Текст книги "Генетическая история философии со времен Канта. 1852"

Шельвер – сторонник идеи априори среди чистых натурфилософов и, таким образом, составляет полный контраст с Океном, эмпириком среди них. Шельвер постиг ступенчатую меру всей эмпирической жизни в ее необходимых шагах возникновения и распада в схеме из семи ступеней, своего рода пифагорейской тетрактиде, не обобщенной, а полностью априорно построенной. Эта схема настолько оригинальна, что кажется выведенной не из какой-либо более ранней априорной системы, а из самой природы, подобно схемам Окена, но с той разницей, что эта попытка была сублимирована в образец чистой логики.

Шельвер был также одним из самых ревностных магнетизеров своего времени. Теорию магнетизма он ставил в тесную связь с основными идеями наукоучения, из которых любил черпать, обходясь без идей Шеллинга. Для него магнетизм – это абсолютный идеализм в проявлении, повышенное проявление всеобщей самосозидающей деятельности на манер организующего инстинкта, как освещенный инстинкт, освещенный сознанием. Там, где это проявление организующей активности усиливается с помощью магнетического воздействия, тогда, насколько простирается эта атмосфера или этот магический круг, неорганическая активность полностью подчиняется власти организующей.

Жизнь входит в продукт как его выход. В этом выходе она умирает, завершает себя, находит свой предел и в этом отношении оказывается вне жизни. Такая мертвая жизнь называется телом или трупом. Из этой границы жизни проистекает все, что является фиксированным и неизменным. Неизменные границы тел, размеренные формы, фиксированное направление движений, разделение и композиция являются выражением позы, единства и смерти. Царство смерти – это граница жизни, форма тела, и поэтому она стоит в центре самой жизни как ее фиксированный порядок и поза.

Этому принципу закостенелости противостоит принцип развития и текучести. Но то, что еще полностью «решено и не имеет предела, также еще не является живым, а только стоит перед жизнью или в начале жизни. Его следует мыслить как совершенно неопределенную, беспорядочную, беспокойную активность и бесконечное бытие. Жизнь получила от него активность, которая порождает в ней развитие времени, сама не будучи им. Скорее, это сила растворения и разрушения наличного бытия. Из твердой, лишенной связей с другими формами природы структуры земли молодая сила вырывается дикой и сырой. В безудержном смятении кроется свободная, ничем не ограниченная жизнь свежей юности. Она должна оттолкнуться от всего, все перевернуть и опрокинуть. Свежая сила растения гонит сырой сок в рост, враждебно отталкивая старые образы, пуская свежие ростки, всегда нарушая меру. В животном царстве душа становится все более дикой, все более необузданной. Буйно стремясь к любой свободе, она устремляется к человеку, самому страшному чудовищу, нашедшему ключи к хаосу.

Гонимая взад-вперед между двумя своими границами, как между двумя смертями, жизнь пребывает в вечной трансформации, витая между покоем и активностью, ограничением и свободой, вечностью и временем. Смерть одного – это воскресение другого. Когда сила умерла и воцарился покой, последняя вновь бросает вызов мертвым силам, через что сама погибает. Таким образом, из смерти одного возникает жизнь в другом, а из жизни одного – смерть в другом. Жизнь – это постоянное стремление сохранить себя, иметь то, чего у нее нет, чтобы всегда иметь то же самое. Если она находится в пределах, то требует свободы против них. Если она свободна, она требует ограничений. Это отношение самосохранения жизни в ее трансформации называется душой. Душа – это мера и чередование покоя и активности, сна и бодрствования. Когда она засыпает, она увлекает свободные силы вниз, в царство вечных уз. Когда она просыпается, ее активность вырывается в невидимый теперь магический круг ночи. Эта вечно генерирующая трансформация, которая проводит одно через другое, есть божественная справедливость, равновесие между ограничением и свободой или материей и силой.

