Текст книги "«Строгая утеха созерцанья»: Статьи о русской культуре"

АНЕКДОТЫ О ДЕТЯХ
(ИЗ ОБЛАСТИ СЕМЕЙНОГО ФОЛЬКЛОРА)

Семья, более или менее чутко относящаяся к своей истории, к важным (а иногда и неважным) событиям семейной жизни, становится не только хранительницей, но и естественной средой обитания множества разнородных и разножанровых текстов, которые могут быть определены как жанры нетрадиционного (необрядового) семейного фольклора12321232
  Громадный и разножанровый материал по семейному фольклору (от семейных преданий и легенд до семейных анекдотов и семейных mots) содержит русская мемуарная литература. Особенно богаты в этом отношении многочисленные мемуары семьи Л. Н. Толстого, в которой царил культ семейного слова – словесной игры, рассказов, присказок и т. п.


[Закрыть]. Это легенды и предания об истории рода, рассказы о жизни семьи в эпохи важных исторических событий, об обстоятельствах рождения и смерти членов семьи и, наконец, всевозможные истории о смешных анекдотических случаях, героями которых бывают как взрослые члены семьи, так и дети12331233
  См.: Белоусов А. Ф. Городской фольклор. Таллин, 1987. С. 17–18.


[Закрыть].

Семейные анекдоты о детях представляют собой короткие рассказы с реальной основой, завершающиеся неожиданной и смешной для взрослого словесной реакцией ребенка на создавшуюся ситуацию. Речь идет не просто о любых смешных детских высказываниях12341234
  Забавные и смешные женские высказывания фиксировались многократно. Классические образцы таких записей – книги К. И. Чуковского «От двух до пяти», Н. Н. Носова «Повесть о моем друге Игоре».


[Закрыть], но только о тех, которые порождают неоднократно воспроизводимые тексты. Для рождения такого рассказа требуется чуткое ухо взрослого члена семьи, который внимательно, со вкусом и с юмором оценивает житейские ситуации с участием детей. Для рождения такого рассказа требуется также осознание особой ценности «семейного» слова и художественное к нему отношение.

Возникнув, анекдот начинает циркулировать в семейном кругу, переходит от своего первоначального творца к другим исполнителям, и случается так, что в конце концов его не без горделивого удовольствия начинает рассказывать сам уже повзрослевший к этому времени герой анекдотического сюжета. В процессе многократного воспроизведения текст анекдота может претерпевать различные изменения. Такая «редактура» обычна и даже неизбежна в атмосфере семейной беседы, когда каждый член семьи ощущает себя в той или иной степени причастным к рассказанному кем-то сюжету. Анекдоты о детях рассказываются обычно «кстати», то есть по какой-то аналогии или в связи с только что произошедшими событиями, или же «гнездами», как и любые другие анекдоты («а вот еще случай…»), и рассчитаны на самую заинтересованную и сочувствующую реакцию слушателей. Хранителями, передатчиками, а чаще всего и создателями семейного фольклора о детях являются женщины (матери и бабушки), которые и получают от него наивысшее эстетическое и нравственное удовольствие.

Иногда такие анекдоты живут в семье на протяжении нескольких ее поколений; но обычно жизнь их коротка – не будучи закрепленными письменно, они постепенно умирают, изглаживаясь в сознании членов семьи и их потомков.

Примером давнего, возникшего лет семьдесят тому назад, анекдота может послужить рассказ о семи-восьмилетнем мальчике, который, услышав бурное обсуждение эсхатологических городских слухов о сорвавшейся со своей орбиты планете Марс, воскликнул с чувством: «Так ему и надо, противному большевику!»12351235
  Не желая смущать и компрометировать как рассказчиков, так и героев, передаю содержание анекдотов своими словами, оставляя неприкосновенными лишь тексты детских высказываний в том виде, как они дошли ко меня.


[Закрыть] Комизм этого анекдота создается возникшей в голове ребенка путаницей, причина которой в близком фонетическом сходстве перепутанных им слов. Ввиду «крамольности» содержания детского высказывания удивительной представляется его живучесть на протяжении по крайней мере трех поколений.

