Текст книги "В тени богов. Императоры в мировой истории"

Доминик Ливен
В тени богов. Императоры в мировой истории

Эта книга посвящается кембриджскому Тринити-колледжу: его деканам и преподавателям, его студентам и сотрудникам, которые сделали мои годы в колледже весьма приятными и продуктивными.

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© Dominic Lieven, 2022

© Е. Фоменко, перевод на русский язык, 2024

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2024

© ООО “Издательство ACT”, 2024

Издательство CORPUS ®

Предисловие и благодарности

Это книга об императорах. Вероятно, большинство читателей возьмет ее в руки, полагая, что им известно, кто такой император. Более губительной иллюзии не найти. Императоры бывают очень разные. Империя – одно из самых неоднозначных понятий в истории и политике. В первой главе я рассмотрю эти вопросы подробнее. Пока же я лишь скажу, что в моей книге речь идет о наследственных держателях верховной власти во многих наиболее могущественных и значимых политических общностях в истории. В теории это всемирная история императоров. На практике до XVI века я рассматриваю только императоров Евразии и Северной Африки. Дошедшие до нас источники не позволяют историку достаточно много узнать о личности императоров Северной и Южной Америки и Черной Африки, правивших до этого времени. И без того гигантские масштабы проекта ввергали меня в совершенное отчаяние, и потому я не стал раздвигать его рамки еще дальше за пределы своей зоны комфорта.

Очевидно, что в процессе работы с такими обширными темами опускать приходится куда больше, чем включать в исследование. Даже некоторые значимые евразийские империи упоминаются на страницах этой книги лишь мельком. В первую очередь к ним относятся Византия, государства Каролингов, Сельджуков, Сасанидов, а также ряд империй Юго-Восточной Азии. Даже в тех империях, которые я выбрал для изучения, мне приходится сосредоточиваться на определенных эпохах и правителях. Порой бывает сложно удержаться от того, чтобы не рассмотреть империю в период ее расцвета. Почти каждое предложение в этой книге можно развить в целый абзац. Едва ли не каждое утверждение необходимо снабжать целой серией замечаний, исключений и оговорок. Роль императоров в мировой истории – всеобъемлющая и увлекательная тема, и, завершая книгу о ней, практически невозможно не ощущать горечь поражения. Если большинство читателей сочтет мой труд героическим, местами любопытным и наводящим на размышления, но вместе с тем провальным, я буду более чем удовлетворен.

Разумеется, в том, как я подхожу к этой теме и расставляю акценты, находит отражение мой профессиональный и жизненный опыт. В академическом мире я прежде всего специалист по истории Российской империи и истории международных отношений. Геополитика, дипломатия и война занимают в этой книге важное место, что, на мой взгляд, вполне заслуженно, учитывая их значимость для правителей. Мой личный опыт многообразен, но моя жизнь всегда была связана с империями. В моем детстве и отрочестве притаились Ирландия, Британская Индия, Российская империя и общность балтийских немцев. В тот период во мне доминировали британско-имперская и католическая идентичности, но в конце 1960-х и начале 1970-х годов они по большей части исчерпали себя. Оставшуюся после них пустоту заполнила Российская империя – мир предков моего отца, изучению которого я посвятил почти пятьдесят лет своей жизни. И все же царская Россия никогда не занимала меня целиком. В 1991 году правительство Латвии великодушно восстановило меня в гражданстве, которое отец потерял в 1940 году, когда Сталин аннексировал его родину. Воодушевившись падением Берлинской стены и восстановлением Центральной Европы, я назвал своего сына Максимилианом Леопольдом – в честь моего крестного отца, австрияка по происхождению, и династии Габсбургов, олицетворяющей великую центральноевропейскую историю.

