Текст книги "Если ты позовешь…"

Как-то, разбирая вещи, оставшиеся ей от Винсента Минсе, Сандрин нашла приглашение на бал в Версаль. Он принес его еще до своего отъезда. Отъезда, как сейчас уже оказалось, не имевшего обратной дороги. Приглашение было на два лица – месье Минсе и сопровождающую даму.

Винсент сказал, что это подарок. И что Сандрин может теперь хвалиться перед подружками, какой у нее знатный жених, демонстрируя такую красоту. Самому Винсенту карточка была не нужна, так как идти на бал он не собирался. И добавил со снисходительной улыбкой, что сама Сандрин, если захочет, может ею воспользоваться.

Конечно, это было своего рода издевкой со стороны Винсента Минсе. Так как было понятно, что простую портниху туда никто не пустит. Тем более что он не преподнес ей ни подходящего к случаю платья, ни украшений. Как думала Сандрин, он просто в очередной раз демонстрировал свое превосходство над ней.

Еще она подумала, что, даже если бы это было возможно, все равно не пошла бы туда с ним. На вечеринках Винсент Минсе вел себя совсем не так, как полагается воспитанному аристократу. Он бы не находился весь вечер с рядом ней, а просто оставил бы ее одну среди чужих людей. Да, она знала, что на балу не растерялась бы. Она любила светские приемы. Это была ее стихия. Она знала это общество, любила танцевать. Вот только Минсе об этом не знал. И поэтому его поведение, когда он оставлял бы ее среди незнакомых, как он полагал, людей, было совсем не мужским.

Еще одной причиной, почему Сандрин не приняла бы подобное приглашение, было опасение, что она встретит знакомых, которые узнали бы ее. Нет, это были не знакомые ее родителей или ее мужа. На балу могли оказаться ее подруги по школе. Они уже наверняка вышли в свет и стали его истинным украшением. Винсент явно не предложил бы ей ничего из подобающего случаю нарядов, чтобы более выгодно смотреться на ее фоне. А если так, на балу она была бы незаметной, серой мышкой. Но это не помешало бы им узнать ее. Занятия в школе предполагали множество превращений. И они могли помешать ей поговорить с королем, если им отдали соответствующий приказ.

Вспомнив свои мысли и чувства, когда Винсент вручил ей это приглашение, Сандрин вдруг расплакалась.

Но плакала она недолго. Видимо, слезы, почти каждую неделю проступавшие на ее глазах с тех пор, как она последний раз виделась с Анри Лекавалье, вдруг иссякли.

Посидев еще с четверть часа, она совершенно успокоилась и решила, что должна отдать это приглашение и другие вещи Винсента его матери. Сандрин рассудила, что никакого права на них она не имеет.

И тут жизнь преподнесла ей очередной подарок. Неожиданно мадам Минсе принялась ее уговаривать принять это приглашение и пойти на бал, сказав, что это самое малое, что она может сделать для нее.

– Ты так устала за эти месяцы с моим Винсентом, что тебе просто необходимо немного отвлечься, – сказала она. – А если у тебя есть какие-то мысли по поводу того, что скажут о тебе тамошние фифы, можешь не переживать. Я всем сообщу, что ты – моя дальняя родственница. А заодно это заткнет рты сплетникам, живо обсуждающим твои отношения с моим сыном.

Мадам Минсе также пообещала дать ей какое-нибудь красивое платье и туфли для бала. И даже украшения. И Сандрин согласилась. Предложение предоставить ей какой-нибудь наряд она приняла с радостью. Несмотря на то, что она сама шила, у нее не было нарядов, положенных для такого случая. Да и Винсент, и его семья никогда не делали ей таких дорогих подарков.

Только в этом случае ей нужно быть очень осторожной. Теперь ее могут узнать не только девушки, с которыми она училась в школе… А последнее было самым вероятным.

