Текст книги "Без суда и следствия"

И снова-таки – дети едут с убийцей беспрекословно. Они не боятся! Или боятся, но все равно едут? Просто не решаются рассказать правду другим, потому в первую очередь идут к самому убийце…

Отношений с ним (таких, как у Димы) нет. Значит, они действительно едут с ним потому, что привыкли ему подчиняться, потому, что он имел над ними неограниченную власть! Итак, убийца – это человек, хорошо знакомый всем троим, которому дети привыкли подчиняться. Убийца – человек из близкого окружения детей. Вот еще одно направление поисков.

Но тут еще история с подброшенными фотографиями, история, следующая за мной по пятам, которая не лезет ни в какие ворота. Человек, устроивший комедию с подделкой, обладал совершенно извращенным разумом, маниакальным безумием. Самое примечательное, что снимки были подброшены мне именно в тот день!

Женщина, сделавшая это, помогла убийце. Значит, соучастница. Разве кому-то нормальному придет в голову подбросить жене обвиняемого поддельные фотографии, чтобы, когда та предъявит их следствию, ее обвинили в подлоге, попытке запутать следствие и полностью дискредитировать в глазах суда, общественности и собственного мужа? Убийца имел верного соратника, и это женщина, явившаяся с фотографиями в мой дом. Вика – так, кажется, она назвалась? Что ж, это пока единственная зацепка, которую я имею в наличии.

Я знаю в лицо эту Вику. Ее следует найти. Именно с этого нужно начать. С помощью женщины я выйду на убийцу. Она связана с ним и находится в близких отношениях, в этом, очевидно, не следует сомневаться. Но как ее искать?

Фотограф! Нужно найти фотографа, изготовившего фальшивку. Его я тоже, видимо, знаю в лицо. Он прекрасно знаком с Викой, рисковал попасть из-за нее в тюрьму, а из-за незнакомого, чужого человека так не рискуют. Наверняка она и его любовница. Значит, надо искать фотографа, который может изготовить хороший фотомонтаж, который не щепетилен в вопросах морали и закона, который часто снимает молодых женщин, имеет богатый выбор моделей и, наконец, которого я хорошо знаю в лицо!

Как это сделать? Для начала – обойти все фотоателье и навести справки. Конечно, это колоссальная работа, но время у меня пока есть. А еще у меня теперь есть план действий!

Я собиралась начать поиски со следующего утра, но накануне вечером произошло событие, изменившее очень многое. Я узнала о нем из выпуска новостей. Нашли свидетеля, бывшего в Фонарном переулке и видевшего все, что произошло со мной на самом деле. Прошла почти неделя с того времени, как обнаружили мою машину, и все эти шесть дней я чувствовала себя в относительной безопасности. Я никак не могла ожидать такого удара.

Позже я получила более полную информацию.

Городской портал. 12:02. Топ-новость дня. НАЙДЕН СВИДЕТЕЛЬ, ЛИЧНО ПРИСУТСТВОВАВШИЙ ПРИ ТРАГЕДИИ В ФОНАРНОМ ПЕРЕУЛКЕ: ТАТЬЯНА КАЮНОВА ЖИВА!

После тщательных поисков был обнаружен свидетель, случайно присутствовавший в Фонарном переулке во время трагедии. Им оказался 45-летний мужчина без определенного места жительства – Анатолий. В ночь с 29-го на 30-е ноября он ночевал в Фонарном переулке возле одного из складов, за сваленными в кучу ящиками, там же находился и все утро. Ящиков было много, они были расположены так, что давали возможность Анатолию спрятаться, поэтому его не обнаружили бандиты. Дальше мы передаем его рассказ, конечно, изменив кое-что из выражений, но без искажения смысла.

