Текст книги "Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период"

Между империей и революцией

После 1920 года Средняя Азия была за несколько лет снова присоединена к Российскому государству, где установился советский режим. Летом этого года постановления Политбюро (см. главу 3) определили положение Туркестана в советском государстве как автономной республики. Политбюро упразднило Центральный комитет КПТ и в сентябре созвало съезды партии и советов для избрания нового руководства. В это же время Турккомиссия была преобразована в постоянно действующее Туркестанское бюро (Туркбюро), которое продолжило выполнять функции полномочного органа центрального контроля. В апреле 1922 года оно было переименовано в Среднеазиатское бюро (Средазбюро), и его полномочия распространились на Бухарскую и Хорезмскую Советские Народные республики. В 1922 году власти учредили Среднеазиатский экономический совет (СредазЭКОСО), в задачу которого входила унификация экономик трех республик и подчинение их центральному управлению и планированию. В намерения Советов входила нормализация положения в Средней Азии путем распространения на нее советских органов власти. Однако сформировать органы центрального надзора – это одно, а действительно контролировать территорию – совсем другое. Басмаческое движение было подавлено лишь в конце 1923 года, а Туркестанский фронт Красной армии, образованный в 1919 году, действовал до 1926 года. Значительную роль в поддержке советского строя в Средней Азии продолжали играть армия и органы госбезопасности.

Новые власти с самого начала предпринимали неустанные усилия по активизации населения и повышению продуктивности земель. Политические и экономические задачи были неразрывно переплетены между собой. Восстановление экономики должно было создать опору нового режима в регионе, где промышленность находилась в зачаточном состоянии, а «пролетариат» в подавляющем большинстве был европейским. Кроме того, центр отчаянно нуждался в экономических ресурсах края. В годы Гражданской войны Туркестан поставлял в Россию продовольствие, несмотря на то что сам переживал голод, но теперь на передний план вышел хлопок. Хлопководство чрезвычайно пострадало с 1917 года. Крах кредитных отношений, исчезновение закупщиков, разрушение ирригационных сетей и национализация всего хлопка Ташкентским советом в феврале 1918 года привели к резкому уменьшению как посевных площадей, так и средней урожайности [Юферев 1925: 111]. Неурядицы Первой мировой и Гражданской войн обусловили возврат к бартерной экономике и рост кустарного производства, поскольку импорт промышленных товаров из России сократился. Местная базарная торговля сильно пострадала от радикальной национализации собственности Ташкентским советом и (попытки) запрета на частную торговлю. Турккомиссия ослабила некоторые ограничения на базарную торговлю, введенные Ташсоветом в 1918 году, а введение новой экономической политики (нэпа) в 1921 году еще заметнее облегчило ситуацию. Но в экономике Туркестана преобладала сельскохозяйственная отрасль, и особое внимание правительство уделяло восстановлению земледелия и ирригации. Ремонт оросительной системы производился в основном за счет трудовой повинности, введенной местными советами. В 1921 году на это ушло 2 млн человеко-часов работ, в результате которых было расчищено 25 893 версты (27 623 км) оросительных каналов [Туркестан в начале XX века… 2000: 440]. Помимо этого, правительство принимало меры к облегчению тягот крестьянского труда. Реквизиции, являвшиеся нормой с момента прихода к власти Советов, в 1921 году были заменены продовольственным, а в 1924 году и денежным налогом [Туркестан в начале XX века… 2000: 451]. В Средней Азии нэп последовал по своеобразной траектории. С его наступлением сократились финансирование и передача многих структур в местные бюджеты, что зачастую имело серьезные последствия для зарождающихся институций. Однако редко бывало, чтобы государство не присутствовало в экономике. Озабоченные неослабевающей мощью «национальной буржуазии»[376]376
  См., например: Клейнер. Частный капитал и наши задачи // За партию. 1927.
  № 1. С. 38–42, где отмечается, что на десятом году революции в частных руках оставался 61 % торговли.


[Закрыть], власти приступили к серьезному реформированию экономики, в первую очередь – насаждению главенствующей роли хлопководства.

