Текст книги "Без суда и следствия"

Глава 12

Статья «Право на справедливость» появилась в субботнем номере газеты. Игорь мастерски описал все, что рассказала ему я. Публикация заняла целый газетный разворот. Но статью никто из официальных лиц не заметил. Полное отсутствие резонанса заставило меня подумать, что этот выход был ошибкой.

Во вторник вечером раздался телефонный звонок. Игорю звонил один из главарей самой крупной бандитской группировки города Н., абсолютно недосягаемый для закона, который хорошо знал моего спасителя. Позже Игорь по секрету сказал, что отношения с мафией лучше не портить – просто рассказать им все, как есть. Выслушав изложение событий, главарь дал понять, что нам предоставлена полная свобода действий, он умывает руки. Только после этого все закрутилось.

Дней через пять после выхода статьи раздался вопль. Первым откликнулся «Столичный вестник» длинной возмущенной статьей, в которой меня называли сумасшедшей и наркоманкой. В ответ на это «Вечерняя столица» написала, что факты по делу Каюнова следствием не подтверждены. А еще через неделю не осталось ни одной газеты, не посвятившей делу Каюнова хотя бы двух строк. Интернет взорвался комментариями, перепечатками, обсуждениями, длинными и не всегда вежливыми постами. Увидев, что начался шум, отреагировали и общественники – те самые организации, которые так упорно молчали поначалу. Появились даже телевизионные сюжеты на тему Каюновых.

По совету Игоря на улицу я не выходила. О том, где я скрываюсь, никто не знал. Жены у Игоря не было (ушла ровно месяц назад, прихватив с собой двухлетнюю дочку, которую он обожал). Игорь очень страдал, так что мое присутствие в квартире не давало ему сойти с ума. В общем, это было выгодно для обеих сторон.

Меня искали. Некоторые газеты вышли на бывшую подругу, но там мои следы были окончательно потеряны. Жизнь снова стала казаться дурным сном. Каждую ночь я просыпалась в холодном поту. Молчаливую неприступность сохраняли только официальные органы. Только те, кто был нужен мне больше всего, те, надеясь на кого, я и затеяла этот кошмар.

Я жила в отвратительном липком бреду. Время шло, и это молчание железными плитами весом в тонну падало на грудь. Мне не удавалось добиться официального пересмотра. Наверное, весь шум воспринимался как очередной фейк, не более. Может быть, считалось даже, что меня уже нет? Игорь в недоумении разводил руками.

И тогда мы решили снять небольшой фильм для показа по центральному каналу. Я собиралась перед камерой обратиться к официальным инстанциям. Были найдены концы и деньги на несколько минут эфира для краткого изложения самыми простыми словами.

Наверное, мне следует упомянуть, что за все время, пока я жила в квартире Игоря, между нами ничего не было. Я знаю, как тяжело опровергать сплетни (особенно если оснований для них нет!). Нельзя сказать, что Игорь помогал мне бескорыстно. Воспользовавшись газетной шумихой, он вышвырнул Китина из газеты и занял его должность (он давно его ненавидел). За право поставки информации обо мне он брал бешеные деньги и продавал липовые интервью – я о них понятия не имела. Он фотографировал меня полуобнаженной (когда я выходила из ванной, не зная, что меня снимают) и продавал фотографии в журналы известной направленности.

Я принесла ему легкие деньги. Он купил себе две машины, заново обставил квартиру и отложил приличную сумму. Конечно же, я не получила от него ни копейки. Но, несмотря на все это, если бы меня попросили назвать своего самого лучшего друга, я не задумываясь назвала бы Игоря. Благодарна ему за все, что он для меня сделал. А сделал он то, что пообещал в самом начале, – помог вытащить Андрея из тюрьмы.

Накануне съемок я не спала. Это был мой последний и единственный шанс. Я не могла думать, что будет, если он сорвется. Игорь купил мне черное бархатное платье, я сделала прическу и макияж. Приятно было после вокзала и собачьего матраса в прихожей почувствовать себя прежней. Позже Юля рассказывала о моем сюжете так: «Я включила телевизор и увидела твое лицо на экране. Это была ты – и одновременно не ты. Женщина с экрана была другой, я ее не узнавала. Она была более уверенной и мужественной, худой и дьявольски красивой. Ты была похожа на голодную бродячую кошку, закаленную в уличных битвах. От твоих слов на глазах выступали слезы. Я поняла, что ты знаешь о жизни то, что мне никогда не доведется узнать».

На следующий день Игорю позвонили в редакцию и сказали (кто и каким путем была получена информация, говорить нежелательно), что важный начальник, требовавший с меня плату за свое вмешательство, готов повторно рассмотреть мой вопрос. Победа была полной! Дело направили на пересмотр и повторное расследование. Отправку Андрея в колонию отложили до нового суда. Через три дня я, Игорь и следственная бригада из столицы выехали ловить убийцу.

Было около 11 часов утра. Я сидела в маленьком баре за столиком на самом освещенном и людном месте. Бар был пуст. Барменша из-за стойки смотрела на меня с удивленным видом. Я уже ничего не боялась. На это утро был назначен конец слишком затянувшейся истории. Здесь, в баре должны арестовать убийцу. Я служила приманкой.

Бар находился на тихой, безлюдной улице, в нем было несколько служебных входов и много подсобных помещений. Засада таилась в каждом углу. Двое оперативников сидели за соседним столиком. Кроме барменши, их и меня, в зале больше никого.

Накануне мне приснился трагический длинный сон. Я видела себя в баре, чувствовала зависшую в воздухе напряженность, потом появлялся убийца и с порога открывал стрельбу. Все пули попадали в меня. Я падала вниз, и над всем этим дьявольской какофонией раздавался смех. Этот сон повторялся несколько раз – снова и снова.

Мне говорили, что в первую очередь был предусмотрен именно такой вариант, так что сидящие в зале и снайперы напротив брали на мушку всех подозрительных мужчин, входивших внутрь.

Легкий сквозняк поведал, что открылась входная дверь. Не поворачивая головы, я уже знала – он.

Сел за мой столик, бросив обычное:

– Привет. Выглядишь отлично.

– А вот о тебе этого не скажешь. – Я должна была вести с ним непринужденную беседу хотя бы несколько минут. – Не надоело ходить затравленным придурком?

– Ну, это еще как посмотреть, – ухмыльнулся. – Так зачем ты меня вызвала?

– Договориться, – говорю. – Ты же все понял по телефону. Деньги принес?

– С собой не ношу, – пожал он плечами. – Мне нужны гарантии, что ты никого с собой не привела. Кроме того, я хочу видеть запись.

– Гарантий не будет, пока не отдашь деньги. Все сразу. Тогда и запись увидишь.

– Я же сказал, деньги мне привезут.

– Вот тогда и поговорим.

Я достала из сумочки пачку сигарет. Это было условным знаком.

– Ты куришь? – удивился убийца.

– От такой жизни не только закуришь – завоешь. Спички есть?

Спичек у него не было, он не курил. Я тоже.

– Простите, у вас не будет спичек? – Я повернулась к оперативнику за соседним столиком. Он встал, подошел ко мне, засунул руку в карман – и мигом заломил руки убийце, опрокинув его лицом на столик.

Тот издал бешеный, дикий вопль – не человеческий, даже не животный. Столько неприкрытой жестокости и дьявольской злобы было в нем! До сих пор перед глазами стоит искаженное сумасшедшее лицо, принявшее свое истинное обличье.

На него надели наручники и поволокли к машине. Он рычал и ронял по дороге слюну – как бешеная собака.

– Ну, вот все и закончилось, правда? – подошел ко мне Игорь.

Я не могла ответить, потому что не могла подавить слезы и дрожь. Думала только о том, по какой жестокой иронии эта нелюдь в наручниках была послана в наши жизни, чтобы навсегда искалечить, сломать их… Меня всю трясло, еще немного – и потеряю сознание. Когда я начала оседать на пол, крепкие руки подхватили меня.

