Текст книги "Замки, битвы и бомбы. Как экономика объясняет военную историю"

Замковое строительство и другие принципы экономики

В данной главе основное внимание уделяется принципу издержек упущенной выгоды в контексте нашего повествования о замках. Однако упущенная выгода далеко не единственный принцип экономики. История замка также могла бы быть раскрыта в свете любого другого принципа экономики. Если бы мы писали столь же подробно каждую главу о других пяти принципах, как это было проделано в отношении принципа упущенной выгоды, мы бы с полным основанием могли бы назвать эту книгу «Экономика замков». Вместо этого мы ограничимся здесь коротким обсуждением того, где и как можно увидеть действие этих остальных принципов в случае замка во время Высокого Средневековья. Развернутые исследования этих дополнительных принципов представлены в других главах этой книги в контексте различных исторических эпизодов.

Принцип сравнения ожидаемых предельных затрат с ожидаемыми предельными выгодами тесно связан с принципом издержек упущенной выгоды. Но, если большую часть главы мы посвятили изучению предпочтительности выбора в пользу замков по сравнению с армиями, решение относительно предельных затрат/выгод фокусируется на осуществлении дополнительного действия, например, строительство следующего замка в дополнение к уже существующим. Разумеется, даже дополнительный замок подразумевает свои собственные издержки выбора (скажем, дополнительной армии), но, будучи построен, этот замок уже сможет предоставить множество дополнительных выгод при небольшом объеме дополнительных издержек. Гарнизоны, требуемые для охраны замка, были относительно невелики, так что при изначально высокой стоимости его строительства издержки могли быть незначительными (высокая начальная стоимость, низкая стоимость последующих этапов строительства). Небольшой гарнизон мог оказывать небольшое воздействие на военную ситуацию в окрестностях, однако при этом владелец замка имел бы выбор свободного размещения большего или меньшего числа войск в замке. Без укрепления небольшой отряд практически бесполезен – в вооруженных силах США эта ситуация получила название «оперативная группа Смит» после плачевно окончившейся американской экспедиции в Корею в 1950 году. Без укреплений военные силы должны либо выстоять под ударами ожидаемых противников, либо спасаться бегством. С замком небольшое войско обладало гораздо большей свободой действий. Поэтому эта дополнительная выгода покупается ценой небольших дополнительных затрат. Коэффициент соотношения предельных выгод и издержек был высоким. Подробно мы рассматриваем этот принцип в главе четвертой «Эпоха битв, 1618–1815», в которой мы изучаем решения военачальников относительно того, вступать в бой или же от него уклониться.

Также с принципом издержек упущенной выгоды, как и принципом предельных затрат/выгод, связан принцип убывающей предельной отдачи. Хотя для эмпирического подтверждения этого момента следовало бы провести огромное количество исследований по осаде, по крайней мере, концептуально случай замкового строительства легко рассмотреть как случай убывающей отдачи. Проще говоря, можно выдвинуть гипотезу о том, что все более крупные замки будут приносить все меньше военных преимуществ. И если увеличение размеров замка вдвое могло увеличить его военную эффективность более чем вдвое (возрастающая отдача), то увеличение его размеров в три, четыре или пять раз их могло уже увеличить его полезность менее чем в три, четыре или пять раз (убывающая отдача). В определенный момент – экономическая теория не уточняет, в какой именно – выгоды более крупного замка уже не могут соответствовать его возросшей стоимости. Тогда как принцип предельных затрат/выгод сфокусирован на отдельных решениях, которые следует принимать по одному (и немедленно), принцип убывающей предельной отдачи затрагивает ряд актуальных либо предполагаемых решений и утверждает лишь то, что в определенный момент произойдет переход от растущих к снижающимся выгодам. Если бы было иначе, замки бы разрастались бесконечно – что было бы, разумеется, невозможно. Все дело в том, что надо понять, когда будет достигнута эта точка перехода.

