Текст книги "Ожог от зеркала"

Глава 18

Тени колыхались.

Медянка и Лась, раскинув руки, чуть-чуть направляли это движение, подправляя трепещущий свет свечей. Тёмные отражения в зеркалах, искривляясь, обретали зыбкую самостоятельность. Стекло напоминало водную гладь, по которой время от времени пробегали мягкие волны.

Свечи были восковыми.

Медянка отпила из небольшой чаши. Казалось, она губами втягивает своё отражение. Свет полной луны за окном преломлялся в зеркалах, подпитывался огоньками свечей и исчезал в бездонных зрачках угольно-чёрных глаз женщины-валча.

Прямо у окна начиналась гора Бейкос.

В комнату вошел Грач.

– Ну, как ты?

– Не слишком, – улыбнулся тонкими губами Лизо.

– Говорил же, осмотреться надо.

– Они бы выпили чего-нибудь... Горячительного... И пришлось бы воевать против целой сотни...

Лизо попытался приподняться на локте, но Грач мягко его удержал.

– Лежи. Рано тебе ещё.

– Ты понял, почему бомбарды стреляли?

– Там механическая ловушка.

– Я на что-то наступил, – чуть смутившись, сказал Лизо. – Лопнуло под ногами.

– Современный самострел на два орудия, – вздохнул Грач. – Если б мы пришли вдвоём, было бы совсем солоно.

– С чего бы мы пришли вдвоём? – презрительно вздёрнул губу Лизо.

– Визирь наверняка считал, что нас двое. Ещё карлик этот...

– Сколько взяли серебра? – прошелестел Лизо.

– Раз в пять больше, чем тогда заплатили.

– А где зомби?

Грач усмехнулся.

– Все пошли тебе на лечение. Кстати, твой знахарь.

Лизо откинулся на подушки. В комнату вошла Медянка. Грач посмотрел ей в глаза, женщина-валч кивнула.

– Медянка на тебя зла, – сказал Грач. – Считает, что ты тогда Костина подставил.

Лизо поморщился.

– Выбрали момент для разговора?

– Лучше при мне. Она ведь может и в спину ужалить.

Лизо чуть прикрыл глаза, соглашаясь. Он знал, за что Медянка получила своё прозвище.

– Пусть подаст воды, – сказал он.

Поколебавшись, Медянка повернулась к столу, наклонила хрустальный кувшин и протянула чашку Лизо.

– Костин был виновен. Я мог дать ему любое поручение.

– Можно было не подвергать его такому риску.

Лизо говорил еле слышно, но желчь уже начала проявляться в его интонациях.

– У Костина были хорошие шансы.

– Ты специально убил его. Тебе нужен был артефакт, – прошипела Медянка.

– И что?

– Побеждая, он приносил тебе их камень. Погибая, ослабил бы банду так, что их добил бы даже Сински.

– И это тоже. Меня устраивали оба варианта. Но он не ослабил банду.

– Тебя устраивал вариант, в котором Костин погибал, – отчеканила Медянка. – Ты давно зарился на его браслет, но эти камушки можно взять только чужими руками.

– У него были хорошие шансы, – повторил Лизо. Он усмехнулся, обнажив мелкие клыки и глядя Медянке прямо в глаза: – Но этот вариант меня устраивал. Как и любого из вас. Ничего личного, милая.

Ноздри женщины хищно раздулись.

– Может, рискнёшь убить меня, дурочка? – безмятежно спросил Лизо, выпростав руки из-под одеяла. На одном запястье переливались три браслета, на другом мерцал один. – Неужели я настолько хуже Костина? – с издёвкой спросил он. Глаза Грача тревожно блеснули. Его руки чуть изменили диспозицию, но Медянка потушила свой взор.

– Вчера я спасла тебе жизнь, – сказала она, глядя в сторону.

– Нет, – невозмутимо сказал Лизо. – Если б мушкетёры поднялись, тебе всё равно пришлось бы драться.

