Текст книги "Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю"

В-пятых, террористические организации могут и на самом деле изменяют ассортимент своей продукции. Мы уже упоминали о замене продукции в связи с замещением одного типа атаки другим, скажем, угона самолетов на убийства и взятие заложников. В частности, мы располагаем данными не только о том, что тип атаки означает реакцию на налоги на тот или иной тип атаки, но и о том, что летальность или поражающее действие среднестатистической атаки возросло. Это отчасти объясняется тем, что террористические угрозы, которые необязательно реализуются, стали менее эффективными с появлением более действенных контрмер, и террористы, по-видимому, отреагировали на это проведением уже не столь многочисленных, но более смертоносных атак[547]547
  Enders and Sandler, 2006, fig. 3.2, p. 61 and fig. 3.6, p. 66.


[Закрыть]. Одним словом, взрывы бомб могут заменяться убийствами, но замещение может осуществляться и в другой плоскости: от взрывов без жертв к взрывам с жертвами.

В-шестых, террористические организации могут и действительно вводят новшества и предлагают новую продукцию или производственные цели. Например, в дополнение к таким общеизвестным объектам ударов, как посольства, военные миссии и туристические достопримечательности, они могут выпускать нервно-паралитический газ в метро, врезаться самолетами в здания, проводить массовые публичные обезглавливания и захватывать школы или театры, и мы можем ожидать больше «инноваций» подобного рода в особенности потому, что налогообложение террора со стороны правительства вынуждает террористические группы рассредоточиваться и снижать уровень коммуникационной и координационной интенсивности.

В-седьмых, террористические организации и далее осуществляют принцип замещения, изменяя параметры риска своей деятельности. Влиятельные террористические организации, проповедовавшие левую идеологию в 1960-х, 1970-х и 1980-х, не были расположены к риску отчасти из-за того, что их финансовая база и резервы рабочей силы были невелики, так что они не могли подвергать ограниченные финансовые и человеческие ресурсы риску конфискации или тюремного заключения. В 1990-х и 2000-х их сменили террористические группы, уже более готовые к риск отчасти из-за того, что их финансовые и рабочие резервы уже были значительные.

В-восьмых, мы в основном говорили о некой либо даже вполне определенной террористической организации, однако имеются данные о том, что террористическая деятельность способна на перегруппировку. Это значит, что, когда одна организация предпринимает какое-либо действие и злоупотребляет реакцией правительства, в это время для других террористических организаций осуществление своих собственных атак становится относительно низкозатратным. Их целью является истощение сил правительства посредством попытки рассеять концентрированную реакцию правительства на одну атаку, вследствие чего блокируется способность последнего реагировать одновременно на несколько атак либо их угрозы.

Все дело в том, что усилия по налогообложению террора вызывают еще большее сопротивление, порождающее инновации, замещение и усилия по увеличению производительности, при этом все это основывается на действии таких экономических принципов, как принцип замещения: террористические организации осуществляют ее, изменяя время атаки, тип атаки, ее капитало-емкость и летальность, место проведения и так далее. Все это суть рациональные реакции: террористическая организация рассматривает наличные ресурсы, исследует препятствия на своем пути, а затем разрабатывает план того, как наилучшим образом достичь своих целей. Единственная вещь, которая может быть иррациональной, – это то, как представители террористической организации приходят к своим специфическим убеждениям, однако не то, как она их воплощает.

Не менее интересно, что террористические организации могут конкурировать друг с другом. Атака 11 сентября была столь дерзкой и вызвала столь мощную реакцию со стороны правительств Соединенных Штатов и их европейских союзников, что расходы на проведение террористических ударов у таких небольших организаций, как ИРА в Северной Ирландии и ЭТА в Стране басков в Испании, стремительно возросли[548]548
  Обе группы затем заверяли в отказе от терактов, хотя ЭТА, судя по всему, нарушила свои обещания.