Замок должен обладать определенными минимальными размерами для соответствия требованиям своего владельца; он может служить местом пребывания королевского двора или казармой для значительного отряда войск. Тому, почему оборона замка необязательно улучшается с увеличением размеров и затрат, есть, по крайней мере, два совершенно практических объяснения. Во-первых, по мере роста периметра растет и количество мест, необходимых для обороны, а способность защитников перемещаться из безопасного места к месту угрозы усложняется. Для восполнения поредевших рядов защитников потребуется более многочисленный гарнизон. Во-вторых, более крупные замки часто состояли из ряда структур, соединенных стенами, а защитники одной из структур – скажем, башни – иногда не могли помочь в защите другой. Существовала и финансовая проблема: в большинстве случаев на постройку более крупных замков требовалось больше времени. Строящийся замок обладал ограниченной боеспособностью, по крайней мере, пока башни или внешняя стена не была завершена. Строящийся замок мог скорее спровоцировать, чем предотвратить атаку. В целом очевидно, что если вначале мы будем распределять замки по подвластным нам территориям, а затем усеем и наконец наводним замками эти территории, то вначале мы получим рост, а в итоге сокращение военных преимуществ.

То, как архитекторы, советники и правители решали, насколько крупным будет тот или иной замок и как много замков нужно построить в тех или иных областях, неизбежно связано с рассмотрением принципа сокращающихся предельных доходов. В экономической теории не предполагается, что каждый правитель прекрасно ведет дела, однако существует предположение о том, что последующие поколения учатся у предшествующих; есть предположение о том, что люди учатся на своем прошлом опыте и в этом смысле являются «рациональными», хотя ошибаться могут, разумеется, и люди рациональные. Подробнее принцип убывающей предельной отдачи мы рассмотрим на примере стратегических бомбардировок Германии в ходе Второй мировой войны (глава 6).

Действие принципа замещения можно увидеть в использовании замков в качестве инструмента оккупации. С исторической точки зрения захватчики использовали несколько инструментов для контроля покоренных народов, включая кооптирование местной элиты или оккупацию крупной армией. Но вновь приобретенные друзья среди элиты могли оказаться ненадежными, а долгосрочная оккупация враждебной территории своей армией – рискованной. Укрепления же предоставляли в Средние века альтернативу. Например, Эдуард I мог потратить средства, выделявшиеся на содержание валлийских замков, на оккупационные войска, но предпочел этого не делать. (В Шотландии же он опирался в большей степени на свои армии, а не на постоянную оккупацию.) Практически все в экономике, включая принцип замещения, в конечном итоге связано с издержками и выгодами. Если тот или иной объект или действие становится более затратным (менее выгодным), тогда как другое – более выгодным (менее затратным), мы должны ожидать от принимающих решение лиц рассмотрения альтернатив и, в зависимости от обстоятельств, принять их более или менее быстро. Это применимо не только к тому, использовать ли замки в качестве альтернативных средств оккупации, но также мириадам других решений, включая то, какой тип замка следует построить, где расположить замок относительно доступных альтернатив, какую разработать конструкцию и какие материалы использовать, и так далее. Вместо этого мы рассмотрим данный принцип подробно на каждом примере, в частности, решении Франции построить ядерные «ударные силы», и зададимся вопросом, является ли это замещением обычных вооруженных сил в противостоянии времен холодной войны с Советским Союзом в то время (глава 7).

Наконец, рассмотрим принцип информации или скорее принцип асимметричной информации. Существует две ее «разновидности». На первый взгляд принцип может показаться неприменимым к истории замкового строительства, поскольку в расположении замка нет ничего секретного. Замок – самое заметное оружие в мире. Однако в тактическом отношении определенная форма асимметричной информации, называемая скрытыми характеристиками, благоприятствует его защитникам. Например, во время осады защитники могли видеть атакующих намного лучше, чем их могли видеть последние. Примечательно то, насколько часто атакующие не представляли себе численности обороняющихся. Как отмечалось в основной части текста, замки часто могли продержаться до тех пор, пока лишь горстка бойцов не оставалась на стенах. Замок был бы взят гораздо раньше, если бы это было известно. Приступ замка сам по себе был крайне рискованным предприятием, поскольку никто из нападавших не был уверен в том, что именно может полететь на них сверху. Неосведомленность о численности оборонявшегося гарнизона порождала еще одну проблему и, например, если бы он был достаточно крупным, грозила (и действительно случалось) полуночными вылазками. Кроме того, оборонявшиеся войска обладали множеством разнообразных «укрытий». Нападавшие могли что-то соорудить, но это всегда было чем-то временным. Таким образом, хотя существование замка не представляло секрета, военная сила, которую он скрывал, могла быть обнаружена лишь дорогой ценой, что и представляет собой яркий пример скрытых характеристик. Мы рассмотрим этот аспект принципа асимметричной информации на примере американской Гражданской войны в начале 1860-х (глава 5), наш единственный неевропейский пример в данной книге.

