Текст книги "Настольная книга психолога: мастерство общения с клиентом"

Я вас понимаю

Интерпретация является основой любой психотерапевтической работы, поскольку наша главная задача – обобщить представленный клиентом материал и сделать на его основе содержательные выводы.

Дж. Коттлер

В современном психоанализе интерпретирование считается ведущим процессом терапии, в ходе которого аналитик словами выражает то, что он понял в психической жизни клиента[6]6
  Психоаналитические термины и понятия: Словарь / Под ред. Б. Э. Мура и Б. Д. Файна. М.: Класс, 2000.


[Закрыть]. Понимание основывается на описании клиентом своих воспоминаний, фантазий, желаний, страхов и других элементов психического конфликта, прежде им не осознававшихся либо осознававшихся неполно, неточно или в искаженной форме. Интерпретация основывается также на наблюдениях за тем, как клиент искажает отношения с аналитиком, чтобы встретиться с бессознательными потребностями и оживить прошлые переживания.

Интерпретация предполагает дополнения и изменения со стороны аналитика и клиента по мере появления нового материала.

Процесс интерпретации позволяет клиенту понять свою прошлую и настоящую внутреннюю жизнь по-новому, менее искаженно и более полно, что дает возможность изменения чувств, установок и поведения.

Различают следующие виды интерпретаций.

Символические интерпретации представляют собой перевод символического значения снов, оговорок и т. п. Интерпретации, соотносящиеся с мыслеобразами, соотносимыми с абстрактными мыслями в аллегорической форме, придают вербальную форму исключенным репрезентациям пациента, которые другим способом не могли бы быть представлены в предсознании.

Интерпретация переноса раскрывает и объясняет искажения психоаналитических взаимоотношений, основанные на смещении на фигуру аналитика чувств, установок и способов поведения, изначально относившихся к значимым фигурам из прошлого пациента, обычно к родителям, братьям и сестрам.

Динамические интерпретации направлены на прояснение конфликтующих психических тенденций, проявляющихся в поведении, чувствах и других формах психической деятельности клиента.

Изменяющие интерпретации направлены на выявление внутрипсихических преобразований, возникающих в процессе межличностного общения, в том числе в рамках терапевтических отношений.

Генетические интерпретации соотносят переживания, механизмы защиты и поведенческие реакции клиента в настоящем с их историческими аналогами, имевшими место в его раннем детстве или в истории развития человечества. Интерпретация защит показывает клиенту механизмы и маневры, которые он использует, чтобы справиться с болезненными ощущениями, связанными с тем или иным конфликтом.

Конструкция представляет собой синтез информации, которую аналитик извлекает из сновидений клиента, его воспоминаний, свободных ассоциаций, искажений переноса и сообщает клиенту с целью восстановить части пропавшей истории его развития.

Поскольку вытесненные ранние переживания, как правило, связаны с эмоциональным конфликтом, они способны оказывать существенное воздействие на возникновение, особенности проявления и стойкость психопатологических феноменов. Тем самым конструкция способствует достижению клиентом новых уровней осознания предшествующих основ нынешнего его поведения.

Конструкцию можно использовать в терапевтических целях, для того чтобы создать звено связи с объектом (Вайнер И., 2002). Предварительным условием является способность аналитика понять своего клиента как человека в целом, включая его диссоциации и мотивы для них. Успешная конструкция помогает клиенту вести поиски в собственной психике, развертывая новые точки зрения для интерпретации проявлений бессознательного материала.

Эффективная конструкция также предполагает успешное словесное выражение, доказывающее, что диссоциированное, в конце концов, не является непостижимым. В такой момент клиент становится способен встретить лицом к лицу что-то, от чего ранее ему приходилось защищаться. Этот опыт помогает ему интегрировать диссоциированное и не спасаться бегством от опасной истины.

«В отличие от других видов вмешательства, интерпретации: а) имеют отношение к неосознаваемому материалу, а не к очевидной для пациента данности; б) направлены на объяснение, а не просто на описание поведения пациента; в) заключают в себе выводы, предположения и альтернативные гипотезы, а не наблюдения и достоверные факты.

