Текст книги "Психология семьи. Учебник для вузов"

Теплое отношение к детям встречалось и в обычных семьях. Следует помнить, что смертность детей была велика, а потому личностное общение между детьми и родителями если и возникало, то только после достижения ими пяти лет, когда появлялась уверенность, что ребенок останется жить. Так, Ф. Гис и Дж. Гис (2002) приводят пример из жизни лондонских юношей: когда те играли в футбол, их родители наблюдали за игрой и болели за своих. Они же описывают биографию святого Петра Дамиани. Этот человек родился в семье, где уже было много детей, и мать отказалась кормить его. Служанка же обратилась к христианскому чувству матери, и та начала кормить угасающего младенца. После смерти родителей Петр оказался сначала под опекой старшего брата, отношение которого было ужасным, но затем его взял к себе другой брат, он и помог мальчику стать взрослым и получить образование.

Можно согласиться с де Мозом, что, как правило, детство Средневековья связано с эмоциональным голодом. Родители часто умирали, детей растили родственники, которые не очень-то заботились о них в материальном аспекте, и, безусловно, у них не хватало тепла для эмоционального общения с чужим ребенком, когда сама жизнь требовала постоянного приложения сил. В то же время существовали семьи, где детей любили и давали им столько ласки, сколько могли позволить себе усталые от тяжелой физической работы родители.

Возрождение внесло новые веяния не только в науку и искусства, но и в быт семьи. С одной стороны, церковь не отменяла утверждений о женщине как о греховном субъекте, с другой – появились представления о связи ее с Мадонной. Женщины-аристократки пользовались косметикой и нарядами подчеркивали свою сексуальность. Некоторые могли посещать учебные заведения.

Широко распространилась рыцарская, куртуазная любовь – чувство преимущественно духовного плана. Ее удостаивались исключительно жены богатых властителей. Для любви к женщине или девушке из низшего сословия внешних препятствий вроде бы не существовало. Зато было препятствие другого рода – различие в социальном положении. Феодальному обществу было свойственно обостренное чувство социальной дистанции. Тот, кто в феодальной иерархии находился чуть выше, относился к чуть более низшему с чванством и пренебрежением, и самые выдающиеся личные качества низшего не стоили ровным счетом ничего. Поступки, а также образ мыслей каждого индивида были строго регламентированы правилами сословного положения.

Для любви-служения прекрасной даме обстановка была самой благоприятной. Рыцарь, живущий в замке или при замке, имел возможность более или менее постоянного общения с дамами и прежде всего с женой господина. Он мог сказать что-то учтивое, произнести комплимент, выразить преданность, блеснуть на турнире. О своей преданности рыцарь мог сообщать открыто. Да и безоглядная слепая верность сюзерену считалась в Средние века важнейшей из всех добродетелей. Выражение восхищения и верности по отношению к жене сеньора могло дополнительно подогреваться, с одной стороны, физическим влечением, а с другой – надеждой на получение подарков от объекта такой любви (Шипов, 2010).

В то же время исследователи описывают эволюцию понятия чувственности: при возникновении рыцарства существовала идея первенства рыцарского идеала над чувством любви (в нем было превосходство мужчины над женщиной, супружеская верность, обоюдная страсть), затем появилось представление о равенстве полов и даже превосходстве дамы, наконец, усилилось духовное начало в любви.

В XV веке началась Реформация, которая объявила войну католической церкви. Преобразования в рамках церкви привели и к изменениям в законах о браке. В зависимости от направления Реформации отношение к браку различалось. М. Лютер подчеркивал, что целями брака являются рождение детей и жизнь супругов во взаимной верности. Согласно его представлению, брак – это не только совместная хозяйственная деятельность, но и духовное единство мужа и жены (Лютер, 1997). Кальвин (1997) полагал, что в браке не может быть места удовольствию и чувственности. В Женеве, где он проповедовал, в домах были разбиты все зеркала, а женские прически высмеивались.

Иная ситуация была там, где человек активно перемещался и его жизнь реально зависела от вложенных усилий. При освоении Северной Америки женщины работали наравне с мужчинами и желали соответствующего отношения к себе. В 1630 году А. Хатчинсон требовала равных прав для женщин. Ее убили, но идеи остались. Абигайл, жена Дж. Адамса (1735–1826), второго президента Соединенных Штатов Америки, выступала с подобными инициативами. Однако основной избиратель – мужчина – пока не был готов к этому.

С течением времени отношение к браку менялось. Женщины получали все больше прав и хотели работать и самостоятельно строить свою жизнь. Параллельно с этим многие мужчины стали брать на себя некоторые домашние обязанности и более активно участвовать в процессе воспитания детей.

