Текст книги "«Строгая утеха созерцанья»: Статьи о русской культуре"

АНТРОПОНИМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XVIII В.
(ЗАМЕТКИ К ТЕМЕ)

Ономастикон русской литературы XVIII в. поистине уникален. По количеству и разнообразию имен он несравним с именниками ни одного другого столетия. Объяснение этому феномену следует, видимо, искать в предельно интенсивной и разнонаправленной работе писателей, в том числе и в области имятворчества. Количество имен росло в процессе освоения мировой литературы, а стремительная эволюция, сопутствовавшая этому процессу, мобилизовала творческие силы писателей. Представленный нами обзор демонстрирует многообразие ономастических полей в этот период, их принадлежность к различным стилистическим системам, которые сменяли друг друга, а порой сосуществовали одновременно. Этот обзор далеко не полон и требует дальнейшей разработки, классификации и приведения примеров, по необходимости сведенных здесь к минимуму.

1. Классицистический канон требовал включения в тексты имен древнегреческих и римских персонажей. Наряду с мифологическими, использовались имена исторические (поэтов, полководцев, политиков – Гораций, Персий, Ювенал), которые нередко выполняли функцию заместителей имен русских деятелей, служа смысловыми параллелями к эпохе и героям античного мира, на который ориентировался классицизм («Российский только Марс, Потемкин, / Не ужасается зимы» <Г. Р. Державин>).

2. Восприятие Библии русской культурой XVIII в. отличалось от европейского, просветительского, характеризовавшегося значительным скептицизмом. Традиционное православие, напротив, требовало от литературы постоянной работы с библейским ономастическим полем – отсюда многократные переложения псалмов Давида, имена библейских персонажей в разных контекстах (Адам, Ева, Иисус Навин, Моисей, Самсон, Соломон), частые обращения к Богу («О, Боже, что есть человек…» <М. В. Ломоносов>).

3. Возникший интерес к национальному фольклору и мифологии породил желание (или необходимость?) создать пантеон русских богов: Даждьбог, Лада, Лель, Мокошь, Перун, Сварог, Хорс – см. «Абевега русских суеверий» М. Д. Чулкова. Имена подобных божеств – нередко псевдорусские – еще с начала века стали использоваться в литературе (например, жрецы в шутотрагедии Ф. Прокоповича «Владимир»: Жеривол, Курояд, Пияр).

4. Классицистическая трагедия, опиравшаяся на древнерусский материал, обращалась к именам князей (Владимир, Мечислав, Мстислав, Ольга, Святослав, Храбрий, Ярослав <Ф. Прокопович, «Владимир»>) и нередко присваивала князьям имена мифологические (Завлох, Кий, Оснельда, Хорев <А. П. Сумароков, «Хорев»>).

5. Ономастикон комедий характеризовался значимыми, «говорящими» именами, прежде всего искусственно созданными фамилиями (Бульбулькин, Кривосудов, Паролькин, Прямиков, Хватайко <В. В. Капнист, «Ябеда»>). Эта традиция фамилиетворчества перешла в комедию XIX в. (Грибоедов, Островский и др.).

6. Традиция торжественной похвальной оды, естественно, нуждалась прежде всего в именах императоров и императриц (Анна, Екатерина, Елисавета, Павел, Петр), а также в именах героев русской воинской славы (Потемкин, Румянцев, Суворов).

7. По словам Кантемира, авторы сатир обычно отдавали предпочтение «вымышленным именам» (Критон, Лука, Медор, Силван), что, впрочем, далеко не всегда соответствовало реальности, вторгавшейся в этот жанр из жизни (в комментариях того же Кантемира Егором назван известный во времена сатирика сапожник, а Рексом – портной).

8. Эклоги, элегии, идиллии заполнялись выдуманными сентиментальными именами, иногда – значимыми («Дориза от себя Дамона посылала»; «Клариса некогда с Милизой тут гуляла»; «Селинте Палемон меня предпочитает» <А. П. Сумароков>; «Не сожигай меня, Пламида», «Приди ко мне, Пленира»; «О ты, Люсинька, любезна!» <Г. Р. Державин>).

9. Реальные имена (друзей, знакомых, родственников, современников) или их инициалы с указанием рода занятий встречаются в заглавиях стихотворений на смерть, рождение, в посланиях, поздравлениях и пр. («На смерть сестры авторовой Е. П. Бутурлиной», «Стихи Ивану Афанасьевичу Дмитревскому», «Стихи г. хирургу Вульфу», «Цидулка к детям покойного профессора Крашенинникова», «Письмо ко князю Александру Михайловичу Голицыну» <А. П. Сумароков>).

10. Масштабный корпус имен дают романы (переводные, переработанные и оригинальные), «расплодившиеся» во 2‐й половине века. При наличии запутанной фабулы и многочисленности персонажей имена присваивались всем участникам действия, даже второстепенным и третьестепенным. Приведем, например, именник романа П. Захарьина «Приключения Клеандра, храброго царевича Лакедемонского, и Ниотильды, королевы Фракийской» (1‐е изд. – М., 1788): Аванизий, Агерон, Алвинизий, Алмий, Антипатила, Армелина, Арфимир, Аханиза, Галмилуд, Диана, Илиодор, Иракл, Исмин, Карон, Клавдивир, Клавидий, Кладивир, Клеандр, Клор, Ниотильд, Нира, Орфимир, Рамирр, Селифокл, Тиграна, Филомен, Хорибда, Якинф.

11. Дорога к литературному именнику XIX в. в значительной мере была проложена сентиментальными повестями, и прежде всего – повестями Карамзина, включавшими имена канонические (Алексей, Евгений, Лиза, Наталья, Юлия), которые получили в русской прозе широкое распространение. Литература XIX в. существенно изменила предшествовавший ей ономастикон, свидетельством чему является традиция русского реалистического романа.

«ПРИ МЫСЛИ О CВЕТЛАНЕ…»
БАЛЛАДА В. А. ЖУКОВСКОГО В ОБЩЕСТВЕННОМ И ЛИТЕРАТУРНОМ ОБИХОДЕ15181518
  За участие и существенную помощь, оказанные в процессе написания этой статьи, выражаю сердечную благодарность А. Ф. Белоусову и С. А. Белоусову. Я также признательна всем многочисленным Светланам (и в особенности Светланам – студенткам Санкт-Петербургского университета), которые живо откликнулись на мой интерес к их имени.


[Закрыть]

Антропонимический взрыв, который произошел в России после 1917 г., значительно увеличил количество употребительных имен за счет различного рода экзотики – иностранных, выдуманных, древнерусских и псевдодревнерусских имен15191519
  См.: Горбаневский М. В. В мире имен и названий. М, 1987. С. 152.


