Текст книги "Стеклянная любовь. Книга вторая"

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

В тридцати пяти километрах строго на северо-восток от Рабаула готовилось встречать Новый Год большое село с пятитысячным населением, под названием Провалиха.

Именно здесь в далеком тысяча девятьсот восемнадцатом году «карательный революционный» отряд под командованием вечно пьяного Данила Курдюкина, осуществил варварский взрыв каменного православного храма, построенного в конце девятнадцатого века известными местными меценатами, купцами братьями Федунцовыми. Вместе с церковью разлетелся в пыль и герой-звонарь, некто Никита Перегудов, не зафиксированный ни в каких архивных анналах и не пожелавший покинуть колокольню, предпочтя добровольно отправиться на Небеса вместе с Храмом Божиим, конкретно посвященным Архистратигу Михаилу…

Сейчас на месте мученической кончины безымянного священника-звонаря (которого, все-таки, звали Никитой) и взорванного храма красовался местный сельский клуб, построенный из белого силикатного кирпича. В клубе, силами сельской администрации, в этот знаменательный и роковой вечер все было готово к началу празднования неудержимо наваливавшегося на многострадальный земной мир очередного Нового Года.

Всем, конечно, известно, что Новый Год – семейный праздник, и, как правило, подавляющее большинство людей предпочитали встречать его в кругу семьи, но, недавно избранный глава администрации села Провалиха, Геннадий Гаврилов решил проявить себя на новом посту с самой неординарной и, поэтому, хорошо запоминающейся, стороны.

Вступив на «ответственную и почетную» должность сельского главы новой формации и, будучи местным уроженцем, Гена Гаврилов решил поставить во главу угла своей основной деятельности, давно уже тайно и бережно вынашиваемую им теорию, получившую рабочее название: «Одно село – одна семья!». Поэтому, собственно, он и решил провести первую большую акцию на посту главы сельской администрации, организовав встречу Нового Года для своих земляков в сельском клубе, пообещав, что каждый на этом Празднике на протяжении всей Новогодней Ночи будет «чувствовать себя, как дома» и, даже, «гораздо лучше, чем дома»!

Для осуществления задуманного мероприятия Гаврилову удалось «выбить» в районной администрации необходимую сумму денег, на которую была приобретена настоящая ель четырехметровой высоты и в середине декабря установлена в надежной и тяжелой железной крестовине – посредипросторной клубной сцены. Кроме ели были куплены две коробки стеклянных игрушек в ново-модных рабаульских магазинах торговой сети «Spilen Hause» и коробка новогодней фольги, серпантин и прочей блестящей мишуры в магазинах той же самой, «не к ночи будь помянутой», торговой сети.

Чтобы быть откровенным до конца, следует оговориться, что Гена закончил режиссерский факультет Рабаульского Института Культуры по специальности: «массовик-затейник» и, наверное, по этой причине относился к любой возникающей перед ним впоследствии жизненной или производственной проблеме, как настоящий одержимый новатор и безумно смелый экспериментатор. Правда, не без легкого авантюрного подтекста. Другими словами, многие умозаключения Гены, впоследствии так или иначе находившие свое практическое выражение, страдали одним общим дефектом – непродуманностью, основанную на неспособности принимать дальновидные решения конструктивного характера.

«Кулек», как называли в Рабауле Институт Культуры славился, прежде всего, как бы это ни парадоксально звучало, крайне низким культурным уровнем и невысокой общей эрудированностью «штампуемых» им кадров специалистов и последующим ежегодным их «выбросом» в социально-экономические сферы жизни современного российского общества, официально имея главной целью своего функционирования, всемерное поднятие культурного уровня данного общества.

