Текст книги "Сага о хварангах"

Однажды ранним утром уже не смутное чувство, а вполне реальный звонкий щелчок запоров поворотного камня заставил Зеки вскочить на ноги, метнуться к стене и сорвать с крючьев любимое короткое копьё с бронзовым наконечником. Какой-то непрошеный гость проник в его тайный приют… Неужели дочь?

Ара и Мара подошли к делу нестандартно – вместо того, чтобы долго и нудно подбирать рисунок бороздок на рычаге, они с юношеским задором и азартом просто разобрали за пару часов половину механизма, удерживающего поворотный камень. Отжали стопор – и вперёд! Путь свободен!

Но только они успели запалить и укрепить на стене второй факел, как произошло невероятное явление – прямо на них из тьмы подземелья бесшумно выскочил господин в богатых шёлковых одеждах, с копьём в руках… И это, несомненно, был тот самый древний колдун – каким-то неведомым образом поняли друзья, не в силах шевельнуться от жути и нереальности происходящего!

А сердитый господин медлить не стал – молниеносным тяжёлым ударом ноги в грудь опрокинул навзничь Аргама и занёс над ним смертоносное копьё…

– Э-э-эр-ра! – бешено зарычал на колдуна Маршан. – Уке́, уке, онча́!308308
  Уке́, уке, онча́! (мерян.) – Нет, нет, назад!


[Закрыть]

Совсем как в детстве бросаясь на огромного медведя, он ощутил рождение дикого зверя внутри себя – без страха и сомнения ринулся в бой, схватил колдуна за широкий рукав и потащил прочь от лежащего на земле друга…

– Беги! Беги! – вопил Маршан. И Ара побежал… Он нёсся, рыдая от ужаса, не разбирая дороги, почти теряя сознание от горя и люто ненавидя себя! Он никак не мог остановиться и очнулся, лишь налетев грудью на каменную ограду какой-то старой греческой часовни в предместьях Кавалы. Здесь он пал на колени и впервые искренне, в слезах неистовой веры, исступлённо стал молить бога о спасении своего погибающего товарища.

А под землёй события приняли неожиданный оборот… Сердитый колдун, не ожидавший поначалу такого бешеного натиска от своей жертвы, быстро пришёл в себя – ухватил свободной рукой Маршана за ворот, рванул, выводя из равновесия, закрутился винтом и так припечатал его об пол броском через бедро, что парень захрипел, не в силах вздохнуть! Тут пришло время для копья… Но замахиваясь и швыряя оружие в цель, колдун уже не смотрел на поверженного противника. Его безумный взгляд был устремлён в полумрак коридора… Там, в середине прохода, стояла юная смуглая красавица в римском пластинчатом доспехе. В руке у девушки поблёскивал короткий меч…

– А-а-а-а! А-а-а-а! – отчаянно завопил Зеки Берканд, узнав в воительнице Меритатон. Он попятился под её властным взглядом, задрожал всем телом, закатил глаза и грохнулся навзничь, глухо ударившись затылком об пол. Из-под головы его на каменные плиты побежала струйка крови…

 
Безжалостен веков полёт,
Неся забвенье сущему…
Но что удача нам несёт —
Всё обернётся к лучшему!
 

Маршан был глубоко ранен в бедро, но смог выдернуть наконечник и остановить кровь, перетянув рану оторванным рукавом. Опираясь на вражеское копьё, он выбрался наружу и доковылял до дороги, где его нашли проходившие мимо монахи. Про видение грозной девы в подземелье он так никому и никогда не рассказал.

Аргам поседел от пережитого потрясения, но был безмерно счастлив вновь увидеть своего друга и спасителя. Он, невзирая на возражения Маршана, принёс священный обет – до конца жизни служить своему благодетелю и выполнять любые его желания…

Зеки Берканд очнулся в собственном подземелье от лютой головной боли, дня три пил целебные снадобья и глотал порошки, приходя в себя. Он никак не мог вспомнить – что именно с ним произошло… Какие-то юнцы, дикий медведь и призрачная Меритатон, вышедшая прямо из стены подземелья…

А ещё больной маг не мог взять в толк – чем он тут занимался так долго? Зачем он сидит под землёй в Кавале, если дела ждут его в Константинополе? Просто помрачение рассудка какое-то!

