Текст книги "В тени богов. Императоры в мировой истории"

Через год после восшествия на престол Мария Терезия столкнулась с острым кризисом. Французские, прусские, баварские и испанские войска оккупировали некоторые области ее империи. Зимой 1741–1742 годов казалось, что Габсбургская империя распадется, а Мария Терезия останется разве что королевой Венгрии. Габсбургов спасла умелая дипломатия, благодаря которой им удалось расколоть стан противников и заручиться поддержкой британцев и голландцев. “Стратегическая глубина” империи позволила ей мобилизовать огромные ресурсы из своих южных (земли Военной границы) и восточных (венгерских) провинций, не пострадавших при вторжении. Это было возможно лишь потому, что Османы сохраняли нейтралитет и не представляли угрозы. При разрешении этого кризиса Мария Терезия проявила огромную смелость, энергичность и политическое мастерство. Самым знаменитым эпизодом в рамках предпринятых императрицей мер стала ее коронация в Венгрии, которую она совместила с небывалым, прямым и эмоциональным, обращением к венгерским элитам в поисках поддержки. Один историк называет ее воззвание к венгерскому парламенту “переворотом в связях с общественностью”. Оно, несомненно, в лучшем свете выставило ее театральные качества и способность играть на эмоциях. В 1740–1745 годах Мария Терезия была на коне. Позже ее друг и наставник граф Эммануэль Сильва-Тарука вспоминал, что в тот период молодой императрице нужно было “постичь азы правления”. Она работала за четверых, каждый год рожала по ребенку и все же находила силы скакать верхом, танцевать, появляться в свете и поднимать всем дух своим очарованием, энергичностью и готовностью поддержать разговор: “Она на все находила время и все делала отлично”¹⁴.

Мир наконец-то наступил в 1748 году, но ради него пришлось отдать Силезию, и следующие пятнадцать лет Мария Терезия старалась вернуть провинцию и наказать Фридриха II за вероломство. Готовясь отомстить Пруссии, она сосредоточилась на трех основных сферах: внутреннем управлении и финансах; военном деле и дипломатии. Императрица провела в австрийских и богемских провинциях радикальные административные реформы, которые удвоили доходы государства. Она сыграла на чувстве вины некоторых провинциальных областей за предательство в ходе войны, а также на повсеместном страхе завоевания протестантским и эксплуататорским режимом Фридриха. Новые доходы были направлены на создание армии, равной по размеру и не слишком уступающей по качеству прусской. Что особенно примечательно, граф (позже князь) Венцель Антон Кауниц, один из самых искусных политиков и дипломатов в Европе XVIII века, собрал Австрию, Францию, Россию и Швецию в коалицию против Пруссии. Его главным достижением стало привлечение в союз Людовика XV, которого он уговорил забыть о многовековой вражде Франции с Габсбургами¹⁵.

Эта коалиция была значительно сильнее Пруссии и должна была гарантировать победу в Семилетней войне 1756–1763 годов. Но этого не произошло из-за некомпетентности французских военачальников, проблем при координировании австрийских и российских военных операций и просто невезения. Осторожность габсбургского высшего командования, в котором не было единства, также сыграла немалую роль. Будучи женщиной и сидя в Вене, императрица могла лишь распекать своих военачальников и умолять их пожертвовать личными амбициями во имя высшей (то есть ее) цели. Фридрих II, напротив, как суверен и полководец, мог подавлять разногласия между военачальниками и насаждать собственные агрессивные взгляды. Колоссальные затраты на ведение Семилетней войны и провал неуязвимой, казалось бы, коалиции, навсегда отбили у Марии Терезии охоту воевать. Но это нисколько не умалило ее веры в Кауница, который в 1760-1770-х годах стал самым влиятельным ее советником не только по внешней политике, но и по важным внутренним вопросам¹⁶.