В сентябре 1921 года Совет труда и обороны РСФСР – орган, занимавшийся координацией экономики страны, – учредил Главный хлопковый комитет (Главхлопком), которому было поручено скупать весь урожай хлопка в СССР, поставлять его на текстильные фабрики (главным образом в России), организовывать кредитование производителей и надзирать за ирригационной системой [Туркестан в начале XX века… 2000: 461]. На практике Главхлопком торговал еще и зерном, которым расплачивался с хлопкоробами. Также комитет попытался заполнить пробел, образовавшийся в результате закрытия банков и развала систем кредитования, доступных производителям хлопка ранее. В 1923 году государственная монополия на закупку хлопка была без особого энтузиазма отменена, однако вся полнота власти осталась за Главхлопкомом. Подчас он вступал в конфликты даже со Средазбюро, поскольку, как утверждала Б. Пенати, его экономическая логика нередко шла вразрез с политическими соображениями партии [Penati 2011: 555–589]. Целью государства являлось максимальное увеличение производства среднеазиатского хлопка. В 1923 году Средазбюро выразило намерение ввозить зерно в Среднюю Азию из других регионов, «чтобы освободить место для хлопка» на полях. Экономические планы, составленные Средазбюро в 1925 году, утвердили главенствующую роль хлопка в среднеазиатской экономике[377]377
  Основные черты хозяйственных планов Среднеазиатских республик на 1925–1926 годы // РГАСПИ. Ф. 62. Оп. 2. Д. 212. Л. 11–84.


[Закрыть]. К 1929 году, когда советское правительство провозгласило «хлопковую независимость» важной политической целью, его посыл был очевиден: основной вклад Средней Азии в советскую экономику должен выразиться в виде производства как можно большего количества хлопка.

Политика, проводимая государственными органами, зачастую вызывала опасения у национал-коммунистов. В первую очередь разногласия порождала цена на хлопок, установленная Главхлоп – комом. Она была привязана к цене зерна (1 пуд хлопка по стоимости равнялся 2,5 пудам зерна) [Туркестан в начале XX века… 2000: 461], но редко покрывала даже издержки производства [Юферев 1925: 116]. В 1923 году Рыскулов, тогдашний глава ТурЦИК, утверждал, что центр должен приобретать у Туркестана хлопок по мировым ценам, но подобные заявления лишь усиливали сомнения Москвы в лояльности местных коммунистов и их политической благонадежности[378]378
  Н. Н. Рыкунов – Л. М. Кагановичу. 11.10.1923 // Россия и Центральная Азия.
  1905–1925 гг… С. 397. Глава Туркестанского управления водного хозяйства Н. Н. Рыкунов усматривал в требованиях Рыскулова нелояльное стремление к «полной независимости Туркестана». Ранее в том же году Азербайджан и Армения действительно на короткое время отдали распоряжение о приобретении хлопка у производителей по мировым ценам, но оно было признано недействительным; см. [Penati 2011: 558].


[Закрыть]. Подобным же образом многие национал-коммунисты надеялись, что советская власть принесет в регион индустриализацию. В 1925 году Ф. Г. Ходжаев заявил:

Наша нынешняя политика… состоит в том, что мы будем создавать новые фабрики только в тех местах, где производится сырье для промышленности, то есть мы хотим избежать экономической несуразицы, когда хлопок с огромными издержками отправляется на переработку за тысячи километров в Москву, а затем конечная продукция доставляется обратно к нам [Ходжаев 1926: 46].

Тем не менее уже становилось очевидным, что советская экономика в дальнейшем будет автаркической и основанной на региональной специализации. От позиции, намеченной Ходжаевым, быстро отказались, и к 1927 году экономическая логика диктовала уже обратное: укрепление промышленного производства в России и на Украине[379]379
  Исаев У. О национальностях и буржуазных националах // За партию. 1928. № 3. С. 13–16.


[Закрыть]. Это утвердило статус Средней Азии как поставщика сырья для промышленности других регионов. Обещание революции радикально уравнять всех было забыто. Как мы увидим, это сильно разочаровало коммунистов Средней Азии.