6.7 Довольно просто, хотя и весьма сложно!

 
Ветер дует для нас поздней осени джаз,
Танцем вьюги не гонит из дома,
Навевает сейчас, впрочем, и каждый раз
Невесомую зябкую дрёму…
Мы с собою честны – далеко до весны,
Хоть грядущее дарит надежды!
И без чувства вины снег летит через сны,
Мир укутав в ненастья одежды…
 

В этой части города ему нравилось всё. Даже не так… Утерявший было яркость и чёткость мир вновь заиграл сочными красками, проявился в деталях – контурах, звуках и запахах! Вот именно поэтому умилял нынче Оглоблина своей зеленью и уютом жилой район на Хасановской и Подгорнской309309
  В настоящее время улица Гагарина, город Орехово-Зуево.


[Закрыть]. Ну и получение от местного исполкома долгожданной квартиры в новой кирпичной пятиэтажке тоже способствовало искренней радости заслуженного педагога.

После долгих лет скитаний по съёмным углам и житья в коммуналке теперешний быт казался Александру Алексеевичу барским – комнаты просторными, лестницы удобными, а окна весёлыми и прозрачными, будто наполненными светом ясного весеннего утра. Даже в этот холодный и слякотный ноябрь 1965 года его не покидало ощущение умиротворения.

Поначалу непривычную душевную гармонию, дарующую мыслям странную неторопливость и даже некоторую приятную сонную вальяжность, Оглоблин посчитал за леность – испугался, встрепенулся, занялся глубоким самоанализом… В выходные не поехал в Москву, чтобы традиционно повидаться с роднёй и куратором, а вместо этого влез в ватные рыбацкие штаны, натянул два старых свитера, обулся в болотные сапоги, застегнул на все пуговицы полинявший брезентовый плащ с капюшоном и пошёл на Поповскую заводь – бродить, созерцать, приводить ум в порядок.

В ранних сумерках Александра Алексеевича погнал домой обильный снегопад. Но он и так уже нагулялся! Разобрался в своих тонких душевных позывах, продышался, повеселел. По дороге домой шагал ритмично, напевая под нос любимый утёсовский «Пароход». В чёрном человеке, шагнувшем ему навстречу у подъезда, не сразу узнал старого товарища…

– Здорово, Хмурый! Али не признал? – хрипло рассмеялся Сухов.

– Иван, ты?! – удивился Оглоблин. – Стряслось чего?

– Уж стряслося, ага… С месяц как… Да так, что трясуся таперь безостановочно! – потупил взор пожилой лесник. – Сторожку свою, слышь-ка, спалил саморучно, расчёт взял, вот уезжаю нонче к сестре жить, в Калугу…

Историю про гибель своего друга и соратника Александр Алексеевич выслушал с холодной иглой в сердце. В конце сороковых он сам вёл расследование жутких смертей на губинских разработках, лично выезжал четыре раза в экспедицию, опрашивал свидетелей, долго бродил по краю торфяных болот, смело ночевал на месте последнего бивака шабашников, пытаясь увидеть тонкие нити неведомого и незнаемого в отблесках одинокого костра. Это была обычная служба – привычная и понятная. Но то, что произошло с Веселовым, не укладывалось в голове, превосходя порог осознанности и непоколебимости…

Душа болела и трещала по швам. И тогда совсем непьющий Оглоблин нашёл единственный доступный и несложный способ разрядить запредельное нервное напряжение – взял Сухова за рукав телогрейки и потянул обратно к реке. Через полчаса в кривом дощатом балагане310310
  Балаган – сарай, временная хозяйственная постройка.


[Закрыть], служившем погребом и складом ненужного домашнего хлама, мужчины сидели при свете керосинки на каких-то ящиках и молча пили водку, закусывая холодными, скользкими солёными огурцами.

 
Нас вьюга кружи́т неистово,
И в ней мы зиме послушны,
Как будто снежинки чистые —
Белые, но равнодушные!
На оттепель глупо надеяться,
Пришли холода надолго…
От тех, кто у печки греется,
Сегодня не много толка.
Ведь даже внутри метели
Возможно найти свободу,
Но кто-то сидит неделями
И просто бранит погоду!
 

