Текст книги "На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади"

Судьбоносный сделал паузу и потом еще раз повторил свою мысль:

– Мы понаблюдали за их поведением, общением, культурой, если можно так выразиться, в целом и поняли, что это другое, совершенно другое общество по сравнению с нашим.

– Может быть, более культурное? – предположил Картавый, разглядывая фотографию старичка маленького роста с окровавленным мечом в руке, стоящего около нарубленного на куски тела человекоподобного существа.

– Зависит от того, своих или чужих они так рубят, – сказал Проторгуев.

– Насчет более культурного – не знаю, – ответил Судьбоносный. – Но есть сомнения. Хотя бы потому, что они устраивают казни на улице.

– Значит, и своих тоже. Да… Культура… – задумчиво произнес Проторгуев. – Головы отрубают?

– Да, но этим не ограничиваются. Могут руки отрубить, например. Мы видели несколько таких казней. Руки отрубили и оставили лежать прямо там.

– А может, у них новые вырастают, – сказал Проторгуев.

– Может, и вырастают. Но если и так, то, вероятно, не у всех. Потому что те, которых мы видели, вроде как умерли. Во всяком случае было очень на это похоже. Да и может ли организм выжить после отрубания рук, если его прямо так и оставить? Семен Михайлович, как думаете?

– Это лучше у доктора спросить, но я думаю, что скорее нет, чем да, – ответил Картавый и добавил: – По крайней мере человеческий организм.

– Могу поспорить, что Капитан Назаров выжил бы, даже если бы ему башку отрубили, – сказал Проторгуев и ухмыльнулся.

Судьбоносный серьезно посмотрел на него и сказал:

– Возможно, именно поэтому он на корабле.

Все с удивлением уставились на директора программы.

– Так он еще и бессмертный, что ли? – спросил долгое время молчавший Блок.

– Да нет, – улыбнулся Судьбоносный. – Еще какой смертный. Просто немного другой.

– Ну да, блевать в коридоре – это не то слово другой, – сказал Фридман и засмеялся.

– Короче, господа, – подытожил Судьбоносный. – В этом все и дело! И потому он здесь. Потому его и снарядили на этот корабль. Мы высадим его на К-200!

– Прости, но в чем суть этой неожиданной идеи? – спросил Блок.

– А вот это, Ваня, ты, пожалуй, должен понимать лучше всех нас, – сказал Судьбоносный с улыбкой.

Блок вытаращился на него в недоумении. Судьбоносный продолжил:

– Мне, честно говоря, это решение не вполне ясно. Но! У нас есть мегакомпьютер, Мегамозг, принцип работы которого тебе прекрасно известен и в разработке которого ты принимал непосредственное участие. Так вот, вся информация – то есть наши наблюдения за этой планетой и ее человекоподобными жителями – шла, конечно, через него. Аккумулировалась там, обрабатывалась; что-то мы пытались прогнозировать; что-то получалось, что-то нет, несмотря на всю вычислительную мощь этого компьютера. Но тут, ясное дело, сказывалась нехватка данных. Так вот, один из прогнозов, который мы сделали с помощью Мегамозга, – приблизительный период выживания среднестатистического землянина в том социуме, который сейчас имеется на К-200. И ответ был не то чтобы удивительным, но не очень обнадеживающим: в среднем одни сутки.

– Я бы это и без Мегамозга только по фоткам понял, – заявил Проторгуев.

– Да, по фотографиям нам кое-что понятно, – согласился Судьбоносный. – Но повторю еще раз: опасно там не из-за температуры, влажности, состава воздуха, диких животных, ядовитых растений или чего-то такого. С этим все более или менее нормально. С этим всем худо-бедно там жить можно. Конечно, есть риск съесть что-то не то или уколоться какой-то ядовитой дрянью, но он не сравнится с тем, который связан именно с социумом. Иначе говоря, любого среднестатистического землянина там или казнят, или сожрут, или бог знает что еще сделают через двадцать четыре часа, и то если повезет. А скорее всего, намного раньше.

– Так пулемет с собой захватить! – предложил Проторгуев.

