Текст книги "Мемуары"

На его место был избран кардинал Барберини, всегда настроенный профранцузски; он был наречен Урбаном VIII.

Ле Плесси-Морнэ также скончался в этом году, дожив до преклонных лет, коих Господь соизволил дождаться, дабы принять его раскаяние; однако гордость ересеначальника держала его сердце закрытым для этой милости. Он был малообразован, но обладал способностью легко и остро писать; еретики воспользовались им самим и его стилем, дабы изрыгать на Церковь клеветнические книги, полные мерзостей. Он столь смело ввязался в спор, происходивший в Фонтенбло, что верится: тогда он заблуждался и был так явно переубежден кардиналом дю Перроном по всем затронутым ими пунктам, что не мог не узреть истинности католического вероучения и глубины своих заблуждений, если только слепота его сердца не погасила окончательно света его разума. Он был бы счастлив сам, а вместе с ним счастливо и все Королевство, если бы он оправдал фамилию Морнэ* и из чрева матери тотчас же был перенесен в могилу.

В этом же году в Испании возникло братство los Alumbrados¹⁸², которое под видом наставлений и сентенций, призывающих к набожности – разумеется, ложной, – внушало неокрепшим умам невоздержанность, которую скрывало и преподносило под именем совершенства, утверждая, что оно – свидетельство и способ соединения с Господом. Церковь всегда беспокоилась по этому поводу, наказывая членов братства по всей строгости, которую они заслуживали.

Почти в то же время во Франции обнаружилось существование другого братства: Розенкрейцеров¹⁸³, или Невидимых, – оно зародилось в Германии, порочные взгляды его членов были описаны отцом Готье и рядом других священнослужителей: чем говорить здесь о безумных мыслях членов общества, я предпочитаю сослаться на существующие точки зрения, выдвинутые авторами трудов на эту тему.

1624[22]22
  Начиная с этого года «Мемуары» написаны от третьего лица. – Примеч. пер.


[Закрыть]

Господин де Ла Вьёвиль, предчувствуя, что падения не избежать, пытался удержаться в должности, пуская в ход всяческие ухищрения. Перво-наперво он пожелал ввести президента Ле Жэ (которого ему не удалось назначить хранителем печатей) в советы; затем он озаботился учреждением совета депеш, который состоял бы из лиц, не входящих в королевский совет и не имеющих доступа к Его Величеству, намереваясь поставить во главе этого совета кардинала де Ришелье, а в качестве одного из членов ввести графа Овернского; наконец, он склонил Короля ввести кардинала в свои советы.

Кардинал, как мог, отбивался от этого по нескольким причинам, руководствуясь следующими соображениями: Господь наградил его, кардинала, кое-какими способностями и умом, но при этом таким немощным телом, что последнее обстоятельство мешает ему пользоваться прочими своими достоинствами в условиях шумного и беспорядочного мира; и дабы доказать, что это так, он предлагает свои услуги, как личного свойства, так и общественного, во всем, что от него требуется, но помимо совета. К примеру, он каждую неделю может у себя дома либо в доме г-на хранителя печатей рассматривать совместно с членами совета все те вопросы, которые потребуют его внимания, и таким образом будет иметь честь быть введенным в курс текущих дел, что позволит ему на досуге размышлять над происходящим и высказывать свое суждение.

Поскольку сие делается согласно секретному повелению Короля, хранитель печатей сможет по первому требованию отвести кардинала с прочими господами-советниками к Его Величеству, дабы утвердить того в верности даваемых советов и изъяснить то, о чем им самим не хотелось бы ему говорить; таким образом, он будет полезен, но избежит неудобств, коих ему не вынести; он желал бы от всего сердца положить свою жизнь на службу Государству и своим друзьям; однако делать это впустую он не считает для себя возможным.