Естественной средой анекдотов о детях является дом; однако нередко они выходят за пределы домашнего круга в круг друзей, которые, в свою очередь, делятся историями, возникшими в их семьях. Бывают, хотя и достаточно редко, случаи, когда анекдот о ребенке отрывается от семьи и, утратив имена его создателей и героев, начинает циркулировать в домашних разговорах довольно широкого круга людей. Мне известен такой анекдот о девятилетнем мальчике (событийная основа анекдота датируется концом 1930‐х гг.), который сказал по поводу только что родившегося брата: «И зачем надо было его рожать? Так хорошо жили своей семьей!» Pointe высказывания состоит в непонимании мальчиком того, что новорожденный брат естественно и как бы автоматически становится членом семьи.

Еще шире могут распространяться тексты, закрепленные в письменной форме – в мемуарах, дневниковых записях, письмах, как, например, анекдот Анатолия Мариенгофа о самом себе:

Обиженно морщу лоб и гордо заявляю:

– А я знаю, из чего папы делаются!

Она (мать. – Е. Д.) испуганно на меня смотрит.

– Знаю!.. Папы делаются из мальчиков!

Мама облегченно вздыхает12361236
  Мариенгоф А. Роман без вранья; Циники; Мой век…: Романы. Л., 1988. С. 236.


[Закрыть].

Судя по тому, что пишет Мариенгоф далее по поводу этого разговора с матерью, «история о папах» получила довольно широкую огласку – превратилась в анекдот, который вышел за пределы семьи:

Этот наш разговор получил нижегородскую славу. Ровно через десять лет меня спрашивал вице-губернатор Бирюков, с сыном которого я сидел на одной парте:

– А ну, Толя, из чего папы делаются?12371237
  Мариенгоф А. Роман без вранья; Циники; Мой век…: Романы. С. 236.


[Закрыть]

Однако, исторгнутые из естественной для них домашней обстановки и утратив устный характер бытования, семейные рассказы теряют, по выражению А. К. Шеллера-Михайлова, ту «младенчески-наивную форму предания», которая составляет их «особенную прелесть»12381238
  Шеллер А. К. (А. Михайлов). Жизнь Шупова, его родных и знакомых. Автобиография: В 2 ч. // Шеллер А. К. (А. Михайлов). Полн. собр. соч. Т. 2. СПб., 1894. С. 9.


[Закрыть].

Часто (как, впрочем, и в только что приведенном тексте Мариенгофа) семейные анекдоты возникают на основе ситуаций, в которых дети, вопреки возникшим ожиданиям и подозрениям взрослых, проявляют полную неосведомленность в вопросах интимной жизни. Материалом для анекдота могут послужить и такие детские высказывания, в которых звучит претензия на осведомленность в таких вопросах и уверенность во «взрослости» своего знания. Приведу пример. Четырехлетний мальчик и десятилетняя девочка уговаривают мать родить им братика или сестричку. Мальчик возбуждается, проявляет нетерпение и восклицает: «Давай, мама, роди, ладно? Завтра, ладно?» Девочка, чувствуя себя гораздо более умудренной в жизни, чем брат, несколько натужно, как бы снисходительно по-взрослому, смеется и говорит: «Ну уж завтра никак не получится… Это уж так месяца через три-четыре, не раньше». Возникает новый семейный анекдот, который строится на столкновении абсолютной неосведомленности и наивности мальчика и неоправданной претензии на полную (взрослую) осведомленность девочки. В этом причина его неизменного успеха.

Родители охотно рассказывают и такие истории, в которых предметом осмеяния становится их собственная наивность в отношении детей, способных уже оценить ситуацию с «взрослой» точки зрения. Бабушка, мать и двенадцатилетний сын идут смотреть новый фильм Эльдара Рязанова. Бабушка беспокоится, не будет ли в фильме излишне откровенных сцен, на что мать легкомысленно отвечает: «В таком случае было бы указано, что дети до шестнадцати лет не допускаются». Однако столь пугающие бабушку сцены в фильме есть. Она в ужасе толкает мать в бок и закатывает глаза. Сын с другой стороны поворачивается к матери и говорит спокойно и доверчиво: «Не понимаю, почему этот фильм не „до шестнадцати лет…“» – «Я тоже не понимаю», – отвечает мать, давясь со смеху. Материал для анекдота готов.