Движение наперекор – так кратко можно охарактеризовать положение российских Смотрящих в конце девятнадцатого и в течение всего двадцатого века. Ведь бескорыстное Служение и Всеобщее Благо мало интересуют сильных мира сего. Они увлечены другими делами – присвоением средств производства, заманчивой добавочной стоимостью и прочими способами увеличения капитала!

Мирное развитие цивилизации невозможно при хищнической и вездесущей конкуренции… Хотя война, конечно, тоже двигатель прогресса, вот только переход убийственной науки в мирное русло длится десятилетиями, а в каких-то случаях вообще немыслим.

Равные права и обязанности для всех живущих, просвещение, защита природы, сохранение общемирового исторического наследия, уважительное отношение сообществ и отдельных людей друг к другу? Красивые лозунги, которые можно успешно использовать для прикрытия своих коварных планов!

Искренне и убеждённо следовать по Пути, не изменяя собственным убеждениям – удел немногих учёных, ремесленников, творцов, мистиков, мечтателей, просветителей, путешественников и первооткрывателей. Но возможно, их частный пример важней для человеческой истории, чем совокупность летописей, описывающих непрекращающиеся смертоубийства, предательства, жадность и зависть. Да, именно люди, нашедшие своё предназначение, становятся истинными маяками и ориентирами для тех, кто идёт по их следам!

В 1986 году на встрече с молодыми Мастерами новой ветви Смотрящих глава Братства «Глобер. Звезда» Ираклий Бадридзе именно так начал рассказ о непростом служении своих собратьев. Множество примеров самопожертвования, непоколебимости, верности делу, работоспособности, точности и безупречности привёл он в той доверительной беседе. А одним из самых талантливых и успешных подмосковных агентов на все времена он заслуженно назвал Александра Алексеевича Оглоблина, известного своим товарищам под псевдонимом Хмурый.

Но в детстве Шурка был вовсе не хмурым, а лишь серьёзным, сообразительным и деловитым. Родился он на стыке веков в Самарской губернии в, казалось бы, ничем не примечательной крестьянской семье, тяжким трудом добывающей себе пропитание, не ведая просвета и не имея иных перспектив… Однако обычной эта сельская семья была лишь на первый взгляд!

Шуркин отец, Алексей Оглоблин, коренной москвич с университетским образованием, был первым агентом, попавшим в безжалостную мясорубку полицейских и жандармских репрессий, которые в начале девяностых годов девятнадцатого века неожиданно и необъяснимо обрушились на российских Смотрящих.

Не имея причин и оснований для обвинения, следствие попыталось шантажом и угрозами заставить Алексея взять на себя несколько чужих политических и уголовных дел, обещая взамен возможное сокращение срока каторги. Но он на провокации не поддался, дал знать куратору и родственникам. Те совместно оплатили услуги хороших адвокатов и готовы были придать дело огласке через московские и питерские газеты.

Лиходеи Оглоблина отпустили, но прежде убедительно и предметно разъяснили – какие воспитательные и карательные меры будут к нему отныне регулярно применяться, ибо так фыркать и вертеть хвостом никому не позволено, сие подрывает авторитет власти, и проще на одного умника собак спустить, дабы другим неповадно было!

Обещание своё блюстители закона сдержали. Для начала натравили на Алексея троих прикормленных бандюганов. Матёрые негодяи дней пять таскались за ним по пятам, неразборчиво сипя какие-то угрозы, подходили на улице вплотную, дыша луком и перегаром, показывали ножи и удавку. На шестой день пугать закончили и приступили к очередному этапу устрашения – затащили в пустой сарай, долго били руками и ногами, а напоследок несильно пырнули в живот, чтобы не помер, но страданий испил до донышка. Посулили продолжение, коли даст бог свидеться. Пожелали здоровьишка на прощанье!