[Закрыть]. Наряду с Германами, Роальдами, Коминтернами и Гертрудами (Герой Труда) рождаются Рюрики, Русланы и Светланы. Большинство имен, появившихся в результате антропонимического эксперимента 1920–1930‐х годов, вскоре вышло из употребления, с некоторыми из них общество, притерпевшись, более или менее свыклось, и лишь несколько со временем стали восприниматься как вполне ординарные русские имена. Среди последних, принятых и вполне освоенных, особое место принадлежит Светлане15201520
  «Из „новых“ имен довоенных лет, – пишет В. А. Никонов, – вошли в современный именник очень немногие. Некоторые оказались удачными и так привились, что теперь неощутима разнородность между латинским именем Татьяна и новым, вошедшим в послереволюционные годы именем Светлана» (Никонов В. А. Имя и общество. М., 1974. С. 79).


[Закрыть]. Более того, это имя послужило моделью для ряда модных имен последних десятилетий, таких как Снежана, Милана, Элана и пр. Известный специалист по русской антропонимике В. А. Никонов писал, что Светлана «еще ждет исследователей»15211521
  Там же. С. 69.


[Закрыть]. Узкий на первый взгляд антропонимический вопрос о происхождении и судьбе этого имени оказался исключительно сложным. Выяснение его истории затрудняют многочисленные аспекты литературного, исторического, культурного и бытового характера.

Отсутствующее в святцах (а значит – нехристианское) имя это вошло в русский именник только на рубеже XIX–XX вв.15221522
  Возможно, Светлана использовалась в качестве реального имени уже в конце XIX – начале XX в.; некоторые специалисты по русской антропонимике включают его в список редких имен этого периода. В. Жениховская называет героиню одного из своих рассказов для детей, написанного не позже 1886 г., Светочкой. Может быть, это Светлана? (см.: Жениховская В. П. Светочкин сон // Жениховская В. П. Звездочки. Рождественские рассказы. СПб., <б. г.>. С. 72–90).


[Закрыть], хотя мода на различного рода ономастическую славянскую и псевдодревнерусскую экзотику возникает в середине XIX столетия. Уже в 1858 г. воды Атлантики бороздит винтовой фрегат Балтийского флота «Светлана»15231523
  См.: Записки А. В. Головина. Т. 2 // Российский государственный исторический архив. Ф. 851. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 203, 244; Веселаго Ф. Ф. Список военных судов с 1668 по 1860 год. СПб., 1872. С. 114–115. – В середине XIX в., помимо «Светланы», на воду были спущены и другие винтовые фрегаты с историческими и фольклорными наименованиями: «Олег», «Пересвет», «Ослябя», «Аскольд», «Илья Муромец». Вообще, ономастика морских судов поразительно точно отражает модные культурные веяния русского общества.


[Закрыть], а в 1898 г. был спущен на воду крейсер «Светлана», один из активных «участников» Русско-японской войны15241524
  См.: Моисеев С. П. Список кораблей русского парового и броненосного флота (с 1861 по 1917 г.). М., 1948. С. 76. – В честь погибшего в Цусимском бою 28 мая 1905 г. крейсера «Светлана» в 1913 г. был заложен новый крейсер с тем же названием, но его строительство не было завершено.


[Закрыть]. С начала нового столетия диапазон явлений, названных этим именем, расширяется так: например, в 1913 г. организуется отделение электрических ламп «Светлана»15251525
  См.: «Светлана». История Ленинградского объединения электронного приборостроения. Л., 1986. С. 15.


[Закрыть], а в курортном Сочи 1917 г. функционирует пансионат с тем же названием15261526
  См.: Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 67.


[Закрыть]. Таким образом, послереволюционное время не «открыло» это имя, а лишь закрепило, «узаконило» его в качестве антропонима. С 30‐х годов его популярность резко возрастает15271527
  Возрастание популярности имени Светлана в 30‐х годах нашего столетия и очарованность им вызвало появление целого ряда стихотворений о девочках Светланах. См., напр., стихотворения И. Северянина 1932 г. «Одному ребенку» («О, светлая моя Светлана…») (Северянин И. Сочинения. Таллинн, 1990. С. 235) и С. Михалкова 1935 г. «Светлана» (Михалков С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М., 1981. С. 219–220).


[Закрыть], в 50‐х оно вдруг вошло в первую десятку, а с 60‐х годов – даже в первую пятерку самых употребительных женских имен15281528
  См.: Суслова А. В., Суперанская А. В. О русских именах. Л., 1991. С. 80–81, 87; Бондалетов В. Д. Русский именник, его состав, стилистическая структура и особенности изменений // Ономастика и норма / Под ред. Л. П. Калакуцкой. М., 1976. С. 42. – О популярности имени Светлана в 50–60‐х годах свидетельствует также широкое его использование в качестве имени героинь художественных произведений: рассказ Н. Артюховой «Светлана» (Пионер. 1954. № 9. С. 27–45) и ее же повесть с тем же названием (М., 1955); стихотворение А. Прокофьева «Светлана» (первая публикация: Нева. 1956. № 11. С. 8); рассказ В. Иванова «Светлана» (Дальний Восток. 1956. № 4. С. 24–29); роман М. Бубеннова «Орлиная степь», глава из которого с названием «Светлана» была опубликована в журнале «Агитатор» в 1957 г. (№ 5. С. 56–62); стихотворение В. Бокова «Светлана» (первая публикация: Молодая гвардия. 1961. № 9. С. 106–112); поэма С. Смирнова «Светлана» (Нева. 1963. № 10. С. 127–131); пародия B. Бабичева «Столичная Светлана» (Вопросы литературы. 1963. № 3. С. 243); рассказ Г. Тихой «Светланка» (Литературный Азербайджан. 1964. № 4. С. 81–83) и др.


[Закрыть], попутно породив редко, но все же встречающийся мужской эквивалент – Светлан15291529
  См.: Петровский Н. А. Словарь русских имен. М., 1980. С. 196.


[Закрыть]. Продержавшись на этой высоте более двух десятилетий, имя Светлана постепенно начало сдавать свои позиции15301530
  О резкой смене антропонимических предпочтений и падении престижности имени Светлана на рубеже 60–70‐х годов свидетельствует стихотворение В. Бокова «Дарья»: «Девочку назвали Дарья. <…> Это лучше, чем Светлана, / Проще, тверже и сурьезней…»


[Закрыть], оставаясь, впрочем, и в 1980‐х годах еще достаточно популярным, хотя и с несколько простонародным «привкусом»15311531
  Ставшие модными в последние годы трактовки характера и судьбы человека в зависимости от его имени представляются во многом субъективными, хотя и не лишенными определенного интереса. Так, в частности, описания характера Светлан отражают тот факт, что в последние десятилетия имя это ушло в «простонародье», где оно скоро превратилось в Свету и Светку (см., напр.: Характер и имя. СПб., 1992. С. 31, 100; Ефетов М. Света и Камила. М., 1966; Баруздин С. Светка, Алешка и мама // Молодая гвардия. 1961. № 9. С. 106–112). – В недавно вышедшей книжке (неизвестно кем и неизвестно где изданной) Павла Туманова «Светка-каучук (Похождения бродячей артистки)» о героине, выросшей «на такой жуткой окраине, что ее традиционно выбирали для поселения отбросы общества», сказано; «Ее всегда почему-то звали Светкой» (с. 1). Напомню также часто исполняемую по радио песенку: «Ты кокетка-Светка, / Дорогая девочка моя, / Сладкая конфетка-Светка…». См. также у О. Григорьева «Пришла в воскресенье Светка: / Скинула мокрую тогу / И села на табуретку, / Ногу задрав на ногу» (Григорьев О. Стихи. Рисунки. СПб., 1993. С. 130).


