Текст книги "Чайная роза"

Глава 33

– Фи, ты должна это увидеть! Место просто идеальное! Вся передняя стена – сплошное окно. Пространство буквально наполнено светом. И помещение большое. Я тебе говорил? Я смогу без труда развесить тридцать полотен и еще десять разместить на мольбертах в центре. Надо лишь заново отлакировать пол, затем перекрасить стены, и тогда…

От возбуждения Нику не стоялось на месте. Он расхаживал перед прилавком. Сегодня он снял помещение бывшего магазина в доме возле Грамерси-парка, где собирался открыть галерею, а этажом выше – квартиру для себя. Он нашел чудесный четырехэтажный дом. Квартиру на третьем этаже снимал другой человек. На верхнем жила хозяйка с двумя сыновьями. Он уплатил ей залог и арендную плату за первый месяц, после чего помчался на Восьмую авеню – поделиться радостью с Фионой.

Когда он влетел в магазин, она начищала прилавок. Фиону встревожил вид Ника: он похудел и стал еще бледнее. Ей было не вклиниться и не спросить его о самочувствии – он говорил без умолку.

– …а какой там потолок! Фиона, это надо видеть! Пятнадцать футов! У меня будет самая удивительная галерея в Нью-Йорке. – Он перегнулся через прилавок и вдруг поцеловал ее в губы.

– Осторожнее! – со смехом предостерегла его Фиона. – Не то весь пиджак уделаешь мастикой.

– Фи, ты ведь поедешь со мной? Это надо видеть!

– Естественно, поеду. Когда позовешь. Ник, а ты как себя…

– Этим же вечером? – перебил ее Ник и взмахнул руками, словно полицейский-регулировщик. – Нет, не сегодня! Рано! Дождись, когда я закончу необходимый ремонт, развешу картины и… – Он закашлялся, прикрывая рот. – Я их развешу. И это будет…

Он снова закашлялся, уже сильнее. Вытащил платок, отвернулся и так стоял, пока кашель не утих. Когда Ник снова повернулся, у него от кашля слезились глаза. Фиона больше не улыбалась.

– Ты ведь не был у врача. Обещал, но не пошел. Почему?

– Я ходил.

– Да? И что тебе сказал врач?

– Он сказал… это… в общем… некоторая заложенность в груди.

– Заложенность в груди? Никакой доктор таких слов не скажет. Ты просто маленький врун!

– Фиона, я был у врача. Честное слово. У доктора Вернера Экхарта на Парк-авеню. Он дал мне лекарство собственного изготовления. Я регулярно принимаю его зелье и чувствую себя гораздо лучше. Клянусь!

Тон Фионы стал помягче.

– А выглядишь ты хуже, чем в прошлый раз, – сказала она, обеспокоенно морща лоб. – Ты слишком бледен. Отощал. Круги под глазами. Такое ощущение, словно ты вообще забываешь про еду или ешь что придется. – Она сунул палец под воротник его рубашки. – Взмок так, будто плавал в одежде. Теперь еще и кашель появился. Я за тебя волнуюсь.

Ник досадливо застонал:

– Слушай, старая землеройка, не будь такой докучливой. Я прекрасно себя чувствую. Конечно, устал немного, но причина только в галерее. Я с ног сбился, пока искал подходящее место. Смотрел по десять-двенадцать помещений в день. Но главное – я нашел! Я рассказывал, какие там чудные окрестности? А про глицинию над окном? Вьется, как плющ. И окно. Представляешь, какое оно огромное!

– Ты уже трижды рассказывал мне про окно. По-моему, ты пытаешься сменить тему.

– Я? Быть того не может!

– Ник, обещай мне, что будешь есть как следует. Шампанское и эти жуткие рыбьи яйца – не еда.

– Ну хорошо, обещаю. А теперь, Фи, расскажи про свои новости. Я тут соловьем заливался и даже не спросил, как ты.

Особых новостей у Фионы не было. Неделя в магазине выдалась хлопотной. Майкл по-прежнему не наведывался к Уэлану, и у них с Мэри появилась робкая надежда, что запои остались позади. Он помогал в магазине и говорил о ремонте на кухне Мэри. Шейми пришлось покупать новую одежду, поскольку он опять вырос. У Нелл начали резаться зубы.