Но как только жизнь переходит из этого равновесного состояния в неравенство закона и свободы, то покоясь в одном, то в другом, она начинает двигаться. Только когда равновесие нарушается из центра или из души, мы говорим, что жизнь проявляется или выражает себя. Свобода сжимается, пока не превращается в деятельность закона, а покой должен умереть, пока сам не станет ограничивающей силой. Созданный таким образом центр уже не является простым приостановлением, но и приобретает власть над противоположностями, поскольку связанное действие и активное ограничение стали полностью едины. Подвеска приобретает способность колебаться, принимать решение либо в пользу преобладания тела, либо в пользу преобладания силы, и таким образом, благодаря неумеренности и односторонности, ввергать себя в опасность упадка и распада. Контраст, который жизнь устанавливает таким образом, – это секс. Если она погружается в телесность и спокойствие получения, ее называют женским существом. Если же она рвется наружу ради себя самой, с противоположными инстинктами против данности, ее называют мужским существом.

Жизнь имеет в себе почву, из которой она движется, и поскольку ее движение приводит к одностороннему появлению, ее центр, из которого она появляется, выходит за пределы появления индивидуального существа. Жизнь постоянно порождает почву, из которой она появляется, и вновь и вновь достигает своей цели из новой почвы. Достигнув таким образом жизни через смерть, она вступает в смерть самой себя, чтобы из своей бесконечности перейти в свободное движение от самой себя. Множество тел земли, в каждом из которых решает всеобщее безразличие, – это лишь видимость и образ, движения, которые когда-то происходили в земном хаосе. Только тогда мы говорим, что жизнь земли произвела их, когда видим, что она сама, снова и снова безразличная к своей работе, также разрушает ее и позволяет ей возникнуть заново, чтобы быть хозяйкой своей видимости. Свойство Бога, которое перебрасывает все, что возникло из его сущности, обратно в становление и само является сменой возникновения и исчезновения, называется любовью – Бог, который всегда возвращается из исчезновения, всегда становится. Любовь состоит в том, что объединенное ищет объединенное, радуется ему и принимает его. Любовь не уклоняется от смерти и не боится ее, но переживает ее и умирает снова и снова, чтобы сделать смертное бессмертным, воскрешая его снова и снова. В любви разделенные полы сливаются в одно существо. Двое – в одном, а один – в двух.

Это Единое – основа новых существ. Оно всегда присутствует в жизни, но может появиться из нее только тогда, когда саморазделение жизни будет объединено. В любви каждый пол притягивает к себе свою противоположность в той же степени, в какой он отдает свою часть. Любовь пробуждает мертвое, которое каждый пол нес в себе, и оба становятся свидетелями того, что до сих пор скрывалось в них самих. Поэтому чем больше жизнь отбрасывает особенность порождать содружество, тем больше она втягивается в божественную любовь и становится свидетелем неизменной сущности.

Когда полы из любви отворачиваются друг от друга, их сплетение растворяется, и центр, ставший им, возникает как существо. Смертное и бессмертное, которые были пронизаны друг другом в любви, отделяются друг от друга. Каждое творение происходит в этом живом разделении, разделении, в этом разрезе, в этой боли умирающей похоти. Любовь была самовозрождением из одностороннего инстинкта в двойное существо (в распад инстинкта). Создание нового существа – это самоуничтожение двойного существа. Только то, что может убить себя, может возродить себя из своего собственного разрушения. Таким образом, и в этическом плане жизнь должна, отталкиваясь от всеобщего или человеколюбия, снова и снова сужаться и уходить в конкретику индивидуальных потребностей непосредственного настоящего, если она хочет создать что-то прочное. Идеал приносит свои плоды только тогда, когда он становится верным трудом в непоколебимой силе и сдержанности, когда любовь и желание к работе переходят в усилие и усердие. Ибо всякое творение – это выход жизни из своего основания в свое присутствие.

