Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

– Чудеса, – сказал Фридман, не понимая до конца, разыгрывают его приятели или говорят серьезно.

– Так что, Леша, в другой раз, когда он прикажет тебе убрать фекалии с палубы, или, например, туалет почистить, или кофе ему подать, ты отвечай не как сегодня, а: «Так точно, Капитан Назаров!» А если сильно хочешь прогнуться, то прямо: «Так точно, Капитан Дальнего Плавания Назаров!» Не знаю, лично я так это понял, – пожал плечами Блок.

Фридман ничего не сказал, вытер руки салфеткой и положил ее на тарелку.

Судьбоносный, до сих пор молчавший и только поглядывавший на товарищей, мусоливших тему капитана, наконец сказал:

– Я смотрю, этот человек вызвал у вас много вопросов и большой интерес. Давайте поступим так. Сегодня часов в шесть приходите ко мне, я вам все расскажу: кто это и зачем он здесь.

– С удовольствием, – согласился Фридман. – Лететь еще долго. Пообщаемся, послушаем увлекательный рассказ. А то скука смертная.

– Что есть, то есть, – сказал Блок. – Я вот уравнения решаю, а Саша даже книжку писать начал.

– Книжку? – переспросил Фридман. – Опять какой-нибудь научный труд?

Судьбоносный промолчал, а Блок ответил:

– В том-то и дело, что нет. Художественную! Фэнтези!

– О-го-го. Вот это тебя пробрало здесь! – сказал Фридман Судьбоносному. – А ведь только неделю летим. И о чем книжка?

– Да так, про единорогов, – ответил тот, вставая из-за стола. – Спасибо, коллеги, за хорошую компанию, приятно было с вами пообщаться, но, как говорят, надо и честь знать.

Все трое встали и направились к выходу.

«Пляски розовой лошади»

Глава 2. Ежиный лес

После событий, описанных в первой главе, мужчина принял облик Розового Единорога. Очень досадно было ему это преображение. Злая ведьма, которая сперва показалась обычной (и весьма соблазнительной) женщиной, его заколдовала – превратила в лошадь, в единорога. Поманила шикарным телом, назвалась Милой, привела к себе домой, заставила как бы в шутку надеть дурацкий розовый костюм… Вроде неплохо все начиналось, а закончилось вон как! А потом еще дала идиотскую кличку и каталась на нем верхом по своему двору, воспитывая единорожьи повадки: шагай так, хвостом маши вот так, мордой мотай так, говори вот так. И постоянно твердила про какое-то пророчество, и что все – ему же на пользу, потому что иначе вообще не выжить здесь, и что скоро большие дела они будут вершить. Она – здесь, наверху, а он – там, внизу. Где – внизу? Больная идиотка! И женщина его там ждет! «Большая птица уже отнесла ее!» Какая женщина?! Какая птица?!

Наговорила всякой ереси, а потом прогнала со словами: скачи, скачи, единорог, во славу великого пророчества, навстречу своей мечте! Какого пророчества? Какой мечте? Был человек, стал лошадь! Какие теперь мечты?! Мила, Мила… Будь ты проклята!

Но ладно бы только это. Это все еще полбеды. Он не мог вспомнить абсолютно ничего до той самой встречи с этой женщиной в лесу. Кто он? Откуда? Что он там делал? Как вообще оказался в лесу? Как он ни напрягал память, не мог вспомнить ничего, даже собственного имени. Именем его теперь была дурацкая кличка, которой наградила его эта проклятая ведьма.

Что делать дальше, он не знал, но понимал одно: прежде всего надо снять заклятие и опять стать человеком. Вот, одна мечта теперь! Это бы только сделать! Но как? Хоть бы сказала, стерва…

И поскакал он куда глаза глядят, в надежде, что судьба приведет его к исполнению желания. А чтобы сократить путь, он забрался на радугу и помчался по ней.

– Вот оно, преимущество единорогов! – думал он, ощущая, как ветер обдувает его голову.

