Текст книги "Без суда и следствия"

Щелкнул замок, и дверь открылась. Я быстро пошла к лифту. На пороге бронированной железной двери стояла тощая белокурая девица в джинсах и майке с длинными рукавами. По всей видимости, приглашать меня в квартиру она не собиралась. Выражение ее лица было странным – застывшая маска, расширенные зрачки… Явно под кайфом.

– Кто вы такая?

– Из деканата.

– Чушь собачья! Я вас не знаю!

– А вы что, всех знаете?

– Конечно. Приходится знать, раз столько платишь.

– Разве платите вы?

– Какая вам разница?

Она была агрессивной и наглой, и, скорее всего, ее наглость происходила от вседозволенности и безнаказанности. Несмотря на весьма потрепанный вид, на пальце сверкало кольцо с крупным бриллиантом.

– Что вам надо?

– Мне надо кое-что узнать.

– Что именно?

– Вы помните Нину Кравец?

– Которая подохла? Вы из ментовки?

– Нет.

– Тогда убирайтесь!

– Послушайте, я хотела просто спросить…

– Немедленно убирайтесь! Пошла вон! Не уберешься – вызову охрану.

– Почему вы так испугались?

– Я сказала – убирайся! Нинка подохла, и я больше ничего не хочу о ней знать. Меня это не касается. И я ни с кем не собираюсь говорить. Считаю до трех – не уберешься, зову охрану!

– Но можно хотя бы выслушать?

– Я сказала – пошла вон! Вон! Убирайся! Оставьте меня в покое! Все!

– Ты замешана в смерти Нины?

– Я сказала – пошла вон!

Только тогда я обратила внимание на то, что рядом с дверью в квартире находилось переговорное устройство с кнопкой вызова охраны. Именно на этой кнопке лежал ее палец.

– Не уберешься – я вызываю охрану, все! Тебя задержат и увезут в полицию! Ну? Выбирай!

Девица оказалась совершенно ненормальной. Ничего не поделаешь, я была вынуждена ретироваться. Направляясь по следующему адресу, я впервые пожалела тех, кто занимается опросом свидетелей по роду своей служебной деятельности. На самом деле разговаривать с людьми не так легко, как это кажется.

Я подошла к дому Анны Верик. Старая двухэтажная развалюха совершенно не была защищена. Древний аварийный дом лишь по какому-то недоразумению сохранился посреди новых кварталов. Очевидно, материальное положение семьи Верик не было столь блестящим. Хотя, возможно, они его просто умело скрывали.

Еще за несколько кварталов до нужного мне места я задумалась об одной вещи. Я почти ничего не знала о семье Нины. Кем были ее родители? Очень или не очень обеспеченные? Судя по тому, что оплачивали ее обучение, их нельзя было отнести к разряду бедных. Но кто платил за ее квартиру? Это мне было неизвестно. Вообще, реальная Нина Кравец, чем больше я узнавала ее, представлялась мне сплошным белым пятном… Я припомнила, что Дима вроде проводил этот парадокс: то, что ее родители были достаточно обеспечены, чтобы платить за ее обучение, но не могли снимать ей такую квартиру (престижный район, два уровня, джакузи, подвесные потолки и т. д.) и до последнего дня думали, что их дочь живет в общежитии.

Нина Кравец снимала квартиру сама. И вроде бы даже арендный договор был составлен на ее имя (тоже информация, полученная от Димки). Но откуда у двадцатилетней студентки могли взяться такие деньги? Каким образом нигде не работающая, прописанная в общежитии и не поддерживающая отношений с родителями студентка двадцати одного года могла платить тысячу долларов в месяц за квартиру? Платить одна, без чьей-либо явной помощи. И при этом хорошо питаться, дорого одеваться, тратить астрономические суммы на наркотики. Например, на героин, который у нас (в отличие от западных стран) доступен только горстке обеспеченной элиты и не является массовым «кайфом» (как, например, производные конопли, опиум). Этот странный парадокс я не могла объяснить. Но, может быть, мне поможет ее приятель?

В старом, полуразвалившемся, засиженном мышами подъезде дверь мне открыли сразу же. На пороге стояла славная пожилая женщина.

– Добрый день. Я хотела бы видеть Аню.