Комизм большинства семейных анекдотов о детях состоит в совершенно естественных для детской речи забавных языковых и смысловых ошибках: неверное употребление фразеологизмов (пятилетняя девочка: «К сожалению, Андрей сегодня опять не будет в садике, как ни в чем не бывало»); разного рода переосмысления (трехлетняя девочка усатому мужчине: «Чего шерсть изо рта высунул?»); высказывания оксюморонного типа (пятилетний мальчик о своем шестимесячном кузене: «Теперь он уже похож на человека, а раньше был – на маленькое беспомощное чудовище»); выражения, претендующие на книжную, литературную речь (трехлетняя девочка о собаке: «Вот он почуял нору и тайно побежал, помахивая хвостом») и т. д. и т. п. Детские высказывания подобного рода целиком или фрагментарно входят в семейную речевую стихию и становятся естественным и устойчивым, но при этом понятным только данной семье элементом ее языка.

Остается ответить на вопрос: каков смысл, каково назначение этих текстов? В забавности детских высказываний? Несомненно: они оживляют разговор, веселят слушателей, повышают их настроение. Ребенок же, слушая смешные рассказы о себе в кругу родных и близких ему людей, веселится вместе со всеми, учится распознавать юмор как в себе, так и в других и ценить его. Эти рассказы играют также важную роль в процессе раннего пробуждения самосознания и детской памяти, в которой события закрепляются навечно благодаря их многократному воспроизведению. Важно только, чтобы между событием, лежащим в основе анекдота, и временем его рассказывания в присутствии ребенка пролегала достаточная временная дистанция; в противном случае рассказ может обидеть ребенка.

Гораздо более существенным представляется внутрисемейный культурный смысл таких рассказов. Они, как и другие произведения семейного фольклора, скрепляют семью в сюжете единой семейной истории. Ребенок, осознавая себя героем повествования, приобщается тем самым к истории семьи, а через нее – к истории вообще. Неудивительна поэтому та неизменная гордость, которую испытывают дети, когда идет разговор о них-маленьких или же когда они упоминаются в семейных рассказах об исторических событиях. Это чувство тонко уловил Герцен, вспоминая о тех ощущениях, которые он испытывал в детстве, слушая семейные предания няни о войне 1812 г.: «…вас кормилица Дарья тогда еще грудью кормила, – такие были тщедушные да слабые.

И я с гордостью улыбался, довольный, что принимал участие в войне»12391239
  Герцен A. И. Былое и думы // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 8. М., 1956. С. 16.


[Закрыть].

Культ воспоминаний, царящий в семье, всегда есть свидетельство ее крепости. Утрата этого культа – печальный признак ее разрушения.

ДЕТСКОЕ ТВОРЧЕСТВО КАК РЕЗУЛЬТАТ ВОСПРИЯТИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

К. И. Чуковский в своей ставшей классической книге «От двух до пяти»12401240
  Впервые под заглавием «Маленькие дети» в 1928 г.


[Закрыть] определил природу словесного творчества детей как короткие стихи-экспромты хореического размера, которые многократно выкрикиваются детьми во время прыжков и подскакиваний и являются одним из элементов игры. Следующий период словесного творчества, переживаемый, по мнению Чуковского, ребенком от пяти до десяти лет, характеризуется новым отношением к сложению стихов: «Они уже не возникают экспромтом, а напротив, сочиняются, выдумываются…»12411241
  Чуковский К. И. От двух до пяти. М.: Лимбус Пресс, 2000. С. 350.


[Закрыть]. Спонтанному стихотворству детей наступает конец, как только они выходят из дошкольного возраста.

Если иные из них и сочиняют стихи, – пишет Чуковский, – источником этих стихов уже не служит ни песня, ни пляска. Их природа совсем другая, и определить ее не так-то легко. О стихотворстве детей школьного возраста (от 8 до 17 лет) у нас не существует никаких научных, серьезных исследований12421242
  Чуковский К. И. Дверь в эту книгу // Глоцер Вл. Дети пишут стихи: Книга о детском литературном творчестве. М.: Просвещение, 1964. С. 9.


