Текст книги "Чайная роза"

– Фи, я поднимусь наверх. Посмотрю, не надо ли помочь Мэри с ужином. Что будем делать с этим? – Ник протянул ей коробку от Тиффани, присланную Уиллом вместе с газетой.

– Давай еще раз посмотрим! – с жаром предложила Фиона.

Ник поднял крышку. Коробка была набита купюрами и монетами. Они посмотрели на деньги, потом друг на друга и вдруг засмеялись, словно дети, которым в руки попала коробка конфет. Уилл зарабатывал несравненно больше, но не помнил, чтобы получаемые деньги приносили ему столько удовольствия. Может, нужно бросить добычу угля, лесоразработки и подземку и попробовать себя в амплуа продавца?

– Ник, спрячь это понадежнее. Запихни под мою кровать. Это наша плата по закладной в следующем месяце. Если Майкл найдет, он пропьет все до последнего цента… Понимаете, мистер Макклейн, у моего дяди… некоторые сложности по части виски. Думаю, вы уже знаете от мистера Эллиса.

Уилл кивнул. Эллис действительно рассказал ему о некоторых сложностях Майкла Финнегана, тщательно выбирая слова. Сейчас его ошеломила прямота Фионы. В его кругу о подобных вещах не говорили открыто. Разумеется, его круг не состоял из праведников. Были там и пьяницы, и азартные игроки, и кое-кто похуже. Но действовало незыблемое правило: о чем не говорят, того не существует.

– Рад был с вами познакомиться, мистер Макклейн, – сказал Ник, открывая дверь на лестницу.

– Взаимно, мистер Сомс.

– Мистер Макклейн, может, согласитесь поужинать с нами? Или это обед? Я все время путаюсь, что когда. Я была бы так рада видеть вас за нашим столом. Мы все. У нас сегодня нечто вроде торжества. У нас получилось! Утром я ужасно волновалась. Думала, никто не придет. Пожалуйста, оставайтесь! Ник привез шампанское.

– Зовите меня Уиллом. Я настаиваю. Рад бы составить вам компанию, но я тороплюсь на деловой ужин.

Фиона кивнула. Ее взгляд уперся в землю, а когда она снова подняла глаза, той прекрасной улыбки уже не было.

– Наверное, вас ожидает прекрасный тихий ужин. Простите меня, пожалуйста. Обычно я так много не болтаю. Сегодня я слишком взбудоражена. Не знаю, засну ли вообще.

Уилл угадал ход ее мыслей: Фиона решила, что он отказался из-за ее поведения, которое посчитал дерзким и назойливым. Все было совсем наоборот.

– Мисс Финнеган, вы не должны… пожалуйста, не думайте… я рад, что успешное открытие магазина так взволновало вас. У меня тоже бывают моменты, когда я говорю и не могу остановиться. Дайте мне хотя бы ничтожный шанс, и я вам все уши прожужжу своей подземной железкой. Мне действительно нужно ехать на деловой ужин, но у меня еще есть время. Когда я бываю взбудоражен, мне здорово помогают прогулки. Хотите прогуляться?

– С удовольствием! Мэри все равно провозится с ужином. Особенно когда Ник пытается ей помогать. Но я вас не задерживаю?

– Ничуть, – ответил он, протягивая Фионе руку. – Времени у меня предостаточно.

А на самом деле времени у него не было совсем. Он и так безбожно опоздывал. Но сейчас это его не заботило.

Фиона снова улыбнулась. Широко, щедро, искренне, без тени стеснения. Такая улыбка обезоруживала и сражала наповал. Уилл тоже улыбнулся, вдруг почувствовав себя счастливым. Фиона сняла фартук, оставив на ступеньках лестницы, ведущей в ее квартиру.

– Я готова. Идемте.

– Одну минутку. – Уилл достал платок и потянулся к ее щеке. – У вас на щеке корица. Целая полоса. Похоже на боевую раскраску, как у воинственной амазонки.

Фиона засмеялась. Ее кожа была шелковистой, будто лепесток розы. Со щеки уже исчезли все следы корицы, а Уилл продолжал водить платком и остановился, лишь спохватившись, что это начинает выглядеть подозрительно. Фиона, чего доброго, подумает, что ему хочется трогать ее лицо. Так оно и было.

