Текст книги "Чайная роза"

Глава 38

– Бакстер, уймись, коняга! Дай поспать, – пробормотал Джо.

Он укрылся с головой, поглубже зарывшись в сено. Стук продолжался, постепенно вытащив его из сна. Джо не хотел просыпаться. Пробуждение означало возврат всех демонов, которые временно отступали, когда он спал. Он пытался не слышать шума, пробовал усилием воли загнать себя обратно в сон, но ничего не получалось.

– Бакстер! – крикнул Джо. – Не молоти копытом!

Стук прекратился. Джо вслушивался, надеясь, что его слова урезонили коня. Однако стук возобновился, став еще неистовее. Нет, это не Бакстер. Конь шумел, когда чего-то хотел. А это – стук в дверь, громкий и настойчивый.

– Джо! Джо Бристоу!

Подозрения насчет Бакстера окончательно отпали.

– Джо! Ты здесь? Открой дверь! Живо!

Джо сел. Этот голос он знал лучше собственного. Встав, он торопливо оделся и помчался вниз, на бегу застегивая рубашку, отпер замок и рванул дверь:

– Ма…

– Значит, еще помнишь меня? – сухо спросила Роуз Бристоу.

От усилий достучаться ее лицо раскраснелось. Соломенная шляпа съехала набок. Рядом с матерью Джо увидел большую тяжелую корзину.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Мэтт, сынок Мег Бирн, подсказал. – Глаза матери гневно сверкали. – Рассказал, как помогал тебе найти работу. Еще говорил, что тебя турнули из того дома. Милли потеряла ребенка, и вам устроили развод. Мелочи, конечно, но я хотела бы услышать их от тебя. Что за чертовщину ты творишь?! Я волновалась за тебя. Думала постоянно. Не знала, где ты и что с тобой. И не узнала бы, если бы не Мэтт. Представь, как стыдно было узнавать про все это от чужого парня. А родной сын как в воду канул!

– Прости, ма. Не хотел тебя расстраивать.

– Он не хотел меня расстраивать! Думаешь, так я не расстраивалась? Тебя бы в мою шкуру! Ни слуху ни духу. Я даже не знала, где ты…

Джо смотрел вниз. К списку людей, которым он причинил страдания, добавилась и его мать. Этот список день ото дня становился все длиннее.

Роуз бушевала еще несколько минут, затем ее сердитое лицо несколько смягчилось.

– Теперь это дело прошлое, – сказала она, крепко обнимая сына. – Я хотя бы тебя разыскала. И, как вижу, своевременно. – Она разжала руки. – Что тебя мучает? Почему скрываешься от нас? Почему не вернулся домой, а живешь в конюшне, как мул? Пригласишь меня в свое стойло?

– Конечно. Входи, ма. Не пугайся. Сейчас найду тебе, на чем можно сидеть.

Роуз стремительно вошла и уселась на шаткую скамейку для дойки коров, принесенную Джо. Он сел на третью ступеньку лестницы.

– А спишь ты где? – спросила она, оглядывая конюшню.

– На чердаке. Там сеновал.

– Кормишься чем? Стал тощим как жердь. Одежда болтается.

– Поблизости есть кондитерская.

– Дорогуша, ушам своим не верю. Жуть, да и только! Почему ты здесь? Что произошло?

Джо рассказал ей все, начав с отвратительной брачной ночи. Рассказал, как узнал об исчезновении Фионы, постепенно добравшись до выкидыша Милли.

Когда он закончил, Роуз вздохнула. Усталость на ее лице перемежалась со злостью и печалью.

– Да, сынок… Должна тебе сказать: знатную кучу дерьма ты наворотил. – (Он сокрушенно кивнул.) – Поехали домой, – предложила Роуз. – Ты ж не безродный. У тебя есть семья.

– Не могу, ма. После всего, что я натворил, одиночество меня спасает. Мне нельзя быть с людьми. Всем доставляю одни только беды. Поломал жизнь Фионы. Жизнь Милли. Убил собственного ребенка.

Джо спрятал лицо в ладонях, пытаясь удержать слезы. Он чувствовал себя бесконечно виноватым. К чувству вины примешивалась невыносимая печаль.