С переломами руки и ноги, многочисленными ссадинами и опасным ножевым ранением Смотрящий был доставлен подоспевшими лишь к финалу товарищами во Вторую Градскую больницу, где провёл почти полгода. Разбойников, конечно, закололи и сбросили трупы в ближайшую выгребную яму, но от грядущей опасности Алексея нужно было спасать совсем другим образом…

Молодой московский наместник Фёдор Ставра́ки-Греков придумал было отправить Оглоблина в экспедицию на Дальний Восток, совместно со своим другом и коллегой Владимиром Комаровым, который недавно блестяще окончил университет в Санкт-Петербурге, горел новыми идеями и строил грандиозные научные планы. Но за вольнодумным Комаровым тоже строго надзирала полиция, поэтому сводить сейчас неблагонадёжных молодых людей вместе было бы ве́рхом неразумности.

А тут некстати подоспело обещанное продолжение неприятностей, явившееся в лице некой хитроглазой дворянской сироты и двух её подозрительных бородатых братцев.

– И жени́ся, неча рассусоливать! Иначе я табе жисть-то спорчу – по судам затаскаю, мол, изнасильничал сироту, да ославлю на всю Москву! – прямолинейно излагала свои требования шантажистка.

– Дык… Оно что… Коли вышло – женися, да… Так ужо принято! – на два голоса монотонно бубнили бородачи.

– Черти же вы, черти! – вспылил Алексей. – Идите вы в дребеня собачьи! Оставьте меня, наконец, в покое!

Надменный и саркастический образ слетел с девицы, будто от порыва ветра. Она недобро зыркнула на жертву и оскалилась, обнажая дёсны и мелкие некрасивые зубы. А один из братцев неуловимо шагнул Оглоблину за спину и с размаха врезал ему по затылку чем-то тяжёлым…

Очнулся Смотрящий от пульсирующей головной боли в каком-то длинном ящике, со связанными конечностями, кляпом во рту и мешком на голове. Судя по рывкам и ударам, находился тот ящик в телеге, которая неспешно подпрыгивала на рытвинах и ухабах просёлочной дороги.

Злодеи извлекли Алексея из гроба, освободили от пут и бросили в придорожную грязь вёрст за тридцать от Москвы. Дали сроку пять дней на то, чтобы вернулся и заслал свато́в. В противном случае грозились убить… Дальше так жить было просто невозможно! Пришлось Оглоблину бросить всё, полностью преобразиться и бежать из Москвы, подальше от всех своих лютых недоброжелателей.

Не прошло и трёх месяцев, как он женился на доброй, весёлой и работящей деревенской девушке, обзавёлся хозяйством и навсегда осел неподалёку от Самары. А о том, чтобы открыть для сына Шурки Путь, он задумался лишь тогда, когда мальчишке исполнилось шесть лет.

 
Тут проказница ночь, с укоризной глядя́,
Разрывает унынье на части…
Ведь ни снег, ни метель, ни тоска ноября
Не затмят настоящее счастье!
 

Словно Филипок из рассказа Льва Толстого, шестилетний Шурка Оглоблин отличался неуёмным, всепоглощающим стремлением к знанию. Извёл просьбами об учении отца и мать, стал объектом для насмешек среди братьев и сестёр. Дошло дело до того, что схуднул мальчонка от переживаний, стал замирать, задумываться… Тут уж отец твёрдо решил, что коли хочет, то пусть учится! Времена были смутные, бунтарские, народец волновался то там, то тут, потому спокойно хозяйствовать на земле становилось небезопасно, а хорошее образование завсегда пригодится.

К общему счастью, земской школой в те годы заведовал куратор Алексея Оглоблина, самарский наместник Смотрящих Михаил Алексеевич Авдеев – добрый и внимательный человек, прекрасный педагог, поэт и просветитель. Он совершенно успокоил встревоженных родителей, сняв с них груз духовной и материальной ответственности за судьбу сына, а воспитание неугомонного любителя знаний поручил своему ученику и помощнику Константину Ивановичу А́ккеру, который не чурался новых методов и педагогических экспериментов. Именно Аккер стал для Шурки наставником, а впоследствии распахнул перед ним ворота Пути, научил бескорыстно служить и быть верным своему предназначению.

За первый год ученичества Шурка так сросся со школой, что, отправляясь каждое воскресенье проведать родителей, чувствовал себя дома, словно гость. Мать радовалась его приходу, да и отец оставлял на время свои занятия, чтобы поговорить со своим просвещённым чадом о делах научных, но глубокая борозда, разводящая близких людей в разные стороны, уже легла между ними. Мальчик был для семьи отрезанный ломоть, а родня больше не выступала препятствием для его движения вперёд.