Скакал Единорог быстро, почти, как ему казалось, со скоростью звука, прыгая с радуги на радугу, так что в ушах свистело. И от быстрой скачки он даже воспрянул духом и стал подбадривать себя мыслью, что быть единорогом, может быть, не так уж и плохо. Через какое-то время он начал считать себя лучшим единорогом, а затем и вовсе лучшим существом на планете.

Попадались ему и другие единороги. Некоторые скакали навстречу, и он окидывал их надменным взглядом, а некоторых, бегущих в том же направлении, он обгонял, показывая всю свою прыть. Встречались ему птицы, маленькие и огромные, и их он вообще не считал за разумных существ. «Низшая форма жизни. Безмозглые курицы!» – шипел он и еще больше гордился собой. Вдалеке он увидел огромную птицу, несущую в когтях женщину, которая молча смотрела вниз и, похоже, была в шоке, потому что даже не кричала. «Сожрет», – подумал он и на всякий случай поскакал еще быстрее.

Через какое-то время он почувствовал, что нужно справить нужду, и, когда стало уже совсем невмоготу, спрыгнул с радуги и поскакал вниз, в темный лес, искать местечко поукромнее.

Он спустился сквозь густые ветви, поцарапав морду, бока и выдрав пару клоков шерсти из гривы и из хвоста.

– Главное, хвост не оторвал! – подбодрил он себя. – А то не хватало еще.

Почему-то хвост его волновал более всего.

Он огляделся по сторонам. Темно. Вокруг толстые стволы деревьев. Вверху качаются ветки… Где-то вдалеке раздался вой. Не иначе, гигантский волк. Вроде далеко. Ладно. Не так уж и страшно… Так он себе говорил, а на деле ноги его подкашивались от ужаса.

Тут он услышал шуршание травы совсем рядом.

– Змея, точно змея!

Он прислушался. Шуршание усиливалось и расползалось.

– Змеи! Много змей! Все, это конец! Хоть помолюсь перед смертью.

Он опустился на передние ноги, уткнулся мордой в землю, закрыл глаза и принялся молиться, дрожа от страха. Молиться он решил богу единорогов, хоть и не был уверен, что такой существует, поскольку вообще ни в какого бога не верил. Но мало ли, как оно здесь, подумал он, вдруг такой бог есть и это мой единственный шанс. Молитву он пытался сделать максимально раболепной, чтобы в глазах бога выглядеть как можно большим ничтожеством, что, по его мнению, сильно увеличивало шансы на успех:

– Единорожий бог с самой густой гривой среди всех единорогов и лошадей и самым длинным хвостом, раб твой смиренный с драной гривой, поцарапанной мордой и ободранным хвостом… можно сказать, вообще без хвоста, потому что, если ты спасешь меня, я хвост сам себе оторву, ибо зачем мне эта лишняя красота в моем смирении, и в любви к тебе, и в никчемной, ничтожной жизни моей… Смиренный твой раб, протерший колени, обращается к тебе: спаси мою грешную душу, прости мне мои грехи…

– Грехов твоих тебе еще на семнадцать жизней хватит! – вдруг услышал он писклявый голос у самого уха.

– Даже не мечтай сдохнуть так быстро! Ха-ха! – раздался такой же голос возле другого уха.

– Какого дьявола?! – вскричал Единорог, вскочил на ноги и стал разглядывать, кто это посмел кричать ему в уши такие дерзости. – Что за свинья это сказала?!

Он уже забыл о боге и своем раболепстве.

– Послушай! Мы ежи, и этот лес наш! Так что аккуратней тут! – прозвучал писклявый голос откуда-то из-под ног.

– А то сейчас хвост выдернем! – раздался голос сзади, и последовал истерический хохот.

– Хвост не надо! – испуганно воскликнул Единорог и развернул голову назад – проверить, все ли там в порядке, однако увидеть ему ничего не удалось.

– Не переживай ты так. Не нужен нам твой хвост. Нам нужно… нам нужно…

Он уже не мог разобрать, откуда идет этот писклявый голос. Казалось, он был повсюду. Единорог принялся озираться по сторонам. Тут слева закрутился маленький вихрь, затем справа, затем еще один слева, и так дальше, пока вокруг не начало вертеться с десяток маленьких вихрей. Затем они выстроились в хоровод вокруг Единорога, принялись гудеть, пищать, верещать, а после собрались в один огромный вихрь у него перед мордой. От ужаса происходящего глаза его чуть ли не вылезли из орбит, а зубы застучали. Вихрь закрутился еще быстрее, превратился в большое облако пыли – а когда оно рассеялось, перед ним оказался огромный еж, размером с него самого.