Роуз погладила его по голове:

– Послушай меня, Джо. Посмотри на меня. – Джо убрал руки; его глаза были полны такой боли, такого страдания, что мать сама не удержалась от слез. – На все, что случилось с Милли, мне ровным счетом плевать! Корыстная, пронырливая девка. С детства такой была. Такой и останется. Увивалась за тобой, в постель затащила и получила то, чего хотела. Но и ты не агнец. Ни в коем случае. Милли погорюет и снова выйдет замуж. И дети у нее будут. За нее не волнуйся. Может, теперь научится не тянуть руки к чужому. Что до младенчика, думаю, он не пожалел, вернувшись к Богу. Для ребенка нет ничего хуже, чем родиться у людей, не любящих друг друга. Маленький бедняжечка быстро все расчухал. Слышал ваши ссоры, чувствовал холод, вот и решил вернуться и обождать.

Джо закрыл глаза и заплакал. Он пытался сдерживать слезы, не хотел плакать перед матерью, но не смог. Они лились сами, как кровь из глубокой раны. Фиона его ненавидела. Милли и Томми – тоже. Он и сам себя ненавидел. Джо ждал, что и мать его возненавидит, но этого не случилось. Слова Роуз, ее доброта были для него искуплением.

Она вытерла ему глаза, обняла, успокаивая прикосновением и голосом. Совсем как в детстве.

– Ты платишь за свои ошибки, парень. И дальше будешь платить. Ты потерял девчонку, которую любил с детства, потерял ребенка. Плата высока. До жути высока. Но ты выберешься. Ты не можешь пойти ко дну. Я этого не допущу. Ты сделан из более крепкого теста. Каждый ошибается и потом вынужден жить с тем, что наделал. Ты не один такой. – (Джо кивнул, потом вытер нос.) – Посмотри, что́ я тебе привезла.

Роуз достала из корзины пирог с мясом и почками, миску картофельного пюре, кувшинчик с подливой, тарелки, ложки и вилки.

Джо улыбнулся. Такая у него ма. Думает, что все его невзгоды можно уладить пирогом и картофельным пюре. За это он ее и любил.

– А теперь будь хорошим мальчиком, сходи и принеси нам чего-нибудь попить. Ты вроде говорил про кондитерскую неподалеку.

– Говорил.

Джо взял с подоконника две щербатые кружки и отправился за горячим чаем. Когда он вернулся, его ждала доверху наполненная тарелка. Истосковавшись по хорошей еде, он набросился на материнское угощение.

– Нравится моя стряпня? – улыбнулась Роуз.

– Еще как! – улыбнулся в ответ Джо.

Глава 39

Выйдя из экипажа Уильяма Макклейна, Фиона засмотрелась на внушительный фасад ресторана «Дельмонико» на углу Двадцать шестой улицы и Пятой авеню. Мимо прошла пара, поднялась по ступенькам и вошла в холл, отделанный темным деревом. Мужчина в безупречно сидящем смокинге и элегантная женщина в платье темно-вишневого цвета, с черным эгретом в волосах.

«Здесь собираются люди Уилла, а не мои», – подумала Фиона. Невероятно богатые, умеющие себя вести за столом, произносить название французских вин и знающие, какая из полудюжины вилок предназначена для рыбы. Еще на корабле Ник пробовал учить ее хорошим манерам, но все его уроки быстро улетучивались из головы Фионы. Зачем людям такая пропасть вилок? – недоумевала она. Все равно больше одной ко рту не поднесешь. Фиона чувствовала, как рушится ее уверенность. На мгновение ей даже захотелось вернуться в экипаж. Потом Уилл взял ее и Мэри под руку и сказал:

– Вы обе настолько обворожительны, что все мужчины будут мне завидовать. – Наклонившись, он шепотом добавил: – И это говорю вам я… типичный мозгокрут, которому деньги некуда девать.

Фиона и Мэри расхохотались, Уилл тоже. Он повел их к входу. Фиона так сильно смеялась, что, подойдя к двери, забыла про беспокойство.

– Уилл, мне очень стыдно за него. Совсем от рук отбился. Самый несносный мальчишка во всем Нью-Йорке, – сказала она, когда они вошли в холл.

– Насколько я понимаю, вы говорите о своем дяде.

– Нет! – снова засмеялась Фиона. – В общем-то… да! Но я имела в виду Шейми.

