Текст книги "Настольная книга психолога: мастерство общения с клиентом"

Мазохизм – это способность растворять ненависть в любви.

О. Кернберг

Для мазохистской личности (чаще всего это женщина) характерны следующие черты (Мак-Вильямс Н., 2015). Она выбирает людей или ситуации, которые приводят к разочарованию, неудаче или плохому обращению, хотя лучшие варианты были явно доступны. Отвергает или делает неэффективными попытки других помочь ей. На свой успех и другие положительные события в своей жизни реагирует подавленностью, виной, несчастным случаем или другим поведением, которое вызывает боль. Провоцирует злобные или отвергающие реакции со стороны других, а затем чувствует себя оскорбленной, побежденной или униженной (например, публично высмеивает мужа, а когда он выходит из себя, чувствует себя обиженной). Отвергает возможность получить удовольствие, разрушая такие возможности, или не желает признать, что получила удовольствие, хотя имеет возможность наслаждаться жизнью. Не может выполнять трудные задания для себя, хотя делает что-то не менее трудное для других. Не интересуется теми, кто хорошо обращается с ней, оставляет их без внимания и отвергает.

Мазохист постоянно стремится принести себя в жертву вопреки противодействию и неодобрению партнеров. Вступает в связи, где заведомо будет только страдать. Подчеркивание собственной беспомощности и ничтожности подразумевает призыв к милосердию, обращенный к агрессору или защитнику. Мазохистское поведение имеет и обвиняющий, садистический оттенок: «Посмотри, каким несчастным ты меня сделал!»

Мазохист действует по следующей схеме:

1) провокация;

2) умиротворение («Я уже страдаю, поэтому не надо меня наказывать»);

3) эксгибиционизм («Обрати внимание на мое страдание»);

4) избегание чувства вины путем обвинения («Видишь, что ты заставил меня сделать!»).

Психоаналитики понимают мазохизм как садизм, направленный на собственную личность, чтобы сдержать агрессивное влечение. Эту мысль подтверждает тот факт, что в цивилизованных странах уровень суицидов выше, чем в странах с высоким уровнем убийств. Известно также, что уровень суицидов в нации падает в периоды войн, когда поощряется убийство врагов. Механизм качелей, при котором агрессия направляется то наружу, то внутрь, объясняет нередкое самоубийство убийц.

Мазохисты имеют повышенную предрасположенность становиться жертвой правонарушений, несчастных случаев и т. п. ситуаций. Обнаружено, что каждая четвертая жертва убийства ускоряла нападение своего агрессора. При исследовании автомобильных аварий было установлено, что на 4 % попадавших в ДТП водителей приходилось 37 % всех аварий.

Склонный к травмам человек обычно действует под влиянием момента, любит приключения и не пытается планировать и подготавливать будущее. Он мятежник и бунтует не только против внешнего диктата, но и против власти собственного разума и самоконтроля. Однако, кроме детского импульса к протесту, у него сохраняется и чувство вины перед родителями, которое он искупает своей травмой, и тогда может рассчитывать на прощение и заботу. Одновременно он мстит родительским фигурам, которым теперь приходится заботиться о беспомощной жертве.

Личностные особенности мазохистов группируются в три категории:

1) признаки чрезмерной жестокости Внутреннего Родителя;

2) проявления слишком сильной зависимости от поддержки, любви и принятия других людей;

3) черты, показывающие, что таким людям трудно выражать свою агрессию.

Пациенты чувствуют вину из-за плохого отношения к значимому другому. Когда они не могут соответствовать завышенным требованиям своего внутреннего Родителя, у них появляются клинические признаки депрессии. Так же болезненно пациенты переживают фрустрацию, если не удовлетворена их чрезмерная потребность в зависимости. С целью вызвать у обидчика чувство вины пациенты демонстрируют свои страдания, упрекают и сами создают условия, в которых гибнут самые глубокие взаимоотношения. Осознание огромной потребности в других людях и опасения новых разочарований с годами может привести таких людей к эмоциональной изоляции.

Мазохисты нередко применяют отрицание страдания, чтобы продемонстрировать свою выносливость к боли, всепрощение и неспособность заподозрить обидчика в плохих намерениях. Кроме того, они часто применяют отреагирование вовне саморазрушительными действиями.

В отличие от депрессивных личностей, мазохисты не примиряются со своей судьбой, а используют саморазрушительное поведение для морального превосходства.

Подобно параноидальным личностям, мазохисты постоянно ожидают угрозы. Однако параноидальные личности нападают первыми на предполагаемого агрессора, а мазохисты – на себя. Параноидальные люди приносят в жертву любовь ради ощущения власти, а мазохисты – наоборот.

Мазохистка:

– Ну мучай же меня, мучай!

Садист:

– А вот и не буду, не буду!

Мазохистские черты в ответ на жестокое обращение в детстве чаще развиваются у девочек, поскольку мальчики в этом случае идентифицируются с агрессором и впоследствии развиваются в садистическом направлении. Женский мазохизм объясняется следующими причинами:

• меньшая физическая сила и возможность изнасилования;

• проникновение мужчины в женщину;

• боль и кровь менструации, дефлорации и деторождения;

• запрет на открытое проявление сексуальности;

• ограничение числа детей;

• экономическая зависимость от мужчины;

• ограничение профессиями обслуживающего характера и миф о неполноценности женщины по сравнению с мужчиной.

Лучший бальзам для уязвленного честолюбия мазохистки – любовные победы. При поражении она переживает досаду, страх утраты своей женской власти над мужчинами, проигрыш в соперничестве с другими женщинами и впадает в депрессию. Сексуальная мазохистка преодолевает страх перед болью, демонстрируя свою невосприимчивость к ней. Еще важнее для нее испытать чувство рабской покорности и беспомощности перед беспредельной властью партнера.

Некоторые женщины испытывают теплые родственные чувства к своему верному Рыцарю, но сексуальную страсть питают к Негодяю, обладающему грубой сексуальной силой. Садист обычно внушает мазохистке мысль, что только ему она может быть интересна и никакой другой мужчина не захочет иметь с ней дела. Неуверенная, закомплексованная, она легко верит, что сама во всем виновата и в муках должна искупать свою вину. Она не получает удовольствия от жизни, влачит жалкое существование, страдает депрессией или психосоматическими болезнями.

Признаки мазохистской позиции жены:

• ей привычно, что ее никогда не слушают и ее голос ничего не значит;

• она боится высказывать свое мнение, опасаясь насмешек или ссор;

• она живет в постоянном страхе и тревоге, все время «ходит на цыпочках»;

• она ищет оправданий для садистического поведения мужа;

• каждый раз, когда он проявляет свой садизм, она убеждает себя, что ничего серьезного не произошло и на нее это никак не повлияло, заставляет себя забыть о случившемся;

• она ощущает себя в полном одиночестве;

• она чувствует, что теряет самоуважение, и ее самооценка падает;

• ей начинает казаться, что она теряет себя, что от нее осталась лишь оболочка, а внутри – пустота.

Муж в такой садомазохисткой паре:

• не выполняет обещаний, то и дело меняет свое отношение, постоянно применяет двойные стандарты, указывает, что делать или думать, использует детей против жены;

• пытается подорвать самооценку жены, намекает на ее вину или недостатки, обвиняет ее, делает из нее «козла отпущения», использует против нее то, что она открыла ему по секрету, поминает старое как оправдание для хамского отношения к ней;

• грубит, высмеивает, обзывает, нецензурно выражается в ее адрес, проявляет открытую враждебность, кричит на нее, впадает в ярость;

• пренебрегает женой, отказывается отвечать на ее вопросы, перестает с ней разговаривать в наказание за что-то, проявляет к ней полное безразличие, не извиняется, сделав ей больно.

Меня не заботит, что обо мне подумают другие, но зато меня заботит, что подумаю я сам о своих поступках: это и есть характер!

Т. Рузвельт

Зависимая модель поведения по DSM-5 диагностируется при наличии пяти и более признаков из следующего перечня:

1. Трудно принимать повседневные решения без чрезмерного количества советов и заверений от других.

2. Требуется, чтобы другие брали на себя ответственность за большинство основных областей своей жизни.

3. Трудно выразить несогласие с другими из-за страха потери поддержки или одобрения (данный критерий не включает реалистичные страхи возмездия.)

4. Трудно начинать проекты или делать что-то самостоятельно (из-за недостатка уверенности в себе в суждениях или способностях, а не из-за недостатка мотивации или энергии).

5. Человек идет на чрезмерные усилия, чтобы получить заботу и поддержку от других, вплоть до добровольного исполнения неприятных вещей.

6. Чувствует себя некомфортно или беспомощно в одиночестве из-за преувеличенного страха быть неспособным заботиться о себе.

7. Срочно ищет другие отношения в качестве источника заботы и поддержки, когда близкие отношения заканчиваются.

8. Нереально озабочен страхами быть оставленным, чтобы не пришлось самому заботиться о себе.

Подростки с этим расстройством могут позволить своим родителям решить, что им следует носить, с кем они должны общаться, как проводить свободное время и какую школу или колледж им следует посещать. Взрослые с этим расстройством, как правило, зависят от решения родителя или супруга, где им следует жить, какой работой они должны заниматься и с какими людьми дружить. Они боятся показать свою компетентность и добиться успеха, потому что тогда их якобы могут оставить.

Или думай сам – или тот, кому приходится думать за тебя, отнимет твою силу, переделает все твои вкусы и привычки, по-своему вышколит и выхолостит тебя.

Ф. С. Фицджеральд

Склонность подчиняться доминированию других людей вызывает страх перед утратой автономии и полным растворением собственной личности, что может компенсироваться соблюдением жесткой дистанции. Подобные маневры усиливают страх быть отвергнутым и покинутым. Им трудно ощущать печаль и вину, которую часто можно выявить у них в связи с желанием отделения и подавляемой агрессией.

Такой человек часто испытывает ревность, тревогу покинутости и одиночества, неуютно чувствует себя в групповых ситуациях, избегает дискуссий, уходя в себя. Осуществляя стремление быть окруженным заботой, человек может быть как раболепным, так и требовательным. Сознательно он может стараться заслужить заботу подчеркнутым вниманием к партнеру, а на самом деле неосознанно обнаруживает иждивенческие установки и тенденцию к манипулированию.

Социальные отношения, как правило, ограничиваются теми немногими людьми, от которых зависит человек. Вера этих людей в то, что они не могут функционировать в отсутствие тесных отношений, побуждает их быстро и без разбора привязываться к другому человеку, когда они теряют лидера.

Зависимые личности во всем усматривают хорошее или плохое отношение к себе, ставят себя в центр событий, заставляя партнера заботиться о себе или, наоборот, берут на себя непомерную ответственность за других. Зависимый человек не замечает и не удовлетворяет собственные потребности, не способен их выражать, просит о помощи только тогда, когда поддержку оправдывают болезни или другие проявления кризиса.

Он сверх своих возможностей старается удовлетворять потребностей других людей, отождествляет себя с нуждающимися людьми, одновременно скрывая от себя свое сходство с ними. У него недоразвиты возможности заботы о себе и самоподдержки.

Зависимые личности испытывают навязчивое влечение к партнеру как лекарству от тревоги разлуки. Объединяющими факторами служат два сценария. Один – для товарища по несчастью, другой – для избегающего партнера, напоминающего отвергающего родителя, которого надо чем-то подкупить. В обоих случаях потребность в безусловной любви не удовлетворяется, что лишь усиливает влечение. Развивается кризис зависимых отношений, завершающийся сменой партнера. Затем цикл повторяется.

Созависимость

Созависимая личность полностью принимает на себя ответственность за жизнь аддикта. Собственные желания, цели, стремления осознаются только через призму их полезности для аддикта. Последнего контролируют и руководят им так же, как это делают по отношению к ребенку. Чтобы поддерживать эту систему представлений о себе, аддикт должен исполнять роль опекаемого ребенка.

Ответственность за жизнь аддикта декларируется, но на самом деле не осуществляется: аддикт только используется. На нем ежедневно проверяется собственная способность властвовать, контролировать, управлять не только поступками, но и чувствами. На него перекладывается ответственность за собственное благополучие. Ему предписывается определенное поведение, которое обеспечит заполнение опустошенного «Я» идеализированным образом. Аддикта убеждают, что без него созависимая не сможет жить, его любовь пытаются заслужить ценой любых жертв и унижений. В противном случае его могут дополнить другим партнером или заменить новым нарциссическим зеркалом.

Созависимые личности часто чувствуют себя беспомощными жертвами и передают всю ответственность за изменение ситуации аддикту, а затем терапевту, ожидая, а) что аддикт «сам все поймет и исправится» (терапевт необходим ему лишь для внимания и сочувствия); б) что терапевт подействует на аддикта в направлении, нужном созависимому. Или они, наоборот, собираются самостоятельно менять «отбившегося от рук» и им а) нужен инструктаж о методах эффективной манипуляции и давления; б) они ожидают, что терапевт окажет влияние на аддикта под их руководством (Емельянова Е. В., 2016).

Тенденция к формированию созависимых отношений приводит к развитию многолетнего «бесконечного анализа» как варианта психоголизма. Психотерапевта такой клиент воспринимает как спасителя, актуализируя в нем нарциссическую потребность в грандиозности.

Спасательство свойственно многим людям социальных профессий. Поэтому специалистам надо хорошо знать свои особенности и то, как они могут проявляться, чтобы вовремя почувствовать и остановить свою готовность вступить в созависимые отношения.

Что делает человека одиноким в большей степени, чем его недоверие к людям?

Дж. Элиот

О параноидальной модели поведения по DSM-5 свидетельствует наличие четырех и более признаков из следующего списка.

1. Человек подозревает без достаточных оснований, что другие используют его, вредят и обманывают.

2. Он озабочен необоснованными сомнениями в лояльности и надежности друзей или партнеров.

3. Неохотно доверяет другим из-за необоснованных опасений, что информация будет злонамеренно использована против него.

4. Придает унизительное для себя или угрожающее значение даже доброжелательным словам или действиям окружающих.

5. Проявляет злопамятность (то есть не прощает оскорблений, унижения или причиненного ущерба).

6. Воспринимает как нападение на его интересы, репутацию или личность, когда это не выглядит так для других, и быстро гневно реагирует или нападает сам.

7. Имеет текущие необоснованные подозрения о неверности супруга или сексуального партнера.

Для параноидального клиента характерны:

• постоянная настороженность, проявляющаяся в виде тенденции осматривать кабинет психотерапевта в течение сессии, часто смотреть на дверь или в окно;

• нежелание позволить психотерапевту вести записи или просьбы, чтобы он предпринимал специальные шаги для обеспечения конфиденциальности при ответах на телефонные звонки клиента;

• неспособность расслабляться, особенно в присутствии других, включающая нежелание или неспособность закрывать глаза в присутствии психотерапевта для обучения релаксации;

• презрение к терапевту, когда тот воспринимается как мягкий, слабый или болезненный.

Чрезмерная подозрительность и враждебность клиента может быть выражена явно, как вздорность с постоянными упреками, или скрыто, как враждебная отчужденность. Клиент может отказаться отвечать на личные вопросы, заявив, что это «никого не касается». В предложении помочь ему он видит критику, что он не делает достаточно хорошо сам. Он может истолковать невольную ошибку как преднамеренную попытку обмануть его или усмотреть в безобидной шутке злобное нападение. Комплименты часто истолковываются как скрытая критика и попытка принудить сделать больше и лучше.

Такие клиенты высоко ценят проявления силы и власти, все, что слабо, ущербно, вызывает у них презрение. Они могут скрывать грандиозные фантазии, часто зафиксированы на вопросах власти и статуса. Так называемая «грандиозная сторона» параноидной личности проявляет себя в их «зацикленной на себе» установке: все случившееся имеет какое-то отношение к их личности.

Психодинамика

В арсенале психологических защит доминирует проекция. Качества, которые воспринимаются как негативные, отчуждаются и воспринимаются как внешняя угроза. Эти люди обременены чувством стыда и вины, которые не осознаются и проецируются. Они стремятся подтвердить свои предвзятые негативные оценки относительно людей или ситуаций, с которыми они сталкиваются, приписывая враждебные мотивации другим. Напряженность и враждебность параноидальной личности вызывает у этих других враждебную реакцию, которая подтверждает первоначальные ожидания параноидальной личности.

Главным противоречием параноидальной личности является импотентный, униженный и презираемый образ собственной личности, расположенный на одном полюсе, и всемогущий, оправдываемый и торжествующий – на другом. Внутренний мир заполнен напряжением между этими двумя субличностями. Человек живет в постоянном страхе от мысли, что другие люди, когда узнают о его слабостях и прегрешениях, будут шокированы. Бессознательно он ожидает, что будет разоблачен, и трансформирует страх в постоянные изматывающие усилия распознать в поведении других скрытые злые намерения по отношению к нему.

Не думай дурно о всех ближних сразу, думай по очереди.

Дон-Аминадо

Дж. Сандлер (с соавт., 2017) отмечает, что для пациентов с параноидным расстройством личности возможность выплеснуть гнев бывает признаком высокой степени доверия к партнеру. Осознавая необходимость терапии, они склонны «сделать для терапевта исключение» и занять защитно-покорную позицию. Следствием ее может стать защитная исключительно дружелюбная позиция терапевта. Однако такие пациенты крайне недоверчивы к подобному отношению. Поэтому для них ситуация истинного альянса – та, в которой они не станут бояться или стесняться выражать свой негативизм.

Наибольшую трудность для психотерапии клиентов с негативной аффективностью представляет душевная опустошенность, творческая фрустрация. Ростком позитивных эмоций может явиться глубокая привязанность к психотерапевту, в результате чего повышается готовность клиента полюбить другого человека.

Важно, чтобы клиент изменил свою эмоциональную установку «от людей» на движение «к людям».

Динамическую терапию я направляю в первую очередь на поощрение вскрытия и отреагирования зависти, обиды, ненависти и других враждебных чувств, которые позволены с терапевтом (в отличие от того, как это было с родителями). Укладывание клиента на кушетку подчеркивает доминирование терапевта. Я предпочитаю положение лицом к лицу, избегаю проявлений как всемогущества и превосходства, так и готовности к самопожертвованию, делаю акцент на реальных отношениях и способности клиента улучшить свое положение.

В анализе невроза переноса я стремлюсь помочь клиенту осознать тенденции к подчинению и провоцированию партнера, пассивному сопротивлению контролю, использованию партнера с целью поддержания собственного депрессивного состояния, скрытому бунту, агрессии и упадку духа, маневрам, позволяющим избежать личной ответственности. Вскрываю и интерпретирую характерные психологические защиты: интроекцию, обращение против себя и идеализацию.

В работе с чувствами основное внимание уделяю таким запрещенным для клиента эмоциям, как чувство гнева и удовольствия. Указанные чувства обычно прячутся за маской апатии или саботажа терапии. Блокируют же переживания гнева и удовольствия страх наказания и чувство вины. Я вскрываю и разрешаю клиенту испытывать и выражать открыто чувства страха и вины. Проверяю субъективные аргументы самообвинений, ввожу социальные критерии определения вины и показываю неправомерность абсолютного приписывания вины одному фактору. Источником чувства вины обычно служит агрессивная и сексуальная энергия, которая не получила разрядки и была захвачена Суперэго. Затем я начинаю подкреплять чувства гнева и удовольствия.

Прорабатывая эдипову ситуацию, я вскрываю и устраняю многочисленные вытеснения. После этого перехожу к экспериментам, направленным на выработку новых форм поведения. Клиентов, которые понимают аффективный контроль как утрату эмоциональности, я нацеливаю на более адаптивное использование эмоций и поощряю их способность к драматизации и яркое воображение в ходе терапии, когда они используются конструктивно.

Мне важно научить клиента заботиться о самоуважении. С этой целью я поддерживаю у него проявления здорового эгоизма, соперничества, а иногда и оппозиции, интерпретируя их как победу над страхом и угодничеством. Я охотно признаю свои терапевтические ошибки, соглашаюсь с критикой клиента в свой адрес, чтобы помочь ему перейти из позиции «снизу» в положение «на равных». Готовность пациента к самокритике использую для нападения на его суровое Суперэго. В работе с сопротивлением я уделяю большое внимание желанию клиента страдать в ожидании жалости и высокой моральной оценки.

Индивидуальную терапию я, как правило, сочетаю с межличностной терапией (супружеской, партнерской, родительско-детской), групповым ассертивным и социально-психологическим тренингом, направленным на формирование уверенности в себе и обучение социальным навыкам.

На заключительном этапе терапии акцент перемещается на работу с чувством печали по поводу первоначальной трагедии и упущенных возможностей в связи с ее последствием – мазохистским стилем жизни. В это время я поощряю отказ клиента от желания отомстить за перенесенные в прошлом потери. Прохождение завершающей фазы терапии требует бережной работы с тревогой разлуки, связанной у этих клиентов с детским страхом потери защитника.

Приходится иметь в виду, что многие клиенты с негативной аффективностью твердо убеждены в своих недостатках и соответственно – неприязни со стороны психотерапевта (так клиенты нередко расценивают даже мое затянувшееся молчание). Пациенты с недоверием относятся к «незаслуженным» проявлениям моей симпатии и похвале. Они мечутся между сильнейшей потребностью в привязанности ко мне и паническим страхом перед отвержением. Результатом этого внутреннего конфликта может стать появление агрессивных и саморазрушительных тенденций при неожиданном прекращении терапии.

Тревожные клиенты нелегко идут на контакт, особенно если налаживать его слишком стремительно. Многие из них твердо убеждены в своих недостатках и соответственно – неприязни со стороны консультанта (так клиенты нередко расценивают даже мое молчание). Клиенты с недоверием относятся к «незаслуженным» проявлениям моей симпатии и похвале. Они мечутся между сильнейшей потребностью в привязанности ко мне и паническим страхом перед отвержением. Результатом этого внутреннего конфликта может стать нарастание аутоагрессии.

Я направляю терапию на исследование истории формирования заниженной самооценки, отреагирование аффектов, связанных с негативным опытом. Искреннее сочувствие и уважение помогает установить с этими клиентами тесный терапевтический контакт.

В отличие от их воспитателей, я поощряю проявления враждебных чувств ко мне, поддерживаю проявления здорового эгоизма, соперничества. Планирую и поощряю конструктивные действия и взаимодействия с окружающими.

Я сразу признаю свои профессиональные ошибки, соглашаюсь с критикой клиентов в свой адрес, чтобы помочь им перейти из позиции «снизу» в положение «на равных». Готовность клиентов к самокритике использую для развенчания их сурового внутреннего судьи. Слежу, чтобы клиенты не попали в психологическую зависимость от меня.

В групповой терапии таких клиентов важна последовательная и совместная психологическая переработка конфликтов, возникающих по мере развития реакции переноса между группой и мною, приобретающего то эротический, то агрессивный характер.

Тревожные участники группы склонны воспринимать меня как равнодушного или карающего родителя. Мужчины боятся гомосексуальных чувств ко мне и поначалу реагируют на них чрезмерным сопротивлением. Клиенты с позитивным эдиповым комплексом испытывают страх наказания за стремление занять место ведущего. Те, которые находятся под влиянием негативного эдипова комплекса, хотят, чтобы я позаботился о них, и боятся выглядеть инфантильными и женоподобными.

Я показываю таким клиентам, как приятны участникам группы их душевные свойства, которых они стеснялись, поощряю их активное поведение в группе. Родственникам клиентов указываю на особую чувствительность клиентов ко всякой неискренности, неуважению и недоверию.

Прохождение завершающей фазы консультирования требует бережной работы со страхом разлуки, который связан у тревожных личностей с детским переживанием отвержения или утраты.

В психотерапии депрессивных клиентов я учитываю, что их заниженная самооценка может приводить к нарастанию аутоагрессии. В первую очередь я поощряю вскрытия и отреагирования враждебных чувств, которые позволены со мной, в отличие от того, как это было с родителями. Важно, чтобы эти клиенты почувствовали мое искреннее расположение к себе. Я стремлюсь научить их находить светлые стороны жизни в трудные минуты, строить устойчивые эмоциональные привязанности, которые смогут удерживать их от суицидоопасного поведения.

Накопление негативных эмоций в отношениях с окружающими требует аффективной разрядки в процессе терапии и возможности посмотреть на конфликтную ситуацию со стороны, чтобы сбросить с себя груз «недобрых чувств». Нередко выявляется деспотическая установка в отношениях клиента с окружающими, которых он стремится изменить для собственного удобства, и гневно реагирует на попытки сопротивления. В этом случае я стараюсь научить клиента довольствоваться малыми достижениями, развить у него уважение к чужим потребностям.

Эффективны когнитивные техники (Бек А., Фримен А., 2017). В тех случаях, когда клиент при отсутствии доказательств приписывает причину событий одному-единственному фактору, мы вместе с клиентом исследуем все причины возникшей ситуации (реатрибуция). Клиент освобождается при этом от помещения себя в центр событий, которые не имеют к нему отношения (децентрация).

Когда клиент прибегает к необоснованной негативной оценке, я прошу его перечислить аргументы в пользу такого заключения и добавляю критерии для позитивной оценки. Затем я формирую гипотезу объективной оценки и предлагаю проверить ее на практике с использованием обратной связи от партнеров (проверка гипотезы).

Клиенту, считающему, что он не контролирует проблему, я предлагаю сформулировать ее таким образом, чтобы включить его активность по решению проблемы (переформулирование). Для проверки ложных убеждений провожу поведенческие эксперименты, в ходе которых клиент убеждается в своих заблуждениях, тренирую навыки конструктивного спора (Кратохвил С., 1991).

Клиент совершает функциональные тренировки в «полевых условиях», вначале со мной или в сопровождении обученного родственника, а затем и самостоятельно. Подобные тренировки повышают уверенность пациента в своих возможностях, снижают риск зависимости от меня и улучшают взаимоотношения в семье.

Активность клиента я стимулирую с помощью планирования деятельности. При этом требуется составить и выполнить распорядок дня и оценить по 10-балльной шкале степень исполнения каждого пункта плана и полученного удовлетворения от этой деятельности.

В групповом тренинге коммуникативных навыков я использую моделирование и репетицию поведения, ролевые игры. Для преодоления страха перед пугающими ситуациями применяю ролевой тренинг с использованием в качестве образцов желаемого поведения более успешных участников и последующим обменом ролями.

При моделировании через участие я неоднократно моделирую вызывающее страх действие, чтобы клиент увидел свои успешные действия и отсутствие пугающих последствий. Выполняю вместе с клиентом все более трудные для него одного задачи; создаю условия, повышающие его уверенность в своих силах; постепенно уменьшаю поддержку, чтобы клиент убедился в собственных возможностях; остаюсь в роли наблюдателя, чтобы клиент справился с проблемой самостоятельно.

Клиент включается в тренинг ассертивности (уверенности). Работа начинается с выявления и уточнения проблем каждого участника группы, которые касаются его уверенности в себе. Материалом для ролевых игр служат конкретные реальные проблемы участников. Различия между неуверенным, уверенным и агрессивным поведением проясняются в ходе обсуждения группой конкретных ситуаций.

Мазохистический клиент пытается убедить меня в том, что он нуждается в спасении и заслуживает его. Наличие этих двух целей обусловлено тревогой, что я жестокий человек, эгоистично использующий свой авторитет, разоблачу его недостатки и греховность, возложу на него вину за то, что он стал жертвой преследования, и, наконец, порву с ним отношения. Чтобы бороться с этими страхами, клиент старается сделать очевидными свою беспомощность («Не добивайте!») и попытки быть хорошими («Я буду слушаться!»).

Клиент «разводит на жалость»: просит снизить оплату, продлить сессию, звонит по телефону с просьбой оказать моральную поддержку и т. п. Если идти у него на поводу, это подкрепляет его саморазрушительную установку: чем тебе хуже, тем больше ты получишь заботы.

Тем не менее такой клиент вначале может вызывать у меня чувство жалости и желание спасать. Когда я подозреваю, что начинаю грешить спасательством, задаю себе следующие вопросы.

– Испытываю ли я волнение, что не смогу разрешить проблему клиента? Если да, значит:

• я не верю, что он способен справляться со своими трудностями, и собираюсь делать это за него;

• я беру на себя ответственность за судьбу клиента и хочу быть над ним;

• я не уверен в собственной профессиональной компетентности, переживаю свою беспомощность и нахожусь под клиентом, каким бы ни было мое поведение.

– Готов ли я значительно превысить время консультации, для того чтобы как можно быстрее разрешить проблему клиента? Если да, значит: