Текст книги "Чайная роза"

Здоровье Ника пошатнулось. Появилась слабость, сонливость. Мать, заметив это, заставила его обратиться к доктору Хедли, их семейному врачу. Ник думал, что тот сохранит врачебную тайну, но ошибся. Определив сифилис, доктор Хедли незамедлительно сообщил отцу, а тот отреагировал в свойственной ему манере, жестоко избив сына. Отец ударил Ника головой о стену кабинета, назвал выродком и обругал Бога за то, что послал уважаемому человеку такого сына. Нику было велено убираться из дому. Отец поставил его перед выбором: или он едет в Америку и там тихо умирает, получая щедрые деньги на содержание, или остается в Лондоне без пенса в кармане.

– Фи, я лежал на полу и пытался восстановить сбившееся дыхание. Отец вышел из кабинета, но затем вернулся, наклонился надо мной и заявил, что ему известно о моих интимных пристрастиях. Оказалось, он знал о Париже, Арле и об Анри тоже. Я чувствовал, как моя кровь холодеет. Отец рассказал, как выглядел парижский дом, где я жил, перечислил названия кафе, в которых я любил бывать. «Если ты так хорошо осведомлен, тогда ты должен знать и о смерти Анри», – сказал ему я, чувствуя захлестывающую ненависть. Я всегда знал, что мой отец – чудовище, но такого от него не ожидал. Это был верх душевной черствости! А потом, Фиона, он улыбнулся и сказал: «Николас, я не только знал об этом. Я это оплатил!»

Под конец рассказа Фиона не скрывала слез. У нее разрывалось сердце. В ее голове не укладывалось, что существуют отцы, способные поступать со своими детьми так, как поступил отец Ника. Сначала подстроить убийство человека, которого сын любил, а затем выкинуть сына – свою кровь и плоть – из дому, точно нашкодившего пса.

Ник вытер глаза. Небольшой приток сил, вызванный лекарством Экхарта, иссяк. Фиона поняла: ей нужно как можно быстрее увозить Ника, иначе он впадет в бессознательное состояние.

Пока она рылась в его вещах, разыскивая верхнюю одежду, он сказал:

– По крайней мере, долго это не протянется. Скоро я встречусь с Анри.

– Ты мне эти разговоры брось! – свирепым тоном заявила Фиона. – Анри придется подождать. Ты теперь в моих руках, и я обязательно поставлю тебя на ноги.

Глава 35

– Их ряды растут, – сказал Дейви О’Нил. – Каждую неделю их становится все больше. Десятки новых членов. Они ничего не боятся. Они ужасно рассержены и не намерены отступать. Еще до конца года вспыхнет забастовка. По моим расчетам, самое позднее – осенью.

О’Нил смотрел, как помрачнело лицо Уильяма Бертона. Рука хозяина скользнула в карман. Это он тоже видел.

– Вы поосторожнее, хозяин. Оттяпаете второе, и нам придется искать другие «ушки». А время нынче горячее, – усмехнулся Котелок Шихан.

Дейви не дрогнул. Даже не шевельнулся. Лучше было замереть. Бертон напоминал ему дикого зверя вроде волка или шакала. Такой зверь следит и ждет, но никогда не нападает, пока жертва не бросится бежать. Не кто иной, как Бертон, лишил его одного уха, и было это здесь, на причале склада Оливера. Дейви не хотел вновь испытать прикосновение бертоновского ножа. Физическая боль была сильной, но недолгой. Ему не давала покоя иная боль, распространявшаяся изнутри, из покалеченного места, где прежде находилась его душа. Она сводила Дейви с ума. Всякий раз, когда он сидел на собрании союза, запоминая имена, даты и планы, эта боль вызывала у него желание перерезать себе горло. Боль вгрызалась в него, когда кто-нибудь из рабочих удивлялся, почему хозяева и распорядители работ заранее знают о действиях союза, а рядовые члены и понятия не имеют. Он бы и покончил с собой, если бы не жена и дети. Без него они обречены на нищету. Деньги Бертона давали его семье уверенность в завтрашнем дне. Дейви мог позвать врача к часто болеющей Лиззи и заплатить за нужное лекарство. Дочь была его единственной радостью. Он смотрел на ее розовеющие щечки, на пополневшие ручки и ножки, и это на время заглушало душевную боль.