С первых шагов Фиона объявила: раз он настаивает, чтобы она звала его Уиллом, то и она настоятельно просит называть ее просто Фионой. Он согласился, глядя на нее и пряча улыбку. Волосы Фионы, собранные узлом на затылке, успели разлохматиться. Ее одежда была измята и не блистала новизной. Но зато на щеках играл веселый румянец, а ее удивительные кобальтовые глаза так и искрились. Уилл мысленно признался себе, что красивее женщины еще не встречал.

Они шли на восток по Восемнадцатой улице. Уилл расспрашивал Фиону о магазине, о предпочтениях покупателей и о том, откуда у нее эти дельные задумки. Ее ответы звучали толково и намекали на проницательный ум. А потом Фиона стала расспрашивать его. Она буквально выстреливала вопрос за вопросом. Ее интересовала, на чем богатые ньюйоркцы сколотили состояния. Что они для этого делали? Чем торговали?

– Карнеги сделал состояние на стали, – начал рассказывать Уилл. – Рокфеллер – на нефти. Морган – на железных дорогах и финансах… А почему вас это интересует?

– Потому что я хочу разбогатеть. Уилл, я хочу стать миллионершей.

– В самом деле? – спросил он, отметив про себя, что Фиона нарушила еще одно табу.

Еще одно неписаное правило, которое она небрежно бросила через плечо, будто старую молочную бутылку. Фиона явно не знала, что женщинам не подобает говорить о деньгах. Во всяком случае, так вели себя женщины его круга. Но Уилл чувствовал: искреннее любопытство было для нее важнее всяких правил. Более того, Фиона попросту наплевала бы на это правило, даже если бы и знала о нем.

– Да, Уилл, мне очень интересно. Как у вас получается столько зарабатывать? С чего вы начинали?

Если уподобить правила молочным бутылкам, Фиона только что расколотила вдребезги еще одну. Уилла учили никогда не спрашивать друзей о суммах их доходов. Но прямота Фионы была подобна свежему ветру. Ему льстило, что она спрашивает совета, и он без колебаний ответил:

– Все началось со скромного семейного капитала. Эти деньги стали основой. Потом мне в наследство достались лесные участки в Колорадо. А дальше сработало чутье: я купил другие участки, богатые залежами серебра.

– У меня вообще нет никакого семейного капитала, – хмуря брови, призналась Фиона. – Но я подумала: если дела с этим магазином пойдут успешно, я смогу взять заем и открыть второй. Скажем, в десяти или пятнадцати улицах к северу от этого…

– Вы имеете в виду Адскую кухню? Я бы не советовал.

– Тогда южнее Восемнадцатой улицы. Или восточнее. Быть может, на Юнион-сквер. Я там бывала. Очень людное место. После второго я бы открыла третий, и вскоре у меня появилась бы целая сеть магазинов…

Уилл внимательно посмотрел на нее:

– Вам не кажется, что разумнее сначала освоиться с ходьбой, а не мчаться галопом? Ваш магазин проработал всего один день. И каким бы успешным ни был этот день, вам нужно еще многому научиться, прежде чем открывать второй магазин.

– Я готова. Чему именно?

– Узнать вкусы и характеры ваших покупателей. Если в Адской кухне открыть магазин вроде вашего, вам через десять секунд расколотят витрину и товары не раскупят, а разграбят. Подчистую. В тех местах и днем-то появляться нежелательно. Нравы там жестокие. Насчет Юнион-сквер вы правы. Место очень людное, но на окрестных улицах живут состоятельные люди. Их интересуют предметы роскоши, а не бакалея. Когда я только начинал, отец дал мне очень дельный совет. Думаю, он пригодится и вам. Совет такой: развивайтесь на том, что вам хорошо известно. Нью-Йорк многолик. Вы пока плохо знаете особенности тех или иных его частей. Крупные вложения могут вас разорить. Не надо забегать вперед. Начните с малого.

– Как? И с чего?

Уилл ненадолго задумался.