[Закрыть]. В прошлом, в особенности в 1970-х, многие террористические организации разделяли общие левые взгляды, а их деятельность, по-видимому, слабо координировалась и не опиралась на сотрудничество в том смысле, что действия одной группы в определенной стране не сказывались негативно на выживании другой группы в другой стране (без «отрицательного внешнего эффекта» или побочных результатов). В ходу было понятие воровской чести. Однако новый террор, связанный с так называемым исламским фундаментализмом, не разделял идеологической общности с традиционными террористическими группами, а потому не особенно заботился о побочных эффектах, которые могли вытеснить старые террористические организации из бизнеса.

Что все это может означать для политики правительства и каковы в этом свете перспективы успешных контртеррористических действий?[549]549
  См. Sandler and Hartley, 1995, 1999; Enders and Sandler, 1993, 2000, 2006.


[Закрыть] К несчастью, перспективы не особенно радужные, поскольку опыт показывает, что правительства обычно чрезмерно инвестировали в оборонительные меры и недостаточно в меры наступательные. Чтобы понять почему, рассмотрим ряд асимметрий между террористическими организациями и объектами их атак (табл. 8.1). Эти асимметрии обеспечивают тактическим преимуществом террористические организации, и именно в рамках данных (и других) асимметрий правительство должно выбирать между наступательными и оборонительными мерами.

Наступательные меры включают такие действия, как проникновение в расположение противника, превентивные удары и карательные рейды, в основном нацеленные на увеличение производственных издержек террористических организаций. Оборонительная политика предполагает такие виды активности, как превентивный сбор разведданных, установление технических барьеров, повышение защищенности целей и новые антитеррористические законы. Практическая проблема состоит в том, что свойства оборонительных мер отличаются от наступательных. В частности, такие оборонительные меры, как постройка стены вокруг родной страны, отводят внимание террористов на более легкие цели в других странах, тем самым перекладывая издержки на другие страны. Но другие страны могут сделать то же самое, тем самым переложив издержки обратно на страну происхождения террористической угрозы. Это кажется бессмысленным, за исключением тех случаев, когда мы принимаем во внимание то, что наступательные меры обычно требуют координации между несколькими правительствами, и здесь мы вновь сталкиваемся с проблемой «безбилетника». Если, например, Соединенные Штаты должны бы были возглавить одностороннее наступательное действие, в основном они взяли бы на себя все расходы этого предприятия и при его успешном исходе предоставили выгоды другим странам, которые, как только угроза ликвидирована или даже пока угроза устраняется, не имеют стимула участвовать в расходах. Так что Соединенные Штаты будут организовывать превентивные либо карательные удары, только если их ожидаемые выгоды будут перевешивать их затраты, вне зависимости от выгоды, которую могут извлечь другие страны. Но если выгоды наступательного действия оцениваются как незначительные по отношению к понесенным издержкам, тогда Соединенные Штаты предпочтут участвовать лишь в оборонительных действиях. Другие страны рассуждают сходным образом, так что мы можем объяснить эмпирическую регулярность, с которой страны обычно излишне вкладываются в оборонительные меры, не требующие международного сотрудничества, и вкладываются недостаточно в наступательные мероприятия, которые в нем действительно нуждаются. Одним словом, международная реакция на транснациональный терроризм лишь приближается к оптимальной.

ТАБЛИЦА 8.1. Характеристики террористических организаций и намеченных для нанесения удара правительств

Источник: Enders and Sandler, 2006, табл. 6.1, p. 144; выделение авторов.

Имея в виду подобные асимметрии и динамику наступательных и оборонительных мер, сопоставим следующие пункты с контртеррористическими мерами. Во-первых, подобные меры должны иметь самую широкую интернациональную и межведомственную платформу. Это можно выразить в формуле – преследовать «все, всегда и везде». Но следование подобной, действительно всеобъемлющей программе чрезвычайно затратно и, как мы узнаем, нереалистично. Проблема «безбилетников» действительно существует. Таким образом, мы приходим к следующему парадоксу: чтобы быть успешным, контртеррористическое действие не должно быть несогласованным и непродуманным, однако мы знаем, что таковым оно в реальности является и останется.