В ладони у женщины вспух и тут же растворился чёрный клубок.

– А теперь слушай, – сказал Лизо и поднял два пальца в очень простом, но, видимо, значимом для валчей жесте. – Я не предполагал, что там формируется спектр. А без этой поправки Костин должен был справиться. Отдавать ещё один браслет к чужому спектру я не собирался. Конечно, я просчитывал все варианты... Но то, что там сгруппировалось уже три камня... Я предпочёл бы удачу Костина.

Медянка потупилась. Ярость в её зрачках подёрнулась пеплом. В уголке левого глаза выступила слеза.

– Раскрой-ка лучше окно, – вдруг приказал Лизо. – И послушайте гору. Это очень непростая гора...

Варька вошла в комнату, где готовился лечь Никита.

– Хочешь почитать нам сказку на ночь? – поинтересовался школяр.

Уля уже лежала в постели, щурясь на лампу, горевшую в коридоре. Разглядев гостью, она повернулась и жестом предложила присесть.

– Мне страшно, – сказала Варвара. – С Тарасом что-то не так...

– Что именно? – встревожился Никита.

– Он опять на Луну смотрит. Вроде бы как обычно, но... Прямо холодом под кожу... Мне иногда кажется, это уже не Тарас. Какое-то другое существо.

– Ты что такое несёшь, Варвара? – спросил Кит. – Следи за текстом, сладкая булочка.

– Погоди, погоди. – Уля закрыла Никите рот ладошкой. – Это в полнолуние?

– Да, или возле кладбищ. Я уже замечала. Это нельзя объяснить. Наверное, и понять тоже нельзя. Оно движется, как Тарас, говорит его голосом, только не смеётся. Просто ты чувствуешь подмену.

– Что значит подмену?

– Не могу объяснить... Но его и собаки тогда боятся... И вообще...

– Он сейчас здесь?

– Стоит у окошка.

– Пойдём к нему.

Все трое вышли в соседнюю комнату.

Неподвижная фигура Тараса стояла у окна. Тёмные её контуры казались странно большими. Огромная Луна висела над храмом Святой Софии. До полнолуния оставались ещё сутки.

– Тарас... – тихо позвал Никита. – Тарас...

Школяр обернулся.

– Чего вам?

Варька отшатнулась. Остальные ничего не почувствовали. Сидевший в углу храмовый котёнок – Ольга отдала одного ягуара Варьке – заложил уши и не сводил с Тараса глаз.

– Не бойся, Варенька... – невесело сказал Тарас. Движения к ней он не сделал, видимо, это могло ещё больше напугать его подругу.

– Я слышала про такое, – вдруг сказала Уля. – Это в нём некромантская магия. А Варька остро чувствует, потому что носит новую жизнь.

– А он... – вдруг всхлипнула Варька.

– Нет, всё в порядке. Ни ему, ни тебе это не угрожает.

Варька облегченно вздохнула и осторожно прикоснулась к Тарасу. Тот снова повернулся к окну. Котёнок продолжал хлестать себя хвостом.

– А ты сам... Что чувствуешь? – спросил Никита.

– Многое, – тихо сказал Тарас. Казалось, его губы движутся самостоятельно, лицо оставалось маской. Все молчали. – Луну... Этот храм... Здесь столько всего было... Гору там, за проливом... И валчей возле горы...

– Валчей? – поднял бровь Никита. – Так что ж ты молчишь, сладкая булочка? Это те самые валчи?

Тарас кивнул.

– Так ты думаешь... Та резня во дворце визиря...

– Да, наверное. И один из них ранен. Он ослаб.

Никита, поколебавшись, зажёг свечу. Тарас не отреагировал на огонь, продолжая стоять лицом к окошку. За раскрытыми ставнями засыпал огромный город.

– Тогда, может... Нет, слишком нагло. Погоди, так они ведь тебя тоже, наверное, чувствуют.

Тарас снова кивнул. В этом движении не было сомнений.