– Вы говорили, что всю выпечку и печенье раскупили еще до полудня? – (Фиона кивнула.) – Итак, вы знаете: сладкая выпечка пользуется спросом. Попробуйте продавать пироги с другой начинкой. С мясом… или с курятиной… что-то вроде этого. Конечно, есть риск, что они у вас не пойдут, но риск оправданный. Может статься, их у вас будут брать нарасхват. Закажите на пробу сорта хороших конфет. Если люди покупают печенье, не исключено, что купят и шоколад. Что еще? Помнится, у вас быстро раскупили пучки спаржи? На днях я ел в ресторане «Ректор» невероятно вкусный тушеный латук. Латук был нового урожая, не до конца спелым. Возможно, любители свежих овощей раскошелятся и на такой деликатес. Я могу и ошибаться, но вам следует экспериментировать. Научитесь предвосхищать людские потребности. Всегда опережайте конкурентов, предлагая покупателям то, чего они хотят, даже если они пока не знают, что они этого хотят…

На втором этаже дома, мимо которого проходили Уилл и Фиона, открылось окно. Женщина уперлась мускулистыми руками в подоконник и с характерным ирландским выговором заорала:

– Шон! Джимми! Где вас черти носят, оболтусы? Ваша свинина стынет. Быстро домой, не то задницы вам начищу!

– Слышали, Уилл? – криво усмехнулась Фиона, указывая на окно. – Свинина. Вот чего хотят мои покупатели. Торгуя свининой, я точно не разбогатею.

– Возможно, что не разбогатеете, – засмеялся он. – По крайней мере, не сразу. Но вы наберетесь знаний. Узнаете, какие товары у вас из рук рвут, а какие сохнут, тухнут и пылятся. Узнаете, почему так происходит. И на основе полученных знаний будете строить дальнейшую стратегию. Вас, Фиона, отличает смышленость и сообразительность. Это первый шаг к богатству.

– Вы не шутите?

– Ничуть. Я бы никогда не стал владельцем серебряных рудников, не окажись я в Колорадо по делам лесозаготовок. Я бы не стал и пытаться продать городу мой план постройки подземной железной дороги, если бы не получил солидные знания о прокладке и эксплуатации туннелей. И не из книжек, а походив по штольням рудников. Можете мне верить. Отцовский совет себя оправдал. Развивайтесь на том, что вам хорошо известно.

Они продолжали этот разговор на ходу, забыв о времени. Порой кто-то из них не знал, о чем еще говорить, и тогда возникала напряженная пауза. Уилл был искренне очарован Фионой. Он впервые видел столь страстную, прямолинейную и открытую женщину, начисто лишенную хитрости. Удивленный и заинтригованной ее личностью, он захотел узнать о ней побольше и, естественно, спросил о семье. Услышав, что́ случилось с ее близкими, он даже остановился, застыв на тротуаре Восемнадцатой улицы между Пятой авеню и Бродвеем. И как только она выдержала все это и не сломалась? Многие вопросы Уилла отпали сами собой. Теперь понятно, почему она оказалась в Нью-Йорке, почему так отчаянно стремилась к процветанию магазина и была полна решимости разбогатеть. Уилл восхищался ее мужеством и силой духа, и в то же время у него болело сердце за нее. Не успев подумать, он схватил Фиону за руки и предложил в любое время обращаться к нему за помощью, советом и по любому другому поводу. Умом он понимал: это чересчур смелый жест, но побуждение оказалось сильнее ума. Фиона тоже сжала его руки, поблагодарила и сказала, что воспользуется его предложением.

Оказавшись на Юнион-сквер, Фиона удивилась, как далеко они зашли, и сказала, что ей пора возвращаться. Ее наверняка заждались к ужину. Уилл послушно повернул назад. И тут Фиона увидела уличную цветочницу: девчонку-замарашку лет двенадцати. Та громко расхваливала свои цветы, среди которых были и темно-красные розы. Фиона с завистью посмотрела на них и вдруг заявила, что купит несколько штук, хотя они и дорогие. Пусть это будет награда за успешное открытие магазина. Уилл хотел расплатиться с цветочницей, но Фиона отказалась. Он заметил: она заплатила девчонке больше, чем та спрашивала за цветы. Уиллу Фиона сказала, что любит красные розы, и протянула одну для его петлицы.