Еще больше ее убедила в этом встреча с директором школы. Сандрин увидела ее несколько дней назад, когда выходила из одного из магазинов тканей, находившегося в другом от ее нынешнего дома конце Парижа.

Магазин находился рядом с «Белой лилией», но туда ее направила Ивет Кератри, и отказаться поехать Сандрин не могла. Ее школа была настолько близко, что, добираясь сюда, она видела стену, ограждавшую сад вокруг нее. Было лето, и даже высокий забор не скрывал деревья, давшие высокий урожай в этом году.

«Прямо как в тот год, когда я уехала отсюда, – подумалось Сандрин. – В тот год, когда все началось».

Но сейчас, похоже, вся эта история подошла в развязке. Через несколько дней она увидит короля и сделает все, чтобы узнать о его роли в случившемся с ее мужем. Сейчас Сандрин снова чувствовала в себе силы, чтобы жить. Чувствовала, что может чего-то добиться. Именно сейчас, когда наконец-то оставила все и всех в прошлом.

Настоятельница удивилась, увидев ее, да еще в простом платье, отличавшемся от тех, что она могла бы себе позволить, учитывая положение ее семьи. Но все равно подошла к Сандрин и заговорила с ней, чем несказанно удивила Сандрин, хорошо помнившей те обстоятельства, при которых они расстались.

– Не ожидала когда-нибудь встретить тебя в Париже, Сандрин, – сказала настоятельница, оглядев ее критическим взглядом.

– Я тоже не думала, что когда-нибудь окажусь здесь.

– Тебе стоило бы быть осмотрительнее. Я же предупреждала тебя! – Голос директора был строг.

– Мне нужно на что-то жить, а в Париже можно найти неплохую работу.

И пусть Сандрин лукавила, – ведь в Бордо она зарабатывала больше, и была сама себе хозяйкой, – но она еще помнила, чему обучалась. Да и навыки актерской игры, которые получила в школе, довела за последние годы практически до совершенства.

– Я тебе говорила, ты могла бы стать украшением двора, но ты сама определила свою судьбу. Могла бы оказать тем людям небольшую услугу, и тогда бы я убедила их дать тебе новое задание. Но после того, что ты сделала, уже никто не сможет тебе помочь. Многие девочки из тех, кого ты знала, заняли завидное положение. А ведь ты была лучшей из них, – произнесла настоятельница, с сожалением покачав головой.

– Мое воспитание говорит о том, что человек, идя к своей цели, должен, прежде всего, руководствоваться принципами. Люди, у которых они отсутствуют, не достойны уважения и помощи. – Сандрин смотрела прямо на собеседницу. Ее голос был тверд.

– Ну и чего ты этим добилась? Работаешь в услужении или вышла замуж? Работа не для такой девушки, как ты. Красивые наряды, украшения, балы и приемы, знатные вельможи, дворцы – вот твое призвание. А, видя твой наряд, я не могу назвать удачным ни твой брак, ни твою работу. Тебе следовало тогда послушать меня.

Сандрин разозлили ее слова. Даже в самые трудные периоды жизни она гордилась тем, чего достигла. И вот сейчас ей говорят, что ее труд все эти годы, когда она выбралась наверх из той ямы, где оказалась по милости этих людей, включая настоятельницу, ничего не стоит.

– Все еще может измениться, – сказала Сандрин, глядя настоятельнице прямо в глаза. – Жизнь очень непредсказуема.

Настоятельница вдруг словно что-то поняла, и в ее глазах мелькнул страх. Она придвинулась к Сандрин настолько, насколько вообще позволяли пышные платья дам, и шепотом произнесла.

– Даже не думай. Даже не думай, слышишь! Я тебя знаю. Не вздумай соваться в это осиное гнездо. Иначе беды не миновать.

Через мгновение она отстранилась от Сандрин и спокойным голосом сказала:

– Возможно, вы были правы тогда, Сандрин. И вам была уготована другая судьба. Судьба счастливой жены и матери. Думаю, вам стоит поработать именно в этом направлении. Если хотите, могу порекомендовать вас кому-нибудь. У меня есть на примете несколько неплохих кандидатур в Провансе.