– Простите, а вы кто?

– Я из юридической академии. Сотрудник деканата. Мне нужно уточнить некоторые данные… Мы опрашиваем всех студентов.

– Аня дома. Пожалуйста, проходите.

Меня пригласили в безупречно чистую гостиную, обставленную довольно скромно. Ко мне вышла низенькая полная девушка с темными волосами. До удивления похожая на Нину. Она обладала умным, проницательным взглядом, и, как ни странно это звучит, я почувствовала себя неловко. Ее глаза совершенно не были похожи на глаза наркоманки, тупые, бессмысленные, ничего не выражающие, отрешенные от жизни… Это было странно – на какую-то долю секунды я усомнилась в том, что в компании была именно она… Сомнение вырвалось в глупом вопросе:

– Вы – Анна Верик?

– Да, это я. Чем могу вам помочь?

Я почувствовала себя еще более неловко. Девушки с такими глазами не должны быть замешаны в криминальных историях. Но в ту самую минуту, когда я по-настоящему стала жалеть о своем поступке (прийти сюда), во мне появилось вдохновение, которое столько раз спасало в трудную минуту.

– Я работаю в деканате юридической академии совсем недавно, – начала я. – Сейчас мы разбираем старые архивы. И нас интересуют обстоятельства смерти Нины Кравец, которая тоже была студенткой академии…

– Нины…

Она не выказала ни удивления, ни возмущения, а просто уселась напротив меня с самым невозмутимым видом. Я поняла, что с нею будет непросто. Люди, сохраняющие ледяное спокойствие, – самые опасные в любых ситуациях.

– В деканате я никогда вас не видела.

– Я работаю совсем недавно.

– Неправда. Вы нигде не работаете. Я даже знаю ваше имя. Вы Татьяна Каюнова. И вашего мужа осудили за три убийства.

У меня перехватило дыхание. Это было так, будто меня ударили в солнечное сплетение. Впрочем, она ничего не дала мне сказать.

– Видите, я в курсе всего, что происходит. Даже знаю, что вы уже не работаете на телевидении. Поэтому мне непонятно, зачем вам понадобилась Нина. Так или иначе, это давняя история. Прошло время. Во-первых, я уже ничего не помню. Во-вторых, ничего не сказала бы вам, если бы даже помнила. Я вообще не собираюсь с вами разговаривать – поэтому прошу вас без конфликта покинуть мою квартиру.

Это был дохлый номер. Я так растерялась, что из головы исчезли абсолютно все мысли. Исчезло даже мое вдохновение. Наверное, потому, что я не подготовилась заранее к этой встрече. А может, потому, что не ожидала ничего подобного. Так что я поспешила ретироваться красиво – только в прихожей у двери сказала для приличия:

– Вы действительно не хотите со мной говорить?

– Не хочу. И не буду. Мне сказать нечего.

Ну и, в довершение ко всем прелестям сегодняшнего утра, когда я добралась до квартиры Максима Игнатьева на Центральной улице, меня ждали крепко запертые двери. Судя по осевшей даже с внешней стороны пыли, в этой квартире давным-давно никто не жил.

Дима уже ждал меня возле дома.

– Ну, как успехи?

Он догадался, где я была, и это тоже было весьма скверно. Какой смысл искать ответ на какую-то тайну, если твои поступки может предсказать любой идиот? Сыщик из меня совсем никудышный. Ситуация тоже хуже некуда.

– Ничего. Все отказались говорить. Скоро съемки, а я на нуле. Представляешь, они все отказались со мной говорить! Все свидетели!

– Да зачем они тебе вообще нужны?

– Я хотела снять их рассказы о смерти Нины. Не вышло. Не знаю, что теперь делать…

– Не расстраивайся! Снимешь без них. У тебя и так достаточно материала.

Он не знал, что сюжет интересовал меня меньше всего. А ночью, около трех часов, меня разбудил звонок в дверь… Перед этим я без сна ворочалась в постели. Это был Дима.

– Одевайся. Я кое-что придумал. Кажется, у нас есть выход. Вечером в облаве с наркотиками на руках задержали Кристину Яблонскую.

Глава 13

Это была ошарашивающая новость, но я не понимала, какое теперь отношение ко мне может иметь ее арест.

