Текст книги "Стеклянная любовь. Книга вторая"

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Ближе к двенадцати ночи температура немного понизилась, но лишь – немного, и единственным следствием ее понижения явилось прекращение снегопада. Но и без снегопада, расположенные на «загипнотизированной» территории Сказочного Городка, сотни, парадоксально выглядевших и устроенных аттракционов, павильонов, каруселей, ледяных горок, бесчисленных закусочных и распивочных «забегаловок», радиальными кольцами расходившимися вокруг главной Новогодней Елки города, создавали стойкое ощущение самого настоящего Волшебства. Правда, никто еще, из беспечно веселившихся горожан не удосужился задуматься – добрым или злым окажется, в конечном итоге, это Волшебство. Впрочем, принцип всех мышеловок в мире действовал одинаково – одинаково безотказно: мышь видит только один сыр и никогда не задумывается о последствиях…

Дима Цуккерманн, прогуливавшийся туда-сюда вдоль одной из стен Снежной Крепости и сам не заметил, как у него презрительно и брезгливо оттопырилась нижняя губа, что всегда служило у Димы признаком крайнего удивления, граничившего с недоумением. Норковая фуражка-формовка и поднятый меховой воротник дубленки не защищали уши и.о. главного редактора «Света в конце тоннеля» от ощутимого морозца, и он начал воровато оглядываться по сторонам – как бы понезаметней открыть «барсетку» из крокодиловой кожи, где рядом с диктофоном и цифровой портативной видеокамерой хранился заветный «четок» высококачественной пшеничной водки, захваченный «на всякий случай» и для «сугреву». Но вокруг сновало множество людей, и Дима никак не мог решиться глотнуть прямо из горлышка «четка» холодной водочки на глазах у ненужных свидетелей. А сделать ему это очень и очень хотелось вовсе даже не потому, что Ирина Сергеевна Миролюбова, севшая в сани рядом с Андреем Витальевичем Одинцовым для делового разговора «буквально на пятнадцать минут» около трех часов назад, до сих пор так и не вернулась, и не позвонила Диме. И не потому, что куда-то запропастились и не явились в заранее оговоренное место возле Снежной Крепости, собиравшие главный материал для предстоящего репортажа о небывалом празднике самые надежные и испытанные корреспонденты: Марина и Лариса, а также другие штатные и внештатные сотрудники еженедельника.

Нет – Диму выбивала из нормальной нервно-психической колеи, загадочным образом, накалившаяся атмосфера, создавшаяся вокруг главной Новогодней Елки города. К тому же, кроме обещанного информационного материала, Марина и Лариса, а также остальные штатные и внештатные сотрудники обещали принести шампанское, коньяк и закуски – ингредиенты, необходимые для нормальной встречи Нового Года. Но это, конечно, можно было считать сущими пустяками по сравнению с верными и неизменно точными футурологическими прогнозами талантливого журналиста-аналитика Димы, возникавшими у него, как правило, на интуитивном уровне. Ну а сейчас, по мнению Димы, не нужно было быть «семи пядей во лбу», чтобы ясно понять приближение неких грандиозных неприятностей при самом лишь беглом взгляде на «чудо-елку».

Он находился от нее в описываемый момент примерно на километровом расстоянии, но чувствовал себя, тем не менее, совершенно, что говорится: «не в своей тарелке», и старался, по возможности, не делать каких-либо чересчур конкретных выводов. Но выводы напрашивались сами собой, и Дима старался отмахиваться от них, как от назойливых мух, пытаясь сосредоточиться на мысли о скором предстоящем банкете с коллегами в бутафорном трактире Снежной Крепости.

Окончательно озлившись на не пунктуальных коллег и плюнув на возможные последствия своего импульсивного поступка, Дима решительным движением расстегнул барсетку, достал оттуда бутылку, крепкими зубами нетерпеливо сорвал жестяную пробку и прямо из горлышка сделал два больших булькающих глотка. Холодная водка, согласно законам физики и физиологии, немедленно всосалась в кровь, взорвавшись в голове Димы радостным шумным звоном. Он громко и счастливо рассмеялся, аккуратно завинтил на горлышке пробку, положил «четок» обратно в барсетку, и торопливо зашагал к воротам Снежной Крепости. Высокие деревянные ворота Крепости были широко распахнуты, полосатый шлагбаум – гостеприимно поднят, стражники, обряженные в блестящие кирасы и шлемы, отставили в стороны тяжелые алебарды, на вид ничем не отличавшиеся от настоящих и ненавязчиво предлагали всем входящим на территорию Крепости яркие аляповатые листы лотерейных билетов Новогодней Лотереи.

