Текст книги "Смертию смерть поправ"

§ 25.

Всякое познание истинно, просто оно находится на разных уровнях, а абсолютной истины нет, и претензии на обладание ею смешны в человеке, в любом человеке, даже если он может убить, чтобы доказать свою власть и свое знание абсолюта; все равно, такого человека надо пожалеть и постараться убедить, что он сильно преувеличивает свои возможности, но если он будет настаивать, то пусть убьет тебя, ВАЖНО, чтобы ты нашел в себе силы не убить его, ибо тем самым ты обрекаешь последующее возрождение (и свое, и его) на большую муку: убив его, ты лишаешь его ВОЗМОЖНОСТИ прозреть и переродиться; совершив к тому же акт убийства, ты потеряешь все, что посеял в себе добром, и начнешь все сначала в покаянии, но все равно уже ничего не успеешь. Нет на свете обстоятельств, могущих оправдать убийство, ТВОЕ УБИЙСТВО ДРУГОГО.

§ 26.

Равное же значение имеет заповедь НЕ СУДИ, быть может, даже большее значение, ибо убить все же трудно.

НЕ СУДИ другого, ибо этим актом ты лишаешь ЕГО ВОЗМОЖНОСТИ судить самого себя и воспитывать свою экзистенцию, которая неподвластна внешним воздействиям. НЕ СУДИ, ибо ты теряешь бдительность о себе и наносишь тем самым двойной урон ТРАНСМИГРАЦИИ, ибо раз ты судишь, берешь на себя это право, и люди ищут твоего суда, то ты скоро начнешь считать себя ПРАВЕДНЫМ, ибо твой суд из-за некоторого знания может быть действительно добрым, но ты должен БОЛЬШЕ всего бояться этого искушения, ибо ты прекратишь свою ЗАБОТУ о собственной экзистенции в ее воспитании-в-смерть, а это было бы неправильным, потому что путь совершенствования бесконечен и должен быть прекращен в этом существовании только лишь с приходом твоего естественного срока уйти.

§ 27.

Вот несколько строк из древнего гимна ПУРУШЕ, гимна из РИГВЕДЫ: ЧЕЛОВЕК – это все то, что есть, и все то, что будет; управляя бессмертием, он и все то, что произрастает благодаря пище.

У ЧЕЛОВЕКА тысяча голов, тысяча глаз, тысяча зубов, он покрывает землю со всех сторон и простирается на десять пальцев за ее пределы.

Таково его величие; и ЧЕЛОВЕК еще более велик: весь сей мир – это четвертая часть его, три четверти бессмертны на небе. Ибо на три четверти ЧЕЛОВЕК уходит вверх, но одна четверть его остается здесь и затем распространяется всюду на живой и лишенный жизни мир.

А вот одно из таинств ТАЙНОЙ ВЕЧЕРИ:

И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил, и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нея все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов.

Огюст Конт писал о мистическом теле человечества, о мистическом существе, а, скажем, его формула позитивизма: знать-чтобы-предвидеть-предвидеть-чтобы-избегать, – МАЛО чем отличается от четырех истин будды о страдании в силу НЕВЕДЕНИЯ: в-мире-есть-страдание-и-причины-его-которые-можно-устранить-если-знать-их-и-знать-путь-устранения.

Это – ТРАНСМИГРАЦИЯ; ибо хотя Огюст Конт боролся с догматическим христианством и его монотеизмом, он все же пришел к более древнему панентеизму индийской философии, но если бы он спокойно и детски прочел Евангелия, то познал бы при своем гениальном математическом уме несколько ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЕЙ.

§ 28.

Организация личности, сознавание «Я», вероятно, происходит из-за ЕДИНСТВА причины-следствия, именно из-за невозможности ощутить последовательность ПЕРЕРОЖДЕНИЯ причины в следствие, и постоянной фиксации их тождества. ЭТО уже ТО всегда, в себе, точно так же, как ТО уже всегда ЭТО, – так и создается на всем ПРОТЯЖЕНИИ жизни ощущение собственной неделимости и САМОСТИ, – в детстве, юношестве, старости, наше «Я», неизменное «Я», всегда с нами.