– Это просто счастливый случай! Послушай, что я придумал. Этим вечером отдел по борьбе с наркотиками проводил очередную облаву. Они объездили все дискотеки, ночные клубы, общежития и квартиры, где обычно собираются наркоманы. Разумеется, в сети попалась только мелочь – обычно в такие облавы не попадает крупная рыба. В основном задерживают только наркоманов, обколотых до одурения, которые не успевают свалить. Существует даже мнение (но это совершенно не официально), что о таких облавах знают заранее (в смысле, наркодельцы), и для них это хороший случай избавиться от неугодных людей. Например, подставить конкурентов… В общем, это не важно. Суть в другом. Кристину Яблонскую задержали в одной из квартир-притонов с тремястами граммами чистого раствора опиума-сырца. Она арестована и содержится в следственном изоляторе. И ей могут предъявить обвинение, если папаша не успеет заплатить. Ее наверняка отпустят, но она еще не знает об этом. Яблонская всего лишь мелкая сошка, и раствор у нее был для собственного употребления. Она его купила.

– И что из того?

– У меня есть друг – мой одноклассник. Мы вместе учились в школе и все эти годы поддерживаем хорошие, приятельские отношения. Он мент, работает в отделе по борьбе с наркотиками. Часто делится со мной материалами для криминальных хроник. Зная о том, что вчера готовилась очередная облава, я позвонил ему буквально час назад, чтобы узнать, как все прошло. Он рассказывал о задержанных, и я спросил фамилии. Именно он задержал в притоне Яблонскую.

– Все это очень интересно, но я не понимаю…

– Наберись терпения. У меня возникла идея. Я часто делал ему различные одолжения, и теперь он мне кое-что должен. Так вот: я предлагаю поехать сейчас в ментовку, я договорюсь с ним кое о чем…

– О чем?

– Я прощаю ему долг, а он разрешает нам допросить Кристину. Так как ее отпустят в любом случае (дочь крупного банкира не могут держать в тюрьме долго), то мы ей предложим: либо она рассказывает нам все о смерти Нины, соглашается сняться в твоей передаче и ее отпускают, либо она молчит, ей предъявляют обвинение и дают срок. Ну как?

– Я видела эту Кристину. Она сразу поймет, что мы блефуем.

– Но ей действительно должны предъявить обвинение!

– Она знает, что папочка ее откупит.

– А вот и нет. Когда ее задержали в прошлый раз (ты об этом не знаешь, я написал в том списке, что ее не задерживали, но она была взята без наркотиков), папочка отказался платить и ее продержали на принудительных работах пятнадцать суток. Так что в реакции папочки она не уверена. Прежде чем ехать к тебе, я попросил друга поднять ее документы и все это узнал.

– А он согласится?

– Да. Это ему выгодно.

– Хорошо. Но есть еще одно обстоятельство. И оно самое сложное…

– Какое?

– Я не могу сейчас показываться в ментовке.

– Да отдел по борьбе с наркотиками расположен в другом здании…

– Все равно.

– И сейчас ночь… Я прослежу, чтобы тебя никто не увидел. Нас проведут.

– Ладно, можно рискнуть.

Я до сих пор не знаю, что это было – случайность? Посланная с неба удача? По телефону он быстро договорился со своим другом, и мы поехали. Снова ко мне возвращались бессонные ночи. И одна и та же дорога: ночью, сквозь неизвестность, в тюрьму.

Дима не погрешил против истины: отдел наркотиков действительно находился в другом здании, но мне от этого было не легче… От одного только взгляда на полицию или тюрьму становилось плохо. На улице стоял мужчина невысокого роста, который быстро повел нас внутрь.

– Задержанная находится в моем кабинете. Вы можете беседовать с ней сколько угодно. Утром ее все равно отпустят. Ее папаша уже звонил.

– Что, дает деньги? – спросил Дима.

– Дает, гад. Но ей об этом говорить не следует.

На проходной был дежурный, и я отвернула лицо в другую сторону, когда мы проходили мимо. Больше по дороге никого не встретили, но из-за дверей многих кабинетов пробивался свет. Поймав мой взгляд, наш спутник пояснил:

– После рейда дел много. Все работают.

Мы прошли внутренний двор, поднялись на второй этаж и остановились перед одной из многочисленных дверей, тянувшихся вдоль длинного коридора.

– Она заперта в кабинете, расспрашивайте сколько угодно. Если понадобится помощь, я в коридоре. Никуда не отхожу от двери.

– Справишься сама? – спросил Дима.

– Справлюсь…

Он отпер замок, и я вошла внутрь. Мне предстояло остаться один на один с задержанной – этот вариант был самым лучшим. Мне крупно повезло, что вместе со мной не вошел Дима.

Кабинет напоминал клетушку следователя Ивицына. Так же обставленный, такой же тесный. Наверное, все ментовские кабинеты – на один манер.

Девушка, в наручниках, сидела напротив стола. Сейчас она выглядела совершенно по-другому. Ярко накрашена, дорогое мини-платье, туфли на шпильках… На голове – что-то вроде прически. Под прической – желтое лицо полутрупа, на все щеки – черные синяки. Мне показалось, что, увидев меня, она не удивилась.

Я села напротив. Уставившись на меня взглядом, не потерявшим своей наглости, она протянула руки вперед:

– Снимите это!

– У меня нет ключа.

– Тогда верните назад, в камеру!

– Тебя привезли сюда для допроса.

– А кто допрашивать будет? Вы? Своего мужа тоже вы допрашивали? И помогли приговорить?

На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, она меня узнала – еще днем. Она знала, кто я… Или ей рассказали об этом? Например, Анна Верик. Я вздохнула, очень сомневаясь, что из нашей беседы что-то получится. Но другого выхода все равно не было.

– Кристина, я не сотрудник полиции, просто хочу предложить тебе одну сделку. Я в силах это сделать.

– Вы спите с ментами?

Я оставила ее слова без ответа.

– Ты знаешь, что тебе предъявят обвинение? А какой грозит срок, знаешь?

– Не ваше дело! А вы знаете, кто мой отец?

– Кристина, мне очень жаль… твоему отцу уже звонили. Он отказался дать деньги. Он вообще от тебя отказался. Сказал: «Пусть судят и держат в тюрьме, так будет легче для всех»…

Для нее это был жестокий удар. Сразу куда-то исчезла наглость, Яблонская вся как-то сникла, стала испуганной, беззащитной и жалкой – такой, какой была на самом деле. Ничто не способно изменить человека так, как пребывание в тюрьме. Хотя бы несколько часов.

– Но ты не расстраивайся. Я могу предложить тебе выход.

– Я не хочу в тюрьму!

– Если мы с тобой договоримся, тебя отпустят и тюрьмы не будет.

Она уставилась на меня:

– Вы серьезно?

– Вполне. Варианта у нас с тобой два. Первый: тебе предъявляют обвинение, потом следствие, суд, и ты попадешь в тюрьму на полный срок.

– Нет!

– Второй: ты рассказываешь мне все, что знаешь о смерти Нины Кравец, и тебя отпускают утром домой.

– Отпускают? Совсем?

– Совсем. Утром. Сняв все обвинения.

– Я вам не верю.

– Это твои проблемы. Выбирай сама, что делать: либо мне поверить, либо идти в тюрьму.

– А кто будет знать о том, что я расскажу?

– Никто. Твое имя нигде не будет упоминаться. И никакой свидетельницей тебя не вызовут. О том, что ты расскажешь, никто не будет знать, кроме меня.

– Зачем вам это нужно?

– Я не могу тебе ответить на этот вопрос.

– Я должна что-то подписывать?

– Нет. Просто рассказать все, что ты знаешь. Как видишь, кроме нас двоих, в этом кабинете больше никого нет.

– Можно подумать?

– Думай.

Потекли мучительные, долгие секунды. Я старалась не смотреть на нее все это время – чтобы не показать, с каким нетерпением жду ее ответа. Все во мне словно замерло, нервы были на пределе, малейший звук причинял сильную боль…

Не знаю, сколько прошло времени. Наконец она сказала:

– Хорошо. Я буду говорить. Я расскажу все.

Чтобы скрыть облегчение, я полезла за телефоном, включила диктофон. Но прежде чем нажать, спросила:

– Нину убили? Ты поэтому боялась говорить?

