею, другой расстегиваешь брюки, которые падают на пол…

– Алина, дай я хоть руки помою, – говорит он. – Я с самого утра…

– Хочу так, хочу грязного мужика…

Ты становишься на колени и начинаешь ласкать его ртом…

Мы встретились в четверг. Выглядела Алина, как и в прошлый раз, соблазнительно. Однако в поведении (в отличие от того, что я наблюдал в предыдущие наши встречи) появились две странности. Во-первых, как мне показалось, – легкая надменность или, может быть, наигранная обиженность, а во-вторых – как будто бы виноватость в чем-то: то и дело появлялся этот щенячий взгляд снизу вверх, выражающий безмолвное: «Я больше так не буду». В той или иной мере эти особенности я замечал и раньше, но такими явными они не были никогда. Не знаю, насколько это заметил бы человек, видевший ее впервые, но для меня, изучившего ее уже достаточно хорошо, изменения в поведении были очевидными.

Алина принесла конфеты и сказала, что мы снова будем пить чай, чтобы не разговаривать просто так. Помню, еще она добавила: «Думала что-нибудь испечь, но была занята другим». Я запомнил эту фразу, потому что, произнеся ее, она как-то странно посмотрела на меня, а потом засмеялась.

Запись от 23 мая 2016 года

– Я подумываю над тем, чтобы снова сойтись с Андреем.

– Решили, что все же не такой он и не ваш?

– Даже не знаю. Но раз все так, и… и никому я не нужна, то почему нет? Но я еще не решила… Как всегда, делюсь с вами самыми дурацкими мыслями и сама знаю, что зря. Чем вы можете помочь? Но да, да, я и не за помощью к вам пришла. Помню. Я просто подумала об этом на днях, в понедельник, наверное, – не знаю, почему именно в понедельник, и надо же, запомнила! – в общем, подумала, что Андрей не так уж плох. Он такой мужественный, знаете. Сильный. Мужчина должен быть сильным. Чтобы женщина с ним себя чувствовала… ну… девочкой. Капризной маленькой девочкой. Опять я рассуждаю как дура, да?

– Нет, вполне нормально рассуждаете.

– И что, вы меня не остановите? Не скажете, что я не права, что нечего и думать про это?

– Конечно же нет. Психологические штучки я спрятал в шкаф и не достаю их. Поэтому мы разговариваем как друзья. А что как друг я могу вам сказать? Советы здесь вряд ли уместны. Предположим, заяви я вам, что не будет второй раз счастья с человеком, с которым не получилось в первый, что дальше? Вы можете поспорить, сказать, что люди ссорятся, потом мирятся, и это нормально, и я, скорее всего, соглашусь. Но тут же скажу, что если они ссорятся и расстаются спустя каких-нибудь две недели после начала отношений и один из них говорит (совершенно осознанно, взвешенно и без эмоций), что этот его партнер – не то!.. Даже совсем не то! – то в этом случае едва ли есть предпосылки, чтобы он стал «тем». Понимаете? Первое время, и достаточно долго (это может быть год, два, три), отношения в основном и держатся на ощущении, что рядом – то, именно то, что нужно! А если подобного ощущения нет, значит, эти отношения – буквально до следующей ссоры… А потом как выйдет: или опять примирение на почве банальной безысходности, или разрыв уже навсегда… Или, опять же как друг, я могу, наоборот, подбодрить вас, сказав: «Да, Алина, вперед, давно пора было помириться с ним!» Но тогда, как друг же, посоветую посмотреть еще раз на критерии, которые вы предъявляете к «своему человеку», как вы говорите. Вы сейчас сказали «мужественный». Хорошо, пускай. Это единственный критерий? Или, может быть, это главный критерий? Не отвечайте, иначе это уже будет как на сеансе. Сейчас я закончу мысль, и вы поймете, что я хотел сказать, чтобы без всяких штук. А что если, предположим чисто гипотетически, есть еще один критерий – это интеллект; или деньги; или… Да что угодно… И этот критерий, возможно, такой же по значимости, как первый, а может быть, еще более важный… И что тогда? Поймите меня правильно, я просто рассуждаю сейчас. Вы сами хорошенько подумайте и дайте себе ответ, чего вы ожидаете и что реально получите от вашего решения. Вот так примерно.