В буддийской философии интересно их естественное знание о мгновенности, импульсивности существования вещей-во-времени: в следующий момент это уже другая вещь в другом времени; тут, вероятно, есть ЗНАНИЕ Канта об ИДЕЕ времени, связанной с качеством человеческого мозга, ибо сколько бы ни спорили ВЕДАНТА и БУДДИЗМ о природе времени, познать импульсивность времени, вероятно, возможно, следуя ПРАВИЛЬНЫМ правилам жизни и размышлений, открытых в себе в просветлении буддой Готамой.

Гераклит говорил, что одному и тому же человеку нельзя войти в одну и ту же реку дважды, ибо все течет и меняется, и река протекла так же; буддисты сказали бы, ибо они более дотошны, чем греки, что по твоим же правилам, РАЗУМНЫЙ ГЕРАКЛИТ, один и тот же человек ни разу не может войти в одну и ту же реку, ибо он так же течет и меняется, как наблюдаемая тобою вода.

Знаменательно, что Макс Борн отмечает, что в Японии много быстрее поняли и стали развивать идеи квантовой механики, нежели в Европе, где они мучительно открывались в недоумениях Макса Планка и т. д.

Вероятно, это происходит оттого, что современный буддизм, особенно в своем сыновнем мире религии МАХАЯНА, получил свое ВОЗРОЖДЕНИЕ в Японии.

Вероятно, также, что осознавание личности, осознавание «Я», возможно как следствие гармонии резонанса некоторого поля в мыслях Пифагора, который говорил, что небесные тела ЗВУЧАТ через определенные интервалы, и мы не воспринимаем существующей ИМПУЛЬСИВНОСТИ лишь потому, что воздействие идет НЕПРЕРЫВНО и создает восприятие света и статики звезд, как постоянных.

§ 29.

Да, да, истинность заповеди НЕ УБИЙ непреходяща; и в наиболее пограничной ситуации должно дать убить себя, а не самому стать убийцей, ибо если будет насильно прекращен твой срок жизни-для-кармы, то ты все же выбросишь для будущего достаточно высокую потенцию и ОСТАВИШЬ неправедного жить для ВОЗМОЖНОГО исправления и перерождения.

§ 30.

Мой отец был сыном военного инженера, генерала, обрусевшего немца и француженки, которая не знала русского. Моя мать была армянкой, дочерью художника и просто хорошей женщины. Я записан русским, вероятно, потому, что родным мне языком стал русский, но обо всем этом я узнал лишь лет в шестнадцать-семнадцать. До той поры я был евреем, потому что так все считали, и потому что во время войны, когда меня били не однажды жидовской мордой, я спросил, кто мы, у отца, он спросил, отчего я этим интересуюсь, и когда я сказал, что меня бьют и дразнят, он сказал мне: ДА, ДА, СЫНОК, – ТЫ ЕВРЕИ. Потом, когда он гулял со мной после смерти мамы, он сказал мне, что сделал это по двум причинам, он сказал об этом так просто и без всякой подготовки, словно всегда знал, что меня это интересует и что когда-нибудь ему стоит об этом мне рассказать. Итак, сынок, я сделал это по двум причинам, во-первых, я не хотел тебе открыть, что ты в какой-то степени немец, потому что тогда все немцы были фашистами во всеобщем понимании, и ты бы, мой мальчик, просто не пережил этого. Во-вторых, я подумал, что тебе надо расти В СТРАДАНИИ, чтобы ты не знал в себе ГОРДОСТИ нееврейства, раз тебя бьют и дразнят именно этим словом, то есть, если бы тебя дразнили армяшкой, я бы сказал, что ты есть он, черномазый чистильщик сапог, чтобы ты опять-таки не имел в детстве некоей гордости быть причисленным к лику избранных шовинистов. Кроме того, мой мальчик, еврей – это не национальность, еврей – это судьба, это изгой, а ты всегда был им от рождения, и я очень любил тебя за это, всегда любил, и тогда, когда ты врал всякие бесконечные истории, и когда воровал деньги в церкви, деньги и свечи, и приносил их домой, потому что у твоего отца не было работы; я любил тебя и тогда, мой мальчик, когда ты стал таскать у МЕНЯ деньжата из кармана, малую мелочь, помнишь, в надежде, твоей вечной надежде, что люди мелочь не считают; помнишь, я написал странную записку и поставил ее на своем чернильном приборе, ПОМНИШЬ: ПОВАДИЛСЯ-КУВШИН-ПО-ВОДУ-ХОДИТЬ-ТАМ-ЕМУ-И-ГОЛОВУ-СЛОМИТЬ? Ты прочел это, а тебе тогда было лет двенадцать, и бросил ХОДИТЬ ПО ВОДУ.