Чтобы гласно стать членом совета, ему потребовалось бы выставить столько условий по слабости своей телесной конституции, о чем не всем известно, что вполне может показаться, что он выставляет их по какой-то иной причине; первое, что его убивает, – это количество визитеров, которое предполагает официальное вхождение в совет, кроме того, у него нет охоты обсуждать личные дела кого бы то ни было; и чтобы до сведения каждого было доведено: он не собирается обсуждать их личные дела с Его Величеством, выпрашивая милости, пенсионы либо что-то подобное. Он согласен служить вместе с двумя другими членами совета, занимаясь определенными общественными вопросами, которые не требуют совещания с иными лицами и которые у него тем больше будет возможности обдумать, чем меньше его станут осаждать частные лица; он желал бы, чтобы Королю не внушалось, что его частое отсутствие при подъеме Его Величества – свидетельство какой-либо дурнонамеренности; однако ничто не помешает ему быть при сем, разве что невозможность долгое время провести на ногах либо в тесноте; он согласен присутствовать на заседаниях совета в условленные часы, только чтобы никто не являлся к нему с личными просьбами.

Ничто не может помешать ему твердо высказаться по тому или иному вопросу, если в интересах Государства потребуется, чтобы Король отказал в чем-либо кому-либо из особ королевских кровей; ибо то, что он предлагает, будет подано без прикрас, в соответствии с его немощью, а не с целью избавиться от злонамеренности всякого встречного-поперечного; надобно взвесить, могут ли такие условия соблюдаться во Франции при том беспорядке, что царит при дворе, и если нет – он подумает, стоит ли ему соглашаться на сделанное ему приглашение.

Однако все эти доводы остались втуне, ибо этот человек был столь порывист в своих действиях и так рьяно взялся за дело, что не стало возможности сопротивляться воле Короля и Королевы, каковых он ввел в курс дела.

И все же кардинал сумел довести до их сведения следующее: он не знает, как и благодарить г-на де Ла Вьёвиля за уважение и доброжелательность, проявленные им к его особе, и постарается оправдать его надежды; он заверяет: его собственные интересы будут ему так же близки, как и интересы г-на де Ла Вьёвиля; однако предложение, сделанное г-ну кардиналу, возможно, не пойдет на пользу ни Его Величеству, ни взаимоотношениям между ним и Королевой-матерью, а для самого кардинала будет губительным по причине малых познаний его в иностранных делах за последние несколько лет, от чего зависит, какие решения стоит принимать в дальнейшем, а также по причине слабого здоровья, что вынуждает его предпочесть столь важному государственному посту жизнь частного лица.

Данное предложение не на пользу Королеве, поскольку ныне, что ни день, пытаются подавать Его Величеству повод быть недовольным ею, вмешивая в это и кардинала, – вот и станут истолковывать его мысли и мнения, высказываемые им от чистого сердца, в таком ключе, что возникнет подозрение в неискренности как его, так и Королевы, хотя он и желал бы до последней капли крови служить своему Государю и его Государству.

Сие назначение губительно скажется и на самом кардинале, которого оно не без оснований страшит; поскольку, без всяких сомнений, ведение иностранных дел – самая важная для Королевства область государственной политики, если к тому же учесть то состояние, до которого она доведена; дело Вальтеллины, отношения с Германией, Испанией и Англией, нужда в Нидерландах, скверное обращение со швейцарцами, крайность, в которую впали льежцы, – все это имеет такое важное значение для Франции и пребывает в таком выгодном для Испании состоянии, что легче сказать, что было бы желательно, чем предпринять что-либо способное изменить положение вещей. Тут необходимо изыскивать такие великодушные и продуманные решения, которых следует ожидать только от Короля и совета при Его Величестве; нельзя допустить, чтобы решения принимались другими лицами, ведь может случиться, что, покуда станут принимать одно решение в совете депеш, другое, прямо противоположное, примут в королевском совете; кроме того, решения по внешнеполитическим делам зависят от состояния дел внутри Государства, из чего и вытекает сугубая важность того, кем они приняты.

После представления вышеизложенного на суд Короля Его Величество повторно соблаговолил повелеть кардиналу войти в совет, после чего тот повиновался и довел до высочайшего сведения следующее: кардинал Ришелье, будучи готовым слепо подчиниться всем повелениям Его Величества, даже угрожающим его жизни, нижайше молит Его Величество: прежде чем утвердиться в своем намерении оказать ему честь привлечением к решению дел, рассмотреть, насколько основательны причины, понуждающие кардинала признать себя недостойным оказанного ему доверия. Хотя во Франции и найдется несколько человек, чьи способности общепризнанны, кардинал не отрицает, что Господь наделил его в некоторой степени просвещенным и сильным умом, полезным для того рода занятий, к коим Его Величество желает призвать его, однако его телесная немощь такова, что он не без оснований опасается, как бы она не помешала ему должным образом применить качества, полученные от Бога, на службе Его Величеству.

