Текст книги "Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период"

Таким образом, Рыскулов связал колониальное угнетение с классовой борьбой и сделал национальное самоопределение ее неотъемлемой частью. Более того, он поместил Туркестан во главе геополитических задач советской власти и ее восточной политики, интересы которой требовали предоставления Туркестану широкой автономии. Этот антиколониальный риторический ход сочетался с масштабным национальным посылом, превращавшим Туркестан в национальную республику тюркских народов, единство которых рассматривалось как важнейший аспект интернационализма, а русских переселенцев – в «пришлый элемент». Колониальное угнетение, безусловно, трактовалось в классовом смысле, но нация здесь преобладала над классом. Весь «Восток» был угнетен и действовал как «авангард мировой революции». На колониальной периферии Российской империи революция имела смысл только как национальная инициатива.

Утверждения Рыскулова и Мусбюро во время русской революции транслировали и многие другие коммунисты-мусульмане: на нерусских колониальных окраинах империи революция имеет смысл только как национальная антиколониальная борьба; в угнетенном состоянии пребывает весь колониальный мир; обязанность русской революции – уничтожить колониальное угнетение внутри страны и освободить колониальный мир за ее пределами, а коммунисты-мусульмане Советского государства занимают в этом начинании особое место. Революция являлась средством национального освобождения и модернизации. Это был, по меткому выражению А. Бенигсена, «мусульманский национал-коммунизм»[218]218
  Bennigsen A., Enders Wimbush S. Muslim National Communism in the Soviet
  Union: A Revolutionary Strategy for the Colonial World. Chicago, 1979.


[Закрыть], наиболее известный представитель которого – М. X. Солтангалиев (Султан-Галиев), татарский коммунист, достигнувший уровня члена коллегии Наркомнаца, а в 1923 году обвиненный в тайном руководстве националистической «антипартийной» фракцией. Однако мусульманский национал-коммунизм не представлял собой цельной теории (или «уклона»), проводимой в жизнь конкретной организацией во главе с Солтангалиевым. Наоборот, отдельные деятели самостоятельно приходили к нему. Нариман Нариманов из Азербайджана сформулировал взгляды на нацию, ислам и революцию, удивительно схожие со взглядами туркестанца Рыскулова[219]219
  См. [Баберовски 2011: 209–302]. В отличие от Рыскулова и Солтангалиева, Н. Нариманов (1870–1925) до 1917 года являлся признанным культурным и политическим деятелем Закавказья, и на его счету было уже много произведений. Его литературную биографию см.: Ohmadov Т. Nariman Narimanov: Yaradaciliq yolu. Bakı, 2005.


[Закрыть]. Мусбюро не входило в состав более крупной сети организаций, но охватывало только Туркестан. Организации коммунистов-мусульман существовали в Европейской России с первых месяцев революции. I Всероссийский съезд мусульман-коммунистов был созван в Москве в ноябре 1918 года и избрал Центральное бюро мусульманских коммунистических организаций Российской коммунистической партии, хотя название его вводило в заблуждение, так как бюро являлось по преимуществу татарским. Туркестан в тот момент был отрезан от России и очень далек, его проблемы слишком отличались от проблем Волго-Уральского региона, чтобы иметь с последним общее дело[220]220
  РГАСПИ. Ф. 583. Д. 1.


[Закрыть]. В ноябре 1919 года состоялся второй съезд, который назывался уже II Съездом мусульманских коммунистических организаций народов Востока, но снова прошел без сколько-нибудь заметного участия туркестанцев[221]221
  РГАСПИ. Ф. 583. Д. 4. Наиболее полный отчет об этих съездах можно найти в кн.: Ишанов А. И. Роль Компартии и Советского правительства в создании национальной государственности узбекского народа. Ташкент, 1978. Гл. 1.


[Закрыть]. Хотя Мусбюро вело кое-какую переписку с Центральным бюро мусульманских коммунистических организаций, последнее не являлось для него главным направлением организационной или политической деятельности[222]222
  Центральное бюро можно было использовать в качестве одного из каналов связи с центром, как в сентябре 1919 года, когда Рыскулов обратился к нему с просьбой его проинформировать Сталина о «ненормальном положении» в Туркестане и просить центральные органы правительства и партии не принимать никаких решений на основе «односторонних докладов и заявлений», которые могут прислать ташкентские «старые большевики» (РГАСПИ. Ф. 122. Оп. 1. Д. 30. Л. 33–33 об.). Однако среди сохранившихся документов нет свидетельств о систематическом взаимодействии Мусбюро и Центрального бюро.


[Закрыть]. В течение 1919 года Рыскулов почти не имел прямых контактов с коммунистами-мусульманами за пределами Туркестана. Лишь в мае 1920 года, прибыв в Москву (см. далее), он встретился со своими коллегами из других частей Советского государства. Рыскулов пришел к национал-коммунизму самостоятельно. Русская революция являлась постколониальным явлением, и национальное освобождение и антиколониализм были ее неотъемлемыми принципами.