Второй формой асимметричной информации является скрытое действие. Скрытое действие – это действие, которое нельзя наблюдать в реальном времени, по крайней мере, не одновременно с предпринимаемым действием. Король может ожидать, что кастелян сможет управлять землями в интересах короля, но как король мог это гарантировать? Неформальные контракты, такие, которые устанавливали взаимную лояльность и обязательства, играли важную роль, как и формальные договоры, как, например, пожалование фьефов и посвящение в дворянство. История Средних веков, по сути, столь насыщена акцентированием внимания на данных ролях (поскольку публичное право играло крайне незначительную роль), что иногда забывается, что формальные и неформальные обязательства часто интерпретировались достаточно гибко. Никто из имевших обязательства не считал их неограниченными, да и никто от них этого не ожидал. Это касалось не только отношений между правителем и вассалом или правителем и кастеляном, но и любых отношений между принципалом и агентом (или агентами). Например, какому-либо гарнизону следовало заплатить, а также заверить его в том, что в случае осады будет подмога для ее снятия, и работа кастеляна как раз и заключалась в том, чтобы обеспечить выполнение условий данного контракта. В противном случае, как уже указывалось, люди могли решить, что их обязательства уже выполнены, и просто «уйти». В свою очередь, получив назначение, кастелян становился единоличным правителем. При этом никаких стандартных решений по сохранению лояльности своего кастеляна не существовало. Со знатными вассалами проблема была еще серьезней, и, лишь когда монархии стали централизованными, а представители знати менее обеспеченными в финансовом отношении для противостояния своим правителям, данная проблема потеряла остроту. Мы рассмотрим аспект скрытого действия асимметричной информации подробнее в следующей главе на примере использования наемных сил городами-государствами в эпоху итальянского Возрождения, около 1312–1494 годов.

Заключение

Упущенная выгода или альтернативная стоимость – это стоимость отказа от ценных альтернатив; это цена того, что кто-либо не может получить либо сделать, преследуя избранную им опцию. Строго говоря, стоимость приобретения замков включает целый ряд альтернатив, а не просто формирование армии. Дворцы не будут построены, университеты не получат обеспечение, а дороги не будут улучшены. Для средневекового правителя эти альтернативы были чем-то гипотетическим, тогда как война представляла собой его главное занятие. Следующей высоко ценившейся альтернативой замка была армия. Династическое и территориальное выживание зависело от успеха, добытого мечом. Даже миролюбивый правитель должен был защищаться посредством строительства замков. Уклонение от войны означало подготовку к войне. Основными издержками выбора одной формы военных приготовлений (замок) была другая их форма (армия).

Ряд правителей, включая англонорманнских королей, могли создавать крупные армии, и эта способность лишь возросла в тринадцатом веке. Однако армия представляла настолько огромное капиталовложение, что ею обычно не могли рисковать в сражении, что можно назвать скорее стесняющим обстоятельством. Даже ее содержание означало, что «пополнение всадников следовало обеспечивать регулярно, вне зависимости от напряжения, которому подобные усилия могли подвергать имеющиеся ресурсы, если чья-либо военная форма должна была поддерживаться надлежащим и последовательным образом». Таким образом, «выбор осуществлялся не между строительством замков и содержанием крупной конницы; последнее было невозможно экономически». Замковое строительство, несмотря на свою затратность, стало «наиболее эффективной, более того, наиболее рентабельной стратегией»[132]132
  Morillo, 1999, p. 55; Prestwich, 1996a, p. 9; France, 1999, p. 8; Bachrach, 2002, pp. 12:53–54.


[Закрыть].