Советизация Средней Азии

Важнейшей организацией Страны Советов являлась Коммунистическая партия, которая мыслилась авангардом революции и вместилищем политической мудрости. Далее мы рассмотрим ее отдельно. Существовали и другие сферы мобилизации. Основными органами управления и новой формой участия в политической жизни, не имевшими аналога в царский период, стали Советы городских районов и сел и их исполнительные комитеты. Они должны были представлять революцию в деревне, передавая власть в руки бедноты. На практике в первые годы обновление кадров, по-видимому, имело довольно скромные масштабы. Партия начала организовывать сельскую бедноту в 1920 году, создав для вмешательства в жизнь деревни союз бедных и безземельных дехкан «Кошчи» («Пахарь»). Деревенские бедняки вложили в устоявшийся порядок меньше ресурсов, чем их более зажиточные соседи, и режим рассматривал их как свою главную опору. Со временем «Кошчи» превратился в нечто вроде административного образования, функционировавшего параллельно с сельсоветами. Однако он не оправдал возлагавшихся на него надежд. Партия и органы госбезопасности с подозрением относились к его руководству. «Кошчи» был привлечен к проведению земельно-водной реформы 1925–1927 годов (см. далее), но вскоре после этого распущен[380]380
  У нас до сих пор отсутствует объективное исследование этой организации, ее документальные следы в архивах весьма размыты и состоят из шаблонных протоколов различных совещаний (представляющих сомнительную ценность, когда речь идет об объединении, подавляющее большинство членов которого были неграмотными) вперемешку с бесконечными подозрениями ОГПУ


[Закрыть].

Еще одной категорией потенциальных приверженцев в деле искоренения существующих порядков, к которой присматривалась партия, были женщины. В 1919 году в РКП(б) был создан женский отдел (женотдел), не добившийся больших успехов в работе с женщинами. Как мы подробнее рассмотрим в главе шестой, его основными подопечными являлись женщины в бедственном положении: вдовы, жены, брошенные мужьями либо спасающиеся от жестокого обращения супруга, или просто живущие в крайней нищете. После многолетней разрухи таких было немало. Женотдел предоставлял им работу в артелях и извещал о законных правах, которых раньше не существовало. Пожалуй, самой успешной из всех этих организаций стал комсомол (Коммунистический союз молодежи), объединивший городскую молодежь, поскольку он выпускал как политических, так и культурных радикалов, которые будут преобладать на оставшихся страницах этой книги.

Помимо этого, государство организовывало трудовые и потребительские кооперативы, призванные привлекать ремесленников в социалистический сектор экономики и противодействовать влиянию рынка (а также «баев и кулаков») на хозяйственную жизнь региона. Земледельцам оказывали помощь кредитные кооперативы, хотя процентные ставки, как правило, были очень высоки [Туркестан в начале XX века… 2000: 455–457]. Данные меры сочетались со все более активным преследованием баев и кулаков. Хотя полномасштабные кампании по лишению прав и истреблению целых социальных групп начались позднее, более мелкие чистки не были редкостью и в начале 1920-х. В 1924 году из Ташкента высылали с конфискацией имущества купцов, вина которых заключалась в их происхождении[381]381
  Туркистон. 1924. 17 марта; 1924. 29 марта.


[Закрыть]. Трудно в полной мере оценить эффективность кооперативного движения, но оно, несомненно, внесло вклад в перераспределение сил в туркестанском обществе, поскольку купечество утратило значительную долю своей экономической мощи, культурного и социального авторитета.

Национально-территориальное размежевание Средней Азии в 1924 году (см. главу 8) стало важной вехой в процессе советского строительства. В то время оно подавалось как среднеазиатская «вторая революция», призванная закрепить достижения революции Октябрьской. С созданием Узбекистана партия начала задумываться о более серьезном вмешательстве в жизнь общества. Одним из первых шагов в этом направлении стала реформа земельно-водных отношений на селе, в ходе которой земля национализировалась и перераспределялась между теми, кто ее непосредственно обрабатывал. В 1921–1922 годах уже предпринималась попытка земельной реформы, в ходе которой несколько тысяч славянских переселенцев были выселены обратно в Россию, а их земли возвращены казахским кочевникам[382]382
  Об этом эпизоде см. [Pianciola 2008: 101–144; Генис 1998: 44–58].