– Ну это, конечно, тоже выход. Тем более если надеть непробиваемый костюм и все такое. Да и то не факт, что поможет. Некоторые вещи на этой планете мы вообще объяснить не можем. Магия какая-то с земной точки зрения. И к тому же у нас изначально была другая идея: внедриться в их общество. Иначе – ну спустишься туда, поживешь как изгой в бронированной палатке, походишь в непробиваемом костюме, увешанный оружием с ног до головы. И что?

– Плюс, как я понял, мы не знаем возможностей их оружия, – сказал Блок. – Может, меч дедушки на фото разрубит тебя вместе с непробиваемым костюмом не хуже, чем того парня.

– Именно! – поддержал мысль Судьбоносный. – Я о том и говорю. Там магия! Может быть, она и объяснима физикой, но не той, которую мы не знаем. И потому спускаться туда в броне – это, конечно, вариант, но вариант Б. А вот вариант А – именно внедриться, пожить там в качестве более или менее полноценного члена общества. И как следует все разузнать.

– Ну, тогда осталось только найти смертника, – сказал Проторгуев.

– Если я правильно понял, – возразил Блок, – то он уже найден.

– Насчет смертника не торопитесь, – остановил рассуждения коллег Судьбоносный. – Если бы дело было просто в поиске жертвы, то, может быть, вариант А никто бы всерьез не рассматривал. Получив прогноз относительно приблизительного периода выживания среднестатистического землянина в социуме К-200, мы на этом, конечно, не остановились. Очевидно, что если есть среднее значение (сутки), то есть и максимальное, и минимальное. Уже понятно, к чему я клоню, да? Иначе говоря, мы предположили, что есть люди, которые лучше уживутся в той среде и которые, соответственно, – хуже. Провести такой анализ, в общем-то, не составило большого труда, учитывая производительность вычислительных мощностей, которыми мы располагаем. К тому же в нашем распоряжении – база данных практически всех граждан страны, не ограничивающаяся именем, фамилией, годом рождения и адресом. Мы имеем информацию обо всех их привычках, наклонностях, поведенческих особенностях… Хотя это для вас тоже не новость, конечно же. В итоге мы разработали алгоритм, который позволил провести такую аналитическую работу и вычислить наиболее перспективных – тех, кто в обществе жителей К-200 способен прожить как можно дольше. И абсолютным чемпионом оказался уже знакомый вам Капитан Назаров.

– Не удивлюсь даже, если он с одним из этих гоблинов лично знаком, – сказал Фридман.

– Однако, – обронил Блок.

– А какие корреляции?.. – начал было Картавый, но осекся, словно чтобы обдумать фразу, а затем продолжил: – Какие-то зависимости были выявлены? Я имею в виду, между характерами исследуемых и склонности к выживанию в том обществе?

– Я тебе и так скажу корреляцию, – заявил Проторгуев. – Чем дебильнее, тем живучее!

– Как бы это ни было… грубо, что ли, – ответил Судьбоносный, – но в этом предположении определенно есть доля истины.

– Ну так ясно же! – воскликнул Проторгуев и засмеялся.

– Но только доля, – продолжил Судьбоносный. – Я, признаюсь, проверил прогноз для каждого из нас. Судя по нему, пару дней мы, может, там и протянем, если сильно повезет. А если без оптимизма, то полдня.

– А этот хмырь? – спросил Фридман.

– Этот… Мегамозг выдал, что Капитан Назаров способен жить там неограниченно долго.

– Иначе говоря, вольется, как родной, – сказал Проторгуев.

– Примерно так, – согласился Судьбоносный.

– А сколько всего таких? – спросил Блок, прищурившись (в его голове явно кипела активная мыслительная деятельность). – Сколько у нас в обществе таких, которые могут там жить вот так, «неограниченно долго»?

– Собственно говоря, двое, – ответил Судьбоносный. – Капитан Назаров и…

Внезапно он замолчал, вроде как раздумывая, говорить или нет. Все смотрели на него в ожидании. Наконец он сказал:

– Двое. Капитан Назаров и его жена.

– Вот это семейка! – расхохотался Проторгуев. – А его жена, случайно, не оттуда?

– Хочу с ней познакомиться! – воскликнул Фридман, хлопнул в ладоши и потер руки, изображая нетерпение.

Все засмеялись, однако Судьбоносный даже не улыбнулся. Блок со странной ухмылкой посмотрел на Фридмана, и тот, кажется, понял его мысль, повернулся к Судьбоносному и сказал:

– Александр Сергеевич… Я не удивлюсь, если ты сейчас скажешь, что капитаншу Назарову мы тоже с собой прихватили.