Заканчивалась зима. Глухо стучали колеса поезда. Мы с Игорем ехали в двухместном купе, рядом, в соседних, ехали члены следственной бригады. Главным был рыжеволосый мужчина лет тридцати по имени Юрий Викторович, занимавший очень высокую должность. Остальные – его помощники, их имен я не помню. Лежа на полке, под стук колес я пыталась думать о будущем. Еще месяц назад это словосочетание – «думать о будущем» – не вызывало у меня ничего, кроме горькой, сардонической усмешки на губах. Месяц назад будущего у меня не было. Да и будет ли оно теперь? К пьянящему чувству победы примешивалась горечь… Я думала не об убийце, не об убитых детях, не о тех людях, чье истинное лицо мне удалось открыть. Я думала о себе и понимала, что стала намного старше и узнала о жизни то, что лучше не знать. Не было ни любви, ни тревоги. Не было даже пустоты… К пьянящему чувству победы примешивалась серая тоска.

Я спросила, могу ли вернуться в свою квартиру, но мне сказали, что пока этого делать не надо. Потому что на свободе еще многие, связанные с этим делом, надо дождаться повторного суда. Меня спрятали в захолустной гостинице, отобрали телефон и запретили выходить. Даже звонить сестре. Начались дни затворничества. О происходящем я узнавала из Интернета и от Игоря.

Прежде всего все средства массовой информации сообщили о моем возвращении и о том, что меня никому нельзя увидеть. Потом был снят с работы и арестован Драговский – так началось длинное уголовное дело, в процессе которого не только были сняты с работы, но и пошли под суд многие высокопоставленные личности. Драговский, Ивицын, Роберт и т. д. попали в места не столь отдаленные. Последним был арестован Филядин.

В связи с таким крупным процессом о коррупции мое имя не упоминалось: и без дела Каюнова было достаточно информации на них. Только когда резонанс этого колоссального погрома несколько поутих, было объявлено повторное слушание дела Каюнова. Мне сообщили, что Андрея перевели в другую тюрьму и содержат в лучших условиях, но видеть его по-прежнему нельзя. Его выпустят, как только будет назначен пересмотр дела.

Зато мне разрешили увидеться с сестрой. Был уже конец зимы. Дни стояли безоблачные и холодные, освещенные негреющим солнцем.

Я наконец вернулась домой. Юля сохранила в целости и сохранности мою квартиру. Возле подъезда постоянно дежурили журналисты, ждущие моего появления, и полиция, разгоняющая толпу.

Яркий плафон из цветного стекла в самой лучшей, родной обстановке моей кухни. Напротив меня – Юля. Я собираюсь ей рассказать все в подробностях, а она счастлива, что я жива. Теперь любопытство ее будет удовлетворено полностью – уже жду, что она станет вытягивать из меня, будто клещами, даже самые мелкие детали. Ей приятно что-либо рассказывать, Юля – благодарная слушательница, и это льстит моему самолюбию. В ее глазах застыло безмерное восхищение мной.

Завтра из тюрьмы выходит Андрей. В кухне все точно так же, как было до 26 июля, дня смерти маленького Димы Морозова, который ничем не заслужил такого исхода. Но ни о чем плохом не хочется думать. В первые часы к горлу подступали слезы, я никак не могла понять, что все уже закончено, все позади. И завтра я увижу Андрея. Господи милосердный… Живого! Этой мыслью стиралось в моей памяти почти все. Даже то, самое первое, что я услышала по радио, вернувшись в Н.

Я знала: это странное, назойливо жужжащее в моей памяти, словно целый рой разъяренных пчел, воспоминание будет преследовать меня по ночам очень долго. Воскрешая из кошмарного, невыносимого прошлого то, что любой ценой мне хотелось забыть. Это написали везде, где только можно. Подробности о событии, произошедшем несколькими неделями ранее. Когда до ареста последнего из банды, Филядина, оставался один день…

Посреди ночи по неустановленной причине (следствие подозревало поджог) загорелся ночной клуб «Гватемала» – сразу в нескольких местах разбушевавшееся пламя пожара стерло с лица земли здание. В огне погиб (сгорел заживо) и директор клуба – Максим Игнатьев.