«Все произошло очень быстро. С большой улицы в переулок завернула белая новенькая машина. Раздался дикий визг шин. Я удивился: мчаться на такой скорости в этом месте, и как не врезаться в дом? Потом в переулок въехала черная машина, и я понял, что она гонится за белой. Номера черной я не разглядел, а в марках не разбираюсь. Я очень перепугался, спрятался за ящиками, но в щель между ними все было хорошо видно. За рулем белой машины сидела женщина с длинными светлыми волосами. Нет, ее лица я не разглядел. В черной сидели пятеро мужчин. Один, высунувшись из окна сзади, стрелял (кажется, из пистолета). Было подряд три или четыре выстрела. Он попал ей в ветровое стекло. Кажется, женщина тоже была ранена. Если в нее попала пуля, то в руку или в плечо. Потом выстрел пробил шину белой машины, она завертелась (женщина, видимо, стала терять управление). Я уж было решил, что она перевернется или взорвется. Белая машина была на значительном расстоянии от черной. Когда белая остановилась, из нее выскочила женщина и бросилась бежать. Я видел женщину со спины – она была одета в джинсы, темную куртку, а правой рукой прижимала к груди маленькую сумку. Я еще удивился – вот странная, за ней гонятся, в нее стреляют, а она в сумку вцепилась. Правда, потом я подумал: может, за этой сумкой они и гнались? Левая рука женщины повисла – она явно была ранена. Женщина завернула за угол и скрылась. Черная машина остановилась, сидящие высыпали наружу, все пятеро, и бросились за ней. Но женщина уже исчезла. Как сквозь землю провалилась! Самый жирный из мужиков (и, видимо, самый главный) – морда красная, свирепая – как заорет:

– Исчезла! Черт! – И матом.

Искали они ее долго – там, куда она свернула, – но не нашли. Женщины и след простыл. Это действительно казалось мистикой, потому что я сам раньше видел, что на той улице, куда она свернула, все двери закрыты и на всех – большие замки, а подъездов нет. За такой короткий промежуток времени спрятаться было негде. Маленький рыжий вернулся в машину, вытащил автомат и стал стрелять по белому автомобилю. Потом еще один тип достал автомат и тоже стал стрелять. Их главный просто рассвирепел, подскочил к маленькому, вырвал автомат, заорал что-то и дал по морде. Тот свалился, второй стрельбу прекратил. Тогда он сказал что-то остальным, и они принялись обыскивать машину, а те двое, с автоматами, отошли в сторону. Они вывернули в машине все, вспарывали сиденья ножом и рылись в них. Но ничего не нашли. Когда прекратили поиски, главный пнул ногой в колесо и выругался, они сели в свою машину и укатили. А я поспешил побыстрее убраться из этого проклятого места…»

По словам Анатолия, он не обратился в полицию сразу же, потому что боялся парней из черного автомобиля.

Итак, теперь мы имеем ясное представление о том, что произошло в Фонарном переулке на самом деле. Остается только найти следы Татьяны. К счастью, наконец известно точно – она жива.

Сообщение о том, что я жива, лишило меня многих привилегий. Но что же делать-то? Выбора у меня по-прежнему не было, я была обязана действовать дальше сама, на свой страх и риск.

Глава 8

Сикоров приходил каждое утро, и первым его вопросом было: «Выходили на улицу?»

Мне казалось, что, когда я отвечаю «нет», ему становится легче дышать. Сначала мне было очень приятно такое внимание, но позже оно начало меня раздражать. После появления подлого бомжа, сообщившего миру о том, что «слухи о моей смерти несколько преувеличены», Сикоров стал просто невыносим. Он не только запрещал мне выходить на улицу, но и зажигать вечером свет, не заложив картонкой и не занавесив окно. Даже Нонка возмущалась: «Ты держишь ее как в тюрьме!» – «Это для ее же блага!» Спорить с таким доводом было невозможно. Но время шло, потребность выйти на улицу становилась все насущнее. Мне, конечно же, следовало изменить внешность. Но как? Ведь ничего не было под рукой. А время шло.

Но однажды судьба мне улыбнулась. И произошло все вроде бы обычно – на первый взгляд. Как-то раз Сикоров пришел не утром, а вечером. На мой вопрос, почему он так изменил время, ничего не ответил. Я сидела за ноутбуком, когда услышала слишком громкие голоса: Нонка и Сикоров разговаривали весьма необычно.

Я тихонько встала с дивана и на цыпочках прокралась к двери. Они ругались – жестоко, со злобой. В дверную щель я разглядела их пылающие ненавистью лица. Я подумала сначала, что причина их ссоры кроется во мне, но позже поняла: здесь были глубокие и тайные разногласия.

– Это невыносимо! Везде, всегда ты! Иногда кажется, что ты меня из гроба достанешь! Я не позволю… – шипела Нонка.

