Текст книги "Смертию смерть поправ"

Глава тринадцатая
Тотем

Я Ну что ты, Фома, ну что? Что с тобой, Фома, что с тобой?

ФОМА…

Я…

Мы сидим и молчим долго, как когда-то у моего порога, когда он пришел звать на суд, он опустил голову в снег, как когда-то на кладбище, боже мой, неужели у меня никогда не устанет память все это вновь и вновь ЕЩЕ вспоминать? Мы сидели внутри его дома, по ту сторону СТЕНЫ, потому что из-за холодов что-то сломалось в механизме ВХОДА, или просто застыла смазка, а хорошего СМАЗЧИКА здесь в Игнатовском не было, потому что не было больших парков для отдыха с веселительными колесами, которые есть в значительных городах. Веселые люди проносили туда и сюда кресты, но если осенью это делалось неторопливо и уверенно, то сейчас пробегалось в суете мороза и снега. Мы сидели у костра, который Фома разложил из своего креста, молчание наше темнело синевой под глазами, огонь двигался живым в мертвом покое стены. Фома иногда, не поднимая головы от снега, тянул к огню руки, но не донося их, разводил в стороны, словно забывал, зачем двигал их только что, или плыл, как когда-то его отчим.

ФОМА…

Я…

ФОМА Вот мы сидим с тобой у огня, который я разложил из своего креста, потому что он уже не понадобился женщине Вере, учительнице Вере, которую мы с утра хоронили. Вот мы с тобой играем во всякие игры, ты играешь в меня, я в Эдипа, ты в Марию и в змей, я в Хаи, вечно крутим мы с тобой эту ленту мистерии, а однажды и нам придется стать серьезными, как вот Вера, когда разбегутся прочь все зрители; э, конечно, мы не раз говорили об этом, и не одного клоуна отпустил уже я пастырем, я все это знаю, но вот она, почему ей сделали так нестерпимо больно, что она сошла с ума и умерла потом? Или она сама так себя ОБИДЕЛА?

Она была учителем в сельской школе, кончила техникум, вернулась работать в село, откуда уезжала учиться. Потом полюбила одного городского человека, который забрел к ним неизвестно откуда, покорного, но детей не ждущего, потому что вроде пришел умереть. Она хотела ребенка и он ушел от нее, а месяца через три она во сне увидела солнце, а утром его принесли к порогу мертвым. С этой ночи у нее стал расти живот, начались тошноты, словом, все говорило о беременности, но она не ЗНАЛА мужчин все эти три месяца. Наш врач здесь говорил об этом, как об обычной внушенной истерической беременности, абсолютно правомочной по всем нашим материалистическим статусам. Она пошла к фельдшерице, та подтвердила беременность, НО ОНА ЖЕ НЕ ЗНАЛА МУЖЧИНЫ, она очень-очень перепугалась, рассказала обо всем единой своей бабке, оставшейся от войны. Та сказала, что Вера носит в себе нового бога, что все уже давно ждут. К их дому стали стекаться верующие, немощные и больные, местная милиция загоняла их в окрестные леса, но они не уходили, а ждали. Тогда вызвали в район Веру, и стали требовать, чтобы она созналась в грехе, который ей естественно скрывать, потому что только похоронила она прежнего, которого любила. Но Вера не делала этого, и сказать ТАК про себя не могла. Тогда ее били несколько раз, пока живот не опустился. Верующим было объявлено, что Вера созналась в обмане, они разошлись, а Вера попала к нам, потому что сильно забилась тогда в припадке, да так все и сидела, закрывая свой живот от ударов, сидела и СМОТРЕЛА НА СВОЙ ЖИВОТ. Потом тихо умерла.

Мне не до игр сегодня, творец мой, хотя я знаю, что они серьезны и нужны, быть может, как раз для того, чтобы не было больше таких историй с молоденькими учительницами.

Я Да, Фома, ты иди к себе, вам о чем-то звонят, а я посижу здесь у огня немного.