Юля слушала меня затаив дыхание. Я знала: она поймет буквально каждое из сказанных мною слов, но то, что скрыто в глубине, вряд ли суждено ей будет когда-то понять.

– Я узнала истину только потому, – говорила я, – что допустила в самом начале ошибку, и еще потому, что в моих поступках не было абсолютно никакой логики. Скорее, интуиция и хаос. Но, как ни странно, допущенная мною ошибка стала единственным, что помогло пролить свет на эту историю. Вернее, подтолкнуло меня к действиям. Когда-то давно я где-то вычитала, что самые опасные люди (с ними вообще нельзя связываться) – это те, которым нечего больше терять. Мне действительно уже нечего было терять, у меня отняли практически все, даже веру в порядочность того человека, которого я любила. Доведенная до отчаяния, я не боялась смерти. Кстати, именно это и было ошибкой. На самом деле меня никто не собирался убивать. Я же поняла историю, рассказанную Филядиным, неправильно – и это произвело на меня обратное действие. Я поняла так, что меня теперь должны убить, и стала бежать, спасаться. Та машина, преследование которой я восприняла как сигнал к моему убийству, просто сопровождала меня, преследователи вовсе не собирались меня убивать. Только мои панические попытки оторваться от них вывели бандитов из терпения – если бы не это, они не начали бы стрелять. Эта ошибка и стала потом моим спасением.

– И еще один мой маленький шаг, – продолжила я, отпив из чашки глоток уже едва теплого кофе. – Если бы я его не совершила, я, пожалуй, ничего и не смогла бы узнать. Если бы не пошла в школу, где работал Андрей, то точно ничего бы не узнала. Там я пообещала детям, что спасу Андрея. А выйдя из школы, уже точно знала, что не солгала, что действительно спасу! Перед визитом в школу я поняла: убийца – человек, хорошо знакомый детям, тот, кому они привыкли повиноваться беспрекословно. Ведь зная, что он убийца, Алеша и Тимур все равно сели в его машину и поехали с ним. А в разговоре с детьми услышала главное: поездка на Белозерскую. Дети ездили туда не только с классным, но и с Филядиным! То есть он был знаком не только с Сикоровым, но и с убитыми детьми! Значит, убийцей мог быть только кто-то из этих двоих: Филядин или Сикоров.

События тех дней яркими пятнами всплывали в памяти. И я уже рассказывала не столько Юле, сколько самой себе, размышляя обо всем произошедшем. Это были мысли вслух.

– Только Филядину вряд ли бы дети стали повиноваться беспрекословно. Для них он был чужим человеком, от которого они не зависели. Точно узнала я, кого ищу, в квартире Вики. Ее любовник, посадивший ее на иглу, хозяин красной «ауди» – Евгений Сикоров…

Дальше все стало складываться само собой. Я стала вспоминать те детали, которые оставляла без внимания раньше: разрезанный на куски журнал в квартире Сикорова, из которого была вырезана фотография Андрея, использованная в тех скандальных снимках, странное поведение Сикорова, тщательно скрываемые следы от инъекций на его руках… Сикоров был наркоманом. Он давно кололся. Это было одной из важнейших причин нарушения его психики. Наркотики усугубили его врожденную склонность к душевной болезни, сняли все барьеры и сделали его способным на убийство. И не просто на убийство, а на зверства, приносящие ему наслаждение…

Впрочем, самым интересным, конечно, стал эпизод с Викой и снимками. Сначала (еще до смерти Димы и ареста Андрея) меня беспокоил фотограф. Именно поэтому, сбежав от банды Филядина, которая совсем не собиралась меня убивать, я интуитивно стала искать фотографа, зная, что через него выйду на Вику. Так и получилось.