Нельзя, конечно, безаппеляционно утверждать, что «Кулек» выпускал «патентованных идиотов», поголовно страдающих гипертрофированно завышенной самооценкой, но, сам собою, напрашивался очевидный неутешительный вывод, что видимого, да и невидимого, тоже, благотворного влияния выпускников «кулька» на общий уровень культуры населения, как Рабаула, так и всего Балвалайского края, совершенно не ощущалось. То есть культура населения края откровенно, конечно, не понижалась из года в год, но и, абсолютно точно, что не повышалась, а, как стреноженная корова топталась на месте, бесясь и вздрагивая от мучительного ощущения бессилия двигаться «вперед и вверх»… И назад она тоже не могла двигаться… В общем – полный культурный коллапс и жуткая морально-волевая стагнация господствовали в многочисленных населенных пунктах сельских районов огромного Балвалайского края в результате целенаправленной подрывной деятельности Рабаульского Института Культуры.

И Гена Гаврилов был «плотью от плоти своего «alma mater» и ничего удивительного не было в том, что первое же «большое действо», вечно перевозбужденного и перегруженного жаждой активной преобразовательно-реформаторской деятельности, Гены в качестве Главы Сельской Администрации, выплеснулось наружу в виде, вот такой вот, внешне красивой, а по существу – изначально бредовой, навязчивой идеи-«фикс» превратить за одну ночь (правда – Новогоднюю ночь) «все село Провалиху в одну дружную семью, дышащую в унисон и живущую одними общими заботами!!!».

Среди небольшого коллектива сельской администрации Гена почти не встретил взаимопонимания, кроме, как в лице первой заместительницы Главы Администрации, также являвшейся уроженкой Провалихи, своей бывшей одноклассницы, некоей Марины Гнедович. Что самое плохое, Марина училась на третьем курсе заочного отделения Рабаульского Института Культуры и непосредственное отношение к данному учебному заведению успело поставить незримое клеймо на образ мыслей и поведение Марины. К тому же сам, рыжий, вихрастый и веснушчатый Гена Гаврилов, начиная где-то с пятого класса, являлся предметом ее личной стойкой симпатии. Другими словами, Марина любила Гену застарелой, еще с далеких школьных времен, неизлечимой, как, постоянно проявляющий себя нервный псориаз, любовью. А может бедной девушке так только казалось.

Но, в любом случае, она была дико, почти безумно, рада известию о назначении на пост главы администрации села Провалиха бывшего инструктора отдела культуры районной администрации, Геннадия Гаврилова. Это радостное для обоих молодых людей событие произошло в середине ноября, и при первой же встрече Гаврилов сразу доходчиво и подробно объяснил своей верной воздыхательнице, Марине суть той генеральной идеи, ради которой он и вернулся в родное село в качестве его законного главы. Пролетело полтора месяца в напряженной подготовке к эпохальному празднованию Нового Года и вот, наконец-то, наступил долгожданный вечер 31-ого декабря…

…Не зря Гаврилов и его верная заместительница хронически не досыпали и не доедали все эти полтора месяца напряженной подготовки к самому любимому человеческому Празднику – к означенному сроку все, как им твердо казалось, было готово «по максимуму». На сцене мигала множеством ярко сверкающих разноцветных огоньков, пушистая красавица-елка усыпанная немецкими «чудо-игрушками», фольговым дождем и серпантинами. Вместительный зрительный зал, тщаниями Гаврилова и его добровольных помощников из числа наиболее сознательных и высокоуспевающих старшеклассников Провалихинской средней школы, был освобожден на две трети от рядов деревянных сидений, и на их месте были расставлены огромной буквой «П» столы, накрытые свежими скатертями.

По оригинальному замыслу Гаврилова в клубе решено было организовать настоящий праздничный «шведский стол» для всех жителей и гостей села Провалиха, пожелавших бы встретить Новый Год не у себя дома, а – в клубе вместе с другими односельчанами. Денег, выделенных районной администрацией вполне хватило на закупку необходимого количества провизии и праздничных напитков (как алкогольных, так и безалкогольных) и Гена вместе с Мариной уже почти ликовали в душе, будучи уверенными заранее в будущем грандиозном успехе задуманного мероприятия. Тем более, что главный, так сказать, секретный резерв, призванный обеспечить настоящее сказочное волшебство предстоящему Празднеству пока еще не был использован – до начала его использования оставалось еще полтора часа…

…«Секретным резервом» являлись, приглашенные из самого Рабаула «настоящие» Дед Мороз и Снегурочка (профессиональные актеры Балвалайского Краевого театра Драмы). И прибыть они должны были в одиннадцать часов вечера, согласно заранее достигнутой договоренности (щедро оплаченной, естественно, договоренности – из той же районной казны), что, по мнению профессионального «народного режиссера», Гаврилова должно было бы заметно усилить иллюзию «настоящести» двух прибывших самых популярных и востребованных в народе, празднично-сказочных персонажей!…

…Само собой, что и сам Гаврилов, и его заместительница сильно волновались, и места себе не находили, раз за разом обходя, щедро накрытые праздничными кушаньями, «шведские столы», забегали за кулисы сцены, где готовились к публичному выступлению перед зрителями-односельчанами самодеятельные артисты и артистки старинного сибирского села Провалиха, имевшего трехсотлетнюю историю существования.

Но что-то, какая-то постоянно ускользающая деталь серьезно тревожила и не давала ни на минуту успокоиться Гаврилову – уже несколько раз за вечер он выбегал на высокое клубное крыльцо и внимательно смотрел на далекую панораму Рабаула, залитого яркими праздничными огнями…

…Дело в том, что, хотя краевой центр от Провалихи и разделяло расстояние в целых тридцать пять километров, но топография местности, на которой располагалось село, позволяло лицезреть заводские трубы на таком расстоянии безо всяких проблем.

Рабаул стоял на высоком берегу великой евразийской реки Оби, а село Провалиха расположилось на берегах одноименной речки Провалиха, впадавшей в Обь, от которой село отделяли шесть километров уникальнейшей экосистемы – так называемых «заливных лугов». «Заливные луга» в любое время года представляли собой настоящее «чудо природы», которым не могла не очароваться самая «заскорузлая» и «непоэтичная» человеческая душа!

Сейчас, в этот теплый (по декабрьским, разумеется, меркам) новогодний вечер тридцать первого декабря из темных небес в условиях полного безветрия отвесно валился крупный снегопад, но, даже, сквозь его завесу Гена прекрасно различал грандиозные контуры световой панорамы Рабаула.

Особенно внимание сельского главы привлекал один – необычайно яркий, равномерно пульсирующий на огромной высоте, семицветный сегмент, испускавший вокруг себя радужные лучи, образовавшие огромный правильный круг в небесах. Сначала он подумал, что это так ярко и многоцветно светится, идущий на посадку авиалайнер. Потом решил, что это – зависший для каких-то специальных праздничных целей, ярко иллюминированный большой вертолет класса «Ми-8» или «Ми-6».

Но и эта, более или менее вероятная догадка не удовлетворила, в итоге, любопытного и дотошного Гаврилова.

А верную подсказку ему неожиданно дала Марина, обеспокоенная долгим отсутствием главы администрации внутри клуба и, вышедшая вслед за ним на клубное крыльцо.

Она нежно взяла Гену за кисть правой руки, легонько сжала ее и произнесла с огромным глубоким внутренним напором:

– Красотищ-щ-а-то какая!!! Специально под Новый Год, да, Геночка?!

Увлеченный разгадыванием семицветного светового таинственного «пульсара» в небе над Рабаулом, «Геночка» пропустил мимо ушей вопрос Марины. Но она не обиделась и, с еще большим восхищением в голосе, едва ли не нараспев произнесла:

– Ничего себе – вот так Елку эти немцы отгрохали!!! Уму, просто, непостижимо, Геночка как они такое смогли устроить, такую громадину?!?!?!

– Какую елку?! – ничего не понял Гаврилов, но, тем не менее, почему-то тревожно легонько подпрыгнул на месте и нервным движением повернул голову к заместительнице: – Про какую елку ты говоришь, Маша?!

– Ты разве не видишь?! – искренне удивилась та. – За Обью над Рабаулом – радужный световой круг?! Про эту Елку я тебе толкую, Гена! Кстати – про самую высокую Новогоднюю Елку, не только в России, но и – во всем мире! Про нее же все же уши прожужжали наши средства массовой информации, Гена!!! Ты что – с Луны у меня что ли свалился?! – Марина даже тихонько и коротко рассмеялась, поразившись, то ли дремучей неосведомленности, то ли вопиющей недогадливости Гены, а может, и тому, и другому, вместе взятому.

– А я думал, что это вертолет над Рабаулом завис, специально иллюминированный в честь Нового Года! – простодушно произнес обескураженный Гена и сам не понял, почему, у него вдруг резко испортилось настроение, бывшее, более чем приподнятым до «выхода», так сказать, «на крыльцо», его первой заместительницы Марины, подспудно давно уже начавшей его как-то по-особенному раздражать и «угнетать».

Он опять «одарил» заместительницу пристальным пытливым взглядом, словно увидел впервые в жизни и спросил у девушки откровенно неприязненным тоном:

– А Луну то ты, что к чему, сюда «приплела» – настроение что ли мне на Новый Год решила специально испортить?! – его и, вправду, необъяснимо болезненно «зацепила» эта Луна, которую зачем-то «приплела» вместе с его предполагаемым «сваливанием» оттуда на Землю, совсем «не привыкшая следить за языком», Марина Гнедович, если, «положа руку на сердце», частенько непроизвольно злившая Гену еще в «школьные годы чудесные»!

– Да ты, Гена, что – телевизор совсем что ли не смотришь?! – ничуть не смутилась его привычной грубостью, в очередной раз проявленной по отношению к ней, Марина и задала ему, естественно, прозвучавший и простой в своей прямоте и логике, вопрос.

Гена продолжал смотреть на нее, как «баран на новые ворота» и ничего, скорее всего, никаких нужных слов не мог найти в свое оправдание, так как разумного оправдания Гениной некомпетентности не было и быть не могло!

– Если хочешь – пойдем прямо сейчас в кабинет директора клуба! – не могла успокоиться Марина. – Он прямую трансляцию сейчас смотрит прямо с этой немецкой Елки! Там же ужас настоящий, что творится!!!…

– А директору, что – делать больше нечего, как «ящик» смотреть?! – зло перебил ее Гаврилов. – Я прямо сейчас возьму и уволю этого директора с его поста за «несоответствие»!!! – дальше Гаврилов, едва не перешел на нецензурную грязную и циничную брань, да вовремя спохватился, что «слово – не воробей», и, в общем, подобный срыв во время проведения ответственного праздничного мероприятия не прибавил бы ему «положительных очков», в едва-едва начавшемся административном карьерном росте.

Но на «Маринку-дуру», несмотря на всю эту «морковь-любовь», про которую она ему все уши «прожужжала», он окончательно начал смотреть совсем «другими глазами» – холодными и чужими глазами стороннего, недоброжелательно настроенного, наблюдателя. Хорошо, что Марина не заметила в полумраке, царившем на клубном крыльце, этого кардинального изменения выражения во взгляде «милого друга», Гены. Единственное, что она подумала: «Он то ли стопку где-то незаметно успел «пропустить?!».

– А через сколько Дед Мороз то со Снегурочкой должны прибыть?! – дипломатично попыталась она перевести разговор на «деловые рельсы», дабы и, на самом деле, полностью исключить риск «вдрызг» поругаться с Генкой прямо на Новогодний вечер на глазах у всех односельчан.

– В одиннадцать! – понял и принял Гена ее почин и изо всех своих сил попытался успокоиться и вернуть себе настроение на прежнюю высокую планку…

Но тут же кишечник главы сельской администрации полоснула острая неожиданная боль. Он невольно ойкнул и в неприятном изумлении вытаращил глаза на Маринку, надеясь, что предательская боль сейчас пройдет – также неожиданно, как и появилась. Но в животе, и. конкретно, в нижних отделах толстого кишечника эта проклятая непрошенная боль завернулась еще более крутым и немыслимым узлом, словно собиралась вывернуть весь Генкин кишечник наизнанку.

– Что с тобой, Гена?! – испуганно спросила Марина. – Тебе плохо?!

Свежеиспеченный глава села Провалиха ничего не сумел ответить, а с лицом, исказившимся в невероятной гримасе, бросился внутрь клуба – к спасительному туалету, как справедливо рассудила Марина, обеспокоенно посмотревшая на створки, с грохотом захлопнувшихся, клубных дверей, за которыми секунду назад скрылся Гаврилов.

– Надо же, как его «приперло» сильно, однако! – негромко пробормотала она себе под нос и добавила: – Это его Боженька наказал, чтобы мне не грубил!

Затем вниманием девушки целиком завладел, пульсирующий далеко за заснеженными заливными лугами и, закованной в надежный ледяной панцырь Обью, посреди черно-синего зимнего неба над Рабаулом, невиданный, светившийся ослепительными разноцветными огнями, огромный круг правильной формы, неуловимо напоминавший Марине гигантский фасетчатый глаз исполинского насекомого, прилетевшего в Рабаул из какого-то далекого Космического Ада. Марине неожиданно сделалось, не то, чтобы страшно, а как-то невыразимо неприятно и пакостно на душе и, резко повернувшись к неприятной далекой световой панораме, полыхавшей над Рабаулом, спиной, она поспешно покинула крыльцо, устремившись в кабинет директора клуба – их, кстати, с Генкой одноклассника, Юрки Астахова.

Ей почему-то твердо показалось, что сейчас по «ящику», который с неослабевающим интересом смотрит в эти минуты Юрка Астахов, а с ним, наверняка, еще несколько заинтересованных зрителей, транслируют важнейшие вещи, которые ей никак нельзя было пропустить мимо внимания…

…Примерно, через минуту, после того, как Марина Гнедович покинула высокое клубное крыльцо, на улице резко упала температура, прекратился снегопад, как будто его «обрубило» и, соответственно, небо прояснилось от туч. И на небе празднично засверкали звезды и на полную мощность засияла огромная круглая Луна, подернутая отчего-то, едва заметным, зловещим оранжевым налетом, как это сплошь и рядом бывает с недозрелыми апельсинами. Лучше бы с Луны, действительно, «свалился» бы Гена Гаврилов, а не… в общем, не те, кто должен был оттуда «свалиться» через несколько десятков минут прямо на околицу старинного сибирского села Провалиха…

…Под огромной яркой луной печально сверкнули металлические и стеклянные части памятников сельского кладбища, располагавшегося на небольшой высотке, господствующей над всей Провалихой. Ровно сто лет назад именно здесь, на Кладбищенской Горке стояли Акапист и его любимая внучка, и взглядами, полными неприкрытой глубокой скорби, наблюдали взрыв каменной церкви и, последовавший полет в небеса светлой героической души звонаря-протодьякона, Никиты Перегудова. И именно на кладбищенской горке выросло кратковременное эфемерное видение Чудо-Дерева – Дерева Жизни, среди таинственного сказочного полусумрака Ветвей которого и сумели спастись от неизбежной жестокой гибели Дед Мороз и его единственная любимая внучка, Снегурочка… Сохранил себе жизнь на тех же ветвях, а вовсе и не погиб герой-протодьякон, Никита Перегудов… Никита ждал своего «звездного» часа целых сто лет и, кажется, благополучно дождался его в, надежно укрытом от всевидящего вражеского глаза, тайном Храме Архистратига Михаила…

…Километрах в четырех от сельского клуба Провалихи на заповедном пространстве заливных лугов посреди старых, огромных ив, под могучими раскидистыми заснеженными кронами, притаилось зимовье охотников-браконьеров, сложенное из массивных сосновых бревен, традиционно игравших роль самого популярного строительного материала в Провалихе, окруженной со всех сторон многокилометровыми массивами реликтовых ленточных сосновых боров.

Из жестяной трубы, торчавшей прямо по центру плоской крыши, поднимался голубоватый дым, моментально перекрашиваемый тридцатиградусным морозом в характерную грязно-белую зимнюю окраску. Впрочем, в условиях ночи, дым из печной трубы оставался практически невидимым для стороннего наблюдателя, если бы таковой, конечно, нашелся бы зачем-то мерзнуть среди необозримого пространства заливных лугов в Новогоднюю ночь.

Внутри зимовья стояла почти оранжерейная температура, столь необходимая для успешного выращивания, скажем, ананасов – в открытом жерле печи, сложенной из силикатного кирпича, гудяще полыхало яркое пламя, заполнявшее внутренности зимовья благодатным живительным теплом. Но ананасы в зимовье рыбаков и охотников, разумеется, никогда не выращивались…

За столом, грубо сколоченным из плохо отесанных досок, но накрытых чистой клеенчатой скатертью, сидело шесть человек: трое мужчин и аналогичное количество женщин. Стол, естественно, был празднично накрыт. Можно было даже сказать, что «новогодний» стол, как ему и положено, буквально ломился от яств, какие могли дать человеку природные богатства заливных лугов: вареной, жареной свежеубоенной лосятины и обской рыбы различных сортов. На двух тарелках радовали взор местные немудреные разносолы: соленые огурцы и помидоры, маринованные маслята и опята, соленые рыжики и грузди. Две обязательных «четверти» самогона и бутылка шампанского в обязательном праздничном порядке дополняли обильное кулинарное убранство импровизированного новогоднего застолья. Трех охотников на, строго защищаемых российским уголовным законодательством, лосей, обитавших в пойме Оби, звали Ваня и Яша Чекмаревы (они были родными братьями) и – Коля Филаненков, живший на одной с братьями Чекмаревыми улице. Всем троим рыбакам-охотникам едва минуло чуть больше тридцати лет и, следовательно, их легко следовало отнести к категории достаточно «молодых людей». С сексуальной ориентацией у молодых людей тоже было все нормально и, само собой, что Новый Год в зимовье они встречали со своими подругами Клавой, Тоней и Мариной.

Настроение у всех шестерых было приподнятым и, казалось бы, в скором преддверии приближавшегося самого чудесного праздника на свете, Нового Года, никакие силы в мире не оказались бы способны это настроение «приопустить». До наступления долгожданного волшебного мига оставалось чуть больше двух часов. И время пока проводилось в неторопливом постепенном осушении первой «четверти» под веселые непринужденные разговоры вприкуску с сохатиной свеженинкой, нежным и жирным мясом жареного налима вперемежку с маринованными и солеными грибочками.

– Давайте, ребята, «вздрогнем» – за уходящий! – предложил Иван Чекмарев, много лет уже игравший роль неформального лидера дружной компании, спаянной тесными многолетними отношениями еще со школьных времен и потянул к себе четверть, чтобы разлить прозрачный, как слеза, пахучий «первач» по граненым стаканчикам.

Предложение Ивана оказалось, как выяснилось, своевременным и давно ожидаемым, и поэтому было встречено оживленными одобрительными комментариями. Спустя пару секунд тонкая журчавшая струйка восьмидесятиградусной жидкости поочередно стала наполнять приготовленную тару, а расторопные «молодухи» подложили в опустевшие тарелки своих любимых мужчин новые порции вкусной праздничной снеди.

Когда шесть наполненных стопок оказались поднятыми в воздух, чтобы торжественно столкнуться граненными краями, за стенами зимовья в стылой морозной новогодней ночи послышался неожиданный мощный и странный звук, невольно почему-то заставивший посерьезнеть лица людей внутри жарко натопленного зимовья.

Другими словами, улыбки на лицах Вани, Яши, Коли, Клавы, Тони и Марины сами собой стерлись и бесследно исчезли, как-будто их и не было еще несколько секунд назад.

– Что за х…я?! – коротко пробормотал Ваня и, никого не дожидаясь, и ни с кем, не думая «чокаться», залпом опрокинул внутрь содержимое стаканчика и быстро вышел из-за стола, коротко бросив: – Пойду посмотрю – что там такое стряслось на улице?! Вы сидите, продолжайте, не портите себе праздник – я сейчас вернусь!

С этими словами, Иван накинул на плечи овчинный полушубок и, напустив на себя самый суровый и решительный вид, какой только мог, вышел наружу. Яша и Коля незамедлительно последовали его примеру – мало ли какая неожиданность могла поджидать их старшего товарища в темноте морозной новогодней ночи – егеря-охотоведы, как известно, на выдумки были весьма горазды!

– Девчонки – мы скоро будем! – перед тем, как скрыться за заиндевевшим пологом в виде старого продранного ватного одеяла, свисавшего с потолка и закрывавшего вход в тамбур-«сенной предбанник», многозначительно сказал и многообещающе подмигнул Яша «девчонкам».

«Девчонки» недоуменно и испуганно переглянулись и тоже бросились к импровизированной вешалке, на крючках которой висели их шубейки – в час опасности они, не сговариваясь, единодушно решили, что негоже оставлять в одиночестве своих «бой-френдов». Но, как выяснилось спустя минуту, навряд ли они могли бы им чем-нибудь реально помочь, равно, как и – самим себе…

…Из ночного морозного неба прямо на их уютное зимовье падали две ослепительных звезды. Вернее, конечно же, это были не звезды, а – метеориты.

В любом случае, нашедший в себе силы привести в нормальное исходное положение отвисшую нижнюю, весьма массивную и тяжелую от природы, челюсть, Ваня Чекмарев, сумел отстучать лязгающими от непомерного изумления, зубами:

– Бля буду – метеориты!!!

– Нет, это – летающие тарелки!!! – возразил младший брат, Яша. – Я всегда верил в то, что они когда-нибудь прилетят на наши заливные луга!

Зрелище выглядело настолько завораживающим и невероятным, что дальше никто уже не комментировал вслух равномерно замедляющееся падение в каком-нибудь полу-километре от зимовья двух эллипсовидных болидов, состоявших как бы из сплошного золотистого марева.

Оба неопознанных летающих объекта замедляли свой фантастический полет откуда-то из дальнего-предальнего космоса прямо на глазах, стремительно трансформируясь из расплывчатых и неясных плазменных объектов в определенные конфигурации – конфигурации, пугающие своей схожестью с исполинскими человеческими фигурами…

– Я чего-то боюсь, ребята! – нежданно-негаданно «проблеяла» не своим, а, именно, овечьим голосом, Клава, мертвой хваткой вцепившаяся в левую руку Ивана – Давайте спрячемся в доме от греха, ребята – пока не поздно!…

Но… разумное, интуитивно вернее предложение Клавы никто не услышал. Вернее – никто не обратил ни малейшего внимания на слова Клавы, ибо оторвать взгляд от совершавшегося на заснеженных заливных лугах фантастически-сказочного действа оказалось выше человеческих сил.…

Сверкающие ярко-золотистые болиды окончательно приобрели четкие очертания гигантских человеческих фигур – мужчины, достигавшего не меньше тридцати метров высоты и женщины, почти столь же грандиозных размеров, что и ее спутник. Она была пониже его метров на шесть-восемь.

