Текст книги "Ожог от зеркала"

Глава 13

Когда Тарас был мальчиком, произошел странный случай, во многом определивший его жизнь.

Они с Филиппкой играли на опушке леса. Не настолько малые, чтобы просто играть, они пошли по делу, за ягодами, но постепенно, наевшись досыта, отвлеклись. Наполненные до половины туески остались на опушке, на ветку рядом, повыше, Филиппка бросил куртку, отмечая место – а то поди отыщи потом туески-то. Играли в диких индейцев, про которых много рассказывал приехавший из Америки Филиппов дядя. Игра получилась шумной, с правильной раскраской грязью, воинственным воем и многочисленными боевыми топорами. В трухлявый пень метали копья, затем плясали страшный индейский танец, потом разделились на враждующие племена. Кто-то ещё тогда был, из сельской мелкоты, их в основном и скальпировали два героя, а те азартно и неумело отбивались. Как и положено, победили всех малышей. Время подвигалось к обеду, солнце припекало, народ постепенно разбредался на предмет покушать, а Тарас с Филиппкой всё возились в каком-то бочажке, постепенно смещаясь к болоту.

И здесь Тарас увидел человека.

Тот лежал в зарослях кустарника. Мертвый, сразу понял Тарас, хотя никогда раньше не видел мертвых людей, только коров да кроликов, но тут, по какой-то неподвижности тела, даже не сомневался. Мертвый человек лежал лицом вниз.

Дернувшись было удрать, Тарас всё же остановился и, сторожко оглядываясь, стал подходить к краю поляны. Солнце светило ярко, но все равно было не по себе. Он шел очень медленно, тем более что там, за кустами, начинался пропитанный лесной прохладой сумрак.

Далеко сбоку выскочил Филипп, размахивая топором из обломанной ветки, но Тараса не заметил, а тот не стал окликать приятеля. Филипп повертел своей круглой головой, опасаясь засады с ветвей березы, и ушёл воевать дальше, растворившись в зелёных кустах. И остались на поляне только Тарас и мертвый человек.

Ему было тогда девять лет. Он осторожно двумя пальцами прикоснулся к телу. Плечо оказалось холодным и странным на ощупь, как будто наполнено изнутри ледяной водой. Можно было позвать Филиппа, но кричать не хотелось. Тарас вдохнул поглубже, что-то сжалось внутри, и уверенным – со стороны – движением перевернул тело. Хрустнула, обламываясь, ветка.

Ничего особенного не произошло.

Глаза человека были закрыты, тут он вспомнил многочисленные байки о взгляде мертвеца и поблагодарил свою удачу. Надо быть осторожнее, запоздало подумал Тарас, но теперь уже что – открывать глаза покойника он не собирался, так что можно было без помех его рассмотреть.

Судя по одежде, человек был не из этих мест. Тарас никогда не видел его прежде. Пришел вот, а может, из летучей гондолы вывалился – бывали и такие страсти, зимой по вечерам разное рассказывали. Тарас посмотрел наверх и по ветвям кустарника понял, что ни с какой гондолы человек не падал. Стало быть, пешком пришел. Забрел в их лес, забрался в кустарник... И помер. С чего бы вдруг? Мальчик огляделся, но ровно ничего не заметил. Ни заломов, ни следов, а обувь у человека городская, с плотной рифленой подошвой... Но не ветром же его сюда занесло? Вон за Тарасом сколько следов, а он же легче...

Оппаньки.

Тарас не поверил своим глазам. Моргнул, присмотрелся, осторожно протянул руку... Точно. Ветка, что сломалась, когда он переворачивал тело, проходила через ногу мертвеца насквозь. Ему опять захотелось удрать, он посмотрел в сторону светлой поляны и всё-таки остался. Ветка не прокалывала ногу, не было ни крови, ни разреза. Она просто росла в ноге. Тарас посмотрел на излом. Именно росла, как если бы... Так вообще не бывает. Одежда мертвеца тоже пропускала через себя ветку. Тарас встал, развернулся четыре раза, кланяясь Велесу и пытаясь отвести сглаз.