Что же касается Сикорова… Без сомнения, он тяжело болен. Болен психически. Шизофрения или что-то еще. Если бы он не употреблял наркотики, то, может, еще смог бы себя контролировать. Но наркотики стали причиной резкого снижения самоконтроля. А кроме того, он ненавидел Андрея. Андрей был известен, богат, любим, красив – всего этого у Сикорова не было. Сикоров был классическим типом вечного неудачника, а в последнее время – еще и душевнобольным. Маньяки – это неудачники с амбициями и комплексами, не способные отвечать за собственные поступки. Но я почему-то не могу жалеть Сикорова, несмотря на то что он болен, хронически невменяем…

Сикоров – трус, он не посмел бы причинить зло непосредственно Андрею. Чаще всего маньяки нападают на женщин и детей, потому что те не могут защититься. Андрею нравился Дима, поэтому вся ненависть убийцы и направилась на бедного мальчика. Дима стал орудием мести. Сикоров поступал самым отвратительным образом – он постепенно уничтожил в ребенке человеческую личность. Эта победа подогрела его безнаказанность. И он решает разрушить личную жизнь Андрея. С помощью своей опустившейся подруги и ее знакомого фотографа он фабрикует фальшивку, вырезав снимок Андрея из журнала… Но все проходит неудачно. По родинке на плече я узнаю подделку и не ухожу от Андрея, несмотря на то, что, выполняя сценарий, Вика вручает фотографии лично мне в руки. Сценарий Сикоров продумал хорошо: за несколько дней до этого он посылает Вику в галерею – очевидно, с каким-то школьным поручением, – чтобы ее могла запомнить охрана. Затем выбирает день, когда в подъезде будет дежурить именно этот охранник и Андрея не будет дома. Но подделка не срабатывает.

В это время мальчик начинает бунтовать. Его терпению приходит конец. Он угрожает. Ребенок пытается поговорить с матерью, но мать не желает его слушать. Тогда Дима решает рассказать все Андрею. И в очередное «свидание» с Сикоровым угрожает, что расскажет все Каюнову, если Сикоров не оставит его в покое. К тому же Дима рассказывает все своим друзьям… Для Сикорова это кошмар – чтобы правду узнал Андрей… Выход – убить! Позже находит подсказку: не просто убить, а сделать так, чтобы подозрение пало на Андрея. Он обещает оставить мальчика в покое. Ребенок проговаривается, что на следующий день утром встречается в галерее с Андреем. Сикоров назначает встречу ребенку на час раньше (якобы чтобы окончательно обо всем договориться) и заводит его в подвал. Там он его убивает, дав выход своим звериным инстинктам. План продуман до мелочей: он знает, что утром 26-го Вика с фотографиями направляется ко мне, а Андрей – в галерее, ждет Диму. Сикоров знает, что обращаться в полицию Андрей не будет даже в том случае, если сам найдет труп. Судьба благоприятствует убийце: в подвале Андрей теряет блокнот, где записано о встрече и о важном разговоре с ребенком.

Что касается фотографий… Сначала они меня шокируют. Но Вика не знала об убийстве, она думала, что Сикоров кого-то шантажирует, пытаясь таким образом достать наркотики. Это было единственное объяснение, которое пришло ей в голову, и по глупости она стала за мной следить, пытаясь понять, ушла ли я от Каюнова и что еще задумал ее приятель. Она все поняла, лишь когда услышала об убийствах. Фотографии были совсем ни при чем.

На следующий день после убийства Димы к Сикорову вдруг заявились Алеша с Тимуром – требовать объяснений, потому что они многое знали и поняли, кто убийца. Отрицать свою вину было бесполезно, дети – самые беспристрастные и строгие судьи. Сикоров решает убить их тоже. Он обещает детям объяснить все на следующий день, а вечером подбрасывает в галерею портфель с инструментами. Скорее всего – через открытое окно прямо Каюнову в кабинет (Сикоров бывал в галерее и знал расположение комнат). Андрей забирает портфель с собой.