Когда они наконец подошли к ее дому, в окне второго этажа торчал маленький рыжеволосый мальчишка – ее брат. Увидев Фиону, он закричал, чтобы та поскорее шла домой. Все умирают с голоду. Уилл поцеловал ей руку, задержав дольше, чем надлежало, и попрощался. Экипаж отъехал. Уилл глянул в заднее окошко. Фиона стояла, прижимая к груди розы, и смотрела ему вслед. Первый раз в жизни обед из семи блюд и бутылка «Шато Лафит» показались ему скучным времяпрепровождением.

Глава 29

Стэн Кристи и Рег Смит находились в нескольких ярдах от спины Родди О’Миры. Он их не видел, но слышал их шаги и слышал, как кто-то из них похлопывал дубинкой о ладонь.

– Не мешкайте, Котелок, осадите своих молодцов, – сказал Родди, присаживаясь к столу Шихана. – Можете не сомневаться: они доберутся до меня раньше, чем я до вас.

Шихан откинулся на спинку стула, выковырял языком кусочек мяса, застрявший между зубами, после чего слегка кивнул. Рег и Стэн вернулись к стойке бара. Все это происходило в заведении «Тадж-Махал». На тарелке Шихана оставался большой кусок сочного стейка. Шихан подвинул тарелку в сторону Родди:

– Прошу. Собирался отдать своей суке Викки. – Он указал на жутковатого вида терьера, лежащего у его ног. – Но при вашем жалованье вам не часто выпадает такое лакомство.

– Вот уж не знал, Котелок, что вы женаты, – сказал Родди, поднял тарелку и швырнул собаке щедрую порцию хозяйского стейка. – Жена у вас просто красавица.

Терьер мигом проглотил мясо, после чего оглушительно пукнул. Сзади послышались смешки.

– Заткнитесь! – рявкнул Котелок. – Что вам надо? – спросил он, сердито глядя на Родди.

– Недавно один из ваших подручных сцепился с парнем по имени Джо Бристоу.

– Вы шутите? Только не говорите, что явились сюда из-за подравшихся щенков.

– Я пришел сюда из-за девушки – Фионы Финнеган. По словам Бристоу, ваш горилла спрашивал о ее местонахождении. Хочу знать почему.

– Не понимаю ваших речей, констебль, – тоном оскорбленного добропорядочного джентльмена ответил Котелок. – И вообще, я поражен вашей бесцеремонностью. Врываетесь сюда, портите человеку обед, да еще обвиняете его в преступлениях, которых он не совершал…

Родди вздохнул и приготовился вытерпеть обычную тираду Котелка. Тот разыгрывал неведение, невиновность, праведный гнев. Когда Котелок выдохся, Родди заговорил снова:

– Если, Котелок, вам угодно вести себя так, прекрасно. Вы знаете, я всегда верил в принцип «живи и давай жить другим». Преступник вроде вас хочет подоить другого преступника вроде Денни Куинна – меня это не касается. Пока вы не задеваете добрых, работящих людей, мне плевать на вашу грызню. Но должен вас предупредить: это может измениться. Или вы мне расскажете о том, ради чего я здесь, или ваша жизнь сильно осложнится. Выйдете утром из дому – я уже на улице. Отправитесь в паб, публичный дом, на собачьи, петушиные или крысиные бои – я опять у вас за спиной. Я прилипну к вашей заднице, как обделанная пеленка. И даже если вы попытаетесь…

– Ладно-ладно, – не выдержал Котелок. – Чертовски жаль, что Джек-потрошитель утоп. Меня больше устраивало, когда Джек гонял вас как вшей по полотенцу, а вы играли в жмурки. Вам тогда было не до меня.

– Откуда интерес к Фионе? – спросил Родди.

Котелок отхлебнул пива.

– Ваша мисс Финнеган украла пятьсот фунтов у моего партнера. Он хочет вернуть свои деньги. Шум ему не нужен. Хочет, чтобы я нашел ее и вытряс украденное.

– И кто же этот ваш партнер?

– Этого я сказать не могу. Человек серьезный. Джентльмен. Ему совсем не надо, чтобы его имя полоскали в газетах.

– Что ж, отлично, – кивнул Родди и встал. – Не хотите по-хорошему, будет так, как я сказал. Когда устанете мне врать, сообщите.

– Черт бы вас побрал, О’Мира! Вас не переиграешь! Вы хотели правду. Я сказал вам правду. И после этого вы мне не верите!