Всё, конечно же, осталось, как и было. Ветка росла сквозь ногу, сквозь полотняную штанину, вернее, не росла, она просто в ней была. Как будто человек шёл через кусты насквозь, вроде призрака, а потом остановился, да и помер. Может, так и было? Тарас не разбирался в призраках, но другого объяснения ему в голову не пришло. Если отвлечься от одежды, человек вполне мог жить где-нибудь по соседству. Не перс какой-нибудь, не африканец чёрный, которых Тарас видел на городской ярмарке. Нормальный дядечка, с бородкой, постарше его отца. На лице мертвеца было запечатлено страдание. Что-то он хотел сделать, но не успел, так показалось Тарасу, да и руки будто к чему-то тянулись скрюченными пальцами... Вот только не было перед ними ничего.

И ещё раз оппаньки.

Амулет.

В густой траве он увидел амулет, мерцающий темными каплями граната. Драгоценность... Похожий на заморские чётки и совсем другой, вроде как бусы, где имело значение, куда и как лежит каждая бусина, потому как вещь была очень непростой. Магия – это как дважды два четыре.

На ощупь зёрнышки напоминали не кровь, а кусочки керамики. Амулет был прохладным и неуловимо притягательным, так что хотелось погладить тёмно-красную глазурь. Или то была не глазурь? Внутри как будто вспыхнули золотистые искры, и Тарас понял, что не расстанется с этой вещью.

– А, вот ты где. Ух ты... – Филипп, округлив глаза, смотрел на мертвое тело. Тарас убрал руку в карман, спрятав свою находку. Уж не к этой ли нитке гранатовых зёрен тянулся, умирая, неизвестный прохожий? Ладно, с этим можно будет и потом разобраться.

Больше ничего интересного они при теле не нашли. Филиппка, не сомневаясь в своём праве, обшарил покойника сверху донизу, прежде чем привести взрослых.

Одежда из крашеного хлопка, заморского кроя кожаный пояс с белой пряжкой, диковинное полотно на штанах... Ни кошелька, ни оружия, ни даже завалящего карандашика. Денег не было ни ноготочка, зато нашлось несколько ярких пуговиц из тех, что бабьё цепляют на халаты. Самые обычные пуговицы, почти полный карман. То ли торговцем был мужик, то ли портным... Пуговицы остались у Филиппки, он их потом в бабки проиграл.

А про амулет Тарас никому ни слова.

С веткой никто так и не понял, отчего оно так, хотя взрослые тоже ломали головы, и версия Тараса про призрак потом долго ходила по окрестным деревням...

Потом всё расспрашивали, как что было, да не было ли ещё каких вещей, например, сумки... Но Тарас тогда врал легко.

И только через два месяца, когда разговоры поутихли, он подошёл с драгоценностью к отцу.

Отец выслушал его очень внимательно и даже не сказал – а Тарас был уверен, что скажет, – ничего вроде: «Вот, я говорил, вы что-то спрятали». Он просто воспринял амулет серьезно. Настолько серьезно, что даже не пытался это скрыть, и это же состояние передалось Тарасу. В тот же вечер они пошли к колдунье.

Но она их не впустила.

Ведьма вышла на крыльцо, встречая гостей, и недвусмысленно перекрыла калитку. Так и говорила, не давая не то что в дом – во двор войти.

Отец протянул ей браслет, играющий искрами граната, но та и руки спрятала, заводя ладони за спину, опасаясь даже прикоснуться.

– Что это, Ираида? Можно ли его держать дома?

– Что это, про то тебе видней, – неприязненно сказала ведьма. – Где ты взял эту вещь?

– Тараска приволок из лесу.

Отец протянул лукошко, полное свежих яиц, и ведьма маленько подобрела. Она кивнула себе в ноги, мол, туда поставь, но так и продолжала стоять без движения, загораживая проход.

– Что же ты, и в дом нас не приглашаешь? – удивляясь, спросил отец Тараса.

– С этим амулетом – нет, – отрезала ведьма. – И рассматривать его не буду, можешь в карман спрятать.

– Может, его выбросить? Накликаем чего-нибудь.

– Уже накликали. Ты отдал бы его мальцу. Он с ним теперь прочно связан, через сердце. Видишь, как зёрнышки пульс стучат. – Ираида показала пальцем на золотистое мерцание, по-прежнему не прикасаясь к самому браслету.

– Так ты знаешь, что это такое?

Ведьма помотала головой.