– Нет, спасибо, – произнесла Сандрин. – В этом деле я считаю все советы излишними. Спасибо за предложение. Желаю вам успеха во всех делах.

С этими словами Сандрин сделала небольшой реверанс и отправилась в сторону мастерской, оставив настоятельницу в очередной раз гадать об истинном смысле сказанных ею слов.

Глава 19

И вот сейчас, спустя почти пять лет после потери мужа, Сандрин сидела у окна своего парижского дома и решала, как же ей быть дальше. Сегодня был ровно год, как она жила в Париже, на этой маленькой улочке, в доме напротив мастерской. Но этот город не смог снова стать ей родным, как тогда, когда она училась в школе.

На следующий день после встречи с настоятельницей Сандрин поняла, что за ней следят. И она еще не растратила свои навыки, чтобы понять это наверняка.

Это были уже другие люди, нежели тогда, много лет назад.

Лицо человека, следившего за ней, было скрыто полями шляпы и натянутым почти до самого носа шейным платком. Только вот его фигура показалась ей смутно знакомой… Она долго смотрела на него из-за шторы на окне спальни на втором этаже, но так и не смогла ничего вспомнить.

Простояв так около двадцати минут, Сандрин решила, что уже достаточно занималась глупостями, и неплохо бы приступать к работе. Она оставила свой пост у окна и отправилась в мастерскую. Больше сегодня она решила никуда не выходить. Работы было много, и Сандрин думала, что это как-то отвлечет ее от событий последних часов.

Но ее надежды были напрасны. Целый день, вышивая накидку для свадебного платья Аннет – свадьбу все же решили не откладывать надолго – она думала о разговоре с настоятельницей.

Возможно, она узнала не все. И ее муж сотворил еще что-то, что привело к таким последствиям, и даже спустя много лет эти люди никак не оставят ее в покое. Не может же быть, что причиной всему была просто зависть к богатству!

По ее мнению, все уже давно должно было забыться. Тем более что все это время ее никто не беспокоил, и слежки она не видела. Пусть она и скрывалась, но при этом прекрасно понимала, что, при определенном желании, все равно смогла бы найти. А последний год она вообще жила в Париже и свободно передвигалась по городу. Так какие же тайны были скрыты почти пять лет назад?

Теперь ей еще больше хотелось разобраться во всем. И она точно пойдет на этот бал в Версаль!

Только, для того чтобы отправится туда, необходимо забрать наряд из дома мадам Минсе. А, учитывая сегодняшние события, придется вести «хвост» за собой. Делать чего не хотелось. Очень не хотелось.

Занимаясь вышивкой, Сандрин нет-нет, да поглядывала на улицу, на тротуар. И каждый раз видела там человека, следящего за мастерской и домом, где она снимала квартиру. На его глаза все так же была надвинута шляпа, да и платок был на месте. Так что за целый день она так и не смогла увидеть его лица.

Перед сном она вновь посмотрела в окна – слежка продолжалась. Засыпая, Сандрин уже свыклась с мыслью о том, что нужно будет менять планы на жизнь с учетом приставленного к ней хвоста.

Но утром, выглянув в окно, она с удивлением отметила, что там никого нет. Не веря происходящему, Сандрин решила проверить это обстоятельство и пройтись до ближайшего магазина за пуговицами и нитками. Но нет – за никто за ней не шел. Хотя она очень внимательно смотрела по сторонам, полагая, что такие люди умеют неплохо скрываться.

В последующие дни все было так же спокойно.

Закончив накидку для Аннет, Сандрин отправилась в поместье Минсе. Бал должен был состояться уже завтра, и ей требовалось срочно забрать платье. Но ехать за ним специально она постеснялась, боясь показаться навязчивой. К тому же мадам Минсе к этому времени могла изменить свое решение взять ее на бал. Тем более что со дня похорон ее сына прошел уже целый месяц.