Глава четырнадцатая
Веселые параграфы

§ 9.

Английский физиолог Грей Уолтер, один из отцов электроэнцефалографического знакомства с живым мозгом пишет следующее: «Если наложить электроды на живот женщины с 8-ми месячной беременностью, при движении головки плода вблизи места наложения всегда можно зарегистрировать МЕДЛЕННЫЕ дельта-волны. Мы можем предположить, что плод, созревающий в чреве матери, по мере приближения к сроку родов исчерпывает РЕСУРСЫ СВОЕГО ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО МЕСТОПРЕБЫВАНИЯ. Судорожные потягивания и подергивания плода есть свидетельство отставания кислородного снабжения от его потребностей. По мере роста этот дефицит возрастает, а вместе с ним – и небольшие судороги. Они усиливаются до тех пор, пока в предписанный срок полузадохшийся ребенок не проложит себе путь к свободе или бедствию». Такова, собственно, запись акта рождения в мир.

§ 10.

И далее:

«Умирающий мозг спокоен. По мере того, как кровь, достигающая его, приносит все меньше и меньше кислорода, одновременно с затемнением сознания появляются немногочисленные МЕДЛЕННЫЕ волны. Они увеличиваются по амплитуде, затем постепенно идут на убыль, а вместе с ними исчезает и организация личности. СТРАННЫМ ОБРАЗОМ кора больших полушарий и подчиненные ей узлы плохо защищены от недостатка кислорода. Это ахиллесова пята мозга».

Это, собственно, запись акта смерти, смерти человека размышляющего.

§ 11.

Итак, наше прекрасное научное сознание, наше сознание познающего Эдипа, в первом случае результат недостаточности кислорода называет РОЖДЕНИЕМ, во втором – СМЕРТЬЮ. Почему же? Отчего такая непоследовательность? Разве нельзя сказать, что мозг (ДРУГОЙ ПЛОД), к сроку ДРУГИХ РОДОВ исчерпывает РЕСУРСЫ СВОЕГО ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО МЕСТОПРЕБЫВАНИЯ и, ощущая все возрастающее кислородное голодание, начинает потягиваться, а потом рвется и ищет ИНОГО глотка, чтобы встретить свободу или бедствие? Мы не можем заглянуть в живот рождающей жены, но уж ПОТЯГИВАНИЯ умирающего мы видели не раз, а?

И от чего зависит ИСХОД в свободу, в царствие Божие, которое в нас и в мире ИНОМ?

§ 12.

Мы с тобой знакомы давно, сынок, даже раньше, чем об этом знаешь ты. Ведь я знала тебя еще до того, как ты поселился внутри меня, стал прислушиваться ко мне, пить мои слезы, вначале жалеть мою слабость, а потом презирать ее, о, я знала тебя задолго-задолго до того. Я знала, что ты будешь во мне, мой сын, сразу, как только узнала, что выйду в мир женщиной, вот видишь, как долго ты был со мной, как хорошо я готовилась к тебе, видишь, как печально мне было узнать, что я не буду тебе нужна, родив тебя. Ты тихо-тихо слушал наши разговоры, думал, что никто не знает о тебе, хихикал своему знанию, слушал и мудрел, копил нежелание быть. Как я кричала тебе, чтобы ты не рождался, как ты цеплялся за мое нутро, чтобы остаться, и как мы оба ничего не могли поделать со ЧТО-ТО, которое равнодушно и покорно давило мой живот, не оставляя тебе там места, как мнем мы пальцами пасту, зубную пасту, когда моем зубы перед сном?

§ 13.

Вероятно, любая амеба, или клетка, сумевшая отреагировать на свет или что-то химическое, копит своей индивидуальной жизнью и реакциями ПСИХИЧЕСКУЮ потенцию, которая реализуется лишь в результате ее конкретной смерти-разложении-материи-в-энергию. Акция смерти необходима здесь для закручивания спирали, для ЯКОБЫ ЗАМКНУТОГО КОЛЬЦА. Так копилась и создавалась непрерывно потенция сознания и самосознания, потенция мозга, энергия мышления и энергия Бога-мышления-себя-мыслящим.

§ 14.

Мы находимся внутри этого клубка, у нас в-мире-бытие.

Жизнь этого ПРОЦЕССА требует для своего развития все более и более серьезных и качественных ипостасей по глубине и насыщенности – для этого и проявлен был в мир человек, который своей волей может мерить свою жизнь нравственным подвигом Христа. Человеки, ограничивающие свою психическую затрату для собственно мышления, заменяющие ее универсальными полуфабрикатами пережеванной пищи, заботами о всеобщем среднем уровне познания и понятности, САМИ обрекают себя на войны и апокалиптические катаклизмы, ибо ТРОИЦА не может остановиться в своем развитии по глупой воле человеков. Нет глубокой духовности, так пусть будут страдания и войны, середины быть не должно: или высочайшая СОЗНАТЕЛЬНАЯ деятельность человечества в кормлении и становлении клубка бытия, или оно само позаботится через БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ о том, чтобы вовремя и хорошо быть кормлену.

§ 15.

Психическое столкновение так или иначе меняет органику белка на своем уровне, потому и в первом простом акте РОЖДЕНИЯ сына из себя человек наследует ему свою ПОТЕНЦИЮ альфа-ритма. При втором половом акте зачатия и РОЖДЕНИЯ, акте смерти, акте разложения белка, ИЗМЕНЕННОГО белка моей жизнью, энергия выделяется качественно новая и индивидуальная, потому один праведник может спасти весь народ на время. Но доколе же ждать праведника со стороны, доколе же не делать и не РОЖДАТЬ его внутри себя?

Нам, ироничным и научным Эдипам, имеет смысл понять, что ПРОЦЕССУ, ТРОИЦЕ, ГЛУБОКО безразлично, откуда идет повышение качества энергии в клубок, от страдания ли, от зла ли и боли за зло, или от доброй самоотдачи себя на крест ради правды и добра человеком. Именно в руках человека его судьба, его спасение, ибо если его духовные траты в жизни-для-смерти будут глубоки и серьезны, то ПРОЦЕСС будет удовлетворен, если же нет, он, ПРОЦЕСС, будет требовать зла и зла, дабы восполнять свою кладовую, из которой все хотят брать, но никто не хочет ОСОЗНАННО давать обратно. Потому и было Христианство религией СПАСЕНИЯ, потому что там было ПРЕДЛОЖЕНО человеку участвовать в богочеловеческом деле построения мира иного.

Каждый задумавшийся поймет, что спастись мы можем лишь в началах добра, ибо ДОБРО порождает ДОБРО, а ЗЛО порождает ЗЛО.

§ 16.

Послание Апостола Павла римлянам: Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и ГРЕХОМ СМЕРТЬ, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили.

§ 17.

Отделение ЖИЗНИ от СМЕРТИ, противопоставление их друг другу, разрыв живой пуповины меж ними, был грех, совершенный СОЗНАНИЕМ человека, ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ, грех осознающего себя потомка Эдипа, боящегося смерти от ИНЦЕСТА. Это был ГРЕХ СМЕРТИ, совершенный одним, и мы все в нем согрешили.

§ 18.

Религиозность, религия вообще, есть, вероятно, потребность в живой связи и СВЯЗЬ в ТРОИЦУ трех нормативов разума, трех категорических императивов Канта: логики, этики, эстетики. Религиозность, вероятно, это ЗНАНИЕ необходимости себя, как связи, функции, процесса.

§ 19.

Воистину Кант прав, говоря, что законы нравственные и эстетические также врождены разуму человека, как и законы познания, законы логики.

Эта ТРОИЦА существует не раздельно, а в единстве своем.