Турккомиссия и утверждение центральной власти

Момент триумфа Мусбюро оказался и началом его конца. В октябре 1919 года Красной армии удалось деблокировать оренбургскую пробку и восстановить прямое железнодорожное сообщение между Москвой и Туркестаном. Центральные власти смогли наконец установить непосредственный контроль над Туркестаном. Крупные соединения Красной армии подоспели как раз к тому моменту, когда Центральный комитет наделил Туркестанскую комиссию (Турккомиссию) полномочиями для управления регионом. В состав комиссии, возглавляемой Ш. 3. Элиавой, вошли Г. И. Бокий, М. В. Фрунзе, Ф. И. Голощекин, В. В. Куйбышев и Я. Э. Рудзутак. Прибытие Турккомиссии резко изменило политический ландшафт Туркестана и положило конец периоду квазинезависимости от центра, которой этот регион пользовался с марта 1917 года[223]223
  О Турккомиссии см. [Халид 2005: 214–222; Генис 20016; Кощанов 1993];
  а также позднесоветское исследование [Акрамов, Авлиякулов 1991].


[Закрыть].

Мусбюро надеялось, что Турккомиссия поддержит его в борьбе с переселенцами. Рыскулов во главе толпы из 500 мусульман приветствовал первых ее членов, добравшихся до Ташкента 4 ноября[224]224
  Иштирокиюн. 1919. 12 ноября.


[Закрыть]. Сначала прибывшие действительно выбрали в своих выступлениях верный тон. По сообщениям в печати, Элиава заявил, что Советская Россия не требует от Востока социальной революции, достаточно обеспечить национальную независимость[225]225
  Иштирокиюн. 1919. 24 декабря.


[Закрыть]. В декабре, посещая русские поселения в Бухаре, он заявил на собрании, что в результате «неправильной политики 1918 года… советская власть в представлении мусульманских масс теперь не лучше прежней, николаевской»[226]226
  Туркистон комисияси Ёнго Бухорода // Иштирокиюн. 1920. 4 января.


[Закрыть]. Действительно, в ту эпоху колонизаторство сделалось политическим преступлением, и Турккомиссия содействовала массовой высылке русских. На гребне этой волны Мусбюро даже решило собрать 200-тысячную мусульманскую Красную армию. ТурЦИК одобрил эту идею и направил ее, вкупе с просьбой обеспечить финансирование и командный состав, во Всероссийский центральный исполнительный комитет и лично В. И. Ленину[227]227
  ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 93. Д. 582. Л. 152.


[Закрыть]. Члены Турккомиссии не возражали; определенного мнения относительно январских постановлений о переименовании Туркестана и КПТ у них также не имелось[228]228
  Как сообщал Элиава в Москву 23 января, они с Куйбышевым были склонны одобрить постановления, тогда как Рудзутак был против, а Голощекин воздержался. Фрунзе на тот момент в Ташкент еще не прибыл (ГАРФ. Ф. 130. Оп. 4. Д. 786. Л. 4).


[Закрыть].

Однако проблемы начались сразу же. Турккомиссия прибыла, чтобы установить контроль центра над Туркестаном, а не наделять полномочиями Мусбюро, и даже ее действия против туркестанских коммунистов-переселенцев носили скорее стратегический, чем карательный характер. Поэтому Мусбюро не смогло установить с Турккомиссией такие же дружеские отношения, как с Кобозевым. Обстановка накалилась после запоздалого прибытия в феврале 1920 года командующего Туркестанским фронтом Красной армии, члена Турккомиссии Фрунзе. Родившийся в Пишпеке (ныне город Бишкек, большую часть советского периода носивший имя этого деятеля), Фрунзе считал себя «турке – станцем», хотя в глазах местных коммунистов был всего лишь переселенцем. Он яростно обрушился на Рыскулова и Мусбюро, сурово осудив их позицию как «узкий мелкобуржуазный национализм» и вынудив Турккомиссию отменить постановления Мусбюро о переименовании Туркестана и КПТ. Вследствие этого весной 1920 года разгорелась ожесточенная борьба между Турккомиссией и туркестанскими коммунистами-мусульманами, ныне контролировавшими и Центральный комитет КПТ, и ТурЦИК. Последние занимали наступательную позицию. Они саботировали решения Турккомиссии и беспрестанно жаловались в центр на ее поведение. Это был вопрос как тактики, так и принципа. Мусульмане-коммунисты сделали борьбу с колонизаторством центральным пунктом своей программы. Они присовокупили действия переселенцев-европейцев к обвинениям против всей политики, проводимой до сих пор ташкентским правительством. Гази Юнус, объехав Чимкентский уезд Сырдарьинской области, доложил, что все деревья в фруктовых садах и на сельскохозяйственных землях, принадлежащих мусульманам, были вырублены, но переселенческий поселок Казанский имеет совсем другой вид. «В этом поселке проживали русские хохлы [Рус хохуллари], являвшиеся лжехозяевами Туркестана… Группа крайних националистов, палачи, у которых руки были в крови народа, под маской Большевиков и Левых Эсеров издевались над мусульманским населением уезда». Захватив в 1916 году земли казахских и киргизских кочевников, они установили «в русских поселках… власть помещиков и кулаков». В партийных и государственных ведомствах было «много палачей под маской большевиков», но «естественно, что жалобы остались без внимания со стороны пришедшего к власти в 1918 году правительства Советов из-за того, что его верхушка состояла из крайних националистов»[229]229
  Ғози Юнус. Чимканд ва Сайром аҳволи // Иштирокиюн. 1920. 2 марта. Другие материалы о колонизаторстве: Иштирокиюн. 1920.17 февраля; 1920. 27 февраля; 1920. 3 марта.