– Котелок, вы не узнаете правду, даже если она скрутит вас в бараний рог и всунет кол в задницу. Эту девчонку я знаю с рождения. Помогал ее растить. И то, что она украла пятьсот фунтов, так же вероятно, как ваше посвящение в рыцари за добрые дела. Вы у меня на заметке.

Котелок забормотал что-то насчет свободы, существующей в Англии с незапамятных времен. Никто не вправе его шпынять. Он свои права знает.

У двери Родди повернулся и сказал:

– Где бы она ни находилась, настоятельно советую забыть о ее существовании. Если с ней что-нибудь случится, я мигом приду по вашу душу.

– Как страшно! Я сам не знаю, в какую щель она спряталась! Какие еще обвинения навесите на меня, констебль? Трафальгарские бунты? Столетнюю войну?

Выйдя из «Тадж-Махала», Родди снял шлем и провел по вспотевшим волосам. Он испытывал досаду и беспокойство. Беспокойство сделалось его постоянным спутником. Разговор с Шиханом ничего не прояснил. Он по-прежнему не знал, где сейчас Фиона. Ничего, этого клопа он прижмет за всю болтовню и напрасно потраченное время. Сегодня Родди навестил Котелка в свой выходной, но в следующий раз явится к нему в служебное время.

С реки налетел холодный ветер. Родди зябко поежился. Хотелось надеяться, что Фиона сейчас не страдает от холода. Шейми тоже. Рукавицы у мальчишки совсем прохудились. Родди купил ему новые… в тот вечер, когда Фиона исчезла, оставив туманную записку. Интересно, сумеет ли он отдать Шейми эти рукавицы? Родди поднял воротник, сунул руки в карманы и зашагал домой.

Глава 30

Фиона опустила голову и заплакала.

Она стояла у входа на кладбище, где покоились ее отец, мать, брат и сестра. Ворота были заперты на висячий замок. Она пыталась войти. Вцепившись в прутья створки, она трясла железную раму, пока петли не заскрипели, а ее ладони не начали кровоточить. И все напрасно. Ей хотелось посидеть с близкими, рассказать о своих бедах. Она знала: покойники услышат ее, только ответить не смогут. Переведя дух, Фиона взялась за замок, колотя им по железной накладке и прогоняя слезы.

Кто-то окликнул ее. Голос с мелодичным ирландским акцентом:

– Фиона, девочка…

Она разжала пальцы. Замок шумно ударился о накладку. По другую сторону ворот, всего в нескольких дюймах, стоял ее отец. Она узнала отцовскую куртку, его шапку. Через плечо висел крюк, с которым отец ходил на работу. Казалось, он возвращался домой со склада.

– Па! – воскликнула Фиона, не веря своим глазам. – Боже мой, па!.. – Она просунула руку сквозь прутья; отец взял ее руку в свою и поднес к щеке. – Па, где ты был? Я так по тебе скучала! – Теперь слезы вовсю катились у нее по лицу. – Выходи наружу. Ты ведь выйдешь, правда? Вернешься домой, приведешь с собой ма, Чарли и малышку…

– Не могу, дорогая, – покачал он головой. – Ты же знаешь, что не могу.

– Почему? Па, ты мне нужен. – Фиона потянула отца за руку. – Прошу тебя…

– Фиона, возьми это, – сказал отец и что-то вложил ей в ладонь. – Займись тем, что тебе хорошо известно.

Она посмотрела на отцовский подарок – растеньице высотой всего в несколько дюймов. Тонкий, хрупкий стебелек с блестящими зелеными листочками.

– Что это? – спросила Фиона, ошеломленно глядя на отца.

– То, что ты знаешь.

– То, что я знаю? Па, этот стебелек мне незнаком… Таких растений я никогда не видела. – (Отец выпустил ее руку и сделал шаг назад.) – Куда ты уходишь? Па, постой! – Одной рукой Фиона прижала к груди отцовский подарок, другой схватилась за отца. – Нет, не уходи. Пожалуйста, не уходи! Вернись…

– Девочка моя, заботься об этом стебельке, и он вырастет. Станет таким большим, что ты не поверишь.

Отец печально улыбнулся и стал удаляться. Вскоре он исчез в сумраке кладбища.

– Нет! – всхлипывала Фиона. – Вернись! Прошу тебя, вернись!

Она вновь принялась трясти ворота, но они не поддавались. Тогда она устало привалилась к их створкам, уступив натиску горя.

Фиона плакала, забыв об окружающем мире, но вскоре до ее ушей донесся стук быстро скачущих лошадей. Подняв голову, она увидела приближающуюся карету: черную, узкую, начищенную до зеркального блеска. В фонарях по обеим сторонам металось пламя. Карету везли двое жеребцов цвета ночи. Их копыта стучали по булыжникам, высекая голубые искры. Наверное, так выглядела бы карета дьявола, вздумай он покататься ночью. Вскоре Фиона убедилась: сюда и впрямь пожаловал дьявол.

На козлах, держа поводья, сидела Франсес Сойер… или то, что от нее осталось. Лица у женщины не было. Джек напрочь его срезал. В свете газовых фонарей белел ее череп. Исцарапанная кость была липкой от крови. Окровавленные лохмотья – остатки платья – прикрывали ее изуродованное тело. Фиона увидела, как ребра Франсес сжимаются и разжимаются, словно меха гармоники. Изуродованные кости рук качнулись, резко натянув поводья и остановив лошадей. Франсес повернула голову. Края ее перерезанного горла, тоже липкие от крови, скользили друг по другу. На Фиону смотрели черные пустые глазницы.

– Он здесь, – глухим, булькающим голосом произнесла Франсес.

Распластанная на прутьях ворот, не способная ни шевельнуться, ни закричать, Фиона заставила себя перевести взгляд с кучера на пассажира кареты. Окошко было открыто, но она видела лишь его силуэт: цилиндр, руки, сжимающие набалдашник трости. И тем не менее… Фиона его узнала. Джек. Темный человек. Он взялся за ручку дверцы, и та распахнулась. Оттуда порывом ветра вынесло чайные листья. Он вышел наружу, приподнял цилиндр, издевательски приветствуя Фиону. Потом улыбнулся, обнажая острые белые зубы, забрызганные кровью. Это был не Джек. Перед ней стоял Уильям Бертон. В руке блестел нож.

Бертон бросился на Фиону, взмахнул ножом и по самую рукоятку всадил лезвие ей в грудь. Фиона закричала от боли. Бертон выдернул нож, слизал темно-красные капли крови, капающие с лезвия, и сказал:

– «Ассам». Наверняка. «Дарджилинг» послабее, а у «дуарса» вкус поярче.

Бертон вновь поднял нож, но оцепенение, владевшее Фионой, прошло. Она бросилась на него, отчаянно молотя кулаками.

– Фиона, прекрати! – закричал он, отбиваясь от ее рук. – Что за черт в тебя вселился?

– Я тебя убью! – крикнула она, норовя вцепиться ему в лицо.

– Эй!.. Слушай… больно ведь! – Он схватил ее за запястья и хорошенько встряхнул. – Просыпайся, глупая девчонка! Это я, Майкл. Я не призрак!

Фиону вышибло из сна. Она открыла глаза. На нее смотрело сердитое, заспанное лицо. Дядино, а не Бертона. У нее бешено колотилось сердце. Фиона огляделась по сторонам. Она сидела на стуле в дядиной гостиной. У ног валялись магазинная приходно-расходная книга и экземпляр лондонской газеты «Таймс». Она находилась не в Лондоне, а в Нью-Йорке. В безопасности. Здесь ей ничто не угрожает. Эту фразу Фиона повторила несколько раз, однако все равно опустила глаза, желая убедиться, что из груди у нее не торчит рукоятка ножа. Только тогда она поверила в нереальность жуткого сна.

– Дядя Майкл… прости, пожалуйста… я уснула… – заплетающимся языком произнесла она.

Майкл разжал руки.

– Что за чертовщина с тобой творится? – проворчал он. – Орала как резаная. Дергалась… меня напугала. Я уже думал, тебя и впрямь убивают.

– Я тоже думала.

– И почему ты здесь? Почему не в кровати?

– В книгах рылась. Думала, найду что по торговле. Наверное, так и заснула.

– Ну… вроде как успокоилась, – проворчал дядя.

– Да, – ответила Фиона, и сейчас же ее затрясло.