Знание, узнавание, СО-ЗНАВАНИЕ Эдипом себя, как убийцы ОТЦА и МУЖА матери, единовременно было связано с чувством ВИНЫ, с этическим чувством. Воспоминание, открытие в себе пространственно-временного континуума в законах CO-ЗНАНИЯ неразрывно было связано с рождением законов совести, СОВЕСТИ, эмоциональным строем вины и долженствования искупления. Единоутробно с этими двумя рождался и третий закон красоты.

Эдип ослепил себя, вырвал свои глаза.

Он вырвал глаза потому, что увидел мир МЕНЯЮЩИМСЯ, перестраивающимся по законам его CO-ЗНАНИЯ и СО-ВЕСТИ. Мир стал приобретать пространственно-временные координаты, это было сопряжено с болью вины, быть может, ЭТО и причина боли? Быть может, ЭТО глаза несут боль извне? И он вырвал свои глаза, но боль не прошла, ибо звери зрят мир иным, чем мы. Зарождение CO-ЗНАНИЯ и СО-ВЕСТИ было едино с изменением СО-ЗЕРЦАНИЯ мира, мир становился КРАСИВЫМ, связанным пуповиной с Эдипом.

§ 20.

Эль-Греко, Мйрон, Сезанн, Модильяни, Пикассо и многие другие видят мир становящимся, видят, зрят его ПРОЦЕСС. И так или иначе сходят с ума от невозможности СО-ТВОРИТЬ его неподвижным мрамором или красками на неподвижном холсте. Так или иначе сами страдают невыносимо, да еще и мы прибавляем им свои нормы среднего здоровяка.

§ 21.

Увидев мир меняющимся, Эдип в страхе вырвал себе глаза, ибо рушился на его глазах прежний. Эдип лишил себя ВНЕШНЕГО зрения, адекватного статике пространства. Но позже он увидел этот движущийся и непокорный мир в СНАХ своих, во внутреннем своем СО-ЗЕРЦАНИИ. Так и мы сейчас видим в СНАХ своих, когда уходит стражник СОЗНАНИЯ, видим мир движущимся и нелепым, кошмарным и гротескным в своей символике, чтобы не встретить побоев стражника днем, когда мы будем сравнивать два наших зрения. Нет, мы никогда не узнаем в том, что видим ночью или в яви пророчества, нашего нормального светлого и здорового мира.

ПРОЦЕСС обучает нас удивительно бережно в снах наших, так, чтобы мы сами не секли себя за узнанное.

§ 22.

Грей Уолтер: «Если же слуховой нерв врастет в пути, идущие к зрительной коре, то при прослушивании музыки вы будете воспринимать зрительные образы. На уровне периферических нервов такие явления исключены, это обеспечивается анатомическим расположением нервных стволов. Но подобное НАРУШЕНИЕ возможно внутри самого мозга – в этом случае оно оказывается одной из причин галлюцинаций».

Это из книги «Живой мозг».

§ 23.

Для меня лично в этой фразе ученого ЭЭГ вся история феноменологии МИФОВ древних, ибо я думаю, что подобные НАРУШЕНИЯ и врастания были повсеместны внутри мозга, и шум и крики ветра и птиц, и запахи, и тепло солнца или костра обретали ЗРИТЕЛЬНЫЙ образ. Они были повсеместны именно потому, что получат свое определение НАРУШЕНИИ уже много позже, много-много позже, когда вообще обратят внимание на МОЗГ.

Это произойдет с великолепным развитием цивилизации, то есть разделения функций бытия, специализации тех или иных поисков и систем. Началась же цивилизация с простейшего и первого разделения, разделения на ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ.

Человек во всем хочет порушить ТРОИЦУ, во всем хочет остановить ПРОЦЕСС, разделить неделимое живое.

Он – патологоанатом, человек, могильщик славный, который хочет своими хилыми силенками остановить вечность. А хилые силы всегда рождают большую ярость и гордость собственного обрезанного пупа, который обособился от ПУПОВИНЫ. Отломанного и завязанного лихо суровой ниткой в бантик.