– Господи, как все, оказывается, просто.

– Отнюдь нет, это совсем не просто. И самое сложное – признаться самому себе, что, зачем и почему тебе действительно нужно.

– Пожалуй, вы правы. Только знаете что, сейчас у меня ощущение, что я поговорила не с другом, а с психологом, с тем, кто безучастно наблюдает со стороны. Вот. А мне нужна дружба! Вот что мне действительно необходимо!

– Но мы же и общаемся как друзья. Так что с этим все хорошо. Дружба у вас есть. И если она идет вам на пользу – я только рад.

– О нет, вы еще не знаете, какой я друг! Но раз уж сами сказали, что мы друзья, приготовьтесь! Я буду надоедать вам звонками, а еще буду писать вам и требовать немедленного участия! И еще вам придется пробовать мои кулинарные шедевры, иногда гулять со мной (да, да, с друзьями гуляют), получать от меня подарки (я обожаю дарить подарки) и приходить на мои праздники! Такие условия!

– Э-э-э…

– Нет! Раз уж сами сказали, что будете моим другом, – все! Решено! Будете! Прямо с этого момента!

– Алина, честно говоря, я боюсь, что…

– Я тоже! И все, молчите. Не хочу больше говорить на эту тему. Я лучше сейчас расскажу вам о том, что мне вчера Валя сообщила. Валя – это их домработница, помните, я вам говорила? Мы иногда созваниваемся, болтаем. Единственный нормальный человек в том доме. Хотя она же не из их семейки, так что ничего удивительного… Ну, короче, вчера она звонит мне, а потом, как поболтали о том о сем, Валя и говорит, что Палыча сняли, отправили на пенсию и вместо него назначили какого-то человека из Москвы. Палыч – это тот друг отца Ирины Сергеевны, начальник надзорной службы, помните? На нем-то все и держится. Говорят, надоели кому-то наверху их фокусы, поэтому начальником своего поставили. Так что вы как в воду глядели, когда говорили, что у кого-то может лопнуть терпение. Что они такого натворили, Валя не знает. Но, похоже, что-то прямо из рук вон. Короче, дома все злые, Артур Иванович на нервах, Ирина Сергеевна за ужином ему сказала: мол, я давно говорила, что этого следовало ожидать, а ты всю жизнь только пожинал плоды и не готовился к тому, о чем я предупреждала. А он ей ответил, что это она всю жизнь только и делает, что пожинает плоды своей эфиопской любви и ждет своего загорелого друга. Прямо так и сказал, при Вале. Ирина Сергеевна завизжала, вскочила из-за стола и убежала. Представляю себе этот ужин! Хорошо, что Диниса не было. А то это вообще уже перебор. Валя говорит, что отдала бы всю зарплату, только бы исчезнуть оттуда, пока шум не уляжется. Наверное, серьезная угроза их бизнесу, раз такой шухер там. Представляю.

– Интересно. Да, это может повлиять на дело всей их жизни.

– Да чтоб оно развалилось, дело их жизни! Надеюсь, этот новый босс быстро их на место поставит. Вернее, закроет их лавочку.

– Алина, а можно вам задать вопрос?

– Да, конечно.

– За что вы их так ненавидите?

(Пауза.)

– Похоже, все эти дни вы меня совсем не слушали.

– Я вас внимательно слушал.

– Но тогда вы бы поняли! Как я могу относиться иначе к их семейке? Скажите, как? Или вы по-другому думаете? Мне надо любить их всей душой? Как, по-вашему?

– Не в этом дело. Вы не должны их любить или еще что-то. Ваше отношение к ним – дело исключительно личное. И мой вопрос – это просто вопрос. Мне хотелось бы понять, за что именно вы их ненавидите.

– Вы еще и оправдать их хотите! И опять, опять какие-то дурацкие вопросы! И так ведь все понятно!

– Если хотите, я попробую порассуждать на эту тему.

(Она говорит, раздражаясь.)

– Пожалуйста! Давайте, докажите, что я сама во всем виновата!

– Я этого не говорил.

– Вот и не надо! Я не хочу больше продолжать этот дурацкий разговор!

– Дело, конечно, ваше…

(Она говорит, повышая голос.)

– Терпеть не могу такое! «Мое дело»! Да, мое! А от вас какой толк?! От всех вас?!