– Так-так, – нетерпеливо подытожил Ник, выслушав рассказ. – А что еще?

– А что может быть еще? – удивилась Фиона.

Ник понимающе улыбнулся:

– Уильям Макклейн заглядывал?

– Разумеется, нет, – ответила Фиона и покраснела.

– До сих пор не верится. Всего несколько месяцев в Нью-Йорке – и уже подцепила миллионера.

– Ты перестанешь? Мы с ним немного прогулялись, и только. Думаю, я больше его не увижу. Даже уверена.

– Ты же знаешь, он чертовски богат. Помню, отец упоминал о нем. Кажется, они вместе обедали один или два раза. Я же видел, как Макклейн смотрел на тебя. Понравилась ты ему.

– Не говори глупостей. Я ему в дочки гожусь. У меня нет миллионов и совсем не то происхождение.

– Фиона, ты красивая, пленительная молодая женщина. Какой мужчина не согласится ухаживать за тобой? Признайся… он ведь тебе понравился? Мне ты можешь сказать.

– Возможно… чуть-чуть, – сказала она, искоса глядя на Ника. – Удивительный человек. Добрый, обаятельный. Невероятно умный. Он столько знает. Настоящий джентльмен, но…

– Но – что? Зачем вообще это «но» в конце? – (Фиона пожала плечами.) – Фи!

Фиона принялась начищать часть прилавка, показавшуюся ей недостаточно сверкающей.

– Кажется, я знаю, в чем дело. В том лондонском парне, о котором ты мне рассказывала. Его Джо зовут? – (Она еще интенсивнее задвигала тряпкой по прилавку.) – До сих пор?

– До сих пор. – Фиона бросила тряпку. – Понимаю, это глупо. Пытаюсь его забыть и не могу. – Она подняла глаза на Ника. – Я тут вспомнила историю. Отец мне рассказывал, а ему рассказал один грузчик, потерявший руку. Руки больше не было, а этот человек по-прежнему ее чувствовал. Во влажную погоду у него ломило суставы, а от жары кожу кололо как иголками. Вот и с Джо у меня так. Вроде бы исчез из моей жизни, а получается, что нет. Он до сих пор внутри меня. Я вижу его. Слышу. По-прежнему могу мысленно разговаривать с ним. Ник, когда все это закончится?

– Когда ты снова полюбишь.

– А если не полюблю?

– Обязательно полюбишь. У тебя просто еще не все перегорело к этому Джо. Мой совет: проводи больше времени с Макклейном. Кто-нибудь из семьи Астор и Вандербильт тоже подойдет для твоего окружения. Это все, что тебе нужно, Фи. Обаятельный нью-йоркский миллионер. И тогда ты забудешь лондонского парня с тележкой. Кстати, о чем вы с Макклейном говорили во время прогулки? Ты так и не рассказала.

– О магазине. Потом о подземных железных дорогах.

– Как романтично! – скорчил гримасу Ник.

– Ник, он пытался мне помочь. Я сказала, что хочу стать миллионершей, и спросила, на чем смогу разбогатеть.

– И что он ответил? Раскрыл тебе секрет появления своих миллионов?

– В чем-то да. Он посоветовал быть терпеливой, наблюдать и учиться. Подмечать, что́ продается лучше, и искать способы наращивать продажи. Если я буду так поступать, то наберусь знаний и опыта. Начинать с малого и расширяться постепенно. Возможно, торговать готовыми блюдами. Или – открыть второй магазин. Он очень забавно все это выразил. Сказал: «Развивайтесь на том, что вам хорошо известно».

– И это сработало? Ты уже сколотила состояние?

– Нет, – нахмурившись, ответила Фиона. – Правда, наша прибыль выше, чем мы думали. Выпечку Мэри расхватывают мгновенно. Теперь хотим предложить готовые салаты. Придется покупать дополнительный холодильник. Но миллионершей я не стала. И даже не приблизилась.

– Не переживай, Фи! – Ник похлопал ее по руке. – Я расскажу тебе, как стать миллионершей.

– И как же?

– Выйти замуж за миллионера.

Фиона бросила в него тряпку, но Ник успел пригнуться.

– Я вообще ни за кого не выйду. Никогда. От мужчин бед не оберешься.

– Только не от меня.

– Особенно от тебя.