В связи с этим, хотя управление домом Королевы-матери не слишком обременительно для него, Королева может подтвердить Его Величеству, что вот уже полгода, как кардинал беспрестанно молит ее заблагорассудить назначить на эту должность кого-либо другого, при том, что кардинал не станет снимать с себя общего руководства ее домом; общеизвестно, что при его плохом здоровье он не смог бы выдержать ведения тех дел частного порядка, что до сего дня были ему поручены, если бы не предавался отдохновению в деревне.

Он понимает, что все это частности, не могущие иметь веса в сравнении с почитанием воли, изъявленной его господином; он не столько страшится болезней, которые способны обостриться от занятия делами, как того, что немощь сделает его служение Королю бесполезным; гораздо важнее то, что он не усматривает причин государственного порядка, которые с такой настоятельной необходимостью требовали бы выбора на эту должность его кандидатуры, и просит принять в расчет некоторые неудобства, с которыми это может быть сопряжено.

Памятуя о том, что в прошлом находились люди, заронявшие в Короля сомнения относительно Королевы, его матери (хотя ее намерения всегда состояли лишь в служении своему сыну), есть опасения, как бы кое-кто, ревностно относясь к взаимопониманию, существующему, как тому и следует быть, меж Их Величествами, не принялся вновь за старое, подавая в неверном свете, под видом обязательств кардинала по отношению к Королеве, мысли и мнения, кои он станет излагать в согласии со своей совестью, в направлении, противоположном намерениям как Королевы, так и самого кардинала, при том, что кардинал предпочел бы умереть, нежели замыслить нечто не служащее пользе Государства, ради которого он готов пожертвовать последней каплей крови; нахождение кардинала на государевой службе часто, помимо его воли, будет вызывать неприятие в каждом встречном, и те, коим он не угодит, станут первыми, кто прибегнет к ухищрениям, стремясь лишить его доброго расположения Его Величества, кое ему желательно сохранить больше, нежели самое жизнь, и коего – он в том уверен – всегда будут заслуживать его поступки; его привлечение к решению текущих задач способно показать всему миру, какое взаимопонимание царит между Их Величествами, что весьма выгодно для образа правления Его Величества.

Однако Король может и другими путями споспешествовать этому; его природная доброта всякий день подвигает его на изыскивание новых способов явить свое доброе расположение Королеве, вследствие чего в будущем наиболее подозрительные непременно убедятся, что это не внешние признаки взаимопонимания, а оно само.

В том случае, если принимаемое ныне решение не увенчается успехом – может статься, придворные философы сочтут (хотя и безосновательно), что кардинал вводится в управление делами скорее для придания королевскому совету блеска в глазах общества, чтобы потрафить неким воображаемым запросам оного, нежели для подлинного разбирательства в делах, – совет будет иметь, как никогда, жалкий вид и мнение о взаимопонимании между Их Величествами ухудшится.

Если речь идет о численном усилении совета, к участию в выработке решений может быть привлечена другая персона, это не обязательно должен быть кардинал, которому хорошо известно: все лучшие способы услужить Его Величеству уже заложены в умах тех, кто в настоящее время состоит в совете; если они непомерно загружены, кардинал готов, согласно воле Короля, каждую неделю присоединяться к их собранию в каком-либо частном доме, дабы всем вместе рассудить, что было бы к пользе Его Величества; таким образом, будучи осведомлен о предстоящем, он получит возможность обмозговать на досуге меры, кои стоит принять, а господа советники будут вольны одобрить их либо вмиг отринуть предложенное им.

Да не покажется, что данные соображения выдвигаются с тем лишь, чтоб избежать работы; так же мало в них зависти и ненависти, обычно сопровождающих тех, кто участвует в управлении государственными делами, ведь кардинал от всего сердца предлагает свои услуги, коль скоро Его Величество приняло решение, полезное Государству – пусть это и вызывает неудовольствие отдельных лиц, – открыто заявить об оном, а главное, поддержать его.