– Мама дорогая, – сказал Единорог.

– Я – ежиный дух этого леса! Я – хозяин этого леса!

– Ты меня сожрешь? – испуганно спросил Единорог.

– Это зависит от того, кто ты!

– Я… Я – Единорог! Но вообще меня заколдовала ведьма, и теперь я вот… единорог… А раньше… – Голос его задрожал. – …Раньше я им не был… Раньше я был… я был… Я не зна-а-ю…

Он упал на колени и зарыдал.

– Я такого в нашем царстве не припомню, – сказал один писклявый голос.

– Я тоже, – ответил другой. – Но он вроде безобидный. Как там было сказано? В пророчестве-то?

– «И упадет он с неба, и произойдет невероятное: изменится всё и утонет в смердящем…»

– Ты с неба упал? – спросил огромный еж.

– Я? – испуганно переспросил Единорог и запричитал, перемешивая слова с завываниями и мольбами: – Да-а-а… ы-ы-ы… Я по небу скакал… По радуге… А потом мне захотелось в туалет… Я спустился… сюда… А тут вы… Да-а-а… Я с неба упал… А-а-а… Пощадите!..

– Не похож он… – сказал один писклявый голос.

– Да, обычный единорог. Только трусливый, – подтвердил другой.

– Видать, опять ведьма шутки шутит: превратила в единорога какого-нибудь таракана… Уже пятый за месяц…

– Ладно, – решил огромный еж. – Продолжай свой путь. Ты не тот…

Он завертелся, пока не образовался огромный вихрь, разделившийся на десятки маленьких вихрей, которые разлетелись по сторонам, опустились на землю и исчезли. Со всех сторон раздался писк и шуршание, и вскоре все затихло. Единорог стоял один среди леса.

Конец второй главы

Людей на корабле находилось немного. Собственно, основной состав команды был следующим: Судьбоносный – директор программы, Блок – научный сотрудник, инженеры Фридман, Иваницкий и Петренко, биолог Заброшенный, социолог Конюхов, психолог Картавый, врач Дудин, шеф-повар Жилкин, главный по чистоте Пестрюков и специалист по безопасности Проторгуев. Также у некоторых из этих основных специалистов имелся в подчинении младший состав. Так, у инженеров было шестеро помощников-техников, у шеф-повара – еще один повар и официант, у главного по чистоте – трое уборщиков. Итого общее число находящихся на борту составляло двадцать три человека. Не считая, конечно, Капитана Назарова.

Каждый из команды знал всех прочих и имел определенное представление об их функциях. Судьбоносный был главным. Он выступил идеологом этого путешествия и лучше других знал в деталях, зачем оно затевается и что они должны получить в результате. Остальные эту цель представляли только поверхностно. И дело не в том, что от них что-то скрывалось. Ни в коем случае. При подготовке к полету всем желающим принять участие в этой экспедиции было в общих чертах рассказано, куда и зачем направляется корабль.

Кто-то слушал с интересом и даже пытался рассуждать или предлагать свои корректировки к первоначально намеченному плану. Так, безопасник Проторгуев сразу предложил огромные звезды обходить подальше, «а то рванет еще, так что мало не покажется». Блок посмотрел на него и, чтобы не обижать, сказал, что вычислитель обязательно учтет этот риск при проработке маршрута корабля. Проторгуев, как человек военный, не выразил особых эмоций по поводу такого решения, однако по всему было видно: он доволен (вроде как уже начал обеспечивать безопасность полета).

