Текст книги "Цивилизация или варварство: Закарпатье (1918-1945 г.г.)"

Глава третья
Подкарпатье на первом этапе Второй мировой войны

Замена военной администрации на гражданское управление проходила, по свидетельству Пала Телеки, с трудом. Военные утверждали, что они имеют право на управление территорией, завоеванной их кровью. Они с трудом сдавали свои позиции. Между тем в Подкарпатье образовалась страшная безработица. Полученные еще при военной администрации статистические данные на 25 мая 1939 года показывают, что во всех 13 округах, существовавших тогда, было 59 377 сельскохозяйственных рабочих. В том числе более 30 тыс. мужчин, почти столько же парней, около 14 тыс. женщин, а остальные – дети. Ранее из них 9500 мужчин работали в лесах. На момент составления статистики там их за нищенскую плату сезонных рабочих было занято всего 3200 человек. Больше всего сельскохозяйственных рабочих было в Воловском и Великоберезнянском округах, в каждом более чем 10 тысяч. К тому же выехали на заработки в Германию 686 человек и завербовались на уборку урожая на территории трианонской Венгрии 706 отходников.[1001]1001
  OL. FM. lt. 1939. 62. 131955. 1–2. 1.


[Закрыть]

Таким безвыходным положением населения края при отсутствии официальной посреднической организации воспользовались жулики и проходимцы и стали заключать договора на уборку урожая с безработными края, не имевшими представления о правилах и обычаях по найму рабочей силы в Венгрии; они, не понимая венгерского языка, подписывали вслепую предложенную им бумагу. В архивах сохранилась масса документов с жалобами на обман таким путем. 30 июня 1939 года венгерский королевский инспектор писал из Будапешта экономическому инспектору в Берегово, что на территории Бережского комитата работодатели сами заключали договора, незаконно эксплуатирующие рабочую силу, и большинство из них неприемлемо. При условии, что по указанию военной администрации разрешено было заключать договор за 11, 12-й сноп в натуре, они подписывали договора за 17–18-й сноп. Игнацне Осипович хотела заключить договор на 21-ю часть, да еще договаривалась не давать рабочим питание в дождливые дни.

В те же дни инспектор ознакомился с теми договорами, которые были заключены с 19 по 26 июня в Воловском округе, и установил, что они ниже дозволенной заработной платы, а «условия договора возмутительно дискриминационные». Там же помещен список, кого и куда завербовали на сельскохозяйственные работы, в том числе 20 мужчин и 30 женщин на три месяца из Загатья в поместье графа Морица Эстерхази в Чакваре, 35 мужчин и столько же женщин из Дешковицы и Брода в епископское имение в Мако на три месяца, из Иршавского округа было завербовано всего 400 мужчин и 100 женщин.[1002]1002
  Ibid. 76016. 4–8. 1.


[Закрыть]

Приведем несколько жалоб русинов, отправившихся на заработки на собственно венгерскую территорию. 80 рабочих-русинов из села Люта Великоберезнянского округа работали на виноградниках в Дьёндьёшвисанта. Там им дали испорченное сало, и они отравились. Один из них умер, еще четверо заболели, а остальные вернулись домой. В министерство земледелия поступила жалоба и на положение русинов в государственном коневодческом хозяйстве в Мезёхедьеш, куда из 57-го хутора ушли 83 русина. Рабочим первого и второго разряда обещали платить поденные по 3 и по 2,50 пенгё, а давали соответственно по 1,33 и по 1, причем из этой суммы еще вычитали по 90 филлеров на питание. Туда же поступила жалоба тех русинов из Керецких, что работали в имении графини Викторне Карой в Эрдёкёвешди. Русины утверждали, что они не понимали текста договора, но знают, что договаривались на шесть, а не девять недель, и оплата натурой, а не деньгами. Они оспаривали и ряд других пунктов.[1003]1003
  Ibid. 130149. 11, 40–81, 84–86. 1.


