Текст книги "Без суда и следствия"

Глава 2

Итак, математическая теорема – примерно второй курс института. Это выдумала не я – так действовали те, кто проводил следствие. Дано: убийства на Белозерской и предполагаемая встреча с Димой в подвале. Требуется доказать, что Каюнов – убийца. Доказательство будем проводить от противного. Предположим, что Каюнов убийцей не является и что на самом деле он не видел детей на Белозерской и не встретился в подвале с живым Димой Морозовым, то есть Каюнов полностью невиновен. Да, но это противоречит условию, ведь нам требуется доказать, что Каюнов – убийца! Следовательно, утверждение, что Каюнов невиновен, неверно. А значит, Каюнов является убийцей – что и требовалось доказать.

Кто же мог знать о встрече Андрея и Димы на Перевальной? Кремер мог знать. Но в то утро он не покидал галерею, это установлено. Хотя мог выйти в то время, когда отсутствовал Андрей. Выходил ли из галереи Кремер? Информации об этом у меня нет.

Мать Димы могла рассказать кому-то из сомнительных приятелей. Да, но знала ли она, что Дима должен встретиться с Андреем? Информации нет. Попов, охранник из галереи. Галерею покинуть не мог – это, пожалуй, единственное, что установлено. Знал ли он о встрече? Нет, скорее всего, Попов даже не знал Диму в лицо.

Все выглядело совершенно бездоказательно.

Звонок в дверь раздался в половине седьмого утра. Ночью, накануне, я легла спать под утро. Сомнения мучили меня. Что я делаю? Следствие? Смешно! Бред собачий! Что могу сделать я одна – простая женщина, без мужа, без работы, без денег, без друзей, без связей, полиции боящаяся как огня и с убийствами знакомая по детективам? Ну подумаешь, выудила информацию у одинокой больной нищей старухи – велика честь. Все равно никто не поверит истории с вымогательством показаний. Ну подумаешь, пенсионер-огородник прислал мне по вайберу свою семейную фотографию. Да любой нормальный следователь скажет: по дороге вечером могли проехать сотни машин (хотя бы несколько, которых огородник не заметил, ведь не видел же он, как возвращалась красная «ауди»!) – и что, в каждой проехавшей машине сидел убийца? Смешно! Ночью все виделось мне в ином свете… А через три месяца, даже меньше, Андрея отправят к месту отбытия заключения, и вернуть его оттуда будет практически невозможно. И это все, что я имею в наличии. Да еще три смерти мальчиков – безнаказанные смерти. Потому что Андрей их не убивал! Это я знаю точно. Что же тогда? Доказательство по теореме? Но ведь не может так быть… Чушь, может быть все! То, что произошло, тоже не казалось возможным.

Я встала, уставшая, с головной болью, и пошла открывать. Хотя поначалу и не собиралась, но кто-то очень наглый звонил уже почти пять минут и, по-видимому, уходить не собирался. Странно, ко мне давно никто не приходил. Вообще никто.

– Кто?!

– Танька, открой!

На пороге стояла моя сестра.

– Ты с ума сошла?

– Одевайся! – Юлька влетела в квартиру, как вихрь. – У нас мало времени. Скоро за нами заедут.

– Что случилось?

– По дороге все узнаешь.

– Какая к черту дорога в полседьмого утра?

– Одевайся! Все объяснения потом.

– Ну уж нет! Ты врываешься ко мне чуть свет и не объясняешь ничего…

– Это касается твоего мужа. Андрея! Понятно?

Андрея? Сон как рукой сняло.

Через сорок минут внизу просигналила машина. Мы спустились. За рулем сидел незнакомый мне мужчина.

– Куда мы едем? – спросила я.

– В юридическую фирму, оформлявшую дела твоего мужа.

– А зачем?

– Таня, познакомься, это Виктор Михайлович, юрист, он все обнаружил.

– Что обнаружил?

– У вас собираются отобрать галерею, – сказал он приятным голосом. – Вы наследница, и можете потерять право владения.

– Какая наследница? Какое владение? Что происходит? Может, мне кто-то объяснить толком? Куда мы едем?! – взорвалась я.