Интерпретации также обладают двумя особенностями, нередко заставляющими пациента испытывать чувство дискомфорта. Во-первых, сообщая клиенту нечто новое о его внутренней жизни или поведении, интерпретации неизбежно что-то меняют в его представлениях о самом себе. Чтобы думать, чувствовать или действовать по-новому, необходимо отказаться от старых стереотипов; реструктурирование опыта и модификация поведения, являющиеся целью интерпретации, могут быть достигнуты только через изменение существующих структур и моделей поведения…

Во-вторых, поскольку интерпретации подразумевают, что модели поведения или взгляды пациента не вполне эффективны и реалистичны, они всегда представляют собой своего рода критику… Даже деликатные интерпретации являются для пациента испытанием, снижают его самооценку и мобилизуют защитные механизмы» (там же, с. 109).

Автор перечисляет пять категорий вмешательств психолога в порядке возрастания их потенциального воздействия на клиента.

1. Вопросы о клиенте и о его опыте позволяют получить самую поверхностную информацию.

2. Прояснения обращают внимание на что-то из сказанного клиентом: «Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее?»

3. Восклицания дают понять клиенту, что его слушают и побуждают к продолжению разговора, даже тогда, когда они представляют собой лишь невнятное «М-м».

4. Конфронтации указывают на плохо осознаваемую клиентом очевидность, в которой он может незамедлительно удостовериться.

5. Интерпретации направлены на объяснение поведения клиента и заключают в себе выводы, предположения и альтернативные гипотезы.

При осуществлении интерпретации всегда важно отслеживать отклик клиента на вмешательство. «Если интерпретация эффективна, пациент принимает ее, понимает и использует как стимул к дальнейшему самопознанию. Пациент только тогда сможет добиться каких-либо стойких положительных изменений, когда, найдя подтверждение интерпретации в своем прошлом или поняв ее значение для своего настоящего и будущего, воспримет ее содержание как часть своего Я…

К положительным реакциям на интерпретацию можно отнести сочетание повышенного внимания („Я никогда об этом раньше не думал“; „Когда вы это сказали, меня охватила тревога, поэтому в ваших словах, наверное, действительно что-то есть“), рассуждения („Интересно, не это ли причина моего страха перед новыми знакомствами?“; „Это напоминает мне чувства, которые я испытывал к своей школьной учительнице“) и сомнения („Я не совсем понимаю, как вы пришли к такому выводу“)» (там же, с. 122).

В. Д. Волкан (2012) начинает установление терапевтического контакта со связывающих интерпретаций, сообщая клиенту следующее:

1. Я с вами.

2. Я вас внимательно слушаю и нахожу связи между двумя (или более) рассказанными вами историями.

3. У того, о чем вы говорите, лежа на кушетке, есть более глубокий смысл.

4. Нас будет интересовать, какого рода внутренние бессознательные феномены отражаются и воплощаются во внешних событиях.

5. Мы будем уделять внимание символам и задаваться вопросом об их целях.

6. Вы будете что-то переживать в отношениях со мной, это называется переносом.

Прежде чем предложить собственное толкование, полезно предложить клиенту высказать его понимание ситуации. Замечая клиенту что-то типа «Это интересная идея, что вы об этом думаете?», или «Какой это может иметь смысл?», или «Есть ли у вас предположение, какова цель этого?», консультант побуждает клиента к интроспекции.

Задавая подобные вопросы, консультант создает у клиента исследовательскую установку, основой которой является понимание клиентом того, что консультант не знает в точности, куда этот процесс ведет, какой смысл в итоге может быть обнаружен.

Чем больше клиент развивает способность к самонаблюдению и интерпретации, тем больше вероятность использования самоанализа в качестве средства решения проблем после завершения консультирования.

Консультанту следует предлагать интерпретацию в качестве возможного дополнительного смысла к уже высказанному клиентом значению ситуации, а не в качестве категорично истинного утверждения. Клиенту легче принимать интерпретации, формулируемые как допущения, когда ему позволено отвергнуть их.

Интерпретации лучше начинать словами «Вероятно…», «Почему бы нам не посмотреть на ситуацию следующим образом…». Также бывает полезно формулировать интерпретации в форме осторожных вопросов: «Не будет слишком поспешным увидеть здесь…», «Мы можем спросить себя…».