Шеф Жилкин, выслушав всю концепцию, заявил только, что ему вообще «по барабану, куда и зачем лететь, но главное, как долго лететь и сколько будет людей». На это Судьбоносный ответил, что все путешествие займет около двух с половиной месяцев и расчетное количество людей на борту – двадцать, не считая шефа и его команду. Тогда Жилкин заявил, что завтра принесет список всего, что должно быть куплено и доставлено на корабль, а команда его будет состоять из трех человек – собственно он, еще один повар и официант. «Разбудите меня перед полетом», – сказал шеф и удалился.

Инженеры особо вопросов не задавали. Во-первых, они их почти никогда не задают. А во-вторых, им и без того было известно, что придется делать. А нужно будет следить за работой всех систем, отмечать особенности, делать выводы, что работает правильно, что – не слишком и что можно улучшить. Здесь, хотя все три инженера были разной специализации (энергетика, вычислительные системы и связь и механика), лидерскую роль играл Фридман, который был механиком, а в остальных дисциплинах знал лишь основы. Но никто и не оспаривал такого решения. Во-первых, авторитет Фридмана как специалиста был очень высок, а во-вторых, его любили как человека. Короче говоря, инженеры вопросов не задавали, назначение Фридмана главным остальные двое приняли как должное, и все трое стали готовиться к полету.

Сложнее всего дело обстояло с биологом Заброшенным и социологом Конюховым. На совещании их чрезвычайно взволновала цель экспедиции, и они то и дело задавали вопросы, которые, казалось, не кончатся никогда: «А кто там?», «Какие у них поведенческие особенности?», «Они похожи на нас?», «В какой степени они развиты физически и психически?», «Достоверно ли наше представление о той среде?» – и так далее, требуя на каждый вопрос обстоятельного ответа, а получив его (насколько это мог сделать Судьбоносный), только качали головами да вздыхали: «Ну это, конечно…», «Да уж…», «Так это, считай, ничего…», «Всё – только предположения…», «Э-э-э…». Наконец Судьбоносный волевым решением прекратил эту бесполезную дискуссию:

– Коллеги, в действительности нам неизвестно, что там да как. Все, что мы знаем и предполагаем, я вам только что рассказал. Остальное – будем смотреть на месте, изучать и думать, что делать дальше. Давайте пока на этом закончим. Да и, в конце концов, нам предстоит месяц полета, чтобы обсудить все как следует.

– Но с летящего корабля, говорят, не сойдешь, – с растерянным видом произнес Конюхов.

– Зато проанализировать информацию времени будет предостаточно, – сказал Судьбоносный, и все засмеялись.

Врач Дудин тоже ограничился тем, что спросил о составе экспедиции, попросил предоставить на каждого из них медицинские карточки с результатами полного обследования, а также сказал, что через неделю подготовит список всех медикаментов, материалов и инструментов, которые нужно будет взять с собой.

Безопасник Проторгуев, уже осчастливленный тем, что умнейший авторитет Блок так охотно прислушался к его рекомендации обходить огромные звезды (видать, не все учел великий ум), тоже сказал, что подготовится как следует и инструктажи по безопасности начнет проводить еще до полета, а специально для экспедиции разработает программу по развитию навыков самообороны и владения оружием, чтобы за месяц, как раз к моменту прибытия на незнакомую землю, каждый из членов команды был в лучшей форме. Все, конечно, подумали, что вояка – он и в Африке вояка, но перечить не стали. Хочет сделать доброе дело – пусть делает. Тем более, действительно, отчего бы и не поразмяться, пока летишь? Все равно свободного времени уйма. А поскольку Проторгуев был человеком простым и компанейским, он сразу стал называть всех участников экспедиции на «ты» и к себе попросил обращаться так же.

Специалист по чистоте Пестрюков попросил уточнить, будет ли что-то – или, может быть, кто-то – вывозиться с этой планеты. Все тут же поддержали его вопрос: «Да, да, ведь это важно!», «А то уехало двадцать три, а обратно полетит сорок», «И четыреста мешков каких-нибудь камней», «Верно, Пестрюков, спрашиваешь!» – и тому подобное. Судьбоносный сказал, что пробы грунта там, само собой, отберут, а вот увозить оттуда кого-нибудь из живых существ – таких планов нет. Потом он, однако, призадумался, странно усмехнулся и добавил:

– Может, наоборот, там кого-нибудь оставим!