[Закрыть].

Это было написано в 1964 г., то есть почти пятьдесят лет назад. Однако с тех пор дело, как кажется, не продвинулось далеко вперед. Автора статьи в первую очередь интересует творчество детей шести-семилетнего возраста. Цель же предлагаемой работы видится в том, чтобы указать на некоторые специфические черты литературного творчества этого возраста. Если стихи детей первого периода представляют собой элемент игры, то во второй период сочинение не только стихов, но и других литературных жанров само по себе является игрой, аналогичной любой другой сюжетной игре, свойственной в значительной мере именно данному возрасту (в войну, в куклы, в школу и т. п.). Это игра в сочинительство.

Игра ребенка, – как пишет Л. С. Выготский, – не есть простое воспоминание о пережитом, но творческая переработка пережитых впечатлений, комбинирование их и построение из них новой действительности, отвечающей запросам и влечениям самого ребенка. Так же точно стремление детей к сочинительству является такой же деятельностью воображения, как и игра12431243
  Выготский Л. С. Воображение и творчество в детском возрасте. СПб.: Союз, 1997. С. 4.


[Закрыть].

Максимальным приближением к действительности во время игры в «войнушку» является яростная драка между играющими «противниками». Максимальное приближение к действительности при сочинении стихов – присвоение себе чужих текстов, что проявляется и в категорических декларациях, и – чаще – в переписывании полюбившихся стихотворений. Ребенок не ставит перед собой цель быть оригинальным в своем творчестве. Поэтому в данном случае подражательность его текстов оказывается установкой (пусть и не всегда осознанной): тем, к чему ребенок стремится, а вовсе не тем, чего он хочет избежать, стараясь быть оригинальным. При этом в его сознании существует норма в том виде, в какой он ее усвоил из услышанных или прочитанных книг, и он стремится приблизиться к этой норме, опираясь на развивающееся воображение. Стихотворения и любые тексты этого периода уже, как правило, не являются экспромтом. Они сочиняются специально как художественные произведения. Именно установка на подражательность дает возможность рассмотреть детское творчество данного периода в качестве материала для изучения восприятия детьми художественных текстов. Только так можно получить представление ребенка о словесном творчестве, о том, что такое литература. Как дети относятся к тому, что они пишут? Кому они подражают? Чему они подражают, прежде всего? Как они это делают? – вот далеко не полный круг вопросов, который встает в данной связи.

Ответить на эти вопросы можно лишь на основе анализа обширного материала. А между тем материал для подобного рода исследования собирать достаточно сложно. В этот возрастной период ребенок пишет, как правило, для себя. Ему важен не столько результат, сколь сам акт творчества: он может потом никогда не возвращаться к сочиненному им тексту, он может не закончить его или забыть им придуманное, не перечитывать, не вспоминать и никому его не показывать. По справедливому замечанию Чуковского, «это глубокий тайник, куда зачастую нет доступа не только посторонним, но даже матерям и отцам»12441244
  Чуковский К. И. Дверь в эту книгу. С. 9.


[Закрыть]. Это творчество ради самого процесса творчества. И потому взрослым, заинтересованным в том, что создает их ребенок, приходится сразу записывать заинтересовавшие их высказывания ребенка. Если же ребенок в той или иной мере уже владеет письменностью, родители тщательно сохраняют беспечно разбросанные листочки с текстами.

Творчество ребенка привлекает старших членов семьи, заинтересованных в результатах этого творчества. Они внимательно следят за делом, которым занят их ребенок, чтобы сохранить записанный им материал. Любое промедление грозит утратой написанного (и особенно услышанного) текста. Отсюда следует, что владельцами литературного материала детей, как правило, являются люди, с ними живущие – родители, бабушки, дедушки. Такого материала собрано и издано не слишком много. Во-первых, это книга В. И. Глоцера «Дети пишут стихи», вышедшая в 1964 г.12451245
  Глоцер В. Г. Дети пишут стихи: Книга о детском литературном творчестве. М.: Просвещение, 1964.


[Закрыть] Для данного исследования она не очень подходит, т. к. включает в себя тексты, в той или иной мере написанные под руководством взрослого, обучающего их писать, невольно навязывая им «взрослые» нормы письма. Во-вторых, это замечательная книга Н. Н. Носова «Повесть о моем друге Игоре», представляющая собой дневниковые записи автора, фиксирующие развитие речи его внука12461246
  Носов Н. Н. Повесть о моем друге Игоре. М.: Сов. Россия, 1972.


[Закрыть]. Но в ней в основном представлены отдельные слова и фразы ребенка, на основании которых можно следить за развитием его речи и мыслительных процессов. В-третьих, это сетевой журнал «Барсук», основанный Юлией Фридман в начале 2000‐х гг. Вышло одиннадцать номеров этого журнала. Журнал «Барсук» адресован детям, в нем опубликовано множество интересных детских текстов. Но, как справедливо указывает автор работы об этом журнале И. Полуяхтова, в нем издатели стремятся навязать детям «некоторые приемы вовлечения детей-читателей в литературное творчество»12471247
  Полуяхтова И. «Редакционный сюжет» детского сетевого журнала „Барсук“» http://book.lib-i.ru/25pedagogika/195040-l-narvskiy-kolledzh-tartuskogo-universiteta-lektorat-psihologii-pedagogiki-irina-poluyahtova-redakcionniy-syuzhet-detskogo.php (дата обращения: 04.02.2017).


[Закрыть], то есть опять в той или иной мере речь идет об обучении, а не о самостоятельном развивающемся воображении ребенка. В нем печатаются произведения детей как раннего возраста (3–5 лет), так и более позднего.

В моей работе дана попытка анализа материала, собранного мною и написанного без какого-либо вмешательства взрослых в творческий процесс ребенка. Я использую тексты, сочиненные моей дочерью Катей (1969 г. рождения) в возрасте от 3 до 7 лет.

Творчество детей любого возраста тесно связано с багажом прочитанных и усвоенных ими текстов и определяется им. И чем больше ребенку читают или чем больше он сам читает, тем богаче его собственное творчество. Ребенок прежде всего пересоздает прочитанное, услышанное, увиденное. Творческий акт может совершаться им в ходе обыденной жизни, реализуясь внезапно, спонтанно, при виде какого-либо события или картины. Так, например, трехлетняя Катя, увидев бегущую собаку, говорит: «Вот он почуял нору и тайно побежал, помахивая хвостом». Фраза построена по законам художественной речи: не просто «вон бежит собачка» (констатация факта), но передается точка зрения собаки, которая «почуяла нору»; объясняется целенаправленность ее движения, указывается на обстоятельство способа ее действия (как бежит? – «тайно»), введен деепричастный оборот, характеризующий сопутствующее ее бегу действие («помахивая хвостом»). Это сугубо литературная, а вовсе не разговорная фраза. Образ бегущей собаки дан с использованием языковых приемов, свойственных художественной речи.

Акт творчества ребенка может протекать в устной форме без какой-либо попытки или желания зафиксировать его письменно. Текст с одним и тем же персонажем, с одной и той же сюжетной линией может создаваться в течение достаточно длительного промежутка времени. Так, трехлетняя Катя каждый вечер перед сном, уже лежа в постели, рассказывала шепотом, для себя, бесконечную историю про «офчавку Джона». Родители не могли слышать содержания этого «произведения», не знали, как развивается сюжет и кто еще, кроме «офчавки Джона», в нем участвует. Единственное, что им было известно – это то, что речь идет о каких-то приключениях собаки. Это продолжалось в течение нескольких месяцев и, видимо, представляло собой нечто вроде сериала – каждый вечер перед сном новая серия. Придуманный сюжет так и не перешел в письменную форму. Он существовал лишь в сознании ребенка. Дети могут разыгрывать сюжеты в своем воображении и в более позднем возрасте. Так, я помню несколько своих сюжетов (и героических, и лирических) с того времени, когда мне было девять-десять лет.

Чем больше ребенком усвоено разнообразных текстов, тем шире в его речи и в его творчестве оказывается диапазон жанров, стилей и тематика текстов. Это могут быть и прозаические жанры, и драматургические, и стихотворные. Творчество детей свидетельствует о том, что они остро чувствуют жанровую дифференциацию литературных текстов, которая проявляется, прежде всего, в соблюдении формальных признаков литературного рода и жанра. Приведу примеры, относящиеся ко всем трем литературным родам: драма, эпос, лирика.

1. Пьеса

Пьеса шестилетней Кати «Любовь». Цитирую первую часть текста.

Список действующих лиц:

Саша – юноша, принц

Маша – девушка (простая)

Король —царь

Царица —королева

Слуга – стражник

Картина № 1

Сад. На скамейке в тени деревьев сидит Саша. Открывается дверь. Из нее, оглядываясь, выбегает Маша. Стоит ночь.

Саша: Марьюшка!

Маша: Сашенька!

 
Саша:           Я встретил вас,
                     в последний раз,
                     давайте потанцуем вальс!
 

(Танцуют.)

Маша: Сашенька, надолго ли?

Саша: Нет. Всего на 1 месяц.

Маша: Но это так много!

Саша: Как быстро время пролетело!

Маша: (глядя на часы) [сноска: подарок Саши в день рождения] Да, уже 3 часа!

Саша: Скоро стражники придут!

(смотрит вдаль) Вот они! Беги!

Маша: Прощай, Саша! (убегает)12481248
  Белоусова Катя. Любовь <Драма>. Картина первая. 1975. Хранится в личном архиве Е. В. Душечкиной.


[Закрыть].

Здесь все свидетельствует о владении автором драматургической формой. Вначале – список действующих лиц. В нем уже заложен конфликт пьесы – социальное неравенство героев: Саша – юноша, принц; Маша – девушка (с уточнением в скобках – простая). Затем следует указание на членение текста: картина первая (у ребенка в сознании уже существует представление о том, что в драматургическом произведении есть действия или картины). Далее – краткое описание места действия, обстановки: сад, ночь и т. д. и, наконец, само действие.

Автор уже понимает, что в драматургии способ развития сюжета совершается не посредством повествования, а через диалоги персонажей. И действительно, в тексте одна за другой следуют взволнованные реплики героев. Здесь показательно включение в разговор стихотворной фразы Саши («Я встретил вас / в последний раз, / давайте потанцуем вальс»). Характерно, что рифмованные строки появляются в речи героя в процессе любовного свидания. Итак, в тексте соблюдены все формальные признаки драматургического произведения: авторский текст, в котором даются место и обстановка действия; список персонажей с объяснением (и неважно, что ни король, ни царица так и не появляются на сцене, как неважно и то, что король характеризуется как царь, а царица как королева), ремарки (глядя на часы, смотрит вдаль, убегает). Единственное формальное нарушение драматургической формы – это пояснительная сноска о часах Маши в конце страницы: «подарок Саши в день рождения». Поэтому она и производит комическое впечатление. Возможно, ее появление было вызвано тем, что автор создавал свой текст как «пьесу для чтения», не думая о ее сценическом воплощении.

Со сноской мы встречаемся и в другой пьесе того же автора, где в речь главного героя – котенка Мура, идущего в школу вместе с человеческими детенышами, включено слово уругальд. В сноске дается значение этого слова – урок <звер. яз.>, то есть – звериный язык. Ребенок имеет представление о сносках как пояснительной части текста, хотя и не подходящей для драматургического произведения.