Единство сущности, которое после зачатия оставалось центром между двумя, теперь вновь разделенными, само берет на себя это разделение, решаясь на один из двух полов. Полы кружат вокруг центра, рожденного в мир как их собственный, и этот центр стоит в их кругах как их собственный. Эта троица теперь называется отец, мать, ребенок. Родители делают ребенка своим существом, и это делает их творцами, объединяет их как центральное существо, в котором они видят свою любовь. Они работают вокруг и для ребенка, как для себя, их самоуничтожение ради другой души становится для них новой жизнью, воскрешением из могилы их любви. Это седьмая форма жизни, в которой она реализует себя, и называется откровением или природой. В той мере, в какой природа является завершенным процессом, завершенным событием, она называется историей.

Идея приводит к действию, но действие сначала приводит к идее и удерживает ее, углубляя. Так они кружатся друг вокруг друга, охватывая друг друга все теснее и теснее, исполняя и дополняя друг друга. Тот, кто хочет всего, не достигнет ничего; тот, кто хочет только одного, постепенно достигнет всего. Когда идеал переходит от части к делению, части возвращаются к целому через то самое, что в них содержится.

Жизнь в семи формах жизни, в которой каждая форма является одновременно и средством, и целью, называется организмом. Первые три формы жизни, тело, развитие и сохранение, вместе со своими органами составляют первую часть организма, как забота, направленная на существование, органическое питание, индивидуальность. В четвертой и пятой формах, сексе и любви, индивид отдает свою самость инстинкту размножения и похоти. В последних формах, формах деторождения, сочетаются и самость, и взаимность. Если все формы жизни служат первой форме как внешней границе, возникает окаменевшая жизнь, земной организм. Если они служат развитию, то жизнь направлена на формирование, растительный организм. Если они служат сохранению, то все формы жизни подчиняются душе, животный организм. В жизни вида полноценный пол предстает в человеческом организме, а любовь как причина жизни указывает за пределы индивидуального существования на небесный организм, в котором разделенная жизнь уравнивается. Взаимопроникновение индивидуальности и рода, однако, образует организм понимания и разума, или духовной жизни.

И поэтому несомненно, что все сущее находится в самом интимном, самом тонком контакте друг с другом. Один дух, одна душа, одно существо, в котором нет разделения. Одна структура, одна жизнь, которая является единственной вещью, которая есть. В этом великом целом невозможно представить себе ни малейшей точки, которая была бы бесчувственной, холодной и безразличной внутри себя. Все это работает вместе в безмолвной любви и радости, предопределено друг другу и является единой живой гармонией, которая есть во всех путях жизни. В этом спокойствии все плывет вместе так тихо и беззвучно, вплоть до мельчайших деталей. В нем каждое уступает целому, и каждое действует в целом. В великом есть одно движение, но оно состоит из бесчисленного множества мельчайших действий. Вы должны были бы отправиться в это сокровенное тело становления и творения, которое подобно телу и в то же время им не является, и увидеть, как дух в своих собственных законах и предложениях устанавливает себя (как это кажется вам, его конечность) в самом себе. Затем вы услышите, как они держатся друг за друга, как их истины отходят и отступают друг от друга, движутся вместе, но в то же время расходятся.

Это первое актуальное тело и неразрушимое тело, дух в его вечных пропозициях, в его неизменной системе, в связности, жесткости, силе и факте. Моя истина, что 1 есть не что иное, как 1, и что 0 есть не что иное, как 0, и, таким образом, мое знание всего, что я знаю, более неразрушима, нерушима, неизменна, чем камень и железо». (Система общей терапии в принципах магнитного исцеления. p. 124 ff.)

О семи формах жизни. Франкфурт, 1817.

О тайне жизни. 1814.

Философия медицины. Франкфурт 1809.

Система общей терапии в принципах магнетического искусства врачевания. Франкфурт 1831.