В 1765 году умер Франц Стефан, и императрица впала в отчаяние. На троне императора Священной Римской империи его сменил старший сын Иосиф II. Верный идеалам логики, практичности и реальной политики, новый император был равнодушен к этому титулу. Гораздо важнее для него было то, что он стал соправителем габсбургских земель. Хотя принятие политических решений оставалось прерогативой Марии Терезии, в последние пятнадцать лет ее правления влияние Иосифа становилось все сильнее. Мать и сын редко соглашались друг с другом. Отчасти это объяснялось столкновением двух волевых личностей, воспитанных для осуществления суверенной власти. Поколенческий разрыв между ними приводил к расхождению во взглядах по ключевым вопросам, особенно в сфере религии: Мария Терезия была истинным носителем габсбургского контрреформационного пиетизма и барочной культуры, а Иосиф – поборником утилитаризма и логики эпохи Просвещения. На внешней арене воинствующее стремление Иосифа к реальной политике часто тревожило и ужасало его мать. Различались и их подходы к управлению государством. Мария Терезия опиралась на личные связи, культивируя доверие и верность. Иосиф был печально знаменит своим неумением общаться с людьми и полагал, что управление страной равнозначно переключению рычагов бюрократической машины. Их отношения становились еще более нестабильны и эмоциональны в силу того, что мать и сын по-своему любили друг друга, а потому, не находя понимания, чувствовали себя отверженными и даже преданными¹⁷.

Третьим столпом этого необычайного триумвирата был князь Кауниц. Иосиф разделял материнское восхищение его умом: ничего не изменилось и после смерти Марии Терезии, когда Иосиф стал единоличным правителем, а Кауниц остался практически единственным советником, которого он хоть в какой-то степени уважал. В период соправления канцлер выступал в качестве посредника и уравнителя для двух Габсбургов. Это было испытанием для нервов князя, но повышало его влияние и незаменимость. Кауниц был эксцентричным и тщеславным человеком, который крайне болезненно воспринимал любую обиду, стоило только ему ее заподозрить. Он также был невротическим ипохондриком, боялся свежего воздуха и дождя, а при столкновении с кризисом нередко предпочитал и вовсе не вставать с постели. Отношения между тремя фигурами, стоявшими во главе габсбургского правительства, были полны эмоциональных вспышек и угроз отойти от дел, сложить с себя полномочия и отречься от престола. Они напоминали хорошую оперу. Герои и либретто в ней были великолепны, но нельзя допускать, чтобы их обаяние отвлекало внимание от режима, который они возглавляли. Марии Терезии никогда не приходило в голову исключить Иосифа из претендентов на престол. Иосиф не мог и подумать о том, чтобы сместить мать, прибегнув к лазейке в законах. Немыслимо было и вмешательство армии в династическую политику. Европейское династическое право к тому времени уже глубоко укоренилось в повсеместно признаваемых идеях о законе и легитимности. Долгое пребывание во главе Священной Римской империи – одной из наиболее конституционных из всех империй в истории – придавало этой европейской традиции специфически габсбургский колорит¹⁸.

Несмотря на многочисленные распри и разногласия между лидерами, в последние годы правления Марии Терезии габсбургский режим достиг довольно многого. Доходы центрального аппарата возросли с 35 миллионов флоринов в 1763 году до 50 миллионов в 1780-м. Численность армии увеличилась до 300 тысяч человек, а построенная в Богемии крепостная линия предотвратила попытку вторжения, предпринятую Фридрихом II в 1778–1779 годах. Институты центральной власти стали работать значительно согласованнее и эффективнее, и впервые растущий управленческий аппарат на провинциальном и окружном уровнях позволил империи успешно участвовать в делах крестьян. Ключевой мотив правления Марии Терезии заключался в осознании того, что государству нужно забирать у крестьян больше излишков продукции, чтобы выжить в конкурентном мире европейской геополитики. По мере распространения бюрократии на местах Мария Терезия все лучше понимала, что простое усиление эксплуатации крестьянства аморально и неэффективно. Ужасный голод 1770–1771 годов окончательно убедил ее в этом. Дополнительными аргументами для императрицы стали подробные доклады Иосифа о его инспекционных поездках по провинциям. В последние годы своего правления Мария Терезия двигалась в направлении радикальных реформ, разработанных для улучшения правового и экономического положения крестьянства.