– Капитаншу Назарову мы тоже с собой прихватили, – слово в слово повторил Судьбоносный.

– Однако! – сказал Фридман, а потом хлопнул ладонью по столу и воскликнул: – Требую ее сюда!

– Поддерживаю! – встрепенулся Проторгуев.

Он засмеялся, а потом резко замолчал, что-то соображая, и спросил:

– А кстати, господа. Может, мне кто-то пояснит, почему это я, главный по безопасности на этом корабле, узнаю о том, что у нас есть еще какие-то пассажиры, совершенно случайно? Как так-то?

Судьбоносный поерзал на стуле и принялся объяснять:

– Это должна была быть секретная операция. Никто из вас и других находящихся на борту не должен был знать, что мы везем с собой еще двоих и что эти двое будут отправлены на К-200. Такой у меня приказ. И таким было требование нашего нового приятеля. И я не удивлюсь, если его требование здесь сыграло основную роль. А он на этом настаивал, соглашаясь на эксперимент только при двух условиях. Первое: это будет абсолютно секретное предприятие, и из всей команды корабля знать о нем будет только один человек – я. Второе: он полетит и спустится на К-200 со своей женой.

– А как Капитан Назаров собирался скрыть свое присутствие на корабле, если он по нему расхаживает, да еще и блюет в коридоре? – спросил Фридман.

– И пальцами в людей тычет, – добавил Проторгуев.

– Мы ему об этом говорили. О том, что это бредовая идея. И бессмысленная. В конце концов, что с того, если люди на борту будут знать, кто он и зачем летит? Но у него как будто что-то заклинило. Он обещал, что весь полет будет сидеть с женой в своей комнате, не высовываясь, а когда мы ему сказали, что бывает всякое и шила в мешке не утаишь, он принялся истерить вплоть до того, что орал, будто зарежет себя лопатой, если его условия не примут.

– Лопатой? – переспросил Картавый.

– Да, так и кричал: лопатой!

– Интересно, почему именно лопатой? Странно, конечно, – пожал плечами Картавый.

– Не более странно, чем все остальное, – резонно заметил Судьбоносный и продолжил: – Короче, идея, на мой взгляд, изначально сомнительная. Но приказ есть приказ. Решение свыше. Для нас главное – довезти его и спустить. Он будет снабжен датчиками, камерами, микрофонами, и наша задача – за ним наблюдать, иначе его нахождение на К-200 бессмысленно.

Блок поднял на Судьбоносного взгляд и уточнил:

– Для нас бессмысленно.

– Да, – согласился Судьбоносный. – Может быть, в этом и дело. Я тоже подозреваю, что у него был план… Даже не то чтобы план, а просто… он хотел оставить за собой возможность обрубить концы и не возвращаться. Тогда все вроде бы логично смотрится. Он оказывается на новой планете, и вдруг ему там улыбается удача, новая жизнь в каком-то смысле, – а значит, возвращаться ни к чему. Он обрывает с нами связь, и все. И у нас тоже остается только забыть о том, что такой человек когда-то существовал, потому что его как бы никуда и не отправляли. Но учитывая, какая обстановочка на этой планете, неизвестно, насколько адекватно иметь такой план, несмотря на все прогнозы Мегамозга. Хотя адекватность – это не совсем о нем, кажется.

– Если у него на самом деле такой план, чего тогда он вылез? – спросил Проторгуев.

– Я не знаю, – сказал Судьбоносный. – Внятного он ничего не говорит. Какую-то ересь несет. Неделю он сидел в своей комнате, с женой. Никуда не выходил. Никто его не видел. Поэтому вчера я очень удивился, когда он забежал ко мне в то время, как мы с Блоком тут разговаривали. А потом еще сегодня. Не знаю… Может, что-то перемкнуло у него в мозгу. А может… может, задумал что. Что-то такое, чего я не могу понять.

– Интересно, что мог задумать этот дебил! – усмехнулся Проторгуев.

– Насчет дебила я бы не торопился, – вставил Блок.

– Вот и я так думаю, – поддержал его Судьбоносный. – С ним не все так просто.

– А он вообще кто? – спросил Фридман.