Воспоминания об империи в нашей семье вовсе не были исключительно триумфаторскими. Получив превосходное по своей глубине и гуманизму образование в великолепном французском государственном лицее, мой отец по своему мировоззрению склонялся к парижским интеллектуалам левого толка и почти не испытывал ностальгии по старому режиму. Все империи, которым служила моя семья, в итоге пали, и их крах обернулся хаосом. Кроме того, семья моего отца никогда не считалась в полной мере русской в современном смысле слова, англичан среди моих предков не было вовсе. Детьми мы каждое лето по несколько недель гостили у Хьюберта Батлера неподалеку от Килкенни[1]1
  Килкенни — самый маленький город в Ирландии, расположенный на юго-востоке острова. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Хьюберт принадлежал к побочной ветви протестантского дворянского рода, восходящего к герцогам Ормонд. Тем не менее он был известным гэльским ученым и убежденным, хотя и неординарным, патриотом Ирландии. С подростковых лет я запомнил просторные ирландские дома, где было влажно и холодно, что объяснялось не только традицией, но и нуждой. Самым странным из них был особняк Клоналис в Роскоммоне – это резиденция семейства О’Конор Дон, потомков верховных королей Ирландии, которые правили страной в XI веке до прихода англичан. Там стояли кровати с балдахинами, и стоило заспаться в одной из них, как можно было оказаться разбуженным группой американских туристов, приехавших в Ирландию в поисках своих корней. С другой стороны, поднимаясь на верхний этаж особняка в дождливый день – а Роскоммон, пожалуй, самое дождливое графство в Ирландии, – не лишним было захватить зонтик.

Самым интересным из моих прадедов и единственным, принадлежавшим к среднему классу, был Прингл Кеннеди. Он родился в Индии и едва не погиб во время восстания 1857 года. Успешный барристер и прекрасный ученый-любитель, он проявил немалую смелость для человека своего класса и эпохи – после смерти моей прабабушки женился на индианке. В 1908 году индийский националист убил ее вместе с бабушкиной сестрой, приняв их экипаж за экипаж неугодного британского чиновника. По разным причинам ни в британском, ни в индийском репортажах об убийстве – а это дело вызвало немалый резонанс – не упоминалось об индийском происхождении одной из двух жертв.

Более половины жизни я женат на японке и провожу в Японии не менее трети каждого года. Это многому меня научило. Из Токио прошлое, настоящее и будущее выглядят совсем иначе. Не так давно у меня появился зять с еврейской кровью, а моей снохой стала почти стопроцентная филиппинка. Эта книга писалась главным образом в нашем загородном доме, стоящем на возвышенности, которую одни назовут высоким холмом, а другие – небольшой горой, в зависимости от того, насколько романтическое у них настроение. Из окон моего кабинета открывается вид на величественную и прекрасную Фудзияму. В ясный день все просматривается на полторы сотни километров вперед, до самого Тихого океана и дальше. Во время пандемии для ученого там был рай. Разумеется, ужасы пандемии нарушили привычный ход жизни. Я хочу воспользоваться возможностью и отдать должное двум моим дорогим друзьям – профессорам Хари Васудевану и Дэвиду Уошбруку, которые скончались в этот период. В долгосрочной перспективе, однако, рейтинги Дональда Трампа вызывали даже большую тревогу, чем пандемия. Я жил на ежедневной порции статей в Financial Times и неограниченном запасе бутербродной пасты Marmite, пристрастие к которой сразу выдает в человеке англичанина.

Во всем этом буйстве взаимоисключающих идентичностей и подданств я никогда не сомневался в одном. Я – британский, а точнее кембриджский историк. Многим из того, что я ценю больше всего в жизни, я обязан образованию, которое получил на историческом факультете Кембриджского университета. Я глубоко признателен своим учителям (многие из которых уже умерли): Дереку Билзу, Нилу Маккендрику, Генри Пеллингу, Саймону Шаме, Джонатану Стейнбергу и Норману Стоуну. В этот список стоит включить и Кристофера Бейли, одного из лучших и самых великодушных историков, с которыми мне довелось общаться. Также с глубоким уважением и благодарностью я вспоминаю своего научного руководителя Хью Сетона-Уотсона, своего крестного отца в научном мире Леонарда Шапиро из Лондонской экономической школы и своего учителя истории Десмонда Грегори из школы Даунсайд.