– Никогда ничего подобного не встречала.

– А откуда же...

– Я чувствую, что это такое. И вижу. Как ты свои сапоги можешь различать, что как носится да что как шили.

Отец Тараса по вечерам тачал обувку на добрую половину села.

– А почему впустить не хочешь?

– Извини. – Она придвинула лукошко поближе, давая понять, что консультация тоже чего-то стоит. – Тут скручена очень большая сила. Как в порохе. Или в яйце. Или в живом зерне. Только здесь живой камень.

– Это добрая сила или злая?

– У тебя топор в сенях, он добрый или злой?

– Но это опасно?

Ираида кивнула.

– И что нам делать? Может, продать его на зимней ярмарке?

– Если браслет надолго разлучить с вот этим сердечком, – ведьма кивнула на Тараса, что внимательно слушал взрослых, – то мальчик умрет.

Отец Тараса побледнел.

– От чего умрет?

Ираида пожала плечами.

– Не знаю. Разве это важно? Но сердце биться перестанет.

– О великий Сварог... И что же нам делать?

Колдунья снова пожала плечами.

– Проще всего надеть браслет ему на руку.

Отец Тараса кивнул и тут же надел браслет сыну на запястье.

– А это ему не повредит?

Ираида покачала головой.

– Скорее убережёт. Как очень сильный талисман. И не бойся, что кто-то захочет его отнять. Пока связь не разорвана – это почти невозможно.

– Но если он понравится какому-нибудь... Любой прощелыга может забрать у мальчишки драгоценность. И тогда...

– Не сможет. Он просто почувствует, что не надо этого делать. А причину придумает сам. Такую опасность люди чувствуют кожей.

Отец Тараса озабоченно нахмурился.

– Что ж мой-то такую вещицу подобрал?

– Не знаю. Скорее всего прежний хозяин был мёртв.

Тарас посмотрел прямо в глаза колдунье и спросил:

– А почему вы не впустили нас в дом?

– Потому что одну беду эта вещь точно притянет. Придут в твой дом незваные гости, сапожник.

– Разбойники, что ли?

Колдунья покачала головой.

– Про то мне неведомо. – Она подняла лукошко и попыталась закрыть калитку.

– Постой, – удержал её отец Тараса. – Расскажи хоть, как с ним обращаться?

– Не знаю, сапожник. И знать не хочу, слишком сильна эта вещица. – Колдунья внимательно посмотрела на гранатовые зерна, в которых еле заметно пульсировали золотистые огоньки. – Старайтесь не держать его на солнце.

И она закрыла за собой калитку.

На всякий случай отец переодел браслет ему на щиколотку, под штаны, да ещё повязал поверху белой тряпкой.

Маленький караван подошёл уже к самой Старице, башни воздушных гондол – их в городе было две – появились на сером горизонте. Затем как-то резко похолодало, наползли тучи, и пошёл первый снег. Всё вокруг заволокло белой пеленой, и на ночь решили остановиться в ближайшем еловом лесочке.

Никита обозначил малый круг разогрева – порошок жалели, хотя мёрзнуть никто не собирался. Нарубили изрядный слой лапника, установили палатку, приготовили спальные мешки. Лучник сноровисто развёл костёр, выбрав место так, чтобы огня не было видно с дороги. По лесной привычке он разложил «надью», примостив рядом два длинных бревна, вдоль которых медленно переползал огонь, не разгораясь и не затухая. Сбоку полагалось делать настил из жердей, на нём, при сноровке, можно было спать не хуже, чем в палатке, но сейчас, с тёплым кругом, в этом не было необходимости. Лошадей распрягли и укрыли непромокаемой тканью. На морды им надели торбы-кормушки. Ничего магического, обычные мешки с завязками, чтобы зерно не рассыпалось. Ярик распаковал сумку тройного объема, в которой везли ячмень, и щедро засыпал обе торбочки.

Пополнить запасы планировали в городе.

Глава 14

Тарас вышел из палатки, потянулся и растер лицо снегом. Сквозь густые тучи на востоке уже пробивалось солнце. Ветерок влажный, не бодрит, а так... Скорее пакостит. Только хворь цеплять в такую погоду.