К образу мышления, родственному шельверовскому: Windischmann (1775 – 1839): Ideen zur Physik, 1805. Ueber die Selbstvernichtung der Zeit, 1807. Philosophische Gespräche, 1808. Versuch über den Gang der Bildung in der heilenden Kunst. Франкфурт, 1809. Философия в ходе всемирной истории. Четыре тома. 1827 – 34.

Гёррес (1776 – 1848): Изложение физиологии, особенно органологии. Кобленц 1805 г. Афоризмы об искусстве, 1804 г. Вера и знание, 1806 г. История мифов в азиатском мире. Две части. История мистицизма. Две части.

Фридр Шлегель (1772 – 1829): Филос. жизни, в 15 лекциях. 1828. Филос. истории, в 18 лекциях. 2 тома. Вена 1829. philos. Лекции, в частности, по философии языка, 1830. philos. Vorlesungen aus den Jahren 1804 – 6, ed. by Windischmann, 1836.

Malfatti von Monteregio: Studien über Anarchie und Hierarchie des Wissens. Leipzig 1845.

H. Werner: Die Symbolik der Sprache, mit besond. Рассмотрение сомнамбулизма. Штутгарт 1841.

Если Окен и Шельвер формируют эмпирическую и спекулятивную крайности натурфилософии в такой степени, что в первой исследование теряет себя в индуктивной процедуре естественных наук, а во второй регрессирует к абстрактной позиции фихтеанства, то Штеффенс и Шуберт шагают в центр таким образом, что в них наиболее сильно проявляется плодотворное дыхание религиозного энтузиазма, дремлющего в натурфилософии. Таким образом, они одновременно формируют переход от чистых натурфилософов к спекулятивным теологам (таким, как Баадер и Шлейермахер) и в то же время с предпочтением принимают предмет психологии, с которым они сталкиваются на этом переходе.

В принципах своей натурфилософии Штеффенс, как и Окен, значительно отступает от Шеллинга, принимая свет за принцип времени, движения и двойственности, а гравитацию – за принцип пространства, покоя и тождества. Для него свет – это формирующий принцип, благодаря которому частное (форма) помещается в общее (в гравитацию как тождество сущности). Через гравитацию индивидуальное исключается в покой бытия в пространстве, а через свет – в движение становления во времени. Полюса первоматерии воплощены в химических веществах, северный полюс – в углероде, южный – в азоте. Это последние принципы, между которыми кислород и водород являются лишь переходными элементами. Все неметаллы можно проследить до двух минеральных рядов, которые перетекают в органические ряды растительной и животной жизни. Один из них – кальциевый, содержащий азот, другой – кремнистый, в котором преобладает углерод. Известковые остатки животного царства в окаменелостях и углеродистые остатки растительного царства в угольных отложениях, постоянное производство извести азотистыми организмами (животными) в раковинах и костях и производство кремнезема в растениях, основным материалом которых является углерод, являются признаками того, что тенденции к животному и растительному царствам активны в этих двух минеральных сериях.