[Закрыть]. Это был один из эпизодов восстановительного правосудия после кровопролития 1916 года и земельных захватов, осуществленных переселенцами. Кампания оказалась недолгой и с тех пор не повторялась. Земельно-водная реформа 1925–1927 годов явилась первым опытом перераспределения земель среди оседлого мусульманского населения Средней Азии. Ожидалось, что земельный передел повысит экономическую производительность, но в основном реформа преследовала политические цели, а именно: изолировать сельскую верхушку, считавшуюся враждебной режиму, и лишить ее собственности, а взамен сформировать из безземельных и малоземельных дехкан группу приверженцев нового режима. «Нет сомнения, – отмечалось в официальном отчете в 1928 году, – что мелкие хозяйства экономически менее сильны и социально тесно связаны с советской системой; они гораздо легче, чем более крупные хозяйства, соглашаются на взаимодействие с плановой экономикой»[383]383
  Дополнительные материалы к Отчету по проведению земельно-водной реформы в Самаркандской, Ферганской и Ташкентской областях УзССР: Экономические результаты земреформы и данные ревизии Госфинконтроля. Ташкент, 1928. С. 100.


[Закрыть]. Программа была запущена сначала в трех «передовых» областях, Самаркандской, Ферганской и Ташкентской (на территориях, которые до размежевания входили преимущественно в состав Туркестана, а не Бухары или Хивы), и предполагала предоставление земли издольщикам, а также малоземельным и безземельным дехканам. Реальный масштаб реформы при нынешнем уровне исследований установить трудно, но можно смело утверждать, что этот процесс придал партии новую уверенность в том, что она способна осуществить в Узбекистане значительные преобразования, и тем самым проложил путь к кампаниям 1927 года, о которых речь пойдет в одиннадцатой главе[384]384
  См. вводное исследование [Penati 2012: 187–217].


[Закрыть].

Земельная реформа сопровождалась программой районирования, перестроившей административную структуру республики. Районирование призвано было служить нескольким целям: экономической рационализации, приведению административных структур бывших бухарских и хорезмских земель в соответствие с остальными территориями и «сближению» советской власти «с массами»[385]385
  Главные доводы обоснования были изложены А. И. Икрамовым в докладе Центральному комитету в Москве: Докладная записка о районировании Узбекистана. Август 1926 // ЦК РКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос. М., 2005. Т. 1. С. 442–445. См. также: Комиссия ЦИК УзССР по районированию // Материалы по районированию Узбекистана. Самарканд, 1926. Вып. 1; Охунбобоев [Й.] Роўнлашдиришдан деҳқон хўжуалигига келадурган фой-далар. Самарканд, 1926.


[Закрыть]. Конечно, не все эти задачи были достигнуты сразу, однако при реализации районирования и земельной реформы была выполнена большая работа по обследованию и сбору информации о селе, которая ранее никогда не проводилась[386]386
  См. [Penati2012: 193–195].


[Закрыть]. СредазЭКОСО также учредил Комиссию по обследованию кишлака, укомплектованную этнографами и экономистами европейского происхождения; она подготовила серию подробных социально-экономических очерков о среднеазиатском кишлаке[387]387
  См., например: Современный кишлак Средней Азии (социально-экономический очерк) / под ред. Б. Б. Карп, И. Е. Суслова. Ташкент, 1927. Вып. 5: Балыкчинская волость.


[Закрыть].

Политическая грамотность

Однако каждая из этих инициатив вызвала у властей и органов госбезопасности проявления недовольства. Сельсоветы являлись тем самым местом, где новое государство взаимодействовало с деревенским населением. Они были по-настоящему встроены в сельское общество, но обеспокоенные советские чиновники видели в них трибуну контрреволюции. Секретарь ЦК КПТ М. С. Эпштейн сетовал на «чрезвычайную засоренность государственного аппарата, в особенности на местах, социально чуждыми нам элементами»[388]388
  Закрытое письмо № 2(6) секретаря ЦК КПТ тов. Эпштейна за февраль месяц 1923 г. // ЦК РКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос… С. 102.


[Закрыть]. «Кошчи» также находился под постоянным подозрением партии и ОГПУ, которые были убеждены, что в него проникли относительно зажиточные землевладельцы, купцы и муллы[389]389
  См., например: РГАСПИ. Ф. 62. Оп. 2. Д. 535. Л. 73–75 (1926).