[Закрыть]

Во втором параграфе этой главы приводились свидетельства о том, что многие из отправившихся на заработки на Большую венгерскую низменность еле покрыли расходы на дорогу. Об этом же отмечалось и в опубликованной тогда же брошюре руководителей Подкарпатского регентского комиссариата, но в другом ракурсе. Там говорилось о том, что 7500 отходников получили работу на венгерской равнине и в «Футуре» выдали им за труд 24 тыс. центнеров пшеницы. В качестве примера заботы правительства об улучшении социального положения населения приводилась продажа ему 700 вагонов кукурузы по 15 пенгё за центнер (при цене 20), и восклицалось: «Еще никогда так не бывало».[1004]1004
  Однорочна робота мадярского правительства за народ Подкарпатя. Что сталося доси на Подкарпатю. Вступне слово барона Перни Жигмонда, регентского комиссара, и Александер Ильницкiй, головный советодатель. Унгвар, 1940. С. 6, 25–26.


[Закрыть]

В этой брошюре затрагивался вопрос о строительстве казарм (о чем будет сказано ниже), а также проблема школ. В ней указывалось, что в то время на территории бывшей Карпатской Украины, или, по-новому, Подкарпатского комиссариата, насчитывалось 524 школы и 2322 учителя. В списке школ выше народных (начальных), составленном по просьбе МИД Венгрии, весной 1939 года действовало в Ужгороде руськое отделение средней школы и руськие курсы (после обеда) вместо закрытой средней школы в Перечине, педучилище и горожанская школа, а также смешанные курсы переведенной туда закрытой школы в Севлюше. В Мукачеве было руськое отделение средней школы, педучилище и горожанская школа. Средние школы функционировали в Хусте и Сваляве, а также первые четыре класса гимназии в Билках с руським языком преподавания.[1005]1005
  OL. ME. G. 1939. 16997. 4. 1.


[Закрыть] Но зато росло число венгерских школ, причем и в таких селах, где не было ни одного венгра, что позже было официально признано властями.

Депутат, назначенный в парламент от партии Бродия Михаил Демко был членом Всевенгерской экономической комиссии 33 (позже преобразованной в комиссию 36, а потом доведенной до 42 человек), часто выступал на заседаниях этих комиссий. На одном из них ее председатель Ференц Ронкаи знакомил членов комиссии с правительственным законопроектом о временном управлении промышленностью. Сразу после первого Венского арбитража правительство приняло постановление о том, что пока остаются в силе лицензии на разрешение заниматься промышленной деятельностью, приобретенные по чехословацким правилам. Новое идентичное постановление от 7 июля 1939 года, распространенное и на Подкарпатье, предписывало к 30 сентября 1940 года обеспечить трудовой книжкой всех промышленных рабочих и их помощников. Оно обязывало до 31 декабря 1942 года везде образовать промышленные корпорации.

В прениях Демко, между прочим, заявил, что в Подкарпатье нет экзаменационной комиссии для установления специальности. Нужно ехать в Дебрецен и кроме расходов на дорогу внести еще и плату за экзамен. Он предлагал помочь консолидации в крае и тем, чтобы не собирали плату за чистку труб с тех домов (таких в селах большинство), где нет дымоходов – там дым идет прямо на чердак и консервирует солому. Отвечая оратору, госсекретарь Балинт Терлеи сказал, что комиссия для сдачи экзаменов на мастеров в Подкарпатье может быть создана только после образования корпорации промышленников, что намечено к концу 1942 года.

Позже, на заседании комиссии 42, Демко подчеркивал, что в Подкарпатье после захвата его венграми была упразднена школа подготовки лесников, выпускавшая в год по 40–50 специалистов, и просил ее восстановить. В Подкарпатье закрыли две школы обработки дерева, в том числе в Ясиня, оборудование которой вывезли в Сигет. В Севлюше прекратила существование школа по обработке металла, двухгодичная сельскохозяйственная школа в Мукачеве, нет школы виноградарей. Так что те из окончивших четыре класса горожанской школы, которые могли поступить на обучение этим специальностям, «теперь босиком пасут рогатый скот». Это недовольные полуинтеллигентные люди, которые уже не крестьяне и не имеют занятий, работы, только агитируют, как он выразился, «в противоположном направлении». Просил дать им работу по их способностям.[1006]1006
  OgyL. 36 OB. XXIII. k. 3–36. 1.; Ibid. 42 OB. 137. l se. 1942 m rc. 5. 133–134. 1.