– Да, кто будет плохо себя вести! – поддержал Проторгуев. – Так что смотрите у меня!

– Вы так уж людей не пугайте-то в самом начале, – сказал психолог Картавый. – Или хотите мне еще до путешествия работки подкинуть?

Все засмеялись, и на этом совещание было окончено.

В шесть часов вечера у Судьбоносного собрались, кроме него самого, ученый Блок, инженер Фридман, психолог Картавый и безопасник Проторгуев. Они сидели в одной из нескольких комнат просторных апартаментов Судьбоносного, которые включали в себя небольшой рабочий кабинет сразу при входе (где вчера они с Блоком курили сигары и пили ром), спальню, где размещалась широкая кровать, шкаф для одежды и пара тумбочек со светильниками, и эту комнату для переговоров. Здесь находился большой стол на десять человек, стояли кресла и аппаратура: для слежения за параметрами полета, для видеосвязи со всеми членами команды и наблюдения за каждым помещением, а также для записи ежедневных отчетов Судьбоносного с целью последующего рассмотрения их на Земле.

Каждый день в десять часов утра по самарскому времени, какими бы ни были параметры полета, Судьбоносный должен был на камеру под запись лично докладывать о ситуации, несмотря на то что никакой трансляции на Землю не было и быть не могло. Не придумали технологии передачи радиоволн на нашу планету таким коротким путем, чтобы они там, на Земле, могли общаться с кораблем в прямом эфире. Не прикажешь же радиоволнам скакать обратно по туннелям, по которым скачет корабль? А если и прикажешь, то между туннелями они как летать будут? Абсурд, казалось бы: нашли возможность перемещать огромный корабль, но не придумали способ передавать сигналы связи. Впрочем, некоторые уважаемые ученые, в том числе и Блок, считали, что такого способа вообще не может быть. Другие же, высокие руководители полета там, на Земле, считали, что это, скорее, просто недоработка ученых. И, пока она не устранена, хоть способа передачи сигнала не существует и трансляцию устроить нельзя, это еще не повод отменять запись ежедневных отчетов Судьбоносного. «Пусть записывает, а мы потом рассмотрим…»

Именно в этой переговорной комнате сегодня был накрыт ужин. Судьбоносный решил совместить одно с другим: и поесть, и пообщаться на тему, которая, судя по вчерашним и сегодняшним событиям, требовала обсуждения. Ну а говорить на такие темы, само собой, лучше не в столовой, где и другие слушатели так или иначе могут найтись, а в обстановке конфиденциальности.

– Коллеги, я попросил вас всех прийти в гости, потому что наступило время обсудить одну деталь нашего путешествия. А заодно и поужинать, – сказал Судьбоносный. – Поэтому прошу вас. Всем приятного аппетита. А пока вы едите, я введу вас в курс дела.

Со всех сторон зазвучало «приятного аппетита», застучали вилки, послышались просьбы и реплики: «Ваня, передай салфетки, пожалуйста», «Хорошее мясо приготовил шеф сегодня», «Эх, к таким огурчикам водочки бы…» – и все приступили к трапезе.

– Я не очень-то хотел, если честно, об этом говорить, – через некоторое время начал Судьбоносный, и все притихли, приготовившись слушать. – Нет, не то чтобы я от вас что-то решил скрывать. Нет. Да тут и скрыть особо не получится. Тем более теперь, поскольку это стало обнаруживаться еще вчера, когда мы сидели у меня с Блоком, а потом и сегодня утром, когда мы шли на завтрак.

– И это… Это – он, тот самый? – спросил Фридман.

– Да, это… то есть то, что начало обнаруживаться, – Капитан Назаров, – ответил Судьбоносный.

Картавый и Проторгуев от удивления перестали жевать и уставились на Судьбоносного. Фридман медленно ковырялся в своей тарелке, ожидая продолжения, Блок как ни в чем не бывало продолжал трапезу.

– Что вы так смотрите? – спросил Судьбоносный. – Да, на нашем судне есть капитан.

– Вот это поворот, – произнес Картавый.

– Поворот не туда, – уточнил Проторгуев.