Если, невзирая на приведенные выше соображения, Его Величество утверждается в своем решении, кардиналу не остается ничего иного, кроме как подчиниться его воле; он только молит Его Величество соблаговолить согласиться с тем, чтобы, занимаясь вместе с другими членами совета делами его Государства, кардинал был бы освобожден от визитов и прошений частного порядка, кои, поглощая без толку время, долженствующее быть употребленным на пользу службы, окончательно разрушат его здоровье, а поскольку он входит в должность без искательства со своей стороны, но подчиняясь воле Его Величества, да будет тому известно, что у него нет и не может быть иных намерений, кроме личного процветания Короля и величия его Государства, и да будет кардинал столь же убежден в том, что никакие ухищрения не смогут помешать Его Величеству верить в искренность кардинала.

Ла Вьёвиль, вводя его в совет не с целью служения Королю, а для собственного поддержания на плаву и думая пользоваться им, как ему заблагорассудится, был не прочь ввести кардинала в совет в унизительной для него форме, уступая просьбам коннетабля и канцлера.

Кардинал защищал свое достоинство и одержал верх; речь об этом пойдет в другом месте, здесь лишь упомянем извлечение из протоколов совета, из коего явствует: кардиналы занимают места впереди принцев крови и иных вельмож, вслед за которыми следуют коннетабли и канцлеры; Ла Вьёвиль ответил на это новой уловкой, тайно составив акт, по которому в его власти было изгнать кардинала из совета, согласуясь лишь с собственным желанием. Из этого акта следовало, что при возникновении спора между коннетаблем и кардиналом по поводу их места на совете Король, по просьбе Королевы-матери, повелит коннетаблю уступить свое без последствий одному из кардиналов; однако этот акт не увидел свет и остался лишь на бумаге.

В это время Король пребывал в Компьене, графы Карлейль и Холланд, чрезвычайные послы Короля Великобритании, также явились туда, дабы просить от лица своего государя руки г-жи Генриетты, сестры Его Величества, для принца Уэльского. Им был устроен необыкновенно пышный прием, как и пристало в подобных случаях. Однако прежде чем дать ответ, предстояло рассмотреть немало вопросов: на какой отступной может рассчитывать в связи с этим король Испании; отчего англичане предпочли нашу принцессу, а не испанскую; и наконец, на пользу ли Франции согласиться на этот брак.

По этим трем пунктам кардинал представил Королю следующие соображения: у короля Испании много причин желать союза принца со своей сестрой.

Первая состоит в том, что главная сила голландцев заключается в шести английских и шотландских полках, которые для них годны как никакие другие, поскольку более обучены, не обременительны для казны, как прочие, и состоят из отборных солдат; немцы не столь дешевы, не столь отважны и послушны, французы не столь отменны в качестве пехотинцев, не столь привычны к голландским условиям, так что, если король Англии пожелает лишить их этого подспорья, им станет очень не хватать капитанов и солдат.

Вторая состоит в том, что король Англии способен помешать товарному движению, осуществляемому Голландией по морю, запретив ей вход в свои гавани, без чего невозможно плавать в Индию и обратно, как и ходить в Океанское и Средиземное моря; это было бы большим преимуществом для короля Испании, не только потому, что он владеет частью Барбарии и всем побережьем Африки, но и самой Индией; ведь его владения в Барбарии стоят ему больше, чем дают, поскольку он не в силах причинять неудобства маврам либо арабам, мешая им пользоваться Гибралтарским проливом либо уменьшая количество маврских и арабских корсаров; ему грозит потеря владений в Гвинее, Конго и Анголе или по меньшей мере потеря прибыли, извлекаемой из них его подданными, и все из-за могущества голландцев, которые в конце концов завладеют этими странами – настолько они изо дня в день наращивают свою силу на море; и даже товарооборот короля Испании с Индией под вопросом из-за недостатка сил, которые он держит в этих морях, при мощи англичан и голландцев и ненависти, питаемой всеми индийскими государями к надменной тирании португальцев, заставляющей тех обращаться к любым другим нациям, которые, объединив свои усилия, наносят вред его делам, против чего есть одно лишь средство – сделаться единственным государем христиан в этой стране.

