Текст книги "Психология семьи. Учебник для вузов"

Примеры любви в браке

В Библии описывается трогательная история любви Иакова и Рахили. Иаков был внуком Авраама. Когда он вырос, мать отправила его на свою родину искать жену. Прибыв туда, Иаков встретил Рахиль и полюбил ее. В той местности были обычаи, согласно которым жених должен был отработать семь лет у отца невесты. Он честно выполнил обязательство, но в брачную ночь отец Рахили положил в постель к Иакову свою старшую некрасивую дочь. Однако Иаков не отказался от возлюбленной и отработал на отца-обманщика еще семь лет. Дальнейшая история этих влюбленных не описана, но, судя по всему, они жили долго и счастливо. Следовательно, в древних иудейских текстах любовь связана с браком.

В Библии существует много прекрасных любовных песен, среди которых выделяется Песнь песней царя Соломона. Вот как в ней мужчина описывает свою возлюбленную: «Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях» (1.9). И заканчивает свою речь: «Напоите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» (2.5).

О существовании сильных чувств между супругами в Древней Греции можно судить по следующим примерам. Перикл, основатель афинской демократии, живший в V веке до н. э., призывал женщин к скромности, но сам сделал свою жизнь центром обсуждения. Он развелся с первой женой, выдав ее замуж за другого человека. Сам же женился на Аспазии, которая была уроженкой города Милета. Перикл ранее сам предложил закон, согласно которому брак с иностранкой считался незаконным. Однако свою иностранку Аспазию он ввел в дом, где она жила как жена. Она участвовала в мужских собраниях (на которых женщин в те времена не допускали). Плутарх описывает, что даже ученики Сократа приводили жен в дом Перикла, чтобы те послушали речи Аспазии. Он упоминает также, что, уходя из дома и возвращаясь назад, Перикл целовал Аспазию.

В отличие от афинской аристократии, ценившей красоту и мудрость жены Перикла, народ относился к ней отрицательно, обвиняя в том, что она содержала притон, из которого поставляла девушек для мужа. Этим воспользовались его политические враги, возбудив против Аспазии дело и обвинив ее в непочитании богов (такое же обвинение позднее было предъявлено Сократу). Однако Перикл встал на защиту Аспазии и вымолил для нее прощение (но не оправдание). Аспазия родила от него сына, и Перикл уговорил народное собрание дать ему гражданство. Позднее в Афинах был принят закон, в соответствии с которым неафинянка, жившая с гражданином, должна была быть продана в рабство, а с мужа за это взимали штраф.

Интерес представляет описание судьбы неафинянки Нееры, через 100 лет после Аспазии также ставшей женой афинянина. О ней мы знаем из обвинительной речи Геродота. Неера была рабыней. Хозяйка сделала ее гетерой, когда та была еще девочкой. Любовники сообща выкупили Нееру из рабства, и она стала свободной. В Мегаре молодую женщину, уже имевшую маленькую дочку, встретил Стефан. Он привез ее в Афины, поселил в своем доме и стал с ней жить как с женой. Они жили вместе достаточно долго, при этом Неера участвовала в мужских собраниях, как ранее Аспазия. Когда они встретились, дочь Нееры была маленькой, а к моменту процесса она дважды вышла замуж. Причем именно Стефан дал за нее приданое. Когда первый муж дочери Нееры заболел, она, будучи с ним разведенной, за ним ухаживала. Процесс против Нееры затеяли два афинянина, которых чем-то обидел Стефан. Не найдя аргументов против мужчины, они досадили его любимой женщине. Мы не знаем, чем закончился этот процесс. Возможно, женщина была осуждена.

Уместно будет привести такой пример. В «Речи против Беота об имени» и «Речи против Беота о приданом матери» Демосфена (1994) говорится о гражданке Афин по имени Плангон. Она не вышла замуж, но вступила в связь с женатым мужчиной, от которого у нее было два сына. Плангон была очень красива и образованна. Скорее всего, между ней и отцом ее детей были сильные чувства. Более того, отец признал сыновей и сделал их гражданами. Родственники женщины не прекратили с ней отношения, смирившись с ее выбором. Вероятно, Плангон смогла доказать его оправданность. После смерти жены возлюбленного отношения сохранились, хотя он на Плангон так и не женился. Возможно, это противоречило общепринятым нормам.

