Текст книги "Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю"

При обзоре американской Гражданской войны в связи с изучением других принципов, рассматриваемых в нашей книге, становится очевидным, что для подобного исследования имеется богатая почва. Некоторые приводимые ниже примеры обобщены в таблице в приложении к данной главе. Не предполагалось, что эти примеры будут исчерпывающими. В ходе последующего обсуждения просто исследуются возможности применения определенного аспекта каждого принципа к анализу американской Гражданской войны.

Издержки упущенной выгоды при принятии решений на войне включает осведомленность о том, что выбор одного означает отказ от альтернатив. До определенной степени это имело большее значение для Конфедерации из-за превосходства ее противника практически в каждом материальном аспекте ведения военных действий. Здесь мы можем рассмотреть две очевидные оперативные особенности боевых действий конфедератов. Во-первых, с самого начала Конфедерация тяготела к наступательным действиям, в стратегическом (Энтитем, Геттисберг, Кентукки, рейды кавалерии) либо тактическом плане (генералы конфедератов атаковали на протяжении всей войны, пока численность их войск не сократилась до предела). Это не было неизбежно. Было несколько старших офицеров, таких как Джозеф Джонстон, выступавших за более выжидательную и оборонительную стратегию в войне. Сегодня возможные преимущества наступательной или оборонительной стратегии для Конфедерации все еще являются предметом жарких споров.

Определенные детали подобного выбора, по крайней мере, на тактическом уровне, представляются очевидными. Наступление означало концентрацию войск. Концентрация войск означала, что некоторые области придется оставить незащищенными или же слабо защищенными. В 1862 году Конфедерация потеряла Новый Орлеан, свой крупнейший город, поскольку она отрядила на его гарнизон лишь три тысячи солдат. Атака также подвергала войска высокому риску больших потерь. Конечно же, не следует пренебрегать тем, что армии конфедератов, как бы сильно они ни были ориентированы на атаку, завершили войну с меньшими потерями (причины чего, однако, весьма неоднозначны). Вторжение на вражескую территорию было рискованным (лишь одно из восьми вторжений на восточном театре военных действий было успешным), а бросать войска на хорошо укрепленные позиции означало жесточайший отпор с обеих сторон, как в сражениях при Фредериксберге и Геттисберге. Вдобавок наступательная стратегия в Виргинии означала, что перемещение войск на запад уже было невозможным. Один посланный туда корпус в конце 1863 года добился поразительных результатов, однако позднее его пришлось отозвать. Дело не в том, что агрессивность была плохой стратегией, а в том, что при этом были явные издержки упущенной выгоды и они были известны принимающим решения лицам.

Второй пример замещения одной альтернативы другой – была абсолютная решимость Ли защищать Ричмонд, намерение, которое Грант понял и эксплуатировал. Защита Ричмонда означала, что Ли не мог покинуть штат, не мог наступать на север в 1864 году, а также не мог соединиться с Джонстоном на юге (хотя в последние недели войны и пытался это сделать). И вновь это не является критикой сделанного выбора, поскольку Конфедерация, вероятно, не могла себе позволить потерю своей столицы, но является иллюстрацией того, как мы наблюдаем экономические принципы в действии в рамках военной истории. В идеальном случае выбор следовало делать, будучи уже осведомленным об издержках выбора, неизбежных в свете отвергнутых возможностей. Выбор может быть вовсе не из приятных, что, однако, предполагает, что не выбранные альтернативы были бы еще менее приятны. По крайней мере, внимание к издержкам упущенной выгоды должно побудить принимающих решения перечислить и тщательно взвесить реальный набор альтернатив, из которых и следует выбрать определенный образ действий.

Военные кампании не ведутся без ожидания больших выгод, чем затрат (ожидаемые предельные издержки и выгоды), за исключением случаев, когда командующий невменяем или когда честь требует сражения, когда никаких шансов на успех уже не остается. (Даже в последнем случае сохранение чести может рассматриваться как выгода; см. главу 2.) И здесь вновь мы можем наблюдать агрессивность, проявлявшуюся Конфедерацией. Генералы южан шли на риск тактического наступления, хотя даже поверхностный анализ мог бы обнаружить преимущества оборонительных военных действий. Тактическая оборона, однако, не могла принести окончательных результатов. С 1815 года вплоть до Первой мировой войны генералы руководствовались наступательной доктриной. Американские генералы Гражданской войны воспитывались в ходе изучения крайне агрессивных и наступательных наполеоновских войн. Генералы Конфедерации продолжали атаковать, поскольку альтернатива означала однозначную оккупацию части их земель армиями Союза.