[Закрыть].

Специалисты по русской антропонимике, расходясь в решении вопроса о его происхождении (одни считают его славянским15321532
  А. В. Суперанская причисляет Светлану к славянским именам того же типа, что Беляна и Чернава, в которых отразилась «характеристика человека по цвету волос и кожи» (Суперанская А. В. Имя через века и страны. М., 1990. С. 57).


[Закрыть], другие – древнерусским15331533
  См.: Щетинин Л. М. Русские имена (Очерки по донской антропонимике). Ростов-н/Д., 1975. С. 194–195. – Автор полагает, что в 20‐е годы имя Светлана пережило свое второе рождение. В. Д. Бондалетов относит Светлану к редким дореволюционным именам, хотя доказательств его употребления не приводит (Бондалетов В. Д. Русская ономастика. М., 1983. С. 138).


[Закрыть], третьи – выдуманным литературным15341534
  В. А. Никонов пишет: «Имя Светлана знакомо только по балладе В. А. Жуковского – в святцах его не было, нет и в памятниках древнерусской письменности» (Никонов В А. Имя и общество. С. 68–69).


[Закрыть]), единодушно связывают его известность с балладой Жуковского, в чем, конечно, трудно усомниться. Любопытным представляется тот факт, что превращение литературного имени Светлана в реально бытующее происходит в тот момент, когда в общественном сознании постепенно утрачивается память как о знаменитой балладе, так и о других произведениях Жуковского. Отброшенного официозным советским литературоведением в лагерь «консервативных романтиков» Жуковского все реже и реже печатают в массовых изданиях, исключают из школьных программ, и он отлагается в сознании учеников лишь как автор знаменитой надписи на портрете, подаренном Пушкину: «Победителю ученику…». Некогда известные каждому учащемуся строки хрестоматийного поэта, с детства не войдя в память, не попадают в нее уже никогда. Поэтому неудивительно, что и многочисленные Светы и Светки нескольких поколений советских детей чаще всего не связывали своего имени с героиней баллады15351535
  Ни одна из опрошенных мною нескольких десятков Светлан, рожденных во второй половине 60‐х – начале 70‐х годов, не соотнесла своего имени с балладой Жуковского и не засвидетельствовала того факта, что родители назвали ее в честь героини баллады. О забвении связи имени Светлана с балладой Жуковского свидетельствуют многие факты: так, например авторы очерка истории завода «Светлана», написанного в середине 80‐х годов, так изобразили происхождение названия этого предприятия: «Предприниматели долго думали над названием завода. Самым удачным оказалось „Светлана“. Красивое женское имя, образованное к тому же от слова „свет“» («Светлана». История Ленинградского объединения электронного приборостроения. С. 16).


[Закрыть], скорее помня Светланку из «Голубой чашки» Аркадия Гайдара или же колыбельную, которую поет героиня кинофильма «Гусарская баллада» своей кукле («Спи, моя Светлана…»)15361536
  Текст колыбельной см.: Гладков А. Давным-давно. Героическая комедия в стихах. М., 1960. С. 69. – Кинофильм «Гусарская баллада», поставленный в 1962 г. Э. Рязановым по комедии А. Гладкова (впервые опубликованной в 1941 г. под названием «Питомцы славы»), имел большой успех, и неудивительно, что мамы некоторых моих информанток-Светлан пели своим дочерям эту колыбельную.


[Закрыть], чем Светлану Жуковского15371537
  «Голубая чашка» впервые была опубликована в первом номере журнала «Пионер» за 1936 г. Напомню, что Гайдар, у которого литературный репертуар имен отличается оригинальностью и выдумкой, назвал своих детей Светланой и Тимуром.


[Закрыть].

Парадокс этот объясняется рядом причин. Приобретение в первые послереволюционные годы чувства «антропонимической свободы», освобождение от диктата святцев, сдерживавших имятворческую инициативу, произошли в тот период, когда баллада «Светлана» была еще «на слуху» молодых родителей, отчего имя ее героини и попало в список новых имен, наряду с десятками других. Дальнейшей популярности его способствовал ряд причин уже отнюдь не литературного характера. Естественность его звучания (соответствие модели привычных русских имен на «-на» – Татьяна, Елена, Ирина), его благозвучие (не какие-нибудь там громоздкие Коминтерн или Индустрий), его несомненно положительная эмоциональная окраска, порожденная корнем «свет», – все это, соответствуя романтической настроенности времени, импонировало молодым родителям. Кроме того, в условиях социалистической действительности произошло частичное переосмысление имени Светлана – оно получило дополнительную, «советскую», окраску, согласуясь с символикой понятия «светлый» и ассоциируясь с новыми спектрами значений слова «свет»15381538
  Греческое соответствие имени Светлана – Фотина (Фетинья) практически вышло из употребления уже к концу XVIII в.: в это время зафиксирована только одна Фетинья (см.: Никонов В. А. Женские имена в России XVIII века // Этнография имен. М., 1971. С. 124); в литературе XVIII в. оно, впрочем, иногда встречается: в анонимной комедии «Игрище на святках» (СПб., 1774) его носит комическая героиня. Характерно также, что на современных иконках св. Фотины в скобках обычно дается русский эквивалент – Светлана.


[Закрыть] («свет коммунизма», «светлый путь», «светлое будущее», «электрический свет», «учение – свет» и пр.). Определенную роль в популяризации этого имени несомненно сыграл и тот факт, что его носила дочь Сталина Светлана Аллилуева15391539
  Как известно, имя Светлана дали своим дочерям Н. И. Бухарин и B. М. Молотов.


[Закрыть]. Отсюда возникает его связь с именами в честь вождей и руководителей Советского государства – Владимир, Владилен, Лени´на, Стали´на и тому подобными «именами идеологического звучания»15401540
  Бондалетов В. Д. Русский именник, его состав, стилистическая структура и особенности изменений. С. 38.


[Закрыть]. В послевоенные годы имя Светлана, освободившись, как кажется, от всех этих ассоциаций, становится просто именем, хорошо звучащим и милым многим родителям. Во всем этом процессе связь Светланы с героиней баллады Жуковского была если и не абсолютно забыта15411541
  Так, известная советская гимнастка Людмила Турищева и ее сестра Светлана были названы в честь героинь баллад Жуковского.


[Закрыть], то, по крайней мере, в значительной степени приглушена15421542
  Имя Светлана настолько прочно и органично вошло в русскую жизнь, что у многих создается впечатление, что оно использовалось в качестве реального имени всегда. Автор «исторического» (хотя и весьма беллетризованного) очерка о гибели крейсера «Светлана» в 1905 г. пишет о том, как смертельно раненый в Цусимском бою матрос Ярута просит сослуживца написать письмо его невесте Светлане, якобы живущей в Белоруссии (Крылов Г. Подвиг «Светланы»: Исторический очерк. Пенза, 1957. C. 58). Факт маловероятный, но показательный для восприятия имени в 50‐х годах.


[Закрыть].

А ведь когда-то, по выражению Белинского, «Жуковского знала наизусть вся Россия»15431543
  Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 4. М., 1979. С. 303.


[Закрыть]. Гиперболизм этого высказывания не столь уж велик: тот слой российского общества, который принято называть образованным, Жуковского действительно знал и знал часто наизусть. П. А. Плетнев, вспоминая о популярности Жуковского в 1810–1820‐х годах, писал: «Только и разговаривали о стихах Жуковского, только их и повторяли друг другу наизусть»15441544
  Плетнев П. А. О жизни и сочинениях Василия Андреевича Жуковского. СПб., 1853. С. 43.


[Закрыть]. Издания сочинений Жуковского расходились мгновенно. В течение десятилетий многие его стихотворения, регулярно включаясь в школьные и гимназические хрестоматии, западали в память учащихся навсегда, превращаясь, таким образом, в язык русской культуры, знакомый и понятный каждому. «Но долгая слава суждена была только „Светлане“»15451545
  Русская литература и фольклор (первая половина XIX века) / Под ред. А. А. Горелова, Ф. Я. Приймы, А. Д. Соймонова. Л., 1976. С. 56.


[Закрыть], которой довелось сыграть поистине выдающуюся роль в русской жизни.

Текст баллады входил в российское общественное сознание постепенно, со временем охватывая все большие и большие слои читающей публики. С первым переложением Жуковского нашумевшей на всю Европу баллады Бюргера «Ленора»15461546
  См.: Созонович И. Ленора Бюргера и родственные ей сюжеты в народной поэзии, европейской и русской. Варшава, 1893.


[Закрыть] русский читатель познакомился по «Вестнику Европы» в 1808 г.15471547
  См.: Жуковский В. А. Людмила. Русская баллада // Вестник Европы. 1808. № 9. Май. С. 41–49.


[Закрыть] «Людмила» привлекла всеобщее внимание и имела большой читательский успех. Стоит вспомнить хотя бы зафиксированный Белинским отклик на эту балладу читателя первого десятилетия XIX в.15481548
  «Нам раз случилось слышать от одного из людей этого поколения довольно наивный рассказ о том странном впечатлении, каким поражены были его сверстники, когда, привыкши к громким фразам, вроде: О ты, священна добродетель! – они вдруг прочли:
Вот и месяц величавойВстал над тихою дубравой;То из облака блеснет.То за облако зайдет; <…>Чу!., полночный час звучит. <…>  По наивному рассказу современников этой баллады, особенным изумлением поразило слово чу..!» (Белинский В. Г. Собр. соч. Т. 8. С. 166–167). Ср. также в «Мертвых душах»: «Многие были не без образования; председатель палаты знал наизусть „Людмилу“ Жуковского, которая еще была тогда непростывшею новостию, и мастерски читал многие места, особенно: „Бор заснул, долина спит“ и слово „чу“, так, что в самом деле виделось, как будто долина спит; для большего сходства, он даже в это время зажмуривал глаза» (Гоголь Н. В. Собр. худож. произведений: В 5 т. Т. 5. М., 1960. С. 223). Не исключено, что этот пассаж Гоголя появился под влиянием строк Белинского.


[Закрыть] и реакцию молодых польских поэтов-романтиков, студентов Виленского университета, которые, по словам исследователя, именно под впечатлением «Людмилы» начинают разрабатывать жанр польской романтической баллады15491549
  См.: Пиотровская А. Г. Жуковский и польские романтики // Жуковский и литература конца XVIII – XIX века. М., 1988. С. 305–318. – Это событие зафиксировано Эдвардом Одыньцом (см.: Odyniec А. Е. Listy z podróży. Warszawa, 1961. Т. 1. S. 265–266). См. также: Брандт Р. Ленора, Людмила и Нерина. Заметка по польской литературе // Русский филологический вестник. 1896. Т. 35. С. 171–181; Волков Р. М. Славянские параллели к балладам В. А. Жуковского «Людмила» и «Светлана» // Ученые записки Черновицкого гос. ун-та. 1958. Вып. 6. С. 1–32.


[Закрыть]. Переложением удовлетворены были, кажется, все, кроме самого Жуковского, который сразу же после публикации «Людмилы» берется за создание новой версии баллады Бюргера. Это свидетельствует о том, что проблему создания «русской баллады» Жуковский не считает решенной. Работа над новой версией продолжается четыре года – с 1808 по 1812 г. Первый замысел («Ольга») отвергается, второй («Гадание») также отвергается, третий («Светлана») воплощается в жизнь15501550
  О работе Жуковского над «Светланой» см.: Губарева Р. В. «Светлана» В. А. Жуковского (Из истории русской баллады) // Ученые записки Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. 1963. Т. 245. С. 175–196; Душина Л. Н. История создания «Светланы» В. А. Жуковского // Пути анализа литературного произведения / Под ред. Б. Ф. Егорова. М., 1981. С. 188–194.


[Закрыть]. Меняется сюжет, меняется название, меняется имя героини. Поиски удовлетворительного варианта идут по трем направлениям.

Во-первых, для «русской баллады» Жуковскому необходима была «национальная» тема; и она находится в старинном народном празднике – святках. К началу XIX в. святочная тематика уже утвердилась в культурном сознании как в наибольшей степени характеризующая природу русского национального характера, познанием которого так был озабочен романтизм. Правда, еще не сказано Н. Полевым, «кто сообразит все, что бывает у нас на Руси о святках, тот поймет дух русского народа…» (1826 год)15511551
  П<олевой> Н. Святочные рассказы // Московский телеграф. 1826. № 12. Декабрь. С. 105.


[Закрыть], но святки уже описаны М. Чулковым в журнале «И то и сио» и в «Абевеге русских суеверий», уже идет на столичных сценах (и еще будет идти с неизменным успехом в течение тридцати лет) опера С. Титова на либретто А. Малиновского «Старинные святки», в которой исполнительница главной роли, знаменитая Е. Сандунова, в сцене гадания неизменно вызывает овации зрителей15521552
  См.: У<шаков> В. О старинных святках // Московский телеграф. 1829. № 12. Декабрь. С. 48.


[Закрыть]. Тема народных святок, ставшая столь популярной в 20–30‐х годах XIX в. (Пушкин, Погодин, Н. Полевой, Гоголь, Лажечников и многие другие), витает в воздухе, и Жуковский подхватил ее. Совершенно справедливым поэтому представляется расхожее утверждение о том, что Жуковский почувствовал «веяние времени»: он создает произведение на святочную тему, которое пришлось по вкусу уже подготовленной к ней публике. Как пишет современный исследователь, «в грядущих спорах о балладе „Светлана“ окажется вне придирок»15531553
  Немзер А. «Сии чудесные виденья…»: Время и баллады Жуковского // Зорин А., Немзер А., Зубков Н. Свой подвиг совершив… М., 1987. С. 167. – В грядущих спорах о балладе «Светлана» действительно оказалась почти вне придирок, однако справедливость требует отметить, что придирки к этой балладе Жуковского все-таки были, но не со стороны читателей, а со стороны поэтов, критиков и этнографов: Кюхельбекер, например, принимает не всю «Светлану», а только «какие-нибудь 80 стихов», которые «ознаменованы печатью народности» (Кюхельбекер В. К. Путешествие; Дневник; Статьи. Л., 1979. С. 457); Добролюбов предъявляет претензии в том, что «одно только из русской народности воспроизвел Жуковский (в „Светлане“), и это одно – суеверие народное» (Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 6. М.; Л., 1963. С. 45); Пыпин пишет, что в «Светлане» «только первая строфа дает верную картину русского гаданья, а затем она опять романтична по-немецки» (Пыпин А. Н. История русской этнографии. Т. 1. СПб., 1890. С. 221).


[Закрыть]. «Светлана» если и не затмила «Людмилу», то отодвинула ее на второй план. В дальнейшем Жуковского в равной мере называют как «певцом Людмилы», так и «певцом Светланы»15541554
  Напомню в этой связи известное высказывание Белинского 1843 г.: «„Светлана“, оригинальная баллада Жуковского (была признана его chef d’ oeuvre, так что критики и словесники того времени … титуловали Жуковского певцом Светланы» (Белинский В. Г. Собр. соч. Т. 6. С. 137). См. также: Русская хрестоматия для высших классов средних учебных заведений / Сост. А. Филонов. СПб., 1863. С. 293; Сакулин П. Н. В. А. Жуковский // История русской литературы XIX века / Под ред. Д. Н. Овсяннико-Куликовского. Т. 1. М., 1908. С. 145; Н. Полевой называет Жуковского «рассказчиком о снах Светланы» (П<олевой> Н. Баллады и повести B. А. Жуковского // Московский телеграф. 1832. Ч. 47. № 19. С. 354).


[Закрыть] (точно так же, как в свое время Бюргера называли «певцом Леноры»15551555
  См.: Гетнер Г. История всеобщей литературы. XVIII век. Т. 1. СПб., 1896. С. 367.


[Закрыть]), но все же «Светлана» несравнимо более по душе читателю, и этой своей популярностью она в значительной мере обязана святочной тематике.

Во-вторых, в процессе поиска названия Жуковский проходит путь от имени героини («Ольга») к теме («Гадание», «Святки») и от темы снова к имени («Светлана»). Это возвращает читателя к оригиналу («Ленора» Бюргера) и к первой переработке («Людмила»), где также в заглавии было имя. Такое название концентрировало внимание именно на героине, в то время как святки становились фоном, оправдывающим сюжет и дающим возможность ввести этнографические сцены, которые со временем стали обязательными для «святочных» произведений. Оно спровоцировало существенную особенность последующего восприятия баллады ее читателями: терялась разница между «Светланой»-текстом и Светланой-героиней. Текст и героиня как бы взаимозамещались, незаметно перетекая одно в другое: так, например, выражение А. Бестужева «прелестная, как радость, Светлана»15561556
  Бестужев А. А. Взгляд на старую и новую словесность в России // Полярная звезда, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. М.; Л., 1960. С. 21.


[Закрыть] могло восприниматься и как комплимент героине, и как эмоциональная оценка баллады. И такие случаи не единичны. Это становится свойством текста.

И, наконец, в-третьих – процесс поиска самого имени. В первом переложении Ленора заменена Людмилой по вполне понятным причинам: это был один из немногих элементов русификации текста, придания ему национального колорита. Таким же путем шли и авторы многочисленных переводов «Леноры» на другие языки. Людмила – имя православное. Память святой мученицы Людмилы, бабки чешского святого князя Вячеслава, отмечается православной церковью 16 сентября. Однако в древнерусском именнике оно отсутствовало. С конца XVIII в. Людмила начинает использоваться в качестве литературного имени, построенного по модели сложных славянских и древнерусских имен типа Владимир, Святослав, Вячеслав (см., например, балладу Карамзина «Раиса» и «русскую сказку» самого Жуковского «Три пояса» 1808 г.15571557
  После Жуковского и особенно Пушкина имя Людмила стало использоваться в поэмах и балладах; см., например, «Балладу» И. Козлова, опубликованную впервые в 1836 г. (Библиотека для чтения. 1836. Т. 14. C. 12–14), где героя зовут Избраном, а героиню Людмилой.


[Закрыть]). В России в качестве реального имени Людмила начала использоваться с 1830‐х годов несомненно под влиянием поэмы Пушкина. Для новой переработки баллады Жуковскому необходимо было и новое имя. Выбор сначала падает на Ольгу, однако Ольга отвергается, скорее всего по причине слишком сильных исторических ассоциаций: княгиня Ольга была уже хорошо известна читателю, и ее имя привлекло бы в текст ненужные дополнительные смыслы (чем впоследствии пренебрег Катенин, написав балладу «Ольга»). Русская драматургия и поэзия второй половины XVIII – начала XIX в. использовала большое количество древнерусских и псевдорусских имен с положительной эмоциональной окраской: Милана, Прията, Любим, Милолика, Добрада, Блондина и т. п. Так и Жуковский, обдумывая план поэмы «Владимир», над которой он работал одновременно со «Светланой», дает женским персонажам имена того же типа – Милослава, Милолика, Добрада15581558
  См.: Письма В. А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу. М., 1895. С. 78.


[Закрыть]. Но выбирая имя героини новой баллады, он останавливается на Светлане. Жуковский не выдумывает это имя – оно уже известно. Им уже воспользовался Востоков в «старинном романсе» «Светлана и Мстислав», написанном в 1802 и напечатанном в 1806 г.15591559
  См.: Востоков А. X. Светлана и Мстислав: Богатырская повесть в четырех песнях // Поэты-радищевцы. Л., 1979. С. 79–92; впервые с подзаголовком «Древний романс в четырех песнях»: Востоков А. X. Опыты лирические. СПб., 1806. Ч. 2. С. 81.


[Закрыть] Выбрав Светлану, Жуковский тем самым «подарил» XX веку одно из самых популярных имен.

О новой балладе Жуковского заговорили еще до ее опубликования. Пока, конечно, только в узком кругу «своих». В июне 1812 г. Батюшков, который и назвал Жуковского «балладником», пишет ему: «Пришли нам свою балладу, которой мы станем восхищаться как „Спящими Девами“, как „Людмилой“…»15601560
  Батюшков К. Н. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 220.


[Закрыть] Новая баллада Жуковского уже ходит по рукам. Через месяц тот же Батюшков сообщает Вяземскому: «Я читал балладу Жуковского: она очень мне понравилась и во сто раз лучше его дев, хотя в девах более поэзии, но в этой более grâce и ход гораздо лучше»15611561
  Там же. С. 223.


[Закрыть]. Первый выпуск «Вестника Европы» за 1813 г. дал возможность познакомиться с текстом широкому кругу любителей поэзии15621562
  См.: Жуковский В. А. Светлана. Ал. Ан. Пр<отасо>вой // Вестник Европы. 1813. № 1–2. Январь. С. 67–75.


[Закрыть]. Поэты отреагировали на публикацию незамедлительно: в том же «Вестнике Европы», через номер, напечатано послание Воейкова Жуковскому, в котором героини баллад Жуковского изображаются как подруги поэта: «Иль с Людмилою тоску делишь / О потере друга милого. / Иль с Светланою прелестною / Вечерком крещенским резвишься…»15631563
  Воейков А. Ф. К Ж<уковскому> // Вестник Европы. 1813. № 5–6. С. 26.


[Закрыть] Следующий номер «Вестника Европы» также содержит отсылку к «Светлане»: В. Л. Пушкин в послании к Дашкову называет Жуковского «другом Светланы»15641564
  Пушкин В. Л. К Д. В. Дашкову // Вестник Европы. 1814. № 7. С. 208.


[Закрыть]. В 1814 г. молодой Пушкин в стихотворном послании «К сестре» использует образ новой баллады для сравнения с адресатом своего послания: «Иль смотришь в темну даль / задумчивой Светланой…» Члены литературного общества «Арзамас», основанного в 1815 г., получали, как известно, прозвища, заимствованные из баллад Жуковского и более всего – из «Светланы», причем сам автор баллад был награжден именем Светлана, которое в дружеском кругу закрепилось за ним навсегда. Так, в сентябре 1817 г. А. Тургенев пишет Вяземскому: «Прощальным он (вечер. – Е. Д.) будет для Светланы, которая завтра скачет в Дерпт…»15651565
  Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1933. С. 3. – В 1849 г. Ф. Ф. Вигель в письме Жуковскому называет его «вечно милой Светланой» (Вигель Ф. Ф. Записки. Т. 2. М., 1928. С. 330).


[Закрыть]

Вскоре круг поклонников «Светланы» расширяется. Дети, барышни, любители поэзии заучивают балладу наизусть; ее, по обычаю того времени, декламируют на вечерах и раутах, она откладывается в сознании читателей отдельными строчками и фрагментами. Текст начинает свою «общественную» жизнь. Через два года после публикации, в июне 1815 г., Жуковский в одном из писем не без удовольствия сообщает о визите, нанесенном им графине Е. И. Кутузовой, вдове фельдмаршала. Графиня подвела к поэту своего маленького внука Опочинина. «Его заставляют, – пишет Жуковский, – читать мне Светьяну, он сперва упирался, потом зачитал и наконец уж и унять его было нельзя»15661566
  Уткинский сборник. Вып. 1 / Под ред. А. Е. Грузинского. М., 1904. С. 14.


[Закрыть]. Ребенок, судя по беглости чтения, знает балладу назубок. В том же письме Жуковский сообщает о том, что дочь хозяйки Анна Михайловна Хитрова (как называет ее Жуковский) читает его баллады «с удивительным, как говорят, совершенством»15671567
  Там же.


[Закрыть]. Устное «тиражирование» текста продолжается в разных кругах. В сентябре 1815 г. Жуковский посещает царский двор в Павловске, где в течение трех дней читает свои баллады и, конечно, «Светлану», после чего получает приглашение стать чтецом Марии Федоровны15681568
  См.: Иезуитова Р. В. Жуковский в Петербурге. Л., 1976. С. 85–89.


[Закрыть]. Во дворце «баллады приводили слушательниц в восторг»15691569
  Томашевский Б. В. Пушкин. Кн. 1. М.; Л., 1958. С. 251.


[Закрыть].

Со временем «Светлана», будучи включенной в учебные программы и в многочисленные хрестоматии для гимназий и других средних учебных заведений, становится хрестоматийным текстом15701570
  См., напр.: Русская хрестоматия для высших классов средних учебных заведений. С. 318–326; Попов А. Пособие при изучении образцов русской литературы. М., 1868. С. 409–418; Смирновский П. Русская хрестоматия. Ч. 1. Для двух первых классов средних учебных заведений. М., 1914. С. 319.


[Закрыть]. Хрестоматийные тексты играют в жизни общества особую роль – известные всем (или очень многим), они превращаются в «язык» общества; ими становится возможным оперировать без отсылок в различных языковых, культурных и бытовых ситуациях. Достаточно бывает намека на него, чтобы вызвать в человеке необходимые ассоциации. Но даже на фоне ряда других общеизвестных произведений, которые также регулярно включались в учебные программы по русской словесности, «Светлана» занимает особое место. Уже в конце 1820‐х годов знание этой баллады наизусть превращается в одну из характерных и одновременно с этим самых банальных черт образования и умений провинциальной «культурной» барышни, о чем свидетельствует хотя бы характеристика героини в поэме В. Л. Пушкина «Капитан Храбров», написанной в 1828 г.: «Наташа многое уж знала: / Умела колпаки вязать, / На гуслях песенки бренчать / И полотенца вышивала <…> „Светлану“ наизусть читала…»15711571
  Пушкин В. Л. Капитан Храбров // Поэты 1790–1810‐х годов. Л., 1971. С. 690.


[Закрыть]. Н. Н. Веревкин, автор повести «Кокетка», опубликованной посмертно в 1839 г. в «Библиотеке для чтения», противопоставляя своей героине ее сверстниц, следующим образом характеризует круг их чтения: «Когда ее сверстницы учили наизусть „Светлану“, плакали, читая Ламартина, вспыхивали завистью, глядя на ротик Доминикиновой Сивиллы, или наперерыв разыгрывали мотивы из „Семирамиды“, она удивлялась и пожимала плечами»15721572
  Рахманный А. <Веревкин Н. Н.> Кокетка // Библиотека для чтения. 1839. Т. 18. С. 165.


[Закрыть]. В течение многих десятилетий баллада Жуковского, по каламбурному выражению А. Шаховского в «Липецких водах», «питала нежный вкус» своих многочисленных читателей и особенно читательниц.