Величайшим успехом императрицы, пожалуй, стала трансформация системы начального образования, которую она считала чрезвычайно важной. К концу ее правления в стране работало 6 ооо школ, в которых обучалось более 200 тысяч учеников, и число хорошо подготовленных учителей стремительно увеличивалось. Главным советником Марии Терезии по вопросам реформы образования был Иоганн Фельбигер, монах-августинец из Пруссии. Это один из многих случаев, когда императрица черпала опыт за пределами владений Габсбургов и их традиций. Но к 1770-м годам ее усилия привели к формированию хорошо образованной отечественной бюрократической элиты, ориентированной на реформаторскую, но умеренную повестку немецкого Просвещения. Эта элита стремилась к государственным преобразованиям для повышения экономического, правового и культурного уровня масс, а вместе с тем и для повышения общего уровня экономического благосостояния и доходов правительства.

К ней, в частности, принадлежал Франц фон Грайнер, который занимал ключевой пост в габсбургском правительстве и управлял радикальной реформой начального образования, несмотря на серьезное сопротивление администрации и аристократии. Грайнер – прекрасный пример человека, который сочетал гражданские ценности и профессиональную компетентность современного чиновника с глубокой личной преданностью монарху и почти религиозным преклонением перед ним. Его женой была Шарлотта Иеронимус, которая одевала и причесывала Марию Терезию и читала ей, являясь одной из самых верных и самых доверенных служанок императрицы. Мария Терезия спасла некоторое число протестантских сирот, крестила их в католичество, дала образование и помогла найти работу. Шарлотта Иеронимус оказалась самой умной и способной из этих детей. История Франца фон Грайнера и Шарлотты Иеронимус отражает двойную роль императрицы, которая была одновременно и исполнительным директором габсбургской монархии, и католической матерью своего народа¹⁹.

Представления Марии Терезии о том, что значит быть императрицей и как править эффективно, лучше всего изложены ею самой в двух наказах, написанных в 1750-х годах, а также в инструкциях, которые она передала своему восемнадцатилетнему сыну Леопольду, когда он стал великим герцогом Тосканы. Ее представления о самовластии были традиционны для Габсбургов. Династия правила с благословения Господа и пользовалась Его поддержкой, поскольку служила ему на протяжении многих лет. Главной установкой Марии Терезии было “верить в Бога, который в своем всемогуществе повелел, чтобы [она] заняла свое место, хотя [она] сама этого не желала и не стремилась к этому, и который в силу этого даст [ей] сил справиться с задачей, возложенной [на нее]”.

Оказавшись на пороге катастрофы в 1740-х годах, она поняла, что ради выживания Габсбургам необходимо провести коренные преобразования, завещанные ей отцом. Чтобы осуществить их, корона должна была забирать себе большую долю доходов империи, оставляя меньше элитам. Императрица была не склонна к эгалитаризму: аристократы были ее естественными союзниками, их права и статус следовало уважать. Монархия и иерархия имели принципиальное значение для сохранения справедливого, организованного и процветающего общества. Но в рамках этого социального порядка императрица была матерью для своего народа, его единственной защитницей от несправедливости и притеснений. Она наказывала Леопольду, что ставить чувство долга выше всех частных интересов и чувств крайне важно для поддержания легитимности монархии, процветания династии и выполнения стоящей перед монархом задачи²⁰.

Мария Терезия писала, что не станет давать сыну детальных советов об управлении Тосканой, поскольку правитель может опираться лишь на непосредственное знание страны и населяющих ее людей. Леопольду не следовало принимать никаких важных решений, пока он не обретет это знание. Невозможно было стать хорошим правителем в одночасье, поскольку это требовало упорного труда. Чтобы стоять выше своих советников и выступать судьей при столкновении их мнений и интересов, монарх должен был проникать в суть вещей, накапливать знания, приобретать опыт и формировать собственные суждения: “Истина открывается тем, кто сидит на троне, только если прикладывать к этому огромные усилия, ибо иначе она останется скрытой навсегда”. Леопольду не следовало оставлять в числе советников тех, кого он ранее уличил во лжи или кто намеренно утаил от него часть правды. В назидание другим он должен был публично снимать таких людей с должности. Ему не стоило сразу проникаться доверием к министрам, но, испытав их, он должен был всецело и безусловно их поддерживать. Ему необходимо было следить за чиновниками, но вместе с тем публично подрывать их репутацию или общаться с их подчиненными у них за спиной было ошибкой, поскольку снижало эффективность управления. Ему не следовало ничего обещать просителям и советникам, не взвесив все за и против. Он должен был научиться отказывать людям вежливо, не нанося вреда их самооценке. Ему не стоило давать спуску подлецам, которые заслуживали наказания, но нужно было следить, чтобы в его характер не вкралась черствость, ведь монарх должен быть милосерден. Он должен был служить для своих подданных примером благонамеренности, нравственности и благочестия. В характерной для себя манере, которая находила отражение даже в ее письмах ко взрослым детям, императрица также напомнила, чтобы он молился на ночь, сообщал ей и ее личному врачу о любом незначительном недомогании, а также убрал из всех своих дворцов и резиденций обнаженные статуи и картины с обнаженными персонажами²¹.