[Закрыть]. Земельная реформа не всегда протекала гладко. Ее сопровождал слом многочисленных обычаев, освященных ссылками на шариат, при том что многие дехкане боялись и помыслить об их несоблюдении. Партии даже пришлось обратиться к сочувствующим улемам за фетвами, чтобы легитимизировать реформу [Babajanov, Islamov, 2013: 233–263].

Но фетвы были отнюдь не самым подходящим идеологическим инструментом в глазах большевиков, которые стремились приучить массы, так сказать, думать по-большевистски. Для выполнения этой задачи предназначалась программа политического просвещения (политпросвета). За пределами городской России целью ее было ни больше ни меньше как привить населению новый образ мышления, чтобы люди воспринимали политику в категориях и терминах нового режима. Политпросвет требовал осуществлять «массовую работу» по всей стране, однако сосредоточивать особое внимание на тех группах, которые должны были стать основной опорой партии. Еще бушевала Гражданская война, а Советы уже отправляли на территории, недавно завоеванные Красной армией, агитационные поезда и речные суда. В 1920 году в Средней Азии несколько месяцев провел поезд «Красный Восток». Он вез листовки и брошюры, демонстрировал короткие фильмы и пьесы[390]390
  См.: [Меженина 1962; Argenbright 2011:. 437–454].


[Закрыть]. В течение следующих нескольких лет мудрость партии и ее решений пропагандировалась среди общественности посредством публичных лекций, красных чайхан, политических клубов, читален, театра и кино. Замыслы были поистине грандиозные и обычно выходили за рамки наличествующих ресурсов.

До национального размежевания усилия политпросвета приносили лишь скудные результаты, в особенности потому, что содержание соответствующих учреждений зачастую принудительно перекладывалось на бюджеты местных органов власти, профсоюзов или союза «Кошчи». Красные чайханы были задуманы как очаги политической мудрости, где посетителей будут приветствовать плакаты и газеты. Однако многие из них коммерциализировались и стали неотличимы от обычных чайхан[391]391
  ЦГАРУз. Ф. 94. Оп. 1. Д.202.Л. 196.


[Закрыть], читальни и библиотеки находились в плохом состоянии, лекций проводилось ничтожно мало. Однако в 1926 году хлынул мощный поток нового материала (планов, учебных программ для политических клубов и комсомольских курсов, текстов для агитаторов и всевозможных революционных пьес, переведенных с русского, татарского и азербайджанского языков), по крайней мере, сделавший такую работу возможной, в то время как конференции политпросветовцев пробудили энтузиазм вокруг этой темы[392]392
  Тезисы по докладу формы и методы п-просвет работы в кишлаке. Начало 1926 // ЦГАРУз. Ф. 94. Оп. 1. Д. 223. Л. 114–120.


[Закрыть]. Политпросвет был связан с кампанией ликвидации безграмотности, без которой «ни о какой культурной работе и помыслить нельзя»[393]393
  Состояние политпросветработы в УзССР за 1927/28 годы // ЦГАРУз. Ф. 94. Оп. 5.Д. 62. Л. 10 (1928).


[Закрыть]. Как и государственное строительство на низовом уровне, ни одна из этих инициатив не была отмечена блестящими успехами, и все же в партии ощущалась атмосфера нового начала и новых возможностей. Очередной тур выборов в 1926 году сопровождался агитационной кампанией, опиравшейся на свежие, специально созданные или переведенные материалы. Агитаторы разъезжали по сельской местности и проводили собрания, в том числе отдельно для женщин[394]394
  Черняевский А. Сайловлар сайили. Ташкент, 1927. С. 43, 99.


[Закрыть]. В качестве главных достижений они указывали на главенствующую роль советской власти в борьбе с басмачами и восстановлении экономики, перспективность земельной реформы и развитие хлопководства («наиглавнейшего источника благосостояния дехкан»[395]395
  Шуроларга қойтодон сойловлар тўғрисида ташвиқотчи ва марузачилар учун материёллар (шуроларнинг ишлари ҳақида қандой ҳисоб бериш керак). Самарканд, 1926.


[Закрыть]). Результаты редко удовлетворяли власть, но такие выборы являлись знаком новой формы присутствия государства в деревне.