[Закрыть]. Выражая надежду на то, что Турккомиссия исправит положение, Гази Юнус изображал мусульман-коммунистов закономерными носителями советской власти в Туркестане.

Фрунзе, однако, твердо стоял на своем и подталкивал Турккомиссию к жесткому противодействию национал-коммунизму. В апреле он даже предложил распустить КПТ и учредить ее заново[230]230
  Турккомиссия. Протокол № 24 (30.04.1920) // РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2920. Л. 64–64 об.


[Закрыть]. В конечном счете в мае коммунисты-мусульмане решились действовать в обход Турккомиссии и командировали в Москву «чрезвычайную делегацию» во главе с Рыскуловым, чтобы напрямую представить свое дело Ленину и Центральному комитету. Члены Турккомиссии также направились для разбирательства в Москву. Ленин лично принял участие в обсуждениях, проходивших как раз в то время, когда партия готовилась к проведению II конгресса Коминтерна, в повестке которого национально-колониальные вопросы занимали не последнее место. Рыскулов вновь заявил, что, исходя из значения Туркестана для советской восточной политики и колониального характера существующих там национальных отношений, Туркестан должен быть национальной республикой с широкой автономией, включающей право проводить самостоятельную внешнюю политику и печатать собственные деньги (и то и другое фактически практиковалось с 1917 года)[231]231
  Проект Положения Туркестанской Автономной Советской Республики Росс.
  Соц. Федерации (май 1920) // РГАСПИ. Ф. 5. Он. 1. Д. 2920. Л. 53–56. Дебаты 1920 года подробно описаны в [Hallez 2012: 380–436].


[Закрыть].

Трюк не удался, и делегации отказали. Ленин твердо придерживался позиции, что с Туркестаном следует обращаться мягко, но и в его представлении существовали границы дозволенного, а требования мусульман-коммунистов явно преступили эти границы. 22 июня Политбюро приняло постановление, определившее положение Туркестана в Советском государстве. Отношения с другими странами, внешняя торговля и военные вопросы должны находиться в исключительном ведении центра, а экономическая и продовольственная политика Туркестана – осуществляться в рамках планов, установленных правительством РСФСР. «Признавая коренными народами Туркестана – киргизов [т. е. казахов], узбеков и туркмен», документ провозглашал «Туркестанскую Советскую Социалистическую Республику… автономною частью РСФСР»[232]232
  ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 93. Д. 582. Л. 173–173 об; Известия (Москва). 1920.27 июля.


[Закрыть]. Политбюро признало, что в Туркестане есть коренное население, но отказалось предоставить ему автономию, которой требовали различные деятели, как из автономного правительства в Коканде, так и из Мусбюро. Одновременно с этим Политбюро преобразовало Турккомиссию в Туркестанское бюро (Туркбюро) – постоянного полномочного представителя центральной власти. Туркбюро, переименованному в 1922 году, когда его юрисдикция распространилась также на Бухару и Хиву, в Среднеазиатское бюро (Средазбюро), предназначалась роль политического механизма утверждения центральной власти. Помимо этого, Политбюро распорядилось переизбрать все партийные и советские комитеты в Туркестане, в результате чего Рыскулов и его сторонники были отстранены от должностей. Этот процесс сопровождался волной арестов «националистов», а также высылкой множества чиновников-европейцев за «колонизаторство». Осенью и зимой 1920/21 годов из Туркестана были депортированы почти 2000 русских чиновников, тогда как число арестованных за «национализм» до сих пор неизвестно [Арипов 1967: 101]. Самого Рыскулова отправили на канцелярскую работу в Наркомнац – сначала в Москву, а затем в Баку[233]233
  Предложение об отстранении Рыскулова исходило от Турккомиссии. «…Сейчас при данном его умонастроении, – писал В. В. Куйбышев, – он несколько опасен на Востоке для нашей линии. Поэтому полагаем необходимой его поездку в Москву в распоряжение ЦК» (Куйбышев – ЦК. 09.08.1920 //Россия и Центральная Азия… С. 286–287).