Рукопись этой книги прочли несколько моих друзей и коллег. Акценты в ней расставил я, и все ошибки тоже на моей совести, но без помощи этих читателей все было бы гораздо хуже. В их числе Питер Фибигер Банг, Перун Дёйндам, Алан Форрест, Карт Фауден, Джанет Хартли, Глен Рангвала и Питер Саррис. С ролью моего научного ассистента прекрасно справился Джумхур Бекар, который также при поддержке моего бывшего аспиранта Серкана Кеджеджи провел мне чудесную экскурсию по Стамбулу. На финальных этапах работы, когда я мучился с дьявольскими технологиями (ИТ), мне очень помогла Ниведита Чакрабарти. Мне также хочется отметить помогавших мне Кристофера Кларка, Джонатана Дэйли, Оливера Хардта, Джона Холла и Николаса Постгейта. Мои друзья Кё-дзи Комати и Ехиро Токугава оказали мне большую поддержку в Японии, за что я им очень благодарен. Жерар Робо и куратор Версальской городской библиотеки Венсан Хегеле провели поистине незабываемую индивидуальную экскурсию по закулисью Версальского дворца и среди прочего показали мне королевскую библиотеку, мастерскую Людовика XVI и покои мадам Помпадур и мадам Дюбарри. Несколько сотрудников Financial Times помогали мне проводить параллели между моей темой и современными проблемами лидерства и геополитики. Вместо того чтобы перечислять их поименно, мне, пожалуй, стоит поблагодарить их работодателя. Сегодня нечасто встретишь ежедневную газету, которую я готов читать и анализировать по полтора часа.

Огромное спасибо моему агенту Наташе Фэйруэзер и моим издателям Венди Вуд и Саймону Уиндеру. Комментируя мою рукопись, Саймон руководствовался не только долгом службы, и благодаря этому книга стала гораздо лучше, чем могла бы быть. Огромное спасибо за усердие моему зоркому выпускающему редактору Ричарду Мэйсону, а также Еве Ходжкин и Сесилии Маккей. Мои близкие на протяжении многих лет безропотно сносят мою одержимость императорами. Моя жена мирится с жизнью в домах, где на стенах висят портреты Романовых и правителей империи Цин, а гостиные полны огромных матрешек, которые искусно расписаны в Москве и славят, в частности, Габсбургов, Османов, Великих Моголов и цинских монархов. Она тихонько возмутилась, лишь услышав вежливую просьбу разместить в нашей спальне третью партию российских и австровенгерских линкоров додредноутного типа (чудно воссозданных в дереве вьетнамскими судостроителями).

Самое большое спасибо за помощь при работе над этой книгой я говорю в самом конце. Я благодарен кембриджскому Тринити-колледжу. Восемь лет я проработал в Тринити старшим научным сотрудником – иными словами, я фактически был профессором-исследователем, избавленным от административной и преподавательской нагрузки. Нечего и говорить, что такое привилегированное положение не занимает почти ни один другой профессор гуманитарных наук в британском академическом мире. Учитывая, какое у меня плохое зрение, эта книга просто не могла быть написана, если бы мне приходилось выполнять обычное количество административной и преподавательской работы. Получается, что Тринити-колледж буквально позволил этой книге появиться на свет. В более широком смысле восемь лет, проведенных в Тринити, оказались для меня чрезвычайно плодотворными и приятными благодаря моим коллегам и деканам (лорду Мартину Рису и сэру Грегори Уинтеру), студентам-историкам и чудесным сотрудникам колледжа, которые помогали мне во всех начинаниях. Я посвящаю эту книгу всем им, но главное – самому Тринити-колледжу.

К благодарностям следует прибавить и извинения. Еще когда я начинал работу над своей прошлой книгой “Навстречу огню. Империя, война и конец царской России”, я чувствовал, что испытываю все более серьезные проблемы со зрением и координацией. Они значительно усугубились в ходе напряженной работы со старыми рукописями и микрофильмами в российских архивах. Вернувшись из архивов, я целый месяц был вообще не в состоянии читать. Впоследствии мне стало лучше, и, работая над этой книгой, я мог читать по шесть часов в день, если соблюдал осторожность. Этого времени едва хватало для создания книги такого объема. Когда я только приступил к работе, Фредерик Паулсен сделал в мой адрес невероятно щедрое пожертвование, чтобы я основал фонд помощи российским историкам (в первую очередь молодым). Для меня было огромной честью руководить этим фондом из Лондонской экономической школы, где я прежде работал, это придало моей жизни дополнительный смысл и повысило ее ценность. Разумеется, однако, из-за этого нагрузка на мои глаза возросла, а времени у меня стало меньше. Опытные ученые тонут в просьбах прочесть рукопись, написать рекомендацию, оценить диссертацию, войти в комиссию по назначениям на должности, дать совет и оказать поддержку. Мне быстро стало ясно, что если я продолжу реагировать на эти просьбы, как раньше, у меня не останется шансов написать эту книгу. В последние шесть лет я продолжал поддерживать бывших студентов и близких коллег и всегда старался помогать в тех случаях, когда без моих знаний действительно было не обойтись, но мне пришлось отклонять гораздо больше просьб, чем хотелось бы.

