Текст книги "Россия в поворотный момент истории"
![](/books_files/covers/thumbs_240/rossiya-v-povorotnyy-moment-istorii-221994.jpg)
Автор книги: Александр Керенский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)
Наконец, состав кабинета определился. Многие члены Думы считали важным, чтобы я получил пост в правительстве, и впоследствии я узнал, что некоторые кандидаты на министерские должности давали согласие лишь при условии моего участия в кабинете.
В ту ночь 1 марта, которая стала наивысшей точкой этих незабываемых дней, я был близок к полнейшему истощению. Начало сказываться чрезмерное напряжение предыдущих двух дней, а мне еще предстояло найти решение сложной дилеммы. Даже большинство членов Совета считало разумным мое вхождение в правительство, и я понял, что, если в него не будет включен представитель Совета, правительство не получит широкой народной поддержки. Поэтому я оставался тверд в своем решении и не отказался от него, даже когда Чхеидзе наотрез отказался от портфеля, оставив меня в правительстве в полной изоляции.
В конце концов, не в состоянии ничего придумать, на рассвете я решил отправиться домой. Было непривычно идти по знакомой улице без обычного эскорта агентов секретной полиции, проходить мимо часовых и смотреть, как над зданием жандармерии, где меня допрашивали в 1905 г., все еще поднимаются огонь и дым.
Лишь когда я оказался дома, недавние события навалились на меня всей тяжестью. Часа два или три я пролежал в состоянии близком к опьянению. Затем внезапно меня осенило – я нашел решение проблемы. Надо немедленно по телефону дать согласие принять пост в правительстве, а позже отстаивать его на общем заседании Совета. И пусть Исполком и члены Совета обсуждают потом этот вопрос. Как ни странно, на мое решение пойти против воли Исполкома в значительной мере повлияла мысль об арестантах в Правительственном павильоне. Если какой-либо министр из «Прогрессивного блока» и мог уберечь их от ярости толпы и избавить революцию от кровопролития, так только я.
Я позвонил во Временный комитет и сообщил Милюкову о своем решении. Похоже, он обрадовался и тут же поздравил меня, но то, как воспримет эту новость Совет, все еще оставалось для меня загадкой.
Вернувшись в Думу, я обнаружил, что мое решение стало предметом для оживленной дискуссии, так как в реакции Совета никто не был уверен. Я направился прямо в Исполнительный комитет, где меня встретили угрюмо. Пленарное заседание было в разгаре, и я заявил, что немедленно отправляюсь на него и объясню свой шаг. Члены Исполнительного комитета пытались разубедить меня, но я не соглашался с ними, так как не желал откладывать это дело.
В соседней комнате Стеклов, член Исполнительного комитета, докладывал Совету о своих переговорах с Временным комитетом по поводу формирования правительства. Как только он закончил, председательствовавший Чхеидзе объявил, что дает мне слово. Я забрался на стол, начал речь и вскоре понял, что меня слушают одобрительно. Достаточно было взглянуть на лица собравшихся, посмотреть им в глаза, чтобы понять – они на моей стороне. Я сообщил им, что пришел сюда как министр юстиции нового правительства и что больше не могу ждать одобрения Совета. И вот я здесь, заявил я, и жду от вас вотум доверия. Окончание моей речи потонуло в громовых аплодисментах.
Едва я соскочил со стола, делегаты Совета подняли меня на плечи и пронесли через Думу до самых дверей Временного комитета. Я чувствовал себя победителем. Я преодолел абсурдное вето Исполнительного комитета и был уверен, что другие последуют моему примеру и постепенно будет сформировано коалиционное правительство. Но посреди оваций я понял, что предводители Совета постараются отомстить – и действительно, вскоре началась яростная кампания против меня, против моего влияния и авторитета в массах.
Утром 2 марта Милюков, объявляя толпе в Екатерининском зале о составе Временного правительства, сообщил, что великий князь Михаил Александрович станет регентом и что решено создать в России конституционную монархию. Заявление Милюкова вызвало бурю негодования всех солдат и рабочих, собравшихся в Таврическом дворце.
Исполнительный комитет поспешно созвал специальное заседание, на котором меня подвергли пристрастному перекрестному допросу. Но я не позволял втянуть себя в дискуссии и лишь отвечал:
– Да, такой план есть, но он никогда не будет исполнен. Это просто невозможно, так что нет никаких причин для тревоги. Со мной по вопросу о регентстве не советовались, и я не участвовал в дискуссиях. В качестве крайней меры я могу потребовать от правительства, чтобы оно выбирало между отказом от этого плана и моей отставкой.