Сандрин надела красивое платье, пусть и сшитое из недорогой ткани. Темно-синий французский атлас без рисунка, с белыми кружевными манжетами на длинных рукавах и белым же кружевным воротником, открывавшим шею.

Совсем не то простое коричневое платье без украшений из грубого сукна, в котором она приходила в этот дом.

На удивление, в доме Минсе ее встретили приветливо и даже пригласили к обеду, – чего до этого не наблюдалось. А мадам Минсе даже сделала ей комплимент, сказав, что Сандрин очень молоденькая и хорошенькая в этом наряде. И даже кажется похожей на дочку какого-нибудь обедневшего дворянина. Не слишком высокого ранга. Барона, возможно… или даже виконта. И что, мол, теперь она разглядела в ней то, что так привлекло ее сына, Винсента Минсе.

Сандрин улыбнулась про себя, представив, что было бы с мадам Минсе, узнай она, что, разговаривая с Сандрин, она общается с женой маркиза, но промолчала. И начала подозревать, что, надень она наряд чуть получше, скрыть благородное происхождение будет сложнее. Но сегодняшний наряд был просто необходим: она должна была убедить этих людей, что она умеет вести себя в обществе и не станет на балу белой вороной. И слова мадам Минсе были вполне логичны. Действия Сандрин как раз и были направлены на то, чтобы мадам сделала подобный вывод.

Но в свете последних событий Сандрин опять стала подозрительна, обращая внимание даже на незначительные вещи и пытаясь уловить тайный смысл во всем происходящем и сказанном. И ее подозрительность к концу обеда дошла до того, что она решила даже, будто мадам Минсе находится в сговоре с тайной службой короля.

За обедом, состоявшим из тарелки свежих нарезанных овощей и огромного свиного окорока, артишоков, жареных в большом количестве сливочного масла, мясного рагу с томатами и баклажанами, приправленного базиликом, со свежеиспеченным хлебом, – на горячее, и с любимыми мадам Минсе фруктовыми пирожными с взбитыми сливками и несколькими видами сыра на десерт, хозяйка дома настояла, чтобы Сандрин собиралась на бал в поместье Минсе вместе с ней и Аннет. Даже большое количество съеденной вкусной еды не смягчило ее характер. Возражений она не принимала, заявив все это безапелляционным тоном. Перечить ей Сандрин не осмелилась. Ей слишком нужно было попасть на этот бал, чтобы остановится в шаге от осуществления задуманного. А, если она правильно поняла характер мадам Минсе, одно ее неосторожное слово могло заставить ту изменить решение взять Сандрин с собой.

И, надо отдать должное мадам Минсе: с ее уст слетали действительно убедительные аргументы. Она пригласила одного из лучших парикмахеров в городе, точно знающего, какие прически самые модные в этом сезоне. У нее несколько горничных, разбирающихся, как правильно надеть платье. И уж у них-то точно имеется карета, в которой не стыдно показаться на балу! Не идти же Сандрин пешком до Версаля, в самом деле. Конечно, она может отправить всех этих людей и к Сандрин домой… Но, если Сандрин, одевшись к балу, будет добираться из своего жилища до дома Минсе, то может повредить и прическу, и платье. И усилия стольких людей будут напрасны. Да и не нужно знать всем, в каких условиях живет Сандрин, ведь мадам Минсе представит ее как свою родственницу. Как бы горничные ни дорожили местом, а парикмахер – клиентками, узнав, как живет родственница одного из самых уважаемых семейств, молчать не станут. И живо разнесут эту новость по всему Парижу.

Как бы ни хотелось Сандрин собраться самой, она понимала, что замарашку на бал не пустят. Чтобы одеться у нее будет не так много времени – Ивет Кератри обещала отпустить ее пораньше всего лишь на два часа. А всех ее умений вряд ли хватит, чтобы надеть бальное платье и сделать соответствующую случаю прическу за такое короткое время.