Говоря точнее, в каждой крупной атаке генералы южан ожидали больших стратегических и тактических преимуществ, чем издержки своих слабых кадровых и материальных ресурсов. Один из примеров подобных ожиданий имел место при планировании кампании Геттисберга. Весной 1863 года Ли и «Каменная стена» Джексон обсуждали возможность захвата северных территорий, потенциальные издержки которого уже стали очевидными после сражения при Энтитеме (1862). Однако их рассуждения шли дальше обычных стратегических соображений. Они полагали, что завоевание восточной Пенсильвании должно было прервать приток антрацитового угля в северные крупные прибрежные города и парализовать их промышленность. Риск ведения военных действий на земле янки уравновешивался бы ущербом, нанесенным северной военной промышленности и логистике, – поезда требовали угля, армии северян зависели от поездов и так далее. Это было крайне важное соображение, поскольку Союз имел подавляющее превосходство и в промышленности и в железнодорожном строительстве.

В военном деле замещение обычно затрагивает различные типы войск или вооружения. В ходе Гражданской войны были впервые применены новые типы вооружения, часто предназначавшиеся для достижения целей меньшей кровью и с меньшими затратами. Во время войны инженеры, в особенности флотские, разработали и внедрили орудия с большей дальнобойностью. Они были дорогостоящими и часто тяжелыми, но время от времени приносили замечательные результаты. Так, подступы к Саванне, Джорджия, защищались фортом Пуласки, дорогостоящим бастионом. В 1862 году командиры унионистов обстреляли его дальнобойной нарезной артиллерией и принудили сдаться форт без единой попытки штурма.

Оперативный тип замещения опирался на дезинформирующие меры для защиты определенной области вместо массовой отсылки войск на фронт. И вновь в 1862 году конфедераты, задержавшие продвижение Макклеллана к Ричмонду, использовали многочисленные методы дезинформации, включая те, что были более уместны в театре, чем на поле боя. Например, мы уже отмечали в основном тексте, что во время обороны Йорктаунского полуострова конфедератский генерал Джеб Магрудер посылал солдат из своих немногочисленных частей в лес для выкрикивания команд несуществующим батальонам и полкам. Кроме того, его солдаты, построившись в колонны, маршировали по лесным просекам, чтобы было видно наблюдателям северян, а затем, незаметно сделав круг, возвращались в тыл колонны, которая с расстояния казалась неизмеримо больше, чем в действительности[367]367
  Дивизионные командиры Макклеллана не были в полной мере введены в заблуждение этими уловками в отличие от Макклеллана!


[Закрыть].

Генералы времен Гражданской войны сталкивались со специфической проблемой оценки того, что сегодня мы называем убывающей предельной производительностью. По своим размерам армии Союза и Конфедерации превышали все ранее известное американской истории. У европейских солдат был опыт, который американцы изучали, однако местность и дороги в Северной Америке совершенно отличались от европейских. Кроме того, Европа еще не знала крупных войн в эпоху развития железных дорог. Развитие представлений об убывающей отдаче заняло значительное время. Однако при использовании и артиллерии, и пехоты становилось очевидно, что существуют определенные пороги, после которых растущая численность становилась все менее эффективной. В случае с пушками удвоение их числа в битве означало удвоение количества потребляемых боеприпасов, как и глубины колонны, необходимой для перемещения орудий (не говоря уже о личном составе и лошадях), но это не означало удвоение потерь вражеской армии. Командиры были вынуждены тщательно обдумывать, не предпочтительнее ли (предельные издержки/выгоды) для достижения главной цели – использовать (принцип замещения) дополнительное количество людей, лошадей и боеприпасов при решении альтернативных задач (издержки упущенной выгоды). Эту тему мы гораздо подробнее рассматриваем в шестой главе.

В случае с пехотой генералы Гражданской войны стремились разбить противника при помощи фланговых обходов и атаки колонны, что было характерно в первом случае для тактики Жомини, а во втором – Наполеона. Колонные атаки пехоты требовали большой плотности личного состава, но, опять-таки, убывающая отдача также применялась и к дополнительным усилиям. Для успеха в теории военных игр атакующая колонна пехоты должна обладать преимуществом примерно один к трем; два к одному считается вероятным, но уже крайне рискованным. Однако большее преимущество вопреки ожиданиям необязательно приводит к большим успехам. Атака при соотношении шесть к одному не является в два раза мощнее, чем при соотношении три к одному. И тому есть несколько причин. Чем крупнее подразделение, тем больше времени отнимут его приготовления к бою, что отложит атаку и даст врагу время для проведения контрмер (как в битве при Фредериксберге). Кроме того, понадобится больше боеприпасов. Дороги и пути будут перегружены, а перегруженность еще более задерживает атаку и затрудняет последние изменения непосредственно перед боем. Наконец, чем больше войск участвует в бою, тем сложнее решить проблему скученности личного состава. По мере продвижения колонны боевые части с тыла будут оказывать давление на впереди идущие соединения, которые в итоге попадают под огонь. Возникают две проблемы. Во-первых, части на передовой утрачивают способность маневрировать, а во-вторых, тыловые части и части на передовой перемешиваются, что подрывает оперативность передачи и выполнения команд. Первое имело место в «бою у Воронки», второе – в сражении при Шайло.