До отъезда на Белозерскую Сикоров снова звонит Андрею и вызывает его на место следующего убийства так, чтобы Каюнов приехал чуть раньше его, и, конечно, предупреждает, что он должен взять с собой портфель, накануне найденный в галерее. Каюнов берет портфель и едет. Вечером Сикоров говорит детям, что по делам должен поехать на Белозерскую. Если хотите, мол, поехали со мной, по дороге, в машине, я вам все объясню. Дети садятся в машину. В то время как Андрей в электричке приближается к Белозерской, по направлению к поселку движется красная «ауди», естественно, приезжающая туда раньше. Сикоров оставляет машину в лесу и убивает детей (он их задушил голыми руками, и мне до сих пор непонятно, почему на этот факт никто не обратил внимания). Андрей же элементарно заблудился (он ведь никогда не был на Белозерской, тем более в лесу). Он бросает портфель и уезжает. Сикоров перетаскивает трупы на поляну, расчленяет тела, оставляя останки одного мальчика в лесу, второго же выбрасывает в контейнер возле станции. И, если бы не моя случайная поездка на Белозерскую, та встреча с дачником, никто бы не узнал про красную «ауди» и другую дорогу в лес.

Дальше начинается самое интересное. Дело в том, что Сикоров даже понятия не имеет, что следствие уже подкуплено его могущественным приятелем – Филядиным, чтобы специально подставить Андрея. Каюнова арестовывают. Но не потому, что постарался Сикоров! А потому, что по личным причинам Филядин искал повод Андрею отомстить, обвиняя его в смерти сестры. Как только на месте преступления обнаружили блокнот Андрея, Филядин воспользовался случаем, чтобы обвинить своего врага в этом убийстве. Он купил следствие – и отомстил. На самом же деле он, Филядин, не знал, кто настоящий убийца!

Сикоров торговал наркотиками под его руководством, но в банде был лишь мелкой шестеркой. Получилось так, что Сикоров не знал, что кто-то еще (а именно – Филядин) жаждет расправиться с Каюновым, а Филядин не знал, кто настоящий убийца, и, только потому, что хотел отомстить, помог неизвестному убийце избежать ответственности. И вот, месть удалась – Каюнов осужден за три убийства и приговорен к пожизненному заключению. Он проведет остаток жизни в тюрьме. Все закончилось, но Филядину не дает покоя одна мысль. Кому он, собственно, помог? Кто же этот убийца?

И тут появляюсь я – с твердой уверенностью, что убийца – Филядин. Я нагло лезу на рожон и, с одной стороны, путаю ему все карты, а с другой, могу вывести на след убийцы. Пригрозив мне, Филядин начинает за мной слежку. Но, решив, что меня собираются убить, я начинаю метаться и в конце концов исчезаю так, что меня начинают искать и полиция, и Филядин. Вдруг вмешивается судьба, и я случайно попадаю в руки Сикорова, который прячет меня у своей двоюродной сестры и начинает думать, как лучше шантажировать Филядина. К тому времени я уже знала обо всем: о том, как было подкуплено и направлено следствие, о коррупции – и могла все это доказать. Я не знала только одного: кто убийца. Сикоров пошел ва-банк: он признался Филядину в убийствах троих детей. Филядин был в бешенстве – из-за какого-то извращенца была подставлена вся организация! И предложил сделку: Филядин делает все, чтобы отмазать Сикорова, а тот отдает меня, с доказательствами, способными разоблачить банду Филядина.

Сикоров уверен, что Филядин его не убьет: тому интересно найти меня. Филядин не знал о том, что в охоте за убийцей я нашла против него много интересного. А узнав, пошел на сделку с Сикоровым. Именно он, Филядин, обеспечил и оформил все бумаги, необходимые для защиты Сикорова, но по иронии судьбы с помощью этих бумаг оперативниками из Москвы и была выведена на чистую воду вся банда. На суде эти документы послужат главным доказательством обвинения. Таким образом, Филядин сделал все, чтобы спасти Сикорова, и тот привел его в подвал. Но меня там уже не было. Просто каким-то чудом я услышала их разговор и сбежала в столицу. Вот так все и было.

– А Вика? – Юля смотрела на меня с напряженным ожиданием.