Учение Шурки выглядело следующим образом: утром, ещё затемно, почистить дорожку и крыльцо от снега; растопить самовар; встретить учителей, принять у каждого верхнюю одежду, отнести в чулан; у Варвары Николаевны справиться о здоровье хворого кота Тимоши, а Константина Ивановича напоить чаем с ромашкой и мятой; приходящих на уроки ребят заставить обстучать хорошенько валенки, да не сидеть потом в шапках; следить за чернилами и перьями; сгонять бегом до Христорождественской церкви, дабы уточнить у батюшки Михаила день и час, в которые он изволит припожаловать в школу; а главное – слушать все уроки подряд, на какие успеет попасть… Уйма хлопот!

Лишь только на пороге вечера и ночи, когда мальчик оставался в тишине и одиночестве, его причудливый внутренний мир выступал на передний план. Тогда он позволял себе видеть и чувствовать «по-свояцки» – так юный мистик называл ощущение соединения с огромным Пространством, наполненным движением и взаимосвязями. Этим особым ви́дением Оглоблин будет пользоваться всю жизнь и даже значительно его разовьёт…

Представьте переплетение корешков луговых трав с корнями огромных деревьев, семена, таящие в себе неукротимую силу жизни, нежные ростки, пробивающие путь к солнечному свету, сонм маленьких существ, созидающих плодородный слой почвы. И всё это живое и дышащее пространство пронизано бесконечными нитями грибницы. Оно неторопливо шевелится и видоизменяется… Примерно так видел Шурка строение окружающего мира. Человеческие тайны были подобны звериным норам, а огромные секреты напоминали сокрытые от посторонних глаз подвалы и мрачные подземелья. Благо сочилось водой по капиллярам, собирая в себя всё полезное, что имелось вокруг. А вот магия представала в образе личинок и медведок, на корню пожирающих всходы событий и стебли Путеводных Нитей. Эти равнодушные и ни в чём не повинные вредители создавались и направлялись чужой волей. Они прогрызали глубокие чёрные дыры в Мистическом Пространстве… Именно поэтому ранее творимая магия видна опытному глазу очень и очень долго.

Учитель Аккер, как многие талантливые и образованные молодые люди, обладал натурой увлекающейся и яркой, однако наблюдательностью и аналитическими способностями походил на умудрённого педагога Авдеева. И конечно же, он не мог не заметить многочисленные черты и особенности младшего Оглоблина, позволяющие точно судить о его сродстве Пути и способностях медиатора.

Однажды наставник застал ученика за странным занятием. Шурка сидел на лавке, погружённый в некое подобие транса. Он смотрел прямо перед собой широко раскрытыми невидящими глазами, быстро шевелил губами, беззвучно произнося какие-то фразы, а руками жестикулировал так, словно ощупывал и перебирал висящие нити.

Константин Иванович тихонько присел на табурет и стал наблюдать. Через какое-то время мальчик вздрогнул, опустил руки и огляделся. Он, будто бы спросонок, не сразу понял, где находится, а когда заметил Учителя, смутился и потупил взор.

– Что ты видел, расскажи? Не бойся, – тихо и ласково попросил Аккер.

– Чёрный Страж покинул Царёв курган311311
  Царёв курган – местная достопримечательность, гора-останец, фрагмент гряды Жигулёвских гор, размытый водами Волги с одной стороны, и реки Сок – с другой. Здесь были обнаружены следы древних поселений, орудия скифов и подземные тоннели. В XIX—XX веках на кургане открытым карьерным способом добывался известняк, из-за чего высота и форма его сильно изменились.


[Закрыть] и боле туда никогда не вернётся! – чуть испуганно, запинаясь, молвил Шурка. – А ещё там на склоне, у родников, кубышка в земле, полна маленькими денежками… Вот бы пойти отрыть, на монисты312312
  Мони́сто – вид женского шейного украшения из множества монет или их копий.


[Закрыть] сестричкам! – продолжил он уже веселее, окончательно вернувшись в реальность.