Увидев это, Майкл велел ей сидеть и не шевелиться. Продолжая что-то бубнить под нос, он поплелся на кухню. Зашумела вода. Надо же, какой жуткий кошмар ей приснился. Вспомнив Джека, она закрыла лицо руками и тихо застонала. Потом вспомнила Бертона. В ее сне они слились в одно лицо – воплощение самых сильных ее страхов. Правильно сказал дядя: призрак. Король призраков.

Фиона нагнулась, чтобы поднять с пола разлетевшиеся бумаги. Ей хотелось поскорее прогнать всякое воспоминание о недавнем кошмаре. Когда она потянулась за распластанной газетой, взгляд упал на заголовок статьи. Должно быть, эту статью она читала перед сном. «Прибыльный выпуск акций по фиксированной цене для чаеторговцев» – гласил заголовок. Под ним, шрифтом помельче, было напечатано: «Компания „Чай Бертона“ строит амбициозные планы своего расширения».

Теперь понятно, чем навеян ее кошмар. Днем она купила лондонскую газету. Фиона часто покупала «Таймс», надеясь отыскать там новые сведения о союзе грузчиков. В этом номере была статья, посвященная компании Бертона. Хотя Фиона совершенно не понимала, что́ такое фондовая биржа и чем там занимаются, ей вспоминались слова отца. Тот говорил о каких-то акциях и называл их выпуск главной причиной, почему Бертон никогда не согласится поднять рабочим жалованье. Судя по всему, выпуск акций был для Бертона большой победой. В статье подробно описывалось, как это было сделано. Бертон утверждал, что интерес к покупке акций превзошел все его ожидания. Далее сообщалось о его планах расширить лондонские фабрики и обзавестись собственной чайной плантацией в Индии. Этот шаг позволит ему эффективнее вести торговлю чаем. «Моя цель на ближайшие два года – снизить стоимость чая для покупателей, а также обеспечить солидные дивиденды держателям моих акций», – заявлял он репортеру. Далее в статье указывалось на существенный момент: хотя Бертон и нес ответственность перед держателями акций, контроль над компанией оставался в его руках. Ему принадлежал пятьдесят один процент от общего числа акций, а их было выпущено полмиллиона плюс одна акция.

Итак, Уильям Бертон процветал, тогда как вся семья Фионы, кроме нее и Шейми, лежала в холодной земле. Эта мысль вызвала такую же боль, как удар ножом в кошмарном сне. Прежде чем взяться за статью, Фиона просмотрела записи в магазинной книге и обрадовалась: доходы оказались выше, чем она думала. Значит, она сможет постепенно вернуть себе деньги, потраченные на уплату дядиных долгов. Эта мысль рождала в ней приятное чувство защищенности. Но после статьи, а особенно после недавнего кошмара, доходы магазина показались ей жалкими и даже смехотворными. По сравнению с богатством Бертона – крохотная песчинка.

Почти два месяца назад, стоя на палубе «Британника» и глядя, как удаляется английский берег, она поклялась отомстить Бертону. Прекрасные слова, которые так и остались словами. Была первая неделя мая. Фиона успела освоиться в Нью-Йорке, но до сих пор не представляла, как осуществить месть и откуда взять на это деньги. Нанесение удара по могущественному противнику уровня Бертона потребует бездны денег. Фиона не представляла, на чем их можно заработать. Уилл советовал ей опираться на то, что ей хорошо известно. А что ей известно? Как упаковывать чай? Как отскребать столы и полы в пабе? Такие знания не сделают ее богатой. Овсянка, печенье и яблоки – это тебе не серебряные рудники или нефтяные скважины. Ей требовалось найти нечто особенное, что сделает ее по-настоящему богатой… но что?

Вернулся Майкл, принеся ей чай.

– Вот. Выпей.

Дядина заботливость была ей непривычна, но она с благодарностью взяла чашку. Майкл уселся на другой стул. Он тер заспанные глаза и отчаянно зевал. Фиону вновь поразило сходство дяди с отцом. В мозгу мелькнул образ отца, каким она его видела во сне. Фиона попыталась удержать размытую картинку. Кажется, отец хотел ей что-то передать и о чем-то рассказать. Но о чем?

– Я возвращаюсь в кровать, – объявил Майкл. – Будем надеяться, что призрак дважды за ночь не приходит. И ты ложись.

От дядиных слов образ отца растаял и исчез.