Постепенно преобразования в обществе привели к изменению отношения к самому институту официального брака. Многие современные молодые пары живут без его официального оформления. У них есть стремление сохранить и чувство любви, и чувство относительной свободы, что не представлялось возможным в рамках прежнего восприятия брака.

Христианство, пришедшее на Русь, также негативно относилось к чувственным отношениям между мужем и женой, ведь в браке могло существовать только «отправление супружеских обязанностей». Удовольствиями же считали уют и хлебосольство. Согласно Дружинину (2006), зависимость от людского мнения – основная черта национального характера семейных отношений на Руси. Социальному окружению нужно было демонстрировать семейное благополучие и никогда не выносить сор из избы.

Отношение к эротической части жизни в семье в рамках христианства определяется двумя ролями, которые исполняла Дева Мария. С одной стороны, она – супруга Бога, но эта ее роль практически не рассматривается, подчеркивается лишь факт девственности, а следовательно, отсутствия эротики в ее отношениях с Богом. В то же время весьма поощряется ее вторая роль как Богоматери, матери Иисуса Христа. В русской культуре в женщине также в большей мере оценивалась не роль супруги, но роль матери (Дружинин, 2006).

В то же время крестьянская семья резко отличалась в плане культуры и быта от семьи аристократической, ориентированной на Западную Европу. Водораздел проходил через психологический склад личностей: крестьянина отличала привязанность к общине, семье, тогда как западноевропейской ментальности русских аристократов был больше свойствен индивидуализм. Однако, будучи соотечественниками, придерживаясь одних и тех же традиций и религии, они имели немало общего.

Деревенская русская семья сложилась тогда же, когда и русская сельская община. Однако, начиная с реформ Петра I, идет расхождение крестьянской семьи, которая как бы законсервировалась и до начала XX столетия практически не менялась, и семей дворянской и буржуазной, которые все более и более приближались к европейским стандартам и поэтому были более разнообразны во времени.

Управлением общиной занимались главы семейств. Они решали хозяйственные вопросы и вмешивались во внутрисемейные дела, если они как-то влияли на ситуацию в общине. Поэтому, ради сохранения надела в общине, они могли управлять процессом подбора невесты. Неженатый мужчина не имел права входить в управление общиной, и до старости его могли называть «малый» или «бобыль», а незамужняя женщина и в старости была «девкой».

Передел земли совершался в зависимости от подушного состава семьи, но пропорционально числу женатых мужчин, холостяки и женщины в расчет не принимались. Только брак обеспечивал доступ к землепользованию, именно поэтому дореволюционная Россия была на первом месте в Европе по уровню брачности: в 1897 году лишь 4 % женщин и 3 % мужчин в возрасте от 40 до 50 лет были незамужними или холостяками. В брак не вступали только увечные, дефективные и те, кто уходил в монастырь.

В XIX веке в деревне «семья» и «двор» были синонимичными понятиями. Существовало два типа семей: составная (преимущественно отцовская) и нуклеарная. Составная семья включала родительскую семью и семьи сыновей на одном дворе. Отец, хозяин двора, назывался большаком, а его жена – большухой. Имущество большой семьи не делилось, и в хозяйстве участвовали все семьи сыновей. Семья была патриархальной и воспроизводила в себе структуру крестьянской общины (Безгин, 2008). Власть большака была абсолютной, младшие безоговорочно должны были подчиняться старшим. Типичный большак противился выделению отдельных хозяйств своих сыновей, не учил детей, чтобы сохранить неизменным заведенный в старину быт.

Большак отвечал за семью перед сельским сходом, платил повинности. Если он не выполнял своих обязанностей перед сельской общиной, пьянствовал или болел, сельский сход мог лишить его права управлять хозяйством. Зато в семье он был единоличным судьей и распоряжался и хозяйством, и домочадцами, каждому из которых планировался определенный объем работ назавтра. Большак мог отдавать в работники сына и младшего брата против их воли. Роль главы усиливалась тем, что вступать в какие-либо сделки членам семьи позволялось только с его согласия.

Большуха распределяла между женщинами хозяйственные работы, очередность приготовления пищи, пряжу, следила за тем, как выполнялись ее распоряжения. Работы у женщины было достаточно: уход за домом, огород, дойка коров, выделка пряжи, ткачество, шитье одежды и постельного белья. Ее личностными качествами и трудовыми навыками определялись уют в жилище и эффективность хозяйствования.