Положительной реакцией на интерпретацию являются следующие за ней ассоциации клиента, явно или косвенно подтверждающие ее, а также обращение клиента вглубь и выражение ранее скрытых чувств, мыслей и желаний или появление в сознании новых воспоминаний или фантазий.

Автор выдвигает шесть положений об иерархии интерпретаций в консультировании клиентов с невротической организацией личности.

1. Повышать интерес клиента к психическим процессам, развивать у него «психологическое мышление» и укреплять терапевтический альянс.

2. Интерпретировать вначале защиты Эго, поскольку они ближе к поверхности, чем влияния, исходящие от Ид и Суперэго.

3. Не прибегать к интерпретациям переноса, пока он не станет сопротивлением.

4. Не анализировать важные симптомы в начале анализа, пока клиент не сможет принимать и усваивать глубокие и завершенные интерпретации и прорабатывать свои конфликты.

5. Анализировать гибкие, а не ригидные черты личности, пока аналитическая работа не сделает и их чуждыми для Эго.

6. Анализировать сначала эдиповы, затем анальные, а затем оральные конфликты.

Дж. Стайнер (2010) различает два вида интерпретаций. Интерпретации, центрированные на клиенте, толкуют действия, мысли или желания клиента, зачастую вместе с их мотивом и связанной с ними тревогой. Эти интерпретации классического типа служат для передачи понимания и предназначены для клиента, находящегося на невротическом уровне функционирования.

Интерпретации, центрированные на аналитике, показывают клиенту, находящемуся на пограничном уровне функционирования, что он больше заинтересован в том, что происходит в психике аналитика, чем в его собственной. Например: «Вы воспринимаете меня как…», или «Вы боитесь, что я…», или «Вы почувствовали облегчение, когда я…», или «Вы ощутили тревогу тогда, когда я…».

Такие интерпретации помогают клиенту признать, что он проецирует в аналитика архаичную внутреннюю фигуру и ожидает, что тот будет вести себя так, как, скажем, вела бы себя его мать. Интерпретация помогает прояснить это и дает клиенту возможность увидеть аналитика в другом свете. При этом она не должна быть ни признанием, лишь вызывающим у клиента тревогу, ни отрицанием, которое пациент воспринимает как защитную реакцию и ложь.

Важно соблюдать баланс между центрированными на клиенте и центрированными на аналитике интерпретациями. Избыток центрированных на аналитике интерпретаций приводит клиента к ощущению, что аналитик поглощен собой и не способен наблюдать за клиентом и откликаться на его проблемы.

Дж. Стрэчи (2000) видит основную задачу терапии в смягчении жестокого Суперэго клиента; все остальные изменения являются автоматическим следствием этого. Эта задача решается посредством бесконечного числа крошечных шагов, совершаемых при помощи меняющих интерпретаций, которые аналитик дает благодаря своему положению в качестве вспомогательного Суперэго и объекта импульсов Ид клиента – совокупности инстинктивных влечений в бессознательной части психики пациента.

Подобные интерпретации непосредственно связаны с процессами, происходящими в аналитической ситуации непосредственно «здесь и сейчас», особенно с процессами переноса. Целью интерпретации является показать клиенту, что его проекции на терапевта являются проекциями на него по отдельности одной из двух архаических фигур: идеально хорошей или абсолютно плохой.

Меняющая интерпретация имеет две фазы: в первой клиент осознает направленность энергии Ид на аналитика («Вы ненавидите меня – аналитика, так как боитесь моего осуждения…»); во второй – направленность этой энергии на воображаемый объект («… как если бы я был вашим отцом»).

При этом аналитик избегает поведения, которое могло бы укрепить представления клиента о нем как о «плохом» или «хорошем» воображаемом объекте Он дает интерпретацию в спокойной, невозмутимой манере. В результате клиент осознает несоответствие между своими архаичными образами и поведением аналитика, что позволяет ему сконструировать более реальный образ – смесь хорошего и плохого. Новые интроецируемые объекты становятся уже менее жестокими и пугающими, что способствует снижению агрессивности Суперэго.

Если степень вытеснения у клиента слишком велика, интерпретация вызывает у него тревогу. Она может проявиться в виде вспышки неконтролируемого гнева на терапевта или ухода из терапии, а может носить и скрытый характер, когда пациент не реагирует на интерпретацию.