Вопрос о регентстве не беспокоил меня ни в малейшей мере, но передать свою уверенность другим оказалось затруднительно, и Исполнительный комитет решил вмешаться в это дело. Он намеревался отправить к царю собственную делегацию, а если это не получится, не позволить другим делегатам выехать из города. Но из этих планов ничего не вышло, и около 4 часов дня делегация от Временного комитета Думы в составе Гучкова и Шульгина отбыла в Псков требовать от царя отречения.
В ожидании вестей от Гучкова и Шульгина следовало заняться многими другими вопросами. В Думе имелась собственная телеграфная контора, и тем же вечером я разослал из нее свои первые приказы в качестве министра юстиции. В первой телеграмме прокурорам по всей стране требовалось освободить всех политических заключенных и передать им приветствия от нового революционного правительства. Во второй телеграмме, отправленной в Сибирь, приказывалось немедленно освободить из ссылки Екатерину Брешковскую, «бабушку русской революции», и со всеми должными почестями отправить ее в Петроград. В аналогичных телеграммах я потребовал освобождения пятерых социал-демократов – депутатов Четвертой Думы, приговоренных к ссылке в 1915 г.
Тем временем очень серьезная ситуация сложилась в Хельсинки: в любой момент ожидалось уничтожение флота и расправа над офицерами. Меня срочно вызвали в Адмиралтейство, чтобы по телефону вести переговоры с представителем матросов. В ответ на мои призывы этот человек обещал сделать все, чтобы успокоить моряков, и убийство офицеров было предотвращено. В тот же вечер делегация, в которую входили представители всех партий, отправилась в Хельсинки, чтобы постараться восстановить порядок. Какое-то время эта военно-морская база больше не доставляла беспокойства. Однако 4 марта адмирал Непенин был убит каким-то штатским, который оказался немецким агентом.
События в Кронштадте, упомянутые в главе 14, в действительности произошли 27 февраля, но вести о них дошли до нас существенно позже.
Вечером 2 марта было подписано следующее заявление Временного правительства, опубликованное на следующий день:
«ДЕКЛАРАЦИЯ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА О ЕГО СОСТАВЕ И ЗАДАЧАХ 3 марта 1917
Граждане! Временный комитет членов Государственной думы при содействии и сочувствии столичных войск и населения достиг в настоящее время таких значительных успехов над темными силами старого режима, которые дозволяют ему приступить к более прочному устройству исполнительной власти.
Для этой цели Временный комитет Государственной думы назначил министрами первого общественного кабинета следующих лиц, доверие к которым страны обеспечено их прошлой общественной и политической деятельностью.
Председатель Совета министров и министр внутренних дел – князь Г.Е. Львов.
Министр иностранных дел – П.Н. Милюков.
Министр военный и морской – А.И. Гучков.
Министр путей сообщения – Н.В. Некрасов.
Министр торговли и промышленности – А.И. Коновалов.
Министр финансов – М.И. Терещенко.
Министр просвещения – А.А. Мануйлов.
Обер-прокурор Святейшего синода – В.Н. Львов.
Министр земледелия – А.И. Шингарев.
Министр юстиции – А.Ф. Керенский.
В своей настоящей деятельности кабинет будет руководствоваться следующими основаниями:
1) Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и аграрным преступлениям и т. д.
2) Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями.
3) Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений.
4) Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны.
5) Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления.
6) Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.
7) Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении[64]64
Этот пункт вызвал наибольшие разногласия. Милюков пишет в своих «Воспоминаниях», что не мог противиться пункту 7, поскольку «в конце концов, в тот момент мы не знали, будут или нет они (восставшие войска) участвовать в предстоящих сражениях с «лояльными» частями, посланными в столицу».
[Закрыть].
8) При сохранении строгой военной дисциплины в строю и при несении воинской службы – устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам.
Временное правительство считает своим долгом присовокупить, что оно отнюдь не намерено воспользоваться военными обстоятельствами для какого-либо промедления в осуществлении вышеизложенных реформ и мероприятий.
Председатель Государственной думы М. Родзянко.
Председатель Совета министров кн. Львов.