Вполне корректным будет привлечь внимание к ограниченности ресурсов:

Крупномасштабная война была чрезвычайно трудна в Средние века из-за малых размеров средневековых государств, недостатка рыцарей и, как следствие, немногочисленных войск. Средневековые лидеры должны были преодолеть многочисленные препятствия, когда они шли воевать; они прекрасно знали, что даже при тщательном планировании будет невозможно уничтожить вражескую армию, поскольку оборона была намного сильнее нападения, а поэтому они стремились ограничить свои цели. В большинстве случаев средневековые войны преследовали ограниченные цели[133]133
  Verbruggen, 1997, p. 319.


[Закрыть].

Более низкая стоимость замкового строительства до некоторой степени скрадывалась его длительностью. Армия могла требовать постоянных вливаний наличных, и то же касалось программы замкового строительства. Не были замки и панацеей. Валлийские замки называли «белыми слонами» из-за того, что, хотя их присутствие действительно укрепляло английское правление, их небольшие гарнизоны во время мятежей могли защитить лишь себя. В конце концов, сама оборонительная мощь замков сделала их устаревшими. И вместо того, чтобы приступать к длительной и дорогостоящей осаде, армии сражались вдали от крупных укрепленных пунктов, и в четырнадцатом веке значимость каменного строительства начала ослабевать[134]134
  Wise, 1976, pp. 73, 149–50.


[Закрыть].

Для некоторых лидеров нефинансовые риски содержания армий порой становились ведущим соображением. В восьмом и девятом веках Каролинги установили феодальную систему правления для создания армий, однако после раздела империи феодальные воины сами стали правителями. По иронии, попытка создать имперскую армию ускорила распад империи. В отличие от этого средневековые монархи не желали экспериментировать. «Изменения в методах набора армии были… чрезвычайно опасны с политической точки зрения для проводившего их монарха»[135]135
  Verbruggen, 1997, p. 348.


[Закрыть].

Однако Эдуард I увеличил размеры своей армии, при этом нет единого мнения относительно того, как много из этого было следствием инноваций, а сколько результатом его привычных методов избегания от принятия выбора – чрезмерные расходы. Хотя король был «хорошо осведомлен о важности» обладания достаточными денежными средствами, «реального составления бюджета не существовало… а без этого было невообразимо проведение любого тщательного учета финансовых последствий его политики. Никаких данных, свидетельствующих о надлежащем ведении баланса возможных расходов и вероятных доходов, у нас просто нет». Для продолжения военных действий его казначей, по крайней мере в двух случаях, поставил под контроль другие правительственные расходы. Но это было скорее реакцией бюрократии на требования короля, чем результатом королевской политики. «Даже если реалистичные бюджеты и разрабатывались, крайне маловероятно, что Эдуард I позволил бы существенно изменить свои планы в угоду подобным соображениям: он был слишком упрям»[136]136
  Все цит. по: Prestwich, 1972, pp. 204–5.


[Закрыть]. Итогом его неудачного выбора был целый ряд недостроенных замков и незавершенных войн.

В одиннадцатом, двенадцатом и тринадцатом веках замок господствовал как в политическом, так и военном отношении. Роль замка и акцент при принятии решений на замковом строительстве заслуживает изучения из-за того, что оно помогает нам понять и отсутствие, и появление современного централизованного правительства.

Преимущество, которое давали фортификационные сооружения, также помогает объяснить, почему небольшие государства, в особенности города, могли быть крупными игроками в европейской политике и почему короли, судя по всему, редко отвлекались на что-то за пределами своих непосредственных владений, поскольку всегда поблизости находился незахваченный замок либо мятежный барон. Можно утверждать, что ни в какую иную эпоху фортификации не играли столь важную роль в войне и политике, как в период примерно с 1000 по 1300 год[137]137
  Baumgartner, 1991, p. 123.


[Закрыть].

Однако к концу данной эпохи «великие правители… завладели монополией в создании действительно крупных армий, а также в самых дорогостоящих элементах экипировки». То же относилось и к стенам. Ни один представитель знати не мог соперничать в строительстве с Эдуардом I[138]138
  Bradbury, 1992, p. 128.