Я интерпретирую в двух случаях. Во-первых, чтобы показать пациенту, что я не сплю, и, во-вторых, чтобы показать пациенту, что я могу ошибаться.

Д. Винникотт

В момент интерпретации аналитик принимает на себя определенное количество живой, актуальной и непосредственно направленной на него энергии Ид пациента. В этот момент терапевт может повести себя непрофессионально, например, попытаться подавить негативную реакцию пациента. В ответ клиент воспринимает терапевта как опасный объект и интроецирует его в свое архаическое суровое Суперэго.

Аналитика, который, напротив, побуждает пациента освободить свои импульсы, клиент может спутать с образом вероломного родителя, который сначала разрешает искать удовлетворения, а затем неожиданно наказывает. В этом случае клиент сам начинает обращать на аналитика всю суровость, на которую только способно его Суперэго.

Если же аналитик старается предстать перед клиентом в виде «хорошего» объекта, тот воспринимает это в архаическом смысле, объединяя с другими своими архаическими «хорошими» образами, чтобы использовать в качестве дополнительной защиты от «плохих» объектов.

Д. Винникотт (2017 с. 72–73) отмечает, что позитивные изменения «зависят от выживания аналитика, которое подразумевает идею неизменности самого качества реакции – отсутствия ответной атаки. Эти атаки очень сложно выдержать, особенно если они принимают маниакальную, бредовую форму, что заставляет аналитика совершать технически неадекватные действия. (Я говорю о случаях, например, когда ты ненадежен в ситуации, в которой только надежность имеет значение, а также о выживании как о сохранении жизни и отсутствии ответного нападения.)

Аналитик склонен интерпретировать, но это может нарушить процесс, а для пациента выглядеть как самозащита аналитика, как парирование атаки пациента. Лучше дождаться завершения этой фазы, а затем обсудить с пациентом, что же, собственно, произошло. Совершенно законно аналитику как человеку обладать своими собственными человеческими потребностями, но на этом этапе интерпретация не является необходимым элементом и сама по себе несет определенную опасность. Таким необходимым элементом здесь будет выживание аналитика и работоспособность психоаналитической техники».

Не нафрейди

Пациенту должно быть комфортно на протяжении всего анализа. Аналитик должен стараться создать условия, в которых приходить и говорить о чем угодно является удовольствием.

Х. Спотниц

Личность развивается во взаимодействиях с окружающими. З. Фрейд (2015) разделял интроекцию и проекцию. Интроекция отражает желание вобрать в себя все хорошее и может стать хорошим путем отождествления с этим идеалом. Проекция связана со стремлением удалить из себя все плохое, приписав его внешнему объекту.

Согласно М. Кляйн (2002), ребенок сохраняет связь со своими отвергнутыми частями за счет проективной идентификации, объединяющей проекцию этих частей на объект, и отождествления с ним.

У. Р. Байон (2000) и Д. Винникотт (2005) утверждают, что мать может понять маленького ребенка без слов благодаря ее способности с любовью думать о своем ребенке и его чувствах. Она как бы берет у своего ребенка его боль, страх и ярость и возвращает ему сырое хаотичное содержание переваренным, осмысленным – в виде слов, интонаций и жестов, которые могут быть усвоены младенцем, понемногу организуя его психику. Эта поддержка дает ребенку время научиться самостоятельно справляться со своими переживаниями.

Примерно то же делает и психолог, который умеет контейнировать тяжелые чувства клиента. Опыт отношений с понимающим, заботящимся психологом, которого не сломили чувства клиента, дает ему возможность интроецировать своего рода контейнер/мать, который удерживает эти аспекты его личности. В результате тревога снижается, и внутренний мир клиента становится более богатым, управляемым и стабильным.

З. Фрейд (2008) открыл невроз переноса, когда у пациента «оживляется целая серия психологических переживаний – не как принадлежащих к прошлому, а как относящихся к врачу в настоящий момент». Он открыл также контрперенос для обозначения чувств психотерапевта, которые тот неуместно относит к клиенту или его проблемам.

Для актуализации внутренних конфликтов в процессе терапии З. Фрейд (2008, с. 244–246) ввел правило абстиненции: «По мере возможности аналитическое лечение должно проводиться в условиях лишения, абстиненции. … У больного, если коснуться его отношения к врачу, должно оставаться вдоволь неосуществленных желаний. Целесообразно отказывать ему именно в тех удовлетворениях, которых он больше всего желает и которые настойчивее всего выражает».