Во-вторых, хотя правительства борются со взаимодействием международного терроризма, каждое из них должно остерегаться террористического замещения и укреплять все возможные цели. Если правительство, как оно и должно поступать, будет последовательно действовать оборонительным способом, поскольку оно не может защитить все потенциальные цели одновременно, оно должно стремиться направить все вероятные террористические атаки на те замещаемые цели, чья чистая себестоимость для общества будет наименьшей, – при этом крайне проблематично будет установить, какие именно цели могут быть избраны[550]550
  Усилия Соединенных Штатов и западных союзников по обучению партнеров из развивающихся стран повышают относительную стоимость проведения атак в последних и могут привести к новым атакам в развивающихся странах, оказывающих им содействие.


[Закрыть].

В-третьих, для террористической организации высокотехнологичная атака с использованием дешевой рабочей силы может быть эквивалентом трудоемкой и низкотехнологичной атаки. Имеется в виду, что обнаружение источников финансирования высокотехнологичных событий побудит террористические организации нанимать больше рабочей силы, чтобы переключиться на низкотехнологичные действия. Организация будет пытаться остаться на той же кривой равных количеств, то есть «производить» те же объемы ущерба, но с различной комбинацией факторов рабочей силы, капитала и других производственных факторов, учитывая общий рост ограничений ресурсов. И вновь для правительства важно преследовать «все, всегда и везде», чтобы общая ограниченность ресурсов была бы для террористов острее и осязаемее, однако именно этого правительствам, по общему признанию, пока добиться не удается.

В-четвертых, одна потенциальная контртеррористическая мера еще не получила достаточного внимания. Она связана с моментом, предшествующим – и даже последующим – тому, как тот или иной индивид вступает в террористическую организацию, когда у него еще есть выбор участвовать в террористическом либо в нетеррористическом действии. Контртеррористическая деятельность правительств почти всегда представляет собой «кнут» для противодействия выбору в пользу террора, тогда как «пряник» – предоставление стимулов для избрания нетеррористических действий – по большей части не обсуждается, например, при предоставлении людям альтернативных средств выражения инакомыслия. Подобная научная и политическая повестка еще в достаточной степени не исследована. Нам лучше удается создавать препятствия, чем предоставлять поощрительные стимулы, которые могли бы побудить людей к выбору альтернативного, ненасильственного поведения[551]551
  Особенно убедительно эта точка зрения представлена в: Frey, 2004.


[Закрыть].

В-пятых, в либеральных демократиях успех террора зиждется на конституционных гарантиях свободы прессы. Относительно немного атак проводится в странах, где массмедиа контролируются государством. Существуют эмпирические свидетельства перегрузки медиа: если в прессе обсуждается слишком много террористических актов, политическое послание теряется. Один из эффектов этой перегрузки состоит в том, что мы можем ожидать все более эффектных терактов, поскольку террористические группы борются за внимание. Таким примером явились башни-близнецы Всемирного торгового центра (2011), как и атака на школу в Беслане в Чечне (2004), ужасающие публичные обезглавливания в Ираке (2004), атаки на мадридский поезд (2004) и лондонское метро (2005). Террористические атаки сегодня не просто локальны или региональны – по сути, они являются событиями глобальными, которым содействуют видео– и интернет-технологии. К сожалению, учитывая правила, по которым функционируют открытые общества, вряд ли внимание прессы к личной драме и трагедии террора ослабнет. Так что и с этой точки зрения совершенно логично ожидать, что террористические организации продолжат свое дело.