За обедом и разговорами время пролетело незаметно, и из дома Минсе Сандрин уходила уже вечером. А завтра днем должна была прийти сюда вновь, чтобы подготовиться к балу.

По дороге домой, с комфортом передвигаясь на любезно нанятом для нее на этот вечер семьей Минсе экипаже, Сандрин размышляла, что жесткий характер сыграл с мадам Минсе злую шутку.

Она не терпела возражений в семье, считая свое мнение единственно верным и правильным, и пресекала любое неповиновение ее указаниям. И слуги, поняв истинное положение дел в доме, полностью ей подчинились. Она не любила своего безвольного и никчемного мужа и боготворила детей. Только вот любовь ее проявлялась по-разному. Она запрещала дочери любые действия без предварительного своего разрешения, боясь допустить что-то, что может бросить тень на ее честь и не позволит в будущем удачно выйти замуж. И позволяла сыну все, что тому вздумается. Она возлагала большие надежды на Винсента Минсе, полагая, что, когда тот вырастет – встанет на место главы семьи.

Но этот расчет оказался не верен. Винсент Минсе, над которым с рождения тряслись несколько слуг и собственная мать, выполняющие любые капризы и возводящие в ранг беды мирового масштаба любую его болячку, будь то разбитая коленка или простой чих, вырос избалованным и капризным, до конца жизни думающим только о собственных желаниях.

А ее дочь, устав от бесконечной опеки, была готова выйти замуж за кого угодно, лишь бы уехать из родного дома. На ее счастье, первым, кто сделал такое предложение, был мужчина спокойный и добрый. Искренне переживающий за нее, интересующийся мнением своей будущей жены и заботящийся о ее благополучии. А ведь все могло получиться иначе, и Аннет сменила бы одного деспота в семье на другого.

Как бы там ни было, Сандрин понимала переживания мадам Минсе в отношении дочери. Крайне неудачно выйдя замуж, она боялась, что Аннет повторит ее судьбу. Что дочь совершит нечто такое, что не позволит ей найти мужа по своему выбору, и ей останется только идти замуж за мужчину, подобного ее отцу. И мадам Минсе решила всеми силами противостоять этому, бесконечно поучая дочь как более старшая, а, следовательно, более опытная дама.

Ко всему прочему, Сандрин было жалко мадам Минсе. Она была красивой и образованной женщиной, веселой и смешливой в юности. Просто когда-то она сделала неудачный выбор, повлиявший на всю ее дальнейшую жизнь. Если бы мадам Минсе могла развестись с мужем, то, несомненно, стала бы более счастливой. Но разводы в этой стране, да еще в тех кругах, в которых вращалась мадам, были чем-то противоестественным. И потому ей приходилось мучиться с таким вот неподходящим мужем. А характер мадам Минсе просто определили эти обстоятельства: с таким безвольным мужем по-другому жить она бы не смогла. Кто-то должен был руководить слугами, вести хозяйство и держать дом. А также добывать средства на существование своей семьи. Немалые, надо сказать, средства, так как в этой семье никто не привык жить на пару ливров в месяц.

Уже подъезжая к своей квартирке, Сандрин задумалась об Анри Лекавалье. С ним бы ее жизнь явно отличалась от того, что она видела в доме Минсе. Он точно был главой семьи. Той стеной, за которой не страшны никакие невзгоды. Как жаль, что он погиб… Но она должна, просто обязана до конца выяснить, что же произошло. Завтра она сделает все, чтобы у нее появилась для этого возможность. И пусть рассвет неумолимо приближался, впереди был почти целый день, чтобы подготовиться ко всему, что могло произойти на балу.

Поспав несколько часов, Сандрин отправилась на работу.

Механически подшивая подол у свадебного платья одной из клиенток из желтого, почти золотого цвета шелка, она все думала о предстоящем бале, но так и не смогла сама себя заверить, что сегодня все закончится благополучно. И она без помех отправится к родителям в британскую Северную Америку – Канаду, центр Новой Франции.