Министры: Милюков, Некрасов, Мануйлов, Коновалов, Терещенко, В. Львов, Шингарев, Керенский».
Когда спустилась ночь 2 марта, члены Временного правительства собрались для обсуждения других важнейших вопросов. Мы по-прежнему с нетерпением ждали известий от Гучкова и Шульгина. Мы знали, что любая попытка передать власть регенту будет иметь серьезные последствия, и из частных разговоров со своими коллегами я понял, что практически все они в полной мере осознают это. Единственным, кто никак не хотел уступать, был Милюков, а Гучков и Шульгин отсутствовали и не могли высказаться. Но все были согласны, что приближается критический момент.
Отречение царя
Первые сообщения о революции, поступившие 27 февраля, царь воспринял спокойно. Неизбежные беспорядки в результате расправы с Думой предусматривались в его плане восстановления абсолютной монархии, а генерал Хабалов, командующий специальными вооруженными силами в Петрограде, заверял его, что «войска выполнят свой долг». Как и обещал царь Протопопову перед тем, как 22 февраля отбыть в Ставку, с фронта было вызвано несколько гвардейских кавалерийских полков, и они уже двигались в сторону столицы.
Утром 27 февраля к царю с отчаянной просьбой обратился его брат, великий князь Михаил Александрович, умоляя пресечь беспорядки, назначив такого премьер-министра, который бы пользовался доверием Думы и общественности. Но царь жестко ответил, чтобы великий князь занимался своими делами, и приказал генералу Хабалову использовать все находящиеся в его распоряжении средства, чтобы подавить разгорающийся бунт. В тот же день царь отправил генерала Иванова в Царское Село.
На следующий день в Царское Село выехал сам царь.
По приказу Бубликова, комиссара путей сообщения, императорский поезд и второй поезд с его свитой остановили на узловой станции Дно, которую было не миновать по пути в Царское Село.
Узнав, что через Дно им не проехать, царь после поспешного совещания с ближайшими приближенными приказал, чтобы поезд направлялся в Псков, где размещался штаб генерала Рузского, командующего Северным фронтом. Линия в том направлении еще была открыта. 1 марта в 7.30 вечера царь прибыл в Псков, где его встретил генерал Рузский со своим штабом.
Согласно свидетельским показаниям приближенных, во время этой тяжелой поездки царь не проявлял никаких признаков нервозности или раздражения, и, в сущности, в этом нет ничего удивительного, так как для царя всегда было свойственно странное безразличие к внешним событиям. Но я уверен, что под этим неестественным внешним спокойствием Николай II переживал глубокий душевный кризис; к тому времени он не мог не понять, что его планы рухнули и он лишился всякой власти.
Человек, который прибыл в Псков, очень сильно отличался от того царя, который лишь днем раньше выехал из Могилева, чтобы положить конец «мятежу». Все его сторонники куда-то испарились. Сейчас он был готов на любые уступки, чтобы сохранить боеспособность России накануне решающего весеннего наступления на армии Вильгельма II, которого так презирал и ненавидел.
Тем же вечером в своем поезде царь выслушал доклады генерала Рузского и его начальника штаба о том, что произошло во время поездки. Эти сообщения никак не повлияли на его решимость.
В 11.30 вечера генерал Рузский принес царю только что полученную телеграмму от генерала Алексеева, в которой тот говорил о «растущей опасности распространения анархии по всей стране, дальнейшей деморализации армии и невозможности продолжать войну в сложившейся ситуации». Далее в телеграмме требовалось выпустить официальное заявление, которое бы внесло в умы людей хоть какое-то успокоение, предпочтительно в виде манифеста о формировании «ответственного министерства» и поручении этой задачи председателю Думы. Алексеев заклинал царя незамедлительно издать такой манифест и даже предложил проект его содержания. Прочитав телеграмму и выслушав аргументы Рузского, царь согласился обнародовать манифест на следующий день.
Сразу же после этого решения царь отправил генералу Иванову следующее сообщение: «Надеюсь, вы доехали спокойно. Прошу вас ничего не предпринимать до моего прибытия и вашего доклада. Николай. 2 марта. 00.20».
Далее царь распорядился вернуть на фронт все части, отправленные в Петроград на подавление бунта.
В 2 часа ночи, по словам генерала Рузского, Николай подписал манифест о назначении правительства, ответственного перед законодательной властью. Этот манифест так и не был издан.
Стихийное революционное движение перекинулось из Петрограда на фронт, и в 10 часов утра 2 марта генерал Алексеев связался с командующими всех фронтов, а также Балтийского и Черноморского флотов и предложил им в свете катастрофической ситуации призвать царя сохранить монархию путем отречения в пользу наследника Алексея и назначения великого князя Михаила регентом. Командующие, и в первую очередь великий князь Николай Николаевич, подчинились с поразительной готовностью.
В 2.30 пополудни Алексеев передал эти послания царю, который почти немедленно объявил о своем отречении. Но царь отрекался не только от своего имени, но и от имени сына, провозгласив преемником своего брата Михаила. Одновременно он назначил князя Львова председателем Совета министров, а великого князя Николая Николаевича – главнокомандующим русскими армиями. Но помимо ближайших помощников, никто в России ничего не знал об этом решении Николая II.
Первые известия от Гучкова и Шульгина об этом неожиданном поступке царя были получены только на заседании нового правительства и членов Временного комитета вечером 3 марта. После этого заявления мгновенно настала тишина, а затем Родзянко сказал:
– Воцарение великого князя Михаила невозможно.
Никто из членов Временного комитета не возражал. Казалось, что собравшиеся настроены единодушно.
Сперва Родзянко, а затем многие другие выступили с аргументацией о том, почему великий князь не может быть царем. Например, утверждалось, что он никогда не проявлял интереса к государственным делам, что он состоит в морганатическом браке с женщиной, известной своими политическими интригами, что в критический момент, когда великий князь мог бы спасти положение[65]65
Утром 27 февраля в Мариинском дворце прошла встреча великого князя с Родзянко, Некрасовым, Дмитрюковым и князем Голицыным. Члены президиума Думы и председатель Совета министров требовали, чтобы великий князь принял на себя командование кавалерией Петроградского гарнизона и немедленно восстановил порядок. Но великий князь не желал самостоятельно принимать решения и говорил, что нужно обсудить этот вопрос с его братом и просить его о назначении нового председателя Совета министров.
[Закрыть], он проявил полное безволие и т. д.
Выслушивая эти несущественные аргументы, я понял, что сами по себе они не имеют никакого значения. Дело было в том, что ораторы инстинктивно понимали – на этом этапе революции неприемлем уже никакой новый царь. Неожиданно слово взял прежде молчавший Милюков.
Со своим обычным упорством он заявил, что главное – не кандидатура нового царя, а то, что царь необходим. Дума не собирается провозглашать республику, ей только нужна новая фигура на троне. Далее Милюков сказал, что, по его мнению, Дума, тесно сотрудничая с новым царем, сможет утихомирить бушующую бурю. Россия в этот решающий момент своей истории не может обойтись без монарха. Милюков требовал предпринять все необходимые шаги, чтобы без дальнейших проволочек утвердить кандидатуру нового царя.
Шингарев попытался поддержать Милюкова, к чему его обязывала тесная дружба с лидером своей партии, но его аргументы прозвучали слабо и неубедительно.
Однако время истекало; уже занимался новый день, а выход так и не был найден. В первую очередь требовалось пресечь издание манифеста об отречении в пользу брата царя до тех пор, пока совещание не примет окончательное решение.
С общего согласия совещание временно отложили. Родзянко отправился в Военное министерство, имевшее прямую связь со Ставкой, и связался с генералом Алексеевым, сообщившим ему, что акт об отречении уже распространяется в войсках. Родзянко приказал Алексееву немедленно прекратить оглашение акта. Алексеев отдал приказ, но на отдельных участках фронта солдаты уже получили известие об отречении и присягали новому монарху. Я упоминаю об этом эпизоде, потому что он привел к ряду неприятных осложнений в паре воинских частей, где солдаты заподозрили интригу со стороны генералов.
Когда Родзянко вернулся из министерства, мы решили отправиться к великому князю, который после возвращения из Гатчины жил у княгини Путятиной в доме № 12 по Миллионной, и уведомить его о ночных событиях. Было шесть утра, и никто не решался беспокоить великого князя в такой ранний час. Однако в тот момент соблюдение этикета казалось неуместным, поэтому я сам позвонил домой княгине. Должно быть, там все были на ногах, так как на звонок немедленно ответил близкий друг и личный секретарь великого князя – некий англичанин Джонсон. Я объяснил ситуацию и спросил, готов ли великий князь встретиться с нами утром между 11 и 12 часами. Несколько минут спустя мне дали утвердительный ответ.