Пожалуй, полный комплекс сегодня в перебор, но хотя бы разминочку сделать надо. Тарас тихо свистнул, и в палатке заворочалась Варвара. Никита спал, и будить лентяя не имело смысла. Гимнастику Кит игнорировал. А вот Ярослав уже деловито крутил запястьями.

Вскоре все трое стояли на высоком откосе под двумя соснами. Заснеженный берег не располагал к движению. Лучник, как обычно, увязался следом. Занятий он старался не пропускать. Всё вокруг постепенно светлело, утро вступало в свои права. Упражнения казались лишними и пустыми. Но их обязательно надо было сделать.

Сначала разогрев через ладошки. Растирание височных долей. Темя. Крылья носа. Снова ладошки, подбавить огоньку. И пошёл комплекс. Разминка перешла в смешной «пингвиний» шаг, Лучник старательно копировал движения, и получалось неплохо. Тарас спросил (полагалось обозначить шутливую цель для движения на месте):

– Куда сегодня идем?

– На Северный полюс, – сообщила разогревшаяся Варька.

– Смотри, там холодно, – остерег её Тарас.

– Я же в шапочке, – снисходительно парировала школярка.

«Шариком» просмеяли, поправили болячки.

Серебряный зайчик со свечкой внутри, зайчик лимонный, брызжущий кислым соком. Зайчик солнечный, блуждающий тёплым огнём.

Сон разлетелся, мышцы заиграли. Хотелось двигаться и работать.

– Трактирщик донёс, что их видели в Гостенево. – Тимур, татарин-полукровка, поправил сбившийся значок.

– Где это? – сумрачно спросил Ладья.

– В сторону Старицы. Примерно полдороги.

– Это точно они?

– Четыре парня и девушка. Одна лошадь. Владеют магией. Отбились от местных бандитов, поймали какого-то Муху.

– Что за Муха?

– Ворёнок, – зевнул Тимур. – Выпороли и отпустили.

– Описание очень похоже.

Звеньевой втирал в локти кольчужную пасту. Дорогая вещь, не хуже металлической брони, паста применялась только в сочленениях доспеха. У световой брони почти нет уязвимых мест, а если ещё и потратиться... К сожалению, хватало её только на сутки. Выдавали пасту в очень малых количествах. Перед боем, конечно, не жалели, но чтобы так, на профилактику... Это мог позволить себе только звеньевой.

– Бояре настаивают на их виновности.

– Врут всё твои бояре. Подставляют пацана, мести хотят.

– Эт-то понятно. Но наше дело – реагировать. Защитить сирых да убогих от страшного убивца.

– Кстати, погоди, – задумался вдруг Ладья. – Как это бояре вообще смогли подать жалобу? Вроде не вдовы и не сироты.

– При убийстве применялась магия. А от магии обычный человек имеет право на защиту. Вот они и пользуются.

– Магия, храни Создатель. Боярский род школяра перепугался. Можно подумать.

– Думать можно что угодно, а реагировать мы обязаны, – снова зевнул Тимур. – И магии там, кстати, было изрядно. Бургомистру со всей охраной хватило.

Ладья задумчиво клацнул клинком по световой перчатке. Раздался щёлкающий звук, перешедший в характерное шуршание, когда волокна света развернули клинок горизонтально, отводя его от плоти. Броня работала превосходно.

– В Старице мы их перехватим. И магия не поможет. Приведём парня на повторный суд.

Тимур поморщился.

– Его же в зиндане убьют. И ты это знаешь.

Ладья пожал плечами.

– Потом можно будет проверить качество жалобы и содержание пленника.

– Вряд ли это получится. Бояре выкрутятся. Подставят под порку Ваньку-холопа.

– Какого Ваньку?

– Это я образно. Отведут жалобу на конкретного писца, и будешь с ним разбираться. Увязнешь в писанине.

– Ладно. В любом случае школяра надо сначала взять.

Ладья брезгливо приподнял кусок грубого холста. Деревня, в которой ночевали рыцари, была многолюдной, но бедной. В их доме, к примеру, стоял древний ткацкий станок. Хозяева ночевали на сеновале и в баньке, уступив жилое помещение богатым постояльцам.

– Дикари, – сказал звеньевой. – Неужели на всех «воздушного пера» не хватает?