2. Проза

Одной из ведущих черт детского восприятия художественного текста является его зрительность, которая дает о себе знать в длительном неумении (или нежелании) детей слушать и читать книги без картинок, с одной стороны, а с другой – в почти обязательном иллюстрировании своих собственных произведений. Однако в детских книгах рисунок иначе соотносится с текстом, чем книжная иллюстрация с произведением взрослого автора. «Взрослая» иллюстрация интерпретирует произведение, в то время как детский рисунок является его частью, дополняя его и нередко играя сюжетную роль фрагмента текста. Так, например, «военная» приключенческая повесть шестилетней Кати начинается рисунками с подписями, которые по содержанию составляют завязку, после чего идет словесный текст. Другой особенностью детского восприятия является способность детей жить в тексте и с текстом, в отличие от взрослых, которые преимущественно сопереживают текст. Наиболее ярко эта черта проявляется и в эстетической реакции на воспринимаемый текст, и в создании собственных произведений, действующими лицами которых оказываются сам автор, его друзья и родственники. Созданный таким образом героический сюжет с главным героем – автором оказывается результатом захватившей ребенка мечты о героическом, о подвиге и дружбе, что и воплощается в тексте. Рисунки включаются в словесный текст, дополняя его. Вопрос о соотношении рисунка и словесного текста в детском творчестве интересен и заслуживает специального внимания; в этом плане детское творчество представляется аналогичным искусству комиксов и лубка12491249
  Лотман Ю. М. Художественная природа русских народных картинок // Народная гравюра и фольклор в России XVII–XIX вв. М., 1976. С. 247–267.


[Закрыть].

В качестве примера приведу роман шестилетней Кати «Любов силнее смерти». Роман начинается с иллюстрации.

Рисунок 1. Катя в советской солдатской форме, охваченная огненным смерчем, который уносит ее, как позже выясняется, в логово фашистов. Она держит в руке письмо, обращенное к двоюродному брату Сашке, на котором написано: «Я в огне иди спасать меня. Катя».

Рисунок 2. То же письмо, видимо, с обратной стороны; на нем написано: «И еще меня посодили туда фашисты».

Рисунок 3. Сашку в солдатской форме тоже уносит смерч. Далее текст: «Нет, Катя не погибла, она далеко отсюда, она в плену у фошистоф и не сдается».

Рисунок 4. Катя и Сашка привязаны к двум столам в комнате фашистов. Фашисты, похожие на врачей-хирургов, готовятся к жертвоприношению, один из них держит над Сашкой нож. Под потолком окно, в нем видна голова Андрея. У него изо рта слова: «Не позволю!» Далее действие развивается стремительно.

Следует большой фрагмент текста без иллюстраций (орфография и пунктуация авторские):

И вдруг над столом пронесса звонкий малчишеский голос – Не позволю. И тудже Катя закричала – Андрей и вскочила со стола и бросилась к окну. Голос доносился из окна, он был в голове у Кати, он звучал попрежнему, Катя сразу ево узнала. Лицо Андрея ей было знакомо, но одежда были сплошные лохмотя. – Где ето ты так разодрался, спросила Катя. Его первые слова были – Катя, я искал тебя, я умераю. Катя упала головой к ниму на груд и зарыдала – Не умерай. Андрей тоже чуствовал себя не важно, он некогда не видел Катю плачущей. Андрей потерял свою силу и упал сподоконника. Тут же Катя пранзительно закричала и прыгнула с подоконика третего етожа, но как толко Катина кров каснулас серца Андрея, он вскачил и схватив нож порезал себе палец и набрал крови в бутылочку, которая лежала у него в кормане, вылел кров прямо в открытое серце Кати. Тотчас рана зажила и Катя вскочила и они побежали выручать Сашку. Жрец уже занасил нож, но сверху ево порозил тежолый камень и нож упал на пол. Его потхватила Катя и унесла, а Андрей сдернул со стола скатерт вместе с Сашей и унес. Потом Андрей бросил скатерт на пол и они побежали. Тогда когда они вышли на улицу, то все почуствовали и Катя и Саша и Андрей что любов силнее смерти12501250
  Белоусова Катя. Любов силнее смерти <Роман>. 1976. Хранится в личном архиве Е. В. Душечкиной. Оригинал утрачен. Текст воспроизводится по машинописной копии. Текст цитируется в авторской орфографии и расстановке пунктуационных знаков.


[Закрыть].

О прототипах текста. Главная героиня – Катя, сам автор, хотя текст написан от третьего лица. Автор объективизирует себя. Сашка – близкий друг и двоюродный брат Кати. Андрей – детсадовский друг Кати.

Читателей поразило название, данное этому тексту семилетней девочкой. В национальном корпусе русского языка выражение «любовь сильнее смерти» встречается сотни раз в самых разнообразных текстах, но на наш вопрос Катя твердо ответила, что название взято из одноименной сказки Б. Шергина.

Характерно деление действующих лиц на друзей и врагов. Враги – то ли фашисты, то ли жрецы (для автора это неважно, важно то, что они враги, цель которых умертвить героев). В тексте встречаются и фольклорные мотивы, как например, излечение кровью12511251
  Белова О. В. Кровь // Славянские древности: Этнологический словарь. М.: Междунар. отношения, 1999. С. 677–681.


[Закрыть]. Трагические фрагменты перемежаются с чисто бытовыми ситуациями, с которыми герои встречаются в реальной жизни («Где это ты так изодрался») и немотивированными образами: так, Андрей, порезав себе палец, «набрал крови в бутылочку, которая» как бы заблаговременно «лежала у него в кормане». Финал счастливый – все герои спасены. Причиной и результатом их спасения является любовь, которая сильнее смерти.

3. Лирика

Лирические тексты детей рассматриваемого возраста обладают своими особенностями. Детские стихи (типа стихов Агнии Барто) встречаются, по моим наблюдениям, гораздо реже. Более часты стихотворения романтические, написанные высоким стилем. Их как раз много в журнале «Барсук». Рифма для них необязательна, чаще это стихи, написанные вольным ямбом и с использованием высокой поэтической лексики. В прочитанных или слышанных детьми произведениях нередко встречаются непонятные им слова и выражения. Оставаясь непонятыми, они тем не менее создают определенный эмоциональный фон текста и могут включаться детьми (иногда в исковерканном виде) в собственное сочинение, написанное в том же стиле. Приведу стихотворение шестилетней Кати:

***

 
Прекрасен день
И бьет волна
О брег пустой
И сух он и красив
И хорошо на нем
Красиво в нем обладеянье
Мне хорошо и я пою
И я любимую свою
Сажаю на коня быстрого12521252
  Белоусова Катя. «Прекрасен день…» <Стихотворение>. 1975. http:// barsuk.lenin.ru/01/deti-stikhi.html#note_again (дата обращения: 04.02.2018).


[Закрыть].
 

Стихотворение, написанное вольными ямбами, явно ориентировано на высокий романтический стиль (см. славянизм брег, инверсии брег пустой, сух он и красив, конь быстрой); тема его – природа, Я и моя любимая. В этом плане высокого, торжественного воспринимается и слово обладеянье. Любопытным представляется объяснение, которое шестилетний автор дает по поводу этого слова. Когда девочку спросили, что такое обладеянье, она ответила, что не знает. «Зачем же ты тогда пишешь, если не знаешь?» – «А все поэты так пишут». – «Ну кто, например?» – «Пушкин. У него все обладеянье, обладеянье…» Неважно, что своеобразный неологизм обладеянье является, скорее всего, контаминацией слов поэтического стиля, близких ему фонетически (одеянье, обладанье, обожанье и т. п.), – важно то, что это выдуманное слово было воспринято автором (и действительно звучит!) как высокое, поэтическое, и появилось оно в контексте, в котором оказалось как бы на месте, несмотря на отсутствие такого слова в русском языке и непонятность его для самого автора.

В заключение отмечу, что, в отличие от творчества взрослых, творчество детей рассматриваемого возраста в силу преобладания в нем ориентации на знакомые литературные образцы следует изучать в русле эстетики тождества, в чем оно близко творчеству фольклорного типа12531253
  Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. С. 89.


[Закрыть]. В целом же стихотворство этого периода рассматривается как однотипное взрослому творчеству, «как эпоха дифференциации искусств, соответствующая более высокой культуре»12541254
  Чуковский К. И. От двух до пяти. М.: Лимбус Пресс, 2000. С. 354.


[Закрыть]. Следующий этап словесного творчества (если он наступает) становится этапом постепенного освобождения от усвоенных штампов, этапом поиска своих путей в искусстве.