Текст книги "Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю"

Расходы на армию

Бóльшую часть двадцатого века объяснение превосходства замка над армией звучало незамысловато: ничего подобного в подлинной армии в Высокое Средневековье просто не было. Средневековая армия изображалась слабо организованным сборищем вояк, состоящим из блистательных рыцарей-всадников, сражавшихся по отдельности, горстки лучников и разношерстной толпы крестьян, отвечавшей за обоз и выполнявшей всевозможные виды работ. Военная история периода до 1300 года и вовсе не принималась всерьез[112]112
  France, 2001, p. 441.


[Закрыть]. Негативное представление о средневековой армии удерживается и по сей день:

Средневековые армии были пестрым скоплением рыцарских вассалов, наемников, вспомогательных отрядов народного ополчения и всевозможных нерегулярных контингентов, часто второпях собранных для сезонных военных кампаний. Этот недостаток упорядоченности вместе с обычно фрагментированной цепью инстанций в большинстве средневековых армий отражало значительную степень контроля, осуществляемого местными феодалами и городскими сообществами в ходе участия в военных делах[113]113
  Corfis and Wolfe, 1995, p. 12.


[Закрыть].

Несомненно, для подобного мнения были основания. Например, короли Англии и Франции довольствовались одним телохранителем и военным штабом, а армии собирались по случаю и оплачивались как можно быстрее. Однако военный штаб существовал, как существовали стратегия и организация. Средние века не были примитивным периодом, в котором отсутствовали познания о военном деле. Полвека назад началось исследование с целью показать, что «большая часть военной активности была спланирована, а военачальники действительно имели представление о том, что же они собираются делать». И как оказалось, армии были чем-то более, чем просто отряды феодалов. Они обычно были хорошо организованными, при этом важную роль играла пехота, пусть и часто забываемая из-за летописцев, не распространявшихся о солдатах-крестьянах. «В те времена, как и сегодня, военачальники были вполне способны внимательно оценить ситуацию и прийти к разумным и практичным решениям»[114]114
  France, 1999, p. 132; Curry, 1998, p. 83; Bradbury, 1992, pp. 271–73, 276–77; Bachrach, 1994, p. 126 (ссылаясь на Брэдбери).


[Закрыть]. Сегодня в данной области исследователи склоняются к тому, что

рыцари, тяжелая кавалерия, одиночные башни на насыпи и за частоколом, господствующие над землями, не знающими закона, малое число бойцов, как и серьезная нехватка обучения, дисциплины и сплоченности рядов суть темы, от которых уже пора отказаться как от доминирующих. Преемственность эпохи поздней Римской империи и Средневековья – более достойная внимания сфера исследования. В средневековом мире господствовала имперская военная топография, античная военная наука и милитаризация подавляющего большинства годного к военной службе мужского населения[115]115
  Bachrach, 1994, p. 133. Термин «бойцы» относится к военнослужащим и готовым к службе в любой момент. Разумеется, это число меньше общей численности вооруженных сил.


[Закрыть].

Если этот сдвиг в историческом мышлении верен, построение годной полевой армии было возможно. В этом едва ли приходится сомневаться. Например, у Эдуарда I было 30 000 воинов в течение одной из его шотландских кампаний[116]116
  Housley, 1999, p. 126.


[Закрыть]. Почему же, несмотря на бесспорные преимущества замка, больше правителей не собирали свои армии вместо бесконечного возведения своих каменных стен?

Количественные данные о Высоком Средневековье, как всем известно, весьма приблизительны, однако нет никаких свидетельств о том, что крупные армии – не более чем заблуждение. Армии следовало собирать посредством сочетания феодальной повинности, убеждения и найма. Наемников и вассалов приходилось созывать с обширных территорий. Разумеется, были и исключения. Норманны вторглись в Англию с примерно 14 000 человек (1066). Крестоносцы задействовали примерно 20 000 человек при Хаттине (1187)[117]117
  France, 1999, pp. 5, 6, 12–13.