Сколько оно стоит, твоё «перо», подумал татарин, но промолчал. Тимур был из глухого села под Казанью. Ладья разглядывал самотканый холст. Очень прочное, хоть и грубое полотно. Делать из такого одежду... Кожу в кровь разотрет, разве накидку какую или капюшон. Плащ – ежели в лес да на рыбалку. Холопы же шили из него порты, что ещё раз доказывало их животную бесчувственность.

Ладья раздражённо шмякнул полотно обратно в корзину. Народ, который он бескорыстно защищал, иногда не слишком ему нравился.

– Предупреди городскую стражу. На въезде мы их перехватим. И отряди на вылет дежурного стрелка. Подстраховаться.

* * *

– Звон слышишь? – Тарас был непривычно серьёзен. Они с Никитой разглядывали городскую стену. Защита вокруг Старицы была послабее столичной, но функционировала вполне пристойно.

– Слышу, – ответил цветный. – Вот только где он, разобрать не могу.

– Ну да. – Тарас сплюнул на заснеженный песок. – И чему нас учит народная мудрость?

– Не зная броду, оцени погоду. Или что-то в этом роде.

– Ну да. – Тарас вдумчиво поскрёб давно не мытый затылок. Три дня пути просили баньки. – Точно слышишь?

Никита усмехнулся.

– Тарас, у тебя же такой бонус от декана, чего ты вообще советуешься? Ты должен опасность ловить лучше в несколько раз.

Тарас смущенно закашлялся.

– Дак я это... Не привык ещё. Сомневаюсь.

– Сомневаюсь. Потому что не надо было на этой теме пиво жрать. Сомневается он.

– Да ладно тебе. Я основное помню.

– Помнит он. Понимать надо, и теорию знать, и ощущение знать, чтоб от зубов отскакивало. А сейчас вот ты слышишь, а я понимаю. А словечек не хватает.

Тарас прищурился. Что-то не нравилось ему в далёких городских воротах. И что-то там как бы скребло. Или кажется?

– А ты точно ничего не слышишь?

Никита с минуту помолчал.

– Ну, как тебе сказать... Они же глушилку наверняка поставили. Магов ведь ждут. А не такого охламона-недоучку. У тебя хоть хроны тех лекций есть?

– Не было у меня тогда хронов. Я тебе так могу сказать. Как вроде звенит что-то внутри, только в ушах больше. Похоже, когда птичий барьер проходишь.

Никита нахмурился.

– Я чувствую какой-то сбой, но очень слабый. Вяленький, что ли. А по твоему описанию мало что поймешь. Так мы ни в один город не заедем. Будем мифических засад остерегаться.

– А змейка, по-твоему, тоже мифической была?

– Змейка? Змейка, может, от валчей прощальный привет. Кстати, будь они здесь, ты слушай не слушай, много не наслушаешь. Пойдешь туда, куда поманят.

– Так ото ж. – Тарас тоже был настроен скептически. Собственное чувство опасности ещё не вызывало у него доверия. – Я думаю, рискнуть стоит.

Лизо расставил у окна зеркальные призмы. Плотные шторы оставляли единственный проём, через который в комнату проникал насыщенный столб дневного света. Переламываясь в амальгамных гранях, свет создавал удивительный, подсвеченный блестками случайных пылинок рисунок-сетку. Волосы Лизо были тщательно убраны под платок, что делало его похожим на эстетствующего пирата. По виску катилась струйка пота. В комнате было душно.

Грач за длинным деревянным столом мешал в глиняной чашке серую кашицу. Время от времени он разравнивал её поверхность широкой серебряной лопаточкой, и на ровной плоскости тут же начинали вспухать пузыри, причём почему-то только с одного края чашки. Грач снова и снова повторял своё действо, то помешивая, то разравнивая неведомое вещество, и всё время с одного края наблюдалось это странное «кипение». Лизо мягко переставлял призмы, иногда меняя фильтры на центральной, преломлявшей цвет над самой чашкой. Он был зол и сосредоточен. Грач работал бесстрастно, разравнивая лопаточкой мельчайшие комочки, и движения его крупных пальцев были под стать отточенным движениям какого-нибудь ювелира, вот только все попытки разровнять серую кашицу тут же уничтожались окраинными пузырями. Никакого огня под чашкой не было, только напротив окна, перед длинным прямоугольным зеркалом, горели две свечи. Два неровных куска морёного дуба, отшлифованные в идеальную чёрную грань, исполняли роль матовых поглощающих боковых зеркал.