После смерти Марии Терезии в 1780 году Иосиф II десять лет правил единолично. Радикальные реформы, которые ранее сдерживались осторожностью и консерватизмом матери, теперь следовали одна за другой с головокружительной скоростью. Первым стал закон о религиозной терпимости и предоставлении полных гражданских прав протестантам и евреям. За ним последовало значительное послабление обязательств крестьян перед своими господами, которое грозило банкротством многим мелкопоместным дворянам. В отличие от матери, Иосиф распространил религиозную и аграрную реформы не только на основные территории империи. Он разрушил государственное устройство Венгрии и нидерландских провинций и создал новые стандартизированные авторитарные институты, сводящие местное участие к минимуму. Во внешней политике он провалил вторую попытку обменять Баварию на Австрийские Нидерланды, в процессе позволив Фридриху II создать и возглавить антигабсбургскую лигу, в которую вступили почти все главные князья Священной Римской империи. Союз с Россией, который Иосиф заключил в 1781 году, в 1787 году втянул Австрию в войну с Османами, когда внутри страны и так обострились оппозиционные настроения. К концу 1789 года в Нидерландах уже полыхало восстание, а габсбургская армия и администрация были вытеснены из провинции. К бунту готовилась и Венгрия, где мятежники хотели сместить Габсбургов и пригласить другого короля-иностранца. Прусское вторжение в поддержку венгров казалось неизбежным. Тем временем возмущение нарастало в элитах австрийских земель и Богемии. Столкнувшись с опасностью распада империи, Иосиф отменил многие из своих главных реформ. Перед смертью в феврале 1790 года он велел написать на его надгробном камне, что он был монархом, который потерпел неудачу во всех своих начинаниях.

В защиту Иосифа можно сказать немало. Он был очень трудолюбив и служил своей стране и общему благу, не зная отдыха. Усердной работой он сильно сократил свою жизнь. Некоторые из его самых важных прогрессивных реформ пережили его: в их число вошли закон о религиозной терпимости и радикальная гуманизация уголовного кодекса. Другие реформы, нацеленные на улучшение положения крестьян, стали ориентирами на будущее. Приверженность Иосифа служению народу и просвещенному прогрессу характеризовала бюрократическую элиту до самого падения империи в 1918 году. Регулярные и утомительные инспекционные поездки Иосифа по всем провинциям империи с целью изучить ситуацию на местах тронули чувства и остались в памяти народа. Еще больше подданные ценили его открытость и доброту к сотням тысячам обычных людей, чьи обращения он рассматривал и с кем лично беседовал во время путешествий. Эти воспоминания о “народном императоре” подкрепляли легитимность династии на протяжении XIX века. В своей открытости просителям Иосиф видел средство проверки состояния общества и выявления нарушений в работе чиновников. Признавая, что чиновничество все равно могло порой пускать ему пыль в глаза во время официальных визитов, он добавлял: “Когда возвращаешься в одно место несколько раз, видишь изменения, выслушиваешь жалобы, выясняешь, кого назначать в будущем, судишь работу других… и наконец оцениваешь – более или менее – способности и рвение министров”. Он мог бы добавить, что благодаря его личным инспекционным поездкам власти в центре, не говоря уже о его матери, узнавали, как живут обычные подданные вдали от столицы, а также с какими трудностями и несправедливостями они сталкиваются²².