Следующим по рангу после большака и большухи был старший сын. Он первым выделялся в отдельное хозяйство. Его называли по имени и отчеству. Именно он отправлялся на ярмарку продавать хлеб и покупать необходимые для семьи товары. Его жена была правой рукой большухи и считалась главной среди невесток. В этой семейной иерархии на нижней ступени находилась молодуха – молодая жена (в течение первого года после свадьбы, иногда – первых нескольких лет). Старшие невестки могли быть к ней особенно несправедливы. На любую работу ей приходилось просить благословления у родителей мужа. Молодухе запрещалось без разрешения выходить на улицу, ходить в гости.

В основе семейной жизни лежала строгая иерархия, в которой нижестоящие безропотно подчинялись старшим, жены – мужьям, дети – родителям. Конечно, такая семья в XIX веке переживала острый кризис, поскольку отдельные сыновья хотели вырваться из этой властной вертикали и завести собственное хозяйство.

Также в семье было разделение труда. Вся работа делилась на мужскую и женскую. Кроме того, существовал приоритетный труд, связанный с получением урожая. Мужчины выполняли все полевые работы, требующие физической силы. Это пахота, боронование, сев и заделка семян, косьба и уборка сена, жатва хлебов, молотьба, вывоз навоза и т. п. Они же вне страды занимались запасением дров, строительными работами или починкой избы, хозяйственных построек, изгороди, изготовлением колес, саней, ремонтом конской упряжи и другими вещами. На пике страды на уборку урожая мобилизовали всех, кроме глубоких стариков и младенцев.

Обладая полной властью в семье, в рамках общины большак не имел абсолютного права на имущество. Выделение наделов сыновьям глава осуществлял с согласия всех членов семьи. Передавать имущество по наследству он мог совместно со взрослыми членами двора. После его смерти имуществом владел старший сын, или брат, или вдова. Однако обычай не признавал права детей требовать раздела, действовал принцип: дети при отце не делятся. Лишь когда большак расточал семейное имущество, допускался раздел помимо его воли с выделением доли имущества сыновьям. В этом случае община имела право вмешиваться в семейные отношения.

А. Г. Вишневский (2008) говорит, что такая расширенная семья существовала наряду с нуклеарной, включающей только родителей и детей. Для возникновения расширенной семьи нужно, чтобы все сыновья дожили до возраста вступления в брак. Однако смертность и родителей, и детей была высока. Возможно, большинство людей стремились к созданию и сохранению многопоколенных, неразделенных больших отцовских семей, поскольку это резко повышало возможность выживания в неурожайные суровые годы. Однако совершенно неизбежным было большое число несостоявшихся или частично состоявшихся семей нуклеарного типа. Могли складываться братские семьи – двухпоколенные семьи, в которой совместно проживали семьи двух братьев, поскольку родители умерли рано. Возникали и малые нуклеарные семьи, но в крестьянской среде это была вынужденная нуклеарность.

Для России были типичны ранние браки. Н. И. Костомаров (1993) утверждал, что в XVI–XVII веках женихами часто становились подростки 12–13 лет. Петр I указом 1714 года запретил дворянам жениться, не достигнув 20, и выходить замуж, не достигнув 17 лет, а по указу Екатерины II (1775 год) для всех сословий запрещалось венчать мужчин моложе 15, женщин моложе 13 лет; в случае нарушения указа брак расторгался, а священник лишался сана. Позднее нижняя граница бракоспособного возраста повысилась. В соответствии с императорским указом 1830 года минимальный возраст для вступления в брак поднялся до 16 лет для невесты и 18 лет для жениха. Однако крестьяне и бедные горожане обращались к священнику за разрешением выдать замуж дочь в более раннем возрасте. Обоснованием этому была необходимость иметь в доме работницу или хозяйку. Еще к началу XX века брачность в России оставалась достаточно ранней. Более половины всех невест и около трети женихов в европейской России были не старше 20 лет (Вишневский, 2008).

В крестьянском мировоззрении отсутствовало представление об ответственности родителей перед детьми, но зато общиной жестко контролировалась ответственность детей перед родителями. Основным документом, регулирующим отношения в деревенской семье, в России был Домострой. В его третьей части «О строении домовном» излагаются 64 правила поведения домочадцев.

Отношение главы семейства к домашним в то время вполне соответствовало данному документу. Главе семьи предлагалось «быти грозою для жены», при провинности – «сокрушать ребра», «плетью стегать по вине смотря». Рассматривать это нужно в рамках культуры того периода и не соотносить с современностью.