В-шестых, даже если транснациональный терроризм направлен прежде всего против Соединенных Штатов (а за последние четыре десятилетия, за которые у нас есть данные, около 40 процентов всех транснациональных терактов пришлись на американские цели), нельзя обойтись простым созданием коалиций, укреплением своих собственных границ и переключением атак террористов на неамериканские цели. Причина этого в том, что американские дипломатические, военные, деловые и туристические интересы вне Соединенных Штатов все еще находятся под ударом. То же верно в отношении и других стран, пусть и в иной степени. В этом-то вся проблема. Чем ниже вероятность, что страна базирования находится под ударом, тем ниже стимулы внесения вклада в совместные контртеррористические меры, такие как сбор и обмен разведданными, то есть, опять-таки, проблема «безбилетника», о которой мы говорили выше. Утешительной является мысль о том, что, пока более сильная и богатая страна может отводить террористические атаки на другие страны, последние будут более мотивированы на сотрудничество. Если лидер направляет, ведомый может следовать за ним из-за возможной угрозы стать замещающей целью, и можно утверждать, что именно это произошло непосредственно вслед за 11 сентября, когда Соединенные Штаты смогли проинформировать о реальных угрозах страны Европейского союза, внезапно «обнаруживших» многочисленные террористические ячейки в Британии, Франции, Германии, Италии и Испании, о чем они почему-то не были осведомлены загодя. К несчастью, пока более мотивированная сторона не предоставит контртеррористические ресурсы менее мотивированным, во всеобщей системе безопасности будут существовать слабые звенья, которые террористические организации будут стремиться использовать. Что соотносится с одной из вышеупомянутых асимметрий, состоящей в том, что террористические организации осведомлены о правительстве лучше, чем наоборот.

Использование языка экономистов помогает нам проиллюстрировать факт того, что между производителями благ и услуг и производителями вреда и ущерба не существует аналитических различий. (Безусловно, существуют отличия нравственные.) У этого языка есть преимущество абстрагирования от проблемы террора как такового и использования значительного опыта, которым обладают правительства стран и международные организации в сфере регулирования внутреннего и транснационального бизнеса. В любом случае регуляционный мотив заключается в том, чтобы направить бизнес в санкционированные области деятельности. Например, здравоохранение, торговля или экологическая политика управляются предписаниями, ставящими цель воздействовать на поведение. Поведение фирм направляется в желаемое русло под угрозой неблагоприятных действий правительства. Полезно рассмотреть «производящие» террор фирмы аналогичным же образом, но с гораздо более затруднительным требованием преследовать «все, всегда и везде», если требуется совершенно изгнать эти «фирмы» из бизнеса. Регуляционные усилия должны быть глобальными и без каких-либо лазеек, но, как уже отмечалось, пока это невозможно. В конце концов, мы остаемся с второсортными и разработанными наскоро подходами. Подход стороны потребления или «пряника», при котором снижается спрос на акты террора, был бы полезным дополнением к доминирующему в настоящем подходу стороны предложения или «кнута». Как бы то ни было, в ответ на атаку 11 сентября Соединенные Штаты решили бросить значительные обычные вооруженные силы в «войну с террором». Что побуждает нас рассмотреть в следующем разделе экономику военной рабочей силы.

Экономика военного личного состава

С момента перехода Соединенных Штатов в 1973 году с комплектации армии по призыву на полную комплектацию личного состава по найму относительно небольшая группа экономистов добилась существенного прогресса в понимании экономики личного состава. Хотя доступность данных ограничивает эмпирическую область их применения прежде всего Соединенными Штатами, успехи в теоретической работе, лежащей в основе эмпирической работы, применимы к любой стране или государственному образованию в любое время в истории. Каждое правительство должно принять основополагающее решение относительно того, как много средств следует израсходовать на военный потенциал[552]552
  Данный и следующий параграф основаны на великолепной обзорной статье Джона Уорнера и Бет Эш, 1995, которые внесли значительный вклад в наши познания об экономике военной рабочей силы (личного состава).