Война всегда была рискованным занятием, и, безусловно, так было в 1860-х. Ради защиты родины многие пошли добровольцами на фронт, но гораздо больше приходилось привлекать потенциальных бойцов контрактами. Даже этого не хватало, чтобы повысить численность армий. В итоге обе стороны прибегали к призыву, впервые введенному на юге в 1862 году, на севере – годом позже[368]368
  Идея добровольных вооруженных сил быстро потеряла свою актуальность, по мере того как затягивалась Гражданская война. Число добровольцев таяло. Закон об ополчении 1862 года обязывал штаты поставлять войска для армии Союза. Вскоре это оказалось неэффективным, и поощрительные бонусы («добыча») возросли от $50 в начале войны до $1000 в конце (это притом что средний годовой доход составлял приблизительно $500). А когда даже вознаграждение не приносило достаточного числа новобранцев, Конгресс четыре раза объявлял о проведении призыва: летом 1863 года, весной и осенью 1864 года, а также весной 1865 года. Из более чем трех четвертей миллиона человек (777 000), подлежавших призыву, было призвано лишь 46 000 человек, еще 160 000 обеспечили себе замену либо выплатили денежную компенсацию. Из оставшихся 571 000 не явились 161 000, были демобилизованы по факту явки 94 000 либо освобождены от службы по явке 316 000. (Цифры, разумеется, округлены.) Закон о призыве включал положения о легальном освобождении от службы (например, посредством выплаты денежной компенсации). Это привлекало торговцев премиальными, которые сводили призывников со средствами с непризывниками без средств. Возникали также страховые общества по делам призыва, предлагающие потенциальным призывникам сделать взнос в общий призывной фонд; в случае их призыва фонд выплачивал за них денежную компенсацию государству. Подробнее об этом см., например, http://www.academy.umd.edu/publications/NationalService/citizen_soldier.htm [проверено 28 октября 2003 года]. См. также литературу о призывах: Shannon, 1965, Murdock, 1980, Geary, 1991, and Phisterer, 1996.


[Закрыть]. Но контракт воинской службы – будь то контракт культурный (защита родины), либо формальный, либо оба одновременно – приводил к множеству проблем принципал-агент, связанных с информационной асимметричностью и очерченных в главе первой, а подробно рассмотренных в главе третьей, – таких как возможность нарушения контракта, приостановка действия контракта, принудительное исполнение договора, а также реструктуризация договора для согласования поощрений командующих офицеров с поощ-рениями рядовых. Изменчивость контрактов легко прослеживается, в частности, на опыте Северовиргинской армии генерала Ли. На протяжении большей части войны она сохраняла удивительно стойкий боевой дух и сплоченность, отражавшийся в безмерной популярности ее командующего. Для рядового солдата он был «Массой [Мастером] Робертом» из-за его завидного послужного списка и харизмы. По мере того как обстоятельства осложнялись и число дезертиров росло (нарушение контракта), акцент приходилось ставить на силовых методах – например, наказание, даже казнь пойманных дезертиров, – то есть на эффективном принудительном обеспечении договора. Дезертирство солдат становилось все более масштабным из-за опасений за судьбы своих близких, после того как генералы Шерман, Шеридан и другие стали мародерствовать на землях конфедератов. Замечательно, что Северовиргинская армия оставалась серьезной военной силой и после того, как у нее уже не оставалось шансов на победу. И хотя наказания помогали сохранять дисциплину (что еще больше относилось к солдатам северян из-за наличия в их рядах большого числа контрактников)[369]369
  Были солдаты, которые подписывали контракт, получали премию (так называемый бонус при добровольном поступлении на службу), затем исчезали и вновь заключали контракт уже в другом месте, откуда и появился термин «сбежавшие с добычей». Часто подобные контрактники поступали на службу вместо других (в то время можно было нанять и послать на службу вместо себя «замену»). Примечательно, что получавшие вознаграждение, даже если они не «сбегали», не считались хорошими солдатами.


[Закрыть], судя по всему, продолжение боевых действий в большей степени зависело от сплоченности самой воинской части, а значит, по сути, от культурного, а не формального денежного контракта. В конце концов, это была эпоха, когда солдаты сражались бок о бок десятками тысяч, и братство, закаленное в огне, было превыше даже неизбежности поражения, умереть же предателем считалось безусловно более худшей участью, чем умереть с честью.