– Алина, успокойтесь, пожалуйста. Я вам даже слова упрека не сказал. Не будем дальше разввивать эту тему, если не хотите!

(Пауза. Затем она говорит уже спокойно.)

– Я вообще не хочу говорить. Я сейчас поняла главное: вы меня совсем не поняли. И зря я тут все это время…

(Пауза.)

– Я пойду. Не знаю, когда теперь увидимся. Я, может быть, уеду на время.

– Алина…

– До свидания!

Конец записи

Домой я приехал в паршивом настроении. Позвонила Катя. Разговор не клеился. Мысли об Алине постоянно вертелись в голове: я не хотел на них сосредотачиваться, но и отделаться от них не мог. Похоже на укусы комара – зудят, и вроде бы никакого резона думать о них нет, но только о них и думаешь. Так и с этими мыслями.

– Как день прошел? – спрашивает Катя.

– Вроде нормально, – отвечаю я, а сам думаю о том, что пришла сегодня Алина, красивая и соблазнительная, начала сперва требовать дружбы, а потом упрекнула в том, что я ее совсем не понимаю и не понимал никогда, и ушла. И я прекрасно знаю, что это манипуляция чистой воды, но это осознание не очень-то помогает улучшить настроение и отделаться от дурацкого чувства вины из-за невыполненных дружеских обязательств и всего такого…

– Что делаешь?

– Да ничего, – отвечаю я, а сам понимаю, что думаю о сегодняшнем дурацком дне и об Алине, которая, может быть, уже никогда не придет, и я еще не понял до конца, жалею об этом или нет, но во всяком случае сейчас чувствую: от мысли, что больше ее не увижу, мне становится не по себе.

– Алина?

– Что? – как будто сквозь шум доходят до меня слова Кати, но я делаю вид, будто не расслышал.

– Алина приходила?

– А… да, приходила.

– Не хочешь рассказать?

– Да нечего особо рассказывать. Сказала мне, что я ее не понимаю, и ушла.

– Заявила, что ты виноват во всех ее бедах?

– Не совсем так, но ощущение у меня создала примерно такое.

– Ничего, она еще придет.

– Да ну ее! Пусть делает что хочет!

– Может, погуляем?

– Давай. Сейчас соберусь и заеду за тобой.

От этого, казалось бы, простого и, в сущности, беспредметного разговора настроение мое улучшилось, и я, ощутив прилив бодрости, оделся для прогулки, сел в свою задрипанную «Короллу» и поехал за Катей.

…Ты приходишь домой, разуваешься, оглядываешь тесный коридорчик, мысленно ругаешь свое жилище, проходишь на кухню, достаешь бутылку вина, наливаешь в бокал, идешь в комнату. Там садишься на диван, задумываешься о недавнем разговоре у этого так называемого психолога. «Тоже мне, возомнил себя… Думала, хоть кто-то понимает. Так еще и я во всем виновата… А может, он прав, может, действительно во мне дело? Да черта с два во мне! Пошли они все!»

Вино в бокале быстро заканчивается, ты идешь на кухню, берешь с собой всю бутылку и возвращаешься. Наливаешь полный бокал, выпиваешь половину, ложишься поперек дивана, так что ноги касаются пола, и закрываешь глаза.

«Неужели я во всем виновата? – говоришь ты. – Неужели даже в том, что с тобой все так вышло? Миша! Ну скажи же! Что ты молчишь? Я знаю, что ты хоть и не со мной, а там, в этой проклятой комнате, или в саду на заднем дворе, который я всегда ненавидела, или у этой сучки на коленях, или играешь и смотришь на этого обкуренного полудурка, твоего отца, – хоть и не со мной, но слышишь меня. Миша!!!»

Ты открываешь глаза, очнувшись от собственного крика.

– Боже. Пора заканчивать с выпивкой. Иначе совсем свихнусь.

Ты чувствуешь, как твои веки тяжелеют, сознание отключается. Невыносимо хочется спать. Ты забираешься на диван, ложишься вдоль, укрываешься, не снимая одежды, в которой ходила днем, – в колготках, юбке и блузке, – закрываешь глаза и тут же погружаешься в тяжелое забытье.

…Мать орет:

– Это из-за тебя он ушел!