[Закрыть]

Заботу венгерских властей вызывало и бегство молодежи из Подкарпатья и страны в целом в СССР. Уже в начале декабря 1939 года военный министр направил премьеру донесение, по которому в Подкарпатье и в Будапеште имеются люди, «переманывающие студентов-русинов в Советский Союз».[1007]1007
  OL. ME. L. 1939. 20692. 1–4. 1.


[Закрыть] Позднее (ноябрь 1940 года) заместитель начальника полиции пограничной полосы сообщал министру внутренних дел о бегстве в СССР около 2500 человек. Указывая причину, утверждал, что в сентябре бежали в основном те, которые не хотели идти в венгерскую армию.[1008]1008
  Ibid. P. 1940. 29177. 1–2. 1.


[Закрыть] Это сообщение попало в канцелярию премьер-министра 27 ноября, откуда 3 января 1941 года сообщили, что переход в СССР идет организованным путем. Некоторые превратили перевод через границу в незначительный бизнес. Часть из бежавших русские вернули, а других поместили в лагерях для перевоспитания. В донесении от 16 ноября 1940 года он писал, что он не думает об их большой симпатии к Советской России, а всего лишь к русским. Они хотят в России лишь улучшить свое экономическое положение. В другом донесении указывалось, что в Карпатах переводят беглецов и из собственно Венгрии.[1009]1009
  Ibid. 20177. 1–6. 1.


[Закрыть]

На заседании правительства 26 марта 1941 года военный министр докладывал, что в прошлом году составил список тех людей, в основном украинцев по национальности, которые бежали в СССР, Германию и Словакию в первой половине 1940 года, и высказал пожелание лишить этих людей венгерского гражданства. Министр внутренних дел в принципе с этим согласился, но считал, что для примера нужно лишить венгерского гражданства только 10 % из числа бежавших, и просил регентского комиссара выделить из списка министра внутренних дел 10 % (976 человек), более всего опасных для венгерского государства. В Подкарпатье военная комендатура, полиция, госбезопасность и контрразведка составили список из 250 человек, и из них выделили 108 человек, которых, с точки зрения безопасности, в первую очередь нужно лишить гражданских прав. В этот список (он приложен к протоколу) включена в основном интеллигенция: учителя, студенты и так далее, промышленные рабочие – отчасти коммунисты, отчасти украинские националисты. В нем фигурируют поденщик из Перечина Василий Цмур, Василий и Михаил Климпотюки из Бочкова, Дмитрий Тарахонич из Репинного, Михаил Затворницкий из Заброди и другие.[1010]1010
  OL. ME. MT jkv. 1941. m rc. 28. 7–10. 1.


[Закрыть]

Через четыре месяца правительство вернулось к этому вопросу. 26 августа 1941 года министр внутренних дел Ференц Керестеш-Фишер внес на рассмотрение совета министров (по предложению регентского комиссара Подкарпатья от 9 июля 1941 года) список жителей Подкарпатья (бывшей Карпатской Украины) из 2883 человек, которые в 1940 году и позже бежали в СССР, и все они принадлежали к противникам венгерской государственной идеи, были ярыми сторонниками коммунистического направления. К бегству их побудили не экономические трудности, а исключительно коммунистические идеи. В ходе дискуссии поступило предложение лишить их и членов их семей венгерского гражданства, чтобы они не могли возвратиться. Мотивировалось это интересами государственной безопасности. Это предложение было принято правительством. Хотя в протоколе и написано, что список приложен, но на деле он оказался не тем, который обсуждало правительство. Он был сокращен более чем на 100 человек – в нем уже насчитывалось только 2764 фамилии.[1011]1011
  Ibid. 1941. aug. 26. 22–23. 1.


[Закрыть]

Число эмигрантов из Закарпатья в СССР еще не установлено. Только в фонде Ужгородского краевого королевского суда (как его именовали тогда) более 4 тыс. дел, среди которых преобладают обвинения венгерскими властями граждан Подкарпатья в переходе границы Венгрии и СССР, в том числе и групповые, уклонение от службы в венгерской армии в годы оккупации края венгерскими войсками.[1012]1012
  ГАЗО. Ф 14 с./103. ДД. 183–3977.