§ 24.

Эдип был первым сыном, первым ребенком, который узнал в себе ЖАЛОСТЬ к родителям. Наши дети ЖАЛЕЮТ нас, нам же кажется, что они боятся и дрожат в почтении. Дети ПРОЩАЮТ нас всегда, не судят нас, они судят себя за несовершенство.

Странно, что мы, став взрослыми, забываем о своей бывшей в нас жалости к иным.

Глава пятнадцатая
Переписка с друзьями

Москва, К-9, до востребования, Е.Л.Шифферсу.

Ленинград, К-9, до востребования, И.Е.Маркову.

Женя, дорогой, уже дней десять хожу, порываясь написать тебе, вот, наконец, собрался.

Конечно, ты скажешь, что читал уже книгу некоего Шварца (швейцарский марксист) «От Шопенгауэра к Хейдеггеру», а я на нее нарвался только недавно и прочел запоем. Книга очень плохая, сам Шварц редкостный балбес, но балбес настолько добросовестный, что считает своим долгом сперва подробно и скрупулезно изложить философские концепции всех четверых – Шопенгауэра, Ницше, Хейдеггера и Ясперса, а потом уже измываться над ними с высот своей классово-диалекто-экономической колокольни. Вот она, трагикомедия нашего образования – вместо того, чтобы читать первоисточники, мы должны по кусочкам, словно по обломкам глиняных таблиц, вычитывать эти столь важные для нас письмена. Из того, что я прочел и понял, важнее всего для меня оказались три вещи.

1. Мощный пинок по самолюбию, по зарождавшемуся в моей голове философическому чванству. Я увидел, что четыре последних года, сидя на своей улице, я изобретал велосипед. Все мои мысли о спасительности боли, о законе радость-страдание, об объективации мировой воли в каждом индивиде, о терзаниях скуки – все это давным-давно есть у Шопенгауэра. Относительность логики, нелепость оценки Процесса с точки зрения нашего удовольствия и неудовольствия, высший и низший типы людей – это Ницше. Я уже боюсь читать дальше, особенно боюсь Файгингера и его теории «как будто» (не знаешь, где достать), боюсь, честно говоря, не из тщеславия, а из-за того, что лишь до тех пор могу писать прозу, пока уверен, что философия, которая за ней стоит, интересна и оригинальна. А писать очень охота, особенно сейчас – начал новый роман, наверно, он целиком будет о хромом дачнике, о Романе Сергеевиче. Что ж, эти беспечные немецкие рантье придумывают что-то раньше нас в своих тихих университетах, а нам, простым русским людям, уже и не пиши, так, что ли? Дудки – не буду их больше читать, только с толку сбивают. Тем более, что все это такие вещи, которым не поверишь со стороны – все равно надо сначала додумываться самому, а потом изумляться «эва, и еще кто-то так уже думал».

2. Поразительно, насколько сильна даже в таких умах тяга к Действию, как они один за другим, кроме Шопенгауэра, скатываются с высот созерцания чуть ли не в политику, спешат выработать программу жизни для всех, которая бы и соответствовала их новому знанию и давала бы им, пусть утопическую, но все же возможность спастись (хотя бы в теории). Ницше с его господством сверхчеловека, Сартр с экзистенциальным социализмом, Ясперс с религиозным гуманизмом, имеющим на вооружении атомную бомбу – как они все ухитряются забывать свое самое главное, что ПРОЦЕСС будет идти независимо от того, понимают они его или нет. И сколько их было уже таких в человеческой истории, срывавшихся на проповедничестве, на наивном желании сказать всему миру, КАК НАДО ЖИТЬ.

Вот Данте высасывает из пальца свой «Рай». Вот Гете заставляет Фауста заниматься мелиорацией (все-таки польза). Вот Гоголь пишет «Выбранные места из переписки с друзьями», Толстой проповедует непротивление, Алеша Карамазов говорит речь на могиле Илюшечки. А теперь еще и эти. Какая-то жуткая охранительная закономерность проступает за всеми этими судьбами, сама по себе дивный и волнующий предмет исследования (чур, мой!).

3. Несмотря на то, что очень многое, почти все в описанных философиях было мне так или иначе понятно, несколько положений Хейдеггера окончательно убедили меня в том, что есть сферы, мне совершенно недоступные – не лично мне сегодняшнему, а тому методу думания, который я всю жизнь почитал единственно для себя возможным. Это ощущение мелькало у меня и раньше, чаще всего в разговорах с тобой, какое-то чувство стены, за которую я уже не мог проникнуть и бессовестно тащил тебя обратно в сферу понятного и объяснимого. Ницше очень точно пишет о логике, о стадном ее характере, о всеобщем сговоре, и то, что я всю жизнь исповедовал только ее, очень сродни моей безысходной социальности, и всем моим детским книжечкам, и моим выступлениям, и сыто-оптимистической уверенности, что, что бы там ни было, а сам-то я останусь в стаде, а значит не пропаду Даже то, что я так ясно осознал свою духовную ограниченность, эту невозможность когда-нибудь испытать счастье внезапного нелогичного прозрения, не очень гнетет меня, потому что я хотя бы на твоем примере вижу, какой дорогой ценой приходится платить за эту роскошь. И не то, что я испугался ХОТЕТЬ этого – просто нет во мне такого, не дано, но все же в глубине души я с мелким довольством потираю ручки – и слава богу, что не дано.

Вот, милый друг, такие-то дела, вот в чем я вынужден сознаться тебе и себе. Но если ты воспользуешься моим признанием и перестанешь время от времени перебрасывать мне через стену записочки, как ТАМ, то это будет очень бессовестно с твоей стороны. Я же все равно обещаю тебя не забывать и не предавать, и писать свои записочки, как ЗДЕСЬ, потому что я в этом малость теперь соображаю, а буду, видимо соображать еще лучше.

Обнимаю тебя, очень хорошо бы повидаться, Машка тоже скучает по тебе и вспоминает часто – приезжай!

Твой Игореша.

20.12.67.

Напиши мне фамилию того типа, который писал про Быть или Казаться. Можно ли его где-нибудь достать?

Ленинград, К-9, до востребования, И.Е. Маркову.

Москва, К-9, до востребования, Е.Л.Шифферсу.

Игорь, я тороплюсь тебе ответить, чтобы письмо пришло до Рождества, чтобы ты прочел мои тебе приветы, потому что ПО СУТИ ты их уже имеешь и знаешь, так как я думаю о тебе и радуюсь тебе, но вот пока еще не очень веришь в них, НЕПРОЯВЛЕННЫХ; потому ПРОЧТИ, чтобы много у тебя было сил и веры, чтобы достало тебе покорности к СУЩЕСТВУ, которое научает тебя в тебе и мыслям Шопенгауэра и Фридриха, и многих еще, которых ты не ПРОЧЕЛ в наиболее простой их яви в слова; чтобы в свой срок, не раньше и не позже, если-позже-то-пусть-хватит-сил, устал бы ты носить в себе человечью ГОРДЫНЮ, первородный грех его, и отдался бы весь ДРУГОМУ, которого каждый определяет по-своему, если имеет в себе, а чтобы захотеть этого, нужно только ЗАХОТЕТЬ самому, нужно только сломить свою маленькую гордость и отдать ее в услужение, в горничные или дворовые, отдать САМОМУ и ДОБРОВОЛЬНО ХОЗЯИНУ-ЧТО-ЛУЧШЕ-МЕНЯ. Мы с тобой уже, вероятно, не в школе, уже плохие ученики, потому зачем нам допускать в себя школьные огорчения? Нет, Игорь, то, что открылось в тебе, то, что родилось от брака твоего ЗНАНИЯ и его ЗНАНИЯ сегодня, вовсе не уложится никогда ни в автора мира, который лишь воля и представление, ни в другого, который мечтал о сверхчеловеке и убивал постоянно Христа, нет, Игорь, ЭТО твои СЫНЫ в мире ТРОИЦЫ, твои, и ты обязан читать, как обязан есть и дышать, чтобы произвесть простое, первое семя, должен есть и есть, чтобы иметь силы ЗАДАВАТЬ вопросы, которые будут рождаться детьми, понимаешь, детьми от тебя и ЕГО, вот что я имел в виду, когда писал о заботе, о ситуации, о желании ОТДАТЬСЯ КОМУ-ТО, кто переспит со мной и родит из меня слова. И эти твои слова-дети будут единственными, никто кроме тебя не сможет их родить никогда, это ж омерзительный якобы закон, что не ты, так кто-нибудь другой вместо тебя откроет то же самое, нет, никто не сделает ЗА ТЕБЯ твою работу, и я рад, что ты пишешь о хромом дачнике, рад, будто ждал все время, о чем же начнешь, о ком из своих, из ВАШИХ, детей, будто надеялось во мне все, что именно о нем, наиболее несчастном и У-БОГОМ, взвалишь ты на себя заботу, будто избавилось огорчение, что станешь делать что-то другое.