Дверь магазина открылась. Вошел Майкл. Он хмурился, держа в руке какую-то бумагу.

– Помяни беду… – прошептала Фиона.

– Фиона, в этом счете явно что-то напутано, – сказал Майкл.

– В каком счете и почему напутано?

– Счет от фирмы «Миллардс». От поставщиков чая. Какой счет они присылали тебе в прошлый раз?

– Прошлого раза не было. Это их первый счет. Что тебя настораживает?

– Там написано, что со времени открытия магазина мы получили от них девятнадцать ящиков чая.

– Все правильно. Могу проверить по квитанциям доставки, но уверена: Стюарт не станет нас обманывать.

– Это индийский чай? – спросил Майкл, кладя счет на прилавок.

– Да.

Он покачал головой:

– Чтоб меня разорвало! Прежде я считал, что мне повезло, если удавалось продать один ящик.

– За неделю?

– За месяц!

Фиона склонилась над счетом, ведя пальцем по столбцу цифр. За два месяца фирма «Миллардс» поставила магазину Финнегана девятнадцать ящиков чая. У нее осталось два последних. Получалось, она за неделю продавала более двух ящиков чая, тогда как дяде с трудом удавалось продать один за месяц. Фиона дошла до конца счета, проверяя в уме цифры. Никакой ошибки. Сумма соответствовала числу проданных ящиков плюс те два, что находились в подвале магазина.

И потом она увидела…

В нижней части листа, под именем «Р. Т. Миллард», были изображены три растения: кофейный куст, дерево какао… и стебелек с чайными листьями.

Фиона смотрела на тонкий стебелек с остроконечными листьями и чувствовала, как у нее поднимаются волосы на затылке. Дядя продолжал о чем-то говорить, но она его не слушала. Она узнала растеньице. Она это уже видела. В кошмарном сне. Отец протягивал ей такой же стебелек через прутья кладбищенских ворот. «Что это, па?» – спросила она. Его ответ до сих пор звучал у нее в голове: «То, что ты знаешь».

Ответ лежал на поверхности, постоянно находясь у нее перед глазами. Чай, чтоб ему провалиться! «Развивайтесь на том, что знаете», – советовал ей Уилл. Чай – единственное, в чем она по-настоящему разбиралась! Она по запаху могла отличить «кимун» от «сычуаня», «дуарс» от «ассама». Она знала, что ее индийский чай пользуется спросом, но не знала, насколько успешно. Это нежное, хрупкое растеньице было золотой жилой, которую она искала. Чай станет ее нефтью… и сталью… и лесом… Основой ее богатства!

– Фиона, девочка, ты меня слышишь? – спросил Майкл, щелкая пальцами у нее перед носом.

Ничего она не слышала. У нее звенела и гудела кровь. Этот звук пронизывал все тело, захватил все ее существо, заставляя сердце гулко биться. Огненный поток силы – вот что чувствовала она сейчас. Новые возможности. Она создаст свою неповторимую смесь чая, и не одну. Она займется оптовой торговлей чаем, пусть и не сразу. Для начала в дядином магазине появится широкий выбор чая. Возможно, даже откроет чайное заведение: красивое, удивительное место вроде зала у «Фортнума и Мейсона».

– Я говорю: надо спешно делать новый заказ. У нас осталось два ящика. С такой скоростью мы продадим их уже к следующей среде. Думаю, нам нужно не меньше восьми ящиков, чтобы на весь месяц хватило, – сказал Майкл.

– Нет.

– Нет? Но почему?

– Потому что мы закажем больше восьми ящиков. Мы скупим все ящики индийского чая, которые есть у «Миллардс», и потребуем от них хранить в тайне пропорции смеси! Ни у кого больше не должно быть такого чая!

Майкл перевел взгляд на Ника, словно тот знал, что́ на уме у его непредсказуемой племянницы, но Ник лишь пожал плечами.

– Зачем? – недоумевал Майкл. – Это безумие. Ни один бакалейщик не заказывает больше, чем может продать…

– Мы больше не бакалейщики, – перебила дядю Фиона.

– Неужто? – еще больше удивился Майкл. – А кто же мы теперь?

– Чаеторговцы.

– Как всегда, мистер Макклейн?

– Да, Генри. Мистер Карнеги и мистер Фрик уже приехали?

– Я их пока не видел, сэр. Ваш виски.

