Текст книги "Россия в поворотный момент истории"

«Генерал Корнилов предлагает:

1) Объявить г. Петроград на военном положении.

2) Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.

3) Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

Петроград

Август 26. 1917 г.

В. Львов».

Готовность, с которой Львов согласился написать все это, рассеяла у меня последние остатки сомнений, и, пока я смотрел, как он пишет, меня посетила лишь одна мысль: остановить Корнилова и предотвратить опасные последствия этих событий на фронте. Во-первых, следовало получить достаточно неопровержимых доказательств о связи между Львовым и Корниловым, чтобы дать Временному правительству возможность в тот же вечер предпринять меры. Нужно было заставить Львова повторить сказанное им в присутствии третьего лица. Я был убежден, что только так можно было решить проблему.

Передавая мне свой меморандум, Львов сказал:

– Ну вот, отлично. Теперь все уладится к всеобщему удовольствию. В Ставке считают важным забрать власть у Временного правительства на законных основаниях. А вы-то, вы сами поедете в Ставку?

Он задал этот вопрос каким-то странным тоном, и, когда я ответил:

– Разумеется, нет. Вы вправду думаете, что я бы согласился стать министром юстиции в правительстве Корнилова? – Львов отреагировал совершенно неожиданным образом.

Он вскочил со стула, широко улыбнулся и воскликнул:

– Конечно, конечно, вы не должны ехать! Там вас ждет ловушка. Они вас арестуют. Поскорее уезжайте как можно дальше от Петрограда. – И добавил еще более возбужденно: – Все они там вас ненавидят.

Мы договорились, что я сообщу генералу Корнилову о моей отставке по телеграфу, одновременно уведомив его, что не приеду в Ставку.

Я снова попросил Львова подтвердить, что все происходящее не является каким-то ужасным недоразумением:

– Скажите мне, Владимир Николаевич, а что, если все это окажется розыгрышем? В каком вы будете положении? Вы понимаете, насколько серьезно все то, что вы написали?

Львов с жаром ответил, что это не шутка и не ошибка, что вопрос действительно очень серьезный и что генерал Корнилов никогда не возьмет свои заявления назад. Я решил связаться с генералом по прямому проводу, чтобы он лично подтвердил ультиматум. Львов, кажется, был доволен этим предложением, и мы договорились встретиться в 8.30 в доме военного министра, откуда шла прямая линия в Ставку.

Если память мне не изменяет, Львов покинул меня намного позже 7 часов вечера. Покидая мой кабинет, он столкнулся с шедшим ко мне Вырубовым, и я попросил Вырубова остаться со мной на время разговора с Корниловым. Затем я отправил помощника наладить связь со Ставкой и пригласить Сергея Балавинского, заместителя начальника департамента милиции, и капитана Андрея Козьмина, заместителя командующего военного округа, чтобы они тоже присутствовали при разговоре.

Ровно в 8.30 связь была установлена, но Львов еще не прибыл. Мы позвонили ему на квартиру, но там никто не отвечал. Прошло 25 минут, пока Корнилов ждал на другом конце линии. Наконец, посовещавшись с Вырубовым, мы решили начать разговор. С тем чтобы добиться от Корнилова полной откровенности, мы решили создать у него впечатление, будто Львов тоже принимает участие в разговоре.

Откровенно говоря, мы с Вырубовым питали слабую надежду, что Корнилов озадаченно спросит: «Подтверждения чего вы от меня ждете? И вообще, кто такой этот Львов?» – или чего-либо в этом роде. Но мы надеялись тщетно. Вот полный текст разговора, записанный на телеграфной ленте:

«Керенский: Министр-председатель Керенский. Ждем генерала Корнилова.

Корнилов: у аппарата генерал Корнилов.

Керенский: Здравствуйте, генерал… у телефона Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.

Корнилов: Здравствуйте, Александр Федорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу с просьбой доложить Вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.

Львов: Я – Владимир Николаевич – Вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором Вы просили меня известить Александра Федоровича, только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от Вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить.

Корнилов: Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев.

Керенский: Я – Александр Федорович. Понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

Корнилов: Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович [Савинков] приехал вместе с Вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать Вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить Вас.

Керенский-: Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?

Корнилов: Во всяком случае.

Керенский: До свидания, скоро увидимся.

Корнилов: До свидания».

Эта запись исключает вероятность какого-либо неверного толкования.

Разговор оказался более откровенным, чем я поначалу предполагал. Генерал не только подтвердил, что уполномочил Владимира Львова говорить со мной от его имени, но и пошел еще дальше, подтвердив все заявления Львова.

Спускаясь по лестнице после разговора, мы с Вырубовым столкнулись с Львовым, который спешил наверх. Я показал ему запись нашего разговора. Львов пробежал ее глазами и радостно сказал:

– Вот видите, я ничего не напутал.

Он был рад, что мы говорили с Корниловым, не дожидаясь его, и не объяснил причину своего опоздания, но много лет спустя, читая «Историю второй русской революции» Милюкова, я узнал, что после нашей первой встречи 26 августа Львов целый час провел у Милюкова, откровенно рассказав ему о событиях в Ставке.

Вырубов, Львов и я возвратились в Зимний дворец, и Львов прошел вместе со мной в мой кабинет. Там, в присутствии Балавинского, который незаметно сидел в углу обширного помещения, Львов еще раз подтвердил точность своего меморандума и записи разговора.

Около 10 часов вечера я приказал арестовать Владимира Львова и поместить его под стражу в одной из комнат дворца.

После этого я немедленно отправился в Малахитовый зал, где проходило заседание кабинета, сообщил о встрече со Львовым и зачитал вслух его меморандум и дословную запись моего разговора с Корниловым. Затем я заявил, что мятеж должен быть подавлен и что, по моему мнению, это можно сделать, лишь наделив меня всей полнотой власти. Я добавил, что это может потребовать некоторых изменений в кабинете. После недолгой дискуссии мы приняли решение «передать премьер-министру всю полноту власти с тем, чтобы скорейшим образом положить конец антиправительственному движению, предпринятому Верховным главнокомандующим генералом Корниловым».

За исключением кадетов Юренева и Кокошкина, подавших в отставку, все прочие министры передали свои портфели в мое распоряжение. Я попросил всех оставаться на своих постах.

У нас не было сведений о положении в Ставке, и некоторые члены кабинета предложили ждать до утра. Но я был настроен действовать немедленно. Нельзя было тратить времени. Я отправил краткую радиограмму Верховному главнокомандующему, приказав ему передать командование начальнику его штаба генералу Лукомскому, а самому прибыть в столицу. Ранним утром я приказал исполняющему обязанности министра путей сообщения Либеровскому (которого я назначил на место П. Юренева) остановить движение военных эшелонов в сторону Петрограда и разобрать линию Луга – Петроград.

Генерал Корнилов ничего не ответил. Но ранним утром 27 августа исполняющий обязанности военного министра получил лаконичную телеграмму, отправленную в 2.40: «Срочно. Корпус прибывает в район Петрограда вечером 28-го. Пожалуйста, объявите 29 августа военное положение в Петрограде. Корнилов». Генерал Корнилов отправил эту телеграмму сразу же после нашего разговора, еще не получив мое сообщение, вызывающее его в столицу.

Вскоре мы узнали, что тот корпус, который упоминался в телеграмме, был не кавалерийским корпусом, который затребовало Временное правительство, а авангардом «специальной армии» под командованием генерала Крымова, состоявшим в основном из «Дикой дивизии».

В тот же день мы получили официальные сведения, что эти войска скапливаются под Лугой. Стало ясно, что телеграмма Корнилова сознательно вводила нас в заблуждение.

Савинков, опасавшийся, что я подозреваю его в сговоре с генералом Корниловым, был очень расстроен и умолял меня либо предать его суду, либо поручить ему организовать оборону столицы. Я назначил его на должность генерал-губернатора Петрограда и доверил ему защиту города.

Позднее в тот же день было опубликовано мое воззвание к стране. В нем я оповещал народ о последних событиях и призывал соблюдать закон и порядок. Корнилов отозвался на это заявлением, в котором объяснял причины своих действий.

В час ночи я получил телеграмму от генерала Лукомского, в которой тот говорил:

«Генерал Корнилов, не преследуя никаких личных честолюбивых замыслов, опираясь на ясно выраженное сознание всей здоровой чести офицерства и армии, требовавших скорейшего создания крепкой власти для спасения родины, а с ней и завоеваний революции, считал необходимым более решительные меры, кои обеспечили бы водворение порядка в стране. Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение генералу Корнилову в том же смысле от Вашего имени, лишь заставил генерала Корнилова принять окончательное решение и, идя согласно с Вашим предложением, отдать окончательные распоряжения, отменять которые уже поздно. Ваша сегодняшняя телеграмма указывает, что решение, принятое прежде Вами и сообщенное от Вашего имени Савинковым и Львовым, теперь изменилось.

Считаю долгом совести, и имея в виду лишь пользу родины, определенно Вам заявить, что теперь остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно, и это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии и позорному сепаратному миру, следствием коего, конечно, не будет закрепление завоеваний революции. Ради спасения России Вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию. Ожидаю срочных указаний. Подпись: Аукомский».

В ранние утренние часы 28 августа командующему Северным фронтом генералу Клембовскому была отправлена следующая телеграмма: «Временным правительством Вы назначаетесь врио Верховного главнокомандующего, с оставлением Вас в Пскове и с сохранением должности Главкосева. Предлагаю Вам немедленно принять должность от генерала Корнилова и немедленно мне об этом донести. Министр-председатель Керенский». Согласно принятому порядку, приказ был передан через штаб Верховного главнокомандующего.

Ответ генерала Клембовского пришел через несколько часов:

«От Главковерха получил телеграмму, что я назначаюсь на его место. Готовый служить родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно уменья для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время. Считаю перемену Верховного командования крайне опасной, когда угроза внешнего врага целости и свободе родины повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армии. Клембовский. 28 августа».

Впоследствии мы узнали, что генерал Клембовский был одним из двух командующих фронтами (всего их было пять), которые обещали поддержку генералу Корнилову. Другим был генерал Деникин, командующий Юго-Западным фронтом. Не дожидаясь сведений из Петрограда, генерал Деникин 27 августа в 2 часа ночи послал мне телеграмму, которая начиналась с заявления: «Я солдат и не привык играть в прятки». Заканчивалась она так:

«Сегодня получил известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Главковерха. Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду. Генерал Деникин. 27 августа».

Однако практичный и осторожный генерал Клембовский, чувствуя, что поставил не на ту лошадь, поспешил отмежеваться от действий своих друзей в Ставке, отправив в тот же день мне и генералу Лукомскому вторую телеграмму, которая гласила:

«Перевозятся конные части, не подчиненные мне, а составляющие резерв Главковерха. Самая перевозка совершается по его, а не по моему распоряжению. Клембовский. 28 августа».

Командующие Западным, Кавказским и Румынским фронтами, а также командиры частей Северного фронта прислали телеграммы с подтверждениями своей лояльности.

Переброска кавалерийских частей с Северного фронта, которая началась еще до потери Риги, проводилась в то время, когда немцы предприняли решительное наступление, и командиры настойчиво требовали подкреплений.

Во второй половине дня 28 августа в соответствии с решением Временного правительства я попросил генерала Алексеева отправиться в Ставку и принять на себя Верховное командование. Алексеев попросил дать ему время для изучения соответствующих документов.

В тот же день, немного погодя, Терещенко показал мне телеграмму от представителя Министерства иностранных дел при Ставке князя Григория Трубецкого. В ней говорилось:

«Трезво оценивая положение, приходится признать, что весь командный состав, подавляющее большинство офицерского состава и лучшие строевые части пойдут за Корниловым. На его сторону встанет в тылу все казачество, большинство военных училищ, а также лучшие строевые части. К физической силе следует присоединить превосходство военной организации над слабостью правительственных организмов, моральное сочувствие всех несоциалистических слоев общества, а в низах растущее недовольство существующими порядками, в большинстве же народной и городской массы, притупившейся ко всему, равнодушие, которое подчиняется удару хлыста… Совершенно очевидно, что большинство «мартовских социалистов»[118]118
  Те, кто вступил в социалистические партии после падения монархии.


[Закрыть] без колебаний встанут на их сторону. Более того, недавние события на фронте и в тылу, в частности в Казани, где недавно был взорван военный арсенал, явственно показали полное банкротство существующего строя и неизбежность катастрофы в случае, если не произойдут немедленные и радикальные изменения. Эти соображения, по-видимому, стали решающими для генерала Корнилова, который пришел к пониманию того, что лишь твердость может предотвратить падение России в пропасть, на краю которой она сейчас стоит. Нет смысла утверждать, будто Корнилов мостит путь к победе кайзера, поскольку все германские армии сейчас только тем и занимаются, как захватом наших территорий[119]119
  Это было написано в тот момент, когда наши армии оказывали упорное сопротивление свирепому германскому наступлению.


[Закрыть]. От людей, стоящих ныне у власти, зависит, пойдут ли они навстречу неизбежному перелому, чем сделают его безболезненным и охранят действительно залоги народной свободы, или же своим сопротивлением примут ответственность за новые неисчислимые бедствия. Я убежден, что только безотлагательный приезд сюда министра-председателя, управляющего военным министерством и Вас для совместного с Верховным главнокомандующим установления основ сильной власти может предотвратить грозную опасность междоусобья».

Впоследствии князь Трубецкой утверждал, что он отправил эту телеграмму, которая в основном совпадала с текстом обращения генерала Корнилова к народу, с согласия Корнилова.

Перед Временным правительством встала срочная задача – удалить главных военных заговорщиков из Ставки. Я был решительно настроен предотвратить повторение ситуации, которая сложилась на фронте в первые недели после Февральской революции.

Тем временем поползли слухи о мнимом недопонимании между мной и генералом Корниловым, которое возникло в результате неуклюжего посредничества Владимира Львова. В определенных кругах шептали даже, будто я с самого начала договорился обо всем с Корниловым, но неожиданно предал его из-за страха перед «большевистскими Советами», хотя в то время большевики в Советах еще не доминировали. В течение всего дня 28 августа меня и других членов кабинета непрерывно посещали и военные, и гражданские лица, предлагая от моего имени отправиться к генералу Корнилову, чтобы уладить «недоразумение». Нет нужды говорить, что я отвергал все эти предложения о посредничестве.

Вечером того же дня, ознакомившись со всеми соответствующими документами, генерал Алексеев явился ко мне в сопровождении Милюкова. Они оба говорили, что пока еще есть возможность устранить «недоразумение». Наконец, даже послы Великобритании, Франции и Италии через Терещенко сделали «дружеское предложение» о «посредничестве между Керенским и Верховным главнокомандующим генералом Корниловым». Но они получили тот же ответ, что и все другие: я не заинтересован в каких-либо предложениях о посредничестве между правительством и мятежным генералом. В этом отношении Временное правительство проявляло абсолютную твердость.

Это были лихорадочные дни для кабинета. Особенно тревожными оказались ночи 28 и 29 августа. Мы не знали наверняка, какие настроения господствуют в стране и на фронте, и подвергались непрерывному давлению со стороны посредников всех политических оттенков, от правых до левых.

К полудню 29 августа все более-менее успокоилось. Мятежные генералы не получили серьезной поддержки от армии. Хотя генерал Корнилов продолжал отдавать приказы о захвате столицы, те не имели уже никакого смысла и лишь усугубляли развал армейской дисциплины. Без ведома Временного правительства в Ставку с Западного фронта и из Московского военного округа были отправлены два «карательных подразделения». Фронтовой комитет арестовал генерала Деникина и его сообщников, намереваясь предать их полевому суду, а телефоны во всех армейских штабах оказались под контролем представителей различных комитетов.

Все офицеры попали под подозрение. Офицеров Балтийского флота, которые не были связаны с Центральным комитетом Союза офицеров армии и флота и не участвовали в заговоре, заставили поклясться в своей верности делу революции. 31 августа команда линкора «Петропавловск» убила четверых молодых офицеров[120]120
  Лейтенанта Жизенко и мичманов Михайлова, Канонбу и Кондратьева.


[Закрыть]. Вооруженные силы стремительно выходили из повиновения, и любое промедление в отношении заговорщиков стало бы преступной небрежностью.

Утром 30 августа мы с Вырубовым нанесли визит генералу Алексееву в его квартире. Мы намеревались убедить его исполнить свой долг, арестовав генерала Корнилова и его приспешников и приняв пост Верховного главнокомандующего. Наш приход вызвал у генерала взрыв эмоций. Наконец, он начал успокаиваться, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Я немного подождал, а затем тихо произнес:

– А как же Россия? Мы должны спасти страну.

Алексеев, поколебавшись, еле слышно ответил:

– Я в Вашем распоряжении. Принимаю должность начальника штаба под Вашим командованием.

Я растерялся и не знал, что ответить, но Вырубов прошептал: «Соглашайтесь». Так я стал Верховным главнокомандующим.

На следующий день генерал Алексеев отправился в Ставку и в совершенной точности исполнил все мои приказы. Карательные отряды, направлявшиеся в Ставку, были отозваны, а осадное положение, объявленное заговорщиками в Могилеве, отменено.

1 сентября был издан следующий приказ[121]121
  Последние два абзаца составлены мной, остальной текст – генералом Алексеевым.


[Закрыть]:

«В связи с выступлением Корнилова нормальная жизнь в армии совершенно расстроилась. Для восстановления порядка приказываю:

1. Прекратить политическую борьбу в войсках и обратить все усилия на нашу боевую мощь, от которой зависит спасение страны.

2. Всем войсковым организациям и комиссарам стать в строгие рамки деловой работы, лишенной политической нетерпимости и подозрительности, ограничиваясь сферой деятельности, совершенно чуждой вмешательству в строевую и оперативную работу начальствующих лиц.

3. Восстановить беспрепятственную перевозку войсковых частей по заданиям командного состава.

4. Безотлагательно прекратить арестование начальников, так как право на означенные действия принадлежит исключительно следственным властям, прокурорскому надзору и образованной мной Чрезвычайной следственной комиссии, уже приступившей к работе.

5. Совершенно прекратить смещение и устранение от командных должностей начальствующих лиц, так как это право принадлежит лишь правомочным органам власти и отнюдь не входит в круг действий организаций.

6. Немедленно прекратить самовольное формирование отрядов под предлогом борьбы с контрреволюционными выступлениями.

7. Немедленно снять контроль с аппаратов, установленный войсковыми организациями.

Армия, выразившая в эти тяжелые, смутные дни доверие Временному правительству и мне, как министру-председателю, ответственному за судьбы родины, великим разумом своим должна понять, что спасение страны только в правильной организованности, поддержании полного порядка, дисциплины и в единении всех между собой. К этому я, облеченный доверием армии, зову всех. Пусть совесть каждого проснется и подскажет каждому его великий долг перед родиной в этот грозный час, когда решается ее судьба.

Как Верховный главнокомандующий, я требую от всех начальствующих лиц, комиссаров и войсковых организаций неуклонного проведения всего изложенного в жизнь и предваряю, что уклонение или неисполнение указанных моих приказаний будет в корне подавлено со всей силой, и виновные понесут суровые наказания.

Верховный главнокомандующий А. Керенский.

Начальник штаба генерал от инфантерии М. Алексеев».

Почти все понимали, что Корниловский мятеж оказал катастрофическое воздействие на страну в целом и на армию в частности. Барон Петр Врангель, который еще с весны 1917 г. участвовал в разных заговорах по замене Временного правительства диктатурой, а впоследствии возглавил Белую армию в Крыму, таким образом отзывался о бунте Корнилова: «Недавние события глубоко потрясли армию. Процесс разложения армии, уже почти остановившийся, начался снова, угрожая полным развалом фронта, а после этого и всей России».

Юренев, один из двух членов Временного правительства, подавших в отставку в начале кризиса, 1 сентября в интервью газете «Русские ведомости» так отозвался о попытке переворота:

«Что касается до моего мнения о предпринятой ген. Л.Г. Корниловым попытке, то я скажу, что она является ужасным ударом по восстановлению сил страны. Мы понемногу шли вперед по пути укрепления власти, и то, что сделал Корнилов, жестоко нарушает общую работу. В частности, по поводу моего ухода. Подав в отставку в ночь на 27-е августа, я представил А.Ф. Керенскому возможность непосредственно осуществлять диктаторские права в ведомстве, которым я до того времени заведывал. С 27-го я фактически не принимал никакого участия в управлении и 27 передал министерство своему заместителю в порядке старшинства, предложив ему выполнять непосредственные распоряжения А.Ф. Керенского. Все эти распоряжения, как мне известно, были неуклонно выполняемы».