– Почему же они напали на визиря? Может, они от нас отстали?

Тарас медленно покачал головой. Затем чуть приподнял руку, на которой пульсировали три нитки «самоцветов», и обнял камни пальцами другой руки, баюкая кисть, как если бы там горела рана.

– Валчи пришли за мной.

– Честь и порядок, господа, – встретил тверитян кругленький, в феске, господинчик. Он не слишком походил на рыцаря, но, судя по нашивке, являлся стременным.

– Честь и порядок.

– С приездом. Чай, кальян, кофе?

– Не утруждайтесь.

– Отчего же, Анна. Я с удовольствием видкоштувал бы кальянчику. – Артур сдвинул вверх жёлтое забрало и уселся на предложенный хозяевами пуфик.

– Артур... – поморщилась Анна. – Нахватались польских слов...

– По-моему, это испорченный украинский, – промурлыкал Артур, уже собираясь затянуться. На соседний пуфик тяжело опустился Ладья, пододвинув к себе сразу три чашки с кофе.

– Всё понятно, – смирилась Анна. – Эта команда приехала расслабиться и покушать. Тогда, пожалуйста, каких-нибудь сладостей. К чаю.

Местный рыцарь, к которому она обратилась, вопросительно взглянул на кругленького. Тот перевёл, и вскоре появились подносы с разновидностями халвы, пахлавы и лукума. Анна налила себе чаю. Разговор замедлялся, подчиняясь неторопливому ритму Востока.

Выяснилось, что убитый визирь не принадлежал к числу любимцев султана, и поэтому власти не будут форсировать расследование. Тем более в деле замешаны сильные маги. И уж конечно, визирь не был сирым и убогим, которых полагалось защищать, а с официальной жалобой никто не обращался. Так что...

– Это могли быть валчи из Эдирне? – прямо спросила Анна.

Поморщившись от недипломатичного вопроса, кругленький рыцарь кивнул. Промедление не укрылось от Анны. С валчами здесь, очевидно, не хотели связываться. Да и прямого повода не было.

Переводчик при каждой фразе переглядывался с местными, явно выбирая такие же, как он сам, округлые выражения и мягко обтекая острые углы. Выяснилось, что все, конечно, согласны помочь тверской башне в поиске валчей, вот только не знают, где именно искать... Но если вдруг случится удача и встретят, то обязательно... На всех дорогах... Так и будем искать валчей, по всем дорогам... Нет, приметы не требуются... Ну, давайте ваши приметы...

Анна сухо описала внешность Лизо и Грача. И намекнула, что если разговор и дальше пойдёт в столь содержательном ключе, то она вынуждена будет обратиться в Общий совет за разъяснениями. По профессиональной пригодности Стамбульской башни. Разговор стал чуть более живым. Но переводчик всё равно переглядывался с крупным, широким в кости турком, что улыбчиво подливал Анне чаю и всячески уходил от прямых обещаний помочь.

Через час Анна, уставшая от всех этих хитросплетений – ухватиться с претензиями было не за что, а помощь явно буксовала, как колеса в сладкой патоке, – беспомощно взглянула на своих рыцарей, и Ладья, отложив трубочку кальяна, тут же въехал главному турку в нос.

Тверитянин даже не удосужился встать.

Не ожидавший удара турок упал, переводчик полностью потерял дар речи, опешили даже Артур и Павел, а Ладья невозмутимо изрёк: «Сотоварища не вижу, предлагаю поединок».

Турки, схватившиеся было за клинки, засовещались.

Злобно сверкавший глазами кряжистый турок, оценив, однако, мощную фигуру Ладьи, не стал выбирать серьёзный уровень. Помявшись, он предложил драться до первой крови.

Тут же спустились вниз.

Во втором выпаде Ладья глубоко проколол кряжистому предплечье.

Разговор продолжился. Фразы стали более сухими и содержательными, удалось договориться и о транспорте, и о наблюдении, и о предполагаемой координации действий. Анна теперь пила чай без всяких сладостей, а Ладья с Артуром невозмутимо курили кальян.