[Закрыть]

Павло Магочий в уже упоминавшемся труде допускает, что, по разным данным, в 1939–1940 годах из Подкарпатья в Советский Союз бежало от 15 до 50 тыс. человек.[1013]1013
  Магочш Павло Роберт. Формування національної самосвідомості. С. 150.


[Закрыть] Причем он почти шестилетний период венгерской оккупации изложил на двух страницах в отдельном параграфе, названном «Второе венгерское господство». И неудивительно, что там не оказалось места показу сопротивления местного населения хортистскому диктаторскому режиму.

Между тем коммунистическая краевая парторганизация и после ее запрета чехословацким правительством осенью 1938 года оставалась самой влиятельной политической силой в Подкарпатье, осваивала методы подпольной работы. Воссоздаваясь в новых условиях, она сохранила прежнюю окружную организационную систему. Создавать нелегальную парторганизацию с центром в Хусте начал еще ее первый секретарь Олекса Борканюк. Но в связи с захватом края хортистами он, как и значительная часть руководства партии, вынужден был покинуть родину и эмигрировать в СССР. В это время бывший сенатор чехословацкого парламента Иван Локота работал в лесу в окресностях села Соль. В апреле 1939 года он связался в подполье с Енё Лебовичем и Германом Якубовичем и дал им указание восстановить коммунистические организации в Великом Березном и округе. На совещании в Березном Иван Локота поручил Герману Якубовичу установить связь с ужгородской коммунистической организацией, ее руководителем Николаем Ротманом. На квартире у Якубовича было проведено совещание. На нем было решено, что в Великом Березном будет создан территориальный центр. Позже там было создано территориальное руководство во главе с Ене Лебовичем. В него также вошли Герман Якубович, Шаламон Шимкович, Иван Варга (Караман), Василий Семьон.

Вскоре были созданы коммунистические партийные организации в Заброди, Соли, Домашине, Княгине и Кострине. В июне 1939 года уже были созданы подпольные партийные организации в 17 селах. Великоберезнянское территориальное руководство поддерживало связь по партийной линии и вопросам печати с мукачевским и ужгородским окружными руководствами до весны 1940-го, когда провалился ужгородский округ. Летом 1940 года в СССР выехал Иван Локота и позже Енё Лебович, территориальный секретарь. При березнянской территориальной организации были созданы путешествующие группы организаторов: Михаил Затворницкий, Михаил Пекарь (Забродь), Петр Ковач (Домашин).

Ужгородская окружная партийная организация поддерживала связь с кошицкой организацией, к которой на время перешло руководство общевенгерским коммунистическим движением (Шёнхерц). В ужгородской партийной организации все нити держал в своих руках адвокат из Ужгорода Николай Ротман. Он создавал организации не только в городе, но и в мелких селах. Внимание организаторов было направлено не только в сторону промышленных рабочих – они проводили свою деятельность среди лиц свободных профессий, помощников торговцев, учеников мастеров и даже среди молодежи средних школ. Они стремились привлечь на свою сторону людей при помощи изданных ими или полученных от кошицкого руководства листовок. Таким образом в Подкарпатье в коммунистическое движение включились многие, и королевская прокуратура обвинила 395 лиц за развернутую ими деятельность в подпольной коммунистической партии.[1014]1014
  ЗОГА Ф. 45. Оп. 2. Д. 644. Л. 8–14.


[Закрыть]

С 21 по 23 ноября 1940 года проходил процесс особого трибунала Кошицкого суда при закрытых дверях, где рассматривалось дело Юлия Ануфрия: 24 человека обвинили в попытке насильственного свержения государственного и общественного строя. Среди них были Анна Бачо, Эден Габор, Иван Кедюлич, Иосиф Тот, Павел Сирко и другие. Вообще о коммунистическом движении в Подкарпатье в венгерских архивах сохранилось очень много материалов. Начальник полиции Ужгорода доносил 3 ноября 1939 года министру внутренних дел о коммунистическом движении в крае, в том числе и распространении антивенгерских листовок. По донесению от 25 ноября листовки были разбросаны в 28 населенных пунктах; он сообщал, что в связи с этим ведется следствие против 592 человек, из которых 312 подозреваемых находятся в розыске, а 125 – переданы военному трибуналу.[1015]1015
  PIA A. IV. 15/107. 5–22. 1.; OL. ME. 1939. P. 19973. 1–7. 1.