Шесть месяцев упорной работы со стороны правительства, офицерского корпуса, комиссаров Военного министерства и фронтовых комитетов не оказались совершенно напрасными. Армия и флот не вернулись к анархии и неповиновению мартовских дней и вплоть до октябрьской победы Ленина доблестно отражали яростное германское наступление.

Однако заговорщики и их сторонники не сдались после Корниловского мятежа. Они продолжали подталкивать Россию к пропасти, упрямо выступая против «слабого», как они говорили, правительства, в надежде создать «сильное национальное правительство» во главе с военным диктатором. В своей кампании по дискредитации Временного правительства они прибегали к всевозможным низким средствам. Но какой бы ущерб ни нанесла эта кампания, она так и не привела к желаемым результатам.

В завершение этой главы хотелось бы отметить, что я признаю моральное право на восстание в исключительных обстоятельствах. Однако в военное время такое моральное право влечет за собой колоссальную ответственность. Но когда военная акция корниловских заговорщиков провалилась, страсти разгорелись столь сильно, что заговорщики менее чем когда-либо могли стать истинными защитниками интересов страны. Они обманывались сами и сознательно обманывали других.

Во имя дела свободы я считаю важным подчеркнуть, что главая причина поражения русской демократии заключалась в этой атаке правых сил, а вовсе не в глупом мифе о том, будто бы русская демократия оказалась «мягкотелой» и слепой перед лицом большевистской угрозы.

Приложение 1

РАДИОГРАММА КЕРЕНСКОГО С ОБРАЩЕНИЕМ К НАРОДУ

От министра-председателя.

«26-го августа ген. Корнилов прислал ко мне члена Гос. Думы Вл. Ник. Львова с требованием передачи Временным правительством ген. Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им, по личному усмотрению, будет составлено новое правительство для управления страной. Действительность полномочий чл. Г. Думы Львова – сделать такое предложение – была подтверждена затем ген. Корниловым при разговоре со мною по прямому проводу.

Усматривая в предъявлении этого требования, обращенного в моем лице к Временному правительству, желание некоторых кругов русского общества воспользоваться тяжелым положением Государства для установления в стране государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции, Временное правительство признало необходимым для спасения родины, свободы и республиканского строя уполномочить меня принять скорые и решительные меры, дабы в корне пресечь все попытки посягнуть на верховную власть в государстве, на завоеванные революцией права граждан. Все необходимые меры к охране свободы и порядка в стране мною принимаются, и о таковых мерах население своевременно будет поставлено в известность.

Вместе с тем приказываю:

1) Генералу Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего генералу Клембовскому, главнокомандующему армий Северного фронта, преграждающего пути к Петрограду. Генералу Клембовскому временно вступить в должность Верховного главнокомандующего, оставаясь в Пскове.

2) Объявить город Петроград и Петроградский уезд на военном положении, распространив на него действие правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении…

Призываю всех граждан к полному спокойствию и сохранению порядка, необходимого для спасения родины. Всех чинов армии и флота призываю к самоотверженному и спокойному исполнению своего долга – защиты родины от врага внешнего!

Министр-председатель, военный и морской министр

А.Ф. Керенский.

Август 27, 1917».

Приложение 2

ОТВЕТ КОРНИЛОВА НА РАДИОТЕЛЕГРАММУ КЕРЕНСКОГО

«Телеграмма министра-председателя за № 4163 во всей своей первой части является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной думы Владимира Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра-председателя. Тому свидетель член I Государственной думы Алексей Аладьин.

Таким образом, совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества.

Русские люди, великая родина наша умирает!

Близок час кончины!

Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну внутри.

Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, – молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения родимой земли.

Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни.

Передать же Россию в руки ее исконного врага – германского племени – и сделать русский народ рабами немцев я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей родины.

Генерал Корнилов.

27 августа 1917 г.

Ставка».