Сара, жена Дейви, никогда не ставила под сомнение историю о встрече с ворами, лишившими его уха, и не спрашивала о внезапном увеличении семейных доходов. Она молча брала дополнительные деньги, которые каждую неделю отдавал ей муж. Платят ему, и слава Богу! За обедом все ели мясо. У детей была теплая одежда и новая обувь. Как-то Сара заикнулась, что и ей бы не мешало сменить жакет и юбку на новые. Дейви ответил отказом. Она присмотрела неподалеку дом получше и попросторнее, чем их нынешний. Семейный доход позволял снять такой дом, но муж и на этот раз не согласился. Когда Сара попыталась возражать, он посоветовал ей хорошенько подумать над его словами и не спрашивать о причинах. А причины у него есть, и весомые.

Но однажды, устав от скаредности мужа, она купила себе новую соломенную шляпку, украшенную красными вишнями. В обновке Сара пришла домой, довольная и гордая тем, что наконец-то у нее есть новая вещь. Она уже и забыла, когда покупала что-то для себя. Но Дейви не обрадовался покупке. Шляпку он бросил в огонь, потом с размаху ударил Сару по лицу, опрокинув на пол. Прежде он никогда не поднимал на нее руку. Ни разу. Сара забилась в угол и плакала, не понимая внезапной жестокости мужа. Дейви и самому было тошно, однако прощения он не попросил. Наоборот, предостерег: если снова его ослушается, еще не так получит.

Грузчики не дураки. Если чья-то жена вдруг покупает себе модную шляпку, а дети щеголяют в новой одежде, это сразу заметят и расскажут остальным. Хотя Тиллет и другие руководители были категорически против насилия, всегда найдутся рядовые члены союза, которые, узнав о его доносах, оторвут ему руки и ноги.

Бертон вынул руку из кармана, хрустнул костяшками.

– Какова точная численность членов союза? И сколько у них денег собрано на случай забастовки?

– Точную численность назвать невозможно, – ответил Дейви, надеясь обмануть Бертона.

– А ты постарайся, мистер О’Нил. Постарайся. Иначе мой помощник заглянет к тебе домой и перережет твоей дочурке горло. Она и мяукнуть не успеет.

Дейви в очередной раз стало тошно от собственного бессилия.

– В «Ассоциации работников чайных фабрик и разнорабочих Уоппинга» состоит около восьмисот человек.

– Денег у них сколько?

– Всего ничего.

Шихан засмеялся и спросил Бертона, чего тот опасается. Затем Дейви сообщил, что в союзе портовых грузчиков состоят почти пять тысяч членов, у которых собрано три тысячи фунтов. Они обещали собратьям из Уайтчепела полную поддержку. Если начнут бастовать речные грузчики, следом работу прекратят и морские, а также матросы и перевозчики. Бертон наморщил лоб, но Шихан лишь отмахнулся:

– Чем больше, тем веселее, когда им станет нечего жрать. Трех тысяч фунтов не хватит на прокорм всех ртов по обоим берегам. Если и хватит, то ненадолго. Даже если они устроят забастовку, через два-три дня сами на пузе приползут. Как денежки на пиво закончатся, там и запал пропадет.

– Надеюсь, ты прав, мистер Шихан, – невозмутимо произнес Бертон; Дейви всегда становилось не по себе от этого спокойного, негромкого голоса. – Забастовка мне не по карману. Особенно сейчас, когда весь мой капитал в деле.

– Да не будет никакой забастовки, – сказал Шихан. – Напрасно вы беспокоитесь, хозяин. Совсем как из-за той девки Финнеган. Говорил я вам, что она исчезнет, и она исчезла. Поди, мертва уже.

Бертон полез в нагрудный карман, вытащил конверт и подал Дейви. Дейви протянул руку. Их глаза встретились, и за эти несколько секунд Дейви заметил, что глаза Бертона совершенно бесстрастны, как у акулы. Будь в них ярость, это успокоило бы Дейви. Уж лучше жгучий гнев, чем эта черная всепожирающая пустота, бездонная и пугающая.

– Слышу, как под нами скребутся речные крысы, – вдруг сказал Бертон.

– Прошу прощения, сэр, я что-то не понял, – признался Дейви, который ничего не слышал.

– Когда крысы голодны, они не брезгуют ничем. Даже человеческим телом. Ты это знал?