[Закрыть]. Это неразрывно связано как с его способностью к налогообложению, так и с экономической мощью страны. Второе решение относится к тому, как много ее жителей должно служить в вооруженных силах как в абсолютном, так и процентном выражении. Часть рассматриваемого материала будет посвящена солдатам на передовой, другая – личному составу частей обеспечения и обслуживания, что явилось следствием решений (продуманных либо предполагаемых) относительно того, каким должно быть соотношение бойцов и работников тыла. Это соотношение, в свою очередь, зависит, по крайней мере отчасти, от качества рабочей силы, а также от количества и качества капитала, с которым военная рабочая сила работает. Иначе говоря, от производительности военной рабочей силы зависит спрос на нее. Дальнейшие решения относятся к оптимальному объему обучения, оптимальному сочетанию опыта личного состава и качества, оптимальному сочетанию активных и резервных частей, а также к тому, прибегать либо нет, а если да, то в какой степени, к добровольцам в противовес призывникам или же, наконец, к наемным войскам. Например, в сравнении с добровольческими вооруженными силами, полагающимися на самоконтроль для обеспечения будущих продвижений, силы, комплектующиеся на призывной основе, обычно требуют более дорогостоящего мониторинга эффективности, как и наемные силы, создающие особые проблемы, связанные с принудительным осуществлением контракта.

Вертикальная композиция вооруженных сил будет перегружена в сторону начальных уровней при ограниченности бокового входа, что требует тяжеловесного базового уровня, с которого можно продвигаться посредством правил обязательного повышения должностной категории. Это, в свою очередь, подразумевает сравнительно крупные, а потому затратные вооруженные силы. При подобной системе продвижение младших офицеров основывается на приобретении навыков, при этом повышение старших офицеров напоминает систему плей-офф или турнир, в котором множество сеяных участников соперничают за ограниченное число вакансий. Это может порождать острые проблемы со стимулированием производительности. Решения проблем обеспечения, безусловно, зависят не только от военных стратегов, но и от самих членов вооруженных сил. Таким образом, экономисты изучили принятие решений относительно зачисления на военную службу и продления контракта на военную службу. Здесь важную роль играют такие факторы, как отказ от возможностей невоенной занятости и послевоенной службы, ставки зарплаты, поощрительные бонусы, структура оформления отставки, образование, обеспечение жильем, льготы медицинского обслуживания, демография личного состава, убеждения, ценности и мировоззрение, и так далее, а также доступные рекрутерам инструменты, средства и стимулы.

Экономическая теория военной рабочей силы изучает обширный спектр интересных и важных вопросов, и из нашего обсуждения рынка наемничества в Италии эпохи Возрождения ясно (глава 3), что эти вопросы не ограничиваются вооруженными силами наших дней, но имели важнейшее значение и для прошлого. Далее мы рассмотрим некоторые из этих вопросов применительно к призывной системе набора в армию и учреждению вооруженных сил, полностью комплектуемых личным составом по найму, что естественным образом приводит к теме использования в современности частных военных компаний. Что до экономики терроризма, в данной книге мы не претендуем на полноту изученности темы. Для обозначения актуальности экономики для современных военных вопросов достаточно привести тот или иной аспект различных тем.

Призыв (обычно) мужчин в вооруженные силы того или иного государства сводится к принудительному труду[553]553
  Последующие страницы во многом опираются на блестящие обзорные статьи: Poutvaara and Wagener, 2007, Simon and Warner, 2007, and Asch, Hosek and Warner, 2007.