[Закрыть]. Эдуард I собирал большие армии на более длительные периоды времени, чем его современники. Он мог делать это, апеллируя к феодальным повинностям, – он был последним английским монархом, который сумел воспользоваться всеобщей повинностью кавалерийской службы, и тратил состояния на наемные войска. Он надеялся сокрушить своих врагов простым численным преимуществом. В 1277 и 1282 годах он вторгся в Уэльс с 15 000–17 000 солдат. В 1287 году он сражался там с 11 000–13 000 солдат, а в ходе последней войны в Уэльсе (1293–1297) у него была 31 000 оплачиваемых войск по всему княжеству, пусть никогда не дислоцированных в одном месте. Самые крупные армии использовались им в Шотландии. Во время первой шотландской войны Эдуард I командовал 30-тысячной армией, что, возможно, вдвое превышало численность войск всего северного королевства. В его операциях на континенте (1293–1297) были задействованы менее крупные войска, вероятно, 8000–9000 человек. Собирать подобные силы, как оказалось, ему удается с трудом. Неизменное ядро его армии – придворная конница – то увеличивалась, то уменьшалась в зависимости от королевских финансов, и к концу его правления он мог позволить себе лишь 1000 всадников[118]118
  Prestwich, 1972, pp. 48, 52, 91–93, 95; Morris, 2003, p. 104. См. также Dupuy and Dupuy, 1993.


[Закрыть].

Крупномасштабные кампании Эдуарда I были исключительными и проходили в самом конце исследуемого периода. Нормой же была небольшая армия. Чтобы понять почему, нам следует рассмотреть два скорее несвязанных аспекта стоимости армии: непосредственные затраты на сбор и обеспечение армий и их ограниченную эффективность, то есть упущенную выгоду от строительства замка. В эпоху, когда основной значимостью обладала пехота, а военачальники должны были тщательно обдумывать, что же они могут себе позволить, любая армия означала огромные расходы. «Лишь богатейшие монархи могли позволить себе содержание постоянных войск, чья численность превышала несколько сотен солдат». Сбор средств для войск и системы снабжения в аграрном обществе представлял проблему. Земля была господствующей формой богатства, так что наличные средства были крайне ограниченны. Лишь к концу Средних веков экономический рост сделал возможным существование крупных армий. Перемещение обоза также представляло собой финансовую проблему, в особенности из-за плохих дорог, замедлявших передвижение. Проблема не была чисто экономической, в ней присутствовало и политическое измерение[119]119
  Donnelly and Diehl, 1998, p. 48; France, 1999, pp. 2–3, 32–37.


[Закрыть].

Армии были собраниями личных свит, сосредоточенных на следовании за военачальником. По сути, военные расходы означали, что никто не мог позволить содержать регулярные постоянные силы, но даже если бы кто-то и мог позволить себе такие расходы, политические обстоятельства помешали бы ему воспользоваться этой возможностью. Ричард I, по-видимому, желал создать регулярную армию из 300 рыцарей, существовавшую за счет налогов, однако все это не имело никаких последствий. Любое подобное начинание ударило бы по влиятельности власть предержащих[120]120
  France, 1999, p. 230.


[Закрыть].

Вероятно, ни один средневековый правитель не выжимал столько денег из своих подданных, сколько Эдуард I, в среднем получавший более 67 000 в год (не считая неуплаченных займов). Однако даже ему удалось опустошить свою казну. «Деятельность всей страны должна быть упорядочена ради обеспечения армий, материалов и денег, требовавшихся для множества кампаний». Первая кампания в Уэльсе (1277) стоила каких-то 20 000–25 000 фунтов, однако счет за вторую (1282–1283) достиг 150 000. Война в Уэльсе «поглощала королевскую казну с тревожной скоростью». Общая стоимость французской войны (1293–1297) достигла 750 000 фунтов. Расходы на войны с шотландцами подсчитать сложнее, однако каждая кампания обходилась, по-видимому, в 40 000 фунтов. Наличные средства быстро истощались, и не получавшие жалованья войска бунтовали. Бремя, лежавшее на стране, становилось непомерным. В 1294–1295 годах налоговые поступления превысили десятую долю всего монетного оборота Англии. Ничто из этого не могло сдержать Эдуарда I, начавшего в 1297 году заморскую кампанию, в то время когда страна была на грани гражданской войны[121]121
  Prestwich, 1972, p. 13; Morris, 2003, p. 109; Keuper, 1994, p. 142; Prestwich, 1972, pp. 166, 172–73, 175–76, 195, 203, 205. Что, по нашим подсчетам, составило 150 000 фунтов стерлингов в год для французских войн и около 40 000 фунтов стерлингов в год для войн в Шотландии.


[Закрыть].

Если мы обратимся к данным из таблицы 2.2 и сравним их с доходами Эдуарда I за исследуемые годы, его или скорее проблемы податного населения становятся очевидны. Он вел войны на протяжении девятнадцати из его тридцати пяти лет на троне, и все его предполагаемые доходы за годы войны оказываются лишь ненамного больше его расходов на военные кампании. Но его проблема заключалась не в том, что военные расходы часто превышали его доходы. Серьезные вопросы вызывают результаты его деятельности. Эдуард I сражался на трех театрах военных действий – Уэльсе, Шотландии и на Континенте – и в конечном итоге добился успехов лишь на одном – Уэльсе, где он вел крупномасштабное замковое строительство.

Трудно избежать заключения, что сбор армий для средневековых правителей гораздо менее полезен, чем постройка замков. При рассмотрении издержек вооружения следует учитывать то, насколько хорошо работает система. До Второй мировой войны Франция инвестировала огромные суммы в строительство линии Мажино. Если бы эта линия спасла Францию от Гитлера, затраты выглядели бы более оправданными, а ее стоимость для Франции оказалась бы гораздо ниже. Аналогичным образом кампании Эдуарда I не принесли Англии окончательной победы, хотя в случае с Шотландией его внезапная смерть, возможно, была тому причиной. Средневековые правители уклонялись от сбора и экипировки крупных армий по простой причине: армии не могли выиграть войны. Причина в том, что в средневековый период генералы обычно избегали битв, если только не были намного сильнее, так что победа была гарантирована; но в подобной ситуации более слабый оппонент уклонился бы от битвы и отступил за стены!

Уклонение от битвы было основой средневековых военных действий. Средневековые военачальники «давали крайне мало генеральных сражений». Битвы были «редкостью», даже если «военные действия не прекращались». В течение Альбигойского крестового похода (1203–1226) в южной Франции крестоносцы сражались с еретиками сорок девять раз. Из этих столкновений лишь четыре были битвами, остальные – осадами. Воинственный и агрессивный крестоносец Симон де Монфор лишь однажды искал сражения. Ричард Львиное Сердце, один из самых прославленных воинов, сражался всего в трех битвах за свою карьеру и лишь в одной – на западе. Называвшийся «величайшим завоевателем со времен Карла Великого» Генрих II (годы правления 1154–1189) сражался в итоге лишь в одной битве. Французский король Филипп II Август (годы правления 1180–1223) также участвовал в одной битве, которой он старался избежать. Знаменитые английские победы при Креси (1346) и Азенкуре (1415) были менее значительны, чем последовавшие за ними осады[122]122
  Verbruggen, 1997, p. 328; Morillo, 1999, p. 46; Marvin, 2001, pp. 373, 374, 393; Gillingham, 1984, p. 81; Prestwich, 1996a, p. 281.


[Закрыть]. Средневековые военачальники прекрасно понимали, что битва могла принести немедленный и решающий результат. Во время осады Тура в 1044 году Жоффруа Мартеллу, возглавлявшему нападавших, посоветовали отложить штурм и направить все свои войска против армии, шедшей на подмогу осажденным, поскольку, как только она была бы разбита, Тур неизбежно пал бы. «Сражения, несомненно, были кульминацией множества кампаний». Тем не менее они оставались исключением. Средневековые военачальники были совершенно не расположены к риску. Этот урок был хорошо выучен благодаря знаменитому позднеримскому тексту De re militari («О военном деле») и его автору Вегецию, по совету которого хороший генерал должен сражаться лишь, будучи уверенным в победе. А подобное было редкостью. Малочисленные оппоненты не начинали военные действия. Дело не только в том, что потеря армии была бы катастрофой, но восполнить эту потерю часто было невозможно, смерть или захват лидера мог буквально означать конец войны. То была эпоха, когда предполагалось, что правители должны участвовать в сражении, и они так и поступали. Риск потерь в сражении не был абстрактными расчетами, проведенными в безопасном командном бункере[123]123
  Verbruggen, 1997, p. 280; Prestwich, 1996a, p. 11; Donnelly and Diehl, 1998, p. 49; Gillingham, 1984, p. 82; Bradbury, 1992, p. 71; McGlynn, 1994, p. 29; Gillingham, 1999, pp. 78–79. Эти темы мы часто встречаем в главе 4 за годы 1618–1815.


[Закрыть]. Вместо того чтобы сражаться друг с другом на поле боя, противостоящие силы в основном осаждали друг друга. Осада рассматривалась как решающее столкновение. Большинство побед на поле боя не были решающими, однако падение замка давало победителю ясный, ощутимый результат. Битвы велись для начала или продолжения осады. Иногда силы подмоги даже предоставляли осаждающим выбор – сражаться в открытом поле или начать осаду и отступить[124]124
  Gillingham, 1984, p. 83; Rogers, 1997, p. 5; Bradbury, 1992, p. 71.


[Закрыть]. Защита замка полностью соответствовала идеалам рыцарства и ни в коем случае не означала признание недостатка смелости. Даже неудачная оборона не всегда несла с собой несчастья для захваченной земли:

ТАБЛИЦА 2.2. Расходы Эдуарда I в военные кампании

Источники. Расходы: Prestwich, 1972, Keuper, 1994, Morris, 2003. Доходы: Ramsey, 1925, vol. 2, pp. 87–89.

Примечание. Колонка «Поступления» включает парламентские субсидии (по сути, особые налоги), которые время от времени даровались. Таковы были субсидии, дарованные в 1295 и 1296 годах, данные по которым, к несчастью, отсутствуют, так что расчеты проблематичны. В 1294 году налоги, аналогичные грантам 1295 и 1296 годов, принесли примерно 86 000 фунтов, но маловероятно, что последние, следуя непосредственно друг за другом, могли принести и близкую к этому сумму. Мы рассчитали доходы, исходя из этого, приблизительно в 35 000 каждый. Регулярные цифры доходов недоступны для 1297 и 1301 годов; мы вывели среднее число результатов из предыдущих и последующих годов, чтобы представить цифры для этих годов.

В целом средневековая оборонительная стратегия основывалась скорее на уклонении, нежели на участии в битве. Так было потому, что большое число замков и укрепленных городов позволяли оборонявшимся закрыться и терпеливо ожидать, что будет. Крепости почти всегда достаточно крепки, чтобы выдерживать удары атакующими, чьи осадные орудия часто были неэффективными. Их сборка на месте занимала много времени, и они часто были слабыми или же выводились из строя контрмерами осажденных. Пока сами крепости были в хорошем состоянии и с достаточными запасами провианта, стойким гарнизонам, в сущности, опасаться было нечего. Захват замка давал небольшое преимущество захватчику, поскольку тому необходимо было оставить в нем гарнизон, который столкнулся бы с трудностями при обороне частично разрушенной крепости. Защитники были ближе к источникам подкрепления и помощи и своим базам, а захватчик редко когда был достаточно силен, чтобы захватить все крепости в данной области[125]125
  Verbruggen, 1997, pp. 329–30.


[Закрыть].

По определению, армия сильнее замка в нападении. В конце концов, замок не может передвигаться. Но в значительной степени, в какой это будет вновь реализовано лишь в 1914 году, когда прогресс приведет к тупиковой ситуации, это была эпоха, в которой оборона была превосходящей силой. С одиннадцатого по тринадцатый век усовершенствования и превосходство существующей технологии давали обороне преимущество в любом сражении. Осадные орудия могли разрушить замок, но не быстро и с немалыми затратами. Сражение было быстрее, но могло закончиться катастрофой. Как следствие средневековая армия осуществляла марши и маневры больше, чем сражалась на поле боя:

Средневековая стратегия демонстрирует большое сходство со стратегией шестнадцатого и семнадцатого веков, а в особенности восемнадцатого века. Армии были небольшими, сложными для замены, а потому руководившие обороной избегали сражений, хотя это было одно из самых эффективных средств достижения их целей. Они часто предпочитали маневрировать, а слабейшие из сторон укрывались за стенами своих крепостей. Этот тип стратегии был продиктован общественными условиями, экипировкой армий, а также состоянием и числом укреплений. Это создавало определенный баланс между сражавшимися странами, и этот баланс был весьма устойчив, пока не была применена новая методика[126]126
  Verbruggen, 1997, p. 348.


[Закрыть].

Успешные наступательные кампании в основном имели место там, где фортификации были исключением. Именно этим и объясняется стремительный марш Вильгельма Завоевателя по Англии[127]127
  Gravett, 1990, p. 3; см. также Bachrach, 2002, pp. 11:558–59, и Gillingham, 1984, p. 90.


[Закрыть].

Не следует считать, что подобный тип военных действий был предпочтительнее для простого населения, чем крупномасштабное сражение с мощными огневыми средствами поражения. Напротив, повсеместные замки «снижали перспективы проведения битвы и увеличивали потребность в грабеже». Подобная стратегия выбиралась чаще и была более надежной. Земля редко обеспечивала всем необходимым армию в любом случае, так что даже достаточно гуманная (если таковые вообще бывали) армия обычно быстро опустошала все на своем пути. Укрепления, предназначавшиеся для защиты, привели к стилю ведения военных действий, достигавшему полной реализации в уничтожении жизни людей и средств к существованию[128]128
  France, 1999, p. 84; Gillingham, 1984, p. 84; см. Harari, 2000, pp. 297–98, 307–8, 310.


[Закрыть].

Стратегия разорения прекрасно соответствовала природе средневековой армии. Пехота была плохо дисциплинированна и склонна к дезертирству. «Эпоха кавалерии была на самом деле эпохой плохой пехоты и представляла собой политическое, а не технологическое явление». Правители предпочли бы выставлять лучшие пехотные войска, но это было нелегко. Как уже упоминалось, феодальная служба имела определенные недостатки. Солдаты были ответственны перед своими собственными сеньорами, а не королем. Сами сеньоры предпочитали денежной воинскую повинность, поскольку подобным образом они сохраняли больше независимости. Феодальная воинская служба была ограниченной. Ее продолжительность в Англии составляла всего сорок дней. Эдуард I начал платить войскам, иногда даже до того как их феодальная служба заканчивалась, чтобы удержать их и сохранить их лояльность[129]129
  Prestwich, 1972, p. 95; Morillo, 1999, p. 58; Prestwich, 1972, pp. 61, 70; Prestwich, 1996a, p. 7; Keuper, 1994, р. 143.


[Закрыть].

По крайней мере, полагаться на воинскую феодальную повинность – означало сэкономить деньги. Мы уже ознакомились с расходами на военные кампании, включавшими наем солдат. Краткость феодальной службы отчасти компенсировалась и краткостью кампаний. Лишь когда урожай был собран, можно было отправляться в кампанию на любое расстояние. Сражаться ближе к дому и круглогодично, возможно, было бы предпочтительнее, однако это было невозможно. «Королевской постоянной армии просто еще не существовало». Военное снаряжение всадника в канун тысячелетия равнялось стоимости примерно двадцати волов, «упряжек, по крайней мере, десяти крестьянских семей». В эпоху, когда мастер плотничьих дел зарабатывал 3 пенса в день, а сумма годовой аренды за акр составляла 4 пенса, рыцарь мог зарабатывать 24–48 пенсов в день, конный лучник – 6 в день, и даже обычный пехотинец получал 2 пенса ежедневно. Задолжавшие рыцари могли сражаться, чтобы сохранить свои доспехи и лошадь, обеспечив, по крайней мере, несколько легковооруженных воинов, но помимо этого набор регулярной армии с ее непомерными расходами и ограниченной эффективностью имел мало смысла. Это в особенности верно, если учесть, что армия собиралась нерегулярно, в то время как замковые стены стояли круглый год[130]130
  См. France, 1999, p. 10; Curry, 1998, p. 88 (цит. Stephen Morillo); White, 1967, p. 29; Donnelly and Diehl, 1998, p. 49; FitzNigel, 1983, p. 111.


[Закрыть].

Ограниченная эффективность армии не означает нулевую упущенную выгоду при предпочтении войскам стен. Деньги, затраченные на кирпичи, могли бы быть использованы на оплату солдат. И были обстоятельства и ситуации, в которых обладание полевой армией было просто необходимым, поскольку это помогало выполнить задачи, которые были не под силу замку. Не считая сборных укреплений, замки не могли вести наступательную войну, хотя и могли служить для них базой. Даже обороняясь таким образом, армия могла играть ключевую роль, пусть никогда и не вступая в бой. Одна из причин состоит в том, что присутствие армии обороняющихся заставляло захватчиков сохранять войска сосредоточенными. А при сосредоточении войск нельзя ни собрать достаточно продовольствия, ни захватить что-либо, кроме узкого коридора, по которому они будут перемещаться. Кроме того, фуражировка и опустошение требовали от захватчика рассредоточения, при этом от отрядов фуражиров и грабителей могли легко избавиться легкие отряды конницы. Обороняющаяся армия просто в силу своего существования могла защитить участок земель лучше, чем это мог сделать замок. Далее, несмотря на обычные предосторожности, при случае средневековые военачальники действительно могли вступать в бой. Если противник продвигался с незначительными силами, отдалившимися от захваченных замков или наскоро дислоцированных, быстрый удар мог привести к решающей победе. Без армии нанесение подобных быстрых ударов просто невозможно, и враг остается практически неуязвимым. Армия всегда была основным орудием там, где укрепления были рассеянны. Как только государственные возможности по сбору армий возросли, правители использовали их. К концу исследуемой эпохи Англия была способна создавать «огромные» пехотные войска. Тем не менее применительно к Высокому Средневековью в целом осторожный правитель предпочел бы опираться на замки при поддержке армии, чем наоборот. Несмотря на колоссальные затраты, упущенная выгода от замкового строительства (меньше армий или менее крупные армии) была ниже, чем упущенная выгода от организации армий (меньше замков или менее укрепленные замки)[131]131
  Gillingham, 1984, p. 85; Housley, 1999, p. 113; Gillingham, 1999, pp. 70, 76. Об «огромных» пехотных войсках говорится в: France, 1999, p. 67. Цифры, даже приблизительные, отсутствуют.


[Закрыть].