[Закрыть].

Таким образом, лето 1920 года стало поворотным пунктом для утверждения советской власти в Туркестане. Предыдущие два года были периодом неопределенности, как из-за отсутствия центральной власти, так и по причине подвижности границ дозволенного в отношении автономии. Подобная подвижность позволила Рыскулову теоретизировать об антиколониальной революции, коренящейся в нации. Теперь этот период завершился. Установив в определенной мере контроль над своими ведомствами в Туркестане, центр ограничил устремления национал-коммунистов. Отныне они должны были работать под более пристальным надзором центра и в более четко очерченных идеологических границах. Это был поворотный пункт и в судьбах национальных организаций, функционировавших вне советских рамок. Большинство молодежных движений либо были распущены, либо попали под советский контроль, а османские военнопленные начали покидать сцену. Отныне национальное движение было загнано в подполье. Однако в тот самый момент, когда Туркестан был приведен в подчинение, завоевание большевиками Бухары обернулось для национального движения новыми надеждами. Столкнувшись с необходимостью формирования правительства, состоящего из бухарцев, Советы были вынуждены обратиться к бухарским джадидам, радикализировавшимся вследствие преследований эмира. Бухара стала национальным проектом иного рода.

Глава четвертая
Бухарская мусульманская республика

К лету 1920 года существование Бухарского эмирата стало все сильнее раздражать Фрунзе. Несмотря на опасения Москвы, он предпочел военное разрешение вопроса, и в конце августа Красная армия под его руководством вторглась в ханство и свергла эмира с престола. Боясь, что непосредственная аннексия Бухары вызовет возмущение у Британии, Москва решила установить там «народную советскую республику» во главе с Бухарской коммунистической партией (БКП). Для этого прежнюю БКП, основанную в 1918 году и состоявшую в основном из туркестанцев и татар, которые имели лишь косвенное отношение к Бухаре, реформировали, принудительно объединив с более многочисленной партией младобухарцев. Таким образом, у власти в республике, возникшей в водовороте русской революции, оказались младобухарцы. Бухарская Народная Советская Республика (БНСР) оказалась недолговечной и занимает неясное место в современной истории Средней Азии. Советская историография создала общее представление о БНСР как о промежуточном образовании, необходимом для перехода от «народного» к «социалистическому» этапу развития революции, когда Коммунистическая партия выводила народ на более высокий уровень идеологической стабильности и политической мобилизации и вызволяла из лап проводников неправильного или извращенного политического сознания. Так история БИРС превратилась в повествование о переходном периоде, незавершенности и отклонении от курса, целиком выдержанное в советских категориях[234]234
  Единственная монография о БНСР: Ишанов А. И. Бухарская народная советская Республика. Ташкент, 1969. В постсоветском Узбекистане БНСР стала частью общего нарратива узбекской национальной истории, но объем посвященных ей исследований, к сожалению, крайне незначителен. Наиболее обширное исследование см. в [Туркестан в начале XX века… 2000: гл. 6]. См. также [Ражабов 1999, 2: 149–158; Ражабов 2002].


[Закрыть]. Западные исследователи также описывают республику как переходное образование от протектората к полному включению в состав Советского государства [D’Encausse 1981; Becker 1968]. Однако в контексте эпохи и с привлечением бухарских источников БНСР предстает в совершенно ином свете. В Бухаре обстоятельства привели к политической власти джадидов[235]235
  Первой республикой в мусульманском мире стала недолго просуществовавшая Азербайджанская Демократическая Республика, провозглашенная в 1918 году. В ней также доминировала мусульманская реформистская элита. Затем, в 1920 году, возникли советские республики в Хиве и Гиляне. Турецкая Республика, напротив, была создана только в 1923 году, после длительных споров о судьбе султаната.


[Закрыть]. БНСР стала их попыткой осуществить, зачастую в безнадежных условиях, программу мусульманских реформ, радикализированную революцией, и создать национальную республику. Бухарская Народная Советская Республика гораздо сильнее укоренилась в дискурсах мусульманского обновленчества, чем марксизма-ленинизма; это была мусульманская республика.

Интеллектуальная родословная БНСР восходит к дискуссиям в поздней Османской империи. Как я уже отмечал ранее, османские образцы с начала XX века имели для бухарских реформаторов особое значение. Судьбоносное решение бухарских благотворителей отправить группу юношей на учебу в Стамбул открыло новые каналы культурного влияния и создало в Бухаре отдаленный уголок османского политического мира. Теперь же русская революция неожиданно дала реформаторам возможность претворить свою программу в жизнь. Рассматриваемое в этом свете, явление БНСР предоставляет нам редкий случай взглянуть на политические последствия послевоенного мусульманского обновленчества с присущим последнему взаимовлиянием реформ и революции, ислама и нации. Не была Бухарская Республика и простым историческим курьезом. Она сыграла значительную роль в торжестве тюркизма в Средней Азии. Именно в БНСР выкристаллизовалось представление о Бухаре как о тюркском государстве. Младобухарцы сделали узбекский язык официальным государственным языком и принимали политические меры, преобразившие национальный ландшафт Средней Азии.