Третья состоит в том, что король Англии – глава протестантов, судья в делах Германии, Польши и Швеции, является сродственником короля Дании герцога Гольштейнского, соседа голландцев, в качестве такового могущего претендовать на часть сношений, которые имеют голландцы с ганзейскими городами¹⁸⁴, что весьма немаловажно: благодаря родственным связям этих двух королей в Германии, а также их единому образу мыслей король Испании выпрямил бы себе путь к удержанию Империи под эгидой своего дома и положил бы конец движениям против него, которые могли бы подняться во Франции и Германии.

По этим причинам союз с Англией выгоден и желателен для Испании; чего нельзя сказать об Англии, для которой, напротив, более желателен союз с нами; в первую голову в связи с тем, что для короля Англии и его королевства из союза с Испанией проистекут большие неудобства; поскольку король Испании называет себя главой всех католиков, и уж не знаю благодаря какому стечению обстоятельств и уловок, но уж точно не вследствие благочестия, его интересы и впрямь тесно связаны с ними; а король Англии является главой протестантов, и союзники и вассалы не поймут последнего в связи с женитьбой его сына на испанской инфанте, к тому же будет выглядеть куда более правдоподобно, если король Испании, несравненно более могущественный, станет принуждать короля Англии снизойти до собственных интересов, нежели сам снизойдет до его интересов, из чего выйдет, что союзники и вассалы короля Англии отвратятся от него и перестанут считать его своим главой, на которого могут целиком и полностью положиться; во-вторых, данный союз повредит ему в тайных и гласных переговорах с теми, кто состоит в числе его сторонников, каждый из которых сочтет, что как он сам, так и вся партия в целом утратили в его лице своего начальника, и не сможет более доверять ему, как прежде; это может привести к опасному разделению внутри его королевства и послужить причиной прискорбных событий, которые уже наблюдались во Франции и Германии; к тому же англичане потеряют средства, вложенные в экипировку судов, направленных в Индию, их прибыли от товарного движения уменьшатся, в чем король и его королевство вовсе не заинтересованы; зато король Англии обзаводится новой дружбой, не имеющей иного основания, кроме воли принимающего ее, оставляет собственные союзы, заключенные им и необходимые для защиты протестантов и союзников, главой коих он является, и уменьшает свой авторитет внутри собственного королевства, где в настоящее время он – высший судия во всем, касающемся внутренней жизни; он вынуждает себя следовать воле другого в наиболее важных и жизненно необходимых вопросах, подобных тем, которые призывают все государства к новым основам жизни, выработанным Генрихом VIII, автором новшеств, явившихся в его нации и вероисповедании.

Нет никого, кто бы не знал: испанец вроде язвы, пожирающей любое тело, в котором объявляется; никого, кто бы не знал: обычно он действует под предлогом религии, а сей предлог в Англии приобретает большее значение, чем в любом другом месте, из-за тамошнего разделения на католиков и протестантов, а значит, король Испании шагу не ступит в Англии без умысла и вреда для английского государства.

Относительно того, не грозит ли подобное союзу Англии с Францией, следует принять во внимание, что французы считают свою страну такой тучной, обильной и мощной, что желают лишь одного – сохранить ее, не претендуя на завоевание иных стран, в частности Англии, на которую они не предъявляли никогда никаких прав, в отличие от Италии, и т. д.; англичане и впрямь должны испытывать отвращение к союзу с Испанией и сильнейшую склонность к союзу с Францией, и не только в силу общей нацеленности короля Испании на вторжение в Англию, но и в силу того, что у Франции и Англии общие союзы и устремления, противоречащие устремлениям испанцев.

Оценить, стоит ли отнестись положительно к искательству короля Англии в отношении союза с нами, и состояла вся трудность; для начала следовало не спеша взвесить вопрос, рассмотрев различные точки зрения: первое – законно ли предполагаемое бракосочетание, желательно ли оно для Церкви и не будет ли душа той, что отправится в такое путешествие на корабле, подвержена риску кораблекрушения; второе зависело от первого и состояло в том, чтобы понять – выгодно ли нам в религиозных, либо в государственных целях заключение подобного союза.