– Если ты еще раз в своей поганой жизни посмеешь даже намекнуть об этом, я сотру тебя в порошок! Каким образом – ты знаешь! Сволочь! Я терпел твои выходки, но сейчас ты будешь делать все так, как я скажу! – В голосе Сикорова звучал непривычный металл.

– Нет! – Голос Нонки сорвался на визг. – Нет! Нет! Я никогда этого не сделаю! Можешь разорвать меня в клочья, если хочешь! Но так, как ты сказал, не будет! Грязное ничтожество!

– Кому нужны твои вонючие клочья, жирная мразь! Я тебе сказал…

– Ну хватит! Я устала. Ты постоянно желаешь быть пупом земли, ты – жалкое, дешевое ничтожество! Почему кто-то должен тебя слушать? Из страха? Только потому, что ты…

– Заткнись! Я повторяю в последний раз – больше повторять не буду. Если ты не станешь делать так, как он сказал, ты можешь вернуться к первому способу. Это единственное, что я еще могу для тебя сделать. Запомни – это все! Не выполнишь в срок – можешь хоть головой о стенку биться три раза в день. Я тебя уже не спасу.

Нонка всхлипнула. Сикоров повернулся к двери. Испугавшись, что он меня засечет, я метнулась к дивану. И вовремя – Сикоров уже входил в комнату.

– Ты только посмотри, что они пишут… – Я сделала вид, что хочу ему что-то прочитать, потом спросила: – Что-то случилось?

– Нет, ничего страшного. Просто непредвиденные проблемы. Обычные разногласия между близкими людьми. Так бывает.

– На работе или с Нонной поругался?

– Да ты не волнуйся, все в порядке, это так, ничего особенного…

Мы уже давно перешли с ним на «ты».

– А… – протянула я.

– Надеюсь, ты не скучаешь?

– Ну что ты…

– Я пойду. Завтра утром увидимся, как всегда.

– Счастливо.

Когда дверь за ним захлопнулась, я вышла на кухню. Нонка сидела за столом и плакала. Я села рядом, приобняла ее за плечи.

– Что произошло?

– Понимаешь, у него отвратительный характер, он всегда такой был. Думаешь, почему он до сих пор не женат? Считает, что все должны заниматься тем, чтобы ему угождать, выполняя его требования и прихоти беспрекословно. И попробуй только пойти против или что-то не так сделать! Он умеет бить по самому больному месту. Скотина… Как бы я хотела хоть раз в жизни пойти этой мрази наперекор. У меня всегда не хватало воли. Боже мой, как бы я хотела…

Я принялась ее утешать, соображая тем временем: так, Нонка поссорилась с Сикоровым, значит, теперь она все сделает ему назло. Около получаса я подводила ее к своей цели. Когда почва была достаточно обработана, я сказала:

– Нонна, мне пора выйти на улицу. И не только завтра, а вообще каждый день.

Так как возмущения или протеста не последовало, я продолжила:

– Но для этого мне следует как-то изменить внешность.

После этих слов я принялась жаловаться на судьбу. Я несла дикий бред (сейчас даже не могу точно вспомнить какой), и Нонка клюнула. Принявшись мне сочувствовать, она сказала, что у нее дома есть черный парик как раз моего размера и что она может мне его презентовать. Это мне и было надо! Итак, она пообещала принести парик и поклялась не говорить Сикорову ни слова о том, что я выйду. Я сказала Нонне, что уйду сразу после утреннего визита Сикорова и вернусь еще до темноты. Сикоров не хотел, чтобы я выходила, – и Нонка нашла способ ему хоть как-то отомстить: выпустить меня.

Я по праву могла гордиться тем, что нашла к ней верный подход. Хотя парик выглядел ужасно. В нем я была похожа на страшную ворону с выщипанными перьями. Я увеличила губы с помощью красной помады, безбожно намазала тушью глаза – и сама себя не узнала. «Потрясающе! – воскликнула Нонка. – У тебя просто талант!» Я скромно промолчала. Выйдя на улицу, почувствовала себя узницей, вырвавшейся на волю.