[Закрыть]

Среди листовок, распространявшихся тогда в Подкарпатье, была и озаглавленная «Русский народ забытой Карпатской Руси», содержавшая призыв к вооруженной борьбе против венгерского господства. В донесении агентов об этой коммунистической листовке от 1 ноября 1939-го в Ужгороде утверждалось, что ее распространял «Молодежный союз друзей Советского Союза», в частности студенты университета Имре Шандор из Дравец и Василий Фехер из Мукачева. Следственный отдел жандармерии доносил о распространении этой листовки 13–16 октября 1939 года в Ужгородском, Перечинском, Мукачевском, Свалявском и Иршавском округах с приложенной картой, с обозначенными на ней 30 населенными пунктами, в которых собрали тысячу листовок. Начальник Генерального штаба сообщал в канцелярию премьер-министра, что первая листовка найдена еще 10 октября в Радванке, и подчеркивал, что эта листовка распространялась в Подкарпатье в большом количестве.[1016]1016
  ЗОГА 29 с/92. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.


[Закрыть]

После эмиграции в СССР Локоты и затем Лебовича и провала Ротмана руководство коммунистическим движением в Ужанской долине перешло к Герману Якубовичу (до его ареста в феврале 1942 года). Руководители коммунистического движения в отдельных местах настолько развернули его, что втянули в него большинство населения. В отдельных местах было уже столько членов партии и сочувствующих, что собрания не могли проводить в закрытых помещениях и собирали их в садах, лесах, на лугах и ближайших склонах гор. В таких собраниях иногда принимало участие 120–150 человек, писал в одном из донесений высокий чиновник в МВД.

Располагая донесениями по этому поводу начальника Ужгородской пограничной полиции, следственного центра жандармерии и начальника политической полиции Будапешта, можно установить, что после раскрытия коммунистического движения в столице Венгрии было арестовано примерно 117 человек, в Кошице – 12, в Дебрецене – 10 человек. Золтану Шёнхерцу удалось скрыться. Но тогда был арестован Николай Ротман.[1017]1017
  PIA A. IV. 1940. 9. 1–5. 1.


[Закрыть] После этого провала весной 1940 года великоберезнянская территориальная организация обособилась от ужгородской окружной и продолжала действовать самостоятельно. В Великом Березном образовались отдельные еврейская и руськая партийные организации – это сделали с целью конспирации. Впрочем, затея не оправдалась, ибо строгую конспирацию не соблюдали – обо всех участниках организации и их ролях все знали, отмечалось в одном из донесений.

Между тем члены этой организации проводили большую работу, даже часть местных руководителей была направлена в СССР для политического обучения. Коммунисты вели пропаганду среди молодежи, используя затруднения с питанием и заработком, готовили их к побегу в СССР – в результате в Советский Союз бежало более 3 тыс. допризывников и служившей в армии молодежи, сообщал министру внутренних дел начальник следственного центра жандармерии.[1018]1018
  Ibid. 15/69. 1–3. 1.


[Закрыть]

В результате длительного следствия контрразведки 8-го армейского корпуса, жандармерии и полиции значительная часть руководства коммунистической организации, более 200 человек, была арестована. После допросов контрразведки 15–28 июля 1942 года трибунал начальника Генерального штаба венгерской армии генерала Сомбатхеи беспрерывно заседал в Ужгороде, провел судебное разбирательство и вынес 137 приговоров. Среди них 11 человек были приговорены к смертной казни через повешение: Рудольф Винер, поденщик из Княгини, Герман Якубович, сапожник из Великого Березного, Иван Планчак, крестьянин из Заброди, Давид Шенбергер, сапожник из Великого Березного, Шаламон Симкович, сапожник оттуда же, Алексий Ленько, земледелец из Ставного, Федор Семьон и Василий Семьон, крестьяне из Княгини, и трое крестьян из Соли – Федор Шеранич, Михаил Тур и Василий Домище.