Описывая работу аналитика, З. Фрейд (2008) делает акцент на создании условий для особого рода восприимчивости и «игры» ума. Аналитик ограждается от тотальной втянутости в пространство пациента, укладывая его на кушетку и избегая зрительного контакта, молчаливым выслушиванием его монолога, наконец, введением «третьего лица» – первичного объекта, которому предназначаются чувства пациента в действительности.

Под влиянием логически бессвязных свободных ассоциаций пациента аналитик впадает в легкий транс с расфокусированным, «свободно плавающим» вниманием. Оно помогает аналитику чутко реагировать на вроде бы малозначительные проявления внутренней жизни пациента и сигналы своего предсознания.

Такая связь между аналитиком и пациентом, характеризующаяся наличием взаимно дополняющих эмоциональных отношений и интуитивного взаимопонимания, в психоанализе называется раппортом. В процессе раппорта у аналитика развивается диссоциированное состояние, в котором взаимодействуют две субличности: его собственное «Я» и образ клиента.

Аналитик с пациентом непрерывно меняются ролями, воспроизводя усвоенные ими в детстве объектные отношения. В воображении аналитика возникают образы «Я» пациента и его значимых других. Аналитик постоянно отделяет этот спроецированный пациентом материал от своего и помогает пациенту установить связь происходящего между ними с его детством.

Ш. Роут (2002) вслед за З. Фрейдом подчеркивает роль сноподобного состояния и внушения в психоаналитической ситуации. В терапии, как во время сна со сновидениями, закрывается дверь кабинета, аналитик помалкивает и без крайней необходимости не прерывает пациента.

Аналитик внушает пациенту, что свободное ассоциирование поможет ему вспомнить, осознать и осмыслить неразрешенные детские конфликты и таким образом справиться с ними. Тем самым аналитик указывает пациенту тот же путь, каким развивается сновидение.

Аналитик не позволяет собственному мнению подавлять переживание пациента и становится экраном, на который пациент проецирует свою драму. Аналитик принимает участие в этой драме, не информируя постоянно пациента о том, что совсем не соответствует приписываемой ему роли.

Развивая поход З. Фрейда, А. Фрейд (2016) отмечает, что импульсы Ид постоянно пытаются проложить себе путь в сознание или, по крайней мере, направить в него свои производные. Для подавленных элементов в Ид аналитик выступает как помощник и освободитель.

Аналитик должен уловить все аспекты конфликта пациента: его агрессивные и сексуальные желания, тревогу, вызванную этими желаниями, защиты против этих желаний, требования и запреты Суперэго. Для этого аналитик занимает позицию, равноудаленную от Ид, Эго и Суперэго, объективно и равномерно распределяет свое внимание между бессознательными элементами всех трех образований.

Г. Левин и Р. Фридман (2007) подчеркивают, что пациент и аналитик бессознательно начинают относиться друг к другу как ребенок или родитель, брат или сестра, друг или подруга и т. д. Возникает разыгрывание – сложная, перекрывающаяся серия бессознательных взаимно сконструированных конфликтов и фантазий, которые проживаются и проговариваются совместно пациентом и аналитиком.

Задача аналитика – прояснить, каким способом переживания каждого участника определяют переживания другого и определяются ими.

Для решения этой задачи аналитик решает следующие вопросы.

1. В какой мере повторяющиеся попытки аналитика возвратить пациента к его ранним чувствам обоснованы требованиями терапии и в какой – потребностью разрешить проблему внутреннего конфликта?

2. До какой степени реагирует аналитик на бессознательные попытки пациента фрустрировать бессознательную программу аналитика?

3. Необходимо ли пациенту бессознательно ускорять контрольное сражение, чтобы актуализировать и проработать важный набор внутренних объектных отношений?

4. Если да, то каковы реакции аналитика и его инвестиции в контрольные сражения?

5. Нужно ли аналитику, чтобы пациент узнал или признал свои чувства как подтверждение того, что аналитик не нанес непоправимого вреда старым соперникам или утраченной надежде наладить отношения с его депрессивной матерью?