– Мне теперь при всем желании не уснуть, – сказала Фиона и встала.

Нет, ей никак нельзя ложиться. Будет ворочаться с боку на бок, заново переживая кошмарный сон. Работа – единственное противоядие от ее страхов, единственное занятие, куда можно погрузиться целиком. Фиона потянулась за висевшим на стуле фартуком.

– Ночь на дворе, – проворчал Майкл. – Куда ты собралась?

– В магазин. Подготовлюсь к утреннему открытию.

– Хотя бы дождись, пока рассветет. Нельзя тебе быть там одной.

Фиона устало улыбнулась. Одной? Со всеми призраками и воспоминаниями?

– Не волнуйся, дядя Майкл. Призрак составит мне компанию. И дружков своих позовет.

Когда ему не спалось, а такое случалось довольно часто, Николас Сомс отправлялся на прогулку по ночным улицам Манхэттена. Темнота дарила ему чувство спокойствия и умиротворенности. Чудовище, именуемое темпом нью-йоркской жизни, отдыхало. Нику казалось, что город принадлежит только ему одному. На тротуарах пусто. Ставни на витринах магазинов опущены. Светились только окна пабов и ресторанов. Если хочешь, останавливайся и смотри на то, что вызвало у тебя интерес. Редкие прохожие тебе не помешают. Никто не будет ворчать, если ты остановишься, чтобы полюбоваться красивым зданием или живописным двором.

Сегодня его прогулка затянулась. Выйдя из своего отеля на углу Пятой авеню и Двадцать третьей улицы, он добрался до Вашингтон-сквер, а потом и до Бликер-стрит. Время перевалило за полночь. Почувствовав себя уставшим, Ник решил выйти на Бродвей и, если повезет, поймать кеб.

Он уже собрался пересечь Бликер-стрит, когда увидел их. Двоих мужчин. Они шли рядом. Они не держались за руки и даже не касались друг друга плечом, однако Ник сразу понял, кто эти люди. Ему было достаточно увидеть легкий наклон головы, услышать непринужденный смех.

Один из них открыл дверь ресторана, и оба скрылись внутри. Ник застыл как вкопанный. К двери подошли еще двое, потом один, затем сразу четверо. Когда ему хватило смелости пересечь улицу, рядом с дверью он увидел маленькую неброскую вывеску с названием заведения: «Слайд». Кто-то его обошел, взявшись за дверную ручку.

– Вы идете? – спросил молодой мужчина со светлыми вьющимися волосами.

– Я? Нет… я… нет, благодарю.

– Как вам угодно, – усмехнулся блондин.

Дверь открылась и быстро закрылась, но Ник успел услышать смех, вдохнуть запах сигарет и вина. Он закусил губу. Ему хотелось войти. Хотелось ненадолго оказаться в кругу своих. Распить бутылочку кларета с кем-то вроде этого симпатичного блондина. Сбросить маску. Всего на час.

Ник взялся за ручку, потом отпустил. Слишком опасно. Он не был свободен проявлять свою истинную природу. Разве он не усвоил трагический урок недавнего прошлого? Забыл, сколько горя и боли принес себе, семье, Анри? Ник отошел от двери, скрывшись в тени большого развесистого вяза.

«Уходи отсюда! – мысленно приказал себе Ник. – Поворачивайся и уходи. Немедленно!» Даже стоять здесь было рискованно. Вдруг его кто-нибудь заметил? Кто-нибудь из знакомых. Бросив прощальный взгляд на «Слайд», Ник увидел мужчину, направлявшегося в заведение. Высокого, красивого, с длинными темными волосами, которые густыми локонами падали на плечи. Мужчина прошел мимо вяза, прищурился и со смехом спросил застывшего Ника:

– Ты никак собрался всю ночь обниматься с деревом… Цыпленок Цыпа?

Продолжая смеяться, он скрылся за дверью.

Ник смотрел на дверь, рассеянно теребя волосы. За ней находились настоящие сокровища мира, которых он жаждал. Общество подобных себе. Смех. Тепло. Понимание. Его тоска сделалась невыносимой. «Я зайду совсем ненадолго, – убеждал он себя. – Всего на часик. Пропущу рюмочку-другую. Поболтаю с кем-нибудь. Совершенно невинное развлечение. Немножко выпью и уйду. Всего-навсего».