Одновременно с этим я прошу прощения у многих ученых, труды которых были мне полезны, но имен которых я не упомянул в примечаниях. Эта книга родилась за шесть лет, но в ней подводится итог почти всему, что я изучал, о чем писал и что преподавал за свою практически полувековую карьеру. Если бы я перечислил все работы, на которые опирался, итоговая библиография оказалась бы во много раз длиннее самой книги. В связи с этим я вынужден был указывать лишь источники прямых цитат, а также работы, без упоминания которых меня можно с легкостью обвинить в плагиате. В очень краткий список дополнительного чтения я включил в основном сочинения на английском языке.

Учитывая невероятную сложность выбранной темы, я также предпочел для книги самую простую структуру и решил в своем повествовании по возможности придерживаться хронологического принципа. Без исключений из правила не обошлось. В главе I вводятся темы, которые развиваются в последующих главах. В ней объясняется, в чем состоит работа императора, и перечисляются факторы и качества, которые могут способствовать как успеху, так и провалу императорской власти. Далее в книге эти вопросы рассматриваются на конкретных примерах, что предполагает не только знакомство с характерами людей и династическими традициями, но и понимание того, с какими сложностями сталкивались те или иные императоры, какие ресурсы были им доступны и какие возможности им открывались.

Главы со II по VI посвящены тысячелетиям с момента появления первых империй до краха (Западной) Римской империи и империи Хань в Китае в период между III и V веком н. э. В главах со II по IV я рассматриваю императорские монархии Ближнего Востока и Средиземноморья с древнейших времен до Рима. В главе V рассказывается об империи Маурьев в древней Индии, а в VI – о возникновении и становлении империи в древнем Китае. В западной историографии весь этот период традиционно называется Древностью, или Древним миром. В западном представлении идея о резком переходе от этой эпохи к следующей кажется вполне логичной. После падения Рима в Европе целую тысячу лет практически не было империй, что в результате привело к формированию глубоко укорененной неимперской традиции на западной оконечности Евразии. Об окончании древности в Европе громко возвестило и появление ислама. Гораздо сложнее увидеть резкий переход от империи Хань к империи Тан в Китае. Определяя структуру и периодизацию в этой книге, я главным образом руководствовался соображениями удобства, а не пытался изложить свой план истории.

Кочевые империи, которые рассматриваются в седьмой главе, выбиваются из хронологии книги. В этой главе охватывается весь период с начала первого тысячелетия до нашей эры до XV века н. э. В эти 2500 лет военная мощь кочевников играла важнейшую роль в истории и геополитике (этим термином я обозначаю влияние географии на политику и порядки) Евразии и Северной Африки. Одна из последних кочевых держав – империя Великих Моголов – также была крупнейшей на тот момент империей в истории, которую впоследствии превзошла лишь Британская.

В главах VIII и IX внимание уделяется двум величайшим нестепным императорским монархиям, существовавшим в тысячелетие с гибели Древнего мира до эпохи, которую историки часто называют ранним Новым временем и отсчитывают от XVI века н. э. Это империи Тан и Сун в Китае и Исламский халифат. Главы с X по XIV посвящены пяти величайшим императорским монархиям так называемого раннего Нового времени, а именно Габсбургам, Османам, Великим Моголам, Цинь и Романовым. Есть некоторые основания для того, чтобы отделить эту эпоху от предыдущего периода. После испанского завоевания Америки в XVI веке началась история, которую можно назвать Всемирной. Одновременно кочевники резко потеряли свое военное могущество, что привело к постепенной трансформации евразийской геополитики. Ко второй половине XVIII века Европа распространила свое влияние по всему миру. Тем не менее на протяжении большей части периода, рассматриваемого в этих пяти главах, история грандиозных евразийских империй Великих Моголов и Цинь определялась местными факторами, а не европейским влиянием и не европейской властью. По очевидным географическим и геополитическим причинам в случае с Османами и Романовыми ситуация обстояла несколько иначе. В посвященных этим двум великим императорским монархиям главах я уделяю большое внимание их конкуренции с Европой, а также множеству других вопросов.

Когда читатель доберется до глав XV и XVI, периодизация станет более четкой. В главе XV речь пойдет о последних двух поколениях династии Габсбургов до Великой французской революции, а затем о самой революции и Наполеоне. Идеология Великой французской революции часто считается одним из двух ключевых элементов Нового времени. Другой, еще более существенный, – промышленная революция. В главе XVI рассматриваются императорские монархии в период с 1815 по 1945 год, когда Европа правила миром, а общество, культура и политика претерпевали изменения под влиянием двух великих революций Нового времени. Есть фундаментальное различие между земледельческими и скотоводческими обществами и экономиками, которые питали империи до XIX века, и миром, сформированным промышленной революцией. В той же главе среди прочего говорится о том, что в эту радикально новую эпоху священные наследственные императорские монархии потеряли жизнеспособность. Кроме того, в ней отмечается, что стратегии и решения императорских монархий, которые должны были помочь им пережить испытания этого периода, обладали огромной важностью в свое время и оставили немало отпечатков на нашем современном мире.

Глава I
Сущность императора

Эта книга – коллективная биография императоров и анатомия наследственной императорской монархии как формы правления. Империи и императорские монархии существуют с древних времен, но последние настоящие императоры исчезли в XX веке. В этой книге я излагаю историю империй, существовавших на протяжении тысячелетий на большей части планеты. Книга основана на противоречии. Чтобы разобраться в такой обширной теме, не обойтись без понятий, сравнений и обобщений. Но речь в этой книге идет не столько о самих империях, сколько о людях, которые ими управляли. В известной мере мы можем сравнивать и делить императоров на отдельные группы и категории. Например, некоторые династии соблюдали особые традиции. Но в конечном счете монархи были людьми, и огромное значение имели их личности. Можно рассматривать эту книгу как вклад в старый спор о роли объективных сил и личности в истории¹.

Порой за обедом в кембриджском Тринити-колледже коллеги, специалисты по естественным наукам, задавали вопросы о моих исследованиях. Я пытался объяснить, что мы с ними занимаемся схожими вещами. Они часто экспериментировали с тем, как материалы ведут себя при экстремальных температурах, я же проверял, как ведут себя в экстремальных условиях люди. Императорский статус нередко становился для человека испытанием на прочность. Результаты порой поражали воображение. Здесь, пожалуй, хватит и одного счастливого примера. Работая над этой книгой в разгар пандемии и сидя в изоляции в своем доме на горе в Японии, я следил за международными новостями на сайте ВВС. Много месяцев перед новостными заметками то и дело появлялся видеоролик, в котором несравненная премьер-министр Новой Зеландии Джасинда Ардерн говорила, что стала лишь второй в истории главой государства, родившей ребенка в период пребывания в должности. Ее намерение – подать пример молодым женщинам – было прекрасно, но меня смущало, что за скобками осталась история австрийской императрицы Марии Терезии (1740–1780[2]2
  Здесь и везде, помимо оговоренных случаев, указываются даты правления. (Прим. ред.)


[Закрыть]). Когда в возрасте двадцати трех лет она взошла на престол, у нее не было ни опыта управления государством, ни необходимой подготовки. Ее отец, император Священной Римской империи Карл VI, считал, что женщины не годятся для такой работы. В связи с этим он ввел в состав императорского совета не свою дочь, а ее мужа – герцога Франца Стефана Лотарингского. Мария Терезия всей душой любила Франца Стефана, но после смерти своего отца в 1740 году быстро дала понять, что главной отныне будет она. В ее империю вторглись четыре вражеские армии – прусская, французская, баварская и саксонская, – поскольку оспорить право женщины на престол было несложно. Смелость и великолепные лидерские качества Марии Терезии спасли ее империю от катастрофы. Она пребывала на престоле сорок лет, играя главную роль в правительстве и администрации, и оставила после себя империю, которая стала не только более могущественной и процветающей, но и более гуманной, чем прежде. За эти годы Мария Терезия родила шестнадцать детей. Каково ей было жить такой жизнью и занимать столь экстраординарно высокий пост? Какие качества помогали ей успешно справляться со своей ролью? Вот ключевые темы моей книги.

Большая часть из того, что известно об императорах, связана с их деятельностью. Даже сегодня характеры лидеров часто скрываются за тем, какой пост они занимают, и тем, к чему их обязывает положение. Личность императора даже с большей вероятностью терялась на фоне величия той роли, к которой его обычно готовились с детства и которую он играл до самой смерти. Даже в современности ореол и легитимность монархии предполагают элемент загадочности. В прошлом это было еще более значимо, поскольку монарх, как правило, был и полубогом, и верховным политическим лидером. Ни один монарх не мог безбоязненно делиться сокровенными мыслями со своими подданными, хотя есть и несколько исключений. В целом, чем глубже мы погружаемся в историю, тем более сакральными становятся свидетельства о людях, которые скрывались за масками монархов. Тем не менее у нас достаточно данных, чтобы я мог нарисовать законченные и достоверные портреты некоторых императоров. Как всегда бывает с людьми, их характеры формировались под влиянием унаследованных генов, особенностей воспитания и культурных норм их семей, обществ и эпох. Моя задача – поместить их личности в контекст проблем, ограничений и возможностей, с которыми они сталкивались².

Я изучаю разные аспекты императорской монархии на протяжении большей части своей научной карьеры. И даже с учетом этого размах и сложность моей книги делают работу над ней настоящим испытанием. В этой главе я пытаюсь провести читателя по огромному и хитросплетенному ландшафту. К счастью, на этом ландшафте немало общих элементов. Императоры часто сталкивались с похожими проблемами. Они часто применяли сравнимые средства и тактики для достижения своих целей. Всех их сдерживали серьезные и порой типичные ограничения. Самые очевидные из них – внешние: несовременные коммуникации, а также могущество других держав и интересы различных сил внутри государства. Были и внутренние ограничения, включая личные ценности и интеллектуальные горизонты императора. Далее я познакомлю читателя с ключевыми темами книги, к которым относятся жизненный цикл человека, динамика семейной политики, роль женщин, проблема престолонаследия и подготовка наследников.

Объединяющей темой в этой книге служит и лидерство. У императоров лидерство обычно проявлялось во множестве ипостасей. В разной степени и разных комбинациях императоры могли быть священными символами, военачальниками, политическими лидерами, главными операторами машины управления, главами семьи и администраторами, которые руководили многими компонентами “мягкой силы”, имеющими ключевую важность для выживания любого режима. Изучение варьирующего и меняющегося баланса между этими элементами императорской власти у разных монархов, в разных династиях, а также в разные периоды – одна из главных задач моей книги.

В императоре соединялись четыре ключевых элемента. Во-первых, он был человеком – в подавляющем большинстве случаев мужчиной. Во-вторых, он был лидером. В-третьих, он был наследственным монархом. В-четвертых, он правил империей. В этой книге, особенно в биографических заметках об императорах, все четыре элемента сливаются воедино. Но пока нам полезно рассмотреть их в отдельности, чтобы понять, кем были императоры и чего требовала их роль.

Самое важное сходство между императорами вместе с тем и наиболее банально. Императоры были людьми. Следовательно, они нуждались в удовлетворении базовых человеческих потребностей в пище, воде, сне и сексе. Люди – общественные животные, и большинству императоров необходима была компания и даже дружба. Они также обычно умели ценить красоту и чувствовать любовь. Каждый этап человеческой жизни имеет свои особенности. Ребенок уязвим, юноша пытается самоутвердиться, в зрелости человек может черпать мудрость из опыта, а старики теряют физическую и психическую выносливость. Будучи людьми, императоры не жили долго и должны были мириться с грядущей смертью, но вместе с тем размышляли о загадке рождения и плодовитости людей, животных и растений. С незапамятных времен императоры, как и другие люди, смотрели на звезды и задумывались о смысле жизни и связи между землей и небесами.

Разумеется, природа человека и прежде всего его психика менялись на протяжении тысячелетий, которые охватывает эта книга. В доисторические времена монархи по большей части считались полубогами, которые становились посредниками между земными людьми и духами природы, миром, населенным призраками предков, и небесными силами, руководящими жизнью на земле. Эти монархи обеспечивали связь с такими таинственными стихиями, как солнце, огонь и плодородие. Выражаясь современным языком, они были шаманами. Сегодня на престоле остается лишь один император – японский монарх Нарухито. С точки зрения статуса и древности традиции, из современников с ним могут соперничать разве что королева Великобритании Елизавета II[3]3
  На момент написания книги Елизавета II была действующим монархом, скончалась в сентябре 2022 года. (Прим. ред.)