Я вроде бы помнила все самые крупные фотоателье, знала, где они находятся. А в качестве запасного варианта у меня были фотографы, работающие на заказ для кинокомпаний, крупных журналов, газет, но обращаться к ним следовало в последнюю очередь. Если бы я пришла к кому-то из них с предложением выгодного заказа, ни один из них не дал бы мне адрес нужного человека, скорее всего, они попытались бы уговорить меня воспользоваться их услугами. Крупные же государственные ателье такими вещами не занимались, то есть конкуренции у частных фотографов практически не было. Но могло быть и так, что тот или иной частный фотограф просто не знал нужного мне адреса.

Самым тяжелым была полная неизвестность – никогда в жизни мне не приходилось заниматься подобными поисками. Откуда было мне знать, пожелает ли вообще кто-нибудь разговаривать со мной? Не сохранилось и самих снимков – они остались в полиции. Я как-то забыла поинтересоваться у Роберта, куда они делись. В деле их не было – это точно. Впрочем, предъявлять их в виде образца работы было бы глупо.

Начать я решила с крупного фотоателье, расположенного на Центральном проспекте. В прошлом я заказывала в нем фотосессии несколько раз. Было утро, до обеда оставалось достаточно времени. В маленьком, хорошо обставленном салоне сидели несколько человек. За столом принимающая заказы девица уткнулась носом в телефон. Толкнув тяжелую дверь, я очутилась внутри. Скучающие клиенты окинули меня безразличными взглядами.

– Слушаю вас, – обратила на меня внимание девушка, – какие фотографии хотите заказать?

– Девушка, у меня несколько необычная просьба. Дело в том, что я ищу одного фотографа, который работал у вас.

У меня не было ни малейшей гарантии того, что тип, которого я ищу, вообще где-то работал. Но спрашивать без этой фразы было невозможно – девица просто меня послала бы. Стоило рискнуть: а вдруг он действительно был работником фотоателье до того, как занялся такими вещами?

– А как его фамилия?

– Фамилию я, к сожалению, не помню. Кажется, он уволился несколько лет назад. Ему около шестидесяти лет, маленького роста, он может изготовить прекрасный коллаж из нескольких фотографий, я раньше заказывала ему…

Она задумалась.

– Такого не помню, – покачала головой. – Подождите минутку, пойду спрошу.

Через несколько минут она вернулась с полной женщиной, которая принялась говорить без умолку. Нет, такого фотографа она не знает, последние пять лет у них никто не увольнялся, это точно. Фотошоп с помощью определенной графической программы? Просто фотошоп – это каждый может, а вот спецпрограмма… Это очень сложная и необычная работа, за нее возьмется не каждый, никто из работающих здесь такого не делает, она не знает никого похожего. Скорее всего, у меня ошибочная информация. Вежливо извинившись, я покинула ателье. Неудача меня не сильно расстроила – впереди было еще пять ателье.

Во втором принимал заказы мужчина весьма преклонного возраста, очевидно, истосковавшийся по дамскому обществу (в ателье было пусто), потому что изливал мне душу целых полчаса. Говорил обо всем: о ценах, о погоде, политике – обо всем, кроме интересовавшего меня предмета. Наконец, на мое счастье, вышел сам фотограф, быстро и четко объяснивший, что уже пятнадцать лет работает здесь один и что никто больше из здравомыслящих людей не станет тут горбатиться. Так что специалист, подобный тому, о котором я говорю, – это вообще чушь какая-то.

В третьем заказы принимала жуткая хамка – она послала меня подальше и орала при этом минут пятнадцать. Я не добилась ничего.

В четвертом снова ничего не знали. Пятое было закрыто на ремонт. Начался обеденный перерыв. Я уселась на скамейке в сквере. Мимо сновали люди, никто не узнавал меня, даже не смотрел в мою сторону.

Я просидела в сквере ровно шестьдесят минут, потом поднялась и пошла дальше.

Уже в начале четвертого я вышла из своего подвала с адресами еще трех крупных фотостудий и четырех мастерских. Первая студия была захолустной, крохотной, расположенной в новом микрорайоне. Мне пришлось добираться автобусом полчаса. Там стояла только машина для печати стандартных фото на документы, я ничего не выяснила, но вся поездка отняла у меня час. Зато вторая студия оказалась расположенной рядом с автобусной остановкой, в переулке, спрятанном посреди высоких домов, поэтому я и не приметила ее сразу. Клиентов там не было. За столом сидел молодой парень, на все мои вопросы отвечавший: «Ничего не слышал, не знаю». Я уже собралась уходить, как из какой-то двери вышел высокий седой мужчина и спросил:

– Вы кого-то ищете?

