Текст книги "Вечный мент, или Светоч справедливости"

Левиафан походил на громадного кальмара – из тощего продолговатого тельца росло множество щупалец, они обвивали подлкотники трона и его подножие, скользили по каменному полу. А из середины туловища торчала противоестественным отростком небольшая человеческая голова, увенчанная короной, насаженной на длинный шип макушки. Посреди лба углем горел выпуклый глаз, а на подбородке вместо растительности извивались причудливыми кудрями тонкие змейки.

Герцог, похоже, нас заждался.

– Вам-то хорошо, – сказал он, как только мы вошли. – Все для вас уже готово. Все-то вас везде уже ждут. А мне что прикажете делать? Отложить все свои дела и думать, когда же они придут. И где только вы шлялись столько времени?! – рявкнул он. – Где вы шлялись, я вас спрашиваю?! – В глазах герцога засверкали искры, а страшная до невозможности желтая физиономия растянулась в еще более жуткую гримасу. Челюсть отвисла едва не до пупа, обнажив полную мелких зубов пасть. Длинная шея при этом еще больше вытянулась, словно часть ее раньше помещалась в массивном туловище.

– Ваше мракобесие! – Кухериал рухнул на колени. – Не велите казнить! Не по своей вине задержались. В Пределе лености ждали, пока Велиал пробудится.

– Велиалу-то хорошо, – пробормотал демон, коверкая слова кривым ртом, в котором с трудом шевелился толстый язык-увалень, – отдыхает себе целыми днями. У него там спокойно, тихо. А здесь сплошные заговоры. Да все против меня. Только и ждешь, что кто-нибудь тебя сместит. Приходится держать целый штат шпионов и соглядатаев. Вот и про то, что вы скоро пожалуете, донесли. Умницы мои. – Левиафан крутанулся вокруг себя, и я заметил, как побежали по комнате смутно различимые силуэты на тоненьких прозрачных ножках. Побежали-побежали, да и пропали, будто их и не было.

– Они донесли? – удивился Кухериал.

– А что такое?! – насторожился герцог.

– Просто я отправлял гонцов… да, вот… не дошли, что ли…

– Ладно, обманщик, – внезапно смягчился Левиафан и уставился на меня, – значит этот – убийца Светоча. Не похож он что-то на убийцу.

– Самый что ни на есть жестокий убийца, – заверил бес, – и рожа у него то, что надо. Зловещая. Это для адских пределов он выглядит неказисто, а на Земле от его рожи всех воротит…

Я гневно покосился на беса, но он был уверен, что только что отвесил мне замечательный комплимент, улыбнулся, морда такая, ободряюще.

– Не трепи, – отмахнулся герцог, – что я настоящих кровопийц никогда не видел? Гостил однажды у Абаддона. Ты его знаешь. У него – убийца на убийце. Один другого страшнее. Там такие типажи человеческие. Любо-дорого посмотреть.

– Мой все равно круче, – заупрямился Кухериал.

Я усмехнулся. Никто и никогда так в меня не верил. Действительно, благодетель.

– Лучше, говоришь?! – Левиафан стек с трона, как желе на тарелку и затопал вокруг меня на своих слоноподобных конечностях. – Хорошо тебе, – пришел он к неожиданному выводу, хотя я ожидал худшего. – Великого грешника выковал. На самый верх метишь, бес?!

– Где уж нам, – заюлил Кухериал, – о самом верхе и не помышляю. Мне бы в теплое местечко, поближе к пеклу. Замучила жизнь на передовой.

– Ну-ну, – Левиафан скривился, – Надежду юноша пытает… бедная Наденька. Скромнее нужно быть.

– Ваше мракобесие, – ничуть не обиделся бес, – нам бы дар ваш получить, и дальше отправиться. Время не ждет.

– Дар, говоришь, – Левиафан задумался, – был у меня дар для убийцы Светоча. И казалось мне, что это замечательный дар… Но сомневаюсь. Сильно сомневаюсь.

Кухериал тревожился, переступал с ноги на ногу, постукивая копытами. Мне передалось его настроение, и охватили самые дурные предчувствия.

– Но потом я понял, что лучше, если я не вручу дар, а кое-что заберу, – физиономия герцога стала очень довольной.

– Ваше мракобесие! – Бес снова рухнул на колени. Похоже, у него это стало входить в привычку: – Не губите!

– Да постой ты, – с досадой поморщился Левиафан, – послушай сначала, что именно я заберу. В принципе, это вполне можно счесть даром. Знаешь ли ты, какой самый уязвимый человеческий орган?!

– Конечно, знаю. Некоторые этим органом думают, когда красоток видят.

– Выходит, не знаешь. А я скажу тебе, что это за орган. Это сердце. Здоровье человека находится в прямой зависимости от работы сердца. Тысячи людей умирают ежедневно от инфаркта. А все потому, что сердце имеет заданное число сокращений. Удар ножом в сердце всегда смертелен. Сердце еще и уязвимый орган потому, что болезненно реагирует на любые переживания. Ускоряется пульс. Кровь быстрее начинает бежать по венам… Любого человека можно довести до инфаркта, если постараться.

Я слушал проникновенную речь Левиафана с ужасом, уже подозревая, что мне грозит. Но молчал, следуя указаниям беса. Пока молчал. Хотя хотелось протестовать. А еще лучше – обратиться в бегство.

– Я заберу у твоего человека сердце, – сообщил герцог страшную правду.

В ушах застучало, кровь быстрее побежала по венам, пульс участился настолько, что я счел слова герцога об инфаркте пророческими. Все самые дурные предчувствия оправдались.

– Но ведь без сердца он не сможет жить! – вскричал Кухериал.

– Я подумал об этом, – спокойно ответил Левиафан. – Вместо сердца мы поставим ему пламенный мотор. Из песни, как говорится, слова не выкинешь.

Он оказался большим шутником, этот герцог Предела зависти. Мне стало настолько не по себе, что даже в глазах помутилось. Я ощущал себя быком, которого ведут на заклание.

– Пламенный мотор? – переспросил Кухериал, чуть не плача.

– Почти. На самом деле, это кусок холодного кристалла, почти вечного. Если ему в грудь, – Левиафан ткнул в меня указательным пальцем, отчего живое сердце сжалось болью, – попадет пуля, она не причинит кристаллу вреда.

– Разыграли нас, да, ваше мракобесие?! – Бес выдохнул с явным облегчением. – А я-то уже решил, что вы серьезно.

– Хочу что-то забрать, ничего не дав взамен?! – Герцог надвинулся на Кухериала и пророкотал громогласно: – Не обмани мое доверие, бес, пусть твой грешник прикончит Светоча. Мне надоела эта игра. Слишком уж она затянулась.

– Да, ваше мракобесие… Конечно, ваше мракобесие, – засуетился Кухериал, – не беспокойтесь. У нас все на мази. Прикончим непременно.

Левиафан вложил кристалл в мою ладонь. Надо ли говорить, что я даже не успел заметить, откуда он извлек подарок.

– Как тебе твое новое сердце? – поинтересовался герцог.

Я бросил быстрый взгляд на беса, тот приложил палец к губам – молчи. Я послушался, даже рта не открыл. Просто стоял навытяжку перед герцогом Предела зависти, сжимая кристалл в руке.

– Вижу, что нравится, – сделал вывод Левиафан. – Раз так, хорошо, потому что все уже готово…

Стены вдруг поплыли, тронная зала стремительно окрасилась белым, меняясь в очертаниях, и я оказался в операционной, полной врачей в заляпанных кровью халатах и масках.

– Штопоров? – заорал один из них, с абсолютно безумными, темными глазами, почти без белков. – Почему он до сих пор не в отключке?!

– Сейчас, Евгений Николаевич. – Анастезиолог Штопоров засуетился. Отломал кончик ампулы, набрал в шприц мутновато-коричневой жидкости, несколько капель упали на пол, зашипели, испаряясь.

– Ложись на кушетку, собака такая! – прикрикнул на меня Штопоров. – Раствор уходит.

Я попятился. Если такое пустят по вене, на каком кругу я окажусь?!

Один из докторов быстро заговорил по-немецки, обращаясь к присутствующим. Я уловил в его речи несколько раз повторенное «ohne Anasthesie» и понял по зверской интонации, что он предлагает делать операцию без анастезии.

– Помолчите, Эмменбергер, – бросил Евгений Николаевич немцу. – Здесь я заведующий отделением. Ваши нацистские штучки не пройдут, он обернулся к остальным, – ну-с, коллеги, у нас на повестке дня сложная операция, пересадка сердца. Если больной не выживет, – он повысил голос: – Если он опять не выживет! Я всех вас в порошок сотру! Будете работать за одну зарплату. Никаких вам премиальных, дотаций и бонусов от родственников больных. Все ясно?!

Бригада врачей заметно погрустнела. Глаза над медицинскими масками были воспаленными, страшными, на меня эскулапы поглядывали с плохо скрываемой ненавистью. Еще бы, ведь это я своей скоропостижной кончиной под ножом хирурга собирался лишить их премиальных.

– Не дамся! – пробормотал я, отступая к двери.

– Рашн швайн! – констатировал Эмменбергер.

– У нас нет времени на эти глупости! – шагнул ко мне главный хирург.

– А ну ложись, падла! – потребовал Штопоров. – Пока я тебе двойную дозу не вкатил.

Я уперся в дверь, не выпуская страшных врачей из поля зрения, зашарил ладонью в поисках ручки. Дверь оказалась гладкой, как стена. Выход из операционной строители забыли предусмотреть…

Врачи кинулись на меня внезапно, всем скопом. Атака была продумана до мелочей. Штопоров взмахнул шприцом, целясь в лицо, я уклонился, уходя от опасной иглы, и наткнулся на подставленный ловким Евгением Николаевичем мокрый платок. Пол тут же качнулся, выскользнул из-под ног. Меня повалили и потащили к кушетке. Особенно старалась косоглазая девица, от которой сильно разило перегаром. Она аж кряхтела от натуги, придерживая меня за плечи. Кинули на кушетку, перевернули, сорвали штаны. Штопоров всадил укол в беззащитную ягодицу, после чего у меня окончательно отнялись руки и ноги, и мир подернулся серой пеленой. Меня перекинули на операционный стол. Последнее, что я запомнил – склонившиеся надо мной лица врачей в грязных масках с безумными жадными глазами. Эмменбергер при этом щупал татуировку на плече, смеялся и что-то горланил по-немецки…

Я очнулся, задыхаясь от боли. Вытянул шею. Оказалось, я лежу посреди полутемного коридора на каталке, плотно прикрученный ремнями.

– Эй! – слабо позвал я.

Тут же послышался дробный топот множества ног. Из дальнего конца коридора ко мне в буквальном смысле бежала давешняя бригада врачей. Впереди – бравый хирург Евгений Николаевич. По правую руку от него анестезиолог Штопоров. По левую – нацистский преступник Эмменбергер. Масок так и не сняли. Крови на халатах заметно прибавилось.

– А-а-а-а! – слабым голосом закричал я, осознав, что это моя кровь – пролита в аду.

– Как вы себя чувствуете? – склонился надо мной хирург.

– Кажется, живой, – ответил я с трудом, губы плохо слушались.

– Да-да, удивительное дело, – доктор радостно засмеялся. И расплылся в сероватую кляксу. А вместе с ним и больничный коридор…

Я снова очутился в тронной зале. Перед Левиафаном. Герцог Предела зависти внимательно за мной наблюдал. Его интересовали мои ощущения.

А они были самыми неприятными. Я чувствовал, что тяжело дышать, словно на грудину водрузили штангу килограммов этак в сто пятьдесят. К тому же, от сердца по телу расползался нестерпимый холод. Будто в вены впрыснули жидкий азот.

– Ты как, в порядке?! – забеспокоился Кухериал.

Я стоял, покачиваясь, держась за левую сторону груди. Да еще открывал по-рыбьи рот, с трудорм справляясь с дыханием. Из легких валил ледяной воздух и обращался в пар.

– Люди, – проговорил нараспев Левиафан, – они куда охотнее верят в ад, когда вместо кипящего котла им продемонстрируешь кабинет стоматолога или хирургическую залу.

– Любопытно, почему такое происходит? – хлопая меня по спине, поинтересовался бес.

– Страх вполне обоснован, за многие века человеческой истории доктора уморили куда больше пациентов, чем вылечили. К тому же, эскулапы причиняли такие страдания, какие даже Зарах Ваал Тараг не всегда способен измыслить. Раны они лечили ртутью, насморк кокаином, кашель героином, импотенцию – ударами тока. Трепанация еще в двадцатом веке применялась как средство от головной боли. А лоботомия считалась методом лечения от шизофрении и обычной депрессии.

– Надеюсь, ему не делали лоботомию? – заглядывая мне в лицо, проговорил бес.

– Его головной мозг не затронут. У него легкий послеоперационный шок. Через некоторое время он привыкнет к своему новому органу. Do ut facias [31]31
  Даю, чтобы ты сделал (лат.)


[Закрыть].

«Как к такому можно привыкнуть?» Я стучал зубами и трясся от холода, как температурный больной…

У Кухериала мое состояние вызвало серьезную озабоченность.

– Ваше мракобесие, а если он так и не придет в себя?! Кому тогда прикажете жаловаться?!

– Наглец! Говорю же, привыкнет! – рявкнул герцог, и обратился ко мне: – Как тебе мои врачи-убийцы? Любо-дорого посмотреть, не правда ли? При жизни – настоящие душегубы. А здесь, у меня, делают полезные операции по приданию совершенства человеческим телам. В этом есть определенная ирония, не так ли?

Тут я не выдержал, и тяжело рухнул, словно стенной шкаф на подломившихся ножках – ударился затылком о твердый пол и затих. Не то, чтобы я потерял сознание, но шевелиться не хотелось. Перед распахнутыми глазами проплывали смутные очертания тронной залы.

– Ваше мракобесие! – вскричал Кухериал. – Вы только посмотрите, ваши подопечные отрезали моему убийце Светоча что-то лишнее?!

– Привыкнет! – снова рыкнул демон. – Я заброшу вас прямо к вратам! – И дабы мы больше не докучали, сделал пас, намереваясь отправить нас восвояси.

– Что вы, ваше мракобесие, не стоит утруждаться, – затараторил бес. Мне показалось, он умоляет о пощаде. Кто знает, на что способна причудливая фантазия высшего демона? А ну как вздумается ему забросить нас вовсе не к огненным вратам, а куда-нибудь, откуда невозможно выбраться во веки веков?..

Но Левиафан причитания беса не слушал. Открыл темный проход, разделивший залу длинной узкой трещиной, куда со свистом всасывало воздух, и, сложив губы трубочкой, сдул нас в образовавшуюся дыру в реальности.

Пока мы летели в безвременье, мне немного полегчало. Дыхание нормализовалось. Холод в груди перестал быть настолько нестерпимым.

– Он что, подарил мне бессмертие? – спросил я, продолжая стучать зубами.

– Разбежался, – бес хмыкнул, – заполучил сердце-кристалл, и уже помышляешь о бессмертии. Остальные органы в твоем теле пока что настоящие. Вот откажет, exempli causa [32]32
  Например (лат.)


[Закрыть], печень, посмотрим, как ты тогда заживешь… Ни пива хлебнуть. Ни портвейна «13». Разве это жизнь? Сам захочешь в могилу лечь. Если бы ты у Вельзевула спросил, он бы тебе рассказал, что без печени жизнь – не жизнь, а существование. Вот кто действительно себя ни в чем не ограничивает. – И прочитал нараспев очередной стишок:

 
Хочу я жить неторопливо,
цедить весь день портвейн и пиво,
без тех болезней, что не лечат.
К тебе я обращаюсь, печень.
 

– А что касается бессмертия, – продолжал Кухериал, – то это – роскошь, недоступная даже падшим. Хотя в сравнении с прижизненным человеческим бытием, мы живем намного дольше.

– Насколько?

– Бесы живут совсем немного. Какие-то четыре с половиной тысячи лет. Демоны куда дольше. Плутарх был совершенно прав, рассчитав, что срок жизни демонов примерно девять тысяч семьсот лет согласно земным часом. Тебе, возможно, покажется это очень много. Для нас же девять тысяч – всего лишь миг. Потому что мы иначе ощущаем время и себя во времени. К тому же, мы, как и вы, подвержены болезням. Нас можно ранить. И даже убить. Помнишь, двухцветные монеты, отчеканенные по заказу церкви? Так что цифра эта весьма приблизительна.

– Так сколько тебе лет, Кухериал? – спросил я.

– По нашим меркам, я еще весьма молод, мне всего четыреста с небольшим.

– Выходит, ты еще подросток?

– Бесы рождаются уже взрослыми, – отрезал Кухериал. – У нас иные представления о развитии личности. Рост беса – это его карьера. Насколько полезным он окажется для адских пределов, столько и будет жить.

– Ты, конечно, очень полезен.

– Весьма полезен, – кивнул бес с важным видом, – я вырастил тебя. Ты убьешь Светоча. И моя карьера резко пойдет в гору. Кстати, как ты себя чувствуешь? – снова заволновался он. – Тебе уже лучше?

– Кажется, отпустило.

Дрожь, в самом деле, стала стихать, дыхание нормализовалось. А когда мы стрелой вонзились в огненные врата, я уже совершенно нормально переносил присутствие ледяного сердца-кристалла в живой человеческой груди…

– Это хорошо, что отпустило, – проорал Кухериал. – Я боялся, сдохнешь. Плакала тогда моя адская карьера.

– Еще посмотрим, кто раньше сдохнет! – проворчал я. Хотя пламя вокруг бушевало и ревело, заглушая звуки, бес меня услышал – и захохотал, запрокидывая рогатую голову. Здесь, в аду, была его стихия. Здесь он был абсолютно счастлив.

Третий круг
Предел чревоугодия

На этот раз сквозь огненные врата я проходил, не испытывая и тени тревоги. Даже не щурился. Глядел спокойно сквозь пламя на нечеткую фигуру беса. Очертания ее плавились, размывались в густом жару. Кухериал плавал в огне, ощущая себя в родной стихии, словно космонавт в вакууме, то и дело переворачивался вверх ногами. Впрочем, сложно было понять, где верх, где низ, и кого на самом деле вращает – его или меня.

Не успел я задуматься об этом, как нас вышвырнуло на третий круг. Врата закрылись с ощутимым хлопком. В спину, сбивая с ног, ударил поток раскаленного воздуха. И тут же в ноздри хлынул потрясающий аромат. Приятные запахи накатывали вознами, опьяняли и стремительно сменялись новыми. У меня мигом закружилась голова, снова захотелось есть. Колени ослабели, и я почти упал в мягкую траву, чувствуя себя путешественником, сошедшим на тропический берег неведомого континента.

Предел чревоугодия поражал обилием флоры и фауны. Именно так я воображал себе не ад, а тропики, где никогда не был. Мы стояли на небольшой поляне в самом центре диковинных джунглей. В переплетении черных ветвей проглядывали кроваво-красные плоды, шевелились зеленые змеи, порхали с цветка на цветок крупные насекомые с длинными хоботками. Шум вокруг стоял невообразимый. Жужжание, шелест листвы, шипение, вопли и вой, доносящиеся из глубины джунглей – все эти звуки составляли столь громкую разноголосицу, что хотелось заткнуть уши и закричать: «Прекратите!».

Кухериал заметил, что я прикрыл уши ладонями, сделал едва уловимый пасс рукой, и шум внезапно стих. Искуситель пошевелил губами, но я не услышал ни слова. После чего он удовлетворенно кивнул.

– Ты… – начал я, и понял, что оглох – я не слышал даже собственного голоса. – Проклятье! – выкрикнул я. – Верни мне слух!

Кухериал что-то сказал, посмеиваясь, потом поймал одно из крылатых насекомых, сунул в рот и стал с удовольствием пережевывать. Я попытался схватить беса за воротник, но он ловко увернулся и перенесся мне за спину – излюбленный трюк искусителя. Когда я обернулся, на поляне мы уже были не одни. Три толстенных существа двухметрового роста стояли плечом к плечу и, не мигая, смотрели на меня. Да и как они могли мигать, если у них совсем не было век. Очень похожи, что круглые головы вылепили из глины, и воткнули в нее пару пуговиц на манер глаз. Зрачков, во всяком случае, не наблюдалось. Кухериал подпрыгивал и делал мне какие-то знаки из-за их спин. Один из толстяков заговорил, но я ничего не услышал.

– Кухериал! – заорал я, что было мочи. – Верни мне слу-у-ух, падла! – Я едва не надорвал связки, а в последнее слова вложил столько ярости, что очень ясно почувствовал – еще немного, и мои легкие оказались бы снаружи.

Жужжание насекомых и дикие вопли, постепенно нарастая, заставили меня зажать уши ладонями.

– Чего орешь?! – пробасил демон. Рот прорезался в глиняной голове неожиданно высоко.

– Он это… увечный по слуху, – пояснил Кухериал, продолжая подпрыгивать, – вы на него не обижайтесь, парни. Зато кровопивец, каких мало. Хваткий и бесстрашный, как питбуль. Свирепый, как два питбуля.

– Я тебе дам увечного по слуху! – проорал я, стараясь перекричать дикую какофонию.

– Так, вы оба, – гаркнул один из толстяков. Голос у него оказался высоким и пронзительным, гулким эхом крик разнесся по округе, отозвался в отдалении «ба-ба». Даже обитатели джунглей на время притихли. – Что вы делаете в Пределе чревоугодия?

– Так вас тоже не предупредили?! – опешил Кухериал.

По-моему, ему пора было привыкнуть к тому, что нас нигде не ждут.

– Нет!

– Это убийца Светоча, мой пропуск в высшую лигу. Окажите содействие, парни, и я внакладе не останусь… То есть, наоборот. И вы внакладе не останетесь.

– Содействие? В чем?

– Как это в чем?! Нас ожидает его мракобесие герцог Вельзевул. Медлить нельзя. Как бы он не заждался.

– Откуда я знаю, что ты говоришь правду? – проворчал толстяк.

– Вглядись в мои честные глаза.

Некоторое время разглядывая беса парой пуговиц, демон пришел к выводу, что доверять ему нельзя. О чем и сообщил вслух. Затем троица отошла поближе к джунглям и принялась что-то обсуждать, время от времени поглядывая в нашу сторону. Я не мог разобрать ни слова, зато Кухериал здорово разволновался, забегал из стороны в сторону.

– Как же так, – бормотал он, – должен же быть какой-то выход.

Он снова прислушался, кинулся ко мне и прохрипел, схватив меня за воротник.

– Живо, на спину! Уходим!

Я не заставил себя долго упрашивать – успел понять, что в аду медлить нельзя. Здесь в любой момент может случиться все, что угодно.

Мы взмыли в синее небо стрелой. За нами в гигантском прыжке взвились три огромных фигуры. Одна пятерня едва не схватила меня, но я ловко пригнулся, вырвал из кобуры пистолет и три раза выстрелил в глиняную голову. Демон мигом подобрал руки и рухнул вниз подбитым истребителем – разве что дымный след за ним не тянулся. Преследовать нас толстяки не стали.

– Что они хотели? – хмуро поинтересовался я.

– Сожрать тебя, что же еще, – проворчал Кухериал. – А заодно и меня. Мы же в Пределе чревоугодия. Не забыл? Здесь все только и думают о том, как бы слопать друг дружку. Взять хотя бы этих троих…

Он надолго замолчал.

– И что «эти трое»? – не выдержал я.

– Раньше их было четверо. Так-то.

– Ты бы им сказал, что меня есть нельзя. Придумал что-нибудь…

– Например?

– Мяса мало, а микробов полно, – нашелся я…

– Не думаю, что их пугают микробы, – грустно заметил Кухериал. – Их терзает такое стойкое чувство голода постоянно, что скоро их останется двое. Помяни мои слова. А потом – один. Не знаю, кто окажется расторопнее. Но я бы поставил на того свирепого, с пронзительным голосом…

Сразу за джунглями началась бесконечная пустошь. По пепельной равнине ветер, завывая, как умалишенный, носил обрывки сухой травы, закручивал вихрями серую пыль, раскачивал черепа на ветвях одиноких деревьев. Словно гроздья желтых плодов, они свисали с толстых корявых сучьев. Крупные черные птицы парили над деревьями, сидели на ветвях, били черепа крепкими клювами. От этого стука кровь холодела в жилах. Я отвернулся, постарался смотреть только в небо. Но и оно сделалось зловещим. В небесную голубизну словно плеснули красной краски. Она просвечивала местами, делая небо зеленоватым, словно на холст небес заплесневел. Вскоре мне стало казаться, что это и не небо вовсе, а его умелая имитация. А над нашими головами раскинулся все тот же каменный свод, что и на первом кругу, умело замаскированный под почти земные небеса.

Пустынный пейзаж закончился внезапно, будто под нами сменили фон. Теперь под нами раскинулась бескрайняя водная гладь, сверкающая светло-голубыми бликами. Озеро было так насыщено гигантскими кальмарами, осьминогами и рыбой, что буквально бурлило.

– Плохо без провожатых, – пожаловался Кухериал. – Занесло нас. Прямо в обиталище Дагдагирона.

– Кто такой? – поинтересовался я.

– Один из шестнадцати ближайших помощников Сатаны. Большой его любимчик. Живет в этом озере. Если почует нас, быть беде. Будем надеяться, что он спит. Пищи ему, во всяком случае, хватает пока. Как только проснется, начнет жрать. Вот тогда у многих начинаются неприятности.

Теперь я глядел вниз с любопытством. Кухериал был порядком взволнован и вздохнул с облегчением только тогда, когда впереди показался берег. Он и так летел с такой скоростью, что в ушах свистело, а тут прибавил еще. Но долететь мы все равно не успели.

Из глубины озера неожиданно всплыл огромный воздушный пузырь и лопнул, раскидав рыбу и прочих озерных обитателей. Затем вода забурлила, и из нее метнулось к нам массивное щупальце. Кухериал заметил движение и вильнул в сторону. Этот маневр спас нас от неминуемой гибели. С той же стремительностью конечность Дагадгирона втянулась обратно.

Берег был в десятке метров впереди, когда прямо в нас ударила тугая водяная струя – словно из брандсбойта. Я кувыркнулся со спины беса и навернулся в озеро. Рядом шлепнулся бес. Отчаянно работая руками и ногами, я заторопился к земле. Я не плыл, а скорее переползал по скольким телам, отталкивался от острых плавников, цеплялся за жесткие усы, угодил кулаком в слезящийся глаз, провалился ногой в ноздрю. Существо фыркнуло, и меня отшвырнуло в сторону. Не останавливаясь ни на секунду, я продолжал молотить по воде, прокладывая себе путь к спасению. Попутно я крутил головой, пытаясь найти Кухериала, но бес исчез с поверхности сразу после падения. Напоследок я увидел свое перекошенное лицо в мутно-серебристом плавнике крупной рыбины, рухнул в прибрежный ил и пополз прочь из этого кошмарного логова скользких тварей.

Помятуя о том, что в озере живет один из помощников Сатаны, я на всякий случай отбежал подальше и оттуда наблюдал, как шарят по берегу щупальца, как разверзается огромный зев, куда как в воронку затягивает обитателей озера вместе с тоннами воды…

Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что Кухериала больше не увижу – он стал жертвой чудовищного Дагдагирона. Страх и отчаяние – вот, что я почувствовал в этот миг. Я понял, что без искусителя никогда больше не вернусь в свой мир, став заложником ада при жизни. А как только умру, съеденный одним из здешних обитателей, немедленно попаду сюда же через огненные врата, чтобы принять заслуженное наказание за грехи.

Я побрел прочь от озера Дагдагирона, размышляя, как быть дальше. Мой шаг был медлителен, а настроение предельно подавленное. Так продолжалось, пока я не заметил, что за мной следят. Преследователь выглядел, как черная тень, лежащая на земле. То ли ее обитатель был не виден, то ли она сама по себе обладала разумом. Я пошел быстрее, тень не отставала. Вскоре я уже почти бежал, а она летела за мной по пятам. Я остановился, чтобы перевести дух. В то же мгновение, моя преследовательница поднялась, обратилась темным облаком и метнулась ко мне. Она вошла в мое тело и сознание, зрение тут застило серой пеленой, и я побежал… Пожалуй, побежал – слишком слабое слово. Я понесся в неизвестном направлении, как умалишенный, преследуемый чудовищными кошмарами. Я ревел, подобно вепрю, и беспрестанно ощупывал свое лицо и плечи, словно не мог поверить, что они у меня есть. Вскоре я осознал, что совершенно не владею телом, что им овладел некто посторонний. Пребывая в совершеннейшем отчаянии, я попытался кричать, намереваясь позвать Кухериала на помощь, но не тут-то было – речевым аппаратом я тоже не владел. Только слышал, как ревет без остановки, надрываясь, мое горло, как напряженный язык колотится во рту. Без сомнения, тот, кто завладел моим телом, таким образом выражал абсолютный восторг. Я ощущал, как от радости топорщатся волосы на затылке, и холодок пробегает вдоль позвоночника. Все мои рефлексы необыкновенно обострились. И ужас постепенно заполнял все мое существо, пока я не почувствовал, что это я сам ору в голос. И тут же замолчал. Я стоял посреди все той же пепельной равнины, черная тень моталась вокруг. Вытянул руку, пошевелил пальцами. Я снова мог управлять своим телом. Едва я вздохнул с облегчением, как злой дух опять ворвался в мое существо. И все началось по новой. Бешеная гонка, восторженный рев, ощупывание тела. И мой бесконечный ужас. Тварь оставила меня возле кипящего водоема. От него исходил чудовищный жар, на поверхности вздувались и лопались дымящиеся пузыри. Еще немного – и я бы живьем сварился в кипятке. Я попятился от горячей воды, наблюдая, как черная тень кружится вокруг, явно забавляясь.

Бежать. Немедленно бежать без оглядки. Но куда?! Так и знал, что это сошествие в ад добром не закончится.

Из воды вдруг полезли белесые существа с глазами навыкате. От их неуклюжих тел разило вареным мясом, и все же они двигались, и даже тянули ко мне некое подобие щупалец.

Я увернулся от одного из них, и с удивлением заметил, что одно из существ поймало тень и теперь тянет-тянет ко рту, открывая его все шире. Из ноздрей заживо сваренного монстра выплескивалась слизь. Я ощутил, как отчаянно кричит тень. В моей голове возникла мольба о помощи. Но я и не думал помогать этим жутким порождениям ада. Не помня себя от ужаса, я побежал прочь. На сей раз я не кричал. Просто потому, что у меня не было сил кричать.

Остановился я только тогда, когда передо мной раскинулась широкая гладь реки. От берега до берега поток нес багровую густую жижу, от которой разило смертью. Этот запах ни с чем не перепутаешь. Так пахнет только одна жидкость в мире – человеческая кровь. А на той стороне реки раскинулся дивный сад – море цветов и растений. Даже сюда долетал опьяняющий аромат.

«Если бы только добраться туда, – подумал я, – я бы мог отдохнуть, придти в себя».

Я огляделся и, о чудо, увидел по правую руку мост. Состоящий из тоненьких дощечек и веревочек, он казался игрушечным. Но, разумеется, был настоящим. Только кто пойдет по такому мосту над рекой крови? Разве что безумец.

Или тот, за кем гонятся, – услужливо подсказал внутренний голос.

Я оглянулся. И увидел, что вываренные в кипятке твари показались на горизонте. Проявляя недюжинное упорство, они медленно ползли за мной.

Мне ничего не оставалось, как побежать к мосту. Вблизи он оказался еще ненадежнее. Его точно собирали не в этом веке. И даже не в предыдущем. Да и те, кто собирал, делали это из рук вон плохо.

Я озадачился вопросом, как можно было построить навесной мост над такой широкой рекой. Напомнил себе, что я в аду. Оглянулся на преследователей. И шагнул на первую доску. К моему удивлению, она оказалась прочной, как будто крепилась не к веревочному основанию, а лежала на бетоне. Руками я взялся за канаты и пошел. Сначала медленно, опасаясь, что ветхая конструкция обрушится под моим весом, потом, убедившись, что она весьма надежна, все быстрее и быстрее.

На том берегу меня ожидал неприятный сюрприз. По мере приближения дивный сад становился все более туманным, зелень серела, делалась зыбкой и дымчатой, пока я окончательно не убедился, что это мираж. Вместо сада на берегу кровавой реки обнаружилось поле битвы. Ох и странная это была битва. Среди убитых преобладали скелеты. Но были и вполне свежие трупы, чья плоть не успела сплозти с костей. Одни одеты в латы и доспехи. Другие в форме Великой Отечественной Войны. А через пару десятков шагов я наткнулся на убитого милиционера. Пронзенный мечом, он лежал в неловкой позе, подвернув под себя руку, а в другой, вытянутой к небесам, сжимал табельное оружие. Я хотел позаимствовать у этого отнюдь не вечного мента ствол, но от моего прикосновения и пистолет, и убитый рассыпались в прах. В одну секунду сделались серой пылью.