– Спасибо, Генри.

– Приятного аппетита, сэр.

Сделав изрядный глоток шотландского виски, Уилл обвел взглядом бар клуба «Юнион». Его гости запаздывали. Сегодня он пригласил на обед Эндрю Карнеги и Генри Фрика, партнеров крупнейшего в стране сталелитейного концерна, чтобы обсудить с ними планы строительства подземной железной дороги. Они были заинтересованы в поставках стали для него, а Уилла интересовали их финансовые вложения в проект. Сейчас, как никогда, ему требовалась их поддержка, равно как и поддержка других ведущих промышленников. Постройка первой городской железной дороги столкнулась с новым препятствием, угрожавшим опрокинуть все его тщательное планирование и политические ухищрения.

Дверь бара открылась. Уилл повернулся, надеясь увидеть хотя бы одного из своих гостей, но вместо них увидел миниатюрную брюнетку в синем клетчатом жакете и юбке. В одной руке она держала блокнот с карандашом, в другой – сумочку. Ее острые, быстрые глаза мгновенно заметили Уилла, и она прямиком направилась к нему.

– Привет, Уилл, – поздоровалась брюнетка.

– Всегда рад вас видеть, Нелли, – улыбнулся он. – Что желаете выпить?

– Виски со льдом. И побыстрее, – ответила она, поглядывая на бармена. – Думаю, у меня есть не более пяти минут… в лучшем случае десять, прежде чем эта горгулья меня поймает.

Бармен колебался:

– Мистер Макклейн… Сэр, я не могу. Правила гласят…

– Мне известно, о чем гласят правила. А я настоятельно прошу принести мисс Блай порцию шотландского виски со льдом. И побыстрее. – Уилл не повышал голоса; в этом не было необходимости.

– Сию минуту, сэр.

Уилл подал Нелли виски. Одним глотком она влила в себя половину, вытерла губы тыльной стороной ладони и продолжила наступление:

– Слышала, что Август Бельмонт решил посоперничать с вами. По словам моего источника в муниципалитете, он представил свой план подземной железной дороги.

– Зачем вам чьи-то слова? Почему бы не спросить его самого? Вон он сидит в углу, с Джоном Рокфеллером. Уверен, что вовсю поливает грязью мой план.

– Из Бельмонта ничего не выудишь. Я уже пробовала, и не раз. Уилл, не тяните время. К девяти вечера я кровь из носу, но должна подать материал.

Уилл допил виски и заказал новую порцию.

– Сведения верны. У Бельмонта есть свои инженеры. Предлагаемый ими маршрут принципиально отличается от моего. Пару дней назад они передали мэру все чертежи и расчеты. План Бельмонта экономичнее. Это их главный козырь.

Нелли сделала еще глоток.

– И в самом деле экономичнее? – спросила она, взявшись за карандаш.

– На бумаге. А при строительстве он обойдется городу дороже. Причем значительно дороже.

– Почему?

– Маршрут Бельмонта в ряде мест пролегает по заболоченным участкам, а кое-где и по глинистым сланцам. Добавьте к этому подземные воды. Да, отрезки его маршрута прямее моих. Это он и стремится продать мэру как экономичность. Но из-за препятствий природного характера общая стоимость строительства окажется выше по времени, человеко-часам и материалам.

– И что вы намерены делать?

– Предложить мэру вынуть голову из задницы и всерьез изучить мой план. – Подумав, Уилл добавил: – Я совершенно уверен, что наш уважаемый мэр и его высокообразованные советники, рассматривая достоинства и недостатки обоих планов, примут во внимание топографию Манхэттена, географические особенности и требования транспортного характера. Когда они это сделают, а я в этом уверен, то непременно увидят в плане Бельмонта вопиющие недостатки, ошибки в расчетах и неверно преподнесенные факты. Осуществление этого плана попросту разорит городскую казну. Более того, конструктивные ошибки грозят нарушить цельность манхэттенских улиц и подземных сетей, не говоря уже об угрозе безопасности жителей… Ну как вам?

– Превосходно! – ответила Нелли, лихорадочно строча в блокноте. – Спасибо, Уилл. Вы просто душка. – Закончив писать, она закрыла блокнот и допила виски; Уилл заказал ей вторую порцию и поймал на себе пристальный взгляд журналистки. – Как вы себя чувствуете, Уилл? Вид у вас немного болезненный.