– А по-моему, более забавных слов я не слышала, – призналась Мэри. – Вы видели лицо Майкла, когда Шейми это сказал? Я думала, он задохнется.

– Я думала о другом: можно ли, не нарушая закона, продавать детей в цирк, – ответила Фиона.

Прием Уилла в доме Фионы с первых же секунд обернулся полной катастрофой. Он пожал руку насупленному Майклу, потом Мэри и Алеку, которого с трудом понимал из-за шотландского акцента. Затем настал черед Ника. Тот сидел на диване, облаченный в малиново-красный халат и закутанный в клетчатый плед. Подушки по обеим сторонам придавали Нику сходство с пашой. После него рукопожатия удостоился Иэн и, наконец, Шейми. Взяв руку Уилла, мальчишка горячо ее пожал и спросил:

– А вы взаправду типичный мозгокрут, которому деньги некуда девать?

Оторопевший Майкл велел племяннику извиниться, но Шейми дерзко замотал головой и напомнил дяде, что тот сказал это первым. Надеясь спасти положение, Мэри пригласила всех в гостиную и попросила Майкла принести напитки. Иэну позволили выпить рюмку шерри; он глотнул слишком много и чуть не поперхнулся. Алек захмелел и рассказал неприличную шутку. Наконец Ник, всегда выручавший Фиону, заговорил о подземной железной дороге, и все облегченно вздохнули. Майкл, который начинал в Нью-Йорке землекопом, заинтересовался техническим устройством подземки. Мэри спросила, насколько безопасно ездить под землей. Иэна волновало, с какой скоростью будут ходить поезда. Потом Фиона как бы невзначай посмотрела на часы, воскликнула, что уже почти восемь и им пора ехать. К счастью, она сумела уговорить дядю доверить роль компаньонки Мэри, освободив его от этой тяжкой обязанности.

Едва они вошли в ресторан, к ним тут же подлетели предупредительные служащие. Один взял плащ и шляпу Уилла, второй – накидку Фионы. К Уиллу подходили нарядно одетые люди: поздороваться и переброситься парой фраз. Казалось, он знал всех посетителей ресторана «Дельмонико». За считаные минуты Фиону и Мэри познакомили с мэром Нью-Йорка, оперной дивой Аделиной Патти, Марком Твеном, Уильямом Вандербильтом, архитектором Стэнфордом Уайтом и скандально известной поборницей свободной любви Викторией Вудхалл. Ресторан был своеобразным плавильным котлом, где происхождение и положение в обществе ничего не значили. Твой капитал мог насчитывать двести лет или два дня. Разницы никакой. Политик, актер, певица из варьете, аристократ голубых кровей – пока у тебя было чем заплатить за угощение, тебя ждал радушный прием. У Фионы сложилось впечатление, что в «Дельмонико» собрался весь Нью-Йорк.

– Дамы, а вы умеете делать реверанс? – вдруг спросил Уилл.

– Реверанс? Зачем? Неужто и английская королева тоже здесь? – игриво поинтересовалась Фиона.

– Нет. Здесь ее сын.

Вскоре Уилл сдержанно поклонился и тепло пожал руку грузному лысеющему мужчине с водянистыми выпученными глазами и седой бородкой клинышком. Ожидая, когда он представит ее этому человеку, Фиона вдруг сообразила: перед ней не кто иной, как Альберт Эдуард, принц Уэльский и наследник английского трона. Фиона и Мэри испуганно переглянулись. Мэри сделала приемлемый реверанс. Фиона быстро скопировала ее движения. Реверанс получился неуклюжим и лишенным элегантности, но принц, кажется, не заметил. Он поцеловал Фионе руку и выразил сожаление, что уже отобедал, а то непременно пригласил бы их к своему столу. Подойдя к Фионе поближе, принц сказал, что улавливает в ее речи лондонский говор, и спросил, почему столь прекрасная английская роза нынче цветет на американской земле.

– Я приехала в Нью-Йорк, чтобы разбогатеть. А состояние я рассчитываю сделать на торговле чаем.

– Вот как? – изумился принц. – Очень необычно! Впрочем, нынче молодые женщины смело берутся за традиционно мужские дела. Надеюсь, вы привьете янки вкус к хорошему чаю. То, чем меня потчевали в Америке, ниже всякой критики.