Младобухарцы в изгнании

Три с половиной года между Февральской революцией и вторжением в Бухару Красной армии явились периодом стремительного и радикального изменения мировоззрения бухарских реформаторов. Поражение в апреле 1917 года (см. главу 2) привело к их массовому исходу – сначала в русский анклав Каган, а затем по большей части в Туркестан. Айни был перевезен в Каган и там госпитализирован. В конце того же года он уехал в Самарканд и проживал там почти до конца жизни. Фитрат к августу был уже в Самарканде, где стал редактором газеты «Хуррият» («Свобода»), основанной Бехбуди. В то время как реформаторы – которые теперь стали называть себя младо бухарцами (Ёш Бухоролик-лар) – пытались привлечь к вмешательству в бухарские дела внешние силы, эмир воспользовался революционным хаосом для достижения максимальной независимости от России. До конца 1917 года он укрепил свою поддержку среди консервативных улемов и полностью отстранил от политической жизни джадидов, конфискуя имущество бежавших и преследуя оставшихся.

Младобухарцы надеялись, что Ташкентский совет выступит против эмира вопреки желанию Временного правительства. На деле же получилось, что Ташкент опередил события. В марте 1918 года, преисполнившись самомнения после разгрома Коканда, председатель Ташкентского Совнаркома Ф. И. Колесов явился в Каган и объявил младобухарцам, что через пять дней собирается вторгнуться в Бухару. 17 марта младобухарцы спешно сформировали «революционный комитет», составивший ультиматум, который Колесов должен был вручить эмиру. При всей дерзости этого документа (эмиру давалось 24 часа на то, чтобы принять условия, в противном случае ему угрожали вторжением), в нем выдвигались на редкость умеренные политические цели:

В Бухаре учреждается Национальное Собрание [Миллий мажлис], которое формируется по принципу народовластия, а до учреждения Национального Собрания все полномочия по руководству над чиновниками и судьями, казной и войсками, кроме Эмира, переходят в руки Младобухарцев. А Эмир по закону народовластия станет конституционным монархом и будет подотчетным перед Национальным Собранием[236]236
  Бухоро инқилоб олдинда // Ҳуррият. 1918. 8 марта.


[Закрыть].

Во всей Российской империи уже несколько месяцев бушевали социальные потрясения и господствовал политический радикализм, а младобухарцы по-прежнему стремились к конституционной монархии.

Ультиматум не достиг цели, и военная авантюра Колесова закончилась крахом. Алим-хан тянул время; после некоторого колебания он пообещал разоружить свои войска и пригласил для наблюдения за разоружением делегацию. Делегация, состоявшая из 25 человек, ночью была перебита, а части подкрепления разрушили железнодорожные пути и прервали телеграфное сообщение с Туркестаном. Войска Колесова безуспешно обстреливали Бухару, пока не закончились боеприпасы, после чего в большом беспорядке отступили. 19 марта Колесов запросил мира, который был подписан 25 марта в Кызыл-тепе[237]237
  О бухарской авантюре Колесова см. [Генис 2003: 132–140].


[Закрыть]. Хотя договор оказался выгоден для Советов, все же эмир временно избавился от угрозы советского нападения. В течение следующих двух лет он действовал как суверенный правитель, впервые выпустил бумажные деньги, установил дипломатический контакт с Афганистаном и британцами в Иране и Закаспии, усилил преследование оппозиции. Для младобухарцев Колесовский поход обернулся полной катастрофой, поскольку это событие позволило эмиру направить гнев своих подданных на реформаторов, которых он называл предателями и отступниками, ничем не отличающимися от большевиков. По словам одного придворного, «после окончания войны с большевиками и заключения мира, [мы] объявили войну джадидам, внутренним врагам. Джадидов хватали на улицах, в торговых рядах и в их собственных домах, отводили в высочайший Арк и без всякого допроса убивали. <…> [А] их дворы, земли, имущество и богатства забирали в пользу государства. Бывали случаи, когда человек не мог заступиться за другого и доказать, что тот не джадид. Если случайно кто-нибудь скажет: „Я знаю этого человека, он не джадид“, то хотя говорил это он на основании поведения, поступков и мусульманских обычаев, этого человека тоже убивали вместе с тем [кого он защищал]»[238]238
  Мирза Салимбек. Тарих-и Салими (источник по истории Бухарского эмирата) / пер. Н. К. Норкулова. Ташкент, 2009. С. 209. Обвинение в джадидизме влекло за собой всевозможные преследования и взыскания; Сеид Мир Акрам-хан, дядя эмира и правитель Шахрисабза, весной 1919 года развязал в своих владениях террор, казнив ряд торговцев за то, что они были джадидами, и конфисковав их имущество (там же. С. 245).