Популярность «Светланы» подтверждается многими фактами: в 1832 г. на ее слова был создан первый опыт музыкальной баллады; в 1846 г. состоялась премьера оперы на ее сюжет; баллада и целиком, и фрагментами многократно перелагалась на музыку; в песенниках строфы из нее (преимущественно начальные: «Раз в крещенский вечерок…» и следующие) встречаются с начала 1850‐х гг. Особенно показательным свидетельством широты круга, в котором становится известна «Светлана», представляется ее вхождение в народную культуру: появление фольклоризированного варианта ее текста, лубочных ее изданий15731573
  См.: Русский фольклор: Библиографический указатель. 1881–1900. Л., 1990. № 5068–5069. С. 448; Ивин И. С. Сказка об Иване-богатыре, о прекрасной супруге его Светлане и злом волшебнике Карачуне. М., 1895.


[Закрыть], а также включение фрагментов из нее в представления народной драмы «Царь Максимилиан», которая обычно разыгрывалась на святках15741574
  См.: Песни и романсы русских поэтов. М.; Л., 1965. С. 237–238 (Примеч.); Песни русских поэтов: В 2 т. Т. 1. Л., 1988. С. 594–595 (Примеч.).


[Закрыть].

«Светлана» представляет пример того, как литературное произведение превращается в текст, выполняющий отнюдь не литературные функции. Он как бы прорывает границы своей художественной природы и начинает самостоятельное существование в различных сферах быта. Из двадцати строф баллады наиболее известными были первые – те, в которых дается этнографически точное описание святочных гаданий («Раз в крещенский вечерок…») и гадание героини («Вот в светлице стол накрыт…»)15751575
  Способы гадания, изображенные в балладе Жуковского подробно проанализированы в работе: Ryan W. F., Wigzel F. Gullible Girls and Dreadful Dreams. Zhukovskii, Pushkin and Popular Divination // Slavonic and East European Review. 1992. Vol. 70. October. P. 647–669.


[Закрыть]. В учебных хрестоматиях для младших классов, как правило, помещались именно эти отрывки. Те же самые фрагменты текста исполнялись и в качестве песни. «Светлана» постепенно становится сигналом святочной темы и в литературе, и в жизни, сохраняя и поддерживая эмоциональность этой темы.

Текст баллады, будучи «на памяти у любого человека»15761576
  Hемзеp А. «Сии чудесные виденья…»: Время и баллады Жуковского. С. 161.


[Закрыть], буквально разбирается по цитатам. Особенно часто строки из «Светланы» используются в качестве эпиграфа. Эпиграфичность – способность фрагментов текста служить ключом к другим произведениям – в высшей мере характеризует эту балладу. Приведу лишь несколько примеров. Эпиграф к пятой главе «Евгения Онегина»: «О, не знай сих страшных снов / Ты, моя Светлана!»; эпиграф к «Метели» Пушкина; «Кони мчатся по буграм, / Топчут снег глубокий…» и далее восемь строк из баллады15771577
  О связи «Метели» Пушкина с «Ленорой» Бюргера и «Светланой» Жуковского см.: Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990. С. 230. – О смысле эпиграфа из «Светланы» в «Метели» см.: Якубович Д. Повести Белкина // Пушкин А. Повести Белкина. Л., 1936. С. 136.


[Закрыть]; эпиграф к седьмой главе первой части «Ледяного дома» Лажечникова: «Раз в крещенский вечерок…» и следующие три строки; сквозной эпиграф к газете «Колокольчик» В. Олина: «Чу!.. В дали пустой гремит / Колокольчик звонкий»15781578
  См. также реминисценцию из «Светланы»; «Но… чу!., сквозь сон им колокольчик слышен» (Глебов А. Ночной путь // Колокольчик. 1831. № 1–2. Янв. С. 1).


[Закрыть]; эпиграф (равно как и само название) к рассказу «Крещенский вечерок» некоего Сороки «Раз в крещенский вечерок…»15791579
  Сорока. Девушки гадают // Развлечение. 1884. №1. С. 12–14.


[Закрыть]; эпиграф к третьему посвящению «Поэмы без героя» Ахматовой «Раз в крещенский вечерок…»15801580
  Далеко не полный список эпиграфов из «Светланы» см.: Коваленко С. Крылатые строки русской поэзии. М., 1989. С. 318.


[Закрыть]. Название «Крещенский вечерок» получают многие тексты святочного содержания, а также сборники святочных и рождественских рассказов15811581
  См., напр.: Крещенский вечерок: Детские сказки / Пер. М. Бахруниной. СПб., 1838; Бен-Амур. [Красницкий А. И.] В крещенский вечерок // К иллюстрированному журналу «Родина». № 2. Развлечение. 1900. С. 10–11; Дан В. В крещенский вечерок // Московский листок. 1895. Прибавление к № 2. № 2. С. 6–8.


[Закрыть]. Как и каждое широко известное хрестоматийное произведение, баллада Жуковского вызвала множество пародий и литературных переделок15821582
  О пародиях на «Светлану» см.: Гаркави А. М. Заметки о М. Ю. Лермонтове // Ученые записки Калинингр. гос. пед. ин-та. Вып. 6. 1959. С. 284. – Примерами литературных переделок «Светланы» могут послужить стихотворение В. Воинова «Немецкое гадание» (Новый сатирикон. 1915. № 2. С. 3), начинающееся словами «Раз в крещенский вечерок / Варвары гадали…», а также текст Маяковского в новогоднем номере «Окон Роста» за 1919 г. «Раз / в крещенский вечерок / буржуа гадали…» (Маяковский B. В. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 3. М., 1958. С. 53–54).


[Закрыть]. Так, например, А. Григорьев в своих мемуарах упоминает «знаменитую пародию на Жуковского „Светлану“»15831583
  Григорьев А. Воспоминания. Л., 1980. С. 392.


[Закрыть], где, как показал Б. Ф. Егоров, имеется в виду ходившая в списках по рукам в конце 1830‐х годов «Новая Светлана» М. А. Дмитриева15841584
  Там же. С. 392 (Примеч.). – Текст «Новой Светланы» М. А. Дмитриева см.: Русский архив. 1885. № 1. С. 649–659.


[Закрыть].

Превратившись в художественных текстах в сигнал святочной темы, «Светлана», наряду с этим, начинает играть и определенную роль в святочном быту. Город и дворянская усадьба выработали особые, достаточно устойчивые, формы празднования святок, в значительной мере отличные от деревенских, – создали свой «святочный сценарий». Мемуары и воспоминания XIX в. показывают, что одно из обязательных зимних праздничных мероприятий образованных домов состояло в чтении вслух текстов особого содержания, чему в крестьянской среде соответствовал ритуал рассказывания на святочных вечерах «страшных» историй. Чем ближе дворянская семья стояла к народу, тем больше оказывалось совпадений в проведении зимних праздников. Вспомним, что у Толстого дети семейства Ростовых на святках не читают, а слушают историю о гадающей девушке. О том же повествует и И. Панаев, вспоминая святки своего детства. Однако у Панаева, наряду с рассказыванием народных историй, приживалка читает также и баллады Жуковского – «Людмилу» и «Светлану»15851585
  См.: Панаев И. И. Прошедшее и настоящее (Святки двадцать пять лет назад и теперь) // Панаев И. И. Собр. соч. Т. 5. М., 1912. С. 21.


[Закрыть]. Горожане и поместное дворянство, утратив ряд народных особенностей праздничного поведения, восполняют эту утрату за счет чтения «святочных» произведений.

Как устные, так и письменные тексты, которые исполнялись на святках, играли в создании праздничной атмосферы одинаковую роль – они создавали и поддерживали особое, загадочное и одновременно жуткое, настроение. В число этих текстов регулярно включаются баллады Жуковского, и «Светлана» среди них занимает первое место. Е. Марков в автобиографическом цикле «Барчуки» дает идиллическое изображение усадебных святок 1830‐х годов. В этом мире чтение баллад Жуковского было обязательным, из года в год повторяющимся, праздничным ритуалом, который, как и рассказывание устных историй, добавлял к святочному веселью чувство страха: «Встревоженному воображению достаточно теперь ничтожного намека на что-нибудь страшное, чтобы переполниться страхом»15861586
  Марков Е. Барчуки. Картины прошлого. СПб., 1875. С. 222.


[Закрыть]. Слушание и чтение подобного рода текстов было потребностью святочного времени. Блок говорил: «Я, например, могу читать Жуковского ночью в Рождественский сочельник»15871587
  Цит. по: Садовской Б. Встречи // Звезда. 1968. № 3. С. 185.


[Закрыть], где, несомненно, имеются в виду прежде всего баллады, а святочной ночью 1901 г. именно «Светлана» вдохновила его на стихотворение «Ночь на Новый год»: «Душа морозная Светланы – / В мечтах таинственной игры / <…> / Душа задумчивой Светланы / Мечтой чудесной смущена…»15881588
  О мотивах баллады Жуковского в стихотворении Блока «Ночь на Новый год» см.: Минц З. Г. «Поэтика даты» и ранняя лирика Ал. Блока // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia. Проблемы истории русской литературы начала XX века. Helsinki, 1989 (Slavica Helsingiensia. № 6). Р. 156–157.


[Закрыть]

Иногда же чтение «Светланы» превращается в единственное святочное мероприятие, которым и отмечается праздник. В этом отношении показательны воспоминания Григоровича о годах учебы в Инженерном училище: «Раз в году, накануне Рождества, в рекреационную залу входил письмоводитель Игумнов в туго застегнутом мундире, с задумчивым, наклоненным лицом. Он становился на самой середине залы, выжидал, пока обступят его воспитанники и, не смотря в глаза присутствующим, начинал глухим монотонным голосом декламировать известное стихотворение Жуковского:

 
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали… – и т. д.
 

Покончив с декламацией, Игумнов отвешивал поклон и с тем же задумчивым видом выходил из залы»15891589
  Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1987. С. 40.


[Закрыть]. В данном случае неважно, насколько соответствует действительности описанный Григоровичем эпизод, – важно то, что для него чтение на святках именно «Светланы» воспринимается как вполне естественный акт.

Текст баллады Жуковского, таким образом, как бы сконцентрировал в себе идею праздника – святки, святочные сцены и особенно девичьи гадания неизбежно напоминали о балладе Жуковского, актуализировали в сознании ее текст. Так, фельетонист «Северной пчелы», описывая в 1848 г. только что прошедшие святочные празднества в Петербурге, рассказывает о народных увеселениях и сравнивает их со сценами из «Светланы»: «Как мило изобразил это В. А. Жуковский в русской балладе „Светлана“»15901590
  <Б. п.> Фельетон. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1848. № 290. 24 дек. С. 3.


[Закрыть]. Став общим достоянием, текст баллады оказывается способным к выполнению определенной функции в святочном ритуале. Размножившиеся к концу XIX в. всевозможные рекомендации по устройству рождественских праздников для детей, предлагая организаторам подходящий материал, всегда включают «Светлану» или же, по крайней мере, отрывки из нее15911591
  «Светлана», наряду со «Сном Татьяны» и «Гаданием» Фета, обычно рекомендовалась для декламации на святочно-елочных торжествах (Швидченко Е. Рождественская елка: ее происхождение, смысл, значение и программа. СПб., 1889).


[Закрыть].

«Светлана» отлагалась в памяти ее читателей чаще всего в виде зримо представимого образа – образа героини, гадающей на зеркале. Картина девичьих гаданий и гадания Светланы при восприятии баллады оказалась не только центральной, но и вытесняющей собою другие эпизоды. Остальные моменты сюжета (приход жениха, скачка на тройке, церковь, избушка, голубок) как бы выпадали из текста или, по крайней мере, не возникали в сознании сразу же – «при мысли о Светлане». Поэтому тема гадания девушки на зеркале или «приглашения суженого на ужин» (у Жуковского две эти разные формы гадания оказались слитыми) неизменно вызывала мысль о героине баллады. Вспомнил ее Пушкин, собираясь отправить свою героиню на страшное гадание в бане, где она уже велела «на два прибора стол накрыть»: «И я – при мысли о Светлане / Мне стало страшно – Так и быть… / С Татьяной нам не ворожить»15921592
  См. замечания по поводу этого фрагмента романа в кн.: Слонимский А. Мастерство Пушкина. М., 1963. С. 454–455; Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1980. С. 268–269.


[Закрыть]; вспоминает ее М. Погодин в своих «святочных» повестях («Суженый» и «Васильев вечер»); увидев на сцене гадающую героиню, вспоминает ее и рецензент драмы А. Шаховского «Двумужница, или За чем пойдешь, то и найдешь»: «Хор поет еще до поднятия занавеса; когда же он открывается, то мы видим на сцене первую строфу Светланы Жуковского: Раз в крещенский вечерок…»15931593
  Каменев А. Драма А. А. Шаховского «Двумужница, или За чем пойдешь, то и найдешь» // Северная пчела. 1832. № 104. 7 декабря. С. 806.


[Закрыть]. Светлана приходит на ум гадающим гимназисткам и институткам, как, например, в романе Н. Лухмановой «Девочки»15941594
  Лухманова Н. А. Девочки: Воспоминания из институтской жизни. СПб., 1899. Здесь гадающие барышни вспоминают Светлану и Татьяну.


[Закрыть] и в ее же рассказе «Гаданье», где героине во время гадания на зеркале «вспомнилась баллада Жуковского», после чего приводятся строки: «В чистом зеркале стекла / В полночь, без обмана, / Ты узнаешь жребий свой»15951595
  Лухманова Н. А. Гаданье // Лухманова Н. А. Женские силуэты. СПб., 1896. С. 149–150; см. также рассказы И. А. Купчинского «Гаданье» (Газета Гатцука. 1880. № 1. 5 января. С. 10–15), где ошибочно вместо «Светланы» называется «Людмила», и К. С. Баранцевича «Гусарская сабля» (Всемирная иллюстрация. 1896. Рождественский номер. № 1454. С. 671–676).


[Закрыть].