[Закрыть]. Однако даже Эдуард I не смог избежать экономической дилеммы, связанной с издержками выбора: невосполнимыми издержками. Однажды потраченные деньги уже не возмещаются. Они не могут быть перенаправлены, поскольку сделанный выбор уже не подлежит отмене. И хотя это может применяться ко многим экономическим видам деятельности, именно они были специфической проблемой сферы замкового строительства. Стационарные укрепления нельзя перенести в другое место. Замки в Уэльсе не обеспечивали безопасность английских войск в Шотландии. За исключением сборных деревянных версий, их нельзя было перемещать через Ла-Манш для наказания французов. И хотя расходы на армию приносили меньше устойчивых выгод, они порождали вооруженные силы комплексного применения. Что касается отдельных дворянских имений, их проблема была менее значительной. То, что правители были готовы к огромным невосполнимым издержкам, – лишь еще одно доказательство военной ценности замков в эту эпоху.

Фортификации не теряли своей актуальности. К началу двадцатого века военные укрепления все еще представляли собой значительную сферу деятельности. Краткое возрождение его наблюдалось во Франции в 1930-х годах. С тех пор традиционные фортификационные сооружения вышли из моды, однако идея никогда не теряла своего очарования: «Последним витком этой фазы может оказаться в буквальном смысле воздушный замок. Космические спутники считаются наиболее передовыми в военном оборудовании и как таковые неприступны. Каким, конечно, считался и Шато-Гайяр…»[139]139
  Warner, 1968, p. 204. В начале 2007 года Китай применил антиспутниковую технологию для ликвидации одного из своих спутников. Это вызвало международный переполох, поскольку стало очевидно, что даже «воздушные» замки более ненеприступны.


[Закрыть]

Приложение. Средневековые замки

Глава 3. Возрождение, 1300–1500: кондотьеры и рынок военной рабочей силы

Военным контрактникам, или кондотьерам, и их бойцам нигде не были рады. Никто в Европе не был в восторге от присутствия этих наемников, и все отчаянно старались от них избавиться как можно быстрее и какими угодно средствами. Согласно часто упоминаемому рассказу, Екатерина Сиенская, монахиня, упрашивала одного такого контрактника, Джона Хоуквуда, приводя единственный, неотразимый для ее времени аргумент: присоединиться к крестовому походу против турок-мусульман ради общего блага христианства[140]140
  Джон Хоуквуд, англичанин, один из наиболее прославленных кондотьеров. О литературном повествовании от первого лица о карьере Хоуквуда в Италии см. Angellotti, 1911. См. также Westcott’s, 1962, историческую повесть о Коллеони.


[Закрыть].

Умоляю вас ради Иисуса Христа, раз Господь и также наш Святой Отец уготовили нам идти и выступить против неверных, вы – кто столь доблестен в войнах и сражениях – более не должны воевать с христианами, поскольку это есть оскорбление Господа. Идите и сражайтесь с ними [турками], ибо это великая жестокость, что мы, христиане, вынуждены преследовать друг друга. Превратитесь из слуги и солдата дьявола в мужественного и истинного рыцаря[141]141
  Deiss, 1967, pp. 128–29; Contamine, 1984, pp. 292–96, собрал интересные материалы о средневековом пацифизме. Некоторые из них отражают представления Екатерины о том, что христиане не должны сражаться друг с другом.


[Закрыть].

Призыв, однако, не встретил никакого отклика. Хоуквуд отклонил предложение и возобновил разорение итальянских земель и деревень. Он прибыл туда около 1360 года с отрядом опытных бойцов, страдавших от безработицы, поскольку их прежние работодатели прервали контракт на середине срока в ходе Столетней войны. Мир Бретиньи, заключенный 8 мая 1360 года и ратифицированный в Кале 24 октября того же года, высвободил «профессиональных солдат, чья жизнь зависела от оплаты и других военных барышей, [и] те, кто был неспособен найти работу где-либо, объединялись с другими, формируя независимые компании, ведущие свои собственные войны». Подобные свободные компании «стали бичом Западной Европы до появления регулярных армий в пятнадцатом веке», и для большой части населения «мир и война стали неразличимы»[142]142
  Fowler, 2001, p. ix; Villalon, 2003, p. 313. Уэйли говорит об «угрозе духу мира» (1975, p. 349), пусть и в контексте Италии конца 1200-х.


[Закрыть].

