Текст книги "Путь III. Зеркало души"

Оберег

(26.06.2013, окрестности Бостона, Линн, 10–00)

В восьмиэтажном здании просторного и в своё время даже весьма респектабельного офисного центра, расположившегося на одной из некогда оживлённых и многолюдных улиц Линна, ныне считавшейся далеко не самым безопасным местом для проживания и уж более того ведения бизнеса, медленно и неторопливо шла рутинная работа немногочисленного офисного персонала…

«И какого чёрта этих гринго вообще сюда занесло?! Их только трое, это точно?» – с возмущением в голосе переспросил высокий рослый темнокожий американец средних лет, раскачивавшийся на стуле, положив ногу на ногу прямо на стол рядом с монитором. Одетый в простую футболку и джинсы с толстой золотой цепью на шее мужчина с накачанными бицепсами, привыкший всегда точно знать, что, когда и почему происходит в его родном городе, вопросительно взглянул на двух своих собратьев, принёсших тревожные вести.

«Да, босс – всего трое…» – кивнул один из афроамериканцев и, показывая на фотографии, разложенные на столе шефа, быстро продолжил – «Вроде сами приезжие, но пока непонятно откуда, на ресепшене в гостинице, сказали, что из Нью-Йорка, но видать врут. С виду так полные лохи – судя по всему даже стволов при себе и то не имеют. Сейчас за ними приглядывают наши – чуть, что не так, мы их тут быстро прямо в бетон и определим. И никаких следов – так что всё путём, брат…».

«Да каким к чёрту путём, Джимми – вы там, что обкурились все вконец?» – эмоционально выпалил Боб, вскакивая на ноги, продолжая – «Вот уже десять лет я держу весь этот район железной хваткой вот этими самими руками. И, знаешь что удивительно, Джимми – я ещё никогда не видел, чтобы сюда добровольно забрели какие-нибудь белые туристы в поисках забытых Богом достопримечательностей нашего темнокожего квартала. И тут посреди ночи появляются трое идиотов, решивших вдруг с чего-то поселиться в этой долбаной гостинице, расположенной прямо напротив нашего здания… А ты мне говоришь, что всё путём?!».

«Босс, может нам в этом случае их… того?» – дружелюбно предложил второй афроамериканец, пояснив – «Чтобы под ногами не путались…».

«Чего того? А если это копы или федералы? Что прикажешь потом делать?!» – гневно переспросил Боб, распорядившись – «Джимми, скажи, ребятам пусть усилят бдительность и внимательно следят за любыми перемещениями по городу, а я пойду, потолкую с нашей гостьей, может чего подскажет…».

Пройдя через весь зал мимо своих многочисленных темнокожих собратьев, вальяжно развалившихся за офисными столами перед компьютерами, Дженксон подошёл к лифту и, проведя рукой по бритой голове, нажал кнопку вызова на домофоне.

«Доброе утро, мэм…» – терпеливо дожидавшись ответа, произнёс Боб, быстро добавив – «Есть новости – если позволите…».

Спустя мгновение лифт бесшумно открылся.

Войдя внутрь, Дженксон нажал на седьмой этаж. Выйдя из лифта он, по обыкновению положил пистолет на небольшой столик, стоявший возле выхода и, прошёл метров двадцать по абсолютно пустому и безлюдному этажу здания, всё ещё прибывавшему без отделки. В самом центре этажа расположилась небольшая инсталляция, включавшая в себя два кожаных кресла, стоявший возле них журнальный столик, небольшую односпальную софу и висевший на одной из близлежащих колонн плоский телевизор с внушительной диагональю. На противоположной колонне от телевизора над стоявшим внизу небольшим винным шкафом, красовался гобелен, изображавший яркие сцены английской охоты на лис…

Дойдя до пункта назначения Боб, уважительно кивнул девушке с чёрными короткими волосами, грациозно сидевшей в блузке тёмного цвета и джинсах в кожаном кресле с бокалом красного вина в руках, с любопытством наблюдавшей за экраном телевизора, на котором в реальном времени отражались данные с многочисленных камер наблюдения, установленных по периметру здания…

Слегка кивнув ему в ответ, девушка, с интересом перевела взор своих карих глаз на Дженксона, мягко с улыбкой поинтересовавшись – «И что у Вас за новости, Боб?».

«Мэм, дело в том, что появились чужаки в непосредственной близости от нашего офиса…» – произнёс мужчина и, положив на стол несколько фотографий, с молчаливого согласия гостьи сел в кресло напротив, поспешно продолжив – «Приехали вчера поздно вечером. По всему видно, что иностранцы, но стараются этого не афишировать – в гостинице сказали, что, мол, сами из Нью-Йорка. Вот думаем, не принять ли нам меры, так сказать, для большей безопасности…».

Габриэль с интересом взяла в руки фотографии и, внимательно посмотрев на изображение трёх человек в штатском, только что вышедших из машины и направлявшихся к холлу гостиницы, с мягкой улыбкой произнесла – «В этом нет необходимости, Боб…».

«Вы уверены, мэм?» – ещё раз недоверчиво поинтересовался Дженксон, добавив – «Время неспокойное – мало ли что…».

«Они…» – многозначно произнесла Дарк и, сделав небольшую паузу, чтобы подобрать правильные слова для корректного описания своего отношения к новоявленным иностранцам, мягко с улыбкой добавила – «Они… не враги».

«И всё же, мэм, пока я со своими людьми отвечаю за Вашу безопасность, мне хотелось бы…» – начал было фразу Дженксон, осекшись, увидев холодный, пробирающий до костей взгляд девушки.

«Если не ошибаюсь, Боб, я более чем достаточно плачу и Вам и Вашим людям для того, чтобы Вы не только обеспечивали мою безопасность, но и выполняли мои прямые указания…» – медленно на чистом английском произнесла Габриэль, окончательно закрыв вопрос.

«Более чем, мэм…» – охотно кивнул головой Дженксон, осторожно добавив – «Я имел в виду лишь то, что мы бы эффективнее выполняли свои функции, зная с кем именно, нам придётся иметь дело, обеспечивая Вашу безопасность. Сейчас же, собрав почти всех своих ребят, я просто сижу здесь в ожидании дальнейшего развития ситуации…».

«И при этом, Боб, ежедневно на ваши счета поступают солидные гонорары за подобное небольшое беспокойство. Не это ли, в конечном счёте, и называется работой?» – широко улыбнулась Дарк, с трудом представляя себе то, каким образом отреагировал бы глава одной из самых крупных этнических группировок Линна на предложение обеспечить защиту здания перед лицом полномасштабной спецоперации, предпринятой, скажем, британской разведкой или же и вовсе центральным разведывательным управлением США. Спецоперации, проведение которой в сложившихся условиях было маловероятным, но всё же возможным…

«Вероятно, я несколько перестраховалась, попросив Вас задействовать всех Ваших людей…» – спокойно продолжила Габриэль, с улыбкой добавив – «Впрочем, разве можно быть слишком осторожной в том случае, когда речь идёт о небольших разногласиях с сицилийскими партнёрами по крупному бизнесу? И пока я должным образом не улажу свои дела, мне бы хотелось спать спокойно…».

«Я знал, что это всё они – чёртовы итальяшки…» – заметно смягчившись, довольно усмехнулся Дженксон.

«Возвращаясь к этим иностранным туристам…» – с улыбкой спокойно продолжила Дарк, мягко проинструктировав – «Раз уж они здесь, то, думаю, что один из них, а именно молодой человек в центре этой фотографии, придёт меня навестить. Дайте указания своим людям немедленно пропустить его ко мне. Разумеется, без досмотра и какого-либо обыска, ибо в данном случае в этом нет никакой необходимости…».

«Мэм, я, конечно, понимаю…» – с сомнением в голосе произнёс Дженксон и, покосившись на два заряженных пистолета с глушителями, лежавшие на журнальном столике возле девушки, настороженно продолжил – «И всё же, ради Вашей безопасности…».

«Боб, поверьте мне, в случае необходимости я в состоянии позаботиться о своей безопасности самостоятельно…» – невозмутимо произнесла Габриэль и, показывая рукой вдаль, мягко добавила – «Вы видите пустую бутылку из-под вина у дальней стены помещения?».

Посмотрев в указанном направлении, Дженксон кивнул головой, ясно и чётко видя стеклотару, стоявшую более чем в пятидесяти метрах от них…

В тот же миг девушка, молниеносным движением выхватив пистолет с глушителем, без какого-либо прицеливания спустила курок. Раздавшийся вдали звон разлетающегося стекла эхом раздался по почти пустому помещению этажа…

«Ещё вопросы?» – с улыбкой переспросила Дарк, медленно положив ствол обратно на журнальный столик.

«Нет, мэм – никаких вопросов. Всё более чем понятно – пропустим без досмотра…» – с опаской, всё ещё ошеломлённый подобной демонстрацией силы, произнёс Боб, после чего, встав и коротко кивнув гостье, быстро покинул этаж…

«Алик, Алик – значит, ты всё-таки меня нашёл. Снова нашёл – всё, как и тогда…» – широко улыбнулась Габриэль, взяв со стола фотографию в руки, вспоминая отдалённые события их первой встречи…

Исповедь

(31.07.2005, Мексика, окрестности Эрмосильо, 12–00)

«Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen[1]1
  Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.


[Закрыть]» – медленно на испанском произнёс пожилой седоволосый священник, заканчивая воскресную службу в небольшом католическом приходе, расположившемся в одном из многочисленных поселений в окрестностях мексиканского городка Эрмосильо.

Покорно дождавшись пока местные прихожане медленно разбредутся по своим многочисленным делам, девушка в чёрной монашеской робе с капюшоном, сидевшая на скамье в первом ряду, тихо подошла к святому отцу и, преклонив колено, поцеловала руку, вполголоса прошептав на испанском – «Падре, помните ли Вы о моей просьбе? Я хотела бы исповедаться…».

«Да, да, конечно, Софи, разве я мог об этом забыть…» – с некоторым сожалением в голосе произнёс священник, поспешно осторожно высвобождая ладонь из рук девушки, мягко добавив – «Дитя моё, я бы с радостью принял твою исповедь, но, боюсь, что в твоём случае от меня, простого приходского священника, будет мало толку…».

Девушка, длинные чёрные волосы которой выглядывали из-под капюшона, взглянула на него с карими глазами полными слёз, тихо продолжив – «Падре, молю Вас – мне не к кому больше пойти…».

«Дитя, возможно, я и не могу помочь тебе сам, ибо я не силён в том, о чём ты желаешь исповедаться, но это вовсе не означает, что Святая церковь оставит тебя в трудную минуту…» – умиротворяюще произнёс священник, мягко добавив – «Сегодня у меня проездом остановился Падре Диего, недавно вернувшийся из Ватикана. Думаю, что он с радостью выслушает твоё покаяние, наставив тебя на путь истинный. Подожди в исповедальне – я его позову…».

«Спасибо, Падре…» – с облегчением ответила девушка и, ещё раз поцеловав руку священника, прошла направо, быстро зайдя в кабинку для исповеди и закрыв за собой деревянную дверцу.

Спустя минуту дверца в смежной кабинке скрипнула, после чего служитель в тёмном одеянии и светлом воротничке в очках размеренно занял своё место за решёткой отделявшей его от девушки…

«Падре, я, раба Божья, Софи, каюсь – каюсь, ибо я грешна…» – смиренно произнесла девушка.

«Все мы грешны…» – с пониманием ответил молодой священник, мягко добавив – «Грешны в том, что слепы, глухи и не внемлем боли и страданиям других, превознося превыше всего свои вожделения, амбиции и страхи…».

«Падре, я убивала – убивала людей…» – покаянно продолжила Софи, потупив взор.

«Все мы убиваем кого-то – кто-то делом своим, кто-то словом своим, кто-то решением своим, кто-то же и вовсе своим невежеством…» – медленно на испанском вторил священник, продолжив – «Вокруг нас каждый день и каждую минуту гибнут люди – ни в чём невиновные люди. И всё мы – все те, кто мог, но ничего не сделал для того чтобы это остановить – все мы должны чувствовать свою вину. Это нормально…».

«Я убивала людей – убивала их своими собственными руками…» – проглотив вставший в горле комок, тихо повторила девушка, добавив – «Я сеяла смерть, Падре – я убила многих – очень многих людей…».

«Зачем?» – мягко поинтересовался служитель, уточнив – «Вы делали это ради денег?».

«Нет, вовсе нет…» – отчаянно покачала головой Софи, быстро продолжив – «Я просто исполняла свой долг – я убивала людей, следуя приказам других. Мне больно говорить это, Падре, но каждый раз я верила – искренне верила, что поступаю правильно. Верила, что каждый раз спуская курок пистолета, я предотвращаю ещё большее – намного большее зло…».

«И что же заставило Вас утратить веру?» – тихо переспросил священник, ошеломлённый подобным откровенным признанием.

«В один момент я поняла, что меня просто используют – используют втёмную, заставляя убивать – и убивать отнюдь не ради общего блага, а ради чьих-то корыстных низменных интересов…» – медленно произнесла Софи, подавленным голосом добавив – «Я знаю, знаю, что убийство человека – каждого человека этой грех. Тяжкий грех…».

«Однако Вас беспокоит отнюдь не это?» – мягко с пониманием уточнил служитель.

Девушка, быстро вскинув взгляд на решётку, до боли прикусила губу, после чего коротко кивнула, едва слышно добавив – «Больше всего меня тяготит, Падре, то, что я не знаю, сколько крови, ни в чём не виновных людей, осталось на моих руках…».

«Сделанного уже не вернуть…» – спокойно произнёс собеседник.

«Я знаю…» – покорно произнесла Софи, с надеждой в голосе продолжив – «Сможет ли Святая церковь когда-нибудь отпустить мне этот грех?».

«В ходе своей… работы Вам, случайно, не доводилось убивать епископов?» – деликатно поинтересовался священник.

Опешив от подобной постановки вопроса, девушка быстро ответила – «Нет, что Вы, Падре – никогда!».

«В этом случае, отпущение грехов церковью вполне возможно, ибо Ваши грехи, несмотря на всю их тяжесть, не ставят под сомнение основы веры и не подрывают устои Святой церкви…» – лаконично признал служитель, мягко поинтересовавшись – «Впрочем, это ли Вам, действительно, нужно? Принесёт ли эта небольшая клерикальная формальность покой и умиротворение в Вашу мятущуюся душу?».

«Падре, я… я не понимаю…» – с удивлением широко раскрыв глаза, произнесла Софи.

«Все люди делятся на тех, кто покорно и беззаботно внемлет окружающей действительности, каждую минуту с удовольствием упиваясь жизнью во всех её многогранных проявлениях и искренне надеясь на то, что именно так и должно быть, на то, что так будет продолжаться всегда…

И тех, немногих, кто каждую минуту готовится и ждёт – ждёт неистовой бури, понимая, то насколько хрупко и шатко равновесие всего этого иллюзорного мира. Людей, сердца и души которых полыхают огнём – жарким пожаром, раздуваемым ветром перемен. Людей, истинная жизнь которых начинается только в эти смутные времена… Людей, не мирного времени…» – тихо произнёс служитель, добавив – «И мне кажется, что Вы одна из них – одна из тех, кому покаянные молебны и песнопения, сколько бы их ни было, не принесут душевного покоя…».

Девушка, до глубины души шокированная услышанным, чувствуя, как комок предательски встал в пересохшем от волнения горле, сбивчиво продолжила – «Падре, но я… Я ведь только прошу о прощении – прошу всего лишь ещё один шанс. Шанс, чтобы начать жизнь заново, прожив её праведно. Разве это так много? Разве всемилостивый Боже не услышит мои молитвы о прощении?».

«Если и услышит, то навряд ли ответит…» – со вздохом печально произнёс священник, медленно пояснив – «Ибо Вы предлагаете ему весьма неравноценный обмен – десятки погибших от Вашей руки людей на слова. Всего лишь пустые слова покаяния…».

«Падре, что сделать мне, чтобы снискать Его милость?» – со всхлипом в голосе переспросила Софи, вытирая с лица, предательски наворачивавшиеся слёзы.

«Его милости просят слишком многие, для того чтобы её хватило на всех нас, грешных…» – мягко вторил ей служитель, продолжив – «Больные, немощные, обездоленные – им не на что больше надеяться, им некуда больше идти, им некого больше просить, им уже ничего не исправить. Всем остальным же впору самим позаботиться о своей грешной душе, не поминая Его всуе и не сетуя на свою судьбу…».

«Позаботиться, как?!» – убитым голосом непонимающе переспросила девушка, тихо добавив – «Падре, что я, вообще могу сделать?».