Природа стремится к наиболее индивидуальному формированию через процесс организации. Это и есть личность или человек как совершенное психическое существо. Душа означает столько же, сколько личность или индивидуальность. Бог – это бесконечная личность. Растение – это еще не личность, а скорее целое семейство индивидуумов, вырастающих друг из друга и переходящих друг в друга, каждый из которых, таким образом, достигает существования для себя, хотя твердая оболочка неорганического, где господствует только общий закон и нет никакого конкретного инстинкта, уже прорвана. Царство растений представляет собой мир доминирующей репродуктивной силы в природе. С упадком этой силы в животном царстве раздражительность появляется как высшая стадия этого процесса. В низших классах животных (кораллы, полипы) несколько особей еще образуют, так сказать, общее животное, и именно здесь происходит наибольшее слияние родов. Затем происходит отделение жидкости от твердой части, формируется скелет. У насекомых к этому добавляется четкое сочленение всех частей. Затем скелет движется внутрь. Слепая жизнь инстинкта (преобладающая раздражительность) изгоняется в глубь физиологического процесса, и с преобладанием чувствительности наступает состояние бодрствования, в котором содержится предрасположенность к разуму. У позвоночных сон резко отделен от бодрствования. Наконец, раздражительная система завершается у птиц, чувствительная – у млекопитающих. Птицы – торакальные, или дыхательные, животные, млекопитающие – головные, или сенсорные. Вся жизнь насекомых – это почти исключительно метаморфоз (такой же, как у растений, только более членистый). У земноводных и рыб метаморфоз подавляется после детства. У птиц метаморфоз происходит из младенчества в яйцо, а у млекопитающих – из яйца обратно в утробу матери. Червь откладывает известковую массу, которую уносит с собой. Насекомое сочленяет свои остатки в роговой панцирь. Позвоночные вставляют его внутрь в виде костной системы, сохраняя при этом внешний кожный покров. У человека самая совершенная костная структура, но в качестве покрова – лишь его полая нагота. Против человека настроен весь мир, но в ответ он несет весь мир в себе. Все в нем отталкивается назад. Это центростремительная тенденция всей природы, которая хочет проявиться в нем. Он направлен на самого себя, и тот, кто стоит за себя, и стоит наиболее твердо, является самым индивидуальным образованием, самым настоящим человеком.

Вклад во внутреннюю естественную историю Земли. Фрейберг 1801 г. Основы филос. Естествознания. Берлин 1806.

Карикатуры на Пресвятую Богородицу. Два тома. Лейпциг 1819 – 21. Антропология. Две части. Вроцлав 1822.

Христианская философия религии. Вроцлав 1839.

Шуберт не столько противопоставляет себя Штеффенсу, сколько дополняет его. Его взгляд также опирается преимущественно на душевную жизнь творения в ее постепенных фазах развития, органы и конечности которой он видит уже в неорганической природе, но центр которой он видит в цветке растения. Центр цветка раскрывается из внутренней сердцевины живого растения, в которой в момент деторождения зарождается жизнь животного типа, с ее особыми желаниями и движущими силами. Момент этой жизни – быстро проходящий, смертный, потому что внутреннее движение еще не в состоянии многократно облечься в тот верхний элемент, в котором и через который только оно может постоянно обновляться и таким образом поддерживать себя живым, в элемент дыхания и атмосферы. В животном и в человеке то, что растение получает лишь на мгновение внутри себя, превратилось в постоянное тело, которое поддерживает себя в своей жизни и движении, соединяясь и облекаясь без остановки в жизненно важный элемент воздуха. Элемент воздуха, однако, сам по себе является лишь репрезентативным образом первозданной души вселенной на более низком уровне. Чем витализирующий воздух является для тела человека, тем первозданная душа (дух) является для его души, которая вдыхает его, как тело вдыхает воздух.

Но эта первозданная душа вселенной, из которой живет и питается человеческая душа, столь же активна и во всем остальном царстве природы, а именно в виде силы любви, которая организует и развивает все вокруг, или вседополняющего Дополнения, которое активно везде, где в природе есть недостаток, пробел или желание, или желания, сразу же входит в него, но который, в соответствии с уровнем бытия, на котором происходит этот процесс, облекается в многообразные репрезентативные формы, такие как магнитная сила притяжения, химическое сродство, половой инстинкт и так далее. Мощное влечение, подобное влечению жениха к невесте, влечет повсюду полноту жизни к недостатку, помощь к нужде, и целительная сила, проходящая через всю природу, восполняя недостаток отдельного человека, с самым мощным рвением стремится именно к сохранению самых покинутых, наиболее ревностно трудится для заботы о самых хрупких и несчастных. В этом вечном мировом порядке или (по Гераклиту) работе нисходящая тяга от верхнего единства к индивидууму и разделенности (как исполнение или дополнение) и другая тяга, восходящая от индивидуума к единству (как стремление). Это взаимное, встречающееся стремление – дыхание жизни, которое дало и поддерживает душе возникновение и бытие ее эффективности в явлении. Сострадание, устраняющее недостаток жизни, не имеет ни начала, ни конца; но недостаток имеет начало, и печаль – вчерашний день. Как душа возвышается над телом, так и любовь возвышается над индивидуальной человеческой душой еще до начала творения. Эта любовь – от вечности, устремление человеческой души к ней имеет начало. Как глоток воздуха существует до появления легких, которые его вдыхают, так и милосердное око Божие существовало до появления Я, которое просило этого ока. Поэтому религия – это самая непосредственная связь, соединяющая человека с Богом, как связь естественной потребности соединяет ребенка с матерью.

Чувства – это пища для души. Одно мгновение, наполненное живыми чувствами, – и слабая душа, неспособная к труду, получает новые силы и новое мужество; спотыкающиеся шаги становятся тверже, внутренние глаза снова смелеют, чтобы видеть. Голод всегда преследует следы жизненного принципа, тесно связанного с собственным; дело питания подобно прививке самоактивного одушевленного кусочка риса к другому стеблю, пропитанному родственным жизненным соком. Точно так же и чувства – это сущность, созданная самодействующей силой души из этого всепоглощающего психического элемента. Душа получает питательные элементы своего существа прежде всего через внешние органы чувств тела. Стремление человека постоянно видеть и чувствовать что-то новое – это жажда души, которая впитывает все больше и больше из того внутреннего мира форм и движений, звуков и цветов, который по разнообразию и богатству равен миру видимому, поскольку содержит архетипические образы, лежащие в основе образов, наблюдаемых в мире чувств. Это та же творческая сила, которая порождает внутренние образы и представления души в ее собственном кругу и которая породила видимые образования внешнего мира чувств. Этот мир идей, или мир воображения, действует как дополнение к чувственным впечатлениям, восполняя пробелы и недостатки, вызывая образ желаемого объекта там, где чувственный мир показывает недостаток, и тем самым направляя животное на путь поиска средств для его осуществления. Так, помогая и спасая, в духе человека поселяется творческая сила, благодаря которой создается вся видимость со всеми ее многообразными существами.

Существуют три основных направления внутренней активности, через которые душа проявляется в теле: сила формирования, сила чувства и сила движения. Телесная формирующая сила постепенно возвышается до самосозидающей силы воображения, животное чувство – до духовного познания, движение – до свободной воли. В формирующей силе высшее дополнение полностью поглощено ограничением индивидуального существования. В ощущении индивидуальная жизнь стремится влиться обратно в общий психический элемент, чтобы слить свое индивидуальное психическое существование как однородную часть с целым. В движении и воле происходит взаимодействие ощущения и лепки, открытия и закрытия. То, что душа совершает по отношению к самому первозданному духу, леллурианская природа совершает по отношению к представительному образу первозданного духа в низшей сфере, кислороду. В области неорганических веществ действие заключается в притяжении кислородного газа; в растениях – в его выделении и отталкивании; в животных – в облечении его в соответствующую телесную субстанцию. В случае с металлами это первый шаг к дальнейшему, более высокому и химическому взаимодействию с другими веществами, в котором они выражают свою притягательную силу по отношению к кислороду. Растение, с другой стороны, поглощает углекислый газ и воду в качестве пищи. Из них водородный газ и углерод остаются в смеси телесных элементов, а кислородный газ изгоняется. Для этого растению необходима помощь света.