В комедии «Ненавистный» Менандра есть эпизод, когда воин Фрасонид говорит о том, что любит купленную им рабыню. Он не хочет овладеть ею силой, но ждет ответного чувства. Говоря о девушке, он использует слово «агапэ», что означает любить и почитать, а не «эро» – любить страстно.

Еще одну иллюстрацию сильных чувств как мужчины к женщине, так и отца к сыну мы видим в рассказе Плутарха при описании биографии Деметрия (Плутарх, 1994, раздел 38). Селевк Никатор – основатель царства Селевкидов. Его сын Антиох влюбился в свою мачеху Стратонику и стал чахнуть. Врач узнал причину и пересказал отцу. Отец собрал людей и объявил, что передает Стратонику сыну. Из древних надписей мы действительно узнаем, что Стратоника была сначала женой Селевка, затем Антиоха, который в ее честь назвал несколько городов – Стратоникеи.

В следующем примере девушка из богатой семьи из города Маронея (Фракия, Греция) по имени Гиппархия познакомилась с философом-киником Кратетом. Родители были против брака из-за бедности Кратета. Гиппархия пригрозила покончить с собой, если ее не отпустят с ним. Даже Кратет пытался отговорить девушку, рисуя безрадостную перспективу нищей жизни. Однако Гиппархия настояла на своем и вышла замуж за Кратета. Она облачилась в мужскую одежду, которую носили философы, и стала бродить вместе с мужем, проповедуя философию киников (Свенцицкая, 1999). Диоген Лаэртский (1984) упоминает, что у них был сын. Следует сказать о явном неприятии поступка Гиппархии современниками, которые называли ее союз с Кратетом «собачьей свадьбой». Какова должна быть сила любви, чтобы противостоять обществу. В XIX веке Анна Каренина не смогла отстоять свою любовь.

В сочинении Плутарха «О доблестях женщин» рассказывается о женщинах Элиды, которые в III веке до н. э., во время правления жестокого тирана, согласились отправиться в изгнание за своими мужьями. Когда их бросили в темницу, под угрозой смерти они отказались писать мужьям письма, чтобы те сдались. Одна из женщин, обращаясь к тирану, говорит о том, что ими не овладеет безумие, в котором они из жалости к малым детям предадут свободу отчизны. Как близко поведение этих женщин к поступку декабристок, отправившихся за своими мужьями в Сибирь.

В Древней Греции в период античности мужчины отделяли секс от семейной жизни. Как уже говорилось, в семьях встречались разные варианты любви или она вообще могла отсутствовать. Такая же ситуация наблюдалась и в Риме, о чем свидетельствует «Наука любви» Овидия (1990).

Христианство усилило несоответствие положения мужчины и женщины в семье и обществе. Женщины стали описываться как более низкие существа, что предполагало невозможность переживания к ним высоких чувств.

Однако со временем в обществе меняются представления: любовь к женщине становится одной из важнейших ценностей. В ней усиливаются элементы почтительного восхищения. Насколько часто оно встречалось в реальности, сказать трудно, но оно существовало в виде стереотипа, принятого в описаниях семьи того периода (Свенцицкая, 1999).

Какими соображениями руководствовались в Европе X–XIII веков те, кто вступал в брак? Весьма сомнительно, что чувства женщины принимались во внимание. Если девушку не выдавали замуж в 14–15 лет, она становилась старой девой с незавидной участью. Как правило, у нее был один путь – в монастырь, что, конечно, не являлось хорошей альтернативой семье. Известно, что в 1231 году в Мельфийские конституции был включен закон, согласно которому женщину ждала смертная казнь, если она выдвигала ложное обвинение в изнасиловании против мужчины в расчете на то, что он на ней женится. Если учесть, что в то время ни наличие, ни отсутствие насилия доказать было невозможно, не ясно, способствовал ли этот закон увеличению случаев насилия или охранял мужчин от «несправедливых» женских требований.

Большинство браков в Европе заключалось в рамках одного сословия и имело экономическую основу. Оценивалось и здоровье невесты, поскольку рождение детей было важнейшей целью брака (Абрамсон, 1999). После замужества жена жила в доме мужа. Жена отвечала за дом, муж – за внешнее взаимодействие семьи и за ее содержание. Отношения между супругами могли быть самыми разными: от глубокой привязанности до интенсивной ненависти. Однако существует множество свидетельств существования в некоторых браках именно любви в современном ее понимании.

Южная Италия X–XIII веков являла собой неспокойное место, поскольку прекрасные земли переходили из рук одних захватчиков к другим. Даже в этих весьма опасных условиях были удивительные примеры высокой жертвенности супругов. Например, есть документ о том, что госпожа Гайтельгрима расплачивается с неким Сансоном, отдав ему дом и мельницу, за то, что тот выкупил ее мужа за 30 унций золота. Муж находился в тюрьме в оковах. Вряд ли подобное можно делать, не испытывая к человеку никаких чувств (Абрамсон, 1999).

Конечно, это не страсть, которая охватывала людей и в те времена, но чаще встречалась между лицами, не связанными брачными узами. Супругов в удачных семьях характеризовали иные чувства, которые можно назвать глубокой привязанностью и ощущением надежности, сформированными в течение длительной жизни в процессе преодоления трудностей. В сложных условиях жизни надежность партнера ощущается особенно остро, и именно она становится главной потребностью в отношениях. Более того, подобные чувства могли присутствовать даже в том случае, если муж регулярно бил жену, поскольку действия такого рода считались естественными.

Известно, что норманнский вождь Р. Гвискар, о котором мы уже говорили ранее, развелся с первой женой Альберадой под вымышленным предлогом близкого родства и женился на Сишельгаите, сестре салернского князя Гизульфа II. Некогда Альберада принесла ему в качестве приданого 200 рыцарей. Судя по всему, она не страдала из-за развода и не оплакивала несчастную любовь, а достигла возраста 80 лет, пережив и Гвискара, и его новую жену. Женитьба на Сишельгаите произошла в 1059 году. Эта женщина не только помогала в отсутствие мужа управлять завоеванным им Салернским принципатом, но и участвовала вместе с ним в походах (земли нужно было не только завоевать, но и сохранить). При этом у нее было восемь детей. В одном из сражений против Византии войска Гвискара стали отступать, и тогда именно Сишельгаита, взяв длинное копье, поскакала за беглецами и громовым голосом вернула их на поле (Норвич, 2005).

Общеизвестна история, которая легла в основу празднования Дня святого Валентина 14 февраля. Она описывает весьма интенсивные чувства.

В конце периода Раннего Средневековья благодаря трубадурам Южной Франции возникло романтическое отношение к любви и стремление формировать семью на основе душевной близости. Эти романтические представления стали воплощаться в поведении рыцарей. Одной из наиболее ярких можно назвать историю любви Абеляра и Элоизы. Абеляр был монахом, давшим обет безбрачия. Он управлял училищем при церкви Богоматери. Лекции его были столь замечательны, что привлекали слушателей со всей Европы. Несколько пап были его учениками. Однажды он встретил Элоизу, девушку существенно моложе его. Элоиза рано осиротела, и ее воспитывал дядя Фульберт, который был каноником собора Нотр-Дам в Париже. Сначала она жила в монастыре. Там она получила очень хорошее образование, научилась говорить и читать на латыни, по-гречески и по-древнееврейски. Когда ей исполнилось 16 лет, она приехала к дяде. В Париже Абеляр и Элоиза встретились и полюбили друг друга.

Абеляр снял у Фульберта комнату и стал давать Элоизе бесплатные уроки. Однако это были не просто уроки, но и уроки любви. Вместе с тем Абеляр был связан обетом безбрачия и не мог жениться на Элоизе.