[Закрыть]. Каган был слишком близок к Бухаре, чтобы младобухарцы чувствовали себя в безопасности, поэтому многие из них бежали в Ташкент, который к маю 1918 года стал главным центром их деятельности. В дальнейшем изгнание преобразило политические горизонты младобухарцев, привив им непреодолимую ненависть к эмиру и увлечение революцией как средством осуществления перемен.

Младобухарцы прибыли в Ташкент как раз в тот момент, когда Кобозев открыл мусульманам доступ в новые органы власти. Эмигранты нашли поддержку в самых разных сферах. Ташкентский старогородской исполком и Туркомнац выдавали многим младобухарцам разрешения на проезд по всей Советской России[239]239
  ГАгТ. Ф. 12. Д. 5. Л. 72–72 об.; Д. 6. Л. 56,68,78,215; ЦГАРУз. Ф. 36. Д. 12. Л. 118.


[Закрыть], а Народный комиссариат труда оказывал материальную помощь (группа из 47 эмигрантов получила три швейные машины «Зингер», что позволило им создать портновскую «трудовую коммуну»)[240]240
  ЦГАРУз. Ф. 35. Д. 70. л. 20.


[Закрыть]. Разумеется, жизнь в изгнании была полна конфликтов и взаимных обвинений; в конечном счете эмигрантская община раскололась на несколько групп. Фитрат, прибывший в Ташкент весной, и Усман Ходжаев именовали себя «представителями бухарского народа» (Бухоро халцининг вакиллари)[241]241
  Репродукцию их фирменного бланка см. в: Türkistan’da Yenilik Hareketleri ve ihtilaller, 1900–1924: Osman Hoca Anısına incelemeler / ed. T. Kocaoğlu. Haarlem, 2001. S. 54; оригинал находится в: ЦГАРУз. Ф. 36. Д. 12. Л. 95 об.


[Закрыть]. Вторая группа, возглавляемая братом Усмана Ходжаева Атовуллой, в мае объявила себя Бухарской социал-революционной партией (Бухоро Ижтимоюн-Инкилобикт партияси)[242]242
  ЦГАРУз. Ф. 36. Д. 12. Л. 194.


[Закрыть] а третья группа в главе с Ф. Г. Ходжаевым стала называть себя революционными младобухарцами (Инкилобчи Ёш Бухороликлар). В 1919 году вторые и третьи объединились под последним названием. Ни одна из эмигрантских группировок не имела большого сходства с ташкентскими большевиками, несмотря на то что их ключевые фигуры очень скоро приступили к налаживанию связей с Москвой. В октябре Ф. Г. Ходжаев, М. Мансуров и его сын А. М. Мухиддинов уже находились в Москве в качестве представителей «Младобухарского комитета», а их приверженность революции была подтверждена советскими ведомствами Ташкента. В Москве бухарцы в основном поддерживали контакт с представительством Туркестанской Советской Республики, которое создало Отдел по бухарским делам, но помимо этого быстро установили связи с партийной иерархией и различными комиссариатами, в том числе Наркоматом иностранных дел[243]243
  Ҳасанов М. Файзулла Хўджаев. Ташкент, 1990. С. 31–35.


[Закрыть]. Необходимую лексику для взаимодействия между советской властью и младобухарцами обеспечил антиколониализм, поскольку московский комитет утверждал, что «только Российская Социалистическая Революция, являющаяся передовым борцом с мировым империализмом, может освободить Бухару от рабства, в которое ее ввергли империалисты всех стран, поддерживая в своих интересах Бухарскую реакцию»[244]244
  Инструкция отделу по Бухарским делам. 16.11.1918// РГАСПИ. Ф. 5. On. 1.
  Д. 2921. Л. 5–5 об.


[Закрыть]. Это был заметный сдвиг в риторике младобухарцев по сравнению с мартом, когда они еще говорили о конституционной монархии. В течение следующих двух лет младобухарцы начали тесно увязывать свои представления о будущем с проектом «освобождения Востока». Они получали средства на издание и пропаганду от Центрального бюро мусульманских коммунистических организаций в Москве и Совета интернациональной пропаганды на Востоке (Совинтерпропа) в Ташкенте[245]245
  РГАСПИ. Ф. 583. Д. 69. Л. 37; [Ишанов 1978: 27, 34–35].


[Закрыть].