– Трактир работает?! – деловито осведомился он у стражников, вежливо, но твердо отказавшись купить билеты.

– Да, конечно – прямо и налево, там сами увидите! – приветливо объяснил один из стражников, ничуть, по-видимому, не обидевшись на то, что очередной посетитель отказался попытать счастья в Новогодней лотерее.

– Спасибо, шеф! – поблагодарил слегка захмелевший Дима и прошел мимо стражников по узенькой заасфальтированной дорожке в таинственный полумрак Крепости, подсвеченный красными и желтыми фонарями многочисленных увеселительных заведений, на скорую руку построенных из массивных ледяных кирпичей.

Вдоль дорожки сверкали стеклянными игрушками аккуратненькие молоденькие елочки, выглядевшие настолько естественно, что, казалось бы, они здесь всегда росли и вместе с ними росли на мохнатых ветках чудесные новогодние игрушки, заменявшие обычные шишки.

Нужный Диме трактир оказался расположенным совсем неподалеку – метрах в пятидесяти от ворот. Дима догадался, что это именно трактир, по характерной неоновой вывеске, протянувшейся вдоль всего фронтона приземистого ледяного строения, и «ярко» гласившей крупными ядовито-лимонными буквами, что: «Здесь усталый и проголодавшийся путник испытает блаженство и вдосталь насытится недорогой и изысканной пищей перед дальней дорогой!»

«Перед какой, это, интересно, дальней дорогой?!» – несколько рассеянно подумал, почувствовавший внезапный приступ сильного голода, Дима.

И. как бы в ответ на его, мысленно поставленный вопрос, ядовито-лимонные буквы погасли, и, спустя секунду на их месте кроваво-красной витиеватой старославянской «кириллицей» вспыхнула другая надпись; «Трактир для уставших „добрых молодцев“ – в гостях у Бабы Яги!!! Только для настоящих мужчин!!!».

Дима невольно присвистнул, остановившись перед высоким ступенчатым крыльцом трактира и в течение, примерно, минуты озадаченно несколько раз перечитывал текст, сменявших каждые двадцать секунд друг друга, рекламных вывесок. А в загадочном трактире этом, кажется, было многолюдно и весело – сквозь ледяные окна и стены заведения доносился гомон многих возбужденных голосов, беспрестанный звон посуды, как если бы кто-то без устали бил об пол «на счастье» фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы. Доносились оттуда на улицу и звуки каких-то варварских мелодий, производимых при помощи примитивных народных инструментов, наподобие бубнов, труб и балалаек. Причем, несмотря на откровенные примитивизм и варварство, трактирные мелодии сопровождались мельтешением ярких разноцветных огней, хорошо видимых сквозь ледяные кирпичи стен. «Впечатление такое, будто там все посетители, состоявшие исключительно из „добрых молодцев“ и „настоящих мужчин“ пустились в русскую плясовую!» – ироничный аналитический ум Цуккермана продолжал в автоматическом режиме делать выводы и строить предположения. Тем не менее, Диме сделалось еще более не по себе – чем-то и.о. главного редактора «Света в конце тоннеля» шумный ледяной трактир напугал на интуитивном уровне.

К тому же, душу Димы внезапно резанула острая тоска по, утерянной, как ему стало почему-то казаться в эти тяжелые минуты, навеки Ирины Сергеевны Миролюбовой. Он неожиданно, против воли, представил Ирину Сергеевну в обнаженном виде, почему-то внутри плохо освещенной парилки «русской бани» и – себя рядом с голой любимой женщиной, полной здорового желания и, главное, влюбленно смотревшую на него, на Диму и ничуть не стеснявшуюся при этом своей роскошной наготы…

Справа и сзади послышался скрип снега под чьими-то шагами. Дима нервно оглянулся и увидел подходившего к нему широкоплечего высокого человека, нервно курившего прямо на ходу сигарету. В неверном свете трактирной цветомузыки и газовых фонарей, установленных возле трактирного крыльца лицо подходившего человека, украшенное многочисленными шрамами, показалось Диме смутно знакомым. Он с удивлением узнал того самого офицера ФСБ, который сыграл какую-то там особенную роль в достопамятной истории с Черными Шалями, разразившейся в городе четыре года назад. Вот только фамилии офицера Дима, как ни напрягал память, не мог вспомнить.

А генерал-лейтенант Панцырев (это был именно он), между тем, сделал заключительную затяжку, выбросил получившийся окурок в ближайший сугроб и вежливо обратился к Цуккерманну:

– С наступающим Вас, Новым Годом, и – добрый вечер!

– И вас также! – ответил Дима, пересыпая скупые слова дробным дружелюбным смешком.

– Цуккерман Дмитрий Иосифович, если не ошибаюсь? – еще сильнее удивил Диму внезапно появившийся из морозного мрака офицер ФСБ.

– Совершенно верно! – приятно изумился журналист. – А с кем, в свою очередь, имею честь беседовать?!

– Генерал-лейтенант ФСБ России Сергей Семенович Панцырев – здесь нахожусь при исполнении специального задания. А – вы?

– Что – я?!

– Я хотел уточнить – вы тоже исполняете задание своей редакции или просто – отдыхаете?!

– Да и то, и другое – совмещаю полезное с приятным! – опять несколько глупо хохотнул Дима и инстинктивно прикрыл рот ладонью, совершенно необоснованно опасаясь, что генерал Панцырев как-нибудь негативно среагирует на исходивший оттуда хорошо ощутимый запах спиртного…

…Но, прежде чем продолжить описание диалога между Димой Цуккерманом и, невесть откуда взявшимся на территории «Сказочного Городка» генерал-лейтенанта Панцырева, автор посчитал необходимым сделать нижеследующее отступление, полностью объясняющее – почему генерал-лейтенант Панцырев, осуществлявший фактическое руководство «широкомасштабной оборонительной операцией» под кодовым литером «Мертвый Дед Мороз», оказался вдруг на территории Большой Биры в столь «потерянном» и «разбитом» психологичексом состоянии?!

«… Напомним, что, отправившись из Рабаульского аэропорта с целью присоединиться к группе полковника Стрельцова в «Сказочном Городке», генерал Панцырев по дороге туда, получает неожиданную телефонограмму-приказ о Командора, срочно заехать на квартиру профессора морозова, взять там в морозильной камере холодильника два запаянных пластиковых цилиндра с неизвестным содержимым, и уже, только после этого, ехать на помощь к Стрельцову, обязательно имея на руках оба вышеупомянутых цилиндра! И мы, своею авторскою волей, оставили Сергея Семеновича Панцырева в квартире профессора Морозова, как раз в тот момент, когда на новогодней елке в этой квартире сама собой закрутилась вокруг верхушки елки загадочная и красивая игрушка – «золотая оса»…

…Сергей Семенович, закончив телефонный разговор «ни о чем» с Эдиком, решил сразу достать

из холодильника таинственные цилиндры и побыстрее «убраться» с ними из квартиры, которая начала откровенно пугать генерала, притаившейся в ней неизвестностью – грозной неизвестностью.

Решить то генерал решил, да, вот только взгляд его почему-то притягивала к себе «золотая оса», все быстрее и быстрее начавшая крутиться вокруг сверкающего шпиля. Украшавшего верхушку елки. Панцырев не мого оторвать взгляд от «осы», с каждой секундой увеличивающей скорость вращения. И до того на нее загляделся, что у него закружидлась голова и замельтешило перед глазами, и, чобы не упасть, он рухнул на кстати подвернувшееся кресло, возможно – любимое кресло хозяина квартиры.

Кресло стояло перед столом, и, не терявший сознания, Панцырев вдруг ясно увидел, что «золотая оса» «снялась» с елки и плавно, издавая легкое гудение, перелетела пространство комнаты, аккуратно опустившись на поверхность стола, прямо перед глазами генерала. Генерал явственно почувствовал характерный запах горькой свежести – запах озона. А еще он ясно различил, что вблизи, «оса», и вправду сильно напоминала огромного шершня, закованного в золотую броню. Хорошо были различимы, даже, два самовращающихся выпученных глаза, недобро сверкнувшие холодным огнем нечеловеческого любопытства в самую душу генерал-лейтенанта ФСБ Панцырева. А потом генерал Панцырев увидел, как с левого борта «золотой осы» открылся миниатюрный прямоугольный черный зев люка и оттуда наружу, прямо на поверхность стола «споро» выпрыгнули две малюсеньких человеческих фигурки. И, вот тут-то не выдержал, даже, «стальной» генерал Панцырев, позорно потеряв сознание. Правда, позориться-то особо было не перед кем, тем более, что его довольно быстро привели в чувство…

Самое плохое заключалось в том, что в себя Сергей Семенович пришел только при помощи нашатыря, словно быон был не боевым генералом Небесной Когорты, а – слабой женщиной, страдающей целым букетом нервных расстройств.

– Сергей Семенович! Товарищ генерал-лейтенант! – услышал Панцырев, сквозь назойливы й шум в ушах чей-то очень знакомый и участливый голос. – Вы слышите меня?!

Прошло, по меньшей мере, несколькодолгих мучительных секунд, прежде, чем он сообразил, что его тормошит и приводит в чувство не кто-нибудь, а – капитан ФСБ, Червленный.

– Валька, это ты что-ли?!?!?! – изумленно прохрипел Панцырев. – Ты – живой?!?!?! Ты откуда это вынырнул-то?!

– Валя, коньяка ему плесни побольше – быстрее в себя придет! – послышался чей-то незнакомый мужской голос

Панцырев тряхнул головой, принял позу поудобнее и сознание окончательно вернулось к нему.

– Ну, слава Богу, товарищ генерал-лейтенант! – с видимым облегчением в голосе произнес Червленный, продолжая низко нависать над сидящим в кресле генералом и внимательно вглядываясь в черты его лица. – А то мы уж с Александром Сергеевичем подумали, что…

– С каким Александром Сергеевичем – с Пушкиным что ли?! – вместе с полным осознанием самого себя, к Панцыреву вернулось и его специфическое чувство юмора.

– С Морозовым, с профессором Морозовым, товарищ генерал-лейтенант! – очень серьезно ответил Червленный.

– Как вы оказались в моей квартире, товарищ генерал-лейтенант?! – спросил у Панцырева Морозов, одновременно протягивая ему полный граненый стакан коньяку. – Выпейте – вам станет легче!

– Благодарю вас, профессор! Мне уже стало легче! – отвел в сторону руку со стаканом коньяка Панцырев, с любопытством разглядывая, как профессора Морозова, так и капитана Червленного. – Тем более, с алкоголем мне лучше не перебарщивать – я при исполнении!

Докладывай, Валька – не тяни! – в привычной командной манере приказал подчиненному офицеру генерал, проигнорировав вопрос Морозова о том, «как он попал в его квартиру»?!

Но Панцырев оставался Панцыревым и не мог не увидеть серьезных перемен, произошедших с Валентином Червленным, и изменившимся тоном он проникновенно и негромко спросил у того:

– Где был ты, Валя все это время – в каких далеких и неведомых краях?!?!?!

– Какова ситуация в городе, товарищ генерал-лейтенант?! – вопросом на вопрос ответил Валя и весь напрягся в ожидании ответа, всем своим внешним видом подчеркивая максимум почтения и жгучее желание соблюдать субординацию, подчеркивая тем самым, что ему горздо важнее прояснить ситуацию, сложившуюся в Рабауле, чем коротко сказать о своих странствиях по Сказочной Руси, удовлетворив тем самым естественное любопытство генерала.

– В городе очень опасная ситуация! – мрачно произнес генерал. – Ты, по-моему, осведомлен об этом лучше, чем я, судя по твоей недавней телефонограмме, в которой ты предупредил меня о том, что «охотники» появятся из-под земли! В эту квартиру я попал по приказу Командора – он назвал мне адрес и фамилию, и занимаемую должность хозяина картиры, В вашем холодильнике, Александр Сергеевич хранятся два запаянных пластиковых цилиндра, которые я должен забрать и срочно отвезти их на территорию «Сказочного Городка», где меня ждет полковник Стрельцов с группой нашего «стиксовского» спецназа! Командор особо подчеркнул важность этих цилиндров в вашем холодильнике, уважаемый Александр Сергеевич!

– Я не знаю, кто такой Командор, но цилиндры должны остаться в этой квартире, товарищ генерал-лейтенант! – твердо произнес Валя, прямо глядя в глаза генералу.

– С каких это пор это стал оспаривать мои решения, капитан?! – как-то почти равнодушно и очень устало спросил Сергей Семенович и в голосе его не слышалось ни малейших отзвуков недавних командных ноток и начальственной строгости.

– Эти цилиндры – «маяки наведения» для пелегаторов Эскадры Астрального Флота Адмирала Буджума! – отчеканил, неузнаваемо изменившийся Валя Червленный, показавшийся в эти секунды Панцыреву бесконечно «чужим и далеким», с ног до головы осыпанным «холодной пылью дальних странствий в иных загадочных мирах». – Эскадра Буджума гонится за «Золотым Шершнем» и его Хозяином! Это – единственный шанс для Рабаула и его жителей, товарищ генерал-лейтенант! «Стикс-2» вступил в жесткий контакт с… Другой Разведкой. Им нужен только «Золотой Шершень» и Капитан Хабаб и больше никто им не нужен. Захватив Хабаба, Они исчезнут также неожиданно, как и появились! Больше я ничего не могу сказать ясного и вразумительного, Сергей Семенович, кроме, разве, того, что мы оказались втянуты в Большую Игру Астральных Тяжеловесов! Все очень опасно! Стопроцентной гарантии на успех сегодняшней операции не дает даже Адмирал Буджум – многое будет зависеть от фактора «случайности» под названием «бессмертная человеческая мысль»! В любом случае вам, товарищ генерал-лейтенант необходимо срочно очутиться на территории Большой Биры до того, как начнется активация Болььшого Хоумаха, и разыскать там Эдика, пока он не полез со всеми нашими бойцами на это проклятое Дерево!

Панцырев несколько секунд внимательно смотрел на Валю, почти не узнавая его и, не задавая лишних вопросов, поднялся на ноги и коротко сказал:

– Я поехал! Будь осторожен, Валя и – удачи! – он крепко пожал руку поочередно Червленному и Морозову, и покинул квартиру, с тем, чтобы быстрее спуститься вниз, запрыгнуть в сужебный «мерс» и мчаться на помощь полковнику Стрельцову.

Но генерал Панцырев опоздал – Стрельцов со своими бойцами уже был на Ветвях Большого Хоумаха, и связаться сним уж е не представлялось ни малейшей возможности…».

… – Скажите честно, вы собирались зайти в этот трактир?! – уверенно спроосил Панцырев у журналиста.

– Ну, в общем-то, да! А что?!

– Не ходите туда. И вообще, если вам жизнь дороже сенсационного репортажа, постарайтесь, как можно скорее покинуть территорию этого, так называемого, «Сказочного Городка»!

– Не понял! – Дима профессионально быстро протрезвел, во все глаза, рассматривая Панцырева.

– Я сам еще ничего ясно не понял, но поверьте мне, Дима – бегите отсюда сломя голову! Поверьте моей интуиции – она меня еще никогда не подводила! Здесь сейчас на площади в десять квадратных километров скопилось примерно пятьдесят тысяч человек, а возможно и гораздо больше! Я не говорю уже о двадцати шести моих сотрудниках, пошедших, видимо, на верную гибель ради почти бесполезной попытки спасти эти пятьдесят тысяч…! – генерал Панцырев вдруг резко замолчал, словно бы его внезапно осенила какая-то страшная догадка-откровение и уставился остекленевшим взглядом на сверкающую золотом и серебром вершину чудовищного дерева, названную бойкими на язык местными журналистами, «Главной Елкой России».

– Что с вами, товарищ генерал?! – страшным шепотом спросил Дмитрий Цуккерманн, вслед за Панцыревым осторожно скользнув взглядом по верхушке «елки».

Но стекловидный налет на глазах Сергея Семеновича дрогнул и быстро растаял без следа, вполне осмысленно посмотрев на Цуккерманна, генерал веско сказал:

– Я был в этом трактире. Это – ловушка, а – не трактир.

– В каком смысле?!

– Люди «вязнут» там, как мухи в меду!

– В чем вязнут?! – изменившимся голосом уточнил Дима.

– В нитях «паутины-призрака». К капелькам невидимой клейкой слизи намертво прилипают тела посетителей, а главное – их души. Они понимают, что с ними происходит что-то страшное и непоправимое, но сделать ничего не могут – они безнадежно вязнут в бездонной трясине «чужих», пространства и времени…, – генерал опять неожиданно и отрешенно замолчал, глядя теперь на ледяные стены трактира.

– Кто – они?! – в очередной раз не понял собеседника журналист.

– Посетители! Никто из них не выйдет обратно, и никто им не сможет помочь!

– А как же сумели выйти вы, товарищ генерал?!

– Со мной им не повезло – я обладаю возможностями, превосходящими обычные человеческие, и я не только вышел из проклятого трактира, но и понял суть происходящих на территории бывшей Цыганской Слободы невероятных и, по всей видимости, необратимых, бесконечно трагических событий…

Кстати, Дима – вы напрасно стоите и меня слушаете! Бегите, еще раз повторяю – бегите отсюда, не теряя ни секунды драгоценного времени! А если вам жалко несостоявшегося сенсационного репортажа, то частично вы сможете спасти его, положив в основу беседу со спятившим генералом ФСБ Панцыревым. Пойдемте, я провожу вас обратно через крепостные ворота! – и неожиданно генерал крепко взял журналиста двумя пальцами под правый локоть и вежливо, но, вместе с тем, довольно бесцеремонно повлек его за собой.

У Димы ноги сделались ватными, он покорно, как баран, потащился за Панцыревым, тщетно стараясь собраться с разбегавшимися из головы мыслями и ощущениями.

Уже недалеко от ворот прямой, безжалостный и принципиальный Панцырев негромко нашептал Диме на, совсем, замерзающее ухо:

– Это вы писали дифирамбы дьяволам во плоти, оккупировавшим ваш родной город, в котором вы родились и выросли. Я не буду вспоминать известную притчу о «тридцати серебренниках», но вы стали предателем собственного народа. Причем – в одной из самых худших предательских ипостасей. Но спасаю я вам жизнь лишь потому, что предателем вы сделались сами того не желая и, возможно, даже не по своей вине, и, может быть, в какой-то степени вину свою загладите, как заместитель редактора крупнейшего городского еженедельника, хотя и, если сказать честно, что-либо заглаживать или исправлять, уже поздно…

Дима что-то хотел пробормотать в свое оправдание, но мощный и странный по характеру звучания не-то шелест, не-то шорох, родившийся в промозглой темноте новогоднего неба где-то в районе ослепительно сверкающего шпиля гигантской елки, заставил их обоих резко остановиться и настороженно плотно сжать губы.

Шпиль на их изумленных глазах накалился до запредельной для зрительного восприятия степени и глаза свои генерал Панцырев и Дима вынуждены были плотно зажмурить и даже инстинктивно прикрыть ладонями. Загадочный звук, больше всего напоминавший, например, тому же Диме, треск рвущегося мокрого картона, усиливался в стиле шкалы Рихтера и уже через несколько секунд вызывал у исполняющего обязанности главного редактора «Света в конце тоннеля» чувство сильной тошноты. Но тошнота не успела развиться до степени болезненной, так как мучительный небесный стон своевременно оборвался, сменившись полной, необычайно глубокой, тишиной…

Дима немедленно открыл глаза и вслед за Панцыревым, с чувством глубокого изумления, смешанного с неподдельным восхищением, принялся разглядывать, как по, доселе черному, небу концентрическими окружностями от эпицентра-шпиля расходилось волнами море из настоящей золотой пыли, ежесекундно захватывавшего у ночной промерзшей темноты по нескольку квадратных километров.

– Напоминает взрыв нейтронной бомбы – вы не находите, Дмитрий Иосифович?! – громко и почему-то вполне жизнерадостно обратился к нему генерал ФСБ.

– А-а?!?!?! Что вы сказали?!?!?! – у Димы противно тряслись губы, и он с выражением неприкрытого ужаса смотрел на Панцырева, вернее – на лицо генерала, под воздействием внезапной небесной иллюминации, превратившееся в характерную маску персонажа из японского театра «кабуки».

– Не пугайтесь, Дмитрий Иосифович и не смотрите на меня, как на графа Дракулу – ваше лицо выглядит нисколько не лучше моего. Если мне не изменяет интуиция – Пайкиды накрывают нас большой овальной крышкой силового поля и пятьдесят тысяч, а то и более, рабаульцев автоматически оказываются в огромной прозрачной банке, откуда их без особого труда перетаскают пинцетами. Вы опоздали, Дима спастись… – Сергей Семенович резко умолк и печально задумался.

– Какие Пайкиды?!?!?! О чем вы, товарищ генерал?!?!?! – глаза у Димы достигли размеров медных пятаков выпуска тысяча девятьсот шестьдесят первого года и сделались совершенно безумными.

Панцырев внимательно посмотрел на Цуккерманна и только затем уже раздельно произнес:

– Прошу прощения, Дима за то, что я необдуманно обозвал вас предателем. Вы – не предатель, вы – невинная жертва хитроумного и коварного противника… Одна из многих тысяч жертв… – секунду-другую понаблюдав за разрастающимся в небе заревом силового поля, полковник добавил: – Даже генерал-лейтенант Панцырев попался на их удочку, словно какой-нибудь безусый прапорщик. О мэре Рабаула и других ответственных чиновниках городской администрации я просто умалчиваю…

Дима достал из барсетки ополовиненный «четок» и совсем не стесняясь Панцырева, залпом проглотил остатки водки.

– Хочу посоветовать вам напоследок, Дима – не теряйте присутствия духа и встретьте смерть, в каком бы обличье она перед вами не предстала, как подобает мужчине! – строго сказал Цуккерманну на прощанье генерал Панцырев, повернулся к нему спиной и быстро зашагал к крепостным воротам.

– Стойте!!! – испуганно закричал вслед полковнику Дима. – Я – с вами!!! – и припустил за Панцыревым рысцой, не представляя, совершенно, что это ему может дать, но, скорее всего, подчиняясь стадному инстинкту или – инстинктивному нежеланию остаться в одиночестве перед лицом неотвратимо надвигавшейся гибели.

О легкомысленной Ирине Сергеевне Миролюбовой он в эти секунды совсем не вспоминал, лишь мелькнуло перед глазами обеспокоенно-тревожное, бесконечно родное и любимое, сморщенное лицо старушки-мамы, укоризненно глядевшего на непослушного единственного сына теперь уже из какого-то бесконечного и недосягаемого «издалека».

А еще совсем непрошенным персонажем откуда-то из какого-то грозного «далека», окрашенного тревожной багрово-пурпурной краской, в воображении Димы возникло красное широкое, искаженное немыслимо мучительной «запойной» гримасой, лицо бывшего друга и руководителя, Артема Ивановича Кудельникова…

С глазами, да и с ушами Дмитрия Иосифовича что-то случилось – красное лицо, бесследно пропавшего полгода назад Артема Кудельникова упорно продолжало висеть в воздухе прямо в непосредственной близости, а в ушах звенел колокол – настоящий церковный колокол. И что-то еще жуткое начало мучать Цуккермана – какая-то новая едкая и особенная душевная мука. Он плотно зажмурил глаза, пытаясь сообразить – куда мог пойти этот генерал Панцырев и заодно стараясь вспомнить – что говорил ему генерал о необходимости бежать «сломя голову» из этого «Сказочного Городка»?!

– Эй, Димон! Что с тобой?! – услышал он вдруг давно забытый и до боли знакомый голос своего многолетнего начальника и коллеги «по цеху», который уже, в принципе, не мог бы звучать под земными небесами!

«Не „белка“ ли у меня?!» – в ужасе подумал «Димон» и широко распахнул глаза, прямо перед которыми на расстоянии полуметра продолжало висеть в воздухе красное широкое лицо Артема Ивановича Кудельникова.

Точнее будет сказать, лицо бывшего главного редактора еженедельника «Свет в конце тоннеля» не «висело» само по себе в ядрено-морозном «новогоднем» воздухе, а, как ему, и полагалось, являлось частью головы, сидевшей на шее широкоплечего туловища, защищенного по случаю декабрьской сибирской стужи новенькой «дубленкой». На голове у Артема красовалась меховая шапка-ушанка и, вообще, весь Артем представлял собою образец абсолютно живого, уверенного в себе и довольного своей, насыщенной глубоким драматизмом, жизнью, человека! Самое главное, что Артем улыбался Диме искренней, открытой, радостной улыбкой, в глубине которой не угадывалось ни малейшего зловеще-ироничного подтекста. Для вящей убедительности в собственной реальности, Артем Иванович улыбнулся еще шире, хотя шире уже было и некуда, и крепко хлопнул тяжелой правой рукой Дмитрия Иосифовича по левому, соответственно, плечу.

– Ты – живой, Тема?!?!?! – исступленно заорал Дима, не веря глазам своим. – Где пропадал ты все это время, друг мой?!?!?! Мы тебя все давным-давно уже похоронили!!!

– Не волнуйся так, Дима! – спокойно сказал Артем Иванович и перестав улыбаться уточнил у своего бывшего заместителя: – Ты хочешь сказать мне, что, на самом деле, рад меня видеть, раз называешь «своим другом»?!

– Ты, даже, и не представляешь себе, как я этому рад, Тема! – растроганно и честно ответил «старому товарищу» Цуккерманн. – Мне так хотелось поговорить с тобой, но я думал, что ты умер и поговорить с тобой мне уже никогда не доведется! А ты, вдруг, взял вот и появился, как самый настоящий «Новогодний подарок»! Конечно же ты всегда был мне другом, настоящим другом – «старым, добрым школьным товарищем»! Дже, когда я поступил по отношению к тебе, как не может поступить самая «распоследняя» моральная «гнида» и «падла»!!!

– Мне очень приятно слышать от тебя такие слова, Дима! – по-прежнему, не улыбаясь, задумчиво произнес Артем Иванович. – Надеюсь, что ты хотел поговорить со мной о настоящей «мужской дружбе»?! Я правильно тебя понял из твоих последних, несколько, конечно, странновато прозвучавших слов, произнесенных с глубоким душевным надрывом?!

– Правильно, дружище!!! Совершенно правильно!!!

– Отлично! – заметно оживился Артем. – Тогда зайдем вот в это симпатичное кафе и там-то, как раз и поговорим о «мужской дружбе». Ты не возражаешь?! А то мы, стоя на свежем воздухе, начинаем привлекать к себе нездоровое внимание окружающих благодаря твоим крикам!

А вот над этим предложением возникшего из «ниоткуда» «старого друга Темы», Дима всерьез задумался, вспомнив о недавнем категоричном утверждении генерала Панцырева – стояли то они с Куделькниковым, как раз у входа кафе «В гостях у Бабы-Яги! Только для «добрых молодцев» и «настоящих мужчин!!!!!!!!!».

Дима заметил, как губы Кудельникова тронула едва заметная улыбка и на сей раз в улыбке Тёмы легко прочитывалась тонкая ирония. Дима еще был не настолько пьян, чтобы ее не заметить и не сделать верного вывода о том, что Тема собирается с ним поговорить не только о «мужской дружбе», но и о проблеме «немужского подсиживания» и банального предательства, не принятого в среде «настоящих мужчин» – в общем, как понял Дима Цуккерман, восставший из «небытия» Артем Кудельников посчитал актуальным поговорить с ним в последние минуту уходящего года о «мужеложестве» во всех его многообразных проявлениях и ипостасях!