С кладоискательской экспедицией пришлось повременить до весны. Пока же наставник занялся выявлением других способностей подопечного… Оказалось, что Шурка мог находить на небольшом расстоянии вещи по их описанию, чувствовал присутствие разной нежити и знал расположение чертовски́х мест в лесах и болотах, а иногда мог рассказать о том, что происходило с людьми много веков назад. Удивительно, но знал мальчик также и об ответственности за проникновение в запретные места…

Лишь в двадцатом веке учёные начали более или менее предметно и глубоко изучать устройство нервной системы животных и человека. Одним из самых необычных открытий стало понимание высокой степени её обособленности от остального организма, включая иммунитет. Нервная система оказалась закрытой территорией, ограждённой многоуровневыми барьерами… Так и в представлении Шурки – «тот мир» был недоступен для посещения всеми подряд. Даже тем, кому посчастливилось получить дозволение, должны были держать нос по ветру и не переходить определённых границ. Нервная ткань планеты не одобряла грубого вмешательства в свои системы, связи и взаимодействия. Она могла болезненно щёлкнуть по носу слишком дерзкому, а сознательно идущему на преступление – напрочь поломать жизнь.

А серебряный клад нашёлся. В мае, копаясь на склоне Царёва кургана, Константин Иванович и Шурка обнаружили в переплетении корневищ маленькую чернолощёную кубышку, набитую монетами царя Михаила Фёдоровича Романова. Сёстры Оглоблины получили тогда замечательные мониста!

 
Вот только мы не знаем сами —
Когда случится нервный слом,
Нас сделав мразью и скотами
Под обстоятельства стволом…
 

Для многочисленных мировых тайных обществ вторая половина девятнадцатого века – это период спячки и деградации. Масонские ложи, кружки и собрания находились в упадке или опале. Немногие упёртые деятели, продолжавшие, несмотря ни на что, хранить свой запретный уклад, пугались собственных теней, а гордые вольнодумцы и неукротимые просветители предпочитали холить и лелеять чувство своей важности подальше от родных мест, в немногочисленных островках свободы слова и убеждений. Иезуиты давно потеряли былой блеск и силу, а их несимпатичные тайные детища либо стали достоянием истории, как баварские иллюминаты, либо сменили хозяев и основной профиль деятельности, как крысоловы. Непокорные доморощенные отщепенцы – вольные мистики, герметисты, розенкрейцеры, алхимики, маги и чернокнижники, сектанты, шаманы, язычники и другие верные своим идеям адепты тайных учений, прозябали в подполье. До нового расцвета, грядущего в начале двадцатого века, было ещё очень далеко.

Период застоя в мистическом сообществе оказал непосредственное влияние и на Великий воровской тракт, прямо и бестактно намекая на его неминуемую трансформацию, скорое угасание и забвение. Старинные караванные тропы в новых реалиях оказались больше не нужны, а процветающие некогда промыслы вожарей, сигнальщиков, бойцов, менял, привальных, трактирщиков, коробейников и лавочников стали приходить в упадок. На замену нычкам и схоронам пришли банковские ячейки, а мистиков и магов из тайного пространства начали агрессивно вытеснять политические деятели и организованная преступность.

Известный всплеск востребованности хранительской службы, продолжавшийся с 1865 по 1888 год, принёс картам и Смотрящим хороший доход, но был, по сути, исключением из правила. А непредвиденные хлопоты часто заканчиваются неприятностями. В хранилищах картов накопилось слишком много удивительных ценностей и страшных секретов. То, что хорошо лежит – очень беспокоит завистливые корыстные умы! И такие умы, конечно же, нашлись, правда, не в европейском закулисье…

В промозглом ноябре 1891 года отдельные точечные уколы со стороны властей сменились на широкомасштабные репрессии. Четыре последовавших друг за другом полицейских рейда прошли в местах традиционного поселения мери. Сыскари, усиленные бравыми жандармами, врывались в дома картов и бывших служителей тракта, переворачивали вверх дном барахлишко, хватали мужичков, долго мариновали их потом в холодных тюремных камерах, примеривая на бедолаг то одно, то другое висящее дельце.