Первые шесть из перечисленных были казнены в Ужгороде 31 июля 1942 года в казармах 5-го мотомеханизированного полка. Оставшимся пятерым приговор был заменен пожизненным заключением. Кроме того, к пожизненной тюрьме тогда было приговорено еще 15 человек, а 14 – к 15 годам лишения свободы. Остальные осужденные были приговорены в общей сложности к 877 годам и 8 месяцам заключения.[1019]1019
  OL. ME. G. 1943. 15053. 195–214. 1.; Ibid. BM. Res. 1942. 6. 24860. 2–3. 1.; PIA. A. XII. 71/1941/56. 1–2. 1.; Ibid. A IV 15/100. 1–3. 1.; 15/69. 1–3. 1.


[Закрыть] Многих из оправданных военным трибуналом тут же интернировали и направили в концентрационные лагеря.

Этот метод – то есть интернирование – широко применялся в хортистской Венгрии. Когда у следственных органов не было доказательств преступления обвиняемого или подозреваемого, власти интернировали таких людей без суда и следствия на неопределенный срок в специально построенные для этой цели лагеря.

2 октября 1939 года жандармерия села Дубринич проводила повальные обыски в селе Заречье с целью сбора у населения военных материалов, полученных от польских солдат, отступавших на территорию Венгрии. На квартире маляра Юрия Малоша и столяра Ивана Кедюлича из Симера нашли «большое количество» чехословацкой коммунистической печатной литературы. У Малоша конфисковали «Сборник русских песен», «Цель коммунизма», «Как защитить народ от Хорти и Гитлера», «Иван Локота вождь рабочих», «Чем для нас является Россия» и другие книги, а также круглую печать коммунистической организации. У Кедюлича изъяли членский билет Коммунистической партии Чехословакии, «Ошибки компартии» и другую коммунистическую литературу на разных языках. Следствие по этому делу провел 9-й хустский отдел.[1020]1020
  PIA. A XXII. 5/51/56. 1–2. 1.


[Закрыть] Поскольку жандармерия не могла доказать, что они уже в Венгрии продолжали активную коммунистическую деятельность или распространяли литературу, их не могли отдать под суд и интернировали, направив в лагерь в Киштарчу. В этом лагере, особенно после нападения Германии на СССР, каменщик Енё Лукач организовал семинары, сначала с целью изучения венгерского языка, а затем для освоения основных положений коммунизма.

Енё Лукач с ноября 1914 по лето 1922 года был военнопленным в России. В Венгрии сначала осудили его на 10 лет и 4 месяца тюрьмы «за антигосударственную деятельность», а затем еще два раза продлевали срок, и 28 ноября 1939 года по тому же обвинению интернировали и заключили в лагерь в Киштарче. С лета 1941-го он был помещен в 33-ю камеру (комнату) барака «Б», где познакомился с большим числом интернированных, среди которых было много жителей Подкарпатья. С закарпатцами Лукач говорил охотнее, «поскольку, – как он свидетельствовал, – те были образованными коммунистами». Особенно он хотел заслужить доверие Ивана Кедюлича, с которым они обсуждали коммунистические дела. Позже Лукач попросил Кедюлича включиться в работу коммунистической организации в лагере и вовлечь в нее новых членов, и вскоре Кедюлич привел трех коммунистов. Занятия Лукач и другие участники семинара проводили днем в комнате (иногда в присутствии полицейского охранника, лагерь охранялся силами полиции), после отбоя на кроватях, а днем на прогулках во дворе. Лукач хотел сблизиться и с Юрием Малешом.[1021]1021
  OL. BM. VII. Res. 1943. 1. 1698. 1–7. 1.


[Закрыть]

После начала войны с СССР Лукач познакомился на прогулке во дворе с Андреем Чундаком из Ярока и еще с двумя коммунистами из Подкарпатья. Поскольку они жили в другом бараке и не могли приходить в камеру к Лукачу, он проводил с ними беседы днем во дворе во время прогулок.[1022]1022
  Ibid. 8. 1.


[Закрыть] В конце 1941 года Лукач был отправлен в будапештскую тюрьму. После трех месяцев пребывания в ней без суда его вернули его в лагерь Киштарчу, где он продолжил свою работу среди заключенных.

В подпольное коммунистическое движение кроме уже названных жителей Подкарпатья был втянут Иван Мотыльчак, который был интернирован свалявской полицией 1 июля 1941 года после отбытия срока тюремного заключения по обвинению судом начальника Генерального штаба венгерской армии «за шпионаж» в пользу СССР. В Киштарче он познакомился с Андреем Чундаком и Федором Фленько из Ярока, а также с уже упоминавшимся Юрием Малошем, который был руководителем группы в семинаре Лукача. В материалах дела Лукача двенадцатым обвиняемым фигурировал Иван Канюка из Домба. Он тоже содержался в лагере Надьканижа, затем, в августе 1941-го из Солотвины его интернировали в Киштарчу, а 10 декабря 1941 года – вновь перевели в Надьканижу.

Тринадцатым обвиняемым в этом деле был Дмитрий Когутич, крестьянин из Ракошина, отец троих детей, приговоренный в 1940 году военным трибуналом начальника Генерального штаба к тюремному заключению, а затем, в июле 1941 года, интернированный свалявской полицией в лагерь в Киштарче. Судя по сведениям следственных материалов в семинарах Лукача, в коммунистической деятельности участвовал и подкарпатец Иван Вирван.[1023]1023
  Ibid. 29–34. 1.


[Закрыть]

В донесении подробно изложено содержание политических бесед Енё Лукача, перечислена литература, изъятая в лагере, есть сведения о том, кто сколько раз участвовал в семинарах, но не установлен способ связи Лукача с внешним миром. Когда полицейскому начальнику лагеря стало известно об этих нелегальных сходках коммунистов, он по своей линии попросил прислать в лагерь детектива для тайной слежки за коммунистическим движением. Тот примерно в конце 1942 года сделал отчет о полученном задании и один экземпляр его направил в Центр государственной безопасности МВД. После этого была назначена следственная проверка, которую поручили провести ужгородскому подразделу 8-го кошицкого жандармского управления. Следствие велось открытым способом. Возглавил его Михай Надь.

В обобщении результатов следствия указывалось, что в связи с прибытием в начале января 1942 года парашютного десанта (об этом будет рассказано ниже) в Подкарпатье была раскрыта разветвленная коммунистическая организация. В то время было арестовано семь человек, которые принимали участие в коммунистическом движении в лагерях интернированных в Киштарче и Надьканиже и были осуждены трибуналом начальника Генерального штаба. В Надьканиже, как отмечено в сводном донесении следственного центра жандармерии, коммунистическое движение в лагере не удалось раскрыть, ибо те лица, против которых имелись данные, либо высланы в армию на Восточный фронт, либо попали в еврейские рабочие роты на Украину.[1024]1024
  OL. BM. VII. Res. 1943. 1. 1698 (2). 1. 1.


[Закрыть] В ходе следствия жандармерии подотдел арестовал 16 человек, восемь из них передано прокуратуре Будапешта, а на остальных туда же подано заявление.

В донесении следственного центра жандармерии в отдел государственной безопасности МВД в рамках проведенного расследования по указанию от 16 ноября 1942 года указывалось, что участники сходок у Лукача менялись в зависимости от текучести в лагере. В этом документе предпринята попытка раскрыть цели работы семинара, намекалось на вину лагерного начальства и недостатки, связанные с полицейской охраной лагеря (один полицейский на одну камеру).[1025]1025
  Ibid. 1–3. 1.


[Закрыть]

Поскольку была затронута честь полицейского мундира, начальник политического отдела будапештской полиции Йожеф Швейницер-Шомбор с согласия центра госбезопасности повел свое «широкое» следствие и в донесении от 24 августа 1943 года в тот же отдел государственной безопасности МВД постарался обелить полицию, которая несла службу в лагере. Он изложил проверку показаний свидетелей, да и некоторых подсудимых в таком плане, что эти показания жандармские следователи исказили, изменили по смыслу. Ему это не представляло большого труда – Швейницер-Шомбор специализировался по левым и крайне правым движениям. Три из четырех свидетелей были нилашистами, которые в свое время пребывали в одной камере с коммунистами, – их-то срочно отпустили на свободу, и все они отказались от своих прежних показаний (Янош Лауб, Янош Ковач, Карой Терек), им не хотелось возвращаться в лагерь. Четвертым свидетелем выступал социал-демократ из Хуста, интернированный в лагерь Киштарча в июле 1941 года как «не внушающий доверия», где понаслышке узнал о коммунистическом движении в лагере, и после освобождения из заключения в Хусте рассказал о семинаре Лукача.[1026]1026
  Ibid. 1698 (1). 39. 1.