– Давным-давно Сикоров посадил ее на иглу, – объяснила я, – а потом стал использовать в своих целях. Она все знала. Знала, что он ненормальный, что он убийца. Именно она назвала мне его имя. Помнишь страшный дождливый день 15 сентября? День суда над Андреем. Мы с тобой сидели в дорогом кафе, а в стекла стучал дождь. Там я умирала от безысходности и боли, и ты говорила, что все закончится хорошо, хоть сама в это не верила… Тогда к нашему столику подошел светловолосый молодой человек. Единственный, кто сказал хорошие слова об Андрее. Он сказал: «Если когда-нибудь вам понадобится помощь, обращайтесь ко мне». Я же понятия не имела, что именно этого человека следует опасаться больше, чем бешеного пса. Но в те дни мне никто не говорил добрых слов и никто не предлагал помощь… Прячась от бандитов в пустом складе, в первую очередь я подумала о нем.

– Расскажи про ловушку.

– Это была моя идея. На определенном этапе следствие зашло в тупик – то есть все было налицо, кроме самого Сикорова. Он сбежал. Я не была лицом официальным, но хорошо ориентировалась в его убежищах. И стала его искать. Побывала везде: на его квартире, в Нонкином подвале (он оказался заколочен). Вика же находилась в отъезде.

– Мне помог случай. – Я допила кофе и подошла к мойке помыть чашку. – В автобусе я столкнулась с той самой приятельницей Вики, с которой виделась в ее квартире. Пришлось на нее нажать: я принялась водить ее по ресторанам и спаивать. И наконец выяснила, что Вика и Сикоров скрываются вместе. Находясь в бегах, Сикоров не знает, что вся банда (в том числе и Филядин) арестована! Это навело меня на мысль… Я добыла у нее новый телефон Вики и позвонила Сикорову. Сказала ему, что у меня появился любовник, в которого я влюблена, как кошка, а потому не хочу больше, чтобы мой муж выходил из тюрьмы. И у меня есть к нему, Сикорову, деловое предложение…

В полиции меня чуть не прибили, но потом все-таки выделили мне в пару на роль «возлюбленного» опытного оперативника, в городе не известного. Мы стали появляться в людных местах, обниматься и целоваться, оперативник проводил в моей квартире каждую ночь (естественно, с ним у меня ничего не было, он просто меня сторожил). Через неделю я вновь связалась с Сикоровым. Сказала, что у меня есть запись, на которой один придурок признается в том, что убил сестру Филядина. Эта запись существовала в действительности – запись признания Максима Игнатьева. За такую запись Филядин сделал бы все что угодно, даже спас Сикорова. Это для него, Сикорова, дороже, чем все собранные против него доказательства, потому что в ней, записи, его спасение. Если Филядин посадил в тюрьму Каюнова только по подозрению в смерти сестры, то за доказательства, которые предоставит ему Сикоров, от этой самой тюрьмы он Андрея и спасет. Именно эту запись я хочу продать за триста тысяч долларов и две оформленные визы на выезд в США: мне необходимо уехать с любовником.

Чтобы доказать, что я не блефую, я дала прослушать Сикорову фрагмент признания Игнатьева. Главной моей ставкой было то, что Сикоров не знал об аресте Филядина. Может, он и сомневался, но соблазн был слишком велик. Он согласился. Я назначила ему встречу в кафе, чтобы обсудить окончательные условия. Там его и взяли.

Юля слушала каждое мое слово с раскрытым ртом, глаза выражали все оттенки детского восторга.

Несмотря на то, что Филядина арестовали, у нее больше не было причин для слез. Во-первых, из-за меня она порвала с Филядиным значительно раньше. А во-вторых, у нее был новый друг, очень хороший, надежный и влюбленный, с которым через два месяца она собиралась расписаться. Он сделал моей сестре предложение, и она согласилась. Поэтому Юля не оплакивала арест Филядина – чуть ли не впервые в жизни она была спокойна и счастлива.

В теплой кухне моей квартиры было хорошо и уютно. Только мне время от времени почему-то хотелось плакать.

Заканчивалась зима.