Заключение

Данная глава, как и вся книга, преследует цель применения экономических принципов к военной истории. Мы не можем и не претендуем на то, что доказали, что принятие решений глубоко обусловлено информацией достоверной либо ложной. Примечательно также, что не возникает ни единого исключения. Два важных соображения следует иметь в виду тем, кто будет заниматься дальнейшими исследованиями в этой области. Первое – одно из излюбленных понятий экономистов – ceteris paribus («при всех прочих равных условиях»). Один из аспектов войны, в котором условия явно неравны, касается личности: не было и двух похожих генералов, и, как обсуждалось, не было даже таких двух, кто бы прореагировал на информацию одинаково[370]370
  См., например, Rotte and Schmidt, 2003.


[Закрыть]. Мы уклонились от проблемы, включив личность в понятие обработки информации. Предрассудки, предубеждения и личный опыт заставляют командиров, находящихся в сходных условиях, истолковывать одну и ту же информацию по-разному. Фактов, независимых от интерпретации, просто не бывает. Например, несмотря на обладание информацией, побуждающей к агрессивному поведению, осторожные командиры реагируют осторожно (например, Макклеллан перед сражением при Энтитеме).

Второе соображение, первоначально представляющее интерес для тех, кто изучает американскую Гражданскую войну, касается вынесения западного театра военных действий за рамки данного исследования. Есть две возможности, ради которых дальнейшее исследование информационных аспектов Гражданской войны могло бы обратиться к западу. Во-первых, на примере запада можно было бы изучить уроки истории, которые бы привели совершенно к другим заключениям, чем те, к которым мы пришли применительно к восточному театру военных действий. Запад от него отличался. Например, маневры проходили на гораздо более обширных территориях, а командующие действовали с менее последовательным противодействием, и ни одна из сторон не была обременена необходимостью защищать столицу. Во-вторых, восточный и западный театры могли быть использованы для сравнительного исследования. В данной главе мы решили сосредоточиться на восточном театре. Поскольку противостояние двух армий происходило на хорошо знакомой местности относительно ограниченного географического региона, условия «при всех прочих равных» оказываются легко применимы: например, каждый генерал Союза был вынужден переходить р. Раппаханнок.

Еще слишком рано делать окончательные выводы относительно других принципов. Их краткий обзор служит лишь иллюстрацией и призван пробудить, а не удовлетворить интерес читателя. Тридцать пунктов прилагающейся к данной главе таблицы посвящены Гражданской войне и наводят на целый ряд гипотез, заслуживающих рассмотрения. В качестве примера мы разберем здесь три гипотезы. Во-первых, относительно замещения и людских ресурсов (рабочей силы? личного состава?): было ли использование конфедератами рабского труда эффективной стратегией замещения, которая способствовала продолжительности конфликта («жесткий» призыв, от которого рабы не могли уклониться)? Аналогичным образом продлил ли «мягкий» призыв Союза, позволявший уклониться от службы посредством денежной компенсации, конфликт, так как компенсации использовались для вербовки на службу менее способных? Во-вторых, относительно пунктов убывающей предельной отдачи и логистики: снижала ли обширная сеть снабжения Потомакской армии ее эффективность до такой степени, чтобы позволить противнику полностью перехватить инициативу во время войны? (Это же, с обратным знаком, применимо к Ли при Геттисберге.) И третье – касательно убывающей предельной отдачи и планирования: не слишком ли долго обе армии осознавали снижающуюся эффективность лобовой пехотной атаки, в особенности против полевых укреплений? На наш взгляд, разработка экономической жилы истории американской Гражданской войны могла оказаться весьма и весьма плодо-творной.

Приложение. К исследованию американской Гражданской войны

Глава 6. Эпоха мировых войн, 1914–1945: принцип убывающей предельной отдачи применительно к стратегическим бомбардировкам Германии в ходе Второй мировой войны

Сетуя на «болванов, добровольно вызвавшихся на фронт, чтобы повиснуть там на колючей проволоке или быть застреленными в живот в грязи Фландрии», сэр Артур Харрис («Бомбардировщик»), маршал ВВС Великобритании, точно подметил необъяснимость траншейной бойни в годы Первой мировой войны – войны, которая должна была положить конец всем войнам, – и тем самым прокомментировал свое бесконечное предпочтение, продемонстрированное им уже в ходе Второй мировой войны, воздушной борьбы наземным боевым действиям[371]371
  Цит. по: Budiansky, 2004, p. 330. Подробнее об ужасах траншейной войны см. Keegan, 1999. По трагической иронии, воздушная война Второй мировой также была кровопролитной; ВВС США потеряли более 8000 бомбардировщиков, примерно 4000 истребителей, 29 000 погибшими и 44 000 ранеными. Королевские ВВС Великобритании также потеряли более 8000 бомбардировщиков, а их потери среди военнослужащих составили 64 000, из которых 47 000 убитыми. См. Budiansky, 2004, p. 330; Werrell, 1986, p. 708, и цитируемые там источники.