Границы коренизации

Коренизация была обусловлена потребностью большевиков подчеркнуть отличие советской власти на нерусских окраинах Российской империи от предыдущего, царского правления. «…Дьявольски важно, – писал в 1921 году Ленин, – завоевать доверие туземцев; трижды или четырежды его завоевать; доказать, что мы не империалисты, что мы уклона в эту сторону не потерпим»[396]396
  См. [Ленин 1965, 53: 190] (курсив мой. – А. X.).


[Закрыть]. Нерусские народы нового Советского государства должны были считать советскую власть своей. Советскую власть надо было «коренизировать». Коренизация предоставила официальные полномочия для выдвижения национальных элит и национальных языков в нерусских регионах советского государства. Однако реакция русских, проживавших в национальных республиках, всегда была сложной. Такая политика воздвигла театр надежд коренных народов и сопротивления европейцев, в котором разыгрывалась драма культурной политики раннесоветского периода [Мартин 2011].

В Туркестане коммунисты-мусульмане с энтузиазмом взялись за реализацию ключевых положений политики коренизации. Уже в 1918 году «тюркский» язык был объявлен государственным. В январе 1923 года туркестанское правительство предприняло скоординированные усилия по переводу официального делопроизводства на местные языки. Циркуляр Туркестанского Совнаркома за подписью С. X. Ходжанова предписывал всем народным комиссариатам вести официальную переписку на «местном языке» (то есть на языке, преобладающем в той местности, где располагается ведомство), а ТурЦИК постановил, чтобы каждое учреждение начиная с уездного уровня наняло по меньшей мере одного сотрудника, умеющего вести переписку на местном языке[397]397
  ЦГАРУз. Ф. 25. Оп. 1. Д. 923. Л. 12, 41, 48.


[Закрыть]. Кроме того, коренизация продвигала инвестиции в создание новых педагогических учебных заведений и исследований на местных языках. Национал-коммунисты также увидели в политике коренизации обещание экономического развития, рабочих мест, социальной мобильности и ощущение главенства национальности. Видные коммунисты-мусульмане придавали коренизации большое значение и лично участвовали в ее осуществлении. Они наводнили местную прессу сообщениями о невыполнении целей программы и случаях плохого обращения с местными жителями со стороны чиновников-европейцев. Ссылаться на колонизаторство уже не приходилось, но оставалось еще много поводов для жалоб на поступки отдельных лиц и учреждений.

Политические цели коренизации зачастую вступали в противоречие с экономической эффективностью. Коренизация обходилась недешево, поскольку требовала найма дополнительных сотрудников для перевода документации, обучения туземцев новым профессиям, а европейцев – местным языкам. Она была введена как раз в тот момент, когда многие расходы с введением нэпа были переложены на местные бюджеты. Представителей коренных национальностей предписывалось нанимать в качестве практикантов, но на это выделяли очень мало бюджетных ассигнований. Напрашивался очевидный довод против коренизации и в пользу экономической целесообразности: практиканты снижают производительность труда. Его часто выдвигали рабочие-европейцы, преобладавшие в небольшом промышленном секторе. Например, в 1925 году среди служащих Среднеазиатской железной дороги коренными уроженцами являлись лишь 8,5 %. Русский автор официального журнала Средазбюро признавал, что господство на транспорте обеспечило европейцам стратегическое засилье в регионе и внушило собственническое отношение к новому строю, от которого они не желают отказываться[398]398
  Черемухин Н. О коренизации транспорта // Красный рубеж. 1925. № 1. С. 48.