У животных пищеварительный кишечный тракт и даже внешняя поверхность поглощают воду и углерод, а также азот. Воздух, выдыхаемый при выдохе и испарении, представляет собой кислородный газ, к которому животная жизнь притянулась своей собственной природой и который она усвоила. Верхний океан уже не имеет никакой притягательной силы против кислородного газа, который металлическая основа последующей породы выдыхала во время своего первого и единственного дыхания. Вот почему образования этого царства выглядят бездушными. С другой стороны, с возникновением органической жизни пробуждается притяжение верхнего океана сил против принципов конкретной жизни, а вместе с этим притяжением одновременно и постоянная циркуляция. Кислород постоянно высвобождается из растения под действием света и возвращается в атмосферу, откуда затем снова попадает в растение в другой форме. Принцип жизни, образующий органическое тело растения и животного, притягивается высшим, всемогущим центром без остановки, подобно тому как тяжелый камень притягивается центром Земли. Именно это влечение к элементам высшего, невидимого мира и единение с ними дает органической жизни силу постоянно выделять (изгонять) и постоянно обновлять не только кислород, но и все только что образовавшееся тело. Для растения высшее – это просто внешнее, высшее, которое действует на принцип жизни независимо и не смешиваясь с ним. У животного оно стало чем-то внутренним, что прикрывает собой нервы и мозг от более грубого телесного элемента и таким образом придает телу ощущение и движение. Твердое, тяжелое тело тем более неподвижно и неуправляемо против верхнего влияния жизни, чем сильнее гравитация и связность привязывают его к планетарному центру; живое существо тем более подвижно и свободно в управлении нижним миром тел, чем сильнее его притягивает верхний центр.

Телесная субстанция становится доступной для чувствующей и движущей силы души только в ее смерти, в ее распаде. Это везде смерть и растворение низшей формы облика, из которой прорывается высшая. Непреодолимое притяжение, мощное, как сила тяжести, низводит силы высшего существа к смерти низшего. Когда тело умрет, наша душа перенесется гораздо более свободным высшим путем в тот верхний круг жизни, который является бесконечным основанием, к которому стремится вся жизнь посреди конечного, подобно тому как центр земли является центром, к которому стремится падающее тело. Камень стремится к земле, из которой он был взят, частью которой он является; жизнь, живущая в животном, стремится к источнику жизни, из которого она вышла, чьим оттоком она является. Ибо это искра того познающего духа, той упорядочивающей мудрости, которой был создан мир, той же силы воображения и творчества, которая весной одевает землю разнообразными цветами и наполняет лес и луг живой толпой.

История души. Две части. Штутгарт и Тюбинген, 1830.

Четвертое издание. 1850.

Первобытный мир и неподвижные звезды. Дрезден, 1822.

Взгляды с ночной стороны естественных наук. Дрезден 1808. Третье издание. 1827.

Предчувствия всеобщей истории жизни. Три части. Лейпциг 1806 – 20.

Символизм сновидений. Бамберг 1814. второе издание. 1821.

Старое и новое из области внутренней психологии. Лейпциг 1816.

Зн. родственного круга мысли, как Шуберт и Штеффенс, перев:

Eschenmaier (1770—1852): Sätze aus der Naturmetaphysik, 1797.

Die Philos. in ihrem Ueberg. zur Nicht-Philosophie, 1805. Gespräche über das Heilige, 1805. Einleit. in Natur und Geschichte, 1806. Psychologie, 1817. Normalrecht, 1820. Religionsphilosophie, 1818 – 1824. Grundriß der Naturphilosophie. Tübingen 1852.

Ennemoser: Ueber die Wechselwirkung des Leibes und der Seele. Бонн 1825. Der Geist des Menschen in der Natur, oder die Psychologie in Uebereinstimmung mit der Naturkunde. Штутгарт 1849. Магнетизм в отношении к природе и религии.

Бартельс: Euchariston. Об отношении божественного мира к потустороннему божеству. Система. Набросок общей биологии. Франкфурт 1808 г. Физиология человеческой жизнедеятельности. Фрайберг 1809.

Z. Нихерс: Природа и дух. Основные принципы материи, магнетизма, гальванизма и электричества. Лейпциг 1850.

Кейпер и Клюц: Природа, человек, разум в их сущности и взаимосвязи. Берлин 1828.