Как и было велено, к дому мадам Минсе она приехала сразу после обеда. Правда, чтобы успеть к назначенному времени, ей пришлось потратиться на экипаж, так как подол занял у ее чуть больше времени, чем ожидалось. А мадам Кератри никак не хотела отпускать Сандрин, пока та не закончит работу.

В доме Минсе уже царило радостное оживление, всячески поддерживаемое Аннет, обожавшей все балы и приемы без исключения.

Парикмахер уже колдовал над прической мадмуазель, и она восторженно щебетала.

Сандрин смотрела на парикмахера и понимала, что ей категорически не нравится создаваемое им. Она никогда не любила высокие прически и огромные платья. Да и количество наносимой на волосы и лицо пудры находила просто чудовищным. Так и совсем без волос остаться недолго. А кожа на лице приобретет серо-зеленый оттенок, никогда не видя солнца. Может, не так она и прогадала, отказавшись от карьеры, уготованной ей королем и настоятельницей.

Мадам Минсе увидела Сандрин, стоявшую, по ее мнению без дела, и тут же распорядилась позвать еще горничных.

Когда те прибыли, Сандрин раздели до корсажа и надели платье. Одевая его, одна из горничных сделала ей комплимент, сказав, что у нее кожа, совсем как у молоденькой девушки, и очень тонкая талия. Сандрин улыбнулась: «Молоденькой». По меркам высшего света она была уже совсем взрослой.

А мадам Минсе – она родила своего первенца, Винсента, в семнадцать, и сейчас ей был всего сорок один год. Но она была, по общему мнению, почти старухой. На всех увеселительных мероприятиях ей полагалось стоять в сторонке, в кругу таких же дам, и блюсти моральный облик своих дочерей, внучек, племянниц или других молоденьких родственниц.

Даже Сандрин в ее возрасте не очень-то полагалось веселиться. А ведь ей совсем недавно исполнилось двадцать четыре! Но все вокруг удивлялись, когда узнавали, сколько ей лет, полагая, что ей никак не больше восемнадцати. А ведь сейчас ей было как раз столько, сколько ее мужу в том возрасте, в котором он погиб.

По мнению Ивет Кератри и девушек, работавших на нее, Сандрин уже давно пора было закончить носить траур по мужу и завести семью и детей. Только вот выйти замуж ей после смерти мужа не предлагали. Да, она вела образ жизни, полагающейся безутешной вдове, и не водила знакомств с мужчинами. Да и, если честно, была настоящей затворницей. Для всех вокруг она делала это потому, что так положено в современном обществе. И только сама Сандрин знала истинную причину подобного образа жизни.

Да и предложи ей кто-то брак, согласилась бы она? Ведь она до сих пор сравнивала всех с ним, с маркизом Анри Лекавалье. И все они проигрывали ему.

Кроме того, бесконечные войны, в которые ввязывалась корона, завоевание новых земель унесли жизни многих мужчин. Ате, кто остались, могли выбирать. Всем хотелось жениться на молоденькой, невинной девушке. А она была для всех вдовой и, хотя и до сих пор невинной, но оставшейся верной своей истории о погибшем муже-офицере, придуманной несколько лет назад.

Сандрин отвлеклась от своих мыслей и оглядела наряд, в который ее одевали горничные. Платье было прекрасным. Нежно-зеленое, с легкой вышивкой из сиреневых и золотых цветов. Оно принадлежало Аннет. Девушка даже успела надеть его пару раз, но от этого платье не потеряло своего очарования. Это платье было нарядом для молоденькой девушки и казалось простым. Но кажущаяся простота была обманкой. Только человек, ничего не понимавших в нарядах, мог бы посчитать его дешевым. Остальные легко поняли бы, что платье сшито из высококачественного индийского шелка, стоившего очень и очень больших денег. Вышитые желтые цветы были выполнены из нитей, содержащих золото, а часть сиреневых лепестков – из маленьких кусочков аметиста. Платье удивительным образом подчеркивало красоту Сандрин и делало ее моложе настолько, что она казалась глупенькой, неискушенной дебютанткой.