В параграфе 15 «Как детей своих воспитать в поучении и страхе божьем» говорится, что родители должны заботиться о детях, «любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить. Наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей». Параграф 17 «Как детей учить и страхом спасать» предписывает: «Наказывай сына своего в юности его, и упокоит тебя в старости твоей и придаст красоты душе твоей; и не жалея бей ребенка: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти… Воспитай дитя в запретах и найдешь в нем покой и благословение; не улыбайся ему, играя: в малом послабишь – в большом пострадаешь, скорбя, и в будущем будто занозы вгонишь в душу свою. И не дай ему воли в юности, но сокруши ему ребра, пока он растет, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой, и болезнью души, и разорением дома, погибелью имущества, и укоризной соседей, и насмешкой врагов, и пеней властей, и злою досадой».

Насилие признается совершенно нормальной и, кроме того, главной формой воздействия. Особенно часто физически наказывались маленькие дети, но розга не обходила вниманием и подростков.

Женщины также страдают от побоев. Что бывало, если жена изменяла мужу, наблюдал лично М. Горький 15 июля 1891 года в д. Кандыбовке Николаевского уезда Херсонской губернии. Пострадавший привязал обнаженную, связанную жену к телеге, сам залез на телегу и оттуда хлестал жену кнутом. Телега в сопровождении улюлюкающей толпы двигалась по деревенской улице. В других местностях, по сведениям М. Горького, с изменницами обходились гуманнее: «…Женщин обнажают, мажут дегтем, осыпают куриными перьями и так водят по улице, в летнее время мажут патокой и привязывают к дереву на съедение насекомым» (цит. по: Миронов, 2000).

Молодые вступали в брак не по любви, а по родительской воле, которая в данном случае не являлась прихотью стариков, а отражала интересы семьи в целом, ибо брак рассматривался как нечто подобное имущественной сделке.

Схожая ситуация была в среде обедневших помещиков и купцов. Таковы, например, воспоминания о своей семье М. Е. Салтыкова-Щедрина (1980. С. 45): «Ни отец, ни мать не занимались детьми, почти не знали их. Отец – потому что был устранен от всякого деятельного участия в семейном обиходе; мать – потому что всецело была погружена в процесс благоприобретения. Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернантки, ей приходилось карать. Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижней губою, решительная на руку, злая. Родительской ласки мы не знали, ежели не считать лаской те безнравственные подачки, которые кидались любимчикам на зависть постылым».

Далее М. Е. Салтыков-Щедрин описывает эффективность применения Домостроя (1980. С. 46–47): «Вообще телесные наказания во всех видах и формах являлись главным педагогическим приемом. К сечению прибегали не часто, но колотушки, как более сподручные, сыпались со всех сторон, так что “постылым” совсем житья не было. Я, лично, рос отдельно от большинства братьев и сестер (старше меня было три брата и четыре сестры, причем между мною и моей предшественницей-сестрой было три года разницы) и потому менее других участвовал в общей оргии битья, но, впрочем, когда и для меня подоспела пора ученья, то, на мое несчастье, приехала вышедшая из института старшая сестра, которая дралась с таким ожесточением, как будто мстила за прежде вытерпенные побои. Благодаря этому педагогическому приему во время классов раздавались неумолкающие детские стоны, зато в неклассное время дети сидели смирно, не шевелясь, и весь дом погружался в такую тишину, как будто вымирал. Словом сказать, это был подлинный детский мартиролог, и в настоящее время, когда я пишу эти строки и когда многое в отношениях между родителями и детьми настолько изменилось, что малейшая боль, ощущаемая ребенком, заставляет тоскливо сжиматься родительские сердца, подобное мучительство покажется чудовищным вымыслом. Но сами созидатели этого мартиролога отнюдь не сознавали себя извергами – да и в глазах посторонних не слыли за таковых. Просто говорилось: “С детьми без этого нельзя”. И допускалось в этом смысле только одно ограничение: как бы не застукать совсем! Но кто может сказать, сколько “не до конца застуканных” безвременно снесено на кладбище? Кто может определить, скольким из этих юных страстотерпцев была застукана и изуродована вся последующая жизнь?»

Множество подобных свидетельств есть и у Горького в 9-й главе повести «Детство» (1989): «Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был сыном солдата, дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и родился мой отец. Жилось ему плохо, уже с малых лет он стал бегать из дома; однажды дедушка искал его по лесу с собаками, как зайца; другой раз, поймав, стал так бить, что соседи отняли ребенка и спрятали его.

– Маленьких всегда бьют? – спрашивал я; бабушка спокойно отвечала:

– Всегда».