– Он кто? – повторил Судьбоносный. – Кое-что о нем известно. И раз уж вся эта история потеряла статус секретности, то, пожалуй, я могу рассказать, что знаю. И раз уж наше совещание перестало быть официальным и, возможно, затянется…

Он встал, позвонил по телефону:

– Мы закончили с ужином. Пусть Коля заберет все. Но мы еще посовещаемся, и нам бы закусочек каких-нибудь и компотика или морса… Да, да… Что-нибудь такое…

«Ну, теперь выпьем», – не без удовольствия подумал Фридман.

– Сейчас Коля все это заберет, – сообщил Судьбоносный, снова сел за стол и продолжил: – И вот еще что. Скажу честно, я не понимаю, чего он добивается, но хочу, чтобы все понимали цель: мы должны снабдить его средствами наблюдения и высадить на этой планете. Вместе с его женой. Иначе говоря, первоначальный план я менять не собираюсь. Да и не могу. И товарищ Капитан Назаров, если подписался на это, должен свои обязательства выполнить. Как и я.

Он сделал паузу, вздохнул.

– Я это говорю, чтобы во имя нашей миссии вы отнеслись с пониманием и терпением к этому человеку, раз уж вышло так, что он показался на люди. А вот почему он решил это сделать, я не знаю. Может быть, просто что-то нашло на него вчера, а сейчас он опять заперся в своей комнате и просидит в ней ближайшие три недели до самого пункта назначения, а после высадится на К-200, как мы и планировали. А может быть, он уже передумал высаживаться. Кто его знает… Но я хочу, чтобы вы помнили о нашей цели, если придется с ним общаться. И, на самом деле, плевать уже, что он там придумал: если откажется высаживаться, я его через открытую дверь лично вытолкаю.

– Я помогу, если что, – поддержал Проторгуев.

Раздался стук.

– А, я же дверь закрыл, – вспомнил Судьбоносный, встал и отправился открывать.

Вошел Коля с подносом, поставил на стол пару тарелок с закусками, чистую посуду, кувшин с морсом, забрал грязные тарелки и приборы и ушел.

Судьбоносный проводил его взглядом, дождался, пока хлопнет вторая дверь, ведущая в коридор, осмотрел стол, сказал: «Та-а-ак», открыл шкафчик, достал оттуда по бутылке рома и виски, стаканы и поставил все на стол. Из другого шкафа он извлек коробку сигар и гильотину для них, зажигалку и положил туда же со словами:

– Если кто хочет хорошего табаку – угощайтесь.

Блок встал со своего места и направился к пульту управления климатом:

– Я сразу вентиляцию посильнее включу, раз такое дело.

Он стал нажимать на кнопки, потом обернулся и спросил:

– Саша, а я правильно понял, что наша миссия была организована только потому, что целью является высадка неэкипированного человека на К-200? А все остальное, зачем мы тут едем: исследовать полет корабля, высадиться ненадолго в специальных костюмах, взять пробы грунта, погулять и обратно, – все это бутафория, ерунда для отвода глаз?

После этой фразы в комнате повисло напряжение. Казалось, всем открылась новая правда, вернее, пока только намек на нее, но намек ужасно неприятный. Каждый чувствовал, что одним этим признанием его как будто отодвинули на второй план.

– Ай да Ваня! Да, ты не зря считаешься одним из величайших умов планеты! – с улыбкой произнес Судьбоносный, пытаясь разрядить атмосферу. – Ты уж, конечно, совсем жестко поставил вопрос… Однако же определенная логика в твоих словах есть. Не в смысле бесполезности нашей с вами работы. То, что мы должны сделать, – очень важная и нужная часть экспедиции, но…

Он сделал паузу, собираясь с мыслями, и продолжил:

– …Но без второй части, если честно, наш полет был бы маловероятен. Вот так.

Он налил себе ром и принялся раскуривать сигару.

– Нормально так: товарищи летят за безумное количество миллиардов, триллионов или бог знает вообще чего километров, а зачем летят на самом деле – не знают. Вот это я понимаю командная работа! – возмутился Фридман.