Когда Элоиза забеременела, Абеляр отвез ее к своей сестре, где женщина родила сына. Родители быстро забыли о ребенке. Чтобы успокоить дядю, Абеляр тайно обвенчался с Элоизой, попросив сохранять это в секрете. Дядя же разгласил секрет в целях обеления имени племянницы. Элоиза, чтобы не компрометировать возлюбленного, отказалась от брака с ним. Они стали жить раздельно. Однако Абеляр выкрал жену и увез в монастырь в Аржантейле. Там он регулярно навещал ее, несмотря на то что монастырский устав это запрещал. Они вновь были счастливы.

Фульберт, подкупив слуг Абеляра, с тремя наемниками и врачом-испанцем прокрались в его спальню и оскопили. Это должно было прекратить карьеру богослова, поскольку по закону евнухи не допускались в храм. Но для Абеляра было сделано исключение, настолько он был известной фигурой, а сделанное с ним было воспринято общественностью как несправедливость.

Фульберт был снят с церковной должности и лишен имущества. Его поместили в сумасшедший дом. Всех участников оскопления самих оскопили и выкололи им глаза. Абеляр в 1119 году принял постриг, но жил в монастыре недолго, поскольку привык к славе, свободе и обеспеченному существованию. Он возвратился к тому образу жизни, который был ему свойствен и приятен. Увлеченный философией, Абеляр создает одну школу за другой. В 1122 году на подаренной благодетелем земле он с учениками выстроил в лесу небольшую молельню. Вскоре вокруг нее появились дома учеников, последовавших за учителем. Ученики возделывали поля и слушали лекции. Это длилось два года. Веселая община вызвала неудовольствие властей, и Абеляру пришлось покинуть поселение. Он начал писать «Историю моих бедствий». Абеляр настоял, чтобы Элоиза постриглась в монахини. Он умер в 1142 году, а Элоиза не ранее 1164 года.

Эта история не оставила равнодушными многие поколения людей. Таким образом, какие бы ограничения ни вводили супружеские обязанности, как бы людей ни пугали понятием греха, любовь и страсть продолжали жить в сердцах. Многие связывали любовь именно с семьей и браком. Подобные истории воспевались в стихах и романах.

Традиция праздновать 8 июля День любви и верности, связанный с историей о Петре и Февронье, приживается у нас трудом. Как представляется, это обусловлено тем, что в этой истории нет любви, которая была у Абеляра и Элоизы. Второй сын Муромского князя Юрия Владимировича Петр в юности заболел проказой. Во сне ему было видение о том, что исцелить его может дочь бортника – молодая крестьянка Февронья. Князь пообещал жениться на ней, если она его исцелит. Девушка выполнила просьбу, но князь не сдержал обещания и исчез. Опять покрывшись язвами, он вернулся к Февронье и на коленях стал упрашивать излечить его. Она вновь это сделала. В этом случае трудно говорить о любви. Это скорее корыстные отношения. Более того, после второго исцеления Петр и Февронья стали жить в разных монастырях, и только после смерти их обнаружили в одном гробу. Вряд ли эта история может вдохновить современных молодых людей.

В Средние века расцветает еще один вид любви – рыцарская любовь к прекрасной даме. Это любовь вне семьи, любовь к чужой жене, но любовь, предполагающая исключительно духовность, а не плотские чувства. Куртуазная любовь имела определенные правила, выражалась преимущественно во внешних знаках и имела связь с тем, что описывал некогда римский поэт Овидий.

Проявляя невероятно изысканные чувства по отношению к чужой жене, с собственной рыцарь не церемонился и запросто мог ее избить. В «Песне о нибелунгах», созданной около 1200 года, как раз во времена расцвета рыцарской любви, можно найти немало примеров такого рода. Так, один из самых ярких рыцарей Зигфрид поступал с женой подобным образом.

Внутри семей могли существовать сильные чувства. Стефан Шартрский, французский граф, очень богатый человек, был участником первого крестового похода. Во время осады Антиохии он развернул свои войска и направился домой. Жена Стефана, дочь Вильгельма Завоевателя, обвинила его в трусости, поэтому графу пришлось вернуться к основным войскам, однако он погиб в этом походе. Стефан был достаточно образованным человеком и писал жене нежные и изысканные письма. Он не смог терпеть вражду, которая возникла в рядах крестоносцев, боровшихся за первенство. Такой человек был чужд не только времени, но и собственной семье (Лучицкая, 1999). Подобные истории свидетельствуют скорее о том, что в богатых и знатных семьях брак в большей мере был политическим явлением, чем личным. Любовь (некуртуазная) в таких браках встречалась гораздо реже, чем в обычных.

Для нас интерес представляет трактат А. Капеллана (1993) «О любви» (De Amore). Капеллан, придворный клирик Филиппа II, создал это произведение около 1186 года. Книга написана как подражание поэмам Овидия «Наука любви» и «Лекарство от любви». Трактат состоит из трех книг, причем третья – переложение упомянутой поэмы «Лекарство от любви». Большая часть исследователей склоняются к тому, что это произведение высмеивает куртуазную любовь.

Капеллан (1993) описывает 31 правило куртуазной любви (они были систематизированы в работе Лучицкой, 1999):

• основу истинной любви составляют любовное влечение, подлинная страсть, взаимность чувств;

• человек (прежде всего мужчина) должен быть достоин любви, главным образом своей доблестью;

• выше ценится труднодостижимая любовь;

• любовь должна быть лишена корысти;

• чувство ревности лишь доказывает истинность любви и усиливает ее;

• в интимных отношениях любовников не должно быть внутренних запретов.

Часть правил затрагивает проблему соотношения любви и брака. Так, в правиле первом говорится о том, что супружество не может быть препятствием для любви вне брака. Однако любовь должна следовать предписаниям, характерным для брачных норм: любить можно того, с кем не стыдно вступить в брак; можно любить мужчину, лишь достигшего зрелости. В любви, в отличие от брака, одну женщину может любить несколько мужчин и наоборот.

Ранее уже говорилось, что рыцарь мог полюбить лишь даму богатого властителя, поскольку в начале эпохи рыцарства существовали жесткие сословные границы. Трактат Капеллана относится к более позднему периоду. Автор высказывает мысль, что Любовь с большой буквы может быть между рыцарем и простой горожанкой, то есть любовь не знает сословных границ.

Капеллан различает чистую любовь (amor purus) и смешанную, плотскую (amor mixtus), безусловно, отдавая предпочтение первой. Таким образом, в трактате Капеллана происходит соединение двух взглядов на любовь (церковного и куртуазного). Это ведет к возникновению двух важных тезисов: супружество не может претендовать на истинную любовь, а истинная куртуазная любовь нуждается в ограничениях, близких к христианской морали и христианским нормам брачной модели.

Городское население в Средние века было опутано сетью цеховых законов: где-то жениться имел право только мастер, тогда как подмастерью это запрещалось, в каких-то местах подмастерью жениться не запрещали, но тогда он не мог стать мастером. Некоторыми уставами предусматривалось, что мастером может стать только законный сын мастера. Были и другие ограничения: «Не всякое ремесло могло произвольно менять хозяина, то есть быть продано другому, права его исполнения часто оставались в семье. Единственная дочь пекаря, портного, ювелира могла выйти замуж только за сына пекаря, портного или ювелира, если только не хотела рисковать потерей всей семейной собственности. Из-за таких и аналогичных постановлений женщина при выборе мужа была ограничена чрезвычайно узким кругом» (Фукс, 2001. С. 474). Учтем, что города в те времена насчитывали всего лишь тысячи жителей, а не сотни тысяч, как сейчас, и искать жену за пределами своего города было не принято, да и опасно.

Еще в конце XIX века браки в среде крестьян и мастеровых устраивали родители, при этом решающее значение имели зажиточность семьи и размеры приданого, о чем пишут в научных трудах, посвященных исследованию быта: «…молодежь крайне редко вступала в брак в результате свободного выбора и взаимных симпатий». «Браки “убегом” (самокруткой), то есть по личной договоренности жениха и невесты, но без согласия на то родителей или опекунов даже в конце XIX века встречались редко» (Жирнова, 1980. С. 35). Э. Фукс, приводя массу цитат, делает вывод: «Сотни ярких примеров из жизни всех стран доказывают, что люди тогда отказывались даже от самой скромной идеологической ретушевки, что слово “любовь”, как смешное, как не модное, прямо запрещалось при бракосочетаниях» (1980. С. 474).

Таким образом, личные симпатии между молодыми людьми разного пола во все времена и во всех более или менее состоятельных классах были досадной помехой, с которой следовало бороться. Девушка, которую только заподозрили в том, что под влиянием чувств к мужчине она допустила близость с ним, лишалась шансов на достойный брак, а рождение внебрачного ребенка до XX столетия было полной катастрофой и для нее, и для ее родителей, не говоря о самом ребенке, который на всю жизнь получал клеймо незаконнорожденного (Шипов, 2010).

Богатые семьи, в которых невесты не работали, попросту держали их под замком: «Девиц содержали в уединении, укрывая от человеческих взоров; до замужества мужчина должен быть им совершенно неизвестен; не в нравах народа было, чтоб юноша высказал девушке свои чувства или испрашивал лично ее согласия на брак. Самые благочестивые люди были того мнения, что родителям следует бить почаще девиц, чтобы они не утратили своего девства», – свидетельствует Н. И. Костомаров (1993. С. 139) о нравах средневековой Руси. В католических странах девушек до замужества нередко помещали в монастырь – от греха подальше.

«Девушке из хорошей семьи ни в коем случае не подобало иметь представление об анатомии мужского тела, о том, как рождаются дети, ибо ангел должен был вступать в брак не только телесно нетронутым, но также и совершенно “чистым” духовно. Еще и поныне меня потешает курьезная история с моей теткой, которая в первую брачную ночь возвратилась в родительский дом и категорически заявила, что ни за что не желает видеть этого ужасного человека, за которого ее выдали замуж; он ненормальный, он настоящий садист, ибо предпринял серьезнейшую попытку раздеть ее, и лишь с трудом ей удалось спастись от этого явно нездорового поползновения» (Цвейг, 1987. С. 211).

Мужчины в массе своей, конечно, были лучше осведомлены о том, что представляет собой интимная близость. Однако не потому, что были более начитанными. В городской среде мальчиков было принято обучать с помощью проституток. Английская исследовательница Р. Тэннэхилл подсчитала, что поскольку из каждой тысячи человек в среднем 350 – мужчины в возрасте от 15 до 60 лет, то на 12 мужчин в крупном городе в XIX веке в среднем приходилась одна проститутка. «Сексуальной столицей» Европы являлась Вена, где в 1820-х годах было 20 тыс. проституток на 400 тыс. человек населения, то есть одна проститутка на семь человек (Тэннэхилл, 1995). Формальное введение понятия греха и намерения сделать женщин «чистыми» привели к формированию института, в котором «нечистые» женщины, вынужденные зарабатывать на жизнь столь недостойным с точки зрения общества методом, обучали важнейшим навыкам продолжения рода высоконравственных мужчин.

Попытки привнести в семью любовь – результат XIX века. В главе 2 «Семья в исторической перспективе» цитировались слова Ю. Лотмана (1995. С. 51), связывавшего всплеск русской духовности XIX века с начитанными женщинами, воспитавшими у своих детей представление о чести и достоинстве. Однако он говорил о женщинах высшего общества. В деревенской и рабочей среде наблюдалась принципиально другая картина.

В воспоминаниях о детстве М. Горький (1986) невольно противопоставляет патриархальную семью своего деда семье родителей. Дед был безоговорочным главой семьи и мог безнаказанно бить любого другого ее члена. Отец же был весьма мягким человеком и нежно любил свою жену. Такие семьи в те времена встречались редко. Отец М. Горького умер от чахотки, и маленький тогда еще Алеша Пешков с матерью переехали в дом деда, где в полной мере испытали на себе все особенности патриархальной семьи того времени. Один из дядей забил жену до смерти. Да и дед поколачивал бабку, которая терпела побои стоически, не жалуясь.

В XIX веке Стендаль в трактате «О любви» (1978) утверждал, что есть четыре рода любви.

1. Любовь-страсть, подобная любви Элоизы к Абеляру. Она не имела правил, и каждая влюбленная пара творила свои.

2. Любовь-влечение, которая царила в Париже в XVIII веке до революции. В этой любви все прописано и предопределено. Человеку хорошего происхождения заранее известны все приемы, которые он употребит и с которыми столкнется в различных фазисах любви. Она часто бывает изящнее настоящей любви, поскольку идет от ума. Если любовь-страсть заставляет жертвовать всеми интересами, то любовь-влечение всегда умеет приноравливаться к ним. Правда, если отнять у этой бедной любви тщеславие, от нее почти ничего не останется; лишенная тщеславия, она похожа на выздоравливающего, который до того ослабел, что едва может ходить.

3. Физическая любовь – обратная сторона предыдущей. Здесь нет действий от ума, это влечение к телу вне духовной связи.

4. Любовь-тщеславие – это лишь желание обладать модными женщинами как необходимым предметом роскоши.

В данном произведении Стендаль посвящает одну главу браку и пытается объяснить, почему молодые девушки охотно выходят замуж. Он утверждает, что благодаря принудительной системе современного воспитания рабство, которому девушек подвергают в родительском доме, нестерпимо скучно; кроме того, им не хватает просвещенности, и наконец – это требование природы. Стендаль делает вывод, что есть только один способ добиться большей верности от женщины в браке: предоставить свободу в родительской семье молодым девушкам и право на развод людям женатым.

В начале XX века появляется литература, рассматривающая любовь в качестве основного компонента брака. Так, А. Коллонтай (1990), анализируя книгу Дж. Мейзель-Хесс, описывает связь любви и брака. Согласно этой новой точке зрения, брачный союз – это союз, основанный на большой любви. Однако такая любовь – чаще всего лишь идеальный образ. Большая любовь – редкий дар судьбы, выпадающий на долю немногих избранников. Дж. Мейзель-Хесс (Meisel-Hess, 1911) первой настаивала на том, что любви нужно учиться. Именно поэтому А. Коллонтай останавливается на понятии «любовь-игра». Это школа, способ накопления в человеческой психике «любовной потенции». Она обращается к истории и утверждает, что любовь-игра в различных своих проявлениях встречалась на всем протяжении человеческой истории: в общении между древней гетерой и ее другом, в рыцарском поклонении прекрасной даме и т. д.

В настоящее время именно любовь-игра, требующая значительно более осторожного, бережного, вдумчивого отношения друг к другу, постепенно отучила бы людей от эгоизма, которым окрашены все современные любовные переживания. Подобная игра, не основанная на безраздельном обладании другим, приучает людей давать лишь ту частицу своего «я», которая не обременяет другого, но делает жизнь насыщеннее и разнообразнее. Это приучало бы людей к высшему целомудрию, неторопливости в чувствах, к большей сдержанности.

В отсутствие предварительного обучения любовь становится либо трагедией, разрывающей душу, либо превращается в пошлый водевиль. Нужно вывести человечество из этого тупика, следует научить людей ясным и необременяющим переживаниям.

Прежде всего общество должно научиться признавать все формы брачного общения, какие бы непривычные контуры они ни имели, при двух условиях: чтобы они не наносили ущерба расе и не определялись гнетом экономического фактора.

Второе требование к обществу – признание не только на словах, но и на деле святости материнства. Общество обязано во всех формах и видах расставить на пути женщины «спасательные станции», чтобы поддержать ее морально и материально в наиболее ответственный период жизни.

В реальной жизни лишь в очень немногих браках любовные отношения сохраняются постоянно. Они меняются от цикла к циклу, как меняются и супруги, которые либо развиваются и движутся вперед, либо, напротив, застывают в том или ином состоянии. Если процессы обоюдны – теплота чувств сохраняется, если изменения разнонаправлены, трудно ожидать сохранения прежних чувств.

Подобные представления о роли любви в браке были у людей, управлявших социальной политикой в Советской России сразу после революции (Meisel-Hess, 1911). Именно поэтому законы, которые были изданы на заре советской власти, обеспечивали самые демократические подходы к семейной жизни. Утром любой гражданин мог зафиксировать брак, но уже после обеда – развестись. Эти правила, предполагающие открытость и честность в сфере проявления любви, не учитывали возможные манипуляции и обман в других аспектах, связанных с созданием семьи.