Младобухарская политика за это время ощутимо преобразилась. Заметнее всего изменилось мнение реформаторов об эмире. Если в апреле 1917 года они обращались к Алим-хану с призывом провести реформы, то уже в декабре Фитрат называл эмира «памятником тирании», который предал свой народ[246]246
  Фитрат. Бухоронинг ҳоли // Ҳуррият. 1917. 29 декабря.


[Закрыть]. Год спустя в Москве младобухарцы рассуждали о «восстании народа против власти эмира и беков» как о единственном решении бухарских проблем. Младобухарские манифесты изображают эмира не последним ныне живущим мусульманским монархом Средней Азии, каким его видели бухарские джадиды до 1917 года, но продажным кровавым деспотом, существующим за счет труда земледельцев в своих владениях: «Все его устремления и желания – это жить в наслаждении и распутстве, ему нет дела до нас, даже если мы, бедняки и дехкане, умираем от голода. „Его высокоблагородие“… это такой человек, который кушает жирный плов, носит дорогие одежды, пьет хорошие вина, распутничает с красивыми девушками и наложницами»[247]247
  Бадрий А. Ёш Бухороликлар бечора халқ ва деҳқонлар учун яхшими, ёмон-ми? М., 1919. С. 4–5.


[Закрыть]. Отчасти это было обусловлено более ранними изменениями в политических взглядах бухарских реформаторов, которые отделили государство от правителя и стали связывать легитимность последнего со служением нации[248]248
  Подробно я исследовал этот вопрос в: From Noble City to Peoples Republic: Re-Imagining Bukhara, 1900–1924 // Historical Dimensions of Islam: Essays in Honor of R. Stephen Humphreys I ed. J. E. Lindsay, Armajani J. Princeton, 2009. P. 201–216.


[Закрыть]. Таким образом, в 1919 году Фитрат уже мог утверждать, что, сопротивляясь реформам, эмир продал честь Бухары англичанам[249]249
  Фитрат. Шарқ сиёсати. [Б. м.], 1919. С. 34.


[Закрыть]. Младобухарцы пришли к мнению, что революционизация Востока и освобождение мусульман от империализма неразрывно связаны с их собственными поисками. В этом отношении показательно содержание двух недолго просуществовавших журналов, «Тонг» («Рассвет») и «Учқун» («Искра»), издававшихся ими в Ташкенте в 1920 году, поскольку на их страницах самой Бухаре уделялось довольно мало места. Основное внимание было посвящено критике британского империализма и обсуждению вопросов культурной революции.

Антиколониальная революция имела мало общего с классовой, о чем редко упоминается в трудах младобухарцев. Угнетение и эксплуатация были национальными, а не классовыми явлениями, политическое освобождение и культурная революция – решением проблемы. В пьесе У П. Ходжаева с модным революционным названием «Господин и слуга» («Бой бирлан камбағал») говорилось об эксплуатации бедных угнетателями-кровососами (қонхўр). Однако причина эксплуатации заключалась в «непросвещенности и необразованности [онгсизлик, билимсизлик]», которые царили во всем обществе[250]250
  Усмон Хўжа-ўғли. Бой бирлан камбағал: Бухоро турмуши. Хорезм, 1920.


[Закрыть]. Девиз журнала «Учкун», редактором которого был Ф. Г. Ходжаев, гласил: «Освобождение Востока – дело народа Востока» («Шарқни озод қилув, Шарқ халқининг ўз ишидир»), и это издание взяло на себя задачу «создать сплоченный союз против угнетения [зулмга қорши иттифоц ясамок]». Отсутствие классовости в младобухарском мышлении не должно удивлять. Среди младобухарцев были не только интеллектуалы, вроде Айни и Фитрата, но и состоятельные люди, такие как М. Мансуров и его сыновья А. и И. Мухиддиновы,

Ф. Г. Ходжаев и его двоюродные братья А. П. и У П. Ходжаевы. Эти богатые купеческие семьи, торговавшие хлопком и каракулем, оказались непосредственными конкурентами эмира, который был только рад конфисковать их имущество. Неблагожелательно настроенные большевистские наблюдатели придавали этому факту большое значение. По словам Г. И. Бройдо, «вся его [Мансурова] политика сводилась к тому, чтобы на наших штыках въехать в Старую Бухару и забрать свои миллионы, а если можно, и прихватить лишок»[251]251
  Цит. по: [Генис 2003: 313].


[Закрыть]. Если выражаться более нейтрально, эти люди были глубоко заинтересованы в бухарских делах и считали, что могли бы управлять страной лучше, чем эмир. Личные мотивы у них неразрывно переплетались с альтруистическими.

Все это осложняло отношения с советской властью. Усугубило трудное положение младобухарцев то, что в сентябре 1918 года небольшая группа мусульман, проживавших в русских поселениях Бухары, организовала собственную политическую партию, «которая будет во всех отношениях следовать большевистской программе»[252]252
  Ёнго Бухородан // Иштирокиюн. 1918. 30 октября.