§ 31.

Сейчас, когда я уже не могу больше ставить спектаклей в городе, где я учился, в городе Ленинграде, не могу работать в театре и на киностудии, где я снял одну картину, я захотел вернуться на родину, в Москву, где я родился и рос, пока не ушел в военную школу. Но к этому времени умерли все, кто мог бы ПРОПИСАТЬ меня в моем городе, а? Какое странное слово, а, Пифагор, Христос, Готама; какое странное, которое выше бога, странное слово ПРИПИСКА К ОКОЛОТКУ, где ОКОЛОТОЧНЫЙ ЗНАЕТ, С КЕМ ТЫ СПИШЬ И КАКИЕ КНИГИ ЧИТАЕШЬ?

Я живу в маленьком городе Тарусе у друзей, сейчас зима и здесь пустынно, а летом, когда это место становится модным, я уеду куда-нибудь в другое место, а потом куда-нибудь еще и еще, потому что я – изгой, и не имею права у себя на родине вернуться в места, где родился и рос, и где терял близких. Что ж, все это помогло мне встретиться с самим собой, которого бы, возможно, я никогда не узнал, если бы все было по-другому. И вот этот я, который узнается во мне, странно незлобив, и я очень рад этому. Мне тридцать три года, и если все будет в порядке, то, возможно, Готама, к твоим восьмидесяти годам Я тоже стану святым, хотя, правда, мой народ перестал подавать милостыню нищим, он кричит им, чтобы они шли на производство, и я умру без подаяний, Готама; но нет, не умру, у меня есть моя Л. Д., она любит меня, плачет вместе со мной и утирает мне слезы ночью, а это большое дело, когда, несмотря ни на что, у тебя находится человек, который может высушить твои ночные слезы, Иисус.

§ 32.

Когда будду Готама спрашивали ученики, что же все-таки происходит с человеком, который достиг Нирваны еще при жизни, после его смерти, Учитель молчал. Говорят, что это был один из немногих вопросов, на которые Учитель не отвечал. Одни его толкователи говорят, что он молчал потому, что вообще не интересовался вопросами метафизики, а искал законов спасения людей от страданий в их жизни, другие говорят, что он молчал потому, что узнанное им нельзя было выразить простыми человеческими словами, точно так же, как все определения Нирваны были лишь хилыми метафорами того подлинного состояния, которое испытывает человек. Иисуса Христа саддукеи спрашивали ТАК: Учитель, Моисей сказал: если кто умрет, не имея детей, то брат его пусть возьмет за себя жену его и восстановит семя брату своему. Было у нас семь братьев: первый, женившись, умер, и, не имея детей, оставил жену свою брату своему, подобно и второй, и третий, даже до седьмого; после же всех умерла и жена. Итак, в воскресении, которого из семи будет она женою? ибо все имели ее. Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная ни Писаний, ни силы Божией, ИБО В ВОСКРЕСЕНИИ НЕ ЖЕНЯТСЯ, НЕ ВЫХОДЯТ ЗАМУЖ, НО ПРЕБЫВАЮТ, КАК АНГЕЛЫ БОЖИИ НА НЕБЕСАХ. Должно заметить, что САДДУКЕИ были удивительно образованные и честные люди, и их партия славилась умом и терпимостью, и их вопрос действительно СЕРЬЕЗЕН, ибо, насколько я понимаю, официальное христианство именно так, как они, толкует вопрос о воскресении, именно так, как они, а не ТАК, КАК Иисус Христос, который предлагает людям совершенствоваться нравственно и через смерть свою СТРОИТЬ БЫТИЕ БОЖИЕ НА НЕБЕСАХ, ибо праведник не воскреснет мужем или женой, а останется АНГЕЛОМ НЕБЕСНЫМ.

Здесь представляется интересным совпадение с учением будды Готама, парадоксальное совпадение, ибо один говорил о страдании возрождений, а другой о страдании без возрождений, но оба они в КОНЕЧНОМ ИТОГЕ своей чистоты и последовательности приходят к познанию того, что ПРАВЕДНИК НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ в страдательность человеческого существования, а становится самим БЫТИЕМ, которое определяется каждым из них в конвенциях их языка.