[Закрыть]

Швейницер-Шомбор в донесении в отдел госбезопасности МВД фамилии информатора не упомянул (хотя в другом документе о нем говорил). Начальник полиции изложил эти сведения следующим образом: в ходе следствия в Подкарпатье от одного подозреваемого получили сведения о том, что в лагере в Киштарче «привыкли вести курсы по коммунистической идеологии».[1027]1027
  Ibid. 1698 (2). 4. 1.


[Закрыть]

Это только один из эпизодов деятельности и борьбы коммунистов Подкарпатья против фашизма и войны.

В Березнянском округе, да и в других частях края, жандармерия часто проводила облавы, поголовные обыски. Так, 29 октября 1940 года 106 жандармов произвели налет на Великий Березный, Бегендятскую Пастиль, Руський Мочар, Забродь и некоторые другие села. В результате конфисковали 10 военных винтовок, 5 охотничьих ружей, 4 пистолета, 522 патрона и 8 килограммов взрывчатки. За девять дней до этого в Убле жандармы убили трех человек. Из донесения начальника полиции видно, что жандарм М. Бурункаи избивал прикладом участвовавших в вечере танцев крестьян, на котором присутствовал и староста села. Жандармы призвали участников танцев освободить зал и разойтись. Когда присутствовавшие не спешили, жандармы, применив приклады винтовок, выгнали всех из зала. Но там был еще и внутренний зал, и когда находившиеся там не подчинились их призыву, жандармы открыли огонь и убили трех крестьян,[1028]1028
  OL. ME. 1940. G. 15829. 1–33. 1.


[Закрыть] к тому же арестовали и привлекли к ответственности шесть человек.

Регентский комиссар Подкарпатья Жигмонд Перени в донесении министру внутренних дел Керестеш-Фишеру пытался оправдать убийство крестьян. Он писал, что крестьяне якобы напали на жандармов с криками: «Бейте жандармов!» – и сообщал, что когда жители хотели похоронить жертв жандармского террора на почетном месте у церкви, то окружной начальник и священник им не разрешили. К тому же Перени счел нужным в оправдание поступка жандармов подчеркнуть, что на последних выборах 80 % населения отдали свои голоса за коммунистов.[1029]1029
  PIA. A XII. 7/1940/14. 1–6. 1.


[Закрыть]

В отчете за первый квартал 1942 года управление пограничной полиции в Ужгороде сообщало по инстанции, что по всей стране вызвало большую тревогу и удивление, что в районе Ясиня 5 января 1942 года высадился парашютный десант в составе шести человек. Как стало известно позже, руководителем группы десантников был Алексей Борканюк, в 1934–1938 годах первый секретарь коммунистической краевой организации Подкарпатской Руси, входившей тогда в состав Коммунистической партии Чехословакии. В связи с распадом страны в марте 1939 года он эмигрировал в СССР, был хорошо знаком со страной Советов. В 1926–1929 годах он учился в коммунистическом университете имени Артема в Харькове, а с начала 1927-го был членом компартии этой страны. Возвращение на подпольную работу в Подкарпатье готовилось сразу после нападения фашистской Германии и ее союзников, в том числе хортистской Венгрии, на Советский Союз.

Примерно в двадцатых числах сентября 1941 года группа была готова к вылету. Но сложившаяся на фронте обстановка не способствовала этому, вылет постоянно откладывался и затянулся до начала января 1942-го. Подобранная группа по своему составу была интернациональной. В нее входили кроме Борканюка еще один украинец из Закарпатья Михаил Можарович, секретарь хустской окружной партийной организации, два венгра – Йожеф Декан и Дюла Кёваго, еврей из Закарпатья Самуэль Габерман и москвич инженер-радист Виталий Розовский, беспартийный и, как он назвал себя на допросе в немецкой полиции безопасности в Станиславе, – атеист. Тем не менее полицейские внесли его в бумаги как еврея.