– Господа, не начинайте, – попросил Судьбоносный, обращаясь сразу ко всем присутствующим. – Я ровно в таком же положении, как и вы. Даже еще хуже. У меня есть приказ: доставить, снарядить, спустить. Всё. Что я скажу? «Нет, не буду!»? Иначе вообще не полетишь, никакой экспедиции! И что мы выиграем от этого? А? Осознание собственной принципиальности? Это, что ли? Или то, что будет тут с вами не Судьбоносный, а кто-то другой, и на этом точка. Знаете же, как такие дела решаются. Раз – и все. Да что я вам рассказываю!

– Ничего нового. Система работает как часы, – сказал Проторгуев. – Дай-ка мне твоего курева.

Судьбоносный подвинул к нему коробку с сигарами. Проторгуев взял одну, снял с нее бумажное колечко отрезал кончик гильотиной, положил его в пепельницу и принялся разжигать. Убедившись, что сигара разгорелась, он отложил зажигалку и сделал глоток виски, которое уже успел себе налить.

– Выбора тут не было, – резюмировал он. – Да и к тому же я, честно говоря, не вижу особой проблемы в том, что все так сложилось. Уж как вышло. А работать надо с тем, что имеем.

– Так ты нам расскажешь про этого…

Не успел Фридман договорить, как услышал уже знакомый голос: «А-а-а! Выпиваете на корабле!..»

Он повернулся и увидел заглядывающую в дверной проем голову Капитана Назарова.

«Пляски розовой лошади»

Глава 3. Возлияния у волшебного пня

Розовый Единорог, Козлоногий Верблюд и Слюнявый Енот сидели на лужайке вокруг большого волшебного пня и выпивали. Их уже изрядно развезло. Морды у всех были синие. Сидели уже давно, с самого утра. Теперь же наступал вечер.

Верблюд был в голубом щегольском фраке, голубых же узких, почти в обтяжку, брюках, в лакированных ботинках, в белоснежной рубашке с накрахмаленным воротником и с фиолетовым в розовую крапинку галстуком-бабочкой. Енот был одет в поношенный серый пиджак, широкий, видавший виды и давно вышедший из моды, зеленый галстук в полоску, серые шерстяные штаны и потертые туфли из искусственной кожи самого дрянного качества. Единорог был голым, отчего чувствовал себя неловко.

Верблюд сидел, вальяжно развалившись на траве около пня, и разглагольствовал. Енот снизу вверх заглядывал ему в рот, готовый поддакивать каждому слову, благоговейно улыбался и пускал слюни.

– И все-таки, Авнозар, – сказал Верблюд Единорогу, растягивая слова. – Ты меня прости, братан, но буква «г» так и просится встать в начало твоего имени.

И он зашелся раскатистым неспешным смехом:

– А-а-а-ха-а-а-ха-а-а-ха-а-а-а!..

– Это если «г» прибавить, – задумчиво проговорил Енот и начал загибать пальцы на лапах, – то будет Г-а-в-н-о-з-а-р… Гавно-зар?

Он сделал нарочито удивленное лицо, выпучив глаза, и прыснул истерическим смехом.

– Да пошли вы! – сказал Единорог, которому было не до смеха.

– Кто ж тебя так назвал, родной? – спросил Верблюд, наконец успокоившись.

– Я же говорю, ведьма наложила проклятье. Надела на меня костюм и превратила в единорога. И кличку еще дала. Раньше-то меня по-другому звали. Только я забыл как, – ответил Единорог.

Он выпил рюмку водки, со стуком поставил ее на пень и скомандовал:

– Еще!

Рюмка тут же наполнилась.

– Ладно, братуха, – примирительно сказал Верблюд. – Ладно. Мы ж не со зла. Понимаешь, у нас тут вообще все как-то проще с именами. Я вот – Верблюд. А это – Енот. А ты, выходит, и Единорог, и этот… Г… Г… Гав… Ах-ха-ха-ха! – Он снова закатился смехом и, успокоившись, добавил: – В конце концов, два имени – это даже лучше, чем одно. А? Скажи, Енот?

Енот кивнул.

– А вообще ты парень класс! Свой в доску! Э-э-э… А баба та, которая тебя заколдовала, – стерва! Скажи, Енот?

– Стерва! – взвизгнул Енот и хлопнул рюмкой по пню. – Еще!

Рюмка тут же наполнилась.

– Конечно, байки ты нам тут заливаешь отменные, – сказал Верблюд, выпив. – Всем известно, что превратить двуногого в единорога невозможно! И вообще на двуногих магия здесь особенно не действует. По крайней мере так, чтобы превратить в кого-то, – уж точно нет! Скажи, Енот!