[Закрыть]. Не было бы необходимости заставлять людей под угрозой наказания вступать в армию, если бы достаточное число волонтеров с достаточно высоким боевым духом и квалификацией вызывались бы добровольно. В прошлом на призыв к оружию часто отзывались добровольцы и часто из-за рубежа, как, например, в случае с новозеландцами, откликнувшимися на имперский призыв матушки-Британии сражаться в ходе бурской (второй) войны в Южной Африке (1899–1902). Но для крупномасштабных всеобъемлющих конфликтов девятнадцатого и двадцатого веков полагаться на добровольцев считалось неполноценным. В эпоху наполеоновских войн призыв уже становится нормой, и лишь с концом холодной войны в 1991 году, по крайней мере, нетоталитарные государства сменяют политику комплектации всей армии с призыва на наем. Например, к концу 2006 года лишь восемь из двадцати шести членов НАТО все еще полагались на призыв. Для того чтобы понять, почему произошел подобный сдвиг, необходимо осмыслить некоторые «за» и «против» вооруженных сил, комплектуемых как по найму, так и по призыву.

Призыв – принудительная служба, будь то в вооруженных силах или на альтернативной службе с невоенными целями – навязывает неравный обмен. Рекрут принуждается к прерыванию трудового стажа, в обмен на что он получает нечто (например, довольствие), что не выбрал бы в ином случае. Это резко контрастирует с тем, как обычно функционируют экономические отношения. Никто не обязан покупать пятидолларовую упаковку яблок в гастрономе. Наоборот, потребители могут выбирать – когда, где и как расходовать свои ресурсы. И в качестве служащих люди могут свободно выбирать – когда, где и кому сдавать внаем свою трудоспособность. Сам факт того, что призыв сводится к принудительной сделке, предполагает, что данная сделка неравноправна, что экономисты обычно подвергают критике: ограничения свободы выбора обычно оказываются экономически неэффективными.

Неэквивалентный обмен может рассматриваться как натуральный налог. Но этот налог крайне курьезен. Поскольку призывники зарабатывают меньше контрактников, он снижает бюджетные расходы комплектования личного состава вооруженных сил, но лишь перенося определенную часть общих (или альтернативных) издержек на других, а именно на призывников. Кроме того, пока призыв остается всеобщим, он затрагивает не всех молодых людей, а лишь часть соответствующей группы молодых людей, в сущности, неизбежно призывается. Если, например, для службы в вооруженных силах требуется 10 человек, а соответствующий возрастной фонд молодежи состоит из одного миллиона человек, тогда шанс быть призванным имеет один из десяти. Призыв представляет собой лотерею. Однако налоговые обязательства, установленные и взимаемые посредством лотереи, не будут восприняты как адекватные ни в какой другой области налогообложения. Обложение призывников также дифференцированно, в зависимости от возраста, пола, компетентности и времени. Оно налагается старыми на молодых, женщинами на мужчин, некомпетентными на компетентных (которым возбраняется превращать свою компетентность в имущество на частном рынке), а также настоящим на будущее (поскольку призывники должны откладывать гражданское образование и обучение, причем отсрочка снижает их будущую производительность и вклад в общество). Эмпирические исследования предполагают, что заработки призывников ниже, чем у непризывников: в Голландии, например, призывники 1980-х и начала 1990-х позднее зарабатывали на 5 процентов меньше в среднем, чем сопоставимая группа непризывников. В Соединенных Штатах исследования выявляют гораздо большее несоответствие в заработках.

По-видимому, причина этого кроется в двух факторах: во-первых, призывники в среднем получают меньший объем обучения и образования, что наносит ущерб их будущей средней производительности и доходам, и, во-вторых, даже при равном обучении и образовании период призывной службы прерывает производственный опыт, что из-за простоя обесценивает человеческий капитал, который затем нуждается в определенной компенсации, перед тем как его можно будет использовать вновь. (В эпоху после перехода от системы призыва к системе найма в Соединенных Штатах, судя по всему, значительных различий в заработках между членами вооруженных сил, укомплектованных по принципу призыва, и работниками на иных местах службы, не наблюдается, возможно, как раз потому, что контрактные вооруженные силы должны конкурировать за таланты на частном рынке труда.)