– Да.

– Я буду задавать тебе вопросы по порядку. А ты будешь подробно рассказывать. Хорошо?

– Да.

ИЗ РАЗГОВОРА С КРИСТИНОЙ ЯБЛОНСКОЙ.

– Сколько человек было в тот вечер в ночном клубе?

– Шестеро. Нина Кравец, ее друг Максим Игнатьев, я, Аня Верик, Антон Медведев и его приблудная Светка. Мы собрались на квартире у Нины и Максима и решили пойти в ночной клуб.

– Название клуба?

– «Гватемала». Максим там работает директором, мы всегда туда ходим бесплатно.

– Пришла ли Нина вместе со всеми остальными или позже?

– Нина пришла одновременно со всеми – под ручку с Максимом.

– Отлучалась ли она в самом клубе, и если да, то куда?

– Нет, не отлучалась. Мы были в клубе недолго, минут сорок, она даже в туалет не выходила.

– Почему рано ушли?

– Мы ушли все вместе, потому что Максим был злой и возбужденный. Он ругал Нину. Ревновал, упрекая в том, что она встречается с кем-то еще и этот кто-то оплачивает ей квартиру. Нина плакала, оправдывалась и говорила, что это не так. Кроме того, мы пришли в клуб только затем, чтобы принять наркотики. А приняли мы их сразу.

– Где именно Нина взяла шприц с героином и кто его заправлял?

– Шприц заправлял Максим. Он заставил Нину сделать укол, даже ударил ее. Орал, что если она его любит, то сделает укол и будет такой же, как и он, вместе с ним, потому что он давно сидит на игле. Нина очень его любила и поэтому укололась.

– Кто из всей компании еще употреблял героин?

– Тогда только один Максим. Больше никто. А сейчас уже все колются.

– Кололся ли Максим все полгода, что жил с ней?

– Да. Он давно кололся.

– Почему никто, кроме Нины, больше не делал укол?

– Потому что у нас никто больше не кололся.

– Кто убил Нину?

– Максим. Он заставил Нину сделать укол и смотрел, как она это делает…

– Кто это слышал и видел?

– Абсолютно все.

– Почему все молчали? Почему никто ничего не сказал в полиции?

– Потому что через Максима мы все достаем наркотики. Он снабжает нас очень дешево. Вот поэтому все молчали. Боялись. Не доставала через него только подруга Антона, она могла бы рассказать, но она совсем опустилась, стала уличной проституткой, ей было все равно.

– Что ты рассказала следователю?

– Что у Нины уже был шприц, откуда она его взяла, я не знаю, но на глазах у всех она намеренно сделала себе укол. Почему – понятия не имею.

На прощание я взяла у Кристины адрес ночного клуба… Когда вышла из кабинета, уже светало.

– Удачно? – спросил Дима.

– Очень. Согласилась выступить в передаче и все рассказать.

– Что же произошло?

– Как мы и предполагали, обыкновенный несчастный случай.

Перед моим домом я сказала Диме:

– Я позвоню. И привезу деньги. Большое спасибо за все. Без тебя я бы не справилась.

– Но ты позвонишь? Позвонишь и расскажешь, как все прошло?

– Я тебе позвоню… – заверила я его.

Больше мы не виделись никогда в жизни. Первое время он делал попытки меня разыскать, а потом прекратил.

ИЗ РАЗГОВОРА С МАКСИМОМ ИГНАТЬЕВЫМ.

Мы сидели в самом углу, за последним столиком, друг против друга.

– Что ты сказал в полиции?

– Что это было самоубийство.

– Почему ты так сказал?

– Чтобы не стали искать, кто дал ей шприц. Я сказал, что это было самоубийство из-за несчастной любви…

– Давай по порядку, – вздохнула я. – Я буду задавать тебе вопросы, а ты – отвечать. Обещаю, что пока никому не покажу эту запись. Начнем. Почему ты нервничал в клубе?

– Во-первых, я уже принял наркотики. А во-вторых, ревновал. Накануне днем Нина внесла деньги за квартиру за два месяца вперед. Это две тысячи долларов. Я хотел знать, кто дал ей деньги. Подумал, что у Нины был любовник и она мне изменяла. Ее родители платить за квартиру не могли.