Местные, все как один, сидели в сторонке.

Глава 19

Эта комната, расположенная на втором этаже особняка Фарсала, была ещё более странной. Она напоминала скоморошный балаган, столько здесь было мягких, радужных переходов и прозрачного цветного шелка. Изменчивые, игривые лучи, проникая через витражные стёкла окон и световые шахты, скользили по всем направлениям, словно ощупывая друг друга, и каждый новый всплеск этой симфонии казался легким прикосновением к уходящему. Везде ощущалась диковинная закономерность, непонятная и очевидная одновременно, как бывает с логикой во время сна. Всё прокручивалось вокруг нескольких движущихся центров и мерцало, отбрасывая совершенно чудовищные тени, отсверкивая клинками зеркальных отражений, создавая внутренний кокон и странное, будто подсвеченное, наполненное бегающими искрами марево. Только как следует приглядевшись, а в зыбких границах контура это было непросто, получалось рассмотреть, что кокон ничто не ограничивает. Вся его эфемерная сущность наполнялась преломляющимся светом зеркал, многократно замкнутым на самое себя светом, для чего, как вспомнил Тарас, годился ещё и не всякий свет...

Это была комната магии огня.

Фарсал в ней гадал. Несколько комков бесформенного воска, стекшие со свечей, давно застыли. Пепел и зёрна также образовали свой рисунок, и настал черёд раскалённых в специальной жаровне костей.

Фарсал кинул бараньи лопатки. Лицо его казалось бесстрастным, но ученики уже достаточно знали своего учителя, чтобы понять – он очень встревожен.

– Что случилось, Фарсал? – рискнула спросить Ольга.

Не отвечая, маг повторно кинул кости и нахмурился:

– Не припомню, чтобы так всё сплеталось... Не струны, а узел. Сами-то чувствуете?

Школяры кивнули. То, что впереди «звенело», ощущалось всё более отчётливо. Ближайшая неделя таила множество событий.

– А для чего это, Фарсал? – спросил Тарас. – Вся эта оптика? Здесь взгляд как-то...

– Я могу ответить, но вы пока не поймёте.

Последнее время маг стал мягче реагировать на вопросы, и школяры не преминули этим воспользоваться.

– Пусть так, всё равно.

– Единичная фокусировка взгляда формирует мир частью, но не единой точкой, фрагментом либо куском, как бы ткущейся нитью, движение которой зависит от глаз наблюдателя. Непрерывная эта одномоментность соответствует единому мигу времени между прошедшим и грядущим, перетекающим из небытия в небытие, оставляя в нашей памяти легкие боковые отсветы. Расщепление взгляда помогает всколыхнуть жёсткую связь причины и следствия.

Школяры и Ольга смущенно молчали. Наконец Тарас снова решился спросить:

– А про социум можно? Вот у нас ордена, дома, магистраты... Все за власть бьются, режут друг друга, травят... Для чего?

Фарсал без улыбки смотрел на своего ученика. Тарас, ободренный уже тем, что не было оплеухи, продолжил:

– Им что нужно-то? Они людям помочь хотят? Или просто силы копят? Каждый сам по себе живет, а вместе в единое сплетаются, и это единое набирает и набирает мощь, а зачем, непонятно. Простой воин хочет стать десятником. Тот бригадиром. Школяр – магом. Маг – магистром. И как-то это...

Фарсал чуть-чуть покачал головой, поощряя.

– Как-то это даже скучно. Цели нет. У всего этого цели нет. Неужели всё только из-за денег?

Фарсал хмыкнул.

– Истинно говорят, один дурень десять мудрецов вопросами загонит. Мелешь незнамо что.

– Ну прямо-таки незнамо что, – вдруг обиделся Тарас.

Фарсал, и в этот раз повременив с подзатыльником, счел возможным пояснить:

– Ты смешиваешь малое и большое. Разные уровни бытия.

– В смысле, пути Создателя неисповедимы?

– Нет. В смысле, муравей не может понять целей муравейника. Клетка не может понять целей существа, составной частью которого является. И так далее. Она просто их не воспринимает.

– При чем тут это? – растерялся Тарас. – Люди же не клетки. И цели у них обычно конкретны, деньги там или должность. Просто пища, наконец.

– Это не цели, это прямая мотивация. Причем на уровне холопов. Попробуй заинтересовать деньгами или едой магистра. У человека высокого ранга есть всё.

– Ну ладно, вот у нас по-особому... браслеты. Чем больше, тем, наверное, лучше...

Фарсал как-то странно посмотрел на Тараса.

– Что такое? – смутился школяр. – Я сказал что-то не то? Опять глупость сморозил?

– Я бы рекомендовал тебе выразить мысль чётче, – ответил Фарсал.

– Ну... Это кажется очевидным... Или здесь что-то не так, как с деньгами? Вот эти браслеты. – Тарас оголил запястье левой руки, Никита и Ольга залюбовались переливами тройного соцветия кристаллов. Фарсал, казалось, вовсе не обратил на них внимания. – Вы ведь многое должны об этом знать. Расскажите. И сколько их нужно человеку? И сколько их вообще?

– М-да, – покачал головой Фарсал. – Опять мешанина из вопросов. Ну, попробую.

В этот раз его интонации были вполне благодушными.

– Начнём с похвалы.

У Тараса по-детски отвисла нижняя челюсть.

– Да, да. – Фарсал улыбнулся. – Не ожидал от такого дурня такой прыти. С виду законченный олух, а всё время проскальзываешь, куда требуется.

– Спасибо за комплимент, – засомневался в дифирамбах Тарас. – По сравнению с идиотом уже неплохо.

Фарсал треснул его посохом.

– Не перебивай старших.

Школяр угрюмо потёр плечо.

– Тебе снова повезло, – объяснил Фарсал. – Ты ухитрился правильно задать вопрос, да ещё в зале магии огня. Да ещё в момент гадания. – Он покачал головой. – Да ещё и перед клубком струн... Наши слова в значительной степени формируют реальность. И я ждал от тебя совсем других, обычных в этом случае фраз, типа – как мне правильно добыть четвёртый браслет. Или пятый... – Маг вздохнул. – Я много слышал о таких историях. Но чтобы человек, пусть коряво, спросил вот так, с оттенком здравого смысла... Сколько их нужно...

Тарас, Никита и Ольга молча ждали.

– Ну что ж, изволь. Время и место ты выбрал идеально. Возможно, тебя подтолкнули проросшие кристаллы, но это не имеет значения. Ты давно уже слился с ними в единое целое.

Тарас кивнул. Он и сам это чувствовал.

– Предполагается, что всего кристаллов двадцать четыре. Ровно по спектру радуги.

– Но в радуге семь цветов, – рискнул вставить Никита, за что сразу же получил посохом по прикрытому ладошками затылку.

– Это холопы различают семь. Они и нот знают семь. И поговорки их на семи обрываются. На то есть свои причины. А в магических числах другие законы. И другая эстетика. Полный цикл музыкальной гаммы насчитывает двадцать четыре звука. Это две октавы с полутонами. Почему две, я не буду объяснять, ваше ухо всё равно не услышит надлежащие обертоны.

– Полутона – это те звуки, которые на клавесине обозначены чёрными клавишами?

– Именно. Их пять. Плюс семь белых. И умножьте на два. Как у вас там, в Колледже, с арифметикой? Отменили за ненадобностью? А напрасно, – раскрутил сам себя Фарсал и продолжил в уже обычном своём настроении: – Буквы любого алфавита также тяготеют к числу двадцать четыре. Конечно, здесь полно огрехов, людям свойственно искажать древнее знание, но смысл слов Создателя делится именно на двадцать четыре знака. Лишние значки только мусор, привнесённый «новаторами» языка. Утерянные – трагедия для народа. Скандинавских рун двадцать четыре.

– Их двадцать пять, – сказал Никита, закрыл руками голову и получил посохом по пальцам.

– Их двадцать пять, потому что к ним добавили пустую руну, – рявкнул Фарсал. – Нашёлся придурок, который посчитал, что так будет правильно. Это всё равно как вставить в азбуку пробел. Карты Таро. Полное число девяносто шесть. Четыре масти. Разделите сами, кто умеет. И не отвлекайтесь на то, что у некоторых якобы масти не обозначены. В грамотной подаче масть есть у каждой карты. Опустим и это. Древнейший, египетский счёт с основой на дюжины включал в себя двадцать четыре символа цифр. Сейчас это почти забыто. Все перешли на десятки, потому что холопам удобней считать по пальцам и ковыряться ими в носу. Тенью истинного знания идёт двойная разбивка часового циферблата. Двадцать четыре равных отрезка – суточный интервал. Двенадцать созвездий зодиака. Для холопов. У вас, господа, читали курс астрологии, и разбивка по двадцати четырём домам не окажется откровением. Фонемы запаха... Есть ещё несколько плоскостей вселенской гармонии, о которых вы пока не имеете представления, но не буду перегружать ваши головы. Что общего у вышеперечисленных срезов чисел и бытия? – буркнул Фарсал.

– Может быть... Они все имеют отношение к информации? – робко сказала Ольга.

– Умница, – улыбнулся Фарсал. Для комплиментов своей любимице он подбирал менее жёсткие выражения. – Двадцать четыре струны – это замысел Создателя, это гармония созидания. Почему так – спросите у него после смерти.

– Но как вышло... Как получилось, что свет... Что он разбился на такие вот кристаллы? И почему их... – Тарас запнулся, не продолжая.

– Ты ещё спроси, почему они не размножаются, – хмыкнул Фарсал. – Ладно, отвечу, придурок. – Маг вернулся к прежней оценке способностей Тараса. – Солнце одно. Спектр делится на двадцать четыре части. Каждая концентрируется в особый кристалл. И связана с Солнцем. С живым светом. Всё.

– А они могут быть уничтожены?

Фарсал хмыкнул:

– Только вместе с Солнцем. Это кристаллический свет. Дальше. Сколько браслетов нужно человеку? Формулировка не верна, но хотя бы не слышно обычного, как мне добыть побольше. Драгоценностей, денег, кристаллов, еды... Что бы мне сожрать, ещё не жратое. Правильный вопрос звучит иначе. Сколько людей нужно одному кристаллу, чтобы развернуться в полную мощь? – Фарсал сделал паузу. – Правильный ответ – один человек.

– То есть... – Тарас поперхнулся. – Вы хотите сказать, что остальные кристаллы у меня лишние?

Фарсал крякнул.

– Глухая тетеря. Ты же слушал всё, что я сказал. Разве я говорил, что они лишние?

– Нет, – покачал головой Тарас.

– Я сказал, что оптимально кристалл разворачивается в схеме один кристалл – один человек. Они друг в друга прорастают. Это, разумеется, неправильное слово, но ближе в русском языке нет. Если искать более точную формулировку, то человек и кристалл постепенно, очень медленно, привыкают друг к другу и... Становятся кровной роднёй. Кстати, чтобы ты был в курсе, малыш...

Тарас не сразу понял, что столь ласковый эпитет адресован ему.

– Я же придурок, – буркнул он.

Фарсал треснул его посохом.

– Чтобы ты был в курсе, маленький придурок, – поправился он. – Ты чувствуешь пульс под браслетами?

– Очень часто.

– Это ложное ощущение. На практике часть твоей крови идёт прямо через камень.

– А он... А он не паразит? – робко спросила Ольга.

– Кто? Твой брат? – спросил Фарсал. – Или у тебя хватило ума так обозвать магический кристалл Солнца?

Ольга прикрыла рот ладошкой.

– Это симбиоз. Совершенно нормальное явление. Даже обычные камни лечат, и это известно с глубокой древности. Я думаю, вы понимаете, что лечат они не в отрыве от организма, а в соприкосновении с ним. Здесь эффект усилен в тысячи раз.

– Вы говорили о драгоценных камнях?

– Ну разумеется. Хотя некоторые минералы также обладают целебными свойствами. Когда-нибудь я вас научу, как правильно применять перстни, но сейчас у нас нет на это времени.

Тарас по-детски почесал затылок.

– Что-то я не совсем понял. Я ведь чувствую, что второй камень добавил мне сил, когда я его принял. Да и к третьему постепенно привыкаю.

– Это естественно, – кивнул Фарсал. – Второй, особенно надетый на другое запястье, взаимодействует с другим полушарием и обычно успевает «прорасти» в человека прежде, чем столкнётся во влиянии со своим собратом. Первые годы положительный эффект налицо. Позже начнутся проблемы. С третьим они возникают сразу, особенно без магической подготовки. Но ты владеешь азами магии, и достались они тебе, можно сказать, полюбовно. Так что и третий скоро пойдёт тебе в плюс. А уж магические способности носителя кристаллы усиливают многократно. Имеет значение личный цвет. Сочетание его и цвета камня.

– А в чём негатив?

– Начиная с третьего, кристаллы начинают «формировать спектр». – Фарсал вздохнул. – И если они будут у одного человека, и если просто окажутся рядом. Вблизи. И не спрашивайте, что я имею в виду под этим словом. Это особое взаимодействие, и мало кто имел возможность изучить его. А ещё меньше тех, кто об этом рассказывал.

– Вы так говорите... Кристаллы очень древние?

– Им около двух тысяч лет, – сказал Фарсал.

– А...

– По легенде... Я не имел возможности проверить эти сведения. – Маг поискал глазами какую-то книгу, множество их стояло в неприметных угловых нишах, но потом махнул на фолианты рукой. – По легенде, люди разрушили древний храм и распяли бога. Вернее, сына бога. Какое-то из этих событий породило страшную грозу. Обожгло огромную металлическую колонну. Она и сейчас стоит в Стамбуле. И рассыпались вот эти камни. Удар молнии или луч света их породил, неизвестно. В ту ночь их собрали римские солдаты. Те, что участвовали в казни Спасителя. Плюнув на службу и жалованье, они тогда же разошлись. У каждого было несколько браслетов, но ни один из них не «пророс». Поначалу их продавали и проигрывали в кости, как обычные драгоценности. Магическая мощь артефактов начинала проявляться, только когда камни попадали в руки детей. И талантливых детей.

– А... Какая от них польза...

– Носителя камня сложнее убить, – сказал Фарсал. – События выстраиваются благоволящей к нему цепочкой.

– Меня уже и зомбировали, и убивали, – буркнул Тарас.

– И что в результате? – ехидно спросил маг. – Для трупа ты недурно выглядишь.

Тарас задумался.

– А как же Зенон? Или валч, у которого тоже был браслет? – спросил Никита.

– Во-первых, они оказались в зоне нового спектра, где связи камня меняют свою направленность. И эти законы мне неизвестны. А во-вторых, неизвестно, кто из них и каким способом добыл свой артефакт. То, что Ольга рассказывала про монаха... Браслет его не принял. А в таких случаях он становится проклятием. Кроме того, сложнее не означает невозможно.

– Понятно... – прошептал Тарас. – Но... ведь люди, носящие браслеты, менялись...

– Естественно. Потому как жадность никому не давала остановиться на числе один. Да и бессмертия кристаллы, конечно, не дают.

Все надолго замолчали. Тарас вслушивался в пульс, что жег ему левую руку. Затем спросил, глядя Фарсалу в глаза:

– А у вас есть браслеты, учитель?

– Нет, – покачал головой старый маг. – Я только видел их у валчей.