– Вы так говорите, сэр, потому что еще не пробовали мой чай. Завтра же пришлю вам несколько коробок. А к чаю – корзину лепешек со смородиной, домашним малиновым джемом и фруктовым тортом с потрясающими взбитыми сливками. Это сделано руками миссис Манро. И у вас будет настоящий пятичасовой чай. Я, знаете, когда приехала, тоже не могла пить их чай.

Фиона и не подозревала, насколько смело себя ведет. Торговцы были не вправе рекламировать свой товар перед будущим монархом. Но она и понятия не имела о протоколах, касающихся королевской семьи, и уж тем более не знала, что нарушает строгие правила. Она лишь старалась быть приветливой. А принц, когда видел хорошенькое женское личико, не настаивал на соблюдении церемоний. Фиона его очаровала.

– Мисс Финнеган, я буду только рад, – ответил он. – Я остановился в отеле «Пятая авеню».

– Договорились.

Уходя, принц дружески потрепал Уилла по плечу.

– Присматривайтесь к ней, старина. Возможно, чему-нибудь научитесь, – посоветовал он и затем удалился.

– Вы невозможная! – со смехом покачал головой Уилл.

– Это почему? – искренне не поняла Фиона.

– Бьюсь об заклад, если бы я раскрыл иллюстрированный словарь на слове «торговец», там была бы ваша фотография.

– Нет, ее фото красовалось бы под словами «неслыханная дерзость», – сказала Мэри.

– Я просто решила избавить принца от здешнего пойла, – выпятила подбородок Фиона. – Небольшая услуга его высочеству.

– С далекоидущими последствиями, – заметил Уилл. – Если узнают, что принц Уэльский пьет «Тэс-Ти», вас затопят заказами. Я не преувеличиваю.

– Откуда узнают? Как? Мой разговор с принцем слышали только вы и Мэри.

– Из газет. Двух репортеров я уже приметил. Возможно, их тут больше. Один – некто Питер Хилтон – величайший городской сплетник. Я просто советую вам заранее подготовиться к наплыву заказчиков.

– Мистер Макклейн, ваш столик готов, – сообщил метрдотель.

Уилл кивнул Фионе и Мэри, пропуская их вперед. Войдя в главный зал ресторана, Фиона старалась смотреть только в спину метрдотеля, чтобы не глазеть по сторонам, но не смогла удержаться. Величественное и великолепное помещение с первых же секунд захватило ее. Великолепие проявлялось во всем: в хрустальных люстрах, малиново-красных обоях ручной росписи и пышных шелковых портьерах. Зал купался в ярком газовом свете. И все здесь сверкало и блестело: огромные зеркала в позолоченных рамах, столовое серебро, хрустальные бокалы для вина, бриллиантовые ожерелья на бледных женских шеях. Зал был полон приятного гула разговоров, всплесков смеха, стука вилок и ножей по фарфоровым тарелкам, звона бокалов, которыми чокались.

Фиона ловила на себе взгляды собравшихся. Мужчины смотрели на нее с восхищением, женщины – оценивающе. Должно быть, у нее неправильно уложены волосы и платье не соответствует здешним правилам. Скромная, не подозревающая о своей красоте и производимом эффекте, Фиона думала, что ее сейчас разбирают по косточкам. Как же иначе? Она не ровня этим людям в дорогих нарядах, хотя сейчас на ней новое платье, а не обноски, вызывавшие презрительную усмешку Милли Петерсон. Фиона застенчиво поглядывала на женщин в прекрасно сшитых и подогнанных по фигуре платьях из яркого атласа и тафты, с обилием рюшек, оборок, бисера и вышивки. В изящных ушах покачивались серьги с крупными – размером с монету – драгоценными камнями. На шее и груди покоились нитки жемчуга. Недостатки фигур скрывали тончайший французский батист и корсеты с пластинами из китового уса.

Наряд Фионы отражал не столько ее собственные вкусы, сколько вкусы Ника, не терпевшего вычурности. Простота и естественность. По его совету Фиона выбрала в магазине платье из жоржета цвета слоновой кости, с пышными рукавами, аметистовым поясом и вышитыми на подоле ветками сирени. Легкая ткань облегала ее тело, подчеркивая стройность и гибкость фигуры, намекая, что женщина в этом платье немного не от мира сего. Фиона являла собой разительный контраст со многими посетительницами ресторана, которые за ухищрениями портних и корсетами так и не смогли спрятать выпирающие формы.