Ты отвечаешь:

– Ты сама его выгнала.

– Если бы не ты, он бы не опоздал тогда на работу и его бы не выгнали!

– Его бы и так выгнали.

– Ах ты неблагодарная скотина! А я еще заступалась за тебя! Поссорилась с ним из-за тебя! Да надо было сказать, чтобы в другой раз вообще на тебе живого места не оставил.

– Надо было, – говоришь ты с ноткой иронии в голосе, однако мать этого не замечает.

– Все ты вечно рушишь! И папаша твой бестолковый был таким же. И ты такая. Я только нашла себе нормального мужика, так и этот ушел.

– Ты сама его выгнала.

– Как ты вообще смеешь такое говорить?! Из-за тебя выгнала. Из-за тебя все!!!

В комнату входит Миша. Ему лет четырнадцать, то есть возраста он примерно твоего. Он смотрит растерянно на тебя и на твою мать.

– Это кто? – спрашивает мать.

– Это Миша, – отвечаешь ты. – Мой сын.

– Когда ты успела его родить?

– Я не знаю.

– Зачем он пришел?

– Миша, ты зачем пришел?

– Они мне надоели, – отвечает Миша, растерянно глядя на тебя.

– А где он был все это время? – спрашивает мать.

– У этих уродов, – отвечаешь ты.

– А, понятно, – говорит мать.

Какое-то время она пристально смотрит на Мишу. Вы молчите. Затем мать поворачивается к тебе и говорит:

– Выгони его!

Ты смотришь на Мишу и говоришь:

– Пошел вон отсюда!

Миша безо всяких эмоций отвечает тебе:

– Мама, но ты уже один раз меня выгнала…

– Я тебя не выгоняла! – вдруг неожиданно для самой себя кричишь ты. – Я тебя бросила!!!

Ты открываешь глаза. В комнате темно. На улице ночь.

С Алиной мы не виделись две недели. Не знаю, что с ней было, действительно ли она уезжала, как говорила, или была какая-то другая причина не приходить, но, как бы то ни было, две недели она не звонила, не писала и не появлялась. В среду, накануне нашей следующей запланированной встречи, я позвонил ей, но она не взяла трубку и не перезвонила мне после этого, хотя, конечно же, пропущенный вызов видела.

Она позвонила через неделю, тоже в среду, и спросила, может ли прийти завтра. Я сказал: да.

Она пришла без всяких угощений, выглядела хорошо, но не излишне соблазнительно. Я подумал, что настроение ее изменилось и наверняка на то есть причины. После нескольких слов приветствий она достала из сумки лист бумаги и протянула мне: «Смотрите». Это была напечатанная на принтере статья из «Губернских новостей».

«Губернские новости», 2 июня 2016 года

Вчера в подъезде собственного дома был расстрелян исполняющий обязанности руководителя Управления Федеральной службы по санитарному надзору (Госсаннадзор) по Самарской области Александр Климов.

Около 19 часов 1 июня в подъезде дома №1-а на улице Агибалова в Самаре было обнаружено тело Александра Климова с множественными пулевыми ранениями, от которых пострадавший скончался на месте. Как сообщил зампрокурора Самары Александр Чемезов, убийца, скорее всего, подкараулил чиновника возле дома, а затем зашел в подъезд вслед за ним и выпустил ему в спину целую обойму 9-миллиметрового пистолета.

Прокуратурой Железнодорожного района было возбуждено уголовное дело по пункту «з» части 2 статьи 105 УК РФ («Убийство по найму»). Основной для следствия в настоящий момент является версия, связанная с профессиональной деятельностью убитого. Как заявил Чемезов, «убийство явно заказное, здесь есть над чем работать».

В федеральном Госсаннадзоре убийство Климова вызвало шок. «Подобных случаев в истории нашего ведомства не было. Событие шокирующее, беспрецедентное и наглое. Мы будем тесно взаимодействовать со Следственным комитетом и приложим все усилия, чтобы причастные к этому были найдены и наказаны», – заявил пресс-секретарь федерального ведомства Анатолий Васюков.

Между тем смерть Климова может быть напрямую связана с его недавним назначением на должность руководителя Управления Госсаннадзора по Самарской области, которое произошло 15 мая после подписания главой федерального Госсаннадзора соответствующего приказа. Тем самым Климов невольно оказался вовлечен в эпицентр борьбы за кресло руководителя отделения, которая более двух лет велась между бывшим руководителем Василием Занниковым и его заместителем в Тольятти Николаем Лещуком.

До того как стать чиновником, Лещук был бизнесменом – владельцем ресторана и сети продуктовых магазинов. Василий Занников был назначен на свой пост еще в 1993 году и бессменно возглавлял его.

Борьба между Занниковым и Лещуком была жесткой и отличалась не самыми достойными методами, применяемыми как с одной, так и с другой стороны: вбросы компромата (в том числе записи телефонных разговоров, копии документов, видеозаписи) в прессу и отправка этих материалов в вышестоящие ведомства, а также угрозы. Предметом ожесточенной борьбы была должность руководителя ведомства и, как следствие, возможность влияния на подконтрольные сферы бизнеса с целью получения личной выгоды.

В мае 2015 года Занников был уволен со своего поста, а на его место назначили Лещука. Но это никак не повлияло на конфликт: Занников через суд добился восстановления в должности. Правда, из-за противодействия приступить к выполнению прежних обязанностей так и не смог. А в мае 2016 года Лещук без объяснения причин подал заявление об отставке, что стало для всех полной неожиданностью. Выглядело так, что Лещук по собственному желанию отказался от дальнейшей борьбы. Однако случившиеся незадолго до этого решения события ставят под сомнение версию о добровольном отказе Лещука продолжать противостояние: по странному совпадению несколькими днями ранее были убиты директора ресторана и одного из магазинов, принадлежавших Лещуку до его назначения на государственную службу. По имеющейся у нас информации этот бизнес, хотя формально больше не имел отношения к Лещуку, полностью им контролировался, и убийства, таким образом, могли быть последним предупреждением в затянувшейся борьбе за власть.

Однако, несмотря на отставку Лещука, Занников снова не смог приступить к служебным обязанностям на посту главы самарского Госсаннадзора, потому что решением Федеральной службы на эту должность был назначен Александр Климов.

Климов тогда сообщил, что приказ о его назначении стал для него полной неожиданностью: он готовился поехать в отпуск и уже купил билеты на самолет. Еще большей неожиданностью это решение, судя по всему, стало для самого Занникова и фактически свело к нулю все усилия последних двух лет, приложенные им с целью сохранить за собой должность главы Управления Госсаннадзора по Самарской области.

Убийство стало не просто вызовом, а демонстрацией того, что решений Москвы здесь не ждут и мириться с ними не собираются. Зампрокурора Самары Александр Чемезов заявил: «Это беспрецедентное по наглости происшествие будет расследовано самым тщательным образом и в кратчайшие сроки. Всех найдем. Кем бы они ни были. Какие бы посты ни занимали».

Начиная с этого дня наши с Алиной разговоры я не записывал, посчитав, что в этом нет никакого смыла, учитывая характер нашего общения (психологические аспекты ее личности мы с ней не очень-то разбирали, и было ясно, что до этого уже не дойдет). Эту и все последующие беседы я привожу по памяти.

– Этот Занников – тот самый друг бывшего посла в Эфиопии? – спросил я.

– Да, Палыч, которому Артур Иванович тогда, на свадьбе, грозился пожаловаться. А после этой жалобы Подколодного убили.

– Ну и дела…

– Ничего не боятся. Зато я теперь боюсь.

– Вы-то почему?

– Как бы они не пришли ко мне.

– А зачем?

– Не знаю… Я не знаю. Но как только я случайно увидела эту статью… Я просто читала новости и Интернете, и тут раз – знакомая фамилия. Я бы пролистала и не заметила бы. Но просто в глаза бросилось. Я начала читать. А тут такое. Не знаю, сразу к вам пришла. И мне страшно.

Она и правда выглядела растерянной, и я не вполне понимал причину подобной реакции. Да, конечно, было в этом что-то неожиданное, но не более чем в смысле интереса – сродни тому, как узнаешь что-то новое о своих друзьях или известных личностях. Тем более эти люди для нее друзьями не были – отчего же так переживать хоть за них, хоть за себя? Заигрались ребята, ничего не скажешь. Ну и что?

Несколько минут я размышлял над этой ситуацией, а потом изложил Алине свои соображения.

– Алина, послушайте. Мне кажется, из этой статьи ясно одно: этот ваш бывший родственник явно перешел черту. Речь уже не только об устрашении местных бизнесменов, но и об убийстве высокопоставленного чиновника, причем назначенного Москвой. Это, конечно, дерзость крайней степени. Хотя причастность Занникова – пока лишь предположение…

– Я вас умоляю, – сказала она и придала лицу такое выражение, которое показывало, что на этот счет сомнений быть не может.

– Но все же… Говорят, не пойман – не вор. Пусть сначала поймают. Ну а если это все же он, то единственному, кому стоит волноваться, – ему самому. Мне кажется, он уже примерно понял, что натворил, и его арест – вопрос времени.

– Всех бы их арестовали! Поскорее бы! Но я все равно боюсь. Сама не знаю чего. Не представляю, что еще они могут натворить. Я как вспомню тех двоих, которые за мной тогда приходили, аж не по себе становится. Может, у меня навязчивая идея какая-то…

– Почему они могут к вам прийти?

– Я не знаю…

– Алина, можно вас спросить?

– Конечно.

– Если не хотите, не отвечайте. Но, может быть, это играет роль…

– Спрашивайте.

– Что с вашим ребенком?

Она посмотрела на меня, как будто размышляя, отвечать или нет, и после недолгого раздумья произнесла:

– С ним все хорошо. Он жив-здоров.

– А где он?

– С ними.

– То есть он живет с отцом, Васей?

Алина ответила не сразу и словно бы нехотя.

– Он живет с ними. С родителями Васи. С Ириной Сергеевной и Артуром Ивановичем. Васе все это неинтересно. Плюс у него своя квартира, он в основном живет там. Насколько я знаю.

– А почему так вышло?

– А потому что…

Она замолчала, снова посмотрела на меня, как будто опять колеблясь, и решилась:

– Потому что они сказали мне, что ребенок останется у них.

– Но так же нельзя. И это не вполне законно…

– Да им плевать на закон! Вы что, еще не поняли? Я же вам рассказала про Подколодного, вы сами потом в газете прочитали, потом еще двое были, вот тут написано. А может, и трое, или четверо, или человек двадцать! Откуда мы знаем, скольких они всего пришили? Теперь вообще вон кого убили! Они тут хозяева. А вы про закон и про меня!

– Наверное, вы правы. Хотите чаю?

– Да.

Я включил чайник, приготовил чашки, в каждую положил пакетик заварки, достал дежурное печенье, которое у меня всегда в наличии.

– Все равно не понимаю, – сказал я, стоя около шумящего чайника и глядя в окно. – Зачем им это надо? И как… как они это сделали? Насколько мне известно, нельзя так просто забрать ребенка одному из родителей. Такие вещи делаются только по решению суда. Или есть решение?

– Решения нет. Когда я сказала, что разведусь с этим ублюдком, они сначала стали меня отговаривать, потом угрожать. Я ж упертая. А попробуйте жить с таким… слов уже нет, чтобы называть его. Сначала все было более или менее. А потом – выпивка без конца, наркотики, ну и шлюхи эти. Да я вам рассказывала. Что я? Это все еще до рождения Миши началось. Я в роддом, а он к этой бабе. Забирать нас с сыном заявился под кайфом. Вместе со всеми родственниками своими. Хлеб-соль, край-каравай – это они умеют. Показуху устроить. Более-менее искренне меня только Динис поздравил. Остальные – лицемеры. «Алиночка, Алиночка, Миша, какой красавец, наследник»… А сами явно уже что-то задумали и между собой обсудили. – Она вздохнула. – После того как Миша родился, отношения с Васей только ухудшились. Ирина Сергеевна сказала, что будет лучше, если я поживу пока с ними, в их доме. Сказала, спокойнее для меня и для ребенка. Я переехала к ним. Дура потому что. Вася показывался раз в неделю, и я вообще не знаю, как он жил, с кем, что делал. Один раз приехал к родителям обдолбанный и вместе с бабой какой-то. Тут даже Артур Иванович не стерпел и наорал на него. Но тому до задницы. «Пойдем, моя королева», – сказал Вася, заржал, как конь, обнял свою шлюху, и они ушли. И все. Я тогда сказала, что сил моих больше нет, и я развожусь. Ирина Сергеевна: «Как же так, ты погоди, мальчик одумается». Артур Иванович: «Алина! Я бы на твоем месте тоже развелся, но ты не торопись. Я ему завтра башку откручу, и он исправится. Только дай ему шанс. А мы со своей стороны поможем всем, чем хочешь». И они с ним, скорее всего, поговорили. Хотя я не знаю. Но на другой день Вася переехал к ним и пару недель был прямо образцом. Конечно, мне он уже так опротивел, что смотреть на него не могла как на мужа и как на мужчину вообще. Он как-то стал приставать, так я ему сказала, чтоб для начала справку принес от венеролога, а потом посмотрим…

Тут Алина прервалась и рассмеялась. Чайник закипел, и я налил кипяток в чашки. Она продолжила:

– Опять, наверное, я поколебала его мужское достоинство. Но на самом деле меня воротило от всего этого, я его как мужика вообще перестала воспринимать. Он же, страдалец, долго не вытерпел: к венерологу, конечно, не пошел, а отправился опять к своей бабе. Короче, после двух недель исполнения роли образцового семьянина он опять стал пропадать, и родители уже ничего не могли сделать. Но я думаю, что и не хотели, поэтому я опять завела разговор о разводе. Сперва они отшучивались. А потом, когда поняли, что это так просто не загладить, Ирина Сергеевна заявила: «А мы тебя с Мишей никуда не отпустим». Я, помню, ответила: «Я сама уйду». А она тогда: «Вот сама и уйдешь». И тут я поняла, что это ее «тебя с Мишей» было о том, что именно с Мишей, а сама-то я могу валить, куда захочу, хоть завтра. Я сделала вид, что вроде не поняла, что она имеет в виду. А она ответила, что все я поняла. Хитрая сволочь.

Алина взяла чашку, отпила чаю.

– Горячий…

– А дальше что было? – спросил я.

– А дальше… Они позвали Васю, и мы вчетвером стали обсуждать, что делать, – Вася, Артур Иванович, Ирина Сергеевна и я. Породистое семейство и наивная дура. Им только адвоката не хватало. Хотя потом и он был… Они спрашивают Васю, что он думает. Он такой: «Да она на всю голову долбанутая, я с ней жить не буду». Ирина Сергеевна тогда: «А Миша?» А этот придурок спрашивает: «Кто такой Миша?» Представляете? Даже его родители охренели. Артур Иванович прямо заорал: «Сын твой!» Этот, типа, вспомнил: «А-а-а»… Задумался – и такой: «Да пофиг». Артур Иванович спросил: «Что пофиг?» А Вася: «Чё ты пристал ко мне?!» Нормально, да?

– Да уж.

– Ну вот так. И тут Ирина Сергеевна: «Ну, раз вы оба не хотите, то разводитесь. Что я могу сказать… Но, конечно, с условием, что никаких денег ты, Алина, не получишь». И так глазами меня просверлила!.. Как будто нужны мне ее вонючие деньги! Корова тупая. Хотя за то, что жила с их сынком-недоумком, компенсация полагалась бы о-го-го какая. «Ну, и Миша, – говорит, – с нами лучше поживет. У тебя-то и квартиры нет. А тут всего вдоволь. Ты будешь приходить, когда захочешь. А хочешь – вообще живи тут. С нами. А что? Правда, Артур?» Артур начал поддакивать. У него роль такая. Вы представляете себе всю наглость этой скотины?

– Да, странно немного.

– Странно?! Да это не странно. Это какой-то бред просто. Я говорю: «Еще чего! Мишу я с собой заберу. Я мать. Ребенок будет со мной». А она так надменно: «Девочка, я тебе все сказала!» Вася аж хихикнул от удовольствия. Идиот. У него от кокса совсем мозги расплавились. Смотрю я на эти три рожи, а они на меня. И какие же они противные все, все трое! Три мрази! И как заору: «Хрен я вам Мишу отдам, уроды!» И убежала. Разревелась, конечно. Истерика у меня. Прямо трясло. Ладно Валя меня успокоила, а то я в таком состоянии была, думала, таблеток наглотаться или вены порезать. И сделала бы. Мне жить не хотелось.

Она замолчала, а потом добавила: