Текст книги "Вечный мент, или Светоч справедливости"

– Смотри, не обмани мое доверие, – Велиал погрозил бесу пальцем, – ты меня знаешь. Я лично приду, чтобы насладиться пыткой, когда тебя будут насаживать на вертел.

Кухериал изменился в лице:

– Ваше мракобесие, вы же меня знаете, как обжаренного. То есть, тьфу ты, как облупленного. Все будет в лучшем виде. – Потянул меня за рукав. – Пойдем, пойдем отсюда… – Добавил шепотом: – Покивай для приличия.

Поминутно кланяясь, мы покинули залу и ринулись вниз по лестнице. Кухериал очень спешил. Видимо, опасался, что герцог Велиал передумает и покарает нас за какой-нибудь незначительный проступок самым жестоким образом. Мы выбежали из дворца, словно парочка воров, покидающих ограбленное жилище.

– Ну и ну, – приговаривал Кухериал, – ну и подарочек. Как же нам повезло. Велиал явно в хорошем расположении. И ты ему понравился. Молодцом держался, Васисуалий.

– Что теперь? – поинтересовался я, ощущая себя сверхчеловеком. Новые возможности опьяняли. Я уже не боялся огня и мог дышать под водой. Что будет дальше?! Больше всего в этот момент мне хотелось опробовать новый дар – погрузиться в море без акваланга, понаблюдать за жизнью в коралловом рифе.

– Теперь мы отправимся в Предел зависти, на второй круг ада, – сообщил бес, – но там ты вряд ли получишь что-нибудь полезное. Хорошо, если целыми останемся. Главное, Васисуалий, все время молчи. Даже если тебя о чем-то спрашивают. Помни, в присутствии адского герцога смертный говорить не должен. Говорить за нас буду я. Они там все, на втором кругу, малость долбанутые. Так что не бери в голову, если произойдет что-нибудь совсем ненормальное.

– Что, например?

– Ad exemplum [30]30
  К примеру (лат.)


[Закрыть], кто-нибудь попытается нас убить.

– Убить?! – вскинулся я.

– Ну да, из зависти. Они там все друг дружке козни строят, думают – хорошо там, где нас нет.

– Может, тогда отправимся сразу на третий круг? Зачем рисковать?

– Нельзя, – Кухериал покачал головой. – В аду свои законы. Если не навестим второй круг, герцог Левиафан может затаить обиду, у него это запросто, и тогда ничего хорошего не жди. Обида могущественного демона – не то же самое, что обида простого человека. Плохо все будет, очень плохо. Он тогда все свои силы бросит на то, чтобы нам насолить. Тебя на вечные пытки направить. Меня низвергнуть на второй круг, и там подвергнуть бесконечному унижению…

– Сложно у вас все, – проворчал я, – у нас все проще. И самую крупную шишку можно сбить. Хорошая пословица есть по этому поводу – все люди смертны.

– Убить демона очень сложно, – поделился Кухериал, – они почти неуязвимы и совершенно безжалостны. Никогда не стоит об этом забывать. Давай-ка поспешим к Левиафану. Время в аду иногда бежит куда быстрее, чем на Земле. Оглянуться не успеешь, пари уже проиграно. Забирайся на спину. Полетим к огненным вратам…

По дороге мы пересекли широкую медлительную реку. В темных водах бурлила жизнь. Рвали на куски живую плоть крупные создания, похожие на зубастых динозавров. Мелководье по берегам реки тоже кишело живностью. Я испытал острое отвращение, когда понял, что там, среди камыша, перемещаются тела, напоминающие человеческие, но абсолютно бесформенные – казалось, кости и хрящи свободно двигаются под мокрой блестящей кожей. Из черного водоема то и дело проступали очертания черепов, плеч, локтей, коленей…

– Мерзость! – выдавил я.

– Стикс, – отозвался Кухериал, – одна из самых больших адских рек. Впечатляет? Можешь, не отвечать. И так знаю. Она прекрасна. Жаль, ты пока не видел огненный Флегетон и покрытый льдом Коцит. Вот, где подлинная красота. Флегетон – поток кипящей крови. В ее водах варятся те, кто при жизни занимался грабежом и насилием. Коцит огибает дворец Князя тьмы. В ее лед вмерзли совершившие предательство и после смерти обреченные на вечные муки. Иуда, Брут и Кассий – тебе что-нибудь говорят эти имена? Раздувшиеся до непомерной величины, они, как живые изваяния, всегда под окнами резиденции Люцифера, под его жестоким взором, стремятся освободиться, рвутся наружу, испытывая страдания…

– Неплохо вы тут устроились, – одобрил я. – Я думал, в аду только огнем пытают – варят в котлах, жарят на сковороде, на гриле.

– Огонь? О нет! Конечно, бог сделал все, что можно, чтобы низвергнуть нас как можно глубже. Но с тех пор, как сатана и его сподвижники оказались здесь, в этом мире, они проделали колоссальную работу. Превозмогая мучения и испытывая лишения, они обратили наш мир в подлинную обитель скорби и страданий. Никто не сделал бы этого лучше Несущего огонь. Поистине велики деяния его и помыслы.

– Что-то ты почти стихами заговорил, – проворчал я.

– О да, ибо ад достоин поэзии. Разве ты не ощущаешь темную эстетику, красоту всего, что открывается перед твоим взором великого грешника?

– Ну да, – проворчал я, – что-то такое открывается… перед моим взором… Слушай, кончай гнать, бесовская твоя морда.

Кухериал обиделся и замолчал.

Вскоре впереди показались огненные врата – стена огня от земли до каменного свода. Через мгновение вокруг меня уже вновь бушевало и ревело багровое пламя, не причиняя мне никакого вреда.

Из огня мы выпали на следующий круг ада.

Второй круг
Предел зависти

У простого обывателя к горам отношение восторженное. В заснеженных вершинах ему чудится красота и романтика, привлекающая самых смелых. Считается, что альпинисты – люди мужественные, герои, чей подвиг – восхождение. Кто еще, дескать, презрев законы всемирного тяготения, станет карабкаться на скалистые уступы, преодолевать крутые маршруты, терпеть ледяной холод?..

Что касается меня, то в этих искателях славы я никогда не видел ничего героического, их отвага сродни смелости ребенка, в чьих ручках зажат билет на Чертово колесо в Парке горького. Стоит только сойти лавине, или просто погода разладится, и глядишь – летят вертолеты МЧС спасать горе-покорителей, в очередной раз истошно вопящих в рацию: «Помогите!»

Горы я не любил. С ними меня связывали самые неприятные воспоминания. За каждой кочкой, за любым деревом мог прятаться враг. В любой момент ты рискуешь получить пулю, а то и целую обойму из калаша. Горы меня нервировали. Да и местный воздух, почитающийся целебным, в первые недели после прибытия на блок-пост вызывал у меня головокружение и сонливость.

Поэтому открывшаяся сразу после выпадения из огненных врат картина стала для меня неприятной неожиданностью. После обширных равнин первого круга я никак не ожидал увидеть в аду мечту альпиниста.

Мы оказались на узком плато, окруженном со всех сторон глубокой пропастью. А вдалеке, насколько хватало глаз, простирался горный пейзаж. Он вызвал во мне неприязненное раздражение – словно исполинский рот кривится. За изломанной линией горизонта почти наполовину скрывалось громадное небесное светило. От него тянулись ослепительно яркие лиловые лучи. Зубы черных скал вонзались в серые небеса. Левее раскинулся пологий склон, весь поросший желто-коричневым лесом. Отсюда лес больше походил на бурый мох, какой обычно липнет к умирающим деревьям, высасывая из них последние соки.

Я подошел к краю, заглянул вниз, у меня сразу же закружилась голова. Дна у пропасти не было. Зато из нее тянуло настолько горячим дыханием, что если бы не амулет огнеупорности, поток раскаленного воздуха выжег бы мне глаза.

Кухериал был безмятежен. Сел на камень, насвистывая «Мурку».

Раз бес так спокоен, решил я, значит все в порядке. Присел рядом. Привал в дороге. Курильщик непременно вытряс бы из пачки сигарету, зажег ее и затянулся. Но я не считал курение удовольствием, поэтому просто неприязненно разглядывал пейзаж…

На сей раз адские провожатые не заставили себя долго ждать. Их было восемь. Все маленькие, коренастые, с кожистыми крыльями за спиной. Прилетели, опустились по краям плато, взяв нас в кольцо.

– Хорошо ва-ам, – протянул один с красными воспаленным глазами, – сидите тут, отдыхаете, а нам знай – летай, забирай вас.

– Это нам-то хорошо?! – возмутился Кухериал. – Знал бы ты, какая маета наше существование. Я намеренно говорю «существование», потому что жизнью это не назовешь.

– Пра-авда? – В глазах адского создания светилось недоверие.

– Мотаемся, понимаешь, с круга на круг. Время бежит с огромной скоростью. А нам еще столько всего надо успеть. Посетить всех герцогов, со всеми переговорить. Сил нет. Святые негодники, да я буквально с ног валюсь. А еще спина. Мне же этого толстого грешника, – бес мотнул в мою сторону рогатой головой, – повсюду возить. Сам летать не может. Как будто я к нему в услужение нанимался. А еще в приемной у герцога Левиафана, поди, торчать придется не один час.

– Герцог Левиафан вас уже ждет, – сообщил провожатый, – ему доложили о вашем скором прибытии. – И завел ту же песню: – Герцогу хорошо-о. Всегда знает, что и где делается. А нам знай – летай, да не задавай лишних вопросов.

Остальные поддержали эти слова возмущенным ропотом. Продолжая обсуждать нас, местного герцога, грешников, которым «живется очень даже неплохо», падших, обретающимся на других кругах («вот повезло-то»), и даже самого Князя Тьмы – правда, ему пели исключительно адские панегрики, крылатые демоны подхватили меня и понесли ко дворцу герцога Предела зависти. Кухериал летел чуть в стороне, демонстративно почесывал натруженную спину, время от времени издавая громкое кряхтение.

Огибая горные вершины, мы направились на север. Пока мы летели, у меня появилась возможность рассмотреть второй круг во всех подробностях. Странное это было место. Пропасть оказалась густо населена. Отвесная стена с высоты походила на часть гигантского муравейника. Вся она буквально кишела грешниками. Каменные толщи пронзало множество ходов, соединенных узкой тропой. Толпы и толпы людей толкали по ней груженые породой тачки. Тропа была настолько узкой, что с нее то и дело кто-нибудь срывался и с протяжным криком устремлялся вниз.

Кухериал заметил мой интерес. Подлетел ближе.

– Золото, – поведал он, – в аду множество золотоносных жил. Особенно на втором кругу – в Пределе зависти. Герцог Левиафан по совместительству – владелец адского монетного двора. Здесь чеканят империалы с профилем нашего повелителя.

Бес протянул мне массивную монету:

– Что ты видишь?

– Задница? – удивился я.

– Все верно, это потому, – назидательно заметил Кухериал, – что не всякому дано зрить в истинную суть вещей. Адское золото являет лик владыки только для падших. Все прочие будут видеть что-нибудь другое.

– Ты давал империал Аикилю, – вспомнил я.

– И что же? – бес хмыкнул. – Цену золоту даже ангелы знают. Среди святых много таких, кто готов продаться за звонкую монету. Пусть на ней и изображена задница Князя тьмы.

– А среди вас, конечно, продажных негодяев меньше?

– Нам сам сатана велел продаваться за золото, – ответствовал бес, – согласно адскому указу проступком это не считается.

– И меня бы продал? – поинтересовался я.

– Зависит от цены… Да, шучу, Васисулий, конечно же, шучу. На тебя у меня совсем другие виды. Ты же знаешь, ты поможешь мне возвыситься. А я помогу возвыситься себе. То есть тебе, конечно. Снова шучу. Так что ты для меня бесценен.

– Так уж и бесценен, – проворчал я и вернулся к наблюдению за адским пейзажем. Вряд ли мне доведется еще когда-нибудь увидеть такое.

Сразу за золотоносными горами раскинулась долина, сплошь уставленная стеклянными кубами. Километры и километры огромных кубов. И в каждом – человек. В некоторых люди в буквальном смысле лезли на стенку, потрясали кулаками, разевали в беззвучном крике рты, видно было, что они испытывают жуткие страдания. Все узники томились поодиночке, отделенные от остальных прочной, хотя и прозрачной, преградой.

– Отпетые грешники, орут, как на полотне Монка, – заметил Кухериал. – В этих кубах заключены те, что исходили при жизни черной завистью, желая дурного более успешным соплеменникам.

– И в чем состоит их наказание? – перекрикивая шум ветра, поинтересовался я.

– О, наказание это замечательное в своем остроумии. Герцог Левиафан очень гордится своей изобретательностью. Внутри этой стеклянной тюрьмы грешники продолжают жить своей обыденной жизнью, не осознавая, что их земное бытие давно завершилось. Только в самом конце цикла, когда необходимо подчеркнуть кромешный ужас ситуации, им суждено узнать, что они давно уже умерли и пребывают в аду. Все, что они делают, оборачивается провалом. А те, кому они завидовали при жизни, напротив – неизменно на высоте. Высшая ирония заключается в том, что эти души и при жизни никогда не были счастливы, потому что ни один завистник не может быть полностью доволен своей судьбой и карьерой, и в аду они тоже пребывают в самом плачевном состоянии духа. Страдали, страдают и будут страдать во веки вечные – из-за своего несовершенства и неумения это совершенство достичь. Они – очередное подтверждение того, что бог, создавая людей по своему образу и подобию, многое упустил.

– Неужели зависть – такой страшный грех? – спросил я. Мы как раз пролетали над парочкой кубов, где десятки грешников, действуя почти синхронно, накидывали на крюки веревки. Собирались покончить с собой, как будто не были давно мертвы. – Мне кажется, зависть – такая мелочь в сравнении с убийством, например.

– Это стойкое заблуждение. Нет грехов менее и более серьезных, – Кухериал заметно разволновался. – Все грехи абсолютно равны. Все числятся смертными. И ты очень обидишь герцога Левиафана, если он вдруг услышит, будто грех зависти менее серьезен, чем другие. Нет, зависть – великое зло. Именно она заставляет людей совершать самые неблаговидные поступки. При этом они всегда находят себе оправдание, так уж устроен человек. Те грешники, которых ты видишь внизу, не просто завидовали, от зависти они сделали много дурного. По большей части, все это грешники творческих профессий. Интеллигентные, казалось бы, люди. А в жизни занимались такой ерундой, что и представить страшно. На втором кругу полно литераторов, актеров, художников. Критики почти в полном составе. Ведь критики – великие завистники, неудавшиеся творцы с болезненным честолюбием. Из них вышли бы талантливые администраторы, менеджеры среднего звена, даже руководители отделов по продажам какой-нибудь элитной сантехники и ковролина, а они зачем-то подались в искусство. Причем лезли наверх, как танки на земляные валы, расталкивая локтями более талантливых собратьев, старались утопить тех, кто хоть чего-то стоит. И топили. Хоть и гласит известная поговорка – талант себе сам дорогу проложит, на деле все не так. Таланту надо помогать. Иначе он утонет. Не утонет в прямом смысле – так захлебнется в вине. Все, что ты видишь – заслуженная кара, расплата за грехи. И знаешь, что еще, – Кухериал завис передо мной, активно жестикулируя, – если и есть где-то в мире та самая справедливость, о которой все толкуют, то только в аду. Иногда мне кажется, ад для того и придуман, чтобы внушить людям мысль, что если не при жизни, то уже после смерти всем непременно воздастся по заслугам. Согласись, куда приятнее жить, осознавая, что твой злобный начальник будет гореть в аду.

– Не знаю, – ответил я, – у меня никогда не было злобных начальников. Только честный командир. А все, кто заставлял меня нервничать, уже умерли.

– Ты обязательно покончишь со Светочем, – глаза Кухериала полыхнули огнем: – Я воспитал тебя настоящим убийцей!

Отеческие нотки в голосе меня покоробили.

– Остынь, рогатый, – попросил я. – А не то примкну к экзорцистам.

После этой угрозы Кухериал от меня отстал надолго. Здорово обиделся…

– Хорошо тебе лететь налегке, – стали изводить беса нытьем наши провожатые. – А нам тащи этого здоровяка. Сколько он весит? Пару тонн, не иначе.

Так продолжалось не меньше часа по моим ощущениям. В конце концов, бес вскричал, что ему надоели эти причитания.

– Идите на посадку! – орал Кухериал. – Я заберу его! Можете быть свободны!

Демоны мигом приземлились на очередном горном плато. Я пересел на спину беса, и мы распрощались с крылатыми завистниками.

– Жуткие зануды, – пожаловался искуситель. – Как и все на этом кругу. Знаешь, я чувствую, что в меня проникает местная атмосфера. Я начинаю завидовать этим придуркам. Занудой быть хорошо. Тебя не донимают окружающие. Можно погрузиться в спасительное и созидательное одиночество.

– Одиночество – это, по-твоему, хорошо? – спросил я.

– Я сказал, спасительное и созидательное. Одиночество одиночеству рознь. Все индивидуально. Тебе бы следовало больше размышлять о подобных вещах. Думать иногда, знаешь ли, очень полезно.

– Рассказал бы лучше адскую сказочку, – попросил я, меня одолевала скука – остаточное явление после первого круга – и зависть к тем, кому были доступны зрелища, – все лучше, чем наставлять на путь истинный.

– Хорошо, – согласился бес, – адские притчи я очень люблю. В них сокрыт высший смысл бытия. Главное, внимательно слушать и делать правильные выводы… Слушай притчу о мудром царе. Был в древности, сказывают, один удивительный город, где правили только цари из далеких стран, не знакомые ни с обычаями, ни с законами этого города. Все они были младшими братьями и кузенами настоящих царей, и в далеких странах у них не было не малейшего шанса взойти на престол. Оказавшись на троне этого города, все новые правители тут же предавались суетным удовольствиям и рассеянной праздности, счастливые оттого, что их выбрали на царство. Никто из них не знал, что правление его продлится ровно год, затем царя, вконец обнаглевшего и разжиревшего от сытой, полной удовольствий жизни, ссылали на необитаемый остров, где он терпел разного рода лишения и жил в ужасающей бедности. Но однажды прибыл в город необычный мудрый царь, был он полон честолюбивых замыслов и мечтал сделать выбравший его город самым величественным и богатым местом на свете. Случилось так, что рядом с ним оказался верный советник. От этого достойного человека узнал мудрый царь об ожидающей его участи, и все свои богатства отправил в место ссылки, а сам стал влачить жалкое существование – целый год отказывал себе во всем, переправляя золото и драгоценные камни на остров. Когда же время его правления подошло к концу, отправился он к месту ссылки – и не застал там ничего. Все его богатства верный советник давным-давно отправил на собственный островок в другой половине мира, где сам стал правителем. Мораль этой притчи проста и понятна. Даже мудрого царя можно объегорить, было бы желание.

– Сдается мне, мораль у этой притчи совсем другая, – сказал я, – когти надо рвать сходу, а то останешься без навара.

Кухериал хрипло захохотал.

– А я что говорил? У адских притч мораль всегда многомерна, каждый понимает в меру своей…

– Испорченности?

– Продвинутости. Насколько твое сознание готово к восприятию, настолько зрелый вывод ты в результате делаешь. Вот ты, Васисуалий, похоже, дозрел до правильных выводов.

Следом за пустынными территориями потянулась удивительная местность. Мне она напомнила зоопарк. Только в клетках держали не зверей, а людей. Некоторые из них сидели за пиршественными столами. Другие играли в гольф. Третьи принимали гидромассажные ванны в окружении прекраснейших женщин. Бесконечное многообразие картин – безбрежные ряды клеток. И у каждой стояла толпа, припав к узорчатой решетке. Не отрывая глаз, люди жадно впитывали зрелище красивой жизни.

– Очень простое наказание, – поведал Кухериал. – Грешники жаждут попасть внутрь. Но всегда будут снаружи.

– А те, что внутри? Они, похоже, наслаждаются… Наверное, это праведники?

– Праведников в аду нет. Это те же завистники. Только у них хватает империалов на то, чтобы наслаждаться. Пока хватает.

– Как же они зарабатывают, если постоянно торчат возле клеток?

– По-разному. Некоторым одалживают демоны Мамона. Выдают кредит. Правда, потом они попадают в рабство. Но зато некоторое время чувствуют себя очень комфортно.

– Одни грешники в рабстве у других?

– Именно так. Пока существует человечество, будет существовать неравенство. Это только боженька и коммунисты утверждают, что все люди равны. На самом деле, одни равны, а другие равнее.

– А грешники что-нибудь едят? – заинтересовался я.

– Что за нелепая мысль! Конечно, нет, – возмутился бес. – На шести кругах у них нет такой необходимости. А в Пределе чревоугодия дохнут с голодухи.

– Не хотелось бы и мне так же подохнуть.

– В каком смысле?

– Жрать хочу! Я же не грешник. Желудок уже подводит. Я почти сутки ничего не ел.

– Я не подумал об этом, – признал бес. – Мы, падшие, можем есть, когда захотим и что захотим. Постоянной потребности в пище у нас нет.

– А у меня есть. Так что ты уж раздобудь что-нибудь по-быстрому. Сделай пассы руками, вызови бифштекс или, на худой конец, гамбургер.

Кухериал замолчал.

– К людоедству у тебя склонности нет… – задумчиво проговорил он через некоторое время.

– Конечно, нет!

– Спокойнее, я просто размышляю… Не вижу иного выхода. Придется раздобыть какой-нибудь человеческой еды за империалы.

– Во-во, раздобудь. Не жалей наличных на важное дело.

– Хотя нет, – оживился Кухериал, – я вспомнил, тут неподалеку есть деревня. В ней наверняка будет какая-нибудь человеческая еда.

– Здесь, деревня? Откуда?

– Там живут богатые грешники. Любят пировать. Могут себе позволить быть гурманами.

– Так полетели скорее, – оживился я.

– Уже летим.

– Будешь платить за еду империалами?

– Еще чего не хватало. Вломимся в дом победнее, где охраны нет, и наберем еды. А то они совсем расслабились. Забыли, что в аду. Сам черт им, понимаешь, не брат.

Нашим разбойным планам не суждено было осуществиться. По прибытии мы застали отлично укрепленное поселение – по периметру оно было обнесено высоким забором с колючей проволокой. Возле забора дежурили тучные демоны, вооруженные до зубов, впрочем, зубы у них тоже имелись – акульи в три ряда. Демонстрируя страшные пасти, они жестами показали нам – снижайтесь.

– Раньше здесь охраны не было, – пробормотал Кухериал. – Ничего не понимаю.

Нас взяли в полукольцо. От демонов несло застарелым потом и гнилью. Один из них хмуро поинтересовался, едва приоткрывая неровную щель чудовищного рта:

– Кто такие?

– Убийцу Светоча везу к герцогу, – ответил бес, – вот, хотел человеческой едой разжиться. А то оголодал мой подопечный.

Демон глянул на него исподлобья, погладил круглый живот.

– Мы все голодаем. С едой ничего не получится. Видишь, под охраной деревня теперь. Пожаловались богатые грешники его мракобесию, что их постоянно грабят, и тот повелел теперь их охранять. – Он тяжко вздохнул. – Раньше грабили. Теперь охраняем. Где логика?

– Безобразие! – согласился Кухериал. – А что нам делать? Нам надо срочно раздобыть еду. Откуда они ее берут? Кто поставщик?

– Слишком много вопросов. Для нищих у меня ответов нет.

Бес вздохнул, щелкнул пальцами и протянул вымогателю сияющий империал.

– Так бы сразу. Человеческую еду колдует Седрик Темный. Живет в той стороне. – Демон ткнул в сторону темной гряды холмов на горизонте. – Тут недалеко.

– Тоже, наверное, крохобор, – пробормотал Кухериал с сомнением, обернулся ко мне. – Может, обойдешься без еды?

– Не обойдусь! – Я был тверд в своем стремлении не умереть от голода.

– Эх, – Кухериал поскреб в затылке, – ладно, забирайся на спину. Адье! – бросил он демонам.

– Проваливай, – откликнулся толстяк, пробуя империал на зуб.

Мы уже взлетели, когда внизу началась буча – демоны забегали, потрясая кулаками.

– Что происходит? – поинтересовался я.

– Фальшивая монетка, – сообщил Кухериал. – У меня всегда с собой несколько штук. На всякий случай.

– Ангелу-хранителю ты тоже фальшивки суешь?

– Нет, конечно. Для меня важно, чтобы он был все время под мухой и как можно хуже выполнял свои обязанности. Так что Аикиля приходится поить за настоящие. С колдуном, боюсь, этот номер тоже не пройдет.

Мы немного покружили над холмами, но ничего похожего на жилище колдуна не обнаружили.

– Кинули, что ли? – проговорил Кухериал. – Даже не верится, что и у них с мозгами хорошо. А нет, гляди… Наверное, здесь.

Мы приземлились возле небольшой норы – в половину человеческого роста.

– Жди здесь, – сказал бес и юркнул внутрь.

Отсутствовал он недолго. Первым из норы выбрался Кухериал. За ним следом – карлик, такой толстый и лохматый, что походил на медведя. В бурой шерсти посверкивали красные бусины глаз.

– Для этого, что ли, еда? – проворковал Седрик Темный.

– Да, – подтвердил Кухериал. – Ну… – Обернулся он ко мне. – Чего встал? Заказывай.

– А что можно заказать?

– Все, что угодно, – горделиво ответил Седрик. – Даже людоедские предпочтения удовлетворяем. Не желаете человечинки откушать?

– Нет, спасибо. – Я едва не выругался от досады – что ж они все на человечинке зациклились?

– А что тогда? – колдун скривился.

– Ну-у, – задумался я, – давай, что ли, свининки жареной с лучком. Картошечки там.

– Фи, что за вкус… Ты же можешь получить любые кушанья онтологической иллюзии. А решил ограничиться свининой с луком?

– Если бы можно было глянуть меню, – нашелся я, – я бы лучше сориентировался.

– А больше тебе ничего не надо? – поинтересовался сумрачно колдун. – Может тебе еще официанток подогнать вот с такими буферами?! – Он вытянул ладони, демонстрируя, с какими именно.

– Было бы неплохо…

Глаза Седрика стали еще краснее, хотя прежде мне казалось – это невозможно. Чувствуя, что назревает скандал, Кухериал взял переговоры на себя.

– Дружище! Прекратим споры. Дай ему то, что он хочет, – попросил он. – И все дела.

– Свинину с картошкой? – поинтересовался колдун скептически.

– А почему бы и нет?

– Да потому что нельзя потакать примитивным вкусам! – вскричал Седрик. – Попробуй что-нибудь новенькое. Побалуй себя. Кто знает, когда в следующий раз у тебя появится такая возможность.

– А что, к примеру, ты посоветуешь? – осторожно поинтересовался я.

– Мексиканский эскамолес, – предложил он. – Яйца гигантских черных лиометопумовых муравьев, живущих в агавах. Ко всему прочему, они ядовиты.

– И яйца тоже?

– Яйца можно употреблять в пищу. С соусом гуакомоле. Очень рекомендую.

– Может, что-нибудь другое? – сказал я. – Что-нибудь комплексное. Как обед в партийной столовой.

– Тогда филлипинский балут. Утиное яйцо, в котором зародыш успел обрасти перьями. Косточки так приятно хрустят на зубах. На закуску – Казу Марзу с Сардинии! Овечий сыр, нашпигованный мушиными личинками. А запить все это можно традиционным корейским вином с еще слепыми мышатами. Оздоровительный бодрящий напиток. Ну, как? Годится?

Я сделал вид, что обдумываю это предложение.

– И, все-таки, картошечка меня больше устроит!

– Что за примитивный тип?! – вскричал Седрик и толкнул беса в грудь, так что тот едва на ногах удержался: – Кого ты ко мне привел, святые тебя подери?!

– Ну, знаешь ли, – пробормотал Кухериал обиженно: – Среди человеческих существ и людоеды встречаются. Некоторые и карликами не брезгуют…

– Да, ну вас, – колдун сплюнул, – гони монету, рогатый.

Империал перекочевал в лохматые пальцы.

Колдовство Седрик творил с унылой физиономией, было видно, что ему мучительно скучно заниматься столь посредственной кулинарной магией.

Вскоре я уже жевал свиной стейк, закусывая жареной картошкой. Столовые приборы из чистого серебра прилагались. Несмотря на то, что блюдо малость пережарили, я получал от принятия пищи искреннее удовольствие, успев порядком проголодаться в аду.

– А кто-то сейчас не досчитался ужина, – заметил Кухериал.

– В смысле? – активно работая челюстями, проговорил я.

– Думаешь, Седрик все это из воздуха сотворил? Держи карман шире. Увел из онтологической иллюзии. Тоже мне, кулинар. Обычный ворюга.

– Я все слышу! – послышалось из глубины норы.

– Это я в порядке комплимента! – проорал бес.

Завершив трапезу, я вытер рот салфеткой и почувствовал, что настроение у меня заметно улучшилось. «Как, все-таки, примитивно устроен человек, – подумал я, – даже если ты пребываешь в аду и перспективы на будущее у тебя самые туманные, простой перекус может привести тебя в отличное расположение. То есть тело получает пищу, а душа радуется. Хотя при чем здесь душа? Радуется сознание. А душа? А что такое, в сущности, душа? И для чего она нужна человеку?»

– А что такое, в сущности, душа? – спросил я Кухериала. – Зачем она нужна человеку?

– Душа – это твоя суть! – уверенно заявил бес. – Без души тебе и пища была бы не в радость, и прочие плотские удовольствия. Для примера возьмем людей, страдающих депрессией. Их еще иногда называют душевнобольные. И знаешь почему? Потому что у них действительно душа болеет. Вот им жизнь и не в радость. Не замечал, что монахи, в большинстве своем, счастливы? Все потому, что у них душа в норме. В смысле – здорова. Ну, и нам, конечно, здоровую душу заполучить куда интереснее, чем больную. Мы за каждую здоровую душу бьемся до последнего в онтологической иллюзии, на передовой.

– А у меня? – озадачился я вопросом. – Душа здорова? Если – да, то почему я ничему не радуюсь уже очень давно. А если – нет…

Тут я замолчал, размышляя над словами Кухериала. Обладатель больной души, неспособный чувствовать жизнь во всей ее полноте, не был ли я обделен и лишен чего-то важного. Или был кем-то вроде безногого инвалида, который хотел бы бегать по траве со здоровыми людьми – играть, к примеру, в футбол, но из-за физического изъяна не может. В этот момент я ощутил, что всерьез завидую монахам и прочим светлым людям, ведь им дано то, чего у меня нет. Как же так? Хорошо им с нормальной здоровой душой…

– Ты что это впал в уныние? – Кухериал толкнул меня в плечо. – Тебе, наверное, кушать вредно. Значит, больше не будешь… Полетели. – Он хлопнул себя по пояснице. – Герцог нас, наверное, уже заждался…

Дворец Левиафана был почти целиком затоплен водой. Над бьющими в каменные стены яростными волнами возвышалось лишь несколько башен. На центральной, самой высокой, пылало яркое пламя, делая воду желто-коричневой, сияющей бликами огня.

– Нырять не придется, – сообщил к моей радости Кухерил. – Вход во дворец из северной башни. Я здесь уже был, знаю.

Мы подлетели к высокому окну, забранному решеткой. Часть прутьев кто-то выпилил, так что пробраться внутрь не составляло труда.

Мы оказались в небольшой комнате, так заросшей черным мхом, что кладки не было видно. Бес принялся ощупывать стены, подмигнул мне и с силой вдавил один из камней. Послышался скрежет, и открылся проход в смежное помещение.

Как только мы зашли внутрь, дверь за нами с грохотом задвинулась, и мы очутились в темном каменном мешке. Под потолком захлопали невидимые крылья, эхом резонируя от высоких сводов. Моего лица что-то коснулось, и я отпрыгнул, выставив руки – не хотелось, чтобы неведомое существо вцепилось мне в щеку или, того хуже, в глаз. Справа от меня вдруг возникло слабое свечение и, разгораясь, превратилось в створ невысоких ворот. Чтобы пройти внутрь, пришлось склонить голову. Сразу за воротами располагалась тронная зала. По периметру она была куда меньше, чем в Пределе уныния. Зато трон возвышался на высоту двухэтажного дома. Да и сам герцог второго круга размерами существенно превосходил выглядевшего, как человек, Велиала.