Очень долго валчи ткали невидимую паутину, сплетавшую лучи и запах, пока наконец в чашке не вспыхнул огонь, мгновенно сожравший всё её содержимое. Грач облегчённо откинулся на спинку высокого стула. Лизо смахнул с виска пот и отодвинул свои призмы, одна из которых упала на пол. Затем он вытащил из внутреннего кармана тонкую сигару и прикурил прямо от стоявшей у зеркала свечи. Его пальцы дрожали.

Грач поморщился (ему не нравился запах турецкого табака), но ничего не сказал. Сигара подрагивала в нервных пальцах с длинными холёными ногтями.

– Отцепились.

Лизо кивнул. На виске у него снова выступила капля пота.

– Я не думал, что Тверской Колледж пойдет на такие траты.

Лизо снова кивнул. Он глубоко затянулся своим зельем, на тонких губах заиграла ехидная ухмылка.

– Почти восемьдесят узлов. Будь мы хоть чуть-чуть ближе...

Грач посмотрел на дно своей чашки. От серого вещества не осталось даже пепла. Так, нечто вроде копоти. Можно легко стереть пальцем. Грач смотрел на рисунок этой копоти, очевидно, не собираясь её стирать. Там просматривалось что-то вроде паутины со множеством ячеек и узелков.

– Восемьдесят магов. Мы с тобой котируемся. Половина бакалавров Колледжа. Может, и магистрат.

– В основном они слабенькие.

– Будь мы ближе на пятнадцать верст, показали бы тебе эти слабенькие.

Лизо ничего не ответил, продолжая с видимым удовольствием курить. Пальцы его всё ещё подрагивали.

– Что дальше будем делать? Надо совсем уходить.

– Зачем? – Лизо запрокинул голову и выпустил в потолок струю почти бесцветного дыма. – Сеть сожжена, они нас потеряли.

– Они знают, что мы почти в зоне досягаемости. Вполне могут сплести новую.

– Это минимум два дня. Да и не пойдут они опять на такие траты. – Голос Лизо был абсолютно безмятежен.

– Ты и в прошлый раз считал, что это для Колледжа слишком дорого.

Лизо ничего не ответил. Грач подошёл к окну и внимательно рассмотрел дно глиняной чашки в солнечном свете. Он считал.

– Семьдесят шесть. Или семьдесят семь. Надо уезжать, Лизо.

– Что конкретно ты предлагаешь? Оторваться можно только через зельцкабины.

– Вот зельцкабины я и предлагаю.

– Валчам идти через зельцкабины?

– Да, да. Именно.

– Уподобляться обычным воинам? Торговцам слоновой костью и бродягам? В случае неудачи мы рискуем превратиться в удобрение, как и все, кто использует эту сеть. Здесь ничего нельзя предвидеть.

– Что, страшно стало?

– Нет. Но итог может быть безобразным.

– Шанс невелик. Иначе бы ими никто не пользовался. А здесь нас могут и достать второй плетёнкой.

Лизо задумался. На его лице промелькнула гримаса – видно было, что принятое решение валчу неприятно.

– Уговорил. И куда же мы двинемся?

– Один бросок?

– Один, конечно. Не хватало ещё путать следы. Маги Колледжа от Твери удаляться не станут.

Грач наконец высмотрел всё, что хотел, и протёр донышко глиняной чашки.

– Если мы не хотим потерять пацана, то логичней всего Стамбул. Плюс там тепло. И море.

– Даже два, – уточнил Лизо. – А ты уверен в своём информаторе?

– В Колледже было взвешено четыре шляха. Им якобы отвели Стамбульский. Но точно знают только декан и ректор.

– Сейчас их искать слишком рискованно, – сожалеюще сказал Лизо. – Заклятие стоит дорого, но всему есть предел.

– Шлях перепроверим. А на юге у нас достаточно попутных дел. Не гоняться же за ними по всему маршруту.

– Может, и стоило бы подсуетиться. – Лизо затушил окурок в чашке, что держал Грач. – Хорошо, давай укладываться. Твоё красноречие меня убедило.