Не все ошибки Иосифа лежат лишь на его совести. В последние годы жизни Мария Терезия планировала радикальные аграрные реформы, чтобы улучшить положение крестьянства. Кауниц был соавтором внешней политики Габсбургов 1780-х годов и продвигал ее не менее агрессивно, чем император. Краеугольным камнем этой политики был союз с Россией, который имел довольно веские основания. Русско-прусский союз 1760-1770-х годов, очевидно, представлял опасность для Австрии. Русско-австрийский союз 1781 года обеспечил Австрии поддержку России в случае прусской агрессии. Ни Кауниц, ни Иосиф не питали иллюзий насчет российских амбиций на Балканах, но полагали, что безопаснее вступить в альянс с Россией и попытаться ее сдержать, но при необходимости разделить с ней трофеи после раздела Османской империи. Альтернативная стратегия – пребывать в параличе из-за прусской угрозы и наблюдать со стороны, как Россия поглощает Османскую империю, – была не слишком привлекательна. Иосиф и Кауниц не ожидали, что Османы сами очертя голову нападут на Россию в 1787 году, что вынудит Австрию исполнить свое обязательство и прийти союзнице на помощь. Они не предвидели и того, что в 1790 году, когда возникнет угроза столкновения с Пруссией, русские будут воевать на два фронта с османами и со шведами.

Тем не менее невозможно отрицать, что радикальная и агрессивная политика, которую Иосиф одновременно осуществлял на многих фронтах, была сопряжена с катастрофическими рисками. Мария Терезия была слишком осторожна и практична, чтобы подвергать империю таким испытаниям. Она старалась не конфликтовать с венгерскими элитами и получала немалые доходы с нидерландских провинций, не бросая вызов архаичным порядкам и консервативному мировоззрению местной аристократии. Она предупреждала об этом Иосифа. В инструкциях Леопольду, написанных в 1765 году, она подчеркнула один из главных принципов своего правления: деспотизм в Габсбургской империи (и Тоскане) не работает. Успех приходит к тому, кто завоевывает сердца и умы. Иосиф не прислушался к ее словам. Он проигнорировал увещевания опытных, верных и просвещенных советников, которые говорили, что его политика ведет к катастрофе.

Отчасти это объяснялось его упрямством, самодовольством и высокомерием. Когда он начал править единолично, княгиня Элеонора Лихтенштейнская, которая, пожалуй, знала его лучше, чем кто-либо еще, сказала, что проблем не избежать, поскольку “его конек – всегда быть правым”. Император был умен и уверен в своем интеллектуальном превосходстве над окружающими. Для монархов это особенно опасно, поскольку никто не вправе им перечить. В дипломатических и военных вопросах Иосиф прислушивался к Кауницу и фельдмаршалу Францу Морису фон Ласси и иногда даже уступал им, но решения, затрагивающие внутреннюю политику, он принимал единолично. Кроме того, император не умел ставить себя на место других и был способен почти аутично попирать их чувства. Одним из немногих людей, которых он признавал интеллектуально равными себе и считал своим другом, был его брат Леопольд. К несчастью, став главой династии, Иосиф проявлял по отношению к своим братьям и сестрам еще больший деспотизм, чем к обычным подданным. Он оттолкнул от себя Леопольда, когда совершенно бессердечно потребовал ввести Тоскану в состав Габсбургской империи[24]24
  Великое княжество Тосканское по Венскому мирному договору 1738 года было передано под управление Габсбургов, однако не вошло в состав Габсбургской империи. (Прим. пер.)


[Закрыть] и захватил в свои руки контроль за образованием и карьерой его сыновей²³.

Социальная неподготовленность Иосифа усугублялась опасностями, которые идеи Просвещения таили для любого правителя империи. Иосиф верил в системность, единообразие и рационализацию как главные принципы управления государством. Но его империя состояла из разнородных исторических сообществ, власть над которыми он получил в силу законов, уходящих корнями в прошлое, устоявшихся традиций и наследования в рамках семьи. Габсбургская империя не была единой страной, и различные земли в ее составе представляли собой лоскутное одеяло из наследственных частных владений, прав и привилегий, по сути своей сходных с законами, которые давали Габсбургам наследственную власть. Империей нельзя было управлять и империю невозможно было сохранить, руководствуясь лишь абстрактными принципами естественного права, целесообразности и рациональности. Именно поэтому политика Иосифа вела его империю в тупик, а не в будущее²⁴.

Иосиф был дважды женат. Его второй брак оказался коротким, бездетным и лишенным любви. Первый брак с принцессой Изабеллой Пармской был не длиннее, но стал эмоциональной кульминацией его жизни. Матерью Изабеллы была принцесса Луиза Елизавета Французская, любимая дочь короля Людовика XV Как и почти все браки детей Марии Терезии, этот был устроен для того, чтобы подкрепить австрийскую внешнюю политику, в частности союз с Францией. Изабелла была на год младше Иосифа, но превосходила его по уму и была несравненно более зрелой и чуткой. В Вене она завязала близкую дружбу с самой умной, образованной и творческой из его сестер – эрцгерцогиней Марией Кристиной. Муж Марии Кристины, герцог Альберт Саксонский, назвал Изабеллу “поистине потрясающей женщиной, которой не исполнилось и двадцати”, когда она прибыла в Вену, и добавил:

[Она] была не только наделена замечательными личными качествами, но и… обладала знаниями и талантами, достойными самых образованных юношей… Она получила блестящее образование… и разбиралась не только в тех областях, которые положено было знать даме ее положения, но также в абстрактных сферах математики и даже в тактике. Она сочетала это с особыми талантами, например к музыке – она великолепно играла на скрипке, – рисованию и живописи, а еще была обучена некоторым ремеслам и наставляла в них нанятых рабочих. Писала она необычайно легко, проявляя редчайшее остроумие²⁵.

До нас дошли сочинения Изабеллы, посвященные торговле, образованию, современной французской философии и религиозной размышлениям, а также ее автобиографические зарисовки. К последним относятся ее рассуждения о жизни кронпринцессы:

Ее судьба, несомненно, очень трагична. Ее положение не дает ей преимуществ и лишает ее величайшей прелести жизни, доступной всем остальным, и прелесть эта – компания… Обязанная жить в огромном мире, она, так сказать, не имеет ни приятелей, ни друзей. И это не все. Рано или поздно ее начинают пристраивать. И вот ей приходится бросить все, свою семью, свою страну – и ради кого? Ради незнакомца, характер и образ мыслей которого ей вовсе не известен… пожертвовать собой во имя мнимого общего блага, а на самом деле – во имя коварной политики министра, неспособного найти другой способ заключить между двумя династиями союз, который он объявит нерушимым – и который разрушится, как только это станет выгодным.

Любовь Иосифа к Изабелле, поначалу неловкая и незрелая, со временем окрепла. Когда она умирала от оспы, он, вопреки придворным и династическим традициям, не отходил от постели жены. Он горько оплакивал ее и получил еще один удар в 1770 году, когда в возрасте восьми лет умерла их единственная дочь, которую он обожал. Все монархи одиноки, но характер, политические стремления и рабочая этика Иосифа сделали его одиноким особенно. Если бы его жена и дочь остались живы, он, возможно, стал бы более уравновешен и научился бы понимать чувства и мнения других людей. Одно это могло иметь важные политические последствия. Кроме того, Изабелла, возможно, стала бы его доверенным советником в политических вопросах и источником реализма²⁶.

Иосиф умер в феврале 1790 года, когда Габсбургская империя стояла на пороге экзистенциального кризиса. Обстоятельства сложились чрезвычайно удачно, поскольку престол унаследовал 43-летний эрцгерцог Леопольд, который к тому моменту уже 25 лет управлял Тосканой. Леопольд был самым умным из сыновей Марии Терезии. Поль Шрёдер, по праву уважаемый специалист по истории международных отношений, называет Леопольда “одним из самых рассудительных и здравомыслящих монархов, когда-либо носивших корону”. Леопольд должен был унаследовать от отца великое герцогство Тосканское и потому получил образование как будущий правитель, а не младший сын. Он был на шесть лет моложе Иосифа, к тому времени, когда он достиг отрочества, венское Просвещение продвинулось вперед. Его учителя были лучше тех, что учили его брата, не говоря уже об их матери. Леопольд на всю жизнь сохранил любовь к чтению. Многие из величайших умов его эпохи отмечали его острый ум и эрудицию. Он страстно увлекался наукой, технологиями и экономикой, но также с большим уважением относился к философии и особенно к истории. Он славился внимательным подходом к образованию своих детей, а также к совершенствованию системы народного просвещения в Тоскане. Он был также знаменит своей любовью к женщинам, которая с годами лишь нарастала и была для него, по сути, главной эмоциональной отдушиной, позволявшей ему справляться с тяготами старения и управления княжеством²⁷.