Обездоленные, нуждающиеся в пропитании и средствах к существованию, они скитались и разоряли французские деревни. Кто-то из них приметил роскошь папской резиденции в Авиньоне, двора в южной Франции, снабжаемого богатыми торговцами из Италии. Безусловно, папа «Иннокентий VI не получал никакого удовольствия от созерцания крупного лагеря по ту сторону реки и был готов заплатить огромную сумму наемникам, чтобы они спокойно ушли. Ему также пришлось даровать им полную индульгенцию», пишет Джеффри Триз, плодовитый автор, и добавляет, что это «действительно должно было покрыть великое множество грехов»[143]143
  Trease, 1971, p. 52; см. также Deiss, 1967, p. 115.


[Закрыть].

При подобных обстоятельствах самые отважные пере-ходили через Альпы или блуждали вдоль Средизем-номорского побережья и, таким образом, обнаружили источники богатств французских пап сами в Милане, Флоренции, Венеции, Пизе и других итальянских городах[144]144
  Других Карл Мудрый и новый папа, Урбан V (r. 1362–1370), побудили пересечь Пиренеи для борьбы с Педро Жестоким на Иберийском полуострове. Это, кроме того, привело к сокращению французских отрядов наемников, по крайней мере, на несколько лет. Подробнее о ситуации на Иберийском полуострове см., например, Villalon, 2003.


[Закрыть]. Там они столкнулись с большим спросом на свои услуги. В 1300-х и 1400-х годах Италия, как прежде, позже и всегда, пребывала в запутанной ситуации[145]145
  Прекрасные исследования о политике времен итальянского Ренессанса в 1300-х и 1400-х (треченто и кватроченто): Baron, 1953a и 1953b, Ilardi, 1959, и Bayley, 1961. Это был наиболее беспокойный период итальянской истории, во время которого папский двор переехал в 1309 году в Авиньон во Франции, а затем обратно в Рим в 1378 году, и большая часть военных действий была связана с борьбой между Англией и Францией (Столетняя война), между французскими папами и итальянскими правителями относительно временных владений римской церкви в центральной Италии и за ее пределами, между самими итальянскими городами-государствами и между императорами (Германии) Священной Римской империи и практически всеми остальными державами. О происхождении французских пап и их взаимоотношениях с наемниками, 1356–1378, см., например, Housley, 1982. О взаимоотношениях между итальянскими городами и сельскими территориями (contado) см., например, в Epstein, 1993. О непомерных военных издержках того периода см. Becker, 1966, а также Partner, 1999, Hocquet, 1999, и Capra, 1999. О городах-государствах см. Waley, 1988.


[Закрыть]. Политическая власть в Италии была разделена между партией гвельфов – тех, кто выступал за римскую церковь и ее претензии на светскую власть, и партией гибеллинов, поддерживавших императоров Священной Римской империи и представлявших себя защитниками Церкви, а потому намеревавшихся ограничить ее рамками духовной власти, хотя это разделение часто было лишь удачной маскировкой, скрывавшей местные междоусобицы[146]146
  «Современная терминология, относящаяся к империи, сильно видоизменялась с течением веков. Термин „Римская империя“ использовался в 1034 году для обозначения земель, находившихся во владении Конрада II, а в 1157 году – применительно к Священной Римской империи. Использование термина «римский император» применительно к североевропейским правителям началось с Оттона II (годы правления 973–983). Начиная с Карла Великого (ум. 814) и до Оттона I Великого (годы правления 962–973) императоры просто использовали фразу Imperator Augustus („император Август“). Термин „Священная Римская империя“ датируется 1254 годом; полная формула – Священная Римская империя германской нации (нем.: Heiliges Römisches Reich deutscher Nation) – появляется в 1512 году, после нескольких вариаций названия в конце пятнадцатого века» (http://en.wikipedia.org/wiki/Holy_Roman_Empire; проверено 27 сентября 2004).


[Закрыть]. Сицилия и Неаполь были южными королевствами, феодальными по характеру, прежде входившими в состав Священной Римской империи, а теперь оспариваемыми французами, испанцами и венграми, иногда объединяемыми в одно королевство, а иногда разделенными на два или даже три королевства (рис. 3.1).