[Закрыть]. Война с воздуха казалась гораздо более многообещающей. Харрис после назначения главой бомбардировочного командования Королевских ВВС в феврале 1942 года стал придерживаться непримиримой линии. Из 755 531 тонны бомб, которые Королевские ВВС должны были сбросить на десять целевых категорий в Германии за шестьдесят шесть месяцев с декабря 1939 по май 1945 года, в целом 69 процентов – примерно 523 615 тонн – были сброшены на города – группу целей, эвфемистично названную промышленными областями. Первая тонна бомб, предназначавшаяся промышленной области и единственная за этот месяц, была сброшена в феврале 1940 года. В марте и апреле была пауза. В мае было сброшено 154 тонны и 298 – в июне. К тому времени «странная война» уже завершилась. К июлю 1941 года ежемесячный бомбовый тоннаж постепенно возрос до 2384 тонн, затем упал до 486 в феврале 1942 года[372]372
  Сводка по стратегическим объектам ударов США (USSBS), February 1947, Chart 6, pp. 49–91. «Странная война» была периодом относительного отсутствия боевых действий с сентября 1939 по май 1940 года, временем между вторжением Германии в Польшу и началом военных действий между европейскими государствами. Немцы называли ее «сидячей войной» (Sitzkrieg) (по аналогии с Blitzkrieg), британцы – Скучная война (по аналогии с Бурской войной (Bore – Boer).


[Закрыть].

В марте 1942 года, за один месяц пребывания на посту командующего Харриса, уровень бомбовой нагрузки при бомбардировках промышленных областей возрос до 3241 тонны. К маю Харрис организовал первую в истории воздушную флотилию из тысячи бомбардировщиков для рейда на Кёльн ночью 30–31 мая. Сброшенные той ночью 1455 тонн бомб[373]373
  Murray and Millett, 2000, p. 310.


[Закрыть] составили более половины месячного объема 2655 тонн бомб, предназначавшихся промышленным районам. Разрушения в городе составили приблизительно 600 акров. Бомбардировки промышленных районов достигли кульминации с 8622 тоннами в следующий месяц, затем их число снизилось, из-за того что немецкие прожекторные, зенитные батареи, а также истребители ПВО все чаще вступали в бой и сбивали недопустимое количество несопровождаемых бомбардировщиков Харриса.

Однако Харрис стоял на своем. В ночь с 24 на 25 июля 1943 года около 1200 тонн сброшенных зажигательных бомб вызвали огненную бурю в Гамбурге, в которой погибли до 40 000 гражданских[374]374
  Rhodes, 1988, p. 474, упоминает «по крайней мере, о 45 000… большинство из которых были стариками, женщинами и детьми».


[Закрыть]. Но Харрис не измерял успех людскими потерями врага; он измерял его сожженными квадратными милями. Рейд на Гамбург составил всего лишь менее 10 процентов месячной суммы 13 291 тонны бомбардировок промышленных районов. С ноября 1943 по март 1944 года, в то время как союзники, включая бомбардировочные подразделения, готовились к «дню Д» (высадки союзных войск в Нормандии), Харрис несколько раз атаковал Берлин с незначительным успехом. В этом он винил американцев: «Мы не оставим от Берлина камня на камне, если [ВВС США] присоединятся к нам… Нам это будет стоить 400–500 самолетов. Германии это будет стоить всей войны». В действительности с октября 1943 по март 1944 года Харрис потерял 1128 бомбардировщиков, то есть практически все свое подразделение. Его положение было спасено между апрелем и сентябрем 1944 года, когда Эйзенхауэр, верховный главнокомандующий сил союзников, принял прямое командование воздушными силами союзников для подготовки высадки в Нормандии и наступления к Рейну. Проводившиеся Харрисом бомбардировки промышленных районов сократились с 21 565 тонн в марте до 13 395 тонн в апреле, 5971 тонны в мае и всего лишь 855 тонн в июне. Вслед за успешной высадкой в Нормандии 6 июня Харрис взялся за старое, сбросив 11 207 тонн на промышленные районы в июле, 12 777 тонн в августе и 15 518 тонн в сентябре. А когда Эйзенхауэр вернул ему командование, Харрис сбросил беспрецедентные 50 465 тонн на промышленные районы в течение одного октября (рис. 6.1), испепелив Берлин и Дрезден, уже при поддержке американцев, в феврале 1945 года, когда исход войны давно уже был ясен[375]375
  Budiansky, 2004, pp. 316–17; Murray and Millett, 2000, pp. 320–21; цит. по: Budiansky, 2004, p. 317; Murray and Millett, 2000, p. 321; Schaffer, 1980, p. 331. В официальной истории Королевских ВВС Канады «одержимость Харриса на Берлине» объясняется «его досадой на неудачи при выполнении предыдущих приказов»; Greenhous et al., 1994, vol. III, p. 770.