«Восстанови баланс на пошатнувшейся чаше весов своей души…» – мягко произнёс священник, едва слышно добавив – «Спаси десятки и сотни людей за каждую жизнь, что тебе пришлось отнять, и, я верю, что Он услышит твои молитвы…».

«Я не смогу… Я даже не знаю как – меня этому не учили…» – повесив голову, медленно ответила Софи, с трудом представляя себе работу врачом в отделении реанимации какого-нибудь регионального госпиталя, после чего сделав небольшую паузу, печально добавила – «Да и что там. Всей моей жизни, Падре, не хватит для того, чтобы спасти стольких людей…».

«Всё большое начинается с малого…» – лаконично произнёс служитель, осторожно поинтересовавшись – «Разве Вашему собственному народу сейчас легко? Разве никто из Ваших сограждан не претерпевает страданий, лишений и несправедливости? Разве никому из них не нужна Ваша помощь? И кто – кто отзовётся на их стенания и боль, если даже Вы, опустили руки, отгородившись от чаяний своих соплеменников пустыми и холодными стенами храма? Или Вы предпочитаете не слышать их голоса?».

«Я слышу – отчётливо слышу боль каждого из них, но мне нечего им дать. Мне нечем им помочь…» – с содроганием в голосе ответила девушка и, почувствовав, как по её собственной спине от этих слов пробежал холодок, продолжила – «Вы даже не представляете себе, Падре, сколько страданий, потрясений и невзгод выпало на долю моего народа за последние двадцать лет. Словно все эти двадцать лет шла кровавая бойня – война государства со своим собственным народом. Война, ожесточившая сердца людей, уставших от зла и несправедливости… Война, которой и сейчас всё нет конца… И я не знаю – не знаю, Падре, чем и как я могу им помочь…».

«Зажги огонь в их сердцах, дав им всем то, что им более всего нужно в данный момент…» – мягко произнёс священник, в ответ на недоуменное выражение лица девушки, отчётливо видное даже через деревянную решётку, спокойно добавив – «Надежду – простую и понятную всем надежду на справедливость. И справедливость не где-нибудь далеко на небесах, а на справедливость здесь – в этом бренном мире. Сколько невинных жизней в состоянии сохранить эта простая надежда… Сколько новых душ сможет уберечь её свет от беспробудной тьмы…».

«Падре, я не…» – произнесла Софи, остановившись на полуслове.

«Путь к свету, Габриэль, начинается в сердце каждого из нас…» – спокойно произнёс служитель, не дожидаясь окончания её фразы, переспросив – «Вопрос лишь в том, готовы ли Вы по нему пойти…».

«Софи, Падре – меня зовут Софи…» – осторожно поправила его девушка, с интересом бросив взгляд своих карих глаз на силуэт ватиканского священника, расположившийся по ту сторону деревянной решётки…

«Я бы предпочёл называть Вас, Габриэль…» – мягко возразил служитель, пояснив – «Ибо, на мой взгляд, английское Габриэль, более созвучно российской Галине, нежели красивое греческое Софи…».

Сердце девушки едва не остановилось от этих слов собеседника, после чего, следуя выработанной годами реакции профессионального разведчика, она моментально выхватила закреплённую на ноге финку и молниеносным движением вышла из кабины, быстро войдя в тесную кабину смежной исповедальни…

В ней вместо священника в рясе и одеяниях, к её огромному удивлению, спокойно сидел молодой человек в тёмно-синем костюме, в полутьме казавшемся практически чёрного цвета, светлой рубашке с белоснежным воротничком с тёмно-красным галстуком в очках…

Едва сдерживая переполнявшие её эмоции, и прекрасно понимая, что на счету могла быть каждая секунда, девушка, схватила его за шиворот, бесшумно приставив к его шее острое лезвие, слегка вонзившееся в бледновато выглядевшую кожу. Юноша в ответ на это лишь улыбнулся, с интересом рассматривая лицо гостьи своими зелёными глазами сквозь стёкла очков…

В наступившей тишине было слышно лишь биение сердец…

Оценив обстановку и не услышав снаружи ни шума, ни приближавшихся шагов, свидетельствовавших об опасности, девушка, порядком удивлённая стойкой выдержкой юнца, тихо прошептала на испанском языке – «Вздумаешь дёрнуться – умрёшь, понял?».

Молодой человек моргнул глазами в знак согласия, чувствуя, что говорить в его положении с лезвием едва ли не вонзившемся в его шею было занятием и вовсе небезопасным.

«Сколько вас?» – продолжила расспрос девушка, чуть отодвинув лезвие.

«Один» – едва слышно произнёс юноша на испанском языке, добавив уже на русском – «В данный момент, Габриэль, Вам ничего не угрожает – ибо я пришёл с миром и без оружия…».

Ошеломлённая как самим заявлением, так и знанием собеседником русского языка, девушка, ещё раз пристально взглянула на незнакомца, который ни по своей комплекции, ни по виду, ни по манерам общения нисколько не был похож ни на какого-нибудь ватиканского святошу, ни уж тем более на агента какой-нибудь спецслужбы.

«Кто ты?» – тихо с интересом на русском прошептала Габриэль, уточнив – «Само собой, не священник из Ватикана, ведь так?».

«Я Алик – Алик Легасов, хотя Вам мало что скажет это имя…» – спокойно улыбнулся молодой человек, добавив – «И Вы правы, Габриэль – духовную семинарию в Ватикане я уж точно не заканчивал…».

Едва сдержавшись от того, чтобы не вонзить лезвие в горло зазнавшемуся юнцу, тяжело дыша, девушка закрыла глаза, после чего чуть придя в себя, вновь взглянула в пристально смотревшие на ней зелёные глаза молодого человека, тихо переспросив – «Зачем? Зачем же ты пришёл? И почему – почему ты не прервал весь этот разговор?».

«Мне нужно было поговорить с тобой – просто поговорить. Ну а в каком месте, в какой форме и на каком языке это делать – большая ли в том разница?» – мягко произнёс Алик, едва слышно продолжив – «Но прежде чем ты, осквернишь эту обитель божью кровью невиновного человека, прошу тебя, Габриэль – дай мне закончить. Ибо мне, как никому более, нужна твоя и только твоя помощь – помощь в том, чтобы зажечь свет надежды в сердцах миллионов людей, живущих на бескрайних просторах нашей с тобой родины…

И я… я не могу обещать тебе, Габриэль, спасение на этом тернистом пути, на котором никого из нас не ждут ни громкая слава, ни вечная память, ни доброе имя, ни воинские почести на похоронах… Ибо это дорога в один конец – дорога в кромешный ад, которую кто-то должен пройти – пройти ради спасения тысяч и миллионов других…

Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы осветить этот путь в темноте, но решение – его каждый должен принять сам. Останешься ли ты, Габриэль, в стороне, молясь о спасении своей души, или же, забыв о ней, поможешь мне восстановить баланс добра и зла в сердцах людей?».

Девушка, до глубины души поражённая услышанным, отпрянула от молодого человека, медленно опустив острие, тихо прошептав – «Я… Я не смогу делать всё то, что делала раньше – я не стану никого убивать…».

«Этого и не требуется, ибо есть множество способов помочь людям…» – понимающе улыбнулся Алик, мягко добавив – «Более того, Габриэль, мне и самому было бы намного спокойнее, если бы ты смогла пообещать мне, что ты и впредь не станешь отбирать жизни людей понапрасну…».

Габриэль с заметным удивлением взглянула на юношу, завидное спокойствие которого источало невероятную внутреннюю уверенность…

Спустя несколько минут девушка, глаза которой горели огнём, откинув с лица более ненужный ей капюшон, вышла из дверей исповедальни, направившись к выходу из прихода…

Ещё через мгновение молодой человек, поправляя изрядно помятый ворот костюма и галстук, вышел из той же двери, спокойно кивнув подходившему к исповедальне и поистине ошеломлённому увиденным зрелищем молодому священнику в рясе, недавно прибывшему из Ватикана.

«Софи?» – ничего не понимая, вполголоса переспросил падре Диего, взглянув вслед уходившей девушке, с недоумением переведя взгляд на стоявшего рядом с ним юношу…

«Похоже, Падре, Вы немного опоздали. Вашей Софи больше нет – теперь это Габриэль – Габриэль Дарк…» – широко улыбнулся молодой человек и, протянув священнику чек на четырёхзначную сумму в долларах, мягко добавил – «Спасибо за всё, что в Вашем приходе Вы сделали для неё и для многих других. И, прошу Вас, помолитесь об её несчастной душе…».