Милан, расположенный на северо-западе современной Италии и прочно связанный с имперской партией, контролировал ломбардский регион и ревностно оберегал свою деспотическую независимость. Вдобавок к расширению своей сферы влияния по всей Северной Италии Милан также продвигался на юг, в частности, при поддержке таких тосканских городов, как Пиза и Сиена, желавших использовать миланскую угрозу для ограничения господства Флоренции. Флоренция посылала дипломатические миссии в Венецию, утверждая, что, раз Милан приобрел Ломбардию и Тоскану, он, несомненно, обратит свои притязания и на Восток. Однако Венеция была не сильно в том заинтересована. Чтобы оградить себя от посягательств Милана, Флоренция создавала союзы с городами-государствами, расположенными между ней и Венецией. Она также искала поддержки Франции и Баварии для создания дополнительного фронта против Милана[147]147
  Иларди даже характеризует Флоренцию как «франкофильскую» (1959, p. 130).


[Закрыть]. Придерживаясь, с относительным успехом, древнеримских представлений о республиканских городах-государствах, Флоренция в целом основывала свою внешнюю политику на антиимперских и антитиранических принципах[148]148
  Baron, 1953a, p. 271.


[Закрыть], однако город приспосабливался к любой власти, которая считалась необходимой для сохранения ее республиканской независимости. В целом она оказывала сильное влияние на окружающие ее тосканские земли[149]149
  О внутренней политике Флоренции см., например, Bayley, 1961, главу 2, а также Molho, 1968. О флорентийском господстве над Пизой в пятнадцатом веке см., например, Mallett, 1968.


[Закрыть].

РИС. 3.1. Италия, около 1494 года Иллюстрация Хуберта ван Туйля

Внимание Венеции, хорошо защищенной лагуной, было занято в большей степени ее восточными владениями и морскими предприятиями, не затрагивавшими континентальную итальянскую политику; по сути, до 1420-х годов Венеция в основном стремилась себя защитить от посягательств Милана, без прекращения с последним торговых отношений. В Венеции даже посчитали, что ослабление Миланом Флоренции будет первой лишь на руку[150]150
  Среди прочих верований считалось, что разорение Флоренции может вызвать весьма желательный приток высококвалифицированных иммигрантов в Венецию (Baron, 1953b, p. 560). Подобное уже происходило сто лет тому назад при разорении флорентинцами Лукки 14 июня 1314 года. Сотни торговцев и мастеров шелковой промышленности бежали и обосновались во Флоренции (Deiss, 1967, pp. 90–91).


[Закрыть]. Последовавшие раздоры привели к дорого обошедшемуся всем участникам периоду войн между Флоренцией, Венецией и Миланом (а также Неаполем и Папским государством), который продлился более двух десятилетий и был завершен лишь с трехлетней борьбой за Милан, задействовавшей все крупнейшие державы. Эта борьба была выиграна Франческо Сфорца, наиболее выдающимся кондотьером того времени – кондотьером, ставшим правителем[151]151
  Одним из первых военачальников, ставших правителем, был Каструччо Кастракани, правивший Луккой с 1316 по 1328 год. Подробнее о Кастракани см. объемное исследование Green, 1986. В данной книге мы не можем рассмотреть тему становления военачальников светскими правителями с теоретической точки зрения Олсона, о том, как «бродячие бандиты» становились «стационарными бандитами», однако мы предполагаем, что подобное исследование было бы увлекательным интеллектуальным предприятием. См. Olson, 1993. Аналогичным образом, как мы увидим, в данной главе существует достаточно материала, к которому применима экономическая теория союзов (Olson and Zeckhauser, 1966). И вновь мы вынуждены определиться с выбором и в данной главе строго придерживаться уже избранных аспектов экономики контрактов.


[Закрыть]. Он также оказался талантливым государственным деятелем, и весной 1454 года была достигнута договоренность о разделе власти между Миланом, Венецией и Флоренцией, к которым в феврале 1455 года присоединились Неаполь и Папское государство. Этот альянс пяти держав, а также и клуб политического равновесия продержится примерно до конца 1400-х годов, кватроченто.