Н. Костомаров, известный русский историк, в «Очерке домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» писал о том, что «иностранцы поражались домашнему деспотизму в России. Согласно христианским канонам, женщина считалась существом ниже мужчины. Она выполняла огромную работу по дому и воспитывала детей. Однако женщина получала больше свободы и уважения, став вдовою и матерью.

Между родителями и детьми господствовал дух рабства, прикрытый ложной святостью патриархальных отношений» (Костомаров, 1993. С. 155).

Таким образом, в начале XX века образовался разрыв между традиционной крестьянской культурой, ее носителями и европеизированной в той или иной мере культурой города, образованными слоями общества и господствующими верхами – всеми теми, кто олицетворял общество в то время. Этот разрыв неминуемо вел к конфликту двух культур (Миронов, 2000).

Семья аристократическая в России менялась в разное время в соответствии с теми политическими событиями, которые в ней происходили. Петр I ввел в Россию протестантскую мораль и одновременно с ней разрешение женщине на развод. В XVIII веке под влиянием реформ Екатерины II начинается европеизация не только страны, но и семьи. Вот как описывает Ю. М. Лотман результат этих новшеств (1995. С. 51): «…семья в начале XVIII века очень быстро подверглась такой же поверхностной европеизации, как и среда. Женщина стала считать нужным, модным иметь любовника, без которого она как бы “отставала” от времени. Кокетство, балы, танцы, пение – вот женские занятия. Семья, хозяйство, воспитание детей отходили на задний план. Очень быстро в верхах общества устанавливается обычай не кормить детей грудью. Это делают кормилицы. В результате ребенок вырастал почти без матери (конечно, это не в провинции и, конечно, не у какой-нибудь бедной помещицы, у которой двенадцать человек детей и тридцать душ крепостных, а у дворянской, чаще всего – петербургской знати)».

В начале XIX века ситуация изменилась: вернулась мода на грудное вскармливание и внимание к детям. Согласно Лотману, фантастический всплеск русской духовности XIX века, необычайный взлет русской культуры был подготовлен женщинами. Эти дамы, грезившие жертвенными подвигами, создали рафинированные понятия чести, долга, совести. Они их внушили своим детям. Однако этого практически никто не заметил, потому что их жизнь была тихим духовным подвигом, и они не говорили о себе сами.

Описывая рабочие семьи в начале XX века, ученые отмечали большую роль женщины в них, чем в крестьянских семьях (Дружинин, 2006). К концу XIX века, как свидетельствует перепись населения 1897 года, в Российской империи проживало 125 млн человек, из них 106 млн – крестьяне (85 %); в 1913 году численность крестьянства несколько уменьшилась, но по-прежнему составляла абсолютное большинство населения – 82 %, и только в 1962 году возник паритет численности горожан и сельчан. Сельский крестьянский быт обрядами и обычаями держал под своей культурной эгидой не только пригороды, но и маленькие городки, в которых проживало большинство населения России (Миронов,1989).

Россия и до революции была многонациональной страной, а потому в ней существовали и мусульманские браки с многоженством, необходимостью покупки жены, после чего она поступала в безраздельное пользование мужчины. В мусульманских странах женщина не имела фактически никаких прав и принадлежала мужу. Согласно В. Г. Яковлеву (1985), один багдадский красильщик, умерший в возрасте 87 лет, последовательно женясь и разводясь, состоял в браке с 900 женщинами, то есть в среднем каждый месяц имел новую жену.

В Сибири даже непосредственно перед революцией в некоторых местах сохранялись остатки первобытно-общинного строя.

Как и в Европе, семья в России постепенно уменьшалась в размере. Если первоначально в семью входил целый род и множество родственников разных поколений, то со временем их число сокращалось. К началу XX века распространяется нуклеарная семья, включающая родителей и живущих с ними несовершеннолетних детей.

После революции было принято несколько декретов, относящихся к семье. В 1918 году декрет «О введении равной оплаты за равный труд для женщин и мужчин» стал значимым шагом на пути ликвидации экономической дискриминации женщин. Декреты «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния», «О расторжении брака» (1917 год) и другие документы о семье строились на таких принципах, как единобрачие (запрещение браков с лицами, которые уже состоят в браке), равноправие супругов в отношении к имуществу и во взаимоотношениях в семье, обязательность материальной поддержки нетрудоспособных членов семьи и т. д.

Тем не менее патриархальные обычаи до сих пор живут в современных семьях. Вот только две сохранившиеся патрилинейные традиции: невестка практически всегда меняет свою родовую фамилию на фамилию мужа, а при названии новорожденного используется реестр семейных имен.