Леопольду посчастливилось унаследовать Тоскану в 1765 году. Союз Габсбургов с Бурбонами принес на Аппенинский полуостров, за который две династии боролись на протяжении столетий, непривычный мир. Великое княжество представляло собой лабиринт из архаичных юрисдикций и привилегий. В 1764 году оно пережило серьезный голод, последний великий голод в итальянской истории. Образовательная, юридическая, экономическая и культурная политика Леопольда превратила его в лабораторию просвещенных реформ и завоевала ему уважение прогрессивных мыслителей Европы и Северной Америки. Одним из многих его корреспондентов был Бенджамин Франклин. Леопольд по большей части разделял взгляды Иосифа на религию. Некоторые из предложенных им мер, направленных на ограничение папского контроля за духовенством, были слишком смелыми даже для тосканских клириков, которые были сторонниками реформ. В отличие от своего брата, поняв это, Леопольд вовремя нашел компромисс, который не стал для него вынужденным. Это продемонстрировало основное различие в характерах братьев, которое оказало огромное влияние на стиль их правления. Леопольд был гораздо более уравновешен, осторожен и чуток к критике и оппозиции. Он умел усмирять свою гордыню и при необходимости отступать. Он обладал эмоциональным интеллектом и был способен сопереживать людям.

Первые тридцать лет своей жизни Леопольд по большей части состоял в хороших отношениях с Иосифом. Затем их отношения испортились, хотя в силу сдержанности Леопольда и невосприимчивости Иосифа император так и не понял, насколько силен был гнев его младшего брата. Главную проблему представляло упорное стремление Иосифа вернуть Тоскану в состав Габсбургской империи, когда Леопольд унаследует трон. Леопольд считал, что этим он перечеркнет труд всей своей жизни, но ничего не мог противопоставить человеку, который возглавлял династию и контролировал будущую карьеру и браки его многочисленных детей. В более общем смысле политические установки братьев сильно различались. Леопольд не разделял любви Иосифа к войне и армии. Он полагал, что присоединение дополнительных территорий к империи будет, вероятно, нецелесообразно, тем более что добиться этого можно было лишь ценой рискованных и затратных войн. Кроме того, Леопольд был убежденным конституционалистом. Он писал Марии Кристине, что хорошие идеи невозможно насаждать сверху. Необходимо советоваться с обществом и убеждать его. Для эффективного управления государством очень важно создавать представительные институты. Леопольд был методичным, продуктивным и осмотрительным администратором и реформатором. Даже в своем маленьком великом княжестве он сначала опробовал реформы в одном округе и лишь затем распространял их повсюду. Он считал стратегию Иосифа, одновременно запустившего множество радикальных реформ во всей империи, совершенно неэффективной и весьма рискованной. Когда в конце 1780-х годов события показали, что он прав, он стал все сильнее опасаться, что Иосиф уничтожит государство Габсбургов и его семейное наследство.

Желание Леопольда держаться подальше от Вены, пока Иосиф жив, было вполне резонно. Он боялся, что скомпрометирует себя, если сложится впечатление, что он имеет отношение к политике брата, и его страх имел под собой основания. Если упадка и катастрофы можно было избежать, его подданные должны были почувствовать, что смерть Иосифа принесла кардинальные перемены. Когда в феврале 1790 года император умер, Леопольд сразу же подчеркнул в своих манифестах и на встречах с провинциальными элитами, что он твердо верит в необходимость управления государством в согласии с населением и осуждает наиболее радикальные и спорные преобразования Иосифа. На самом деле он вовсе не считал все до единой реформы брата ущербными. Одни он продолжил сразу, а другие надеялся более мягко провести позже, когда придет их время. Вместе с тем Леопольд прекрасно понимал, что просто обязан встать во главе оппозиционного движения, чтобы со стороны казалось, что он руководит событиями, а не просто идет на уступки народу, ведь это могло восприниматься как слабость, которая привела бы к усилению давления на монарха. Его обещания вскоре удовлетворили элиту в австрийских и богемских землях. Первостепенными задачами стали предотвращение венгерского восстания и прусского вторжения, а также возвращение Бельгии и окончание войны с Османами.