– У меня? Вам почудилось. Я прекрасно себя чувствую.

– Вы уверены?

Он кивнул, чуть съежившись под ее буравящими глазами. Нелли ему нравилась, и даже очень, но он всегда помнил о ее профессии. Сведения делового характера, если их правильно изложить репортеру, неплохо помогали репутации, а вот приоткрывать перед этой женщиной свою личную жизнь было бы крайне опасно. Нелли по-прежнему ждала его ответа, и он решил сослаться на усталость, надеясь, что она поверит и отстанет.

– Может, это из-за работы. Подустал я за последние дни.

– Меня на такое не купишь. Конкуренция всегда добавляла вам сил. У вас что-то произошло? Я не напрасно спросила о болезни.

– Да ничего у меня не произошло! – вспылил Уилл. – Я нормально себя чувствую. Просто…

Рука Нелли замерла, не донеся стакан до губ.

– Не в женщине ли тут дело?

– Нелли, вам никогда не говорили о вашей пронырливости?

– Сплошь и рядом. Так кто она?

– Никто! Нет никакой женщины! Подземка меня измотала. Вы довольны?

Нелли недоверчиво изогнула бровь, но прекратила допытываться. К облегчению Уилла примешивалось недовольство собой. Он злился на свой столь откровенный эмоциональный всплеск. Он постоянно думал о Фионе, однако его чувства не поддавались никакому объяснению. Он пробовал было рассказать о ней Уильяму Уитни, одному из своих давних друзей. Тот лишь спросил, почему столько шума из-за какой-то девчонки.

– Подари ей какую-нибудь побрякушку и потом смело тащи в постель, – посоветовал друг.

Уилл хотел поделиться со своей сестрой Лидией, но раздумал. Сестрица и так постоянно навязывала ему знакомство с ее подругой, вдовой из Саратоги. Наконец он решил рассказать младшему брату Роберту. Роберт бывал в Нью-Йорке наездами, занимаясь поисками золота на Аляске. Неделю назад, накануне его очередного путешествия в дальние края, они сидели в этом же баре. Тридцатишестилетний Роберт никогда не был женат. Его невеста Элизабет умерла от туберкулеза, когда им обоим было по двадцать четыре. Они горячо любили друг друга. Ее смерть разбила Роберту сердце, и он так до конца и не оправился от случившегося.

– Уилл, зачем столько терзаний? – спросил Роберт. – Уложи ее в постель и не мучайся.

– Ты рассуждаешь совсем как Уитни. Это другая плоскость.

– Так мы говорим о потенциальной жене? Прошу прощения. Я думал, речь идет о любовнице.

– Мы говорим о женщине. О самой красивой, смышленой и удивительной женщине из всех, кто мне встречался, – сказал Уилл.

– Она знает о твоих чувствах?

– Наверняка не скажу. Может, и знает. Я ей не признавался.

– А почему? После смерти Анны… прошло уже два года. Период траура закончился. Ты волен жениться снова, если хочешь. Что тебя останавливает?

– Сложности, Роберт. Она не… Мы из разных социальных слоев.

– Вот оно что, – хмыкнул брат.

– Она бакалейщица. Сомневаюсь, что мои сыновья ее примут. Да и Лидди тоже. Я не знаю и как ее семья отнесется к этому. И потом, я в два с лишним раза старше ее.

– И впрямь положение у тебя безвыходное, братишка, – вздохнул Роберт и спросил: – Ты ее любишь?

– Я постоянно думаю о ней. Я еще не встречал никого, с кем мне было бы так легко говорить…

– Уилл, я спрашиваю не об этом. Ты ее любишь?

– Сам не знаю, – вздохнул Уилл.

– Ты не знаешь? Уилл, ты же испытывал любовь. К Анне… ну и потом… к твоим… Скажешь, что нет?

– Скажу, что нет, – ответил Уилл, глядя в стакан, и со смущенным видом сделал несколько глотков. – Неужели это и есть любовь? Это чувство… постоянной тоски. Ужас какой-то!

Изумленный Роберт засмеялся.

– Это и есть, – сказал он, махнув официанту. – Я закажу тебе еще порцию. Возможно, целую бутылку. Судя по тебе, она не будет лишней. – Брат покачал головой. – Ты никогда не думал о том, что́ ты упускал в своей жизни?

– Нет. Я просто не верил в это. Считал плодом воображения романисток. – Уилл растерянно пожал плечами. – Роберт, пойми меня правильно. Какие-то чувства к Анне я испытывал. Она была прекрасной матерью, помощницей, великодушной женщиной. Но ничего похожего я не испытывал.

– Уилл, тогда у нас есть повод отпраздновать твою первую влюбленность, – засмеялся Роберт. – Думаю, ты сможешь научить старого пса новым фокусам.

– Тебе обязательно нужно было назвать пса старым? – поморщился Уилл.

Роберт похлопал брата по руке:

– А почему бы не позволить ей самой решать, хочет ли она тебя видеть? Если ты достоин ее чувств, она справится со всеми трудностями.

– Если я достоин?

– Да. Здесь несколько «если». Если ты достоин и если она хотя бы наполовину соответствует твоему рассказу, то вполне справится. Ее семья привыкнет. Твоя тоже. – Роберт улыбнулся. – Я уже привык. Лидди пофырчит и перестанет. Ну а деток, если откажутся, можешь лишить наследства…

Кто-то взмахнул рукой перед его лицом:

– Уилл! Уилл, вы меня слушаете?

– Простите, Нелли.

– Состояние у вас ни к черту не годится, – сказала журналистка. – Можете рассказывать или не рассказывать – воля ваша. Но кто-то похитил ваше сердце. – Она подалась вперед. – У вас ведь кто-то появился?

Вместо ответа Уилл засмеялся. В этот момент в баре появился Камерон Имс, молодой городской судья и друг Уилла-младшего, названного в честь отца.

– Добрый вечер, мистер Макклейн, – произнес он.

– Привет, Камерон.

– Как вижу, у вас гость. Точнее, гостья. Я и не знал, что в клуб допускают дам. А-а, это вы, Нелли.

– Да, Имс. Недавнее изменение в правилах. Больше никого из мальчишек не отправили за решетку? Я тут по дороге видела, как ребятня играла в стикбол[10]10
  Упрощенный вариант бейсбола.


[Закрыть]. Вы же знаете поговорку: от стикбола до грабежей – один шаг. Никакая осторожность не бывает чрезмерной. Пока вы здесь, распорядитесь, чтобы прислали полицейские фургоны. И рота солдат для надежности не помешает.

Двое джентльменов, стоящих неподалеку, рассмеялись. Уилл слышал их смех, Камерон тоже. Лицо судьи помрачнело.

– Истеричный репортаж, написанный истеричной репортершей, у которой эмоции превалируют над разумом, – бросил он.

– Имс, тому мальчишке было всего десять лет.

– Вам известно о существовании малолетних преступников?

– Он был голоден.

Рассерженный Имс повернулся к Уиллу:

– Мистер Макклейн, когда Уилл-младший появится, передайте ему, что я жду его в обеденном зале. Не забудете?

– Обязательно передам, Камерон.

– Приятного аппетита, сэр, – бросил на прощание судья.

– Нелли, вы поступили опрометчиво. Он пожалуется метрдотелю, и вас выпроводят.

– Я и не сомневаюсь, что пожалуется. Чем клуб отличается от зала судебных заседаний? Он меня выпроваживает оттуда постоянно – этот изворотливый маленький кусок дерьма, – сказала она. – Простите. Я знаю, что Уилл-младший дружит с ним.

– Это ничего не меняет. Он как был, так и остался изворотливым маленьким куском дерьма, – пожал плечами Уилл.

На плечо Уилла легла чья-то рука.

– Привет, отец. Здравствуйте, Нелли.

Уилл повернулся и с улыбкой посмотрел на крепко сбитого блондина лет двадцати пяти, стоящего за спиной. Это был его старший сын. Уилл всегда радовался встрече с детьми. Сейчас, здороваясь с сыном, он поразился сходству Уилла-младшего с покойной матерью. Чем старше сын становился, тем сильнее напоминал Анну и ее голландских предков с их светлыми волосами и основательным подходом к жизни.

– У меня встреча с Камероном. Ты его, случаем, не видел? – спросил Уилл-младший.

Они с Камероном вместе выросли в Гайд-Парке на Гудзоне, затем вместе учились в Принстоне, вступая в одни и те же клубы и студенческие братства. Нынче оба были женаты и имели дома в Гудзон-Вэлли, где жили их молодые семьи, а также городские квартиры, где жили сами в будние дни.

– Случайно видел, – ответил сыну Уилл. – Ждет тебя в обеденном зале.

– Отлично! – Уилл-младший повернулся к Нелли. – Огненный вихрь, а не статья.

– Я приму это в качестве комплимента.

– Такими историями недолго человеку и карьеру разрушить.

– Камерон может сделать это сам. Он не нуждается в моей помощи.

С тех пор как в январе прошлого года его назначили судьей по уголовным делам, Камерон Имс повел шумную кампанию по очищению Нью-Йорка от преступных элементов. В отличие от большинства городских газет, певших ему хвалу, Нелли, работавшая в «Нью-Йорк уорлд», написала статью о десятилетнем польском мальчишке из Нижнего Ист-Сайда. За кражу каравая хлеба Имс упек мальца в Гробницы, манхэттенскую тюрьму. Хотя эта кража была его первым правонарушением, юного поляка заперли в одной камере с закоренелыми преступниками. Утром надзиратели обнаружили его тело в углу камеры, под матрасом, со следами издевательств – вежливое иносказание, указывавшее, что мальчишку зверски изнасиловали, – и удушения. Когда Уилл читал эту статью, у него внутри все переворачивалось. И как Камерон мог оказаться настолько глупым?

– Камерон стоял перед моральным выбором, который и сделал, – сказал Уилл-младший, защищая друга.

– Будет вам, юный Макклейн! – засмеялась Нелли. – Чем больше так называемых преступников он упрячет за решетку, тем больше публикаций получит. Мы оба это знаем. Камероном движет не моральный выбор, а банальные амбиции.

– Согласен, Нелли. Кам амбициозен. Я тоже, да и вы не исключение. И ничего плохого в этом нет! – с жаром заявил Уилл-младший. – Он хочет стать самым молодым судьей, когда-либо избранным в Верховный суд штата. И станет, невзирая на все ваши попытки очернить его. Его кампания приносит успехи. За год он изолировал от общества больше преступников, чем его предшественник за три.

Уилл пристально посмотрел на сына:

– И все они, как я слышал, получили короткие сроки. Знаешь, сынок, если Камерон хочет всерьез изменить ситуацию в городе, нужно не срезать верхушки, а вырывать корни. Это владельцы игорных залов, содержательницы борделей, главари банд. И полицейские чины, которые берут от них взятки.

– Отец, Камерон амбициозен, но не безумен, – хмыкнул Уилл-младший. – Важно то, что он прячет за решетку разную уличную шушеру, делая улицы безопаснее для всех нас.

– Мудрый судья понимает разницу между воровством с целью наживы и воровством от голода и отчаяния.

– Ты слишком мягкосердечен! – раздраженно бросил отцу Уилл-младший, который терпеть не мог оттенков и всегда придерживался категоричных воззрений. – Воровство есть воровство. Эти иммигранты и так заполонили город. Давно нужно было им показать, что мы не потерпим их наплевательского отношения к закону.

– Легко говорить правильные слова, когда сам ни разу не голодал, – сказала Нелли.

– А как насчет пекаря, у которого он своровал хлеб? Тому нужно семью кормить. Или, быть может, пекарь должен раздавать хлеб голодным мальчишкам? – спросил Уилл-младший, повышая голос.

– Уилл-младший, не смешите меня! Это был всего лишь каравай хлеба, а не содержимое денежного ящика кассового аппарата…

Уилл стиснул зубы. Пикирование сына и Нелли продолжалось. При всей любви к сыну Уилл видел, как он и его сверстники, обуреваемые жаждой денег и положения в обществе, с жестокостью и презрением относились к менее успешным. Уилл-младший нередко слышал от отца, что когда-то и Макклейны, и Ван дер Лейдены – предки по материнской линии – были иммигрантами. Предки всех богатых семей города когда-то приехали сюда из Европы. Но отцовские лекции казались Уиллу-младшему скучными нотациями. Он был американцем, а те, кто сходил с кораблей на пристани Касл-Гарден, американцами не были. Они назывались ленивыми, глупыми, грязными людишками. Потоки иммигрантов угрожали разрушить страну. Нетерпимость Уилла-младшего не была унаследованной от родителей. Эти убеждения он приобрел самостоятельно. Единственная черта в характере сына, которая не нравилась Уиллу.

Слушая распалившегося, жестикулирующего Уилла-младшего, Уилл-старший представил, как повел бы себя сын, узнав о Фионе. Наверняка был бы шокирован, что отец увлекся женщиной, вынужденной зарабатывать на жизнь, представительницей ненавистного ему класса иммигрантов.

– Нет, Нелли! Вы ошибаетесь! – излишне громко выкрикнул Уилл-младший.

Уилл уже собирался осадить сыновний пыл, как рядом послышалось громкое и развязное:

– Привет, мои дражайшие!

Уилл с трудом подавил стон. «Только тебя тут не хватало», – сердито подумал он. Голос принадлежал Питеру Хилтону, редактору «Сплетен от Питера». Так назывался раздел, недавно появившийся в «Нью-Йорк уорлд», который был новым направлением в газетном ремесле. «Страницы жизни общества» – вот как это называлось официально. Созданные для увеселения читателей репортажами о жизни богатых нью-йоркцев, «Сплетни от Питера» сделались самым популярным разделом газеты, достаточно высокие тиражи которой взлетели до небес. Никто не признавался в чтении «Сплетен от Питера», но все их читали. Если там хвалили какую-то пьесу, в театральной кассе было не протолкнуться. Если устраивали разнос ресторану, тот через неделю закрывался.

Уилл считал этот раздел отвратительным и безответственным злоупотреблением силой прессы, подобием рыночных сплетен. Хилтон не признавал норм порядочности. Ему ничего не стоило написать о некоем угольном бароне, которого видели в опере вместе с особой, не являвшейся женой барона. Или назвать истинной причиной спешной продажи особняка на Пятой авеню крупный проигрыш владельца на скачках. Поскольку теперь в газетах все чаще появлялись фотографии, Хилтон обзавелся собственными фотографами, которые торчали возле ресторанов и театров с их жуткими камерами и магниевыми вспышками. Уилл неоднократно сталкивался с этой публикой, щурясь от ослепительно-яркого света. Если он просто недолюбливал Хилтона, Уилл-младший откровенно ненавидел этого человека. Три года назад, когда Уилл-младший впервые баллотировался в конгресс, Хилтон написал о его увлечении девушками-хористками. Тогда сын еще не был женат, но такое поведение вызвало общественное недовольство, и выборы он проиграл. Уилл-младший пытался подать на Хилтона в суд, однако причин для судебного разбирательства не нашлось. Хилтон дал довольно точный словесный портрет, но ни разу не назвал его по имени. Уилл-младший напустил на газетчика своего адвоката, но и тот ушел ни с чем. Хилтон не моргнув глазом заявил адвокату: героем его публикации был другой молодой предприниматель из богатой и уважаемой семьи. Уиллу-младшему пришлось отозвать иск.

– Хилтон! – прошипел Уилл-младший. – Какого черта вас сюда принесло?

– Да вот собрался пообедать, мой дорогой мальчик. Я теперь член клуба «Юнион». Вы не слышали? Недавно за меня проголосовали.

– Тогда я поспешу отказаться от членства! Я не собираюсь посещать клуб, который допускает в свои стены презренных охотников за сенсациями вроде вас и ее.

– Я – охотница за сенсациями, – с гордостью заявила Нелли. – А Питер этого звания не заслуживает.

Уилл-младший игнорировал ее слова.

– Вы оба думаете, что вам позволено совать нос в чужие дела и потом полоскать их на газетных страницах. Вы ничем не брезгуете, только бы угождать падким до сплетен обывателям!

Питер, толстый, небольшого роста, обожавший крикливую одежду и золотые украшения, сложил на груди руки с короткими пальцами. Совсем как бурундук.

– Боже мой, что я слышу! Надеюсь, обеденный зал в этом клубе – более цивилизованное место, – сказал он и удалился.

Нелли смотрела, как ее коллега по перу скрылся в столовой, посетители которой по сумме богатств превосходили валовой национальный продукт многих стран. Их власть и влияние определяли направление политики и финансов на национальном и международном уровнях. Журналистка с завистью смотрела в том направлении.