– Не-е-ет! – подтвердил Енот.

– Если ты, конечно, не пришелец. Ты не пришелец?!

– Нет! – испуганно сказал Единорог и отпрянул.

– Ха-ха! Да расслабься ты! Какой ты пришелец! Ты же лошадь! А скорее всего, ты какая-нибудь собака, или заяц трусливый, которого эта безумная ведьма для забавы превратила в единорога, покаталась по двору и выбросила на улицу. – Дальше он заговорил так, словно открывает великую тайну. – В последнее время она прямо зачастила с этим. Ага! Ты уже пятый! Но все опасаются. Знаешь о древнем проклятии? Она тут нашла какие-то письмена, в которых сказано, что спустится с небес большое зло, и настанут во всем нашем мире огромные перемены, и погрязнет он в смердящей жиже…

– Фу-у-у, – протянул Енот.

– Да бред это все, конечно. Но она заявила, что поможет этой нечисти и будет вознаграждена за это. Якобы есть какой-то злобный король, исчадие ада, и она с ним договорилась, что поможет ему воплотить древнее пророчество, а за это, когда все тут окунется во мрак, ей останется небольшой островок, на котором она будет жить. А все остальное сгинет!

– Совсем баба тронулась! – сказал Енот и покрутил у виска.

– Так-то оно так, но только лучше подстраховаться! И смотрим мы теперь во все глаза, как бы не пропустить пришельца, который, по легенде, с неба должен упасть. И если кто такого встретит, сразу убить должен. Так договорились.

– Смерть пришельцам! – взвизгнул Енот и провел пальцем по горлу.

– Поэтому скажу я тебе вот что, – продолжил Верблюд. – Если бы ты щас двуногим был, мы бы тебя уже съели и косточки бы твои вон туда, в лес, выкинули. Ага. А потому то, что ты лошадь, даже к лучшему. Понял?! И с бабой этой тебе вообще повезло! Из какой-нибудь вшивой дворняги или жалкого таракана превратила она тебя в целого единорога! А потому выпьем, господа хорошие, за то, чтобы таких стерв в мире было… э-э-э… побольше, а таких, как ты, – указал он на Единорога, – э-э-э… поменьше!

Енот хихикнул. Единорог удивленно уставился на Верблюда.

– Чего это? – спросил он.

– А! – хлопнул себя по лбу Верблюд. – Шучу… Братан, прости… Это все пень! Пе-е-ень! – заорал он. – Больше не наливать!

– Как – не наливать?! – возмутился Енот и снова захихикал.

– Вот, Енот, дурья башка, все мозги пропил! – Верблюд постучал его по лбу. – Шуток не понимаешь! Пень не может не наливать. Он же волшебный! Он всегда наливает!

– Э-э-э… – промычал Енот и вскинул кверху лапу. – То-о-очно!

Из его рта вытекла слюна, и он неуклюже ее вытер. Верблюд брезгливо поморщился.

– Ну, выпьем! – сказал он, снова поднимая рюмку. – Давай за то, чтобы ты, розовая лошадь, наконец обрела свое счастье!

– Но я не лошадь! – возмутился Единорог.

– А… Да какая разница?! – бросил Верблюд и выпил.

И Енот выпил. Единорог посмотрел на них, вздохнул и тоже выпил. Верблюд с шумом выдохнул и крякнул:

– Эх! Хорошо пошла!

– Ага, – поддакнул Енот.

– Да ты не переживай! – сказал Верблюд, еще более окосевший. – Единорог, лошадь, не лошадь… Знаешь, сейчас такое время… Мальчик, девочка – какая разница? Да? У нас с этим вообще просто. Вот Енот: он три раза уже был мальчиком, а потом три раза – девочкой. А сейчас он кто, я даже не знаю!

Верблюд залился раскатистым смехом. Енот вынужденно захихикал, но ничего не сказал.

– О-о-ой, пойду отолью, – сказал Верблюд, поднимаясь. – Где тут мои кусты?

Она встал на задние ноги, вытянувшись во весь рост, и, шатаясь, ушел. Послышался звук журчащей струи.

– Слышь, Енот, а чего он такой дерзкий, а? – поинтересовался Единорог.

– Хочешь рожу ему набить? – спросил Енот и ухмыльнулся.

– Да нет, это я так, – ответил Единорог, а сам подумал, что на обратном пути, когда снова станет человеком, не то что рожу ему набьет – шкуру спустит.

– А дерзкий я, – услышал он голос возвращающегося Верблюда, – потому что я тут важная персона!

Единорог удивленно уставился на него, не понимая, как он мог услышать.

– Ты, единорожа, забываешь, – сказал Верблюд, присаживаясь у пня, – что здесь волшебный лес, волшебная поляна. И я тут играю роль важную. Понимаешь, ва-а-ажную!

Он принял гордую позу, чтобы подчеркнуть эту самую важность, сделал паузу, а потом продолжил:

– Есть правила. Нельзя дурацкими словами и мыслями вот так раскидываться. Да что я тебе объясняю? Ты вообще откуда, а? Забыл, что ли, все? – спросил Верблюд и рассмеялся.

– Забыл! – озадаченно согласился Единорог.

– Ладно, – махнул копытом Верблюд. – Еще! – крикнул он пню и стукнул об него рюмкой.

Две другие рюмки уже стояли на пне, и все три вмиг снова наполнились.

– Ладно, по стременной, как говорят! – воскликнул Верблюд и поймал на себе злой взгляд уже вусмерть опьяневшего Единорога.

– Ну что ты воспринимаешь-то все так близко к сердцу? А давай… давай мы, чтоб без обид, с тобой… – Он поднялся и подошел к Единорогу. – …На брудершафт выпьем! А потом я тебе подарок вручу!

От слова «подарок» глаза Единорога засверкали, по пьяному лицу расплылась кривая улыбка. Они обнялись, выпили, поцеловались.

– Э-э-эх-х, хорошо! – сказал Верблюд.

Он вытер рукавом рот и задумчиво, со словами: «Ну-ка, дай-ка… посмотрим…» – обошел вокруг Единорога, как будто измеряя его. «Так… так… Думаю… Как раз». Удовлетворившись своими прикидками, Верблюд остановился, сел на траву, стащил ботинки и принялся снимать штаны. Приподнялся, но упал на траву.

– Ну-ка помоги мне! – обратился он к Единорогу.

Тот сам был в очень неустойчивом состоянии, и потому, когда взял Верблюда за ногу, они вместе едва не рухнули и несколько метров неуклюже пятились. Но устоять им все же удалось. Высвободившись из объятий Единорога, Верблюд снял штаны, затем фрак, бабочку, рубашку, положил все это на траву и уставился на свои трусы, раздумывая, снимать их или нет. Он глянул на озадаченного Единорога, который вообще не понимал, что происходит, потом на пень с рюмками, потом на Енота, наблюдавшего всю картину с пустой рюмкой, которую опрокинул, пока другие не заметили.

– О! – осенило Верблюда. – Давай сюда трусы!

– Кто? Я? – спросил Енот.

– Ну а кто тут водку без товарищей пьет?! Трусы!!! – заорал Верблюд.

Енот вмиг скинул штаны, снял трусы, подбежал к Верблюду и протянул их ему:

– Вот!

Верблюд брезгливо взял их и внимательно осмотрел, стараясь не приближать к себе.

– Дырка на жопе… Им сколько лет?

– Дык это… Не старые еще… – сказал Енот, надевая брюки.

– Фу, – брезгливо бросил Верблюд и швырнул трусы в кучу снятых с себя вещей. – Но пока сойдет, – добавил он, подняв вверх копыто.

Затем он сгреб все в охапку, распрямился, повернулся к Единорогу и протянул одежду ему:

– Вот! Держи, братуха! Мой тебе подарок!

– Наш подарок! – неуверенно поправил его Енот.

– Твои вонючие трусы не в счет! – ответил Верблюд, не оборачиваясь. – Но ему на первое время сгодятся!

Единорог взял вещи и смотрел на них озадаченно и растерянно, не понимая, что ему дальше делать.

– Ну, чего думаешь? Давай, надевай все это! Ну! – скомандовал Верблюд.

Единорог согласно кивнул и пошел в сторону кустов.

– Ты куда?

– В кусты… Переодеться, – неуверенно ответил Единорог.

– А ничего, что ты тут с утра голый сидишь?! Дурья башка! – воскликнул Верблюд и захохотал.