– А чего вы распереживались-то, господа? – пожал плечами Блок. – Мы с Фридманом уже знакомы с ним. Довелось, так сказать… Мне вчера, а Леше вот сегодня с утра. И, скажу я вам, пока все, что он обнаружил, – это умение странно себя вести и блевать пьяным прямо в коридоре.

– Еще курить там же, – добавил Фридман.

– Блевать? – переспросил Проторгуев с удивлением.

– Так вот в чем дело! – сказал Картавый. – А я иду в столовую и чувствую, что в коридоре чем-то пахнет. Неужели, думаю, у Жилкина сегодня завтрак не удался? А завтрак между тем был отличный.

– Погодите, погодите, – сказал Проторгуев, горячась. – Я эту пьянь блюющую по записям вмиг вычислю и высажу. Зря я в это время мониторы не наблюдал! А то уже бы…

– Валерич, погоди, – сказал Судьбоносный. – Сейчас я…

Внезапно он замолчал и уставился на дверь. Все повернулись туда же.

Дверь была открыта. В проеме стоял Капитан Назаров. Он был в новом костюме, в галстуке и в капитанской фуражке.

– А вот, собственно, и он! – сказал Судьбоносный. – Как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Капитан Назаров оглядел комнату с видом, как будто не нашел в ней ничего интересного, сидящих за столом – как будто не нашел здесь никого, достойного его внимания, прошел и сел на свободное место рядом с Проторгуевым.

– У меня, между прочим, часы «Радо»99
  «Радо» – швейцарский производитель часов класса люкс.


[Закрыть], – сказал он ему, поднял манжеты пиджака и рубашки и продемонстрировал часы.

Проторгуев посмотрел на него с серьезным видом и коротко ответил:

– Да мне насрать.

Капитан Назаров вскочил со своего места, подошел к Судьбоносному и стал ему говорить:

– Вон тот… – показал он пальцем на Проторгуева. – Вон тот! Эфбениэз-з-з…

Он издал звук, напоминающий жужжание пчелы. А потом стал издали тыкать пальцем в Проторгуева.

– Это чё он делает? – спросил озадаченный безопасник.

Судьбоносный встал, схватил Капитана Назарова за палец, которым тот тыкал в Проторгуева, и так скрутил его, что Капитан Назаров тут же резко согнулся пополам и стукнулся лицом о тарелку с едой Судьбоносного. Начальник экспедиции ослабил хватку, и Капитан Назаров смог выпрямиться. Его лицо было испачкано, взгляд – озадаченный.

– Пошли, – сказал Судьбоносный, снова выкрутил ему палец и повел вдоль стола.

Капитан Назаров взвыл, но пошел. Судьбоносный проводил его до места, где он сидел, около Проторгуева, скомандовал: «Садись», затем поставил перед Капитаном Назаровым тарелку, в которую он только что воткнулся лицом, подошел к шкафу, взял себе чистую посуду и вернулся на место.

– Господа, – сказал Судьбоносный, сев за стол. – Я всегда говорю, что никогда не стоит принимать вежливость за слабость. Это одна из главных ошибок некоторых людей, которая их же и губит.

– Дай мне его на разговор! – попросил Проторгуев спокойным голосом, от которого, однако, всем стало жутко.

– Валерич, нам еще три недели пути, а Капитан Назаров должен быть в полном порядке и приподнятом моральном духе, когда мы прибудем! Так что…

– Так что отставить!!! – закричал Капитан Назаров.

Проторгуев покосился на него. Тот замолчал. Безопасник вскинул руку и направил на него указательный палец.

– Как ты там делал?

И начал воспроизводить сверлящие движения и приговаривать: «Збз-з-з… Как там… Эф-фэ-ф-ф-з-з-з-з… Бз-з-з… Эфз-з-збз-з…» Учитывая его здоровенную фигуру, суровое квадратное лицо с прямоугольной челюстью и огромную руку, это смотрелось жутковато. Казалось, вот-вот – и он запросто воткнет свой железный палец в глаз Капитану Назарову и продырявит его голову насквозь.

– Прекратить!!! – закричал Капитан Назаров, не на шутку перепугавшись. – Только не это! Не-е-ет!

Он вскочил со своего места и убежал. Судьбоносный встал, вышел в кабинет-прихожую, закрыл входную дверь, затем вернулся, закрыл дверь в комнату, где сидела вся компания, и снова занял свое место.

– Ну вот, кто еще не видел, теперь увидел. Будьте знакомы: Капитан Назаров! – сказал он.

– Диагноз интересует? – спросил Картавый.

– Если эта мразь в меня еще раз своим пальцем ткнет, я ему без всякого диагноза голову оторву! – сурово заявил Проторгуев.

– Я бы с рук начал, – сказал Фридман.

– Только ради тебя с рук начну, ногами продолжу и… – принялся перечислять Проторгуев.

– Может, хватит уже? – перебил Блок. – Я тут ем, между прочим.

– Ладно, коллеги, – сказал Судьбоносный. – Увидели – хорошо. Давайте я вам наконец расскажу, в чем дело.

Все приготовились слушать.

– Вам, конечно, известно, что на планете, которой мы пока не дали официального названия и присвоили условное обозначение К-200, – в общем, на той планете, куда мы сейчас летим, – есть жизнь. В этом нет сомнений, потому что после того, как нашим супервычислителем Мегамозгом были проанализированы тысячи и тысячи планет на предмет того, может ли на них чисто гипотетически существовать жизнь, было определено, что именно на К-200 это возможно, поэтому мы направили туда разведывательный корабль. Это вы, конечно же, знаете, и я просто напоминаю, как развивались события. Наш беспилотный корабль, или, как мы его называли, дрон, точно таким же путем, каким мы с вами движемся сейчас, примерно за месяц доскакал до К-200, завис над ней и стал изучать. Три месяца он кружил над планетой, меняя свое местоположение и собирая информацию. Кроме того, он взял образцы грунта, воды, атмосферы на разной высоте. И вот что можно сказать в результате… Окружающая среда там очень похожа на ту, что у нас, на Земле. По крайней мере, схожи климатические параметры, составы почв, атмосферы и воды. Иначе говоря, мы уверены, почти абсолютно уверены, что люди смогут жить на К-200 так же, как на Земле. В биологическом смысле, конечно. Судя по видеоматериалам и фотографиям, на этой планете происходил несколько иной вид эволюции, потому что некоторые растения и животные кажутся нам неизвестными. Однако…

Судьбоносный попил воды и продолжил:

– …Однако та ветвь эволюции, которая привела к появлению у нас на планете человека, – я имею в виду, рода «человек», то есть homo, и всех его видов, вплоть до homo sapiens, – эта ветвь эволюции там, судя по всему, пошла по тому же (или почти по тому же) пути, что и на Земле. По крайней мере, очень на это похоже. Мы можем делать выводы, опять же, по видеоматериалам и фотографиям, собранным в течение нескольких месяцев наблюдения посредством дрона. По этой планете бегают такие же… ну, почти такие же… люди, как мы с вами, строят жилища (и не просто шалаши какие-нибудь, как у дикарей, нет – каменные или кирпичные дома), выращивают фрукты и овощи, содержат фермы скота. У них есть промышленность. Не совсем, однако, для нас понятная: они изобрели и применяют какие-то странные механизмы… В общем, наши инженеры пока не смогли понять, что к чему. Верно, Леша?

– Да, на первый взгляд – черт-те что и вообще непонятно, как работает! – сказал Фридман. – Нечто вроде паровоза, а колес нет. Вроде как электромагнитная подушка. Или воздушная. Черт его знает. А топят как будто дровами. Но какие дрова дадут столько энергии? Да и вообще, не очень-то похоже, чтобы эти… как бы сказать… люди – они же люди? – были близки нам по развитию. С виду вроде отсталые, а как работают их машины, мы не понимаем.

Судьбоносный продолжил рассказ:

– Ну вот, машины и механизмы у них всякие есть – наземные и водные. Да, корабли есть. И летательные аппараты имеются. Но тоже какие-то странные: они как лошади и машут крыльями. И вообще… будто живые. Они на них верхом ездят, только по воздуху. А может, это существа, а не аппараты. Скорее всего, они действительно живые. Но как это все летает, ума не приложу. Фридман, я думаю, тоже.

– Пегасы какие-то, что ли, – сказал инженер. – Или единороги.

Судьбоносный открыл дверцу шкафа, достал фотографии и положил на стол.

– Качество, конечно, не очень, но вот… Здесь немного больше, чем вы видели на Земле во время подготовки к полету.

Фридман взял стопку снимков первым, быстро пролистал, сказал: «Ну да. Почти как люди» – и передал дальше, Проторгуеву.

Тот при просмотре первой картинки скривил рот, при просмотре второй приподнял бровь, а глядя на третью, воскликнул: «Матерь божья!» – и в изумлении закачал головой.

Судьбоносный между тем продолжил рассказ:

– Короче, мы пока не совсем понимаем. Впрочем, сами видите. – Он жестом показал на фотографии. – За тем, собственно, и едем: нам как раз предстоит выяснить, и что это за чудеса, и много чего еще… Мы понятия не имеем о геополитическом и любом другом делении планеты: есть ли у них разные страны, народы и народности, языки, или все это – одно государство. Мы обнаружили признаки существования рас, однако они, по всей видимости, более выражены, чем у нас на Земле. Люди… Говорю: люди, а сам и не знаю, люди ли это… В общем, похожие на людей существа там бывают очень разными и отличаются не только цветом кожи, но и ростом, пропорциями тела и, судя по всему, способностями. Может быть, это вообще различные виды рода homo… Нам это неизвестно.

– И ты хочешь сказать, что этот гоблин, – Проторгуев продемонстрировал всем карточку с изображением человекоподобного существа в два раза выше других, стоящих рядом, с огромной головой и бивнями, – просто другая раса? Ну прямо такое же различие, как между мной и китайцем! Только цвет кожи и разрез глаз другой!

– Между прочим, Валерич, – вставил Блок, ухмыляясь, – на этого ты очень даже похож.

– Круто! Пойду бивни достану! – воскликнул Проторгуев.

– Я же говорю, мы не знаем, – сказал Судьбоносный. – Судя по материалам, там много такого. Есть гоблины и похуже. Но что это – виды, расы, мутации или что-то еще, – мы не знаем.

– А ты чего двух ботаников не позвал? – спросил Проторгуев, имея в виду биолога Заброшенного и социолога Конюхова. – Они бы нам сейчас все рассказали про этих мутантов.

– Да у них какое-то недомогание, – ответил Судьбоносный. – Дудин им что-то прописал и на карантин отправил на всякий случай.

– Перепили, наверное, – предположил Проторгуев и засмеялся.

Судьбоносный оставил эту реплику без внимания и продолжил рассказ о планете К-200:

– Итак, общество у них, как мы поняли, разношерстное. Мы не понимаем, как оно устроено, какая существует иерархия и как эти все расы или виды уживаются при таких различиях. Мы не знаем, развита ли у них торговля и существует ли она вообще. Есть ли там товарно-денежные отношения в нашем понимании. Мы увидели, что у них имеется нечто вроде наших рынков и немного понаблюдали за процессами покупки и продажи товаров – насколько позволяло оборудование. Опять же, если это вообще покупка и продажа. Нам не удалось понять, ходят у них деньги или принят натуральный обмен. Сверху это выглядит так. Подходит покупатель к продавцу, они разговаривают, совсем недолго, в итоге покупатель или забирает товар и уходит, или уходит без товара. Продавец что-то отмечает на какой-то дощечке. Пока мы не понимаем, что это за дощечка и что он на ней отмечает. Может быть, конечно, все платежи осуществляются путем транзакций.

– Ага, как коммунисты, за трудодни работают, – сказал Проторгуев. – Тот гоблин с бивнями точно коммунист!

– Вполне вероятно, – ответил Судьбоносный. – Может быть, это вообще не платежи, а записи этих самых трудодней. Кто знает? Ну, в целом так. Выглядит это все, конечно, весьма странно, и самая большая сложность как раз в этом. К-200 населяет совсем другое – во всех смыслах – общество.