Если обложение налогами вызывает ответные усилия по уклонению от них, особые типы неравенства в начислении налогов призывникам вызывают особые усилия по уклонению («откосу») от призыва. Два недавних президента США, будучи в призывном возрасте во время вьетнамской войны, не служили в ходе войны. В связи с этим обоим пришлось столкнуться с настойчивыми расспросами во время своих президентских кампаний. Южная Африка в течение периода апартеида потеряла множество способной молодежи, не желавшей служить расистской государственной политике благодаря эмиграции. Сегодня многие молодые люди в России уклоняются от призыва посредством фальшивых медицинских свидетельств, взяток или просто не являясь в военкоматы.

У призыва даже имеются нежелательные военные последствия, поскольку искусственно дешевая военная рабочая сила искажает выбор между трудом и капиталом (например, вооружением). Правительства чрезмерно инвестируют в рекрутов, оплачиваемых ниже рыночной цены, и недостаточно инвестируют в оборудование и технику. Кроме того, управление современным передовым высокотехнологичным оборудованием, вероятно, лучше предоставлять не одно– или двухлетним рекрутам, а профессионалам, а эмпирические исследования дают основание полагать, что профессионально укомплектованные армии действительно демонстрируют более высокие коэффициенты капиталовооруженности труда – больше огневой мощи на солдата, – чем армии, укомплектованные по призыву. (Хотя нам неизвестны академические исследования, демонстрирующие, почему Соединенные Штаты теперь так легко разбивают своих противников на традиционных полях боя. Мы подозреваем, что это можно отнести, по крайней мере отчасти, на счет использования ими контрактных, профессиональных вооруженных сил.)

Некоторые государства прилагают особые усилия по призыву квалифицированной молодежи. На Филиппинах призыв эффективен лишь в отношении студентов колледжей и университетов, тогда как другие группы в основном от него уклоняются. Что искажает представления о том, что призыв служит для отбора репрезентативной выборки общества для службы. В Турции все мужчины подлежат призыву – достаточно краткосрочному, так что обязаны отслужить все, а значит, призывная лотерея в данном случае не используется – с временной отсрочкой для тех, кто желает завершить университетское образование[554]554
  Об отдельных аспектах призыва в Турции см. Yildirim and Erdinc, 2007.


[Закрыть]. Это вызывает нежелательное последствие, состоящее в том, что как раз в то время, когда выпускники готовы конвертировать школьные знания в опыт и компетенцию на рынке труда, их уводят с частного рынка труда. На момент повторного появления на рынке труда – месяцы либо годы спустя – знания уже обесцениваются и нуждаются в восполнении, перед тем как они могут быть эффективно использованы. Учитывая вышеупомянутые результаты исследований по Соединенным Штатам, вполне вероятно, что Турция постоянно снижает производительность своих (мужчин) граждан, тем самым вредя целостности своей экономики и положению в мире. Тем временем общепринятая практика покупки освобождения от (денежная компенсация или отступные) от военной службы прекрасно прижилась в целом ряде государств. В сущности, призывники выбирают между выплатой в натуральном либо денежном эквиваленте. Те, кто выбирает первое, дают понять, что у них нет лучшей альтернативы на частном рынке труда, те же, кто выбирает второе, сообщают о том, что у них они действительно есть. Отступные поэтому возмещают определенную часть потери производительности обществу. Однако в любом случае призыв является тягостным «налогом», которым облагается небольшая прослойка населения: молодые мужчины в возрасте примерно от восемнадцати до двадцати лет.

Нет никаких данных в поддержку утверждений того, что вооруженные силы, укомплектованные посредством призыва, сражаются менее часто, более равномерно привлекаются из всех общественных сегментов, подлежат более высокой степени демократического контроля и обычно демонстрируют повышенное чувство гражданского долга, чем силы, комплектуемые посредством найма. Напротив, эмпирические данные говорят о том, что армии, укомплектованные по призыву, сражаются чаще, чем солдаты-контрактники, и необязательно имеют неравномерное представительство личного состава (в отличие от общепринятых утверждений обладающие более высоким социальным статусом часто имеют излишнее представительство в вооруженных силах, укомплектованных по призыву) и что многие демократические государства с всеобщей воинской повинностью часто становятся жертвами военных переворотов[555]555
  Судя по всему, отправка призывных сил на войну потенциально беспокоит население страны в большей степени, чем в случае отправки сил, укомплектованных по принципу найма. Примером тому служат Франция в Алжире и Соединенные Штаты во Вьетнаме.


[Закрыть]. Что касается гражданской службы, утверждение, что каждый гражданин обязан служить государству, отменяется повторным указанием на то, что налогообложение призывом падает на ничтожную долю граждан того или иного государства. В отличие от этого укомплектованные по найму вооруженные силы, обязанные нанимать своих служащих с общего рынка труда и платить им соответствующим образом, налагают эквивалентное налоговое (то есть денежное) бремя на всех налогоплательщиков, распространяя затем налоговое бремя гораздо шире, чем налогообложение призывом. Таким образом, возможно, выполнение гражданского долга лучше обеспечивается тогда, когда все налогоплательщики оплачивают стоимость вооруженных сил, укомплектованных по найму, чем при делегировании исполнения долга исключительно призывникам. Поэтому, как утверждают, сама привлекательность и политический шарм призыва «исходят из его специфической сферы распространения: его основными жертвами становятся молодые люди»[556]556
  Poutvaara and Wagener, 2007, p. 11.


[Закрыть].

Если призыв столь сильно проигрывает системе контрактной службы, почему же он доминировал до конца холодной войны и почему лишь в последующий за ней период множество членов НАТО сменили свою систему вербовки с призыва на службу на контрактной основе по модели Соединенных Штатов? Одно из объяснений касается двух моментов: размеров необходимых вооруженных сил и их эффективности. Можно продемонстрировать, что когда размеры требуемых вооруженных сил велики, а эффективность между призывниками и контрактниками дифференцирована, оптимальные издержки государства могут быть ниже в случае функционирования призывного режима, чем в случае контрактного метода комплектования. Аргумент о размере опирается на то, как налоговое бремя, возложенное на общество, аккумулируется в конечную сумму: если требуемые вооруженные силы крупные, система добровольцев должна предполагать повышение военного жалованья для отвлечения большего числа людей от их текущей гражданской специальности, так что издержки на комплектование вооруженных сил по найму будут расти в геометрической прогрессии. В отличие от этого всем призывникам выплачиваются одинаковые фиксированные зарплаты, так что их бюджетные затраты будут расти лишь в линейной прогрессии. Предположим в качестве примера, что в группе из трех человек первый занимается гражданским видом деятельности, на которой выплачивается 10 долларов в час, на втором месте работы – 15 долларов в час и на третьем – 20 долларов в час. Если у военного одна рабочая вакансия, тогда для привлечения гражданского военный должен платить, по крайней мере, 10 долларов в час, чтобы для первого человека имело смысл сменить гражданскую на военную специальность. Теперь предположим, что в вооруженных силах появилась потребность во втором рабочем месте. Военный должен заплатить 15,01 доллара в час для привлечения второго гражданского, однако при данном тарифном разряде первый человек, который уже находится на военной работе, может отказаться от своей должности и повторно наняться на более высокооплачиваемую военную должность. На практике в таком случае на обеих военных должностях должны будут выплачивать 15,01 доллара в час. Если же речь идет о трех военных должностях, тогда на всех трех должны будут выплачивать 20,01 доллара и так далее. Для одного контрактника издержки государства составят 10,01 доллара в час; для двух – 2 раза по 15,01 доллара в час, что составит в целом 30,02 доллара в час; а для трех контрактников издержки составят 3 раза по 20,01 доллара, или же 60,03 доллара в час. Таким образом, издержки растут в геометрической прогрессии.