Во время дискуссии о том, какой позиции следует придерживаться при разговоре с великим князем, большинство выступало за то, чтобы от нашего имени говорили Родзянко и князь Львов, а прочие присутствовали бы как наблюдатели.
Однако, как я и ожидал, Милюков возражал, заявляя, что он и как политик, и как частное лицо имеет право в такой важный момент русской истории донести до великого князя свои взгляды.
После недолгого спора, взяв за основу мое предложение, решили дать Милюкову столько времени, сколько он сочтет нужным для того, чтобы ознакомить великого князя со своим мнением.
В 11 часов утра 4 марта мы встретились с великим князем Михаилом. Родзянко и Львов открыли встречу, кратко изложив мнение большинства. После этого Милюков, выступая очень долго и призвав на помощь все свое красноречие, пытался убедить великого князя занять трон. К явной досаде великого князя Милюков тянул время в надежде, что Гучков и Шульгин, разделявшие его взгляды, успеют вернуться из Пскова и поддержат его. Его замысел удался, потому что те действительно прибыли к концу его речи. Но когда их попросили высказаться, немногословный Гучков сказал только: «Я полностью поддерживаю мнение Милюкова», а Шульгин вовсе промолчал[66]66
Причина их сдержанности вскоре выяснилась. Насколько мне известно, на Варшавском вокзале тысячи железнодорожников по возвращении Гучкова и Шульгина из Пскова устроили приветственный митинг, но, как только Гучков стал зачитывать акт об отречении и дошел до пункта о передаче власти великому князю Михаилу, толпа пришла в ярость, и обоих делегатов пришлось поспешно выводить через боковую дверь, чтобы уберечь от самых неприятных последствий.
[Закрыть].
Ненадолго настала тишина, после чего великий князь сказал, что хотел бы наедине посовещаться с двумя из присутствующих. Председатель Думы немного растерялся и, бросив на меня взгляд, ответил, что это невозможно, так как все мы решили участвовать во встрече как единое целое. Я же полагал, что, поскольку брату царя предстоит принять столь важное решение, мы не должны отказывать ему в этой просьбе, поэтому так и сказал. Таким-то образом я и «повлиял» на выбор великого князя.
Снова наступило молчание. От того, каких людей выберет великий князь, зависело его решение. Он попросил выйти с ним в соседнюю комнату Львова и Родзянко.
Когда они вернулись, великий князь Михаил объявил, что взойдет на престол лишь по просьбе Учредительного собрания, которое обязалось созвать Временное правительство.
Так вопрос решился. Монархия и династия остались в прошлом. С того момента Россия фактически стала республикой и вся власть – верховная, исполнительная и законодательная – вплоть до созыва Учредительного собрания оказалась в руках Временного правительства.
Глава 14
Первые месяцы революции
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Тютчев
Хотя в юности я много раз читал эта строки, их смысл полностью раскрылся мне лишь после падения монархии в России.
Благословен тот, кто пережил судьбоносный поворотный момент в мировой истории, поскольку ему выпадает шанс проникнуть в самые глубины истории человечества, стать свидетелем гибели старого мира и сотворения нового. Он видит, что основное русло жизни определяется не столько «законами» экономики, сколько столкновением воли различных людей, их противоборством в попытке создать новый образ жизни на руинах старого.
С самого момента краха монархии в феврале 1917 г. вплоть до гибели в октябре того же года свободной России, ненадолго пришедшей ей на смену, я оказался в эпицентре событий. Фактически я находился в самом их фокусе, вокруг которого бушевал водоворот человеческих страстей и противоречивых амбиций, вступивших в титаническую борьбу за создание нового государства, построенного на политических и социальных принципах, в корне отличных от тех, которые определяли жизнь прежней Российской империи.
Падение монархии произошло совершенно неожиданно для населения страны, в решающий момент тотальной войны России с Германией, и сопровождалось столь же неожиданным развалом всего административного аппарата государства. Перед нами встала задача построить новое государство на пустом месте.
Временное правительство с самых первых дней своего существования начало получать изо всех уголков России, из крупных городов и далеких деревень, а также с фронта многочисленные приветственные послания с выражением поддержки. Но наряду с этими телеграммами приходили и тревожные сообщения о параличе местной власти по всей стране и о полном развале административного аппарата и полиции. Казалось, что Россию вот-вот захлестнут бунты, грабежи и насилие. Если бы это произошло, страна бы тотчас потерпела поражение от германской и австрийской армий.
Но этого не случилось, главным образом потому, что подавляющее большинство населения, вне зависимости от классовой, религиозной или национальной принадлежности, осознало, что падение монархии стало кульминацией долгой и тяжелой освободительной борьбы, которая являлась основным мотивом в истории России Нового времени.
Поэтому на какое-то время все сословные, классовые и личные интересы были отброшены, все разногласия забыты. Как писал в то время князь Е. Трубецкой, Февральская революция была уникальна тем, что в ней участвовали все классы общества. Именно в тот момент родилась «моя» Россия – идеальная Россия, занявшая место России монархической, совращенной и оскверненной Распутиным и заслужившей всеобщую ненависть.
Непопулярных чиновников буквально вышвыривали из кабинетов, и многие при этом были убиты и ранены. Рабочие на заводах прекращали работу и избавлялись от неугодных им управляющих и инженеров, выкатывая их за ворота в тачках. В ряде мест крестьяне, помнившие о 1905–1906 гг, стали на свой лад решать аграрный вопрос, выгоняя помещиков и захватывая их земли. В городах самозваные «защитники свободы» производили аресты «контрреволюционеров» или просто занимались грабежом.
После трех лет войны солдаты на фронте пришли в полное изнеможение. Они больше не желали подчиняться своим офицерам и продолжать борьбу с врагом.
Перед Временным правительством стояли четыре главные задачи, изложенные здесь в порядке их приоритета:
1) продолжить оборону страны; 2) воссоздать по всей стране работоспособный административный аппарат; 3) провести ряд ключевых политических и социальных реформ; 4) провести подготовку к превращению России из крайне централизованного в федеративное государство.
Весной 1917 г. и во внутренних, и во внешних делах России сложилась столь критическая ситуация, что в интересах самого существования страны было жизненно необходимо выполнить эту программу как можно скорее. Но ее предстояло проводить в стране, которая в политическом и социальном плане чрезвычайно отличалась от той России, в которой новое правительство было задумано и создано. Это правительство, как указывал Милюков в самый первый день революции, было призвано выполнять программу Прогрессивного блока. Однако Прогрессивный блок более не существовал. После падения монархии социальная структура страны изменилась неузнаваемо. Подавляющее большинство населения, в прошлом совершенно отстраненное от руководства страной, неожиданно оказалось в авангарде политической жизни. В то же время средние классы, ранее игравшие положительную и активную роль в экономической и политической жизни страны, отступили на задний план, а землевладельческая аристократия, тесно связанная со старым режимом, совершенно сошла со сцены. В этих условиях Россией могли управлять только такие люди, которые осознавали тот факт, что они призваны руководить не Россией вчерашнего дня, а новой Россией, стремившейся к осуществлению вековечных чаяний русского народа – к демократическому правительству, основанному на законе и социальной справедливости. Такое понимание основной цели революции разделяли практически все без исключения члены нового правительства – эти представители «верхов среднего класса», которые, согласно твердому убеждению левых социалистических доктринеров, были обязаны править от имени «буржуазии». Фактически, по мнению левого крыла, 27 февраля 1917 г. стало лишь началом «жирондистского» этапа революции. Какой бы абсурдной ни была эта идея, она имела самые тяжелые – в сущности, фатальные – последствия для будущего.
Воспоминания о первых неделях работы во Временном правительстве относятся к числу самых счастливых моментов моей политической карьеры. Наше правительство состояло из 11 человек, 10 из которых принадлежало к либеральным и умеренно консервативным партиям. Я был единственным социалистом в его составе, и левая печать вскоре начала иронически называть меня «заложником демократии». Наш председатель, князь Львов, был потомком Рюрика, происходя из древнего рода, который правил Россией 700 лет. Однако в течение всей жизни он старался улучшить участь крестьян и уже давно был активным участником борьбы против стремительно деградировавшей абсолютной монархии. Работая в земствах, Львов настойчиво отстаивал право крестьян быть представленными в политической жизни страны. Он стал одним из основателей либерального движения в земствах, которое с начала столетия шло в авангарде борьбы за конституцию, достигшей кульминации с изданием Манифеста 17 октября 1905 г. По натуре он был застенчивым, тихим человеком, который мало говорил и умел слушать. Он обладал выдающимся талантом организатора, а его высокий моральный авторитет проявился в создании Всероссийского союза земств. Львов никогда не участвовал в партийной работе и после недолгого сотрудничества с партией народной свободы в Первой Думе ни разу не входил ни в какие партии, политические либо подпольные организации. В этом глубоко религиозном человеке было что-то от славянофила или толстовца. Он предпочитал убеждать, а не приказывать и на заседаниях кабинета всегда старался привести нас к всеобщему согласию. Его часто обвиняли в безвольности. Такое обвинение было совершенно необоснованным, в чем я убедился, впервые познакомившись с ним в декабре 1916 г. Как выразился Гучков, Львов «слепо» верил в неизбежный триумф демократии, в способность российского народа играть созидательную роль в делах государства; и на публике, и в частных разговорах он неизменно повторял: «Не теряйте отваги, сохраняйте веру в свободу России!»
Я до сих пор с трудом понимаю, каким образом с самого первого заседания правительства мы достигали немедленного и полного согласия о том, что предстоит сделать. Все мы обладали чувством долга, которое ставили превыше лояльности к какой-либо партии. Правда, это чувство оказалось недолговечным, и в последующей истории Временного правительства уже не наблюдалось такой веры, солидарности и взаимного доверия; но тем не менее в первый месяц революции все мы, правильно или неправильно, руководствовались единственным соображением – высшими интересами народа.
Многие из людей, ставших моими личными друзьями с первых дней существования Временного правительства, впоследствии говорили мне, что я выдаю желаемое за действительное и что никогда у нас не было того единства, как мне казалось. Но как бы то ни было, первые недели революционных преобразований в России запечатлелись в моей памяти как ощущение чуда, происходившего у меня на глазах. И я думаю, что даже самые рационально мыслящие из нас должны были испытывать такое же чувство.
За поразительно короткое время мы сумели заложить основы не только демократического правления, но и совершенно новой социальной системы, которая бы гарантировала руководящую роль в делах страны трудящимся массам и которая впервые ликвидировала какие-либо политические, социальные или этнические ограничения.
По-иному и быть не могло, хотя бы по той простой причине, что такое новое состояние дел являлось непосредственным отражением воли бесспорного большинства населения.
В библиотеке Гуверовского института хранятся оригиналы стенограмм заседаний Временного правительства. Просматривая их несколько лет назад, я сам поразился, какое колоссальное количество новых законов было принято в первые два месяца после Февральской революции. Как нам удалось добиться столь многого за такой короткий срок? Ведь помимо принятия законов, правительству также приходилось вести войну и решать бесчисленные повседневные вопросы административного управления. Более того, к нам без конца шли посетители и делегации, представители новых местных административных органов и национальных меньшинств, постоянно заполнявшие коридоры Мариинского дворца и кабинеты министров. Это было невероятно лихорадочное время – время бесконечных дневных и ночных заседаний правительства, время всевозможных конференций и выступлений на массовых митингах. В первые недели революции ни один министр нового правительства не мог избежать участия в таких митингах по той лишь причине, что народ, потрясенный и обеспокоенный стремительным развитием событий, хотел вернуть себе почву под ногами, выслушав правдивый рассказ о происходящем непосредственно от членов нового правительства, так как считал, что им можно доверять. В этом вихре лихорадочной деятельности нам тем не менее удалось издать колоссальное количество законодательных актов, не в последнюю очередь благодаря тому, что прошлый опыт общественной жизни позволил нам отлично ознакомиться с чаяниями и нуждами всех слоев населения. Все мы, за исключением князя Львова, Терещенко и Мануйлова, приобрели этот опыт, когда в качестве депутатов Думы объехали всю Россию вдоль и поперек. Князь Львов тоже превосходно знал проблемы местного самоуправления благодаря долгим годам службы в земстве. Мануйлов, бывший ректор Московского университета и член редакционной коллегии ведущей либеральной газеты «Русские ведомости», был специалистом по вопросам образования. Терещенко, самый молодой член правительства, представлял собой ведущую фигуру в индустриальном мире юга России и во время войны вместе с Коноваловым стал заместителем председателя Военно-промышленного комитета, возглавляемого Гучковым. Кроме того, он имел широкие связи в военных кругах и в петроградском обществе.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.