Некоторое время космические великаны повисели в воздухе, а затем плавно опустились на заснеженную ровную поверхность заливных лугов и… земля содрогнулась с такой силой, что все шестеро наблюдателей удивительного природного явления едва устояли на ногах.

Стены зимовья издали громкий неприятный скрежет, но все-таки выдержали неожиданную сейсмонагрузку и не раскатились по бревнышку.

Вздрогнули и, окружавшие «зимовье», деревья, сбрасывая с разволновавшихся крон щедрые порции снега.

Тревожно замычали разбуженные лоси, устроившиеся на ночлег неподалеку от зимовья посреди густой поросли калинника.

Затем в ночном морозном воздухе как-будто бы резко потеплело – полупризрачные фигуры космических великанов окутались множеством зигзагообразных молний, чье беспрестанное появление и исчезновение сопровождались громким щелканьем, гудением, шорохом и свистом. В воздухе запахло горячей свежестью озона.

– Это Дед Мороз со Снегурочкой! – выдавила из себя против воли Клава глухим придушенным голосом. – Они, оказывается, и на самом деле существуют, и это – ни какие не сказки! Но они какие-то большие и страшные – как бы они нас не заметили бы, и не придушили бы ненароком!

На полубезумные слова Клавы никто не обратил внимания…

…Зигзагообразные молнии перестали беспрестанно появляться и исчезать, а начали занимать статичное положение в виде сверкающих деталей филигранных праздничных узоров, серебристой и золотистой причудливой «сканью» покрывавших поверхность покроя долгополых новогодних шуб «Деда Мороза» и «Снегурочки». Правой рукой в серебристой рукавице, украшенной десятками драгоценных самоцветов, Дед Мороз крепко сжимал горловину огромного необъятного мешка, болтавшегося у него за спиной. Это, наверное, был легендарный мешок с подарками, как, естественно, предназначенным детям, так и, видимо, взрослым тоже.

Шестерка провалихинцев, оказавшимися непосредственными свидетелями невероятного факта реинкарнации в земном мире настоящих «Лунных Пери», задрав головы на немыслимый угол, расширив и выпучив до последних, отпущенных им самой природой, пределов глаза, жадно рассматривали, явившееся им «диво дивное», стараясь не упустить ни малейшей детали. Они не представляли той степени смертельной опасности, какой подвергались, стопроцентно уподобившись мотылькам, в бездумной завороженности летящих на губительный свет. Собственно, всю дружную компанию спас от неизбежного тяжелейшего психологического коллапса со всеми вытекающими отсюда физиологическими последствиями только то, что они успели изрядно накачать организмы крепким алкоголем. Но слово «спасало» не является полным тождеством слову «спасло» – дальнейшая ближайшая судьба шестерых жителей села Провалиха пока стояла под очень большим вопросом и ответ на этот серьезный вопрос зависел от многих факторов, остававшихся в ближайшие пять-семь минут неизвестными. Хотя и нужно предупредить наиболее слабонервных читателей о том, что крепко подвыпившая компания молодых людей «играла с огнем» в буквальном смысле этой хорошо известной и «расхожей» фразы. Братья Чекмаревы, Коля Филаненков и их подруги оказались на самом краю, временно образовавшейся пространственно-временной воронки, спонтанно сформировавшейся в результате вторжения прямо на их родные «заливные луга» двух Пайкидов-Великанов, о которых, само собой, никто и никогда в старинном сибирском селе Провалиха и «слыхом не слыхивал»! И, если сказать честно, то веселую и дружную компанию могло спасти только Чудо – Чудо на борту «Золотого Шершня», где неведомый жителям старинного сибирского села Провалиха, древнешумерский жрец Галидрабал отчаянно «бился» над окончательным решением Формулы Мардука…