– Н-нет, сэр. Не знал.

– Иди домой, О’Нил, и не пускай туда крыс.

С этими словами Бертон повернулся и пошел к краю причала.

Ошеломленный Дейви посмотрел на Шихана, но тот лишь пожал плечами. Как всегда в таких случаях, Дейви вошел на темный склад и, пройдя несколько шагов, вдруг пустился бежать. Его охватила паника. В одном месте он споткнулся и чуть не упал. Достигнув выхода на улицу, Дейви обернулся, боясь увидеть за спиной Бертона с ножом и бездонными сверлящими глазами. Выбравшись наружу, он помчался по Хай-стрит. Сегодня ему было намного страшнее, чем в ту ночь, когда Бертон лишил его уха. Пожалуй, ему еще никогда не было так страшно.

Глава 36

– Давай, утенок, подержи руки еще немного, пока я продену их в рукава. Всего секундочку… Вот умница! – сказала Мэри, надевая на Ника чистую пижамную куртку, затем застегнула пуговицы и опустила Ника на подушки. – Очень даже хорошо! На прошлой неделе руки у тебя падали, и мне приходилось самой их держать.

– Еще через неделю я устрою забег на сто ярдов, – улыбнулся Ник. – Вот увидишь.

– В этом я сомневаюсь, но успехи у тебя налицо. Мордашка порозовела, и силенок прибавилось. Нам бы еще мяса нарастить на твои косточки. А теперь штаны снимем.

Мэри стащила с него пижамные штаны, окунула губку в теплую воду и стала мыть.

В первый раз Ник не знал, куда деться со стыда. Никто его не мыл, если не считать бабули Аллен. Но тогда он был совсем маленьким. Он пытался возражать, говоря, что сам вымоется в ванне, но Мэри и слушать не хотела. Она раздела его, поддразнивая до тех пор, пока Ник не переступил через свою стыдливость.

– Знаешь, подобную штучку я уже видела, – сказала она. – Мистер Манро, да упокоит его Господь, имел замечательное приспособление. Иначе откуда бы получился Иэн?

Вопреки смущению Ник засмеялся:

– Уверен, моя штучка тебя разочарует. Я не могу соперничать с крепким шотландцем. Тамошние мужчины – просто загляденье.

– Твоя правда, парень, – ответила Мэри.

В ее голосе было столько вдовьей тоски, что Ник засмеялся еще сильнее.

Пока Мэри мочила и отжимала губку, Ник смотрел на ночной столик. Там стояла ваза с розами, принесенными Алеком, лежал томик стихов Уолта Уитмена от Нейта и Мэдди и листок с нарисованным Шейми автопортретом. Все они были так добры к нему. Ника изумляла и восхищала их доброта. Заботливые руки Мэри разминали ему икры и лодыжки. «Это чтоб кровь не застаивалась», – говорила она. Родная мать никогда с ним так не возилась.

А Фиона… При мысли о ней у него вставал комок в горле. Она спасла его. Если бы не эта девочка с львиным сердцем, его бы не было в мире живых. Ее преданность удивляла Ника, заставляя склонять голову перед такой самоотверженностью. Фиона уступила ему свою кровать, а сама спала на матрасе, который постелила на полу рядом с кроватью. В первые несколько ночей, когда ему бывало страшно, она разговаривала с ним в темноте. Если боль становилась невыносимой, Фиона брала его за руку. Сила ее руки… Ник понимал, что это всего лишь плод его безумного воображения, но он чувствовал, как напористость Фионы, ее потрясающая воля перетекали от нее к нему, придавая сил и мужества.

Конечно, до настоящего выздоровления было еще далеко, но благодаря Фионе и ее семье, а также стараниям семьи Манро ему стало значительно лучше, и он все чаще думал о картинах и галерее. Сегодня должен появиться Экхарт, этот ангел тьмы, и сказать, когда ему будет позволено встать с постели.

Мэри закончила его мыть, натянула пижамные штаны и укрыла до подбородка. Ник попытался ее поблагодарить, но она отмахнулась. Выйдя с тазом, она вернулась с малышкой Нелл.

– Мне надо ужин готовить. Ты не возражаешь, если я оставлю Нелл с тобой? Сладишь с ней?