– Слушай внимательно, – сказала Юля. – Твой муж приговорен к пожизненному заключению, то есть он больше не считается физическим и юридическим лицом, владеющим галереей. Официально ты единственная наследница имущества. То есть имеешь право на галерею. Но когда оформлялись бумаги, так получилось, что единственным совладельцем является Кремер. Понимаешь? В бумагах был хитрый пунктик – сложно передать подробно, но своими словами так: в случае юридической несостоятельности одного из партнеров другой забирает галерею себе. Кремер дождался суда и официального оглашения приговора, и вот теперь предъявил права. Короче, он отбирает у тебя галерею. Раз один из совладельцев в тюрьме, значит, он теряет все права, и второй забирает ее как свою частную собственность.

– Боже, какая чушь… – сказала я.

– Это не чушь! Ты можешь все потерять! Виктор Михайлович занимался делами моего филиала и случайно попал в эту контору, где все обнаружил, рассказал мне. Это произошло вчера вечером. Я тебе звонила до полуночи – ты, же, видно, как обычно, отключила телефон. А утром мы решили взять тебя и поехать к началу их работы, чтобы точно все узнать. Вдруг ничего не подписано и еще не поздно? Поэтому мы едем туда.

– И что я должна делать?

– Помешать Кремеру.

– Как?

– Сделать это раньше него.

Остаток пути мы проехали в молчании. Услышанное не укладывалось у меня в голове. Если Андрей выйдет из тюрьмы, он не переживет этого! Именно в тот момент я решилась сказать эти слова: если выйдет из тюрьмы… Выйдет! Чего бы мне это ни стоило! И если придется потерять галерею – пусть будет так.

Меня завели в большую комнату с тремя окнами, где нас встретила пухлая девица. Уселись у белого офисного стола (такие столы обожают рекламировать как лучшую мебель для офиса, но на самом деле это не так). Мы представились, и Юлькин юрист потребовал объяснений. Девица не замедлила их дать. Она начала с того, что они длительное время представляют юридические интересы художественно-антикварной галереи на Перевальной, что дела галереи всегда шли прекрасно и все получали максимальную прибыль, что галерея известна всем ценителям и коллекционерам живописи и антиквариата, была представлена на престижных аукционах и т. п., и т. д.

Юлька попросила ее перейти ближе к делу. Девица ответила, что дела стали идти плохо со времени ареста Каюнова. Галерея оказалась скомпрометированной не только в деловых кругах, но и в глазах потенциальных покупателей. Говорят, что антиреклама – лучшая реклама, но в данном случае это оказалось не так. Бизнес пошел на убыль, банковские счета постепенно ликвидировались, галерея была на грани полного разорения – банкротства. И тогда Кремер предъявил бумаги, по которым имеет полное право вступить во владение галереей и считаться единственным владельцем. Он предъявил также доказательства того, что галерею невозможно будет спасти, если вновь придется с кем-то делить.

Таков был смысл сказанного этой дамой.

В диалог вступил наш юрист, и вскоре я полностью запуталась в этих положениях о налогах, декларациях, договорах. Наконец девица вынула тонкую папку из ящика стола и дала ее своему оппоненту.

Юрист замолчал и принялся рассматривать содержимое. Наконец вернул папку девице. Мы с Юлей тревожно переглянулись.

– Ну что, убедились? – спросила девушка.

– Да, – ответил он.

– В чем именно? – спросила Юля.

– Мне очень жаль, – сказала делопроизводитель Кремера, – но мой начальник уже оформил все бумаги, и теперь он единственный владелец галереи.

– Да когда же он успел! Ведь сейчас всего лишь восемь утра!

– Мне очень жаль, – повторила она, – но он успел сделать это еще вчера вечером.

Юлька обернулась к юристу.

– Это действительно так, – грустно подтвердил он, – все бумаги в полном порядке. Все совершенно законно. Мы больше ничего не можем сделать.

И тогда я сама решила посмотреть.

– Разрешите? – Я протянула руку к папке, лежащей на столе.

Все трое уставились на меня, их лица были красноречивее слов. Юлька: «Вечно она влезает в самый неподходящий момент!» Юрист: «Мало того, что меня выставили полным идиотом…» Девица: «Она что, еще и говорить умеет?»

Сотрудница Кремера протянула мне папку. Я стала рассматривать бумаги, не видя в них ни строчки, но сделав заинтересованное лицо. Я поняла все еще в машине, а именно: почему лгал Кремер. Теперь я думала, как это можно использовать. Очнувшись, я заметила, что все как-то странно смотрят на меня. Оказалось, что уже несколько минут я держу папку вверх ногами с озабоченным видом. Я вернула все в исходное положение, сфотографировала все документы и отдала папку девушке.

– Мы можем идти? – спросил юрист.

– Нет, – ответила я и повернулась к девице. – Я могу попросить вас об одной несложной и законной вещи?

– Да? – Ее удивлению не было предела.

– Вы не могли бы мне сделать копию выписки из договора о том, что Геннадий Кремер с сегодняшнего дня является владельцем галереи?

Брови девицы взлетели вверх. Я поспешила дать объяснения:

– Дело в том, что я направила в Верховный Суд ходатайство о смягчении приговора. Поэтому мне хотелось бы избежать упреков мужа, если он выйдет из тюрьмы. Я показала бы ему выписку и объяснила, что в потере галереи я не виновата…

Юлька, девица и юрист смотрели на меня, как на полную идиотку (сказать по правде, я сама чувствовала себя таковой). Наконец (после долгого молчания) девушка усмехнулась:

– Что ж, убедительно. Я могу продиктовать секретарше. – И вышла из кабинета.

– Что вы имели в виду? – начал юрист.

– Танька, ты что? – зашипела Юлька.

– Объяснений не будет, – отрезала я.

Вскоре юрист Кремера вернулась с копией. Спрятав в сумочку бесценную бумагу, вместе со своими спутниками я покинула контору.

– С вашего позволения я вас оставлю, – сказал юрист на ступеньках. – Мне было приятно познакомиться с вами, Татьяна, хотя я и не нашел смысла в вашей просьбе. Но тем не менее мне искренне жаль, что не смог вам помочь.

Мы с Юлькой пошли пешком.

– Может, ты объяснишь… – начала она, но я ее оборвала:

– Это доказательство того, почему лгал Кремер на суде. А лгал он, чтобы отбить галерею.

– Зачем ты это делаешь? Зачем тебе доказательства, что Кремер лгал? Это странно. Что ты задумала?

– Позже увидишь.

Вернувшись домой, я уселась с телефоном: собиралась позвонить одному человеку – к счастью, у меня сохранился его телефон, записанный при чтении очередных свидетельских показаний.

После третьего гудка сняли трубку.

– Говорит Татьяна Каюнова.

– Вы?.. – словно подавился собственным голосом мужчина.

– Мне нужно поговорить с вами.

– О чем?

– Вы не откажетесь со мной встретиться?

– Когда?

– Ну, например, сегодня, в четыре часа.

– Хм… Вы знаете кафе «Розовый фламинго» возле метро «Павловская»?

– Знаю.

– Буду ждать вас там.

Какое идиотское название – «Розовый фламинго». Кто выдумал эту несусветную чушь? Собираясь на встречу, долго рассматривала себя в зеркале. Это чудовищно – идти в модное кафе с ночной дискотекой, где сынки богатых родителей и новоявленные бизнесмены убивают свободное время. Соответственно обстановке я должна выглядеть шикарно – побольше яркой краски, открытый богатый наряд. В конце концов, я иду на встречу с человеком, сделавшим все для того, чтобы убить Андрея. Сегодня, разряженная и красивая, я буду сидеть в кафе, а где-то далеко мой муж сидит за решеткой. Спазм сжал горло, и я растворилась в глубинах невыносимой, отчаянной боли. Я не виновата ни в чем – другого выхода нет.

Кафе было забито до отказа, несмотря на раннее время. Полумрак с удушливым запахом сигарет и спиртного являл яркий контраст свежести теплого осеннего дня. Вот есть же на земле идиоты, подумалось, предпочитающие добровольно убивать свою жизнь в этом чаду. Через несколько минут (я ждала, пока мои глаза привыкнут к полумраку) я заметила высокого мужчину за столиком в глубине зала и направилась к нему, медленно лавируя среди множества людей.

За столиком у стены сидел бывший охранник, а ныне помощник менеджера художественной галереи на Перевальной Виктор Попов. Еще до разговора с Юлей я выяснила, что после суда Попов был уволен с прежней работы и оформлен помощником менеджера.

– Я был удивлен вашему звонку. Это странно. Что вам от меня нужно?

– Узнать, зачем вы стали обучать Кремера гражданскому долгу.

– Что вы имеете в виду?

– Разве я выразилась неточно? Наверное, следовало бы сказать: вместо того, чтобы воззвать к совести Кремера, принялся вместе с ним сочинять каннибальские планы того, как, дожрав косточки Каюнова, покрасивее отобрать галерею.

– Причем тут я? – развел он руками.

– Это ведь ваш план, не так ли?

– Нет, не мой! Я не знал, что он собирается сделать. А когда узнал, было уже поздно.

Попов был очень красив, на какую-то долю секунды я просто залюбовалась им. Дым клубился под потолком сизыми облаками.

– Зачем вы лгали на суде? Оплата была хорошей? И сколько же вам платили за слово?

Он ничего не ответил.

– А знаете, – сказал несколько позже, – я в вас влюбился сразу, как только увидел в новостях. Вы так отличались от всех намазанных тупиц… А в жизни вы еще лучше.

– Вот как? – Я пристально смотрела ему в глаза.

– Никогда не предполагал, что познакомлюсь с вами при таких обстоятельствах. Лучше бы этого не было. Может, поедем ко мне, там спокойно поговорим?

Я едва не расхохоталась.

– Вы все можете мне рассказать и здесь.

– Неужели вы его любите? – Глаза Попова встретились с моими. – Неужели вы действительно любите этого психа? Вы же красивы, с вами рядом достаточно мужчин, и…

– Ну конечно! Вы, например, достойнейший любовник. Мерзавец, клятвопреступник, сентиментально-слезливая тварь!

– Зря вы так!

– Мои отношения с мужем вас не касаются. Вы все барыши делите с Кремером? Неужели так выгодно с ним работать?

– Достаточно выгодно, – пожал он плечами.

– Так сколько стоят ваши свидетельские показания? Назовите цифру.

– Слушайте, чего вы от меня хотите? Зачем вы мне позвонили?

– Я хочу знать, когда Андрей вышел из галереи.

– В десять часов.

– Чушь! Он вышел позже, и вы это знаете! Во сколько?

– Почему вы считаете, что я должен с вами разговаривать?

– Потому что на суде вы лгали! А это подпадает под статью. Я направила прошения о пересмотре дела, и сейчас (это известно из верных источников, я ведь оформляла свои прошения не по обычным каналам) они рассматриваются. И, если будет повторный суд (а он будет!), показания ваши и Кремера сведутся к нулю, потому что очень легко доказать, что вы лгали только затем, чтобы отобрать галерею. И, уж конечно, Кремер выйдет сухим из воды. Не повезет именно вам – ведь, по его словам, вы первый стали утверждать, что Каюнов вышел из галереи в десять утра, именно вы подбили Кремера на эту ложь!

– Все ваши слова – бред сивой кобылы!

– Вам известно, кто я?

– Бывшая звезда. Вас уволили с «Городского канала».

– Что вы можете знать об этом? Вы знаете, сколько у меня денег и какие связи? Я могу купить вас с потрохами, могу купить десять таких галерей и засадить вас в тюрьму на всю жизнь. Вы думали, что я оставлю просто так весь произвол, творившийся в суде? Хорошо смеется тот, кто смеется последним! У меня деньги и связи, я уже почти добилась пересмотра дела!

– Я тут ни при чем.

– Вы наивны, как пять копеек! Неужели вы не понимаете, что Кремер способен на все! Он за все заплатит и останется на свободе – неужели вам это не ясно? И подставит вас так хладнокровно и спокойно, что вы и глазом не успеете моргнуть!

– Он ничего не скажет, – почти убедительно произнес Попов.

– Да бросьте! Вопрос в цене, а свидетели найдутся! Вот вы же нашлись. Почему же, чтобы подставить вас, Кремеру не подкупить свидетелей? И в полиции тоже люди работают, а денег у Кремера много – и станет еще больше.

– Никакого повторного суда не будет.

– А зачем бы, по-вашему, я стала с вами сейчас разговаривать? Если бы действительно ничего нельзя было изменить.

– Почему вы пришли без адвоката?

– Мне адвокат – зачем? Это вы по уши в дерьме! Думаете, вы такая важная персона, чтобы из-за вас отрывать от дел адвоката? Мне вас жаль! Вы попали в скверную историю как последний дурак. Нельзя же в вашем возрасте быть круглым идиотом! Вас сделали крайним. Кремер вас уже подставил. Неужели вы до сих пор этого не видите?!

– Что вы хотите?

– Когда ушел Каюнов?

– Я не могу этого сказать! – вздохнул он и отвернулся. – Кремер меня выгонит вон, если узнает. А на такую работу меня больше никто не возьмет.

– Почему?

– Я был судим.

«Ну все, возьму голыми руками», – мелькнуло в голове.

– Да что вы? Вот это новость! Это же все меняет! Короче, плевать мне на вас – я потребую ордер на ваш арест у прокурора по обвинению, во-первых, в даче ложных показаний, а во-вторых – в убийствах! Откуда кому знать, что Диму и других мальчиков убили не вы?

– Что вы несете?!

– А почему нет? Дима часто приходил в галерею, вы знали его в лицо. А вдруг вы маньяк? Извращенец с судимостью – да на вас теперь можно все повесить! И кто докажет, что вы не выходили из галереи? Кремер? Мой муж? Кто? Кремер пальцем о палец не ударит, чтобы вас вытащить. Вы – просто ходячий анекдот! Как же вы позволили так себя подставить? Да вы ничтожество, которое ничего не стоит! Теперь я знаю, кого можно подозревать в этих убийствах и кто еще до повторного суда станет подозреваемым номер один. Знаете, моему адвокату очень нужен был козел отпущения. Лучше вас на эту роль никого не найти…

Я встала из-за столика.

– Подожди! – Он с силой схватил меня за руку и усадил на место. – Подожди. Я все скажу.

– А мне плевать! Я вам уже предоставила шанс раньше, и вы, кажется, сделали свой выбор. Поезд ушел. – Я снова начала вставать.

– Я напишу, – прижал он мой локоть к столу.

– Что напишете?

– Ваш муж вышел в четверть двенадцатого!

Я достала из сумочки лист бумаги и ручку.

– Пишите! Там посмотрим.

От напряжения он покраснел. Было видно: этот человек не отягощен излишними интеллектуальными способностями. У меня он вызывал глубокое, неприкрытое отвращение. Настолько глубокое, что я с трудом могла сидеть рядом.

На его лице читалось все. Грязные делишки вместе с Кремером, такие же ничтожные, как и он сам. Мерзкие животные оргии с проститутками, устраиваемые этой троицей (Кремер, Андрей, Попов) в галерее. Везде – омерзение, пошлость, падение, грязь. Существа вроде него могут вызвать устойчивое отвращение к жизни. Наверняка это он уговаривал Кремера закрывать галерею и заказывать дешевых проституток по телефону прямо на работу. Он ведь был доверенным лицом…

Я знала обо всех тех мерзостях, которым так подвержены богатые люди. Андрей не был исключением. Но для самой себя делала вид, что предпочитаю не знать. Это стоило мне не одной бессонной ночи и вызывало горькое разочарование в жизни. Сейчас источник многих моих страданий, жалкий, испуганный, сидел передо мной. И (как странно!) в этой непростой ситуации я не испытывала к нему ничего – ни презрения, ни даже ненависти.

Он быстро застрочил. Я вся взмокла, платье прилипло к спине, страшно дрожали колени (к счастью, они были под столом и он этого не видел).

Я, Виктор Попов, бывший охранник галереи на Перевальной, сознаюсь, что на суде 15 сентября по делу Каюнова дал ложные показания. Утром 26 июля Каюнов вышел из галереи в 11:15 – я запомнил это точно, потому что сразу же после его ухода посмотрел на часы. Лгать меня заставил Кремер, взявший меня на работу в галерею. После того как стало известно, что Каюнов арестован, Кремер предложил мне солгать. Он сказал, что, если Каюнова приговорят к пожизненному заключению, галерея перейдет к нему по какому-то договору, он назначит меня помощником менеджера и доход мы будем делить пополам. Несколько лет назад я был судим за угон автомобиля, так что такую работу, какую предложил мне Кремер, больше нигде бы не нашел. Я подтвердил показания Кремера о том, что Каюнов вышел из галереи в 10 утра.

Число и подпись.

Я спрятала признательные показания в сумочку и встала.

– Что ж, благоразумие у вас осталось. Рада, что вы сказали мне правду.

– И все-таки жаль, что вы отказались пойти ко мне.

– Попов, – повернулась я к нему, уже готовая выйти, – вы боитесь меня, боитесь Кремера, боитесь тюрьмы, суда, даже моего мужа. А я не люблю мужчин, которые боятся.

– Разве ваш муж не такой?

– Какой он на самом деле, никто, кроме меня, не знает.

Домой я вернулась совершенно измученная и разбитая. Диму Морозова Андрей не убивал. Он вообще никого не убивал. Теперь я почти могла доказать это. Только почему-то, вернувшись, бросилась на диван и разрыдалась как последняя идиотка. Может, сказывалось сильное нервное напряжение или что-то другое? Этого я не знала. Но проревела до конца дня.