6. Нужно ли аналитику помогать пациенту, чтобы опосредованно выразить личную благодарность собственному аналитику или вступить в конкуренцию с ним?

7. Какое значение имеет для аналитика зарождающаяся борьба пациента за контроль, автономию, признание, выражение чувств и сексуальное поведение и как все это влияет на аффект и скорость, с которой эти аспекты соединяются и бессознательно проигрываются в терапии?

П. Фонда[7]7
  Фонда П. Психоаналитический сеттинг: практика. https://studylib.ru/doc/3900110 (дата обращения: 11.08.2021).


[Закрыть] отмечает, что пациенты часто спрашивают, каковы чувства аналитика по отношению к ним: действительно ли он любит их или просто делает вид, действуя на основе аналитической теории? Особенно часто это интересует пациентов, которые испытывают чувства в примитивном и всемогущем измерении: все или ничего.

Аналитик может не суметь справиться с примитивными чувствами такого рода и испытывать мучительные сомнения в собственной способности любить или усомниться в соответствии аналитического инструмента и сеттинга потребностям пациента. Если аналитик устоит против этих чувств, пациент со временем обнаружит, что не испытывает реальной потребности в тотальной любви аналитика и благодарно оценит его бережное присутствие.

Эмпатичность аналитика должна заполнить дефицитарность, возникшую у пациента в течение жизни. Однако достаточно небольшого количества тепла, для того чтобы установить доверительный канал коммуникации. Аналитику необходимо особенно контролировать инфантильные компоненты любви, которые будут подталкивать его к желанию исключительности, что помешает развитию пациента. Автор считает влюбленность в клиента неполезной, поскольку она не допускает присутствия других привязанностей, не предусматривает окончания отношений и требует сексуальных отношений.

Аналитику лучше удовлетворять свои родительские потребности, поскольку они включают присутствие других чувств, начало автономии пациента и конец отношений и исключают сексуальные контакты. При этом аналитик поддерживает у пациента иллюзию первичных отношений с матерью, связанных с фантазией всемогущества и симбиоза. Эта нарциссическая иллюзия фрустрируется реальными отношениями с аналитиком: оплатой, ограниченным временем сессий, условным языком с использованием формального «вы», существованием других пациентов и личной жизни аналитика и т. д.

Аналитик обращает внимание пациента на эти аспекты деликатно и сочувственно, но никогда не отказывается от них. Таким образом, одновременное наличие доверия и оптимальной фрустрации, включенных в структуру сеттинга, являются условиями, способствующими развитию возможности символически мыслить, жить одновременно во множестве уровней реальности.

По наблюдениям A. de Rienzo[8]8
  A. de Rienzo. The day the clock stopped. Primitive states of unintegration, multidimensional working through and the birth of the analytical subject / Journal of Analytical Psychology. May 2021.Volume 66, Issue 2, p. 259–280.


[Закрыть] поле переноса может состоять из различных слоев (психоидного, аффективного, вербального), и каждый из них потенциально может передавать разрозненные, даже противоположные части информации. Аналитик должен быть вместе с пациентом в переходном пространстве и времени, где нет ни полного разделения, ни слияния.

Он должен одновременно принимать контрастирующие ощущения, чувства и мысли, но может столкнуться с собственной внутренней непроработанной множественностью до того, как появится символический образ, связывающий разрозненные части опыта. Когда аналитическое поле насыщено примитивным и неинтегрированным психическим содержанием, ценным индикатором глубокой, диссоциированной формы общения становится соматический контрперенос аналитика.

М. де М’Юзан (2005) описывает у психоаналитика сноподобное состояние с феноменами, напоминающими гипнагогические галлюцинации, возникающие при засыпании. Это могут быть странные представления, неожиданные в грамматическом отношении фразы, абстрактные формулы, красочные образы, более или менее оформленные фантазмы. Важно отсутствие ясной связи этих явлений с тем, что происходит в данный момент на сессии.

Логическая умственная деятельность аналитика в этот момент сменяется парадоксальным мышлением, которое занимает промежуточную позицию на границе бессознательного и предсознательного. Внезапно у аналитика возникает понимание, какой должна быть его интерпретация и как следует ее сформулировать.