Ник ответил, что сладит. Мэри подсунула ребенка ему под руку, дала печенюшку и поспешила на кухню. Идиллия продолжалась недолго. Едва Нелл начала грызть печенье, как в комнате появился Шейми, залез на кровать и потребовал рассказать какую-нибудь историю.

– Где ты был? Чумазый как трубочист! – удивился Ник.

– Слизней ловил. Они объедают цветы.

– Ты яму вырыл, чтобы за ними следить? Посмотри на свои уши.

– Вот ты где! – воскликнул вошедший в комнату Майкл. – Пошли в ванную.

– Нееееет! – завыл Шейми, словно дядя предлагал ему не ванну с горячей водой, а гильотину.

– Мэри сказала, тебе надо вымыться. Таких грязнуль за стол не пускают.

– Но я не хочу мыться!

– Расклад такой, парень: не помоешься – останешься без ужина.

Шейми посмотрел на Ника, ища поддержки. Тот печально покачал головой:

– Боюсь, старик, тебе этого не избежать. Мэри и меня заставила мыться.

Шейми сдался и, опустив голову, поплелся за дядей. Нелл пыталась накормить разжеванной печенюшкой свое платье. Ник хотел этому помешать, когда раздался негромкий стук в дверь.

– Signora! – увидев Мэдди, воскликнул Ник. – Ciao, mia bella![11]11
  Привет, моя красавица! (ит.)


[Закрыть]

– Ciao, bello[12]12
  Привет, красавец (ит.).


[Закрыть]. Есть минутка? Хочу показать тебе эскиз для Фиониных коробок с чаем. Он почти готов, но меня не устраивает фон. Надо над ним поработать. Видишь, где лист перегибается? Эта часть попадает на крышку. Что ты думаешь?

– Поднеси поближе. Я хочу рассмотреть получше… Мэдди, почему бы тебе не подвинуть стул. – (Мэдди присела возле кровати с эскизом в руках.) – Теперь я понял, почему тебя не устраивает, – сказал Ник. – Когда коробку вырежут и сложат, хижина исчезнет. Так убери ее вообще. Тебе она не нужна. Достаточно процессии. Лучше пусти поверху зелень и…

Их разговор прервало ужасающее пение, вдруг раздавшееся из ванной.

 
Бродяга я, буян, игрок, забыл про дом родимый,
Кого пугает мой видок – ступайте себе мимо.
Когда я голоден, я жру, а пью – не просыхая,
И коль от виски не умру, то доживу до рая.
 

– Это что? – насторожилась Мэдди.

– Дуэт Шейми и Майкла, – со смехом ответил Ник. – Отнюдь не бельканто.

У него были еще некоторые соображения по поводу эскиза Мэдди, но высказать их Нику помешала громко хлопнувшая входная дверь. Вскоре дверь с таким же грохотом закрылась. В коридоре послышались решительные шаги.

– Майкл! – рявкнула Фиона.

Она прошла мимо комнаты Ника, держа в руке большой металлический совок.

– Чего тебе? Я занят! – донеслось из ванной.

– Это ты поставил мешок с корицей на крышку вскрытого чайного ящика? Теперь весь чай провонял корицей! Ты только понюхай! Угробил мне пятьдесят фунтов чая!

– Фи, не входи сюда! Я голый! – завопил Шейми. – Ты увидишь мой писюн!

– Шейми, никому не интересно смотреть на твой писюн. А вот слышать, как ты поешь непристойные песни, я больше не хочу!

– У вас всегда так шумно? – поинтересовалась Мэдди.

– Сегодня еще тихо. Ты бы зашла пару вечеров назад, когда Шейми скакал на диване, продавил обшивку и застрял в пружинах. Тогда Фиона заменяла собой фейерверк.

Мэри принесла Нику чашку говяжьего бульона. Мэдди забрала у него извертевшуюся Нелл.

– Изволь выпить все до последней капли, – сказала Мэри. – Потом принесу тебе картофельного пюре с подливой. Хватит сидеть на одних бульонах.

Мэри ушла. Через несколько секунд по коридору промчался голый Шейми, за которым гнался Майкл, а еще через какое-то время появилась Фиона с чайным подносом.

– Привет, Мэдди. Как дела с эскизом для коробки? Ник, добрый вечер. Как ты себя чувствуешь? – Не дав им ответить, Фиона заговорила снова: – Пожалуйста, распробуйте этот чай и скажите, нравится ли вам. Майкла угораздило поставить большой мешок с корицей прямо на открытый ящик с чаем. Я испугалась, что столько чая придется выкинуть, а когда попробовала… Кажется, Майкл создал новую разновидность чая – чай с ароматическими добавками. Вы только представьте. Можно таким же образом сделать чай с ванилью. С гвоздикой. Может, даже с сушеными апельсиновыми корочками.

– По-моему, чертовски вкусно! – сказал Ник.

– Чудесный аромат! – подхватила Мэдди, отхлебывая из своей чашки.

Задребезжал дверной звонок.

– Иду! – послышался из коридора крик Мэри.

Фиона сняла обувь и уселась по-турецки у Ника в ногах. Пока они втроем обсуждали идею ароматических добавок, в дверь просунулась голова Нейта.

– Как наш пациент? – весело спросил он.

– В лучшем виде, – ответил Ник.

– Возвращался от заказчика, увидел киоск и подумал, что ты не откажешься от свежей газетки… Девочки, привет! – Он подошел и поцеловал жену. – А чем это так божественно пахнет?

Фиона, воодушевленная новым замыслом, принялась с жаром рассказывать, как убыток вдруг обернулся находкой. Нейту идея понравилась, и они с Мэдди тут же стали обсуждать названия новых сортов. Шейми, умытый и причесанный, примчался с детской книжкой и устроился у сестры на коленях. В это время опять задребезжал звонок. Майкл пошел открывать, ворча, что его квартира превращается в Центральный вокзал.

За дегустацией чая с корицей и разговорами не сразу заметили приход доктора Экхарта с его неизменным черным саквояжем. Оглядев комнату, он изрек:

– Если мне не изменяет память, я предписывал больному отдых и покой.

Все смущенно замолчали, словно дети, получившие взбучку.

– Шейми, пойдем, не будем мешать доктору, – сказала Фиона, прогоняя брата с колен.

– Ник обещал мне почитать!

– Потом. А сейчас доктору нужно осмотреть Ника, чтобы он скорее поправился.

– Доктор поцелует там, где у Ника бо-бо?

Фиона прыснула со смеху. Нейт, Мэдди и Ник – тоже. Испепеляющий взгляд Экхарта выгнал всех. Доктор плотно закрыл дверь и взялся за осмотр пациента. Он долго слушал сердце, мял живот, проверял состояние пальцев рук и ног. Закончив осмотр, Экхарт объявил Нику, что тот поправляется успешнее, чем он ожидал.

– Приятная новость, – обрадовался Ник. – Что мне так помогло? Ваше лекарство?

– Сомневаюсь, – пожал плечами Экхарт. – Смех, уют, прекрасный уход – все это куда более эффективные лекарства, чем мои. Но от постельного режима я вас все равно не освобождаю. Можете несколько раз в день прогуляться по квартире. Фактически я даже советую такие прогулки. Но не злоупотребляйте. Если вас тянет на обычную пищу – пожалуйста. Что касается остального, – он кивнул в сторону двери, – специалисты, которых я выпроводил отсюда, прекрасно справятся с этим. Насколько понимаю, это ваша семья?

– Нет, они мои… – начал Ник и осекся.

Он подумал об отце, бившем его о стену. О матери и сестрах, за все эти месяцы ни разу не написавших ему. Потом он подумал о заботливой Мэри. О Шейми, Майкле, Иэне и Алеке. И конечно же, о Фионе, которую любил больше всех.

– Да, доктор Эк, – сказал Ник, улыбаясь во весь рот. – Это моя семья.

Глава 37

– Мэри, твою мать! Откуда все это появилось? – спросила Фиона.

Она пыталась сосчитать десятки красных роз, стоявших в вазах на столах, в консервных банках на подоконниках, каминной полке, секретере и даже в ведрах на полу.

– Сама не знаю. Их привезли час назад. Я дергала тебя за рукав, но вам с Майклом было не до этого. Тогда я попросила посыльного отнести их сюда и поставила в воду. Тут не меньше двухсот… Да, чуть не забыла! К ним еще и конверт…

Фиона взглянула на имя…

– Так это для… Майкла? – недоверчиво спросила она. – Кто же послал ему чертову пропасть роз?

Странный подарок вызывал у нее обиду и даже ревность. Ей никто и никогда не посылал двести роз.

– Оранжерейные цветы, – принюхавшись, объявил Алек.

Шейми, взяв розу с длинным стеблем, водил лепестками по носу Нелл, заставляя ее радостно хихикать.

– Фиона, ты здесь? – крикнул подошедший к двери Майкл.

– Здесь.

– Ключ от магазина у тебя? Никак не найду… Что за черт?! Откуда столько цветов? Никак твоя лошадь выиграла скачки?

– Нет. А ты ничего не хочешь нам рассказать?

– Я-то тут при чем?

– Вот. – Фиона протянула дяде конверт. – Оказывается, эти цветочки для тебя.

– Что-о?

Майкл схватил конверт, увидел свое имя и торопливо вскрыл.

– Теперь понятно, – усмехнулся он. – Типичный мозгокрут, которому деньги некуда девать. Угораздило прислать четыре тысячи роз, когда хватило бы букета тюльпанов.

– Кто их прислал? – спросила Фиона.

– А кто такой мозгокрут? – спросил Шейми.

– Дядя Майкл пошутил… Я спросила, кто прислал розы?

– Уильям Макклейн.

– Серьезно? Вот уж не думала, что у вас с ним так далеко зашло.

– Самое смешное, Фиона, что цветочки он прислал не мне. Тебе. – (У Фионы округлились глаза.) – А вот карточка адресована мне. Он хочет пригласить тебя в субботу в ресторан «Дельмонико», но вначале спрашивает моего разрешения. Пишет, что цветы – это скромный знак его восхищения. А еще…

– Сама прочту!

Фиона забрала у дяди карточку.

– Девочка, не томи. Что он там пишет? – спросила возбужденная Мэри, беря Фиону под руку.

Фиона прочла вслух:

Уважаемый мистер Финнеган!

С Вашего позволения, я хотел бы в субботу пригласить Вашу племянницу на ужин в ресторан «Дельмонико». Я заеду за ней в семь часов вечера. Столик зарезервирован на восемь. Обещаю к полуночи доставить ее обратно. Попросите Вашу племянницу принять эти розы как скромный знак моего восхищения. Жду Вашего ответа.

С уважением,

Уильям Робертсон Макклейн.

Фиона прижала карточку к груди.

– Фиона, как здорово! – завизжала Мэри. – Сам Макклейн!

Он снова хочет ее видеть. И она тоже хочет его видеть. Уилл думал о ней, отправился к оранжерейщику, выбрал красные розы – целое море роз – и прислал ей, запомнив, что она любит красные розы… Одно это сделало ее неописуемо счастливой. Так приятно, когда кому-то… какому-то мужчине захотелось ее порадовать.

– Мэри, насколько я слышала, «Дельмонико» – модный ресторан, – сказала Фиона, глаза которой сияли. – Что мне туда надеть?

– Мы с тобой отправимся за платьем. В середине дня бывает затишье, вот тогда и пойдем. Нелл я оставлю с Алеком, а мы пойдем на Шестую авеню и подыщем тебе платье.

Майкл не разделял энтузиазма племянницы.

– Чего ты так перья распушила? – проворчал он, сердито глядя на Фиону. – Подумаешь, Макклейн! Видел я его. Ничего особенного. Человек не из нашей Церкви и не из той партии. Одно слово – республиканец, – мрачно подытожил Майкл, и сказано это было таким тоном, словно Уилл был закоренелым убийцей. – И потом, я еще не дал своего согласия.

– Только не вздумай сказать «нет», – предупредила дядю Фиона.

– А как я могу сказать «да»? Я не могу играть роль компаньона, когда моя племянница встречается с мужчиной на десять лет старше меня.

– Какой еще компаньон, дядя Майкл? Мне уже девятнадцатый год.

– А ему сорок с хвостиком, и он чертовски богат! Моя племянница не должна болтаться вечером по городу под руку с…

– Чего вы так шумите? – сонным голосом спросил Ник; он вышел из спальни, завязывая кушак на шелковом халате. – Я услышал голоса и подумал, что мне снится. – Увидев цветы, Ник растерянно заморгал. – Откуда такое множество цветов? Неужели кто-то умер? – насторожился Ник, приложил руку к груди и проверил, бьется ли сердце. – Слава Богу! Надеюсь, все-таки не я!