На лучшее Сандрин и не рассчитывала. Шелк не был тяжелой тканью, да и камней было не так уж и много, и она подумала, что сможет быстро передвигаться в нем при необходимости.

Но, когда Сандрин сделала шаг, то поняла, как ошиблась. Видимая легкость платья оказалась обманчивой. Она чуть не присела от его тяжести. И как только она могла не просчитать тяжесть платья, задумывая свой план! Она к такому не привыкла. В состоявшем из нескольких слоев юбок платье было не развернуться. Сандрин, конечно, шила такие и представляла, сколько они весят, но никогда не надевала их на себя. Когда она была еще богата, то была слишком молода, чтобы надевать платья, расшитые золотом и камнями. Да и на королевских приемах, требовавших особых нарядов, ей тогда бывать не приходилось. А сейчас ей просто некуда было выйти в таком. Как ходить в этом платье, тем более – танцевать? А как можно отбиться от ухаживаний назойливых кавалеров, когда ты и повернуться-то в нем не можешь! Единственная радость – юбка была столь велика в обхвате, что никто и близко не смог бы приблизится к одевшейся в такой наряд даме.

Аннет увидела ее замешательство, и Сандрин пришлось признаться, что платье слишком тяжелое. Аннет согласно кивнула и сказала, что да, платье тяжелое, но если подумать, то просто нужно немного времени и определенная сноровка, чтобы ходить в нем.

Сандрин была того же мнения. Только, вот, эта сноровка ей нужна была немедленно, и она решила немного походить в нем, чтобы привыкнуть. Но, как только ей стало казаться, что она уже вполне может бегать в платье, мастер начал возводить на ее голове что-то похожее на маленький замок, с башенками и окошечками, цветами у входа и обвитым плющом стенами. От происходящего с ее волосами Сандрин пришла в ужас. Прическа состояла не только из ее волос, бывших достаточно длинными – на десять сантиметров ниже лопаток, но из искусственных прядей, каких-то дощечек, заколок, державших прическу, и живых цветов. И даже части плюща. Да еще волосы были присыпаны пудрой. Ее было столько, что о натуральном цвете ее волос никто и никогда бы не догадался.

Сандрин тут же решила, что разберет все это, как только попадет домой. И поделилась с мастером своими опасениями, что, возводя такие прически на каждое событие или прием, недолго и без волос остаться. Но тому явно не понравилось ее замечание.

Он скривил губы и едко заметил, что он в этом гораздо больший специалист, чем она. «Может быть, в провинции и принято ходить неухоженной грязнулей, но вы попали в приличное общество и идете на прием не к кому-то, а в королевский дворец, – сказал он после ее замечания. – И раз уж Богу было угодно привести вас ко мне, я сделаю из вас настоящую красотку».

И, хотя Сандрин считала, что выглядит намного красивее, и уж тем более – здоровее многих дам, которым ей приходилось шить платья, и которые нещадно пользовались всеми современными методами «достижения красоты», придуманными такими мастерами, она пропустила эту едкую тираду мимо ушей, изобразив лишь благодарную улыбку и пробормотав что-то вроде «да-да, конечно».

Наконец приготовления были закончены, и дамы погрузились в карету, которую лошади немедленно потащили в сторону Версаля. Учитывая трудный день, наполненный работой и бесконечными сборами, путь туда показался Сандрин вечностью.

Да еще поездка в карете, между двух дам, облаченных так же как она, в платья немыслимой величины, с огромными прическами, окруженных ореолом всевозможных косметических средств, была тяжелым испытанием. И Сандрин была рада выбраться на воздух, когда они, наконец, приехали.