Вселенная СТАНОВИТСЯ РАЗУМНОЙ И МОРАЛЬНОЙ через смерть человеков, ее разумность и экономичность, ее законы сохранения энергии и нетерпимости пустоты, ее ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ и ПРИЧИННОСТЬ в своей безнравственной сути начали проявляться сразу, как только в строительство бытия была включена так или иначе смерть-от-жизни предшествующего элемента, его функция; здесь закон КАРМЫ, причины-необходимости в себе, проявлялся в абсолютной разумности и целесообразности. С появлением живых существ в процессе кармы в бытие вступило через их смерти понятие нравственности, страдательности. Так было и при появлении перволюдей и участии их смертей-из-жизни в последовательности строительства мира, поэтому, когда человек, в тех понятиях, которые мы вкладываем в это определение сейчас, стал размышлять о себе и о вселенной, он заметил РАЗУМНОСТЬ И МОРАЛЬНОСТЬ БЫТИЯ, и отдал ее в откуп Господу Богу, ибо самым отвратительным для него в радости ЖИЗНИ была СМЕРТЬ, и он не мог даже предположить, что РАЗУМНОСТЬ И МОРАЛЬНОСТЬ БОЖЬЕГО МИРА находится в прямой причинной связи с разумностью и моральностью его существования, которое замыкается в строительстве бытия через его ПРОКЛЯТИЕ УМИРАТЬ. Представляется, что так или иначе, все подобные размышления фиксировались мудрецами древности, ибо чем, скажем, объяснить такое слово ПОКОРЕННЫХ, которые могли смеяться над завоевателем и говорить ему, что они свободны, ибо он может отнять у них ЖИЗНЬ, но не волен отнять у них их СМЕРТЬ.

Законы, открытые гениальным Карлом Марксом, который сумел найти иные координаты мышления, чем предлагаемые церковью и классическим идеализмом, все же не универсальны, не имеют ценности объективных законов, инвариантных законов, ибо одна простая сущность не подвержена ни законам отчуждения, ни законам о владении орудиями и средствами производства, ни законам товарности. Я имею в виду собственную смерть человека в ТРАНСМИГРАЦИИ бытия. Это орудие построения мира всегда принадлежит субъекту, оно не может быть никакими усилиями отчуждено от субъекта, оно всегда причинно-необходимо зависит от прожитой жизни, эта ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ всегда остается у человека, даже тогда, когда он считает, что «подлинные» орудия труда надо отобрать у другого и пользоваться ими. Вот тут, действительно, со всей силой начинает действовать закон Маркса, ибо субъект хочет владеть ОТЧУЖДЕННЫМИ орудиями труда, и нарушает свою подлинность, ибо забывает о необходимости воспитания себя и своего производства-для-бытия-через-смерть.

Пока я не вижу ни одного момента, который бы смог убедительно показать, что понятие СМЕРТИ есть понятие не ИНВАРИАНТНОЕ, не детерминистское по отношению к жизни и по отношению к строительству бытия, в которое оно вступает.

Для простейшего опыта нужен просто любой ВТОРОЙ, кроме меня, который захочет проверить, исходит ли из его смерти-из-жизни РАЗНАЯ в сравнении с моей энергия.

§ 33.

С приходом в мир человека на его плечи легла ответственность за доброту и нравственность вселенной, эта задача всеобща и универсальна, ее надо услышать каждому, проверить каждому, и найдя в этом свою обязанность, следовать ей; и как это ни странно, для этого вовсе не надо ни особого самоограничения, ни особого аскетизма и изуверства над своей плотью, нужно лишь каждосекундное усилие воли для того, чтобы мерить свои поступки ЛЮБОВЬЮ и ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ, причем не только за поступки, а и за МЫСЛИ СВОИ, ибо сказано, что тот, кто в МЫСЛЯХ пожелал жену ближнего своего, УЖЕ прелюбодействует.

Это не забота о богатстве и даже не забота о БЛАГЕ ВЕКА СЕГО.

§ 34.

Ниже мне хочется перечислить некоторых авторов, которых я ЗАПОМНИЛ и книги которых так или иначе влияли на мои раздумья в процессе написания моей книги, которая с небольшим перерывом писалась около полутора лет, с осени 1966 года по эту весну 68 года.

1. Библия. 2. Восточная библиотека под редакцией и в переводах Н.Герасимова. 3. Восьмитомное собрание соч. В.Соловьева, его письма. 4. Двухтомник И.Киреевского. 5. Курс древней философии кн. С.Трубецкого. 6. Собрание сочинений Гегеля, особенно «Философия» и «Феноменология духа», «Эстетика». 7. Собр. соч. И.Канта, особенно «Критика чистого разума». 8. А.ГГГопенгауэр «Мир как воля и представление». 9. Статьи К.Маркса. 10. «Диалектика природы» и «О семье и частной собственности» Ф. Энгельса. 11. «Смысл жизни» Е.Трубецкого. 12. «Книга духов» А.Кардэка. 13. «Введение в индийскую философию» С.Чаттерджи и Д.Датта. 14. «Первобытная культура» Шурца. 15. «История магии» д-ра Леманна. 16. Стихи О.Мандельштама и его книга «О Данте». 17. «Физика и философия» В.Гейзенберга. 18. «Физика в жизни моего поколения» М.Борна. 19. Введение в семантику А.Шаффа. 20. Книги о Л.Толстом и Ф.Достоевском Д.Мережковского. 21. З.Фрейд, почти все, что издано было в Психоаналитической библиотеке. 22. «Психологические типы» К.Юнга. 23. Советские книги и статьи об экзистенциализме. 24. Книги М.Бахтина о Ф.Достоевском и Ф.Рабле. 25. «Уединенное», «Апокалипсис» В.Розанова, статьи о И.Страхове, литературные статьи. 26. Много стихов и статьи М.Волошина. 27. «К звездам» В. Иванова. 28. «Переписка из двух углов» Иванова и Гершензона. 29. Книги Ф.Ницше. 30. Книги Зелинского о греческой литературе. 31. «В защиту идеализма» Волынского. 32. Статьи Н.Страхова. 33. Книги Кандинского о себе. 34. Книга Петрова-Водкина. 35. «Опыты» М.Монтеня. 36. Наш сборник «Поздняя греческая проза». 37. Переписка Вагнера и Ницше. 38. Некоторые работы академика Колмогорова. 39. Некоторые статьи о структурализме. 40. «Закат Европы» Шпенглера. 41. «Биологическая радиосвязь» Васильева. 42. «Живой мозг» Г.Уолтера. 43. «Жизнеописания» Плутарха. 44. Сборник фрагментов «Античная философия». 45. «Избранные диалоги» Платона и академическое издание Платона. 46. Спиноза «Этика» и «Об очищении интеллекта», переписка. 47. Прозаический перевод «Гамлета» А.Морозова. 48. Ф.М.Достоевский, постоянное к нему возвращение. 49. Книги и статьи о различных театральных школах.

Роман Е.Л. Шифферса и мы: текст самодиагностики[1]1
  Автор выражает признательность за ценные соображения, высказанные при обсуждении текста, А.А. Андрюшкову, О.И. Глазуновой, Н.В. Громыко, В.В. Малявину, В.Н. Соколову, А.Б. Шейну.


[Закрыть]

Особенности анализа романа Е.Л. Шифферса «Смертию смерть поправ»

Прикасаясь к роману – подлинному ростку сложного духовного дерева в лаборатории творчества Е.Л. Шифферса, – невольно испытываешь трепет, поскольку анализ, в той мере, в какой он вообще достижим, не может быть ни психологическим, ни антропософским, ни философским. Анализ этого романа – и не литературоведение тоже, ни плохое, ни хорошее. Погружая в него собственное сознание, мы сталкиваемся с интенсивными процессами роста алмаза самосознания автора, то есть мы можем быть допущены, если Господь позволит и нам достанет умения, присутствовать при процессе алмазообразования недвойственного сознания. Философия, богословие, политология, религиозная эстетика и молитвенное исповедничество, которые пронизывают религиознофилософские работы автора романа «Смертию смерть поправ», представлены в концентрированном виде в первом томе – как результаты интенсивного поиска и обретений, как первые шаги на Пути, которые предпринял писатель, а затем религиозный подвижник Евгений Львович Шифферс.