[Закрыть]. Государство, со своей стороны, остро сознавало, что русский «пролетариат» региона является, как сказано в постановлении Политбюро 1920 года, «главной опорой Республики», от которой нельзя отказаться. Меры Советского государства по перераспределению и достижению этнического равноправия встретили решительную оппозицию со стороны европейского населения. Задействовав весь спектр борьбы, от умышленных проволочек до громких публичных протестов, сопротивляющиеся позаботились о том, чтобы основные устои дуалистичного среднеазиатского общества, пережив революцию, остались практически незатронутыми. Приоритет, которым пользовались при найме на работу коренные жители, порождал колоссальное недовольство среди русских и других европейцев. Этнические конфликты являлись отличительной чертой среднеазиатской политики начиная с 1916 года, но преимущество местных при найме спровоцировало новый всплеск возмущения у европейцев. В довершение всего, начало коренизации совпало с разгулом безработицы, что чрезвычайно обеспокоило европейский пролетариат Средней Азии[399]399
  В БНСР ситуация с коренизацией была своеобразная. Лингвистическая коренизация никакой проблемы не представляла, поскольку внутреннее делопроизводство и без того с самого начала велось преимущественно на узбекском языке, зато присутствовала озабоченность засильем европейцев в экономических и военных ведомствах. Впрочем, Советы не всегда оценивали по достоинству стремление бухарцев к равновесию. В 1923 году советский полпред Позднышев обвинил все бухарское правительство в дискриминации русских при найме на работу и призывах покончить с ними (ЦГАРУз. Ф. 56. Оп. 2. Д. 4. Л. 28 (циркуляр от 06.11.1923)).


[Закрыть]. Под недовольством всегда скрывался расизм с его установкой на изначальную неполноценность туземцев. Как выразился начальник участка строящейся Туркестано-Сибирской магистрали (Турксиба), «казахи очень непутевые рабочие, из которых никогда ничего не выйдет. Из них никогда не вырастет пролетариат»[400]400
  Цит. по: [Payne 2001: 138].


[Закрыть]. Проблема заключалась в собственническом отношении к революции, строю и региону. На комиссии по коренизации в 1927 году группа безработных русских кричала: «Русские сражались и завоевали свободу для вас, чертей, а теперь вы говорите, что узбеки – хозяева в Узбекистане. Ну ничего, погодите: придет время, и мы вам еще покажем. Мы вам еще бока наломаем!»[401]401
  РГАСПИ. Ф. 62. Оп. 2. Д. 881. Л. 125; также цит. в [Мартин 2011: 210].


[Закрыть] Действительно, межэтнические конфликты русских и туземцев, начиная с индивидуальных стычек и заканчивая организованными массовыми драками, были типичной приметой жизни в 1920-е годы, а самые крупные из них (такие, как беспорядки на шелковой фабрике в Маргелане в 1931 году или драка между европейскими и казахскими рабочими Турксиба в Сергиополе) могли проходить с участием сотен людей с обеих сторон и приводить к многочисленным жертвам.

Когда встал вопрос о приведении в равновесие недовольства европейцев и местных кадров, советское государство решило не отворачиваться от своей главной опоры в Средней Азии. ОГПУ, само будучи защищенным от коренизации, пристально наблюдало за брожениями (благодаря чему мы ныне и располагаем столь богатым источником информации о них) и было озабочено его политическими последствиями. Лингвистическая коренизация была отложена, в то время как набор коренного населения на промышленные предприятия и в советские учреждения, хотя и не прекратился, проходил с гораздо меньшей оглаской, чем в середине 1920-х годов. Действительно, к 1934 году, когда Сталин заявил, что «местный национализм» не менее опасен, чем «великодержавный шовинизм», возможностей отстаивать коренизацию хотя бы на словах значительно поубавилось [Edgar 2004: 97–98]. Активисты коренизации балансировали между двумя противоположными установками. По мнению партии и особенно ОГПУ, агрессивные призывы к коренизации приравнивались к недопустимому «национализму», что, в свою очередь, вызывало недовольство среди местных кадров. Это затруднительное положение было емко сформулировано в высказывании, попавшем в сводку ОГПУ: «Хотя коренизация – чрезвычайный вопрос, но если его поставишь, получить обвинение в национализме»[402]402
  Сводка агентурно-документальных данных о развитии и росте шовинизма узбекской интеллигенции. 31.05.1928 // ЦК РКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос… С. 577.


[Закрыть]. В конечном счете коренизация стала партийной милостью, которой туземцы могли лишь желать, но не требовать.

Но даже простая надежда на милость имела большое значение. Она установила рамки, внутри которых разворачивалась культурная политика в Советском Союзе. Советское государство могло избрать иные пути: вообще не признавать существования разных национальностей или отказаться от насильственного вмешательства в жизнь общества или культуру. Даже при том, что лишь немногие элементы коренизации были реализованы полностью, ожидания, которые она породила, определили горизонты культурных перемен в раннесоветский период.