Под раздачу попали и российские Смотрящие. Им отныне приходилось работать под прессом пристального недружелюбного внимания, быть особо бдительными, учитывать непрекращающиеся попытки дискредитировать служителей или поймать их с поличным на чём-то запретном. За более чем двадцать лет преследованиям, ссылкам, тюремным и каторжным срокам были подвергнуты пятьдесят пять человек, имевших отношение к тракту и хранительской службе. Почти сотня ощутила на себе «воспитательное» воздействие – избиения, шантаж, угрозы, запугивание родственников и друзей.

К сожалению, шестеро погибли на каторге. Двоих картов сдали ищейкам, казалось бы, надёжные посредники, которые к тому же выступили потом свидетелями в суде. Ещё троих подставили под удар заказчики, с которыми меряне напрямую работали без проблем несколько десятилетий. А Гавриила Иконникова предал лучший друг и напарник. Он не выдержал давления жандармов и оклеветал невиновного. Смотрящий был осуждён по политической статье и умер от болезней и лишений на каторге в окрестностях Читы.

В начале двадцатого века мерянские хранители стали покидать исконные места, переносить действующие тайники и схороны, а долговременно хранимое зачастую просто оставлять на волю судьбы. Примерно за четырнадцать лет они переместились далеко на восток – туда, где проживали их родственники марийцы. Целые поселения обезлюдели, потеряв источники дохода и традиционные промыслы… Но ненадолго. Постепенно земли обетованные наполнились пришлыми русскими, чей труд был востребован на мелких и крупных фабриках Московской, Владимирской и Рязанской губерний. А память о загадочной мере осталась лишь в названиях сёл, рек, озёр и лесных урочищ.

Долгое время исследователи истории Братства Смотрящих считали, что основной причиной этих событий было естественное усиление внимания полиции и жандармов к любым тайным обществам и промыслам. Революционный дух всё отчётливей витал в отечественном воздухе, вызывая раздражение у властей и усиливая их подозрительность ко всему и вся. Но правда оказалась совершенно неожиданной…

 
Кровью великою злато добытое —
Будто дракон одинокий и пленный,
Ныне хранится, людьми позабытое,
Но возрождения ждёт непременно!
 

Воинственных, гордых и непокорных мусульман сулу́ и сама́ль313313
  Сулу́ и сама́ль – два близких по культуре и языку народа на Филиппинах и в Малайзии.


[Закрыть] испанцы называли мо́ро314314
  Созвучно с «маврами».


[Закрыть], считая людьми третьего сорта, которых, видно, создал Творец лишь затем, чтобы чинить благородным христианским завоевателям всяческие препятствия, испытывать их боевой дух и веру. Такое же отребье цивилизации, как и мавры, только живущее за много тысяч миль на юго-восток.

За пару веков попыток подчинить себе островное население колонизаторы так и не добились явного успеха. Аборигены оказывали чужакам яростное сопротивление на земле и на море, не подчинялись властям, объединялись в боевые союзы с соседями по Испанской Ост-Индии.

Храбрые филиппинские воины не были дикарями! Они знали порох и применяли в бою сложные тактические манёвры. Опытные мореходы, на своих больших быстроходных лодках проа315315
  Проа – лёгкое судно у народов Океании. Узкая длинная лодка с вынесенным балансиром и треугольным парусом.


[Закрыть] они настигали торговые и военные суда испанцев, вели плотный огонь из пушек и мушкетов, а потом брали корабли на абордаж, высаживая на вражеские палубы по полсотни человек за раз. Да и в ближнем бою моро не уступали европейским фехтовальщикам. Вооружённые кри́сами и тяжёлыми ножами баро́нгами316316
  Крис – кинжал с волнистым клинком, длиной около 60 см у народов Малайзии и Индонезии. Баро́нг – национальное оружие филиппинцев, толстый и тяжёлый клинок листовидной формы 30—45 см длиной.


[Закрыть], вихрем налетали они на противника, сея вокруг панику и смерть.

Основанный вольными моряками сулу и самаль мощный пиратский флот стал действенным способом нанесения ущерба чужеземцам. Это произошло с ведома и неофициального одобрения мятежных островных правителей, которые отныне получали часть добычи, крайне необходимой для закупки оружия и военного снаряжения.