[Закрыть].

Придерживаться своей неумолимой позиции Харриса заставляло его убеждение – не столь ошибочное до сентября 1944 года – в том, что стратегия, сегодня называемая точечными бомбовыми ударами, была в военном отношении неэффективной. Учитывая опыт британцев в 1940 и 1941 годах, до своего назначения главой бомбардировочного командования Королевскими ВВС Великобритании, он насмешливо прозвал требования американцев избирать стратегические цели и уничтожать их посредством точечных ударов «гонкой за панацеей». В известной степени он был прав. Когда Соединенные Штаты присоединились к бомбардировочным рейдам в начале 1943 года, американцы часто промахивались мимо установленных целей настолько курьезным и обескураживающим образом, что «команды бомбардировщиков стали рассказывать анекдоты об „уничтожении овцы“ или „массированной атаке на немецкое сельское хозяйство“». Харрис же последовательно предпочитал скальпелю кувалду[376]376
  Budiansky, 2004, p. 316; Werrell, 1986, p. 705.


[Закрыть]. Теория стратегических бомбардировок – вне зависимости от методики, точности и районов их проведения – была проста и привлекательна. Согласно эксцентричным отчетам USSBS (сводкам по стратегическим объектам ударов США), «у стратегических бомбардировок столько же общего с тактическими бомбардировками, сколько у коровы с ведром молока. Чтобы помешать быстрой помощи и подкреплению врага, тактические соображения диктуют в первую очередь опрокинуть ведро. Для обеспечения итогового истощения врага стратегическим шагом будет убить корову»[377]377
  USSBS, January 1947, p. 5.


[Закрыть]. Рассмотрим следующие, менее оригинальные определения:

РИС. 6.1. Общая масса бомб, сброшенных Королевскими ВВС Великобритании на промышленные районы Германии

Источник: расчеты на основе USSBS, February 1947, Chart 6, pp. 49–91.

Стратегические бомбардировки… преследуют цель систематического разрушения тех ресурсов, которые наиболее ослабят врага, лишая его материалов либо вооружения, в которых он нуждается для продолжения ведения войны[378]378
  USSBS, January 1947, p. 2, pt. 2.


[Закрыть].

Стратегические бомбардировки лучше всего определить как использование ВВС для нанесения ударов по самим основам военного потенциала противника – производству материальных средств ведения войны, по экономике как таковой либо по психологическому состоянию гражданского населения, нежели чем прямую атаку вражеской армии либо флота. Стратегическая военно-воздушная кампания почти всегда требует поражения воздушных сил противника, но не как самоцели. В то время как тактическая авиация задействует самолеты для содействия наступлению армии либо флота, обычно кооперируясь с данными силами, стратегическая авиация действует в относительной независимости[379]379
  Levine, 1992, p. 1.


[Закрыть].

В надежде на то, что военный потенциал будет истощен, стратегические бомбардировки, как предполагает первое определение, заключаются в нанесении ударов в основном по гражданским, то есть производственным объектам. Тем самым наносится удар по экономической «корове», которая могла бы вновь наполнить «ведро» военной экономики. Фокус на конечной цели – способности противника вести военные действия – достаточно размыт на практике и в любом случае сводится к физическим расходам на военную экономику, возможным затруднениям или уязвимым местам, причем игнорируются человеческий капитал и институциональные аспекты. Второе определение помогает отделить стратегические от тактических бомбардировок и устанавливает три боевые цели: а) военная промышленность противника; б) вражеская экономика в целом, формирующая логистические цепи к объектам оборонной промышленности и от них и в) психологическое состояние гражданского населения противника. Размышление, следующее за вторым определением, также предполагает, учитывая многие неудачи стратегических бомбардировок Второй мировой войны, определенную логическую последовательность событий.