На это ничего нельзя было возразить, кроме того, что если условия его заключения будут таковы, что наша принцесса сохранит свое вероисповедание и получит свободу совести или по крайней мере не будет подвергаться преследованиям, то союз этот почетен и плодотворен для Церкви и Государства; плодотворен для Церкви, поскольку она избежит преследований, коим подвергается в этом королевстве католическое вероисповедание; плодотворен для Государства, поскольку если принцесса – католичка, она не только помешает французским гугенотам получить какую-либо помощь из Англии, но и поможет французским католикам благодаря абсолютной власти, коей будет обладать среди своих единоверцев, из чего вытекает: можно и нужно пойти на это.

Однако если заключить брак на тех условиях, что католикам не выйдет никакой свободы или послабления и совершится посягательство на вероисповедание принцессы в чужой стороне, такой союз будет не только не плодотворен, но постыден и вреден по всем статьям; перво-наперво тем, что нельзя подвергнуть душу огромной опасности погибнуть, не совершив страшного греха, не утеряв нашей чести и достоинства, не оскорбив Папу, не утратив не только его благорасположения, но и благорасположения всех католиков христианского мира, что вовсе не шутка; второе – тем, что будь наша принцесса, сестра Короля, гугеноткой, все наши гугеноты считали бы честью подчиняться ей, а она сама почитала бы священным долгом охранять их везде и во всем, где речь зашла бы о религии, либо по внешности, либо по сути; и даже если, утратив свое вероисповедание, она и сохранила бы французское сердце и пожелала бы поддержать нас в каких-либо обстоятельствах, она была бы не в силах это сделать, поскольку, утратив вероисповедание, она утратила бы сердце католика, но не приобрела бы сердце гугенота.

Все это заставило покойного герцога Алансонского, когда он вел переговоры о заключении брака с английским принцем, настоять на сохранении принцессой ее вероисповедания, доказывая, что с изменением оного католики много потеряют, а гугенотов все одно на свою сторону не привлекут; из чего делалось очевидным: если ее вероисповедание под вопросом, брак сей невозможен ни с точки зрения закона, ни с точки зрения государственной; что мы вправе требовать свободы совести; по крайней мере вполне разумно, что в обмен на то, что Франция предоставляет свободу совести кальвинистам – новому вероисповеданию, Англия может дать гарантии не преследовать священнослужителей и верующих древнейшего католического вероисповедания и не устраивать бесконечного кровопролития.

Хотя английские католики обижены, важно не добавлять им скорби и помнить, что, судя по тому, сколько продержались другие ереси, срок отмерен и английской; если же мы добавим им скорби, они будут презирать нас, когда истинная вера возобладает; вот отчего король Испании придает этому исключительное значение.

Таким образом, брак может быть заключен лишь при условии свободы католиков или их успокоения.

Нужно признать, что теологи и государственные мужи находятся в затруднительном положении, поскольку в противном случае брак этот вовсе не плодотворен и даже весьма опасен.

И все же, если принцессе и ее вероисповеданию ничего не грозит, если рядом с ней будут находиться добропорядочные, отличающиеся святостью наставницы, если ей будет позволено иметь при себе в качестве высшего духовного лица епископа и других ученых лиц и священных особ, если в ее распоряжение будет предоставлена церковь и свобода совести в отправлении культа, можно если не посоветовать, то уж, во всяком случае, не осуждать этот брак, учитывая, что английским католикам это послужило бы утешением в их бедах.

И это самое малое, что могли бы обещать Франции, ведь когда-то один французский Король, выдавая свою дочь за Этельреда¹⁸⁵, короля Англии, еще язычника, добился от него тех же условий, если верить Бе́де; если нам не удастся добиться от нынешнего английского короля-христианина того, чего добились некогда от короля-язычника, стыд и позор англичанам; честь Франции требует извлечь из этого альянса все те преимущества для религии, которые только возможны, памятуя, что случилось восемь или девять лет назад при подобных же обстоятельствах.

Посол Савойи, обговаривая условия заключения брака между принцем Савойским и дочерью английской короны, несколько прохладно отнесся к вопросу вероисповедания, и англичане в насмешку обнародовали, что герцог Савойский доволен тем, что их принцесса останется при своем исповедании. В то же время Пьер де Сунига, посол Испании в Англии, во весь голос заявлял, что если принц Уэльский пожелает сделаться католиком, его государь, король Испании, пришлет ему свою дочь с самыми выгодными условиями; однако если тот будет упорствовать, он не отдаст за него и самую невзрачную служанку своего королевства. Рвение испанца было оценено по достоинству, а равнодушие савойца вызвало порицание.