В борьбе участвовало множество и менее значительных держав – Болонья, Феррара, Генуя, Лукка, Пиза, Перуджия, Сиена и др., – отгораживавших друг от друга крупные державы. Политические взгляды сельского населения зависели не только от того, «валюта какого города доминировала на местном рынке, [но от] направления, в котором жители бежали в случае угрозы войны». Тем временем Папское государство было крайне нестабильным конгломератом оспариваемых различными силами территорий, пересекающих центральную Италию по направлению север – юг от Адриатического до Тирренского моря, усеянных целым рядом городов и регионов крайне изменчивой политической судьбы. Церковь оказалась в затруднительном положении, когда вслед за смертью Григория XI его кардиналы вначале, 8 апреля 1378 года, избрали итальянца Урбана VI (1378–1389), который должен был пребывать в Риме, а затем, недовольные его деятельностью, сменили курс и также избрали, 20 сентября 1378 года, Климента VII (1378–1394) из Женевы, резиденцией которого стал Авиньон и который прославился как антипапа. Таким образом, у Церкви было два (а в какой-то момент и три) папы! Этот раскол в Церкви был преодолен лишь к 1417 году избранием Мартина V (1417–1431), но серьезно усугубил политические и военные бедствия Италии. На протяжении практически сорокалетнего периода раскола Англия, центральноевропейские области Священной Римской империи и некоторые государства Северной Италии в целом поддерживали римских пап, тогда как Франция, Бургундия, Савойя, Неаполь и Шотландия оказывали поддержку авиньонской линии[152]152
  Lane, 1999, p. 130. Изучение малых итальянских государств заслуживает отдельного внимания. Например, см. Caferro, 1998, о Сиене. О Риме в 1378 г., см. Trexler, 1967. В научной литературе Папскую область также называют Папскими владениями или – в единственном числе – Папским государством.


[Закрыть].

Когда папская власть вновь стала единоличной, папский престол – от латинского santa sedes («священный престол») – вновь начал утверждать свои региональные территориальные интересы в Италии. Отгороженное от проимперского, «гибеллинского», Милана номинально дружественной Флоренцией «гвельфов», Папское государство стало предъявлять претензии и оказывать давление на Флоренцию. В итоге Флоренция, чувствовавшая себя окруженной, понесла основное бремя конфликта, пытаясь оградить свою независимость от алчной Церкви на юге и миланских амбиций на севере. Несомненно, в 1300-е и 1400-е военным силам было чем заняться в Италии[153]153
  О непрестанных притязаниях французов на весь полуостров и посягательстве на имперские, арагонские, флорентинские, венецианские, генуэзские, миланские и другие интересы см. Ilardi, 1959. Drees так комментирует эволюцию итальянских городов-государств: «Итальянцы Севера освободились из-под власти императора Священной Римской империи уже в двенадцатом веке и образовали пеструю смесь независимых городов-государств по долине По и вниз, по Тоскане и Романье. Многие из этих государств создали муниципальные формы правления – в действительности олигархические правления виднейших граждан, именовавшие себя “республиками” и чередовавшие важнейшие посты и места в городском собрании среди членов наиболее влиятельных семей города. В итоге некоторые из подобных муниципальных правлений оказались неспособны контролировать различные семейные группировки, конкурирующие за власть в городе, и вначале уступили место приглашенным podestà подестам, судьям из других городов, а затем правительствам синьории, возглавляемой одним человеком либо семьей. Таким образом, к середине пятнадцатого века Милан оказался вначале под властью Висконти, а затем герцогов Сфорца; во Флоренции правили Медичи, другие же, менее крупные города, такие как Феррара, Мантуя и Урбино, управлялись семьями Эсте, Гонзага и Монтефельтро соответственно»; Drees, 2001, p. x. Образование городов-государств и позднее национальных государств – отдельная увлекательная тема, которой, опять-таки, мы не можем уделить внимание в данной главе.


[Закрыть].

Мы начинаем эту главу с обзора нескольких типов проблем, с которыми можно столкнуться при изучении трудовых контрактов между городами-государствами и их наемниками. Затем они более подробно анализируются в завершающей части главы. Далее мы обсудим вопросы предложения и спроса, а также вербовки; контрактов и оплаты; проблем принудительного выполнения контракта, а также эволюцию регулярной армии в виде частичной реакции на сложности, представляемые военными трудовыми контрактами. Наконец, мы рассмотрим то, каким образом другие принципы экономики, описанные в главе первой, могут применяться к периоду кондотьеров.