Так что же мы обнаруживаем в этом романе? Прежде всего, автор дарит нам возможность слышать разные голоса: цепочки голосов, убегающие ряды голосов, движущиеся по странным пересекающимся кругам, то удаляющиеся, то приближающиеся. Очень часто – это голоса умерших и ушедших, голоса памяти детского и родительского сознания. Автор отчетливо слышит голоса места, в котором нечто случилось, когда и камни возопияли. «Стынь и звон» голосов свидетельствуют о том, что автор их все начал слышать и ему открылся океан говорящего и звучащего сознания; в нем соприсутствует и сознание самого Писателя, которое то объемлет и содержит в себе все голоса, то является одним из них. Но, обнаружив всю эту магму, все марево звучащих, сообщающих о себе и наплывающих из покрывающего их тумана сознаний в собственном миропроникновении, автору очень важно обнаружить своеобразные концы-стыки живого жизненного материала. А что это за материал? Это материал, из которого построены Дантевские ад, рай и чистилище, читатель: движущееся за гробом и в будущем еще не рожденное человечество, помысленная актуальная бесконечность хороводов душ, внутри которой ты – лишь одно из звучаний. Но соприсутствие в этом льющемся, длящемся хороводе позволяет тебе слышать всех… Автору важно, с одной стороны, обнаружить звучание в себе всех этих голосов, а с другой стороны, научиться записывать то, что они говорят. Как, возможно, сказал бы в этом случае автор: я ничего не придумываю, я это слышу… Впрочем, вполне может быть, что это и есть во-ображение, Einbildungskraft – СИЛА понимания, гермесическая, меркуриальная способность вхождения, уподобления разным зонам и локусам сознания, которая одновременно телепатически вводит в миры и слышит голоса их жителей.

Автору важно разглядеть ряды движущихся диалогов, обращений, рецитаций, в том числе, для того, чтобы ответить на вопрос, с кем из звучащих и переживающих сознаний необходимо вступать во взаимодействие, а кого следует оставить без внимания и не слышать, зная о его существовании.

И автор создает в романе несколько таких самообнаруживающихся и само-раскрывающихся узлов. Прежде всего, это узлы самовоображения и придумывания про себя историй; главный герой пишет про самого себя пьесу, в которой, однако, с ним происходит отнюдь не то, что на самом деле. Нечто происходит с его сознанием и самосознанием. Часто герой наговаривает на самого себя, например намекая на воровство гениальной рукописи умершего отца, на предательство любимой женщины и подталкивание ее к убийству нерожденного плода. И здесь, как представляется, главному герою следовало бы отклонить эти самооговоры, к чему и призывает его мать. Но этот слой является очень важным и обязательным для анализа Е.Л., поскольку эти постижения еще только возможного, того, что может произойти с сознанием, эти, как сны наяву, являющиеся голоса и позиционные обретения позволяют выявить и представить, откуда и куда произрастает человек, в каком духовном горизонте он движется, куда он перемещается. Собственно, такие, разыгрываемые с самим сознанием, пьесы и образуют своеобразную основу порождения мира из сознания, познание всего мира из собственного сознания.

Казалось бы, это хорошо известный и абсолютно безумный солипсизм, который просто невозможен. Когда весь мир, каждое переживание, каждый его мельчайший элемент порождается, обнаруживается из сознания. Но разгадка возможности прорастания Вселенной из сознания приходит очень скоро, как только мы начинаем понимать: для того чтобы порождать мир из сознания, необходимо сначала весь мир ввести в сознание. Мир сначала должен оказаться там, в сознании. И тогда все возможно, если мы исключим примитивную приватизацию сознания и дара осознания и не будем приписывать сознанию квантор принадлежности: твоего сознания, моего сознания и т. д. Именно с этим, на мой взгляд, связано невероятно острое переживание Е.Л. словечка «приватизация» и угрозы уничтожения не раскрывшегося постсоветского мира, связанной с попытками приватизации мира знания и сознания. То есть тех духовных уровней, на которых должно уничтожаться и сниматься Эго (Я), а не примитивно члениться и раздираться ресурс знания.

Роман «Смертию смерть поправ» был для Е.Л. Шифферса очень ответственным предприятием. Тем более важно учитывать ту роль, которую он придавал гениальному писателю, поэту, художнику. Творческий гений в иерархии приближения к реальности шел для Евгения Львовича за святым, способным проникнуть в умосозерцательное схватывание Царства Божьего. Гениальному художнику, поэту, философу иногда удается с позиций этого Царства сделать для живущих вместе с ним современников даже больше, чем святому, при раскрытии смысла бытия в той реальности, которой посвящены люди. В тексте данного романа Е.Л. Шифферс медленно смещается с видения писателя-художника к видению, присущему религиозно одаренному человеку и формирующемуся у него самого. На мой взгляд, в этом романе представлен весь Е.Л. Шифферс с его ключевыми темами, из которых выросли целые направления его гениальной исследовательской работы.