– Что говорила по этому поводу Нина?

– Плакала и клялась, что она мне не изменяет.

– Если Нина действительно встречалась с кем-то в этот период, то почему его не вызвали в полицию для дачи свидетельских показаний по делу?

– Было проведено расследование, и якобы выяснилось, что за полгода, которые Нина прожила со мной, она больше ни с кем не встречалась. У нее не было любовника, и следствие это подтвердило. Поэтому никого для допроса и не вызывали. Мне она не лгала, но я узнал это только потом…

– Почему внутри шприца оказалась двойная доза героина?

– Я намеренно заправил шприц двойной дозой, потому что хотел ее убить.

– Почему ты не сделал укол себе?

– Потому что я заправил шприц так, чтобы Нина умерла от одного укола, ведь в клубе она уже приняла наркотики. Сам я не собирался рисковать жизнью.

– Как ты заставил ее сделать укол?

– Твердый ультиматум: если ты меня любишь и мне не врешь, значит, сделаешь это для меня. Если не сделаешь, значит, ты все врешь, и я от тебя ухожу насовсем. Я знал, что Нина меня любит и, чтобы я не ушел, сделает все, что я скажу.

– Кто платил за ее квартиру?

– Следствие показало, что у Нины не было любовника, а у ее родителей не было таких денег. Я долго об этом думал, но так ничего и не понял. До сих пор понятия не имею, где она брала деньги.

– Почему ты сказал про несчастную любовь в полиции?

– Потому что, когда Нина умерла, я перепугался и опомнился. Боялся, что выяснится, кто дал Нине шприц и кто заставил ее сделать укол… И поэтому сказал, что она решила покончить с собой. А все остальные подтвердили, что она сама это сделала.

– Чем ты запугал остальных?

– Тем, что не буду доставать им дешевую наркоту. Для них это страшнее смерти. Брать у других перекупщиков невероятно дорого, даже им это не по карману. А у «Гватемалы» монополия – мы делаем скидки постоянным клиентам.

– Тебе не жаль Нину?

– Мне уже как-то все равно…

Через двое суток все было кончено. Нина давно не встречалась с Андреем. Она любила Максима гораздо больше. Никто даже не подозревал о том, что в ее жизни когда-то был Андрей… Услышав, что Нина покончила с собой из-за несчастной любви, Андрей решил, что он был тому причиной. Хоть невольно, но он ее убил. На самом же деле убил ее не он.

Я остановилась посреди улицы с открытым ртом. Просто обалдев от открывшегося мне совпадения.

«Я виновен в смерти этих детей… Я убил Диму… Я убил ее… сегодня я убил человека…» Комплекс вины… Чувство, что он причина их смерти. Но Андрей не убивал Нину! Значит – что? Мне было больно от одной только мысли… Он не убивал Нину… Он не убивал и…

Остановившись посреди улицы, словно громом пораженная тем, что открылось так просто, я вдруг поняла, что выяснение обстоятельств смерти Нины – это только начало, одно звено в чудовищной цепи совпадений. И к этому меня подтолкнул сам Андрей – теперь я уже могла себе признаться. Сделать то, что я сделала (и еще сделаю), меня подтолкнул мой муж. Андрей, способный мне лгать долгие годы. Андрей, способный предать. Настолько никчемная личность, что я единственная ниточка, способная удержать его на земле.

Я люблю его именно таким, какой он есть – со всеми недостатками и плохими поступками. Люблю его, наверное, одна на земле. Он не заслуживает моей любви. Но он не заслуживает и смерти. Даже самые отъявленные негодяи имеют право на последний шанс! И я дам ему этот шанс, только не затем, чтобы гордиться своим благородством и мужеством. А потому, что поступить иначе не смогу.

Я его спасу. А дальше – будь что будет.

Я не считаю, что покориться обстоятельствам – главное достоинство личности. Я уверена, что тяжелые обстоятельства созданы для того, чтобы с ними бороться и преодолевать их.

Теперь я уже знала, что продолжу путь. Путь, по которому мне предстоит идти еще очень долго.

Солнечные лучи заходящего дня отражались и гасли в темных стеклах жилых домов.