Енот засмеялся так, что упал на траву.

– Привычка, – пожал плечами Единорог.

– О господи, – сказал Верблюд и закрыл морду копытами, показывая безнадежность ситуации. – Иди тогда в кусты. Можешь посрать заодно!

Он снова засмеялся, подошел к пню, стукнул об него рюмкой и скомандовал: «Еще!» Единорог удалился в кусты.

Верблюд взял рюмку и протянул ее к Еноту, приглашая чокнуться:

– Ну!

Чокнулись, выпили. Через пару минут из кустов показался Единорог и шатающейся, но гордой походкой подошел к товарищам. Верблюд посмотрел на него:

– Ой, колхоз!..

Енот зашелся смехом. Единорог уставился на них, не понимая, в чем дело. Верблюд встал, подошел к нему сзади и изо всей силы пнул, так что тот заржал и встал на дыбы.

– Вот так и ходи! А то во фраке – и на четвереньках!

Он подошел к стоящему на двух ногах Единорогу, поправил ему бабочку на воротнике и похлопал по плечу:

– Ну вот! Красавец! Горжусь!

Верблюд хотел было сесть обратно на траву, но потом как будто что-то вспомнил.

– Да, вот еще…

Он снял часы, взял переднюю ногу Единорога, надел их на нее чуть повыше копыта, застегнул, полюбовался.

– Теперь полный комплект!

Единорог посмотрел на часы. Красивые, из темного металла или керамики. На циферблате написано: «Дора».

Конец третьей главы

– А-а-а! Выпиваете на корабле!..

Капитан Назаров, очевидно, умылся и сменил галстук, испачканный остатками еды из тарелки Судьбоносного, и снова выглядел франтовато.

– Черт, забыл двери запереть! – пробормотал Судьбоносный и еле сдержался, чтоб не выругаться.

– Хотя бы не блюем, – заметил Протргуев.

– А кто блевал? – вкрадчиво спросил Капитан Назаров, просачиваясь в комнату.

Он остановился у стола, осмотрел все, что на нем, и ткнул пальцем в коробку сигар:

– Я тоже такие курил. Только лучше!

– Само собой, – сказал Фридман.

Капитан Назаров как будто не услышал этого комментария, посмотрел в другую сторону, нашел свободный стул и сел. Однако через несколько секунд он вскочил, задвинул стул под стол, а сам встал за ним, опершись руками на спинку.

– Так лучше… – сказал он и через пару секунд подтвердил: – Да, так точно лучше.

Судьбоносный, до сих пор просто наблюдавший за очередным неожиданным появлением Капитана Назарова, спросил:

– Ты зачем пришел?

– А пришел я…

Он сделал сосредоточенное выражение лица и начал говорить, глядя, впрочем, не на задавшего вопрос и ни на кого-то из присутствующих, а то в одну, то в другую точку, так что глаза его бегали от предмета к предмету, от макушки к макушке. Они скользили, казалось, по всему, что было в комнате, описывая какие-то безумные фигуры. Выглядело это странно, однако завораживало. Говорил он так:

– Я… я… Я пришел сюда, потому что вы тут сидите, и без капитана… А без капитана… без капитана… без капитана… без… сидите… расслабляетесь… вы расслабляетесь… сидите и расслабляетесь… рас-слаб-ля-е-тесь… без капитана… без капитана… а без Капитана Назарова – никак… Вы расслабляетесь…

Проторгуев уже стал покачивать головой в такт ритму его речи; Блок уставился в одну точку, прищурился и как будто размышлял о чем-то; Фридман с выпученными глазами смотрел, как ошалелый, на оратора и не мог оторваться, а Картавый, наоборот, закрыл глаза, и лицо у него было такое, как будто на него накатила страшная тошнота.

Спустя полминуты с начала однообразного монолога странного гостя Судьбоносный медленно встал со своего места и двинулся в его сторону. Капитан Назаров, казалось, так вошел в раж, что и не заметил этого. Он теперь не просто стоял и вертел головой – он приплясывал то на одной, то на другой ноге и произносил уже не слова, а что-то несуразное и порой нечленораздельное:

– …Наз… Наз… за-ар-р… ар-р-р… Ваш… ваш… Р-р-р… Зар-р… За-а-а… Капитан!!! За-ар-р-р… Наз… за-р-р…