Сами пираты были людьми неприхотливыми и закалёнными. Большую часть награбленного золота и серебра они откладывали на будущее, чтобы после победы возродить поселения и жить на своей земле привольно, богато и счастливо. За двести лет в хитром тайнике, сокрытом среди пирамидальных холмов острова Бохо́ль317317
  Находится в архипелаге Филиппин. Пирамидальные холмы, также известные как «шоколадные холмы» (из-за сходства с шоколадными трюфелями), являются местной достопримечательностью.


[Закрыть], накопилось двенадцать бочек, плотно набитых монетами и украшениями… Но основная интрига оказалась в том, что все хранители клада однажды погибли в непредвиденной стычке с испанцами, и сокровища на долгие годы канули в безвестность.

В середине восьмидесятых годов девятнадцатого века разведчики из рода Митэ завершили своё расследование. Они по крупинкам собирали разрозненную информацию, выстраивали цепь событий из прямых и косвенных данных и в результате обнаружили-таки несметные богатства, которые в течение года частями перевозили в Японию. Теперь в руках главарей мидори-тэнгу находились силы, с помощью которых действительно можно воплотить в жизнь самые смелые задумки и коварные планы.

Начать решили с мести старым врагам, хоть когда-то приносившим какой-либо ущерб их роду. И конечно же, в довольно обширный список объектов для мщения попали Братья Смотрящие и мерянские карты, из-за которых почти двести лет назад погибли двое опытных гени́нов, а истекающий кровью чуни́н318318
  В иерархии мидори-тэнгу гени́н – низшее воинское звание, чуни́н – командирское звание.


[Закрыть] смог выбраться из переделки и передать весть хозяевам, но вскоре тоже умер от ран319319
  Об этом событии Маршан Ушмор рассказывал Аргаму Кафскому.


[Закрыть].

Пиратское золото народа моро поспособствовало новому витку многовекового противостояния. С 1888 года и доныне в разных уголках мира тайные служители Митэ и их соратники не упускают случая нанести любой возможный ущерб своим неприятелям.

Одним из доверенных партнёров рода Митэ в конце девятнадцатого века была японская ультраправая организация «Общество чёрного океана» {112}. Неудивительно, что векторы намерений подельников совпали – в прицеле оказалась Российская Империя!

Задолго до русско-японской войны стратеги «Общества» даже не сомневались в её неизбежности, а потому принимали меры по подготовке шпионов, лазутчиков и агентов влияния, способных эффективно действовать в России – внедряться в армейские и государственные структуры, подкупать бунтовщиков, влиять на умы населения посредством слухов, сплетен и газетных публикаций. Осуществить грандиозные планы помогли благодетели из Митэ, щедрой рукой снабжавшие единомышленников финансами.

Те же самые мидори-тэнгу убедили партнёров в необходимости тщательно покопаться в недрах Великого воровского тракта. Идея была заманчивой – ценности можно выгодно продать, а артефакты власти и свершения использовать для своих целей. Особо лакомыми кусками виделись предметы Богов, хранимые с незапамятных времён.

К воплощению задуманного приступили безотлагательно – российские правительственные чиновники, ставящие конкретные задачи полиции и жандармерии, были подкуплены, шпионы внедрялись на всех уровнях, а два представительства Митэ в Средней Азии и в Германии приступили к набору и обучению агентов из числа местных жителей. В начале двадцатого века к тайной войне подключилась небезызвестная организация «Кокурю Кай», созданная верными последователями «Общества чёрного океана».

В очередной раз подтвердилась истина – сокровища, особенно добытые ценой большой крови, чаще всего притягивают к себе новых негодяев и служат источником очередных злодеяний, заговоров и интриг. Лишь немногие старинные разбойничьи клады когда-то действительно послужили во благо. Впрочем, даже просто оказавшись в чистых руках, кровавое золото может стать непосредственным участником трагедии…

 
Не поймёте? Хотя бы поверьте!
Наказанье для вас и награда —
Пограничье для жизни и смерти
Постоянно находится рядом…
 

Мастер всегда действует исходя из принципа неопределённости, именно поэтому он никогда не ждёт благоприятных условий, а воплощает своё Служение, адекватно реагируя на непредсказуемые перемены. Большинство мирян, да и Идущих тоже, поступают совсем иначе! Людям свойственно замирать в надежде на приход удачи, верить в приметы, остро и болезненно реагировать на трудности и неприятности.