[Закрыть]. Это была Бухарская коммунистическая партия (БКП). Как коммунистическая партия, она пользовалась расположением, хотя и не всегда поддержкой, советского правительства Ташкента, тогда как отношения БКП с младобухарцами оставались почти исключительно враждебными. Большинство членов партии были туркестанцами или татарами, мало связанными с самой Бухарой, но коммунизм обеспечил их необходимой лексикой для того, чтобы активно критиковать младобухарцев за принадлежность к национальной буржуазии с ее чисто индивидуалистическим интересом к политике. Младобухарцы, в свою очередь, считали членов БКП чужаками, а их политическую программу – не подходящей для Бухары. Ожесточенная вражда между двумя группами революционеров впоследствии оказала заметное влияние на ход событий в советской Бухаре.

Большевики испытывали к младобухарцам противоречивые чувства. С одной стороны, они оказывали последним помощь в рамках своей «восточной политики» и поддержки революции в колониях. Убийство афганского хана Хабибуллы сделало идею Бухары как потенциального авангарда революции еще более привлекательной. Но большевикам Бухара была нужна и как поставщик хлопка и зерна во время Гражданской войны, и в ноябре 1919 года Турккомиссия для осуществления крупных закупок сельскохозяйственных товаров без колебаний назначила своим торговым агентом в Бухаре миллионера Натаниэля Потеляхова, бухарского еврея [Генис 2003: 194][253]253
  Потеляхов сидел в московской тюрьме ЧК, но был освобожден по просьбе
  Ш. 3. Элиавы, считавшего, что связи миллионера при Бухарском дворе могут быть полезны при приобретении хлопка.


[Закрыть]. При этом большевики по-прежнему с глубоким подозрением относились к идеологическим предпочтениям младобухарцев и сомневались, что движение против Бухарского эмира способно набрать силу.

Младобухарцам выделили кое-какие средства для организации протестного движения в самой Бухаре, хотя их достижения были довольно скромными. В 1918–1920 годах младобухарское влияние на Бухару было минимальным. В докладе мусульманского секретаря русской резидентуры младобухарскому Центральному комитету в Москве в апреле 1919 года утверждалось, что многие правительственные чиновники сочувствуют прогрессистам, а среди населения широко распространилось недовольство – результат усиления государственных реквизиций ради укрепления военной мощи[254]254
  Акбар-ходжа Исламов – младобухарскому ЦК. 27.04.1919 // ЦГАРУз. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1208. Л. 60–60 об.


[Закрыть]. Но в смысле реальных цифр ситуация была плачевной. Под конец драмы, в августе 1920 года, тайная организация в Бухаре утверждала, что в ее распоряжении имеется дружина из 50 человек, но нет оружия для обучения и инструкторов[255]255
  Доклад о деятельности Нов о-Бухарского Отделения [Центрального Бюро Младобухарцев-Революционеров] за период времени от 10 июля по 19 августа 1920 года. 19.08.1920 // ЦГАРУз. Ф. 48. Оп. 1. Д. 66. Л. 39–41.


[Закрыть]. Активисты совершали нападения на солдат, убийства и грабежи, то есть применяли тактику, знакомую большевикам по собственному опыту, но, на их взгляд, малоэффективную и даже контрпродуктивную в условиях Бухары. Большинство наблюдателей-большевиков сурово осуждали младобухарцев.

Декабристы Азии – младобухарцы… ничему не научились у истории, – писал в августе 1919 года комментатор из Ташкента. – Путь просвещения и революционирования масс для них слишком долог. Поэтому угнетенный народ… Бухары надо «освободить» извне силой штыков пролетарской Красной армии Туркестана. Что «освобождаемые» эксплуатируемые массы могут по своей темноте принять освободителей за иноземных насильщиков – до этого азиатским декабристам дела нет[256]256
  И. Б. Хива, Бухара и советский Туркестан // Известия Центрального исполнительного комитета Туркестанской Республики РСФ и Ташкентского совета рабочих, солдатских и дехканских депутатов. 1919. 5 августа.


[Закрыть].

Член Турккомиссии В. В. Куйбышев посетил Бухару в ноябре 1919 года и дал столь же отрицательную оценку младобухарцам, пользующимся «нашим покровительством и мальчишески, ни к чему, хулигански, ведущим себя и обостряющим этим наши взаимоотношения с Бухарой. <…> Деятельность их, – продолжал он, – или должна быть согласована с нашей политикой, или мы должны urbi et orbi заявить об отрицательном отношении к их выступлениям, часто носящим прямо грабительский характер»[257]257
  В. В. Куйбышев – Турккомиссии. 30.11.1919 // РГАСПИ. Ф. 122. Оп. 1. Д. 45. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. К весне 1920 года, с упадком Мусбюро, основную поддержку младобухарцам в Ташкенте оказывал Совинтерпроп, тогда как отношения с Турккомиссией были холодными.