Фиона вообще никогда не надевала корсет. В универмаге «Мейсис», где покупали платье, Мэри предложила ей примерить его. Корсет впивался в тело, вызывая зуд и мешая дышать. Фиона оставила этот панцирь в примерочной. Под низ она надела то, в чем всегда чувствовала удобно: хлопчатобумажную камисоль и панталоны. Это прекрасно служило ей в повседневной жизни, послужит и сейчас. И потом, ей нравилось, когда грудь находится там, где и надлежит находиться женской груди, а не поднята к подбородку.

Единственным украшением были жемчужные серьги, заимствованные из шкатулки покойной жены Майкла. В волосах – никаких перьев и бриллиантовых булавок. Только несколько лиловатых розочек, срезанных Алеком с куста. По залу она шла уверенно и с заметной игривостью. На ее свежем и открытом лице было написано откровенное любопытство. Естественно, головы посетителей поворачивались в ее сторону. Женщины вдруг начинали ощущать, что перегружены драгоценностями, что их волосы изобилуют заколками и шпильками, а платья тяжеловесны. Мужчины перешептывались: «Кто это идет с Макклейном?» Фиона напоминала безупречный бриллиант, не нуждающийся в прихотливой оправе.

Интерес Фионы к залу и посетителям вскоре сменился недоумением: где же столик, о котором говорил метрдотель? Куда он их ведет, если они прошли больше половины зала? Она повернулась к Уиллу за объяснениями.

– Я заказал нам отдельный кабинет. Главный зал похож на рыбий садок. Надеюсь, вы не станете возражать.

Из зала они вышли на лестницу и поднялись на второй этаж. Метрдотель распахнул двойные двери и почтительно отошел, пропуская гостей.

– После вас, – сказал Фионе Уилл, коснувшись ее талии.

Войдя, Фиона удивленно вскрикнула, затем прошла на середину и стала кружиться, всматриваясь в убранство.

– Боже милостивый! – застыв на пороге, воскликнула Мэри.

Уилл пожал плечами, разыгрывая невозмутимость, но у него не получилось. Он был слишком доволен, видя искреннее восхищение Фионы.

– Вы говорили, что любите розы.

Частный кабинет ресторана превратился в роскошный уголок сада. Розы были везде: свешивались гирляндами, стояли в вазах. Пионы и гортензии скрыли камин. По углам расставили высокие папоротники. Даже пол скрылся под ковром зеленой травы. И на столе, покрытом белоснежной льняной скатертью, тоже стояли розы. Их стебли переплетались с двумя высокими серебряными канделябрами. Французские двери были открыты, впуская теплый летний воздух и лунный свет. Фиона едва верила своим глазам и не представляла, как кому-то удалось сотворить такую красоту. Ее вдруг охватило чувство нереальности происходящего, настолько сильное, что вызвало головокружение. Из своего привычного мира, где люди работали руками, пили пиво и ели сосиски, она попала в мир Уилла. Здесь исполнялись любые капризы; здесь можно было на один вечер создать сад в ресторане. В сказках такое творили феи-волшебницы, но к этому волшебству был причастен Уилл.

Повернувшись, Фиона наклонилась к кусту роз, вдыхая их аромат. Ей не хотелось, чтобы Уилл заметил, как она взволнована. В прошлом году Джо подарил ей розу. Одну красную розу. Это было на Старой лестнице. Фиона отдала ему свое сердце, свои мечты, свою жизнь. А он… все это отбросил, как ненужный хлам. Уиллу она подарила совместную прогулку, длившуюся не больше часа. Приятно поговорили, посмеялись. В ответ он подарил ей этот райский уголок, и только потому, что она любит розы.

– Фиона, вам нравится? – негромко спросил он.

Фиона повернула к нему смеющееся лицо. Оно светилось, и не только от блеска канделябров.

– Нравится? Уилл, да это же сказка! Я… я даже не знаю, что́ сказать. Такой красоты я еще никогда не видела.

– С вашего позволения, я навещу заведение, – тактично вклинилась Мэри.

Уилл подождал, когда она уйдет, затем протянул стоявшей рядом Фионе розу и, прежде чем она успела о чем-то подумать, обнял и поцеловал ее. Прикосновения его нежных, но настойчивых губ стерли все мысли о Джо, унесли всю тоску и печаль. Разогретая его теплом, ощущением его тела, Фиона только начала отвечать на его поцелуй, как со стороны двери прозвучало:

– Сэр, не желаете ли перед обедом выпить шампанского?.. Ой! Прошу прощения!

Уилл разжал руки. Смущенная Фиона отошла и, чтобы скрыть смущение, стала разглаживать складки на платье.

– Принесите нам бутылочку «Хайдсика».

– Сию минуту, сэр.

Официант ушел. Уилл хотел было снова обнять Фиону, но в коридоре послышались шаги Мэри.

– Вы не поверите! Такое чувство, словно мне снова шестнадцать лет, – признался он.

Они втроем уселись за стол. Официант принес шампанское. Как и в вечер их прогулки, Фиона не нашла в Уилле ничего пугающего. Говорить с ним было невероятно легко. Мэри великолепно вписалась в их компанию. Казалось, за столом встретились давние друзья. Весь обед прошел в разговорах. От сладких устриц «Блю-Пойнт» перешли к черепаховому супу, цыпленку-пуссен в соусе из трюфелей со сливками, картофелю «Дюшес» и зеленой фасоли, затем к омару «Ньюбург» и «Запеченной Аляске», фирменному десерту ресторана «Дельмонико».

Пока длилась эта неспешная трапеза, Фиону охватило чувство, которого она никогда еще не испытывала: удивительное чувство, что о ней заботятся и защищают от тревог и опасностей внешнего мира. Уилл давал ей советы по устройству чайного магазина. Она смотрела на него и думала: какой же он обаятельный! Таких привлекательных, элегантных мужчин она прежде не видела. Глаза Фионы скользили по его лицу, отмечая густую копну каштановых волос, широкую улыбку, сильный подбородок. Он даже сидел красиво, не горбясь, расправив плечи. Воротник у него был белоснежной белизны, идеально накрахмаленный, а галстук умело завязан. Черный смокинг сидел на нем как влитой. Фионе вспомнился отец в заплатанной куртке с чужого плеча. Чарли с рукавами, протертыми на локтях. Джо в твидовом пиджаке с синими крапинками под цвет его глаз…

Опять Джо, черт бы его побрал! Она ведь договорилась с собой: больше о нем не думать. А он даже сюда пробрался, вторгшись в прекрасный вечер, будто грубый незваный гость. Казалось, он тоже сидит за их столом на четвертом стуле: смотрит, слушает, усмехается. Она почти наяву видела, как Джо улыбнулся во весь рот и спросил, понравилось ли ей целоваться с Уиллом и так ли приятен поцелуй этого американца, как его собственный.

«Признайся, совсем не то», – усмехался Джо.

«Ошибаешься. То – и даже лучше», – мысленно ответила она.

Джо покачал головой.

«Нет. Вот все это… – он указал на сад и роскошный обед, – это и впрямь хорошо, но не поцелуй. Никто не целовал тебя так, как я. И никто не поцелует».

– Фиона, по-моему, открыть чайное заведение – это прекрасная идея, – сказал Уилл, врываясь в ее мысли. – Когда у вас создан запас чая и Мэри печет такие удивительно вкусные вещи, я уверен в успехе. Вы уже начали подыскивать место?

– Да. Смотрела возле Юнион-сквер, но там слишком высокая аренда. И на Мэдисон-сквер была.

Уилл кивал, внимательно слушая. Задавал вопросы, подбадривал. Фиона видела его теплые глаза и морщинки в уголках рта, когда он улыбался. Она решила, что карие глаза гораздо приятнее синих. И рот Уилла тоже ей понравился. Официант помешал ей насладиться поцелуем. Быть может, ей представится другой случай. Вечер еще совсем не поздний.

«Я покажу тебе, Джо Бристоу, как мне хорошо с этим человеком, – мысленно пообещала Фиона. – Долго ждать тебе не придется».

– Как красиво в парке при луне! Так поздно я здесь впервые, – призналась Фиона.

– Ни один парк не сравнится красотой с вами, – ответил Уилл, сжимая ее руку.

Они шли по террасе Бетесда в сторону озера. Уилл предложил после обеда немного погулять. Мэри отговорилась усталостью и сказала, что лучше посидит в экипаже. Если соскучится – поболтает с кучером.

– Уилл, спасибо вам за все. За сад, за обед… за то, что вытерпели моего властолюбивого дядю. Я потрясающе провела время!

– Рад это слышать, Фиона. Я тоже. Хотел бы снова увидеться с вами, причем скоро.

– И я бы хотела.

Уилл достал из кармана золотые часы и прищурился:

– По-моему, нам пора поворачивать обратно. Сейчас почти половина двенадцатого.

– Еще немного, – сказала Фиона.

Она оглянулась по сторонам, убедившись, что поблизости никого нет. Тогда она взяла Уилла за руку и повела с дорожки под прикрытие кленов. Там она крепко прижала его к себе и поцеловала. Уилл опешил.

– Я думал, что в ресторане проявил недопустимую настойчивость, – сказал он. – Думал, вдруг вам это не понравится.

– Уилл, поцелуйте меня еще раз. Я очень этого хочу.

Фиона говорила чистую правду. Ей отчаянно хотелось снова ощутить его губы и руки. Насладиться его теплом и запахом. Почувствовать, как его поцелуи и ласки стирают каждый поцелуй, прикосновение и обещание Джо Бристоу. Ей хотелось наполнить Уиллом свои чувства и мысли, чтобы внутри не осталось места для Джо Бристоу.

Уилл обнял ее и крепко поцеловал. Настал ее черед удивляться. Это были объятия и поцелуи мужчины, а не парня немногим старше ее. Спиной Фиона ощущала жар его ладоней, а ее руки наслаждались теплом его груди. Уилл поцеловал ей щеку, нежную кожу за ухом, шею, потом поцеловал грудь. Это было так приятно, что Фиона закрыла глаза и вздохнула. «Все будет хорошо, – думала она. – Я забуду Джо. Обязательно забуду». Потом Уилл вдруг сжал лицо Фионы и поцеловал ее в лоб. Изумившись этому поцелую, Фиона открыла глаза. Уилл стоял в нескольких шагах от нее.

– Мисс Финнеган, я либо немедленно везу вас домой, либо вообще не везу. А потом ваш дядюшка явится ко мне с дробовиком.

Фиона захихикала и покраснела, понимая намек. Она поправила волосы, затем смело попыталась взять его за локоть. Уилл покачал головой.

– Что случилось? – спросила она.

– Мне нужно минутку передохнуть, – смущенно признался он, одергивая брюки.

Фиона взглянула на ширинку его брюк. Даже в темноте она заметила выпирающий бугор и засмеялась еще сильнее.

– Я не шучу, Фиона! Напрасно вы смеетесь, – сказал Уилл, разыгрывая недовольство. – Для сорокапятилетнего мужчины с репутацией и положением в обществе это довольно унизительная ситуация. – Взглянув на свой бугор, он восхищенно присвистнул. – Черт побери! У меня такой эрекции не было со старших классов школы.

– Уилл!

– Что? Это вы сделали!

Захлебываясь от смеха, Фиона все-таки поцеловала Уилла еще раз, не обращая внимания на протесты. Он сказал, что если она не прекратит, то домой попадет лишь к утру. Фиона была возбуждена и счастлива. Ее переполняли надежды. Скоро она влюбится в Уилла. Все к этому идет. Она не помнила, какие чувства вызывает влюбленность, поскольку всю сознательную жизнь была влюблена в Джо. Должно быть, взрослая влюбленность похожа на ее нынешнее состояние.

К экипажу они шли, держась за руки. Фиона говорила себе, что предсказание Роуз Бристоу сбылось. Мать Джо говорила, что она еще встретит новую любовь. Так оно и случилось. Она встретила доброго, умного, веселого и удивительного человека. Этот человек на несколько часов подарил ей сад, хотя она совсем не богата и всего добивается сама, поскольку ей не на кого опереться. Уилл поможет ей забыть Джо. Джо и сейчас прятался где-то на задворках ее сознания, словно призрак в лесной чаще. Но Фиона была уверена: вскоре она полностью его забудет. Он уйдет из ее жизни, мыслей, памяти. Уйдет по-настоящему. Навсегда.