САМ я в незнакомом мне прежде изнурении, почти мистически знаю страх и боль роженицы, ее обмороки, и снова проклятые схватки, когда кричишь от боли и нетерпения, и ее все же знание, что успокоишься родив, и незнание в себе такого успокоения вовеки. Все внутри, в СОЗНАНИИ и БЕССОЗНАНИИ моем, знает, о чем Я могу написать, и не хочет, чего писать, раз ведомо, а брачная ночь с НИМ наступает по ЕГО воле, мне надо быть только раздетым, голым, и что-то еще узнать, чтоб смочь умилостивить мужа. Это невыносимо, и пишу тебе об этом, чтобы СФОРМУЛИРОВАТЬ-УМЕРТВИТЬ это в себе. А еще и простые физические болезни. Много раз, когда слышу вести о судах и арестах, хочу пойти и сказать, чтобы взяли и меня, только люди, которые рядом, так или иначе не позволяют мне этого сделать, – и это тоже большая моя болезнь, хотя я сам презираю всякое царствие кесаря и не чту возможным верить в его совершенства, мне одинаково чужды и наши и прочие, в них неправда. Но я у же не волен закрывать свое сердце как раньше, и боль и жалость ко всем уводят меня с ума, который обязан хранить мое Я, а не разбрасывать без моей воли всем, кто просит и не просит. Я, видимо, слишком долго сопротивлялся, потому-то такая плата, ибо ОН-ТО, вечный ПРОЦЕСС, живет и существует по своим заповедям, которые он проговорил через лучшего из нас нашими словами. Спасаюсь чтением Владимира Соловьева, особенно 6, 8, 1 томами его собрания сочинений. Человек, который про Быть или Казаться, Серен Кьеркегор, датский философ и теолог, работ его у нас, по-моему, нет, но о нем писала П.Гайденко в «Вопросах литературы», кажется, номер семь, его читал Леверкюн, когда пришел к нему черт. О Файгингере не знаю. Шварца, действительно, не ДОЧИТАЛ, потому что, по-моему, и мало добросовестен в пересказах. Советую книгу Грея Уолтера «Живой мозг».

Да, ты прав, все те, кто не выдерживает искушения ВОЛИ, кто хочет насильно начинить свое знание другим, свое ПРАВЕДНОЕ знание, подлежат чур-твоему-исследованию-не-зря. Подбрось туда и Платона, который начал жизнь со СМЕРТИ праведника Сократа, и весь-то свой идеальный мир создал, ибо этот неправеден, раз убил Сократа, убил правду, а кончил своими «Законами», по которым следует УБИВАТЬ таких, как Сократ.

Это – В.СОЛОВЬЕВ.

24.12.67.

Обнимаю, целуй Машку. Женя.