[Закрыть] и король Испании Филипп VI. Как и в случае со всеми более старыми европейскими династиями, британские и испанские монархи – потомки вождей воинственных племен, которые были в некотором роде цивилизованы одной из великих религий спасения, христианством. Родословная императора Нарухито восходит к более древнему и анимистическому миру священной монархии³.

В период примерно с 500 года до н. э. до 700 года н. э. возникли великие религии и этические системы, которые и сегодня в значительной степени определяют основные культурные зоны мира: буддизм, индуизм, конфуцианство, христианство и ислам. Все великие империи в свое время принимали ту или иную из этих религий. В Китае постепенно сформировался синтез конфуцианства и буддизма. Эти религии давали правителям объяснение смысла жизни, некоторое внутреннее спокойствие и осознание собственного предназначения, а также этическую систему и космологию. Но при этом им приходилось сосуществовать с более древним миром магии и астрологии. До XVI века даже христианские и исламские богословы признавали, что звезды могут быть частью божественного послания и замысла. Научная революция и эпоха Просвещения подорвали эту веру и привели к фундаментальному сдвигу в образе мышления. Немало сходств – как по характеру, так и по проводимой политике – наблюдается между римским императором Юлианом I Отступником (361–363) и австрийским императором Иосифом II (1765–1790). Оба были умными и рассудительными людьми, но порой их раздражительность и нетерпимость граничили с истерией. В отличие от большинства наследственных императоров они взошли на престол, имея радикальные планы внутренних реформ. Юлиан хотел восстановить язычество, а Иосиф намеревался провести фундаментальные преобразования, основанные на принципах Просвещения – практичности, единообразия и прогресса. В обоих случаях внутренняя политика императоров потерпела крах из-за их амбициозных планов на внешней арене и развязанных в связи с этим войн. Следовательно, в некотором роде Юлиан и Иосиф прекрасно поддаются сравнению. Но огромная пропасть разделяет мир древних языческих богов и неоплатонической метафизики, в котором жил Юлиан, и секулярный, утилитарный и рациональный мир Иосифа, основанный на идеалах Просвещения⁴[4]4
  О магии, астрологии, Юлиане и Иосифе см. далее в этой книге: гл. 2, 5,12,15. (Прим. авт.).


[Закрыть].

Свойственное человеку порой оборачивалось драмой, когда речь шла об императоре. Человеку, который был властителем всего, на что падал его взгляд, мириться со смертью было, возможно, даже тяжелее, чем простым смертным. Некоторые монархи погибали, по доброй воле принимая снадобья, чтобы обрести вечную жизнь. Великие религии – буддизм, индуизм, христианство, зороастризм и ислам – давали ответы на вопросы смерти и бессмертия. Но даже в таком случае одной из причин, по которым императоры строили гигантские дворцы, мавзолеи и монументы, было их стремление оставить свой след в веках. Получив образование у ведущих деятелей культуры и располагая огромными средствами, императоры часто покровительствовали лучшим художникам и музыкантам своего времени.

Роль покровителя давалась монарху значительно проще, чем роль друга. Дружба обычно предполагает некоторую степень равенства, а также возможность добродушно подшучивать над товарищем, подкалывать и критиковать его. Неуверенный или ревнивый правитель порой особенно страстно желал дружбы, но презирал всякого, в чьем поведении виделась некоторая близость, не говоря уже о равенстве. Некоторые наставники принцев предупреждали их, что по восшествии на престол они не смогут больше иметь настоящих друзей. С другой стороны, во II веке н. э. римские философы утверждали, что четыре великих императора классического периода в истории Рима (Траян, Адриан, Антонин Пий и Марк Аврелий) были невосприимчивы к лести, поскольку открылись для настоящей дружбы. В римской аристократической культуре император обычно воспринимался какрптш inter pares — первый среди равных. Большинство имперских традиций не отличалось таким “эгалитаризмом”. Поиск друзей для монарха мог оказаться изматывающим и тщетным. Учитывая потенциальное влияние и покровительство монарших друзей, этот поиск также мог иметь великие политические последствия. Еще больше опасностей таило в себе стремление монарха к сексу и любви. Людовик XIV (1643–1715) предупреждал своего наследника, что тому ни в коем случае нельзя допускать, чтобы его друзья превращались в фаворитов и получали контроль над каналами информации и протекции, на которых была основана королевская власть. Еще хуже, если в этом положении оказывалась любовница, ведь ее чары, присущие женскому полу, позволяли ей исключительно умело манипулировать монархом⁵.