Свершив сей брак необдуманно и противоправно, следует опасаться того, что на нас обрушится гнев Божий, как то случилось с Иосафатом, который, будучи богопослушным иудейским царем, прогневил Господа тем, что стал заодно с Ахавом, царем Израильским, преследовавшим слуг Божиих – пророков[23]23
  Третья Книга Царств: 22, 1—53.


[Закрыть].

Король Англии во всеуслышание заявил и подтвердил потом в разговоре с Биссо, что ему все равно, служат ли в Англии мессы, лишь бы в государстве царил покой; а если так, можно заверить его, что католики, получив от него милость, подчинятся необходимости хранить верность королю, дав клятву самую что ни на есть обязывающую, которую сочтет подобающей французское духовенство. Это должно успокоить его, если только священнослужители не станут говорить, что истинная религия не позволяет католику приневоливать свою веру в угоду государю другого вероисповедания, – я могу назвать это святотатством, которое должно и у нашего Короля возбудить подозрение в том, что он не может быть уверен в преданности гугенотов; если король Англии воображает, что при этом снизятся поступления в государственную казну – а он немало получает от католиков, – могу возразить на это следующее: Государю пристало скорее уступить что-либо из собственных прав и выгод, нежели продолжать преследовать подданных с целью нажиться на них; кроме того, католики дают ему не меньше, чем можно получить от них преследованиями.

После всех этих вкратце изложенных доводов, учитывая важность предмета, кардинал подвел итог: он за то, чтобы принять сделанное нам предложение, главное – на вышеописанных условиях; надобно со вниманием отнестись к нему, потому как союз с Англией всегда был нам выгоден, ведь остров расположен по отношению к нашему Королевству подобно некоему заграждению; это побудило герцогов Бургундских положиться на дружбу двух государей, дабы сдерживать силы Франции.

Испанец завоевал Наваррское королевство при Людовике XII только после того, как вступил в союз с Англичанином против нас и объединил с ним свои силы, чтобы атаковать нас с двух сторон.

Если мы вступим в союз с королем Англии, Испания утратит возможность остановить нас в нашем наступательном движении на нее; будь с нею заодно английский король, наш близкий сосед, имеющий к нам территориальные претензии, кои он не слишком четко представляет себе, подобно тому как мы не слишком тверды в наших претензиях к королю Испании, мы от этого проиграем; от союза с английским королем мы получаем двойную выгоду: Испания остается без помощи Англии, мы усиливаем себя против нее.

Король последовал совету кардинала и постановил не отказываться от предложения, доставленного ему посланниками: начались переговоры. Самое большое затруднение возникло в связи со свободой совести, а именно с тем, предоставят ли ее англичане будущей королеве гласно или тайно.

О том, чтобы гласно, открыто позволить свободу совести, они не желали и слышать, утверждая, что подобное предложение означает под прикрытием союза желать гибели их государству.

На то, чтобы тайно допустить свободу совести, они шли, хотя и с большим скрипом. Однако когда кардинал разъяснил, что Король Франции в качестве старшего сына Церкви просто не может не воспользоваться случаем, чтобы дать утешение английским католикам и заручиться разумными гарантиями обещанного их стороной, они пошли на это с тем лишь условием, чтобы не было никаких письменных заявлений и чтобы Король удовольствовался словесным обещанием короля Англии и принца Уэльского.

В качестве доводов приводились следующие соображения: требовать большего – означает желать поссорить короля Англии со своим народом, той его частью, которая исповедует протестантизм, а принародно заявить, что католикам обещано то-то и то-то наперекор законам королевства, – означает утратить помощь своего парламента, весьма ревностно относящегося к вопросам религии; обнародовать сие намерение – значит лишить короля возможности по-доброму относиться к католикам, поскольку всякий будет начеку: что сделает король для католиков? А малейшая его милость к ним будет изучаться, взвешиваться, ей станут завидовать, тогда как, если народ останется в неведении, королю Англии сподручнее будет сделать что-либо доброе для католиков – это не бросится в глаза и его не станут осаждать требованиями соблюдать законы; наконец, и Королева по приезде будет встречена с подозрением, а не всеобщим ликованием.