После возвращения в обычное состояние аналитик отмечает состояние тревоги, направленное на пациента, как если бы тот изъял то, что есть личного в аналитике, и установил открытость его психического аппарата для своей фантазматической активности. Аналитик чувствует угрозу самоидентификации. Защитой от этой угрозы может быть дремота, которая парализует свободную игру парадоксального мышления.

Пациент на кушетке в состоянии парадоксального функционирования воспринимает аналитика как своего двойника, «второе Я». Иногда происходит переживание утраты аналитика как части себя. Пациент говорит аналитику: «Вы не здесь», или же: «Я не чувствую вас больше, где вы?» Когда аналитик озвучивает и возвращает материал, задействованный в ситуации утраты, пациент может органично присоединить его к своему существу и обогатить свою личность.

Терапевтическое пространство выступает у Т. Огдена (2001, с. 12–13) как «аналитическое третье»: «Мы как аналитики пытаемся сделать себя бессознательно восприимчивыми к использованию нас для разыгрывания разнообразных ролей в бессознательной жизни анализируемого. Бессознательная восприимчивость такого рода включает в себя частичную передачу собственной отдельной индивидуальности третьему субъекту, который не является ни аналитиком, ни анализируемым, но третьей субъективностью, бессознательно генерируемой аналитической парой.

… Только в процессе завершения анализа аналитик и анализируемый „возвращают“ свои отдельные души, но эти вновь обретенные души не являются теми же самыми душами, которыми эти индивиды обладали, вступая в аналитический опыт. Тех индивидов больше не существует. Аналитик и анализируемый, которые „восстановились“ как отдельные индивиды, сами являются в значительной мере новыми психологическими единицами, созданными/измененными своим опытом участия в третьем аналитическом субъекте („субъекте анализа“)».

По Огдену аналитическое третье служит основой понимания взаимосвязи субъекта и объекта, переноса и контрпереноса, причем аналитик тщательно рассматривает свои физические ощущения и несвязный поток мыслей, как если бы это был клинический материал. Свою концепцию аналитического третьего автор излагает в виде следующих тезисов.

1. Психоанализ – это психологически-межличностный процесс, требующий условий, в которых аналитик и анализируемый совместно и асимметрично порождали бы бессознательного третьего субъекта анализа.

2. Анализ переносно-контрпереносного переживания требует как от аналитика, так и от анализируемого чувствительности к состояниям мечтаний, в один контекст с которыми заново включаются бессознательные аспекты этого переживания.

3. Ассоциативные связи и новые контекстуальные включения между преимущественно бессознательными аспектами переживания требуют, чтобы приватность, способствующая состоянию мечтаний, была доступна как аналитику, так и анализируемому.

4. Использование пациентом кушетки обеспечивает условия, при которых аналитик и анализируемый могут обладать приватным пространством, для того чтобы погружаться в собственные состояния мечтаний, которые включают зону, где перекрываются две области игры – пациента и терапевта (Д. Винникотт).

5. Из этого следует, что использование пациентом кушетки (и приватность аналитика за кушеткой) дает средство, обеспечивающее аналитику и анализируемому доступ к «игровому пространству», что является необходимым условием для развития и анализа бессознательного интерсубъективного аналитического третьего.

6. Порождение и переживание бессознательного аналитического третьего и обеспечение состояния мечтания дают возможность аналитику и анализируемому почувствовать «дрейф» (З. Фрейд) этой совместной, но переживаемой индивидуально бессознательной конструкции. Эффект терапии обеспечивается анализом переноса-контрпереноса в том виде, в каком эти феномены переживаются и интерпретируются аналитическим третьим.

Аналитик пытается наделить свои высказывания осознанием того, что он переживает, и укорениться в эмоциональном переживании с пациентом. При этом, насколько бы личными и приватными ни казались аналитику его мечтания, они являются совместно (но асимметрично) создаваемой интерсубъективной конструкцией.

Эмоциональные пертурбации, ассоциирующиеся с мечтанием, обычно ощущаются аналитиком как продукт его собственной озабоченности, мешающей в данный момент, чрезмерной нарциссической самопоглощенности, незрелости, неопытности, усталости, недостатка образования, неразрешенных эмоциональных конфликтов и т. д. Однако такая эмоциональная разбалансированность является одним из наиболее важных элементов опыта аналитика, позволяющих ему ощутить, что происходит на бессознательном уровне в аналитических отношениях.