Во-первых, подорвать способность врага обороняться против авиации; во-вторых, атаковать цели в тылу врага, поддерживающие его военные действия на фронте, в особенности цепи снабжения; в-третьих, подождать, пока враг сам не ослабнет. Интерпретируемые подобным образом стратегические бомбардировки должны достичь определенных военных результатов, в особенности по предотвращению потребности в сухопутном вторжении на вражескую территорию, захвата его столицы и свержения его руководства[380]380
  Бесчисленное множество источников отмечают, что идеально проведенные стратегические бомбардировки сами по себе могли обеспечить победу над врагом. См. также недавно вышедшую ценную историю ВВС: Budiansky, 2004. О разработке теории стратегических бомбардировок американцами, как и первом предупреждении о том, что она может оказаться неудачной, см. pp. 176–80.


[Закрыть].

Поскольку «им недоставало практически всего, за исключением доктрины и воли», стратегические бомбардировки Германии – или любого другого государства – никогда не осуществлялись в чистой форме, в какой они виделись наиболее рьяным сторонникам воздушной войны. Последующие заявления многих о том, что стратегические бомбардировки были не в состоянии самостоятельно обеспечить победу, некорректны не только с исторической точки зрения, но сомнительны даже с точки зрения логики: если в отсутствие стройной военной стратегии для всех родов войск сами по себе стратегические бомбардировки не должны были привести к победе, атакуя военно-промышленные объекты врага, разрушая его экономику и подрывая его боевой дух, тогда чего же они должны были достичь?[381]381
  Werrell, 1986, p. 704; см. Levine, 1992, p. 192; Smith, 1976, и др. (в любопытной работе, сравнивающей бомбардировки Второй мировой войны и войны во Вьетнаме). Подробнее об истории американских стратегических бомбардировок до Пёрл-Харбора см. Clodfelter, 1994. Как и множество других авторов, он упоминает Джулио Дуэ (1869–1930), итальянского основоположника теории воздушной войны. Поясним: неверно считать, что сторонники воздушной войны не верили, что войну можно выиграть одними стратегическими бомбардировками. Они, безусловно и ошибочно, в это верили. С исторической же точки верно то, что, хотя они и не выступали против использования стратегических бомбардировок как таковых, генерал Джордж Маршалл и другие лидеры союзников Второй мировой войны, как Першинг в Первую мировую войну, не соглашались с утверждением сторонников воздушной войны о том, что стратегические бомбардировки могли выиграть войну «независимо» – как часто говорилось – от армии и флота (см. Clodfelter, 1994, pp. 90, 95). Или же, как замечал лорд Китченер: «Нам надо вести войну так, как мы должны, а не так, как нам бы хотелось» (цит. по: Webster and Frankland, 1961, vol. 1, p. 17). Также исторически верно, что основной американский военный план до Пёрл-Харбора – «Радуга 5» – «рассматривал все стратегические операции авиации в качестве предварительных к вторжению, а не в качестве замены последнего» (Jacobs, 1986, p. 133). А потому сторонники воздушной войны постоянно раздирались между идеалистическими представлениями об эффективности теории стратегических бомбардировок и практическими ограничениями со стороны руководства.


[Закрыть] В результате мы обнаруживаем целое множество исторических интерпретаций, в основном сводящихся к следующей позиции: да, в стратегические бомбардировки вкладывались большие надежды; да, стратегические бомбардировки действительно столкнулись с рядом определенных практических трудностей; но, по крайней мере, стратегические бомбардировки заставили нацистскую Германию тратить огромные средства на противовоздушную оборону, которые в противном случае могли быть использованы для усиления наступательной мощи на передовой; а потому стратегические бомбардировки стали ценным и, по сути, незаменимым вкладом в победу в европейской войне[382]382
  См. также Fuller, 1961, p. 286, and Murray and Millett, 2000, p. 332. Признавая явное отсутствие успехов до середины 1944 года, Werrell, 1986, p. 707, утверждает, что «когда мы обсуждаем достижения стратегических бомбардировок, мы говорим о том, что случилось в последние месяцы войны». Даже с данным ограничением временных рамок он заключает, что «стратегические бомбардировки не достигли поставленных теми или иными стратегами целей… война доказала, что довоенные пророки воздушной войны ошибались» (p. 712). В анализе, основывающемся на понятиях, заимствованных из когнитивной психологии, Biddle, 2002, показывает, что британские и американские пилоты были вполне убеждены в том, что стратегические бомбардировки приведут к политической капитуляции, даже если и не потрудились спросить, как именно это будет достигнуто. Он также был скептически настроен в отношении успеха стратегических бомбардировок. Подробнее о борьбе между представителями ВМФ США и ВВС США относительно составления соответствующих донесений по обстановке на тихоокеанском театре боевых действий USSBS см. Gentile, 2000. Обе стороны справедливо предвидели огромное влияние, которое итоговые донесения могли иметь на будущую структуру вооруженных сил США. Аналогичным образом см. Budiansky, 2004, pp. 340–41, о попытке обусловить мнение американской общественности и политиков таким образом, чтобы они рассматривали атомное вооружение как неотъемлемую часть стратегических сил США. См. также Schaffer, 1980, и Jacobs, 1986.


[Закрыть].

Ближе к истине совершенно противоположный взгляд: если бы сторонники стратегических бомбардировок не были столь узколобы, союзники могли бы потратить больше средств и гораздо раньше, чем они это сделали, на разработку и производство стратегических истребителей для сопровождения флотилии бомбардировщиков. В декабре 1943 года, когда бригадный генерал Айра К. Икер был отстранен от командования 8-й воздушной армией ВВС США, а потери «Бомбардировщика» Харриса исчислялись сотнями самолетов, а их экипажей – тысячами, новый командующий 8-й воздушной армией Джимми Дулитл заметил один лозунг, висевший в штабе командования истребительной авиации, гласивший: «Первой обязанностью летчика-истребителя 8-й воздушной армии ВВС США является – обеспечить безопасный возврат бомбардировщиков». Он заменил его на: «Первейшим долгом летчиков-истребителей 8-й армии ВВС США является уничтожение немецких истребителей». В этом и была главная проблема: «Цель рейдов бомбардировщиков все меньше была связана с бомбардировками и все больше с тем, чтобы вызвать немецких летчиков на воздушный бой». Более того, первым долгом уже было «убить немецких летчиков-истребителей». Теперь все исследователи практически единодушны во мнении, что полноценные стратегические бомбардировки на самом деле начались лишь с сентября 1944 года, после того как мощь военно-воздушных сил Германии, истребители ПВО Люфтваффе, была сломлена, в особенности как только на арене боевых действий появился американский самолет P-51 («Мустанг»), чью разработку с июня 1943 года контролировал А. Икер[383]383
  Budiansky, 2004, pp. 325–26. Уэррелл верно отмечает, что P-51 («Мустанг»), истребитель прикрытия стратегических бомбардировщиков, до некоторой степени переоценивается историками. Его первый боевой вылет состоялся лишь 5 декабря 1943 года (Werrell, 1986, p. 706), так что в ключевые месяцы воздушной войны с января по апрель 1944 года в арсенале союзников преобладал P-47 («Тандерболт»). P-47 создавался как перехватчик и поступил на вооружение в качестве истребителя прикрытия ближнего действия. Пилоты ценили его больше всего, и что самое было ключевым – его «случайная» роль бомбардировщика. За счет его скорости и превосходной маневренности он мог эффективно вести бой против истребителей ПВО и ускользать от огня зенитных батарей; его двигатель с воздушным охлаждением был не столь уязвим, сколько у других самолетов, а его двигатель 2430 л. с. был достаточно мощным, чтобы еще нести бомбовую нагрузку в 2500 тонн (подробнее см. Budiansky, 2004, p. 297).


[Закрыть].

Однако, хотя данную тему нельзя обойти вниманием, эта глава изначально не об издержках упущенной выгоды стратегических бомбардировок. Она – об убывающей предельной отдаче стратегических бомбардировок, какой была в действительности, и обращает внимание на крайне специфический, пусть и технический момент: продемонстрировать, что постоянный рост общей массы сбрасываемых бомб сокращался, в то время как другие вложения в военную экономику оставались неизменными, в итоге приводя к сокращению разрушений избранных объектов. В некоторых случаях мы даже можем показать, что большее число бомбардировок приводило к меньшим разрушениям; не просто все уменьшавшаяся, а убывающая отдача становилась отрицательной[384]384
  Сходный вопрос рассматривается в главе 7 на примере «ударных сил» Франции: какова разрушительная сила второй атомной бомбы?


[Закрыть].

Во-первых, мы вводим понятие производственной функции стратегических бомбардировок, позволяющей нам конкретнее обсуждать понятия инкрементного роста, спада отдачи либо отдачи с отрицательным значением применительно к бомбардировкам. Затем мы последовательно обсудим каждый из трех элементов стратегических бомбардировок: бомбардировку для подрыва производства боевой техники, бомбардировки важных экономических объектов для нарушения цепей снабжения, а также для ослабления морального духа гражданского населения для побуждения его к восстаниям или совершения актов саботажа, которые бы привели к снижению производственной эффективности. Наконец, мы представим итоговую оценку и покажем, как пример стратегических бомбардировок Германии во Вторую мировую войну связан с другими многочисленными примерами и гипотезами, касающимися людских ресурсов, логистики, технологии, планирования и оперативных аспектов ведения военных действий, при рассмотрении в свете наших шести экономических принципов.