Я подробно изложила ему суть дела (в седьмой раз за сегодняшний день). К моему великому удивлению, он задумался.

– Вы говорите, спецпрограмма с фотошопом? Лет шестьдесят, да?

– Да, именно так.

– Знаете, это, наверное, Эдик. Он раньше здесь работал.

– В этой студии?

– Да. Лет десять назад. И смеха ради делал подобные вещи. Потом его уволили. Долго о нем ничего не было слышно, но теперь он, кажется, открыл мастерскую. Он снимает манекенщиц и фотомоделей для разных сайтов, зарабатывает большие деньги. Я попытаюсь найти вам его адрес.

Мужчина куда-то долго звонил и с кем-то разговаривал. Наконец записал что-то на листочке бумаги и протянул мне:

– Вот. Не уверен, конечно, что вы искали именно его, но по описанию вроде бы все сходится. Поэтому лучше поезжайте и посмотрите сами.

Выйдя из студии, я полной грудью вдохнула холодный, напоенный бензиновой гарью воздух. На моей ладони лежал бесценный клочок бумаги. Словно по иронии судьбы, дом, который я искала, находился ровно в двух кварталах от моего дома. Сколько раз я проходила мимо двухэтажного особнячка, в подвале которого находилась мастерская, не зная, с какой целью мне придется сюда войти однажды…

В поисках нужного адреса я прошла мимо своего дома. Начало темнеть, в окнах уже горели огни. Окна же моей квартиры были пустыми и темными. Словно в них отражалась вся моя боль. И я подумала, что невозможность вернуться домой – это какое-то непоправимое, страшное горе. Вернуться домой – к человеку, который тоже никогда не вернется сюда, но духом которого пропитано все, даже стены.

Мастерская Эдика располагалась в глубине двора, на первом этаже трехэтажного дома, вход был прямо со двора. Над дверью висела табличка «Фотостудия», в окнах – цветные стекла. Вид богатый и благопристойный. Все закрыто, заперто. Я дернула за ручку, из окна второго этажа выглянула тетка в бигуди и крикнула, облокотившись о подоконник:

– А он уже ушел!

– Давно?

– Да с час назад. Он вообще долго тут не сидит, с утра приходит часика на два – и все. Только сегодня почему-то задержался.

– Он разве не здесь живет?

– Нет, у него квартира на юго-западе, на улице Студенческой, кажется. Ему очень далеко ехать.

– А с утра он в какое время бывает?

– Часиков в десять-одиннадцать. Может, ему передать что?

– Нет, я завтра сама приду.

Соседка явно была настроена на долгую беседу. Я решилась:

– Скажите, а его приятельница, Вика, темненькая такая, худенькая, сегодня была?

– Вика? Так она ж на неделю в круиз укатила, по Средиземноморью. Завтра, кстати, приезжает. А вообще, она тут бывает нечасто – он ее уже почти не снимает, да и отношения у них какие-то прохладные. А вы что, его знакомая?

– Да. Я должна была сегодня к нему прийти, да вот опоздала немного. Я думала, что Вика уже приехала. Ну ничего, завтра приду опять.

И я ушла, несмотря на явное желание соседки продолжить разговор. Это была маленькая, но уже настоящая победа. Вика… Девушка с темными волосами… Она существует! Даже соседи знают об их отношениях! И ее на самом деле зовут Вика! Ради этой бабы он лгал. Он ее больше не снимает – значит, манекенщица или фотомодель. А может, просто какая-то неудавшаяся актриса.

Уже совсем стемнело. Медленно, неторопливой походкой я возвращалась в свое убежище.

Нонка волновалась, куда я пропала, и уже решила, что меня убили. Я взглянула на себя в зеркало – парик полностью растрепался, рассыпался и мой грим. Сняла это чудовище ворóнье – волосы были липкими и потными.

Потом я осталась одна.

Глава 9

Утром я прихватила нож с Нонкиной кухни. Из детективов, из кино я знала, что в таких случаях принято брать с собой пистолет, но пистолета у меня не было, да и не могло быть. Так что пришлось довольствоваться ножом. Хоть какое-то оружие, которое придавало мне уверенности. Узнав, что я хочу уйти совсем рано, не дождавшись прихода Сикорова, Нонка впала в истерику. Но я ушла – это было необходимо. Фотограф должен был узнать меня в лицо, этим я собиралась нагнать на него страху, так что не стала использовать Нонкин парик, а просто повязала голову платком.

Я стояла возле его мастерской. Окна были распахнуты, слышались женские голоса, и сквозь них пробивался солирующий мужской, знакомый мне голос. Решив подождать, пока посетительницы не уйдут, и спряталась в одном из парадных двора. Минут через двадцать из мастерской выпорхнула стайка девиц в весьма откровенных для утра нарядах, дверь за ними захлопнулась. Уже через пару минут я нажимала крохотную кнопку звонка.

– Вы ко мне? – спросил человек, которого я искала.

– Да. Я хотела бы поговорить с вами об одном заказе…

– Пожалуйста.

Он посторонился, дав мне войти, и я поняла, что осталась неузнанной.

Мастерская оказалась огромной студией, обставленной с роскошью. Об амплуа фотохудожника ярко свидетельствовали застекленные снимки обнаженных девиц, множество широких диванов и затененных ламп. В глубине, у стены, притаилась фотоаппаратура, словно бедная родственница в порочном притоне. Эдик был слишком неподходящим типом для столь усердного кобелирования.

– А как поживает Вика?

– Вика? Вы ее знаете?

– Да. Она рекомендовала мне вас. Сказала, что вы можете удачно, ну, скажем, совместить несколько фотографий таким образом, чтобы мужчина, изображенный на одном снимке в интимном положении с одной женщиной, оказался на нем с другой. Вы меня понимаете, да? Это, конечно же, очень тонкое, деликатное дело, и оно будет хорошо оплачено.

– Что ж… – Его рот растянулся в мерзкой ухмылочке. – Конечно, подобное сделать можно. Но это будет стоить не менее семисот баксов, если вам подходит цена.

– Да, разумеется.

– Фотографии у вас с собой?

– Только снимок мужчины. Вика сказала, что женщину можете подобрать вы сами… И было бы желательно, чтобы не возникло лишних вопросов от этой женщины, чтобы ей это было знакомым… ну, в общем, вы понимаете, о чем я говорю…

– Да, но это уже дороже.

– Согласна. Но тогда… женщину я могу выбрать сама?

– Если вы так хотите…

– Я хочу, чтобы это была Вика.

– Вика? Но она уже не снимается, да и потом…

– Я хочу, чтобы была Вика!

– Это, к сожалению, невозможно! Она больше не снимается, после… Впрочем, вы должны об этом знать…

– После истории с Каюновым?

Он отшатнулся от меня, его лицо посерело. А я медленно сняла косынку.

На секунду мне показалось, что его хватит удар. По лицу ящерицей пробежала судорога, оно стало сначала белым, потом – красным, потом – бордовым, потом приобрело синюшный оттенок. Я правда испугалась, что он прямо сейчас умрет на месте.

– Вы… вы… – Он хрипел так, словно кто-то сдавил ему горло.

– Вижу, вы меня узнали, – улыбнулась я.

– Уходите! Что вам нужно? Уходите отсюда!

– Так как насчет Вики?

– Я не знаю никакой Вики!

– И давно вы ее не знаете? Может, и с ее приятелем вы незнакомы?

– Не… я… я его не знаю!

– А приятель-то, между прочим, убийца. И вы с ним под статью пойдете. А статья-то серьезная. – Я поцокала языком.

– Я… тут… ни… при… чем… уходите…

– Я все про вас знаю. И про вашу запоздалую страсть знаю, и полное имя приятеля-убийцы знаю, и почему Вика вас подставила…

– Если вы знаете, почему вы здесь? Вам, кажется, уже показали, на что они способны!

– Через неделю (ровно через неделю!) состоится пересмотр дела Каюнова в суде. Следователь, прокурор и ответственные работники, занимавшиеся этим делом, уже заменены, так что вместо ваших любимых Драговского с Ивицыным будут другие люди. В общем, вас ждет обвинение в соучастии.

– Невозможно!

– Почему? Ведь вы лгали следствию, покрывали убийцу!

– Стал бы я ради этой сволочи лгать! Пусть он сдохнет!

– Вот и прекрасно! Если ваша Вика тоже так думает…

– Оставьте ее в покое!

– Адрес – и оставлю!

– Не знаю никакого адреса!

– Неужели?

– Не знаю! Плевать я на ваш суд хотел!

– Вы это уже доказали, поэтому охотно верю. И я, пожалуй, действительно оставила бы вас в покое, если бы не одно неприятное обстоятельство…

– Какое?

– А то, что Вика к убийству не имеет отношения, и повторный пересмотр дела никак ее не затронет. Ведь вы так умело объяснили мне только что возможность заказчика самому выбрать образец. Фотографии сделали вы! И показания давали вы! А я, со своей стороны, покажу, что и в мою квартиру фотографии принесли вы! Могу же я, в конце концов, изменить свои показания. Так что ваша Вика пролетает, как фанера над Парижем. А вот вы… вы будете отвечать перед судом. И сядете! – сверкнула я глазами. – Признайтесь, ведь вы ничего не слышали о пересмотре дела? Ваши милые приятели вас не предупредили, наоборот, в одну из последних встреч заверили, что все будет хорошо. Видите, как они поступили с вами? Подумайте, если бы в моих словах не было смысла, зачем бы я пришла к вам? Мне нужен адрес Вики. Адрес Вики – и никаких показаний я изменять не буду!

Он дышал тяжело, хрипло, крупные капли пота стекали по сморщенной шее. Нижняя трясущаяся губа отвисла, словно мокрая тряпка, обнажив ряд кривых желтых зубов. Передо мной стояло смертельно испуганное, загнанное в угол животное. Инстинктивно я почувствовала, что сделала верный ход.

– Жилмассив Кировский, 139-й автобус, остановка «Сокольничий проезд», улица Лесная, дом 89, квартира 141, 4-й этаж.

– Вот это уже другой разговор. Но если вы мне солгали…

– Мне незачем…

– И прекрасно.

Я развернулась и пошла. Горе-фотограф уставился мне вслед глазами перепуганного кролика.

Кировский жилмассив был построен совсем недавно и представлял собой скопище беспорядочно разбросанных высотных коробок. Собственно, никакой Лесной улицы и не было. То есть она, конечно же, существовала, но более дикой нумерации домов мне не приходилось встречать. После 3-го шел 47-й, а после 47-го – 9-й. Я блуждала среди многоэтажек полчаса. Как в типичном спальном районе, людей вокруг – ни души. Наконец наткнулась на выписанные черной краской на стене цифры «89» и устало перевела дух.

Это была шестнадцатиэтажка с двумя подъездами, над каждым из которых висел список жильцов. Квартира 141 находилась во втором подъезде и была записана на мужскую фамилию А. П. Константинов. Изучая список жильцов, я обернулась. Чуть поодаль от подъезда стояла знакомая мне красная «ауди». Я шла по верному следу.

Лифт был до невозможности заплеван и грязен. Не успела я позвонить, как дверь под номером 141 распахнулась. На пороге стояла крупная девица с белыми волосами и невероятным количеством косметики на лице.

– Вам чего? – недоуменно спросила она.

Отступать было некуда, да я и не могла.

– Мне бы Вику.

– Вику? А… – Выражение лица стало более мягким. – В общем-то, она сейчас… Я, короче, не знаю, она… А что, срочное что-то?

– Да вроде бы.

– Это насчет нового кабака?

– Почти.

– Ну заходи. Она, вообще, в отрубе, с ней поговорить не получится. Тебя как зовут?

– Рита.

– А я вот забежала к ней утром, ненадолго так, поболтать, мы раньше работали вместе в «Парадизе», слыхала? А потом… Ну, сама, наверное, знаешь, что с ней стряслось.

Я окинула девицу пристальным взглядом, по своеобразной округлости бедер мне стало ясно, кем она работала в ночном кабаке «Парадиз».

Мы вошли в большую комнату с двумя окнами, почти без мебели, залитую дневным светом. Возле одной стены стояла огромная круглая кровать на полкомнаты. Пышный ковер заглушал шаги. Стены были побелены известкой. На кровати с открытыми глазами лежало некое подобие человека, хоть и женщина еще молодая. В этих глазах застыло какое-то страшное выражение – так выглядят пустые глазницы мертвеца. Чтобы уловить в них еле заметную искорку жизни, следовало глядеть долго и пристально.

Черты лица заострены, под глазными впадинами – иссиня-фиолетовые круги на желтом фоне, губы почти черные, да и кожа вокруг тоже.

Мне стало страшно. Женщина лежала на спине, широко раскинув по одеялу руки. На ней был коричневый шерстяной свитер, доходивший почти до колен, и вытертые джинсы. Длинные волосы доставали до пола, голова была запрокинута. Склонившись над ней, я едва узнала то, что осталось от той красивой женщины, приходившей ко мне, той, что была изображена на фотографиях.

– Она говорила мне, что Эдик связывает какое-то крупное дело с «Бешеной лошадью». Вроде бы ей тоже светили большие бабки.

– Что с ней?

– Героин. Она же, дура, как бýхнет все сразу – вот и выходит обычный эффект. Сутками лежит. Отруб полнейший.

– Давно это?

– Как из «Парадиза» ушла.

– Это ее Эдик на иглу посадил?

– Нет. Тот, другой. Ну, ее постоянный, ты ж знаешь. Слышь, мне пора уходить. Тебе в какую сторону?

– Да я, собственно, хотела…

– Оставаться тебе тут не надо, в любую секунду может этот псих заявиться. Ты что, его не знаешь? Он же сдвинутый, в два счета прирежет. Так что пошли, дверь закрывать не будем. Все равно тут ни хрена нет. Бабки – у Эдика.

– Когда она очухается?

– Не раньше завтрашнего вечера.

Мы с девицей вышли из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь. В подъезде я спросила:

– А машина? Она ее что, уже не водит?

– Машину псих подарил, вот и ездит. Но за руль почти не садится. Он ее, как ягненка, в лапах держит, она у него вся шелковая ходит. А что ж ей еще остается? Если б не он, ее бы один раскрутил – и концы…

– Он ей достает?

– Да, все то же. А раньше она мешалась на шале и коксе. Он ей все доставал. Все, что хочет, делать с ней может. В общем, сплошной кошмар.

– А ты его видела?

– Пару раз. Но, вообще, он с посторонними не встречается. Она меня с ним прошлой зимой в «Парадизе» познакомила. Тогда еще на себя была похожа.

– Когда, ты думаешь, он к ней придет?

– Вечером. Сегодня. Не думаю – знаю. Я боюсь его.

На этой оптимистичной ноте мы расстались. Подъехал автобус, девица подождала, пока я в него сяду. Вернуться было невозможно. Мне показалось, что она следила специально, уеду ли я: стояла на остановке долго, пока не скрылась из виду. Я не сомневалась, что она поспешит вернуться в квартиру Вики, чтобы подобрать оставшиеся наркотики. Откровенность этой девицы была откровенностью наркоманки, оставшейся без своего зелья.

Автобус катил по направлению к городу. По дороге разыгравшееся воображение не давало мне покоя. На стекле возникала картина: кто-то (человек без лица, убийца) подходит к двум мальчикам, говорит с ними, они садятся в красную «ауди» и направляются на Белозерскую. Находилась ли в машине Вика? Нет. За рулем был убийца. Дети ехали с ним беспрекословно – с человеком, которому привыкли подчиняться. Где еще существует беспрекословное подчинение, а зачастую и унижение, уничтожение воли одного человека другим? В школе! ЗНАЧИТ, ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ИМЕЛ ОТНОШЕНИЕ К ШКОЛЕ. Действительно, к кому еще могли так привыкнуть дети из приличной семьи? Только к человеку, которого видели очень часто, а может, и каждый день. Филядин? Имя стучало в висках. Фирма Филядина спонсирует журнал мод, а Вика – бывшая «фотомодель» из кабака «Парадиз». Филядин занимается благотворительностью – Юля постоянно связывалась с организациями, оплачивавшими детские турпоездки. Значит, до вечера (а я еще собиралась вернуться в квартиру Вики, чтобы дождаться ее приятеля) мне следует съездить в школу